Победителей ведь не судят, верно?! (джен)

Что же мне делать – один против всех?

Шансы мои – один к десяти.*

Прошло десять лет. Долгих десять лет, оказавшихся самыми худшими во всей богатой истории магического мира. Часть волшебников погибла на войне, часть оказалась в Азкабане, а их имущество было конфисковано в пользу Министерства Магии, оставшиеся же вынуждены были попросту затаиться или вовсе уехать из страны.

Война с Темным лордом нанесла существенный ущерб экономике. Только на восстановление Хогвартса и Гринготтса ушли огромные средства. За тот год, что у власти пробыл всецело контролируемый Волдемортом Пий Толстоватый, магическая Британия потеряла как международный авторитет, так и выгодные связи с другими странами. Убытки были колоссальны. Наверное, именно поэтому Дамблдор решил полностью взять ситуацию в свои руки, лично все проконтролировать, став официально Министром Магии. Министерство подверглось тотальной чистке, все неугодные экс-директору были разогнаны, и было сформировано целое правительство из верных людей нового Министра.

Спустя два года после победы удалось, наконец, вновь договориться с дементорами, и вскоре все стражи Азкабана вернулись на свои посты. Под мудрым руководством Дамблдора жизнь понемногу налаживалась. Дети-оборотни получили возможность обучаться в школах, для них специально создавались рабочие места, эльфам-домовикам дали "вольную", работали они так же, но уже за мизерную плату и с несколькими выходными в месяц, а вот семьи заключенных в Азкабан Пожирателей Смерти вынуждены были влачить жалкое существование. Средств они лишились, а на нормальную работу их принципиально не брали.

Большая часть денег оседала в карманах Дамблдора и его соратников, потому на очередном заседании Визенгамонта было принято решение об экономии бюджетных средств путем "уменьшения числа узников, приговоренных к пожизненному заключению". Неугодных узников за десять лет скопилось очень много — мест в Азкабане на всех банально не хватало. Большие средства на содержание обреченных на гниение в тюрьме "отбросов общества" выделять было жалко. Потому указом №... все узники, приговоренные к пожизненному заключению и отсидевшие там не менее пяти лет, должны были пройти тщательную медицинскую экспертизу. При подтверждении диагноза "сумасшествие" заключенного отвозили на материк в самую чащу непроходимого леса и бросали там на произвол судьбы.

Такая же судьба постигла и нашего героя.

* * *

Он был жив. Все ещё был жив. Вопреки всему. И непонятно зачем. Зачем он упорно продолжал цепляться за жизнь, зная, что обречен?! Может быть, потому, что где-то в самой глубине его души всё ещё жил крохотный лучик надежды и веры?! Или же во всем было виновато его упрямство и непреодолимое желание насолить Дамблдору и своим бывшим друзьям: зная, что они рассчитывают на его скорейшую смерть, он решил продержаться как можно дольше?! А может, и все это вместе?!

Он выдержал долгие, показавшиеся ему веком десять лет в этом земном аду, где вместо чертей — дементоры, а вместо нестерпимого зноя — пронзающий кости зверский холод.

Он не сошел с ума, хотя любой на его месте не выдержал бы и месяца с такими-то счастливыми воспоминаниями. Почему? Почему он из последних сил цеплялся за свой угасающий рассудок, почему не желал провалиться в блаженную пустоту, в такое привлекательное, такое манящее безумство?! Наверное, потому что у него была цель. Цель — выжить и совершить возмездие, ведь он был не виновен. Эта мысль не была счастливой, и дементоры не могли высосать её, но в то же время она давала стимул, желание бороться.

Если первые годы заключения были ещё сносными, так как возле его камеры дежурил лишь один дементор, то последующие, когда в крепость вернулись все порождения бездны, были попросту невыносимыми.

У него была цель. Цель выжить в этом аду и не сойти с ума. Вначале он, вспомнив о том, что Сириус выжил здесь благодаря своим способностям, решил попробовать стать анимагом, но у него ничего не получилось. Он плохо знал теорию, и для того, чтобы стать анимагом, нужны были долгие годы тренировок, да и он не смог даже правильно рассчитать свою анимагическую форму, постоянное присутствие дементора сбивало его с мыслей. В-третьих, в такой гнетущей обстановке, с выпитыми жизненными и магическими силами, стать анимагом было попросту невозможно.

Тогда он начал размышлять том, как же выжили и не сошли с ума в Азкабане Пожиратели Смерти, находившиеся здесь. Например, Долохов, Руквуд, Лейстренджи. Кажется, Снейп говорил, что их спасла окллюменция. Но, как назло сам он в ней ни грамма не преуспел. Как говорил покойный профессор зелий, он был не обучаем. Однако узник не преминул уцепиться и за такую призрачную соломинку, попробовав несколько раз очистить разум, но ничего путного у него не получилось.

Он уже совсем было отчаялся, как заметил, что дементоры медленно, но верно уходят от его камеры. Вскоре он все понял. Дементоры, эти порождения бездны, питались человеческой радостью и счастливыми воспоминаниями, которых у него в жизни было так мало, что за первые годы заключения дементоры умудрились выжить из него все, что можно было, и теперь он был им попросту не интересен. Так что вскоре они стали ограничиваться лишь визитами дважды в день, чтобы принести ему еды. Вот тогда-то наш герой наконец-то вздохнул с облегчением. Самые большие его мучения кончились, но это не спасало его от лютого холода и гнетущей атмосферы.

Он провел в Азкабане десять лет, не проронив за все годы заключения (кроме первого, когда он, как и прочие, впадал в истерики, неконтролируемую ярость, кричал, проклинал севшим голосом Дамблдора, пытался разбить голову об стену...) и нескольких слов. Неудивительно, что комиссия автоматически вписала его в разряд безнадежных невменяемых, подлежащих депортации в "чащобу".

* * *

"Я на свободе, подумать только, я свободен!" — разразился он страшным хриплым, скорее похожим на карканье ворон, полным горечи и самоиронии смехом. Он был совершенно один, изможденный и совершенно обессилевший, а вокруг него был только объятый ночною мглою лес, лес, лес и ещё раз лес.

Ему совершенно не улыбалось, едва освободившись, ещё даже не прочувствовав воздух свободы, окончить свой земной путь в желудке какой-либо местного хищника. Но... судя по-всему, другого исхода для него и не было. Хотя...

— Кикимер! — прохрипел он во тьму, особо ни на что не надеясь.

*Эпидемия