Агония любви (гет)

Арис Окхарт никогда не любил свадьбы; на этом празднике он всегда был лишним — белой тенью, стоящей позади. И горло наполнялось горечью от того, что он никогда не укроет хрупкие плечи возлюбленной своим плащом и не принесёт брачных клятв. Он уже произнёс другие клятвы.

И слишком часто теперь жалел об этом.

Принцесса Мирцелла мягко улыбалась Тристану Мартеллу, глядя на него из-под пушистых ресниц, пока он держал её за руки. С её плеч волнами скатывался жёлтый шёлк с ярко горящим солнцем. У Ариса слепило глаза.

Он стоял позади неё, позабыв отойти после того, как доставил её к алтарю вместо отца, и уже не отходил. Он был её тенью и защитником слишком долго, чтобы хоть кто-то придавал ему за её плечом значение.

Теперь это время прошло. Принцесса Мирцелла Мартелл больше не была его маленькой принцессой. Корабль ждал в порту, чтобы на рассвете унести Ариса в столицу, которую он не видел уже пять лет. По приезде он очень скучал по ней, но сейчас он бы отдал всё, чтобы никогда не возвращаться туда и остаться подле Мирцеллы.

Только вот у белых рыцарей ничего не было, кроме клятв, сковывающих их плотнее тисков. Он был беднее нищего, просящего милостыню у септы, — у того хоть оставались собранные им деньги, чтобы напиться. Арис бы и попросить не смел. Не денег, любви, конечно. На неё он не имел права.

Принцесса Мирцелла улыбнулась ему оборачиваясь; и Арис подумал, что солнце, расцветающее на её плаще, очень ей подходит. Её улыбка освещала его день ярче, чем жаркие лучи дорнийского светила. И согревала по ночам.

Арис знал, что замёрзнет в столице. И дело было не в том, что зима так и не заканчивалась.

Он вновь оказался у Мирцеллы за спиной; она больше и не замечала его — за годы его шаги наконец стали действительно беззвучны. Сир Барристан гордился бы им, если бы не покинул гвардию уже так много лет назад. Иногда Арис думал последовать его примеру. Похитить Мирцеллу, сесть с ней на корабль и уехать в Браавос — их бы даже Варис не нашёл. Но потом он видел сияние её глаз, обращённое Тристану, и понимал, что не сможет сделать её несчастной в угоду счастью своему. Горло сводило спазмом, и он прерывисто выдыхал, отгоняя грёзы, сладкие, словно мёд, и красивые, будто баллада о любви. Они его упорно не покидали.

Если бы она не любила Тристана, всё было бы намного проще. Возможно, тогда у Ариса был бы шанс, которого не было теперь. Ему доставалось лишь тепло её дружбы, которое не давало ему иссохнуть, но не спасало окончательно, лишь продлевая жизнь.

Он был лишён и этой последней своей радости теперь, когда Мирцелла выходила замуж и ему нужно было вернуться назад — на службу к королю. К братьям, половину из которых он и не знал. Арис не знал, как это пережить.

— Потанцуете со мной, сир Арис? — Мирцелла скользнула из рук жениха ему на встречу, протягивая руку, увитую золотым браслетом в виде змеи. — Ну пожалуйста, — в её глазах золотистыми искорками веселья искрилась шутливая мольба. Арис поклонился, прижавшись губами к протянутым тёплым пальцам.

— Ваше желание — закон, моя принцесса.

Мирцелла нежно засмеялась, обнимая его за шею. От её прикосновений ему становилось нехорошо: он не хотел, чтобы она его отпускала, никогда.

— Вы кажетесь мне грустным, — сказала она, когда они встали друг напротив друга посреди площадки для танцев посыпанной песком. — Это из-за вашего отъезда? Может быть, останетесь ненадолго? Я напишу брату, что…

Арис бы остался навсегда. Он выдавил слабую улыбку. Но он не мог.

— Лучше не стоит тревожить его величество, моя принцесса, — сказал он. Ходили слухи, что король совсем обезумел. И его руки были по локоть в крови. Арис сомневался в их правдивости, и всё же…

— Но вы ведь можете меня навещать, правда? И я приеду в столицу на будущий год, — продолжала Мирцелла. Арис видел, что перспектива расставания с ним огорчала её, но не затмевала будущей жизни, залитой солнечным светом и любовью.

Арису хотелось улыбнуться ей в ответ, каким бы несчастным он себя ни чувствовал.

— Конечно, моя принцесса, мы будем часто видеться, — недостаточно часто для него, привыкшего видеть её каждый день и ловить блеск её взгляда каждую минуту.

Мирцелла обрадованно рассмеялась.

— Тогда улыбнитесь? Вы мой самый близкий друг, я хочу, чтобы вы веселились сегодня.

Как бы хотел Арис быть счастливым в этот день.

Он улыбнулся. Музыка затихала, подобно его надежде на счастье. Зато голос Мирцеллы звучал явственно звонко.

— Спасибо, — она приподнялась на цыпочках и коснулась губами его щеки — мимолётно и легко. А его словно ошпарило. — А теперь потанцуйте с кем-нибудь ещё, я хочу, чтобы вы веселились.

Она хотела, чтобы были веселы и свободны все в день, когда она была так счастлива. И Арис её понимал.

— Хорошо, — прошептал он ей вслед. Как он мог отказать ей в последнем её желании для него? Но лучше бы он стоял за её спиной и ловил исходящий от неё аромат малины, слушая переливчатый девичий смех. Вместо этого он положил руку на талию принцессы Арианны; в её глазах плескалось понимание. Арис не знал, как мог думать, будто любил её? Мирцеллу он любил во сто крат сильнее.

Любить Арианну было бы проще.

— Мне жаль тебя, сир.

Ему и самому себя было жаль. Особенно, когда затянули свадебный гимн, и он, подхватив Мирцеллу на руки, не дал другим мужчинам прикоснуться к ней и стянуть с неё платье. Он чувствовал, лучше уж Тристан справится с её одеждой сам. Сердце больно колотилось в груди. Напрасно Арис пытался успокоить себя вином и слабым утешением, что теперь-то всё кончено.

У него оставался лишь один путь — в покрытую снегом Королевскую Гавань. И корабль уходил на рассвете, оставляя солнце Дорна — его златоволосую принцессу — среди песков.