Финория. Взгляд дракона (гет)

Ювелир знал своё ремесло. Когда перед Финорой лёг на стол золотой медальон в форме зёрнышка, она поняла, что хотела именно такой: простой, без драгоценных камней, чтобы можно было носить его и днём и ночью, хоть на шее, хоть на руке. Гладкая прочная цепочка с незаметной застёжкой могла служить как ожерельем, так и браслетом. По словам ювелира, крышечка закрывалась настолько прочно, что внутрь не могла проникнуть вода. Это было сделано, чтобы не снимать медальон даже на время умывания. Щедро наградив ювелира, принцесса переложила зерно в медальон и застегнула цепочку на руке. Сразу же она почувствовала себя уверенней, хотя причин для этого не было. Финора прекрасно понимала, что чудес не бывает, но как только «зерно Древа Вечности» заняло своё место в медальоне, на душе необъяснимым образом стало светло.

Опустевшую шкатулку она поставила на тумбу и положила туда монету для Флиры. Как ни благоволила принцесса новой горничной, умом она понимала, что у прислуги желание воровать неискоренимо, и надеялась, что игра с монетой уменьшит у Флиры тягу к воровству.

Плохо же она знала свою служанку! За всё время работы Флира не украла у неё ни медяка. Горничная знала, где лежат деньги и драгоценности её госпожи, но и пальцем к ним не притронулась. Что ей были несчастные гроши и блестящие побрякушки, когда она намеревалась украсть нечто большее?

О том, что происходит в красивой головке Флиры, не знал никто, кроме неё самой. Работу горничной она исполняла безупречно, и её не в чем было упрекнуть. Когда королева велела передать принцессе, что к Нилет поехал лекарь, девушка слово в слово всё передала, и Финора обрадовалась. А о словах королевы, подслушанных возле её покоев, Флира умолчала — зачем огорчать принцессу? «Пусть наша дочь думает, что я действительно отправила лекаря к этой дурочке, умудрившейся подцепить серую гниль во дворце, — делилась королева с мужем. — Иначе Финора не успокоится и поедет туда сама. А нам только этого не хватало».

Флира по-прежнему забегала поболтать к матери. Иногда она просила у Ирмеф ту или иную тряпку, и в бездонных сундуках королевской горничной всегда находилась нужная вещь. Две женщины шептались не только о тканях: однажды в карман Флиры перекочевал из потайного ящичка комода крохотный стеклянный пузырёк с сургучной крышкой. Ирмеф тогда долго грозила ей пальцем и тревожно что-то говорила, но Флира только отмахивалась.

* * *

«Оно встречается в природе реже, чем ложный дракон, и найти его почти невозможно. Но чёрная магия Межгорья способна породить такое зерно. Вырастает оно на ветвях Древа Вечности, которое растёт не вверх, а вниз, и семена этого Древа созревают глубоко под землёй.

Мелкие существа, прогрызающие Иэну до самого Подземья, поедают всё, что могут найти, и зерну Древа Вечности попасть на поверхность так же трудно, как человеку обрести взаимную любовь. Однако если звёзды сложатся благоприятно, животные вынесут зерно на поверхность, и его озарит Зимняя Молния.

В суровом климате Межгорья зимние грозы не редкость, но если зерно не озарено зимней молнией, оно не имеет силы. Так что должно совпасть много событий, чтобы в Иэне родилось зерно Древа Вечности, имеющее силу.

А сила его велика.

Благословен тот, в чьи руки попадёт волшебное зерно, ибо он будет властен над временем, но вдвойне благословен тот, к кому оно попало в дни молодости. Такому человеку рекомендуется выбрать наилучший день и час, когда он пребывает в спокойствии и здравии, выбрать тихое и уединённое место и освободить зерно от кожуры. Начиная с этого мига жизнь владельца зерна разделится на множество ветвей, подобных ветвям Древа Вечности.

После обряда зерно нужно носить при себе, но не тревожить. Пройдут годы и десятилетия, прежде чем оно понадобится своему владельцу вновь. Когда наступит старость, или жизнь сложится так, что впору завидовать мёртвым, зерно надлежит разделить надвое. Тогда владелец его возвратится в тот миг и в то место, где он очистил зерно от кожуры.

Можно возвращаться к исходному времени бесчисленное количество раз, но важно помнить, что дело это опасное. Ибо никогда история не пойдёт по одному и тому же пути, и там, где прежде колосились поля, ныне могут произрастать плевелы, а где в прошлый раз ждал друг, ныне может подстерегать враг.

Память о прожитом сохранится, но сослужит плохую службу. Тот, кто владеет зерном, не сможет удержаться, чтобы не рассказать о нём, и тогда на хозяина зерна начнётся охота. Спасаясь, он вынужден будет разломить зерно раньше времени и попадёт в замкнутый круг, ибо ничто не способно научить человека держать язык за зубами.

Разумнее всего было бы раз за разом проживать спокойную долгую жизнь, обходя уже известные опасности и не ввязываясь в новые, но не найдёшь разумных среди смертных. В каждом последующем ответвлении времени человек уверен, что ему дано больше, чем другим, и это одна из самых жестоких ошибок. Опомнись, глупец! Ты никого не спасёшь, пусть даже у тебя в руках будут все зёрна Древа Вечности! Спасай свою шкуру, пока у тебя есть ещё хотя бы минута! Ибо все, кого ты оставишь в этой ветви, пройдут свой путь, который им начертали звёзды, но пройдут его уже без тебя. Зерно предназначено лишь одному. Только своего хозяина спасёт оно от старости и бедствий, а все, кого он знал и любил, увидят лишь тающий дым и сверкающую пыль, а после этого выпьют свою чашу до дна…»

Все камешки мозаики сложились в одно целое. Линарий поставил книгу на полку и долго смотрел в пустоту рассеянным взглядом. Он понял одно: где-то в Финории сейчас находится зерно Древа Вечности, и искать его — всё равно что искать иголку в стоге сена. Видения не приходят зря, особенно если потом были подтверждения. Узнал же он караванщика! Зерно реально, и оно рядом. Но нужно ли оно девяностолетнему старику?

Линарий представил, как раз за разом проживает свои последние годы. Тело перестаёт слушаться, зрение постепенно тает, и впереди только мрак. Хочет ли он этого? На протяжении тысяч лет только и делать, что дряхлеть, а главное — вновь и вновь становиться свидетелем казни лучшего друга? Линарий знал, что будет рядом с ним в эту минуту, как бы Эверий ни протестовал.

«Бессмысленные рассуждения, — сказал он себе. — К тому же у меня нет зерна. Остаётся лишь надеяться, что оно попадёт к человеку молодому и достойному, у которого вместо совести не кусок камня, как у моего уважаемого короля Фино, готового высечь невинного мальчишку, лишь бы всех обмануть, или соседнего короля Хино, у которого из-за прихоти поднимается рука отправить на эшафот старого звездочёта, служившего ему верой и правдой.

А этот кон я проиграл».

* * *

Когда Наи выходил из покоев принцессы, у него подгибались колени — после всего пережитого и от осознания, что это наконец-то закончилось. Если бы рядом никого не было, он бы рухнул на мраморные ступени. Но позади него шли двое слуг, а навстречу поднимался какой-то бородатый старик в синей мантии и остроконечной шляпе. Нельзя падать! «Дойти бы до постоялого двора», — подумал он, запрещая ногам заплетаться, а предательским слезам — рваться наружу. Вопреки всему, он выжил, и не просто выжил, а остался победителем. Не каждый караванщик смог бы провернуть номер, который только что провернул Наи! Он победитель. Ему есть чем гордиться.

В день, когда он добрался до города, измученный, голодный и без гроша в кармане, жизнь казалась конченой. «Уж лучше бы я погиб со всеми, — думал он, — чем пережить теперь такой позор. Караванщик, которому не на что купить кусок хлеба! Надо мной до конца моих дней будет смеяться всё Межгорное Братство. Не хватало ещё, чтобы вабраны издохли до того, как выйдет десятидневный срок. Кто знает, надолго ли они пережили своих собратьев? Межгорье сурово. Может быть, они уже носят в себе смерть от яда или заразы. Что тогда?! Нет, на вабранов рассчитывать нельзя, придётся выкручиваться по-другому. Думай, Наи! Эх, если бы хоть одна корзина осталась цела… Если будут спрашивать, почему я с пустыми руками, навру, что ограбили разбойники на въезде».

Но его не спрашивали. О скрытности караванщиков ходили легенды, а что без корзины — да мало ли какие перипетии случились за долгий переход? Она могла сломаться, и погонщик бросил её. А что без товара — тоже дело обычное, может, он одними варанами торгует. О том, что происходит за горами на самом деле, никто знать не хотел — об иных вещах лучше не знать, чтобы спать спокойно. Поэтому Наи ехал по Финории быстро и без происшествий.

Подвешенный язык и природное обаяние выручили его и на этот раз. Пока он добрался верхом на вабране до центральной площади, успел разузнать, что самая богатая девушка в городе — принцесса, которая безвылазно сидит в башне и умирает от скуки в ожидании замужества. Это было просто замечательно. Оставалось сдать вабранов, оставив одного для себя, и устроиться на постоялом дворе. Будь он не такой обтрёпанный, может, и остановился бы на ночлег у какой-нибудь одинокой горожанки, но на этот счёт у Наи были свои правила. Никогда бы он не позволил себе предстать перед дамой в таком виде, будто только что копался в помойке.

А если этой дамой являлась сама принцесса, то требовалось как следует потрудиться над своей внешностью. Из всех постоялых дворов он выбрал лучший, клятвенно пообещав хозяину заплатить завтра в полдень. Караванщикам доверяли, и он получил жильё, вкусный обед, горячую ванну и новую одежду. То, что он именно караванщик, а не бродяга с окраин, сомнений не вызывало — кто ещё мог заявиться из туннеля со стадом вабранов? На дипломатического посланца он тоже не походил, так что хозяин не задавал вопросов и предоставил гостю роскошную комнату. В распоряжении Наи были ровно сутки.

Он смертельно устал, но запретил себе расслабляться. Первым делом занял у хозяйского слуги несколько медяков и отправил в королевский дворец курьера с письмом, где рассыпался в дифирамбах красоте принцессы (которую никогда в жизни не видел) и просил аудиенции, чтобы предложить прекрасной Финоре уникальный товар, привезённый специально для неё через всю Иэну. Что будет продавать, он ещё не придумал, но мозг его уже вовсю работал над этим вопросом. Потом Наи смыл с себя многодневную грязь, сбрил бороду и хотел уже кликнуть слугу, чтобы тот выбросил его старые вещи, как вдруг решил проверить карманы — чисто по привычке. Обнаружил там горсть песка, мятый платок… и то самое зёрнышко, подобранное в Межгорье.

План созрел мгновенно. На ум пришла старая сказка, услышанная им когда-то на привале, и оставалось лишь привести зерно в товарный вид. Наи отмыл его и насухо вытер. В шкафчике среди мыла и мочалок нашёлся флакон хвойного масла, и Наи до блеска натёр зерно. Не хватало лишь красивой упаковки. «Куплю по дороге», — решил Наи.

В тот день Десятеро благоволили к нему: в общем зале дворца на прилавке коробейника ему попалось то что нужно. Положив зерно в миниатюрную лакированную шкатулку, Наи прошёл в коридор для ожидающих. Через час его вызвали.

Разговор с Финорой выжал его досуха. Принцесса действительно была миленькая — менестрели не врали, и в другое время он с удовольствием бы с ней пофлиртовал, но сейчас решалась его судьба. Вдобавок эта красотка велела приковать его к креслу — его, Наи! Караванщика с горячей южной кровью! Он чуть не кинулся в драку с её охранниками, но слишком многое стояло на кону, и он спрятал свою гордость туда же, где хранил зерно — в карман.

Ему стоило нечеловеческих усилий казаться бодрым и жизнерадостным, но он умел владеть собой. Он пустил в ход все свои чары — и не прогадал. Покупательницы всегда охотно поддавались его сладким речам и тут же раскрывали кошельки, и принцесса не стала исключением. «Прощай, маленькое зёрнышко, надеюсь, тебе будет хорошо у принцессы», — подумал он в тот миг, когда прекрасная Финора поставила на конверте свою личную печать. С этим конвертом капитан охраны отправился к банкиру. Туда же поехал рыжий металл из королевской казны, а у Наи осталось лишь пять монет на повседневные расходы. Точнее, пять с половиной — одну монетку разрубили пополам.

Внимательный южанин сразу понял, что капитан любит принцессу как родную дочь и готов скрывать от короля любую её прихоть, даже если цена этой прихоти два бочонка золота.

Охранников и лакеев заблаговременно отослали, так что кроме капитана Зейро при сделке никто не присутствовал. Один свидетель — лучше, чем десять свидетелей. Но хуже, чем ни одного, мимоходом подумал Наи.

Он не помнил, как добрался до постоялого двора — хорошо, что тот располагался вблизи от дворца, иначе Наи мог бы просто не дойти. Он выложил хозяину плату за семь дней вперёд, попросил сегодня его не беспокоить и ушёл к себе в комнату, где заперся изнутри и прямо в одежде упал на кровать. Сон сковал его мгновенно.

Очнувшись на следующий день, он прежде всего убедился, что половинка монеты на месте. Потом налил из хрустального графина в хрустальный стакан воды и напился — после долгого сна мучила жажда. Отдёрнул парчовую штору с золотыми кистями, и в комнату ворвался холодный утренний свет зимнего солнца. Наи понял, что проспал почти сутки. С крыши капало. «Оттепель, — отметил он. — Хороший знак».

Он встал перед зеркалом в фигурной серебряной рамке и вздрогнул, обнаружив седую прядь. «Это временная седина, — успокоил он себя. — А если и нет — так что же, девушкам нравятся мужчины с проседью».

После завтрака он отправился в банк, где честно отстоял очередь среди обычных купцов. Собственно, стоять ему не пришлось — вдоль каменных стен были массивные деревянные лавки, на которых расположилась самая разнообразная публика от богатых вельмож, сдающих увесистые столбики золотых монет, до плохо одетых простолюдинов, пришедших снять последнее серебро. Намётанный глаз Наи тщетно выискивал среди них братьев-караванщиков — ни одного из них здесь не было. Это немного огорчило его. Снова примыкать к каравану и уезжать из Финории он не собирался — хватит с него и одной седой пряди, но поболтать с единственными людьми, которые его понимают, не отказался бы.

Посетители, в основном мужчины, собрались не слишком разговорчивые, и Наи коротал часы ожидания, разглядывая серый сводчатый потолок, маленькие окна с решётками и узорчатую плитку на полу. По сравнению с банками южных стран этот казался очень уж строгим — на стенах и потолке ни виньеток, ни вмурованных монеток на счастье. «Последний шаг, — говорил себе Наи. — Получу расписку от банкира, и тогда можно будет расслабиться».

Негромкий разговор двух горожан привлёк его внимание, и он навострил уши.

— А правду ли говорят, что в ночь королевского бала в центре Финории видели дракона?

— Слышал, слышал такое. Правду или нет, не знаю, но моя жена с тех пор ставни на ночь закрывает.

— Чудные дела в Финории творятся. Хочу на всякий случай снять денег побольше.

— Да вот и у меня такие же мысли. А то слишком уж беспокойно стало: на том балу чуть лазутчика не поймали. Из какой-то враждебной страны. Ты знаешь, что король объявил награду за любые сведения о графе, как его там, Орионе?

— Нет! Ну-ка поподробней.

— В общем, так. В листовке написано, что неизвестные попытались подослать к принцессе убийцу во время бала, но покушение сорвалось и преступник сбежал. Приметы: среднего роста, худощавый, волосы светлые, короткие, бороду бреет, одевается по хинорской моде, называет себя графом Орионом.

— Ну уж и приметы. Бороду можно отрастить, волосья тоже. Или бороду в чёрный перекрасить, а голову побрить налысо. Да и этих Орионов небось в Иэне тыща, если не две.

— А вот в том-то и штука, что нету их, таких графов. Ни герба, ни рода. Поддельный он.

— Ну, дела-а… А большая награда-то?

— За сведения тридцать серебряных монет, но только за подтверждённые. За враньё можно и на штраф нарваться. А ежели ты этого графа живьём на аркане притащишь — то сотня золотых.

— Спасибо, буду теперь поглядывать. Лишние деньги не помешают. Жаль только, что под эти приметы каждый пятый подходит. А как это охрана умудрилась пропустить во дворец убийцу? Они же там оружие отбирают!

— А он и был без оружия. И мне сдаётся, что не было никакого покушения, а было кое-что похуже. Поговаривают, что у этого графа с принцессой…

Тут подошла очередь Наи, и окончания разговора он не услышал. Украдкой показав банкиру половинку монеты — так, чтобы не видели клерки — он многозначительно на него посмотрел.

— Объяви перерыв, — велел банкир одному из клерков. — Скажи, господин банкир обедать изволит. Пройдёмте, уважаемый, поговорим за этой дверью…

Через час Наи вышел из банка с кошельком, полным серебра, и маленьким кусочком белого шёлка, который предстояло хорошенько спрятать в поясе или шейном платке. Это была закодированная расписка от банка. Теперь он мог спокойно ждать, когда заплатят за вабранов — если те, конечно, не издохнут к тому времени.

* * *

— Не размахивай палкой во все стороны. Она должна вращаться параллельно твоему телу, — объяснял граф.

— Что такое «параллельно»? — спросил Тион.

— В той же плоскости, что ты и стоишь. Представь, что ты в узком стеклянном коридоре. Вращать палкой нужно так, чтобы не задевать его стенки. Взгляд направлен в сторону противника, энергия на кончике палки.

— У палки два кончика! На каком из двух?

— На том, что со стороны большого пальца. Почувствуй инерцию.

— Что такое инерция?

Иногда Орион жалел, что в тот день позволил мальчишке увидеть свою тренировку. «Может, конечно, оно и к лучшему, — думал граф, — он же отчаянный. Вдруг бы и правда что-нибудь сотворил… Да и неизвестно, как его приняла бы семья Грахе. Но у меня совершенно нет времени исполнять роль наставника! Хорошо, что Норте соглашается его тренировать. Висельник учит беглеца — неплохая команда! Но мальчишке стоит отдать должное, он в лепёшку готов разбиться, лишь бы освоить науку боя. Дорого бы я дал, чтобы узнать, из-за чего он нарушил устои и покинул дворец».

Тион оказался скрытным как караванщик и ничего о себе не рассказывал. За напускной болтливостью он прятал недетское горе, о котором догадывался лишь граф. Едва мальчика начинали расспрашивать о жизни во дворце, он заводил долгий рассказ про обитателей людской, пересыпая его шутками, а когда Бер в лоб спросил, почему сбежал, Тион пожал плечами и небрежно сказал, что хотел вернуться к тётке, но по пути заблудился. Все поверили, кроме графа, но выпытывать у мальчонки, как да что, он не хотел. «Рано или поздно сам расскажет, — думал Орион. — А если не расскажет, так тому и быть. Каждый имеет право на тайну».

Отлучки стали долгими. На службе прибавилось работы — у Хино закончился траур по Хиноре третьей, и король снова пустился во все тяжкие. Балы и пиры, где знаменитое хинорское вино лилось рекой, охота на кабанов и земляных барсов, кровавые турниры, на которых здоровяк Хино всегда выходил победителем — всё это требовало присутствия придворных, в том числе и графа Ориона.

Граф с радостью хватался за любое поручение, связанное с поездками, лишь бы не видеть, как развлекается король и его свита. Но на закрытых турнирах король требовал присутствия всех своих придворных, которых считал хорошими воинами — чтобы выслушать после битвы заслуженные комплименты от знатоков воинской науки. Когда на поле выходил непобедимый Хино, граф застывал на трибуне, взгляд его становился холодным и отрешённым, а руки сжимались в кулаки. Раз уж нельзя было избежать закрытых турниров, он внимательно следил за манерой короля вести поединок, запоминал приёмы и уловки, а потом, уже в своём замке, до изнеможения отрабатывал их с верным Норте. Король был силён, как вабран, и любил рукопашные бои. После этих боёв его соперников всегда уносили с проломленной головой.

При мысли, что этому чудищу достанется Финора, граф каменел.