Весенняя страна (гет)

Я, словно бабочка к огню

Стремилась так неодолимо

В любовь, в волшебную страну,

Где назовут меня любимой…

<…>

Моя беда, а не вина,

Что я — наивности образчик.

Любовь — обманная страна,

И каждый житель в ней — обманщик.

Рязанов Э.А.

В далёкие времена, когда чародеи не таились от простых людей, жил в королевстве Камелот могущественный волшебник Мерлин. Мало сведений сохранилось о нём в наших старинных книгах; бледные отблески его великих деяний осели на страницах рукописей, вдохновили поэтов и художников. Можно подумать, что Мерлин был способен лишь на то, чтобы морочить головы добрым людям да делать запоздалые предостережения, а ученица его, Фея Моргана, была всего лишь злобной и распутной женщиной. Но дело обстояло не так, совсем не так! Существование рода человеческого было поставлено на кон, и из-за того от начала времён шла война между чародеями. И Моргана желала поработить весь мир, Мерлин же противостоял ей; и у обоих было много сторонников.

Вот какова была их история.

Однажды было Мерлину видение, что родится у короля Утера Пендрагона и герцогини Игрэйны, супруги герцога Корнуоллского, прекрасный сын; и прославит он Камелот, и немало поспособствует победе светлых сил. И потому не удивился чародей, когда прибыли к нему послы от короля Утера, занемогшего от безответной страсти к герцогине Игрэйне, и попросили помощи.

А между тем шла война между герцогом Корнуоллским и королём Утером; оборонял герцог Горлуа замок Террабиль, а супруга его, Игрэйна, укрывалась с дочерьми в замке Тинтагиль.

И вот однажды вечером сидела герцогиня за рукоделием и слушала, как поёт одна из её придворных девиц старинную песню о любви храброго рыцаря к прекрасной даме. Слушали песню и герцогские дочери — Моргауза, Элейн, Моргана и Вероника. Последней было всего восемь зим от роду, но слушала она, затаив дыхание, о чудесной любви; и мечтала о том дне, когда она вырастет и сама ступит в эту прекрасную страну, где её назовут любимой… Моргана, девочка тремя годами старше, думала о чём-то своём; а Моргауза и Элейн, уже взрослые девушки, были печальны. Они знали, что война между их отцом и Утером Пендрагоном идёт из-за того, что полюбилась королю их красавица-мать. Только не пожелала она становиться неверной женой, ибо обладала благородным характером и любила своего мужа, герцога Горлуа... Нет, не только счастье обещала страна любви!

Но вот песня оборвалась, и под стенами замка послышался стук копыт, заскрипел подъёмный мост — сам герцог Горлуа со своими верными рыцарями-советниками возвращался домой! Вот вошёл он в залу, где сидели в свете камина жена его и дочери. Моргауза и Элейн приветствовали его, а Вероника подбежала к нему и обняла, но он отчего-то не поднял её на руки и не подбросил в воздух, как делал обычно, а мягко оттолкнул. Не глядя ни на кого, герцог подошёл к Игрэйне и увёл её в свои покои.

Утром, на заре, Вероника слышала сквозь сон, как отец и его рыцари уезжали со двора. А через несколько часов в Тинтагиль прибыл скороход, и стало известно, что герцог Горлуа погиб под Террабилем — прошлой ночью.

И через много лет Вероника не могла вспомнить в точности, что происходило в эти дни; всё смешалось и спуталось в памяти. Ей казалось, что вот сейчас она ещё плакала в объятиях матери — и вот уже Элейн, торопясь, наряжает сестру к свадьбе герцогини Игрэйны и короля Утера. Пёстрой круговертью понеслись дни торжеств; отпраздновали свадьбу Моргаузы с королём Лотом Оркнейским, а Элейн — с королём Нантресом из Гарлота.

А потом настал день, когда мать, почему-то не глядя на оставшихся при ней дочерей, объявила им, что пора позаботиться об их воспитании; скоро они отправятся в монастырь к добрым монахиням, которые научат их разным книжным премудростям и целительскому искусству. Моргана топнула ногой и заявила, что не поедет ни в какую обитель, и бегом выбежала из покоев королевы. Вероника опустила глаза и сказала: "да, матушка".

Но в монастырь отправились обе. Моргана всю дорогу сидела надутая и молчала. Веронику это не заботило: они никогда не были дружны, Моргана вечно дразнила младшую сестру. Так что молчание этой язвы было даже кстати. Вероника тосковала и об отце, и о матери, и все усилия её были направлены на то, чтобы не разреветься. Но когда аббатиса встретила их ласковыми словами и погладила Веронику по голове, та всё-таки не выдержала и тихо заплакала.

Первое время обеим было трудно: Вероника грустила, Моргана злилась и с трудом подчинялась даже тем необременительным правилам, которые налагались на двух принцесс. Но вскоре дело пошло лучше: девочки они были умные и способные; успехи в учении, забота и любовь монахинь, размеренность жизни закрытого мирка примирили их с судьбой. Вероника молилась за упокой души отца, за здоровье матери, сестер и их детей, что появлялись один за другим, и это приносило ей утешение. Неизвестно, о чём думала Моргана, когда преклоняла колена рядом с младшей сестрой и произносила слова молитв, но поведение её стало образцовым; Вероника даже привязалась к ней — больше, чем когда они жили в родной семье.

Шли годы, и становилось ясно, что и Моргана, и Вероника обладают талантами настоящих волшебниц. Кроме того, они легко разбирали по-писаному, читали по-латыни, чуть ли не наизусть помнили все имевшиеся в монастыре травники, а также священную историю и жития святых. Они разбирались в лекарственных растениях и умели врачевать болезни и раны. Особенно раны — навык крайне нужный по тем временам. И вот пришло время настоящей учёбы — у великого чародея Мерлина.

— Это — волшебный круг. Здесь ты будешь постигать мастерство. Войди в круг, оставив всё остальное позади. Помни — войдешь в круг, назад пути не будет! — торжественно звучал голос наставника, и взгляд его был строг и серьёзен.

Пути назад уже давно не было. Подобрав шлейф, Вероника шагнула в волшебное пламя⁽¹⁾...

Зима сменялась весной, весна — летом, а лето — осенью; приезжали и уезжали из замка Мерлина ученики; кого-то он прогонял, кто-то уезжал сам, не выдерживая суровых испытаний. И становилось всё яснее, что нет у Мерлина учениц лучше, чем принцессы Моргана и Вероника; а из учеников, что обучались у него магии и рыцарскому искусству, сильнее всех были двое юношей, несомненно талантливых, но гораздо менее знатных. Звали их Бальтазар Блейк и Максим Хорват. И являлись эти четверо сильнейшими волшебниками в мире...

Ещё было ясно, что и Бальтазар, и Максим влюблены в Веронику по уши. И никому, кроме Мерлина, не было заметно, что Моргана исходит чёрной завистью к сестре; так что чародей не очень расстроился, когда самая старшая и самая сильная его ученица уехала к королю и королеве, дабы выйти замуж за короля Уриенса, правителя страны Гоор. Видел Мерлин, каким жестоким и недобрым было сердце Морганы, как жадна она была до власти, и сожалел он, что открыл ей многие тайны чародейского искусства. Но теперь, надеялся старик, она осядет в королевском замке, привыкнет помыкать рыцарями и придворными дамами, да беднягой Уриенсом; один за другим родятся дети, и мечта о могуществе и власти над всем миром поблекнет и забудется Морганой...

Но вот умер король Утер, и погрузилась страна в усобицы и распри; поднялись друг на друга бароны и рыцари. Вновь разразилась и война между чародеями, что шла с незапамятных времён, то затихая, то вновь вспыхивая адским огнём. Пришлось взяться за оружие и старику Мерлину, и юным ученикам его, и даже красавице Веронике. Спокойно принял этот долг Бальтазар, Макс Хорват же счёл войну весёлым приключением; нелегко было Веронике, нежной и доброй по натуре, вступить на военное поприще. Но их противники творили всякое беззаконие, убивали людей без счёта, поправ все правила и обычаи, кои чародеи уважали издревле, и дорог был каждый волшебник, который мог защищать род людской. И за многими преступлениями скрывалась Моргана, только никто пока что не подозревал этого, ведь была она хитра и вероломна, как змея.

А начались усобицы потому, что никто не знал о родившемся у короля Утера и Игрэйны младенце — единственном сыне царственной четы. Мальчик был зачат в ту памятную ночь в замке Тинтагиль, куда король явился в облике герцога Горлуа, заколдованный Мерлином. Ибо велел Мерлин скрыть рождение принца и отдать его на воспитание благородным людям, сэру Эктору и жене его. Сделал он так, поскольку сказали ему звёзды, что не проживёт ребёнок долго, если останется при королевском дворе и будет расти, как наследник престола. Кроме того, Мерлин сам собирался заняться его воспитанием, уверенный, что родится этот ребёнок чародеем. Однако случилось не так; не имел юный Артур волшебной силы, но в остальном рос славным мальчиком. И вот на турнире в Гластонбери вытащил он из камня зачарованный меч, о котором было пророчество; и стало ясно, что явился новый король Камелота.

Долго не могли убедиться в том бароны и рыцари; короли Лот, Нантрес и Уриенс, не думая долго, пошли на него войной. Но Артур, при всей своей молодости, был силён и храбр, и верные сторонники его были славнейшие рыцари, да и мудрые советы Мерлина немало помогли юному королю; так что разбил он неприятелей наголову. И стали отныне эти короли на его сторону, и прибыли в Карлион, столицу Камелота, со своими дворами и семействами.

Настало и в войне чародеев перемирие; приехал к королю Артуру и чародей Мерлин вместе с учениками. Впервые за долгие годы встретилась Вероника со своими замужними сёстрами, королевами близлежащих государств, и не очень радостна была эта встреча: стали они друг другу совсем чужими. А королева Игрэйна, собрав вокруг себя красавиц-дочерей, по-своему была опечалена: ни одна из четверых не стала счастливой. Моргауза ненавидела своего мужа-старика, Моргана ни во что не ставила короля Уриенса, Элейн и Нантрес не скрывали своей неприязни друг к другу. Что же до самой младшей дочери... Кротка и ласкова она была с матерью, почтительна с наставником, нежна с племянниками, но иногда в глазах её мелькало странное выражение: будто видела она больше, чем следовало видеть человеку, будто несла тяжесть, что была ей не под силу. Вероника находилась в расцвете молодости и красоты, и немало благородных рыцарей, королей и королевских сыновей, добивались её руки — и не только благодаря высокому происхождению невесты. Но не нравилось королеве, что двое учеников Мерлина, Максим Хорват и Бальтазар Блейк, были ближе всех к её прекрасной дочери. И соединяла их многолетняя дружба, за последние годы скреплённая жестокой войной, в которой они принимали участие. Что оба влюблены в Веронику — Игрэйна поняла, едва увидела их всех вместе. Не могла она лишь разобраться, которому из них девушка отдавала предпочтение. А спросить почему-то не решалась. Словно высокая крепостная стена отделяла мать от выросшей дочери; с этими Хорватом и Блейком больше у неё было общего...

"Как же я позволила, как же я допустила, что ты стала такою, моя девочка? — думала королева, гладя тёмные волосы Вероники; та сидела рядом, на полу, склонив голову на материнские колени. — Как же я позволила, чтобы ты познала все эти ужасы, кровь и грязь? Я даже не знаю, как вышла ты из этого пламени такой светлой и чистой! Чего тебе это стоило, девочка моя? Увы! Все мои дети несчастливы. Быть может, и лучше, что я не знаю, кем вырос сын Утера; быть может, его жизнь отраднее! Да, я буду думать так; не буду больше спрашивать себя: отчего мне не дали даже взглянуть на него? Он родился уродцем, с горбом, с кривыми ручками и ножками? Они не хотели, чтобы я испугалась его? О, я бы не испугалась, я любила бы его ещё больше, бедного! Видно, Господь наказал невинного ребёнка за грехи наши — мои и его отца! Но нет... нет... он здоров, он счастлив. Буду думать так."

— Отчего вы плачете, матушка? — Вероника нарушила ход мыслей Игрэйны внезапным вопросом, прозвучавшим тихо и робко. Будто она боялась, что крепостная стена между ними станет тонкой и хрупкой, как весенний лёд; что стена рухнет, и всё, что скрывали обе, обрушится на их головы.

— Ничего, доченька. Так... вспомнилось былое.

Не то чтобы королеве Игрэйне хотелось, чтобы кто-то коснулся горьких тайн, которые она много лет хранила в сердце. Ей казалось — это убило бы её.

Но в тот день не избежать было многих откровений.

Дело в том, что всё ещё говорили люди, мол, не следует молодому Артуру, сыну сэра Эктора, не больно знатного человека, занимать королевский престол. И когда собралась вся съехавшаяся в Карлион знать в пиршественном зале, разгорелся об этом великий спор.

И тогда не оставалось ничего Мерлину, как открыть истину; он вышел вперёд, и голос его перекрыл голоса спорящих.

— Вы видели многие чудеса, совершённые королем Артуром! Он вынул меч из наковальни в Гластонбери; он разбил всех своих врагов наголову; он достоин занимать трон наследника Пендрагонов! Но раз вам этого мало, я скажу: он и есть наследник короля Утера, законный сын его и королевы Игрэйны!

Все взоры обратились к королеве; жуткая тишина настала в зале. Вскочил со своего почётного места молодой Артур. Как смерть побледнела Игрэйна.

— Лживая женщина! Лживая мать! — вдруг прервал молчание сэр Ульфиус, советник герцога Горлуа, а затем и короля Утера. — Если бы вы, королева, открыли, кем является Артур, не было бы этой кровопролитной войны! Вы в ней виноваты — кровь убитых на ваших руках!

Всё поплыло перед глазами бедной королевы; но она почувствовала, как крепко сжали её руку холодные пальцы Вероники, и сознание вернулось к ней — не было ли тут колдовства?.. Но прежде, чем кто-либо успел что-то сказать, Игрэйна поднялась со своего места и заговорила.

— Я только женщина и не могу сразиться в поединке с сэром Ульфиусом, чтобы защитить свою честь, может быть, какой-нибудь рыцарь согласился бы защищать меня ради Господа нашего и Его кроткой Матери, — произнесла она, обводя взглядом притихший зал. Всё кружилось перед нею, но она заметила, как Бальтазар, а за ним Максим Хорват поднялись, готовые заговорить и откликнуться на её зов; и королева Игрэйна подумала, что, возможно, не так уж и плохи эти двое учеников чародея. Но она вовсе не хотела начинать поединки и кровопролития. Этого с неё было достаточно!

— Но вы хорошо знаете, сэр Ульфиус, — продолжила королева, — как король Утер приехал ко мне в Тинтагиль, мой собственный замок, в облике моего любимого супруга и что я в ту ночь зачала от него, через три часа после смерти герцога. А через четырнадцать дней я обвенчалась с ним по вашему совету. И именно по приказу Утера ребенка сразу же после рождения отдали Мерлину. Я знаю только, что родила королю Утеру сына, но его забрали у меня, не дав мне ни приложить его к груди, ни поцеловать. И я так никогда не узнала, ни куда Мерлин отвез моего ребенка, ни как его назвали, так что не могла я узнать его. И не знаю я ни одной женщины, кроме нашей милосердной Госпожи и Владычицы, Пресвятой Девы Марии, которая бы испытала столько горя и печали, сколько я⁽²⁾.

Тут голос её оборвался; она закрыла лицо руками и зарыдала. Сэр Ульфиус, готовый провалиться сквозь землю, подошёл к ней и стал умолять о прощении.

— Тогда вина тут не ваша, госпожа, а Мерлина, — произнёс он.

— Это правда, — ответил Мерлин, — это правда, и мне держать ответ перед всеми вами. Но знайте, было мне предсказание, что недолгой и несчастливой была бы жизнь Артура, останься он с родителями в королевском замке... А ему предстоят великие дела. Он поразит многих наших врагов и приведёт к процветанию королевство!

Между тем сам молодой король встал со своего места и бросился к ногам матери; она обняла его дрожащими руками, и он поцеловал её бледные щёки; слёзы текли по его лицу, но он ничуть не стыдился их. По правде сказать, так у многих глаза были на мокром месте...

Мерлин огляделся вокруг. Артур поднялся с колен и теперь обнимал своих прекрасных сестёр. Моргана быстро клюнула его в щёку и обняла так крепко, словно желала придушить; Вероника ласково коснулась плеча вновь обретённого брата, другой рукою поддерживая мать. А потом обе чародейки обернулись — так случайно вышло, — и встретились глазами со своим наставником...

Мерлин глубоко вздохнул — несчастья только начинались, и вот-вот должны были пасть на головы виноватых и невинных.

В тот вечер дочери допоздна сидели у постели Игрэйны, которая долго плакала, а потом почувствовала страшную слабость и боль с левой стороны груди. Наконец королева заснула; Моргана предложила, чтобы они сменялись по двое: сначала у матери подежурят Элейн и Моргауза, а затем их сменят младшие, Вероника и сама Моргана. На том и порешили. Обняв Веронику за талию, Моргана увела сестру из покоев Игрэйны в соседние комнаты и надёжно закрыла за собою дверь.

— И что ты думаешь о Мерлине, Вероника? — спросила она.

— Не знаю, что думать. В первый миг я готова была его убить!

— Только в первый?..

— Моргана, ты же понимаешь, что я хочу сказать! Это в голове не укладывается... Наставник — и такая подлость! Я не верю, что это всё. Он должен объяснить! Должно быть объяснение... кроме этого!

— Разве предсказания не вполне достаточно? Что такое жизнь одного человека... счастье человека... все эти слова о чести и правдивости.... по сравнению с величием... могуществом... властью?

— Даже если эти люди — наши отец и мать?

— В этом и дело, дорогая сестра... — прошептала Моргана, обнимая Веронику за плечи и склоняясь к её лицу, — в этом и дело! Я видела твои глаза. Ты желала бы отомстить за жестокий обман, за гибель отца и несчастье матери! Не криви душой... скажи...

— Я не собираюсь лгать тебе, Моргана. У меня было такое чувство... Хотя кому теперь мстить? Король Утер мёртв. А Мерлин... — Вероника поднесла руки к ноющим вискам, и Моргане пришлось выпрямиться и перестать нависать над ней. — В этом надо разобраться. Я ничего не понимаю... Это какой-то страшный сон.

— Нет, дорогая Вероника, к сожалению, нет! — воскликнула Моргана. — А быть может, и к счастью! Теперь ты знаешь, каков наш великий и благородный Мерлин! Возможно, тебе настало время узнать, какова я!

— Ты?..

— Да, я! Захочешь ли ты оставаться в обществе старика теперь, когда знаешь всё?

— Я не знаю... Артур предложил нам с матерью остаться при дворе. Но долго ли я смогу?.. Долго ли продлится затишье?

— Так ты остаёшься на стороне Мерлина?

Вероника медленно обернулась, задумчиво глядя на сестру. Ей вспомнилось всё, что было пережито за последние годы; сожжённые деревни, где над пепелищем выл и стенал ветер, разнося вокруг смрадное дыхание смерти; разрушенные замки, стоны раненых, искажённые мукой лица и истерзанные тела тех, кто пал жертвой безудержной жестокости сторонников тьмы... словом, всё то, из-за чего служанке теперь приходилось выдёргивать у Вероники седые волосы, появившиеся значительно раньше, чем следовало бы.

— На стороне Мерлина? — переспросила она. — Нет, не только на стороне Мерлина мы сражались... нет. Ты, верно, и не знаешь всего, что происходило, Моргана, какому страшному злу мы противостояли. И хорошо, если не знаешь... у тебя есть семья, сыновья; держись их, сестра!

Моргана молчала, играя подвеской на длинной цепочке и глядя куда-то поверх головы сестры своими тёмными глазами; по её неподвижному лицу трудно было угадать, о чём думала она, но Вероника и не пыталась этого сделать. Ей казалось, что она понимает, о чём может размышлять жена и мать прекрасных сыновей, когда ей говорят о страшной войне, полной жестокости.

— Вот как, — произнесла наконец Моргана, — что ж, Вероника, наш разговор не окончен... но пора ложиться, нам нужно хоть немного поспать.

Но Моргана знала, что уже не заговорит с нею так, не сделает попытки переманить на свою сторону.

Зато Моргана знала, что непременно отомстит сестре за отказ переметнуться к ней — пусть Вероника и понятия не имела, что отказывается! Злоба переполняла сердце тёмной колдуньи; и смешно и оскорбительно ей было то, что младшая сестра жалела и щадила её, желая уберечь от зрелища ужасов, кои являлись делом её, Морганы, рук.

Впрочем, Моргана владела собою превосходно; была она в те дни особенно усердна в уходе за больной матерью, и так стала добра к сёстрам и вновь приобретённому брату, что все были очарованы ею.

Королеве Игрэйне между тем становилось лучше и лучше. И хотя казалось, что все помыслы её посвящены сыну, столь чудесным образом обретённому, в её сердце и мыслях оставалось место и для других людей.

Однажды пришёл в её покои чародей Мерлин; и долго они беседовали, и никто так и не узнал, что они сказали друг другу. Но когда Вероника вошла к матери, Игрэйна сразу ответила на её немой вопрос.

— Да, я простила его, дитя моё. Простила по-христиански всё то зло, что они причинили мне с королём Утером... моим покойным супругом. И тебя прошу... не держи зла в своём юном сердце. Бог дал тебе талант и силу большую, чем у многих людей; не позволь же обиде и жажде мести отравить твою душу... это слишком опасно... я знаю.

— О матушка! Охотно отдала бы я свой магический дар за ту силу души, которая помогла вам простить наставника! Я... я не могу простить его за участие в том подлом обмане... Вы правы, это опасно... как его ученица, я... но...

Вероника отвернулась, закрывая лицо руками. Каменные стены рушились, и из тёмных подвалов вырывались один за другим призраки погребённых под слоем долгих лет переживаний. И грохот обвала долетел до слуха королевы Игрэйны; и ничего ей не оставалось, как сорвать с израненной души последний жалкий покров.

— Не было ли моей вины в том, что случилось в тот страшный год? — медленно произнесла Игрэйна. — Пожалуй, была...

— Вашей вины, матушка? — ахнула Вероника, оборачиваясь. — Вы, верно, бредите!

— Нет, о нет... Когда мы с твоим отцом прибыли ко двору короля Утера, я была горда и счастлива своей красотой, а жизнь при королевском дворе казалась мне... гораздо лучше и веселее сидения взаперти в Корнуолле... Король Утер был великолепным рыцарем, и я... я была рада проверить на нём силу своих чар. Я видела, что по-прежнему могу пленять сердца, хоть у меня уже и были взрослые дочери! Не думала я, чем это может кончиться... Не думала, что в его сердце родится такая глубокая, такая сильная страсть! А когда поняла... было уже поздно.

— Вы просто клевещете на себя...

— Нет, Вероника, это правда. О, я сполна заплатила за торжество своего тщеславия... сполна! Берегись, дочь моя... Берегись! Легко стать причиной раздора... ты знаешь, о чём я говорю.

— О, матушка, это не так... Не так! Здесь, при королевском дворе, среди обычных людей, всё иначе; но среди чародеев мы — ученики Мерлина, — друзья и соратники. Мы равны, и мужчины, и женщины, и...

Королева Игрэйна грустно покачала головою, и Вероника замолчала. То, что она сказала, была чистая правда — да только не вся.

— Мы равны, потомки королей и простых рыцарей, и даже дети селян. Важно лишь то, есть ли у тебя дар... и как ты его используешь.

— Быть может, это и так; и всё же поверь мне, старой женщине... — королева Игрэйна вздохнула и вдруг чуть лукаво улыбнулась. — Значит, вы равны... и кого же из них двоих ты готова назвать себе ровней, забыв, что ты дочь герцога и падчерица короля?

Вероника наклонилась к матери и что-то тихо ответила ей. Но что именно — притаившаяся у дверей Моргана расслышать не смогла.

Приближалось время отъезда короля Уриенса и его семьи из Карлиона. Собиралась в дорогу и королева Моргана; но прежде, чем покинуть двор, она желала завершить одно дело.

И вот однажды поднялась она на одну из башен королевского замка и с притворным удивлением ахнула:

— О, что же ты стоишь тут в одиночестве, Максим? И отчего ты смотришь так печально? Разве случилось что дурное?

Максим Хорват вздрогнул, пробудившись от невесёлых дум; он стоял у самого парапета и смотрел вниз, туда, где вдоль крепостного рва вилась дорожка, вилась и убегала в зеленеющие поля; снизу доносились перекличка молодых голосов, смех и разговоры.

— Королева Моргана, ты сама проницательность. Ты ведь знаешь, из-за чего я могу быть печален...

Моргана подошла к нему ближе и тоже взглянула вниз, проследив взгляд бывшего соученика.

Там, на дорожке и поляне, она увидела своих сестёр и племянников, гуляющих в сопровождении дам и пажей; длинная их процессия расползлась пёстрой змейкой по холмам. Элейн и Моргауза то и дело наклонялись, срывая цветы; своим орлиным зрением Моргана углядела, что головы младших мальчиков украшают венки. Наконец увидела она ещё две фигуры, сильно отставшие от королев и их наследников; в них узнала она Веронику и Бальтазара. Занятые беседой, они, казалось, никого не замечали и шли так медленно, как только могли.

— Что ж, всё ясно! — усмехнулась Моргана. — Но, стоя здесь и вздыхая, ты многого не добьёшься. Не похоже это на тебя, Макс. Я тебя не узнаю...

— Меня задержали... и, возможно, не хотели видеть.

Голос Хорвата был ровным, но Моргана знала его достаточно хорошо, чтобы различить в этих скупых словах жестокую обиду и ярость.

— И что же, ты намерен заболеть от любви к моей сестре? Исчахнуть с её именем на устах, чтобы ей стало стыдно за своё небрежение? Или, быть может, благородно уступишь дорогу счастливому сопернику? Ведь вы, в конце концов, друзья с детства... почти братья...

Хорват сжал руку в кулак и стукнул по серому камню парапета.

— Я готов на всё, чтобы получить её! На всё!

Моргана улыбнулась медленной и недоброй улыбкой.

— Вот теперь я узнаю тебя, Макс Хорват. Теперь я тебя узнаю... Быть может, однажды и ты узнаешь, какова на самом деле я...

И над ними реял летний ветер; он гнал по небу облака, чьи тени набегали на цветущие поля и разбредающиеся по ним фигурки людей; ветер гнул к земле травы, играл с волнами, омывающими берега волшебной страны, где чародейство было и тонкой наукой, и великим искусством, и просто средством подлого обмана.

1) Круг Мерлина "родом" из фильма "Ученик чародея". Он представляет собой огненную окружность, разделённую алхимическими символами на семь частей, включает в себя Владения Пространства-Времени, Движения, Материи, Стихий, Превращения, Разума; в центре — так называемый Запретный Сектор, где сосредоточена сила жизни и смерти. Этот круг выполняет множество функций. Именно внутри круга наставник принимает в ученики новичка, произнося установленную традицией формулу — слова, которые в тексте фанфика вложены в уста Мерлина, в фильме говорит Бальтазар своему ученику Дейву.

Вернуться к тексту

2) Монолог королевы Игрэйны полностью взят из книги "Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола" Сигрид Унсет.

Вернуться к тексту