Олений дракон (джен)

Если Эйгор и мог что-то сказать в свое оправдание, так это только что с того самого момента, как Деймона стащили с коня, у него перед глазами висела красная пелена бешенства.

Во-первых, сраный принц нарушил законы божьи. Как учил септон Лютор, поединок — хоть в джосте, хоть на мечах — служение Воину, и способность принять поражение — часть этого служения. Можешь продолжать — сражайся, не можешь — смирись с проигрышем и извлеки из него уроки, все прочее — грех гордыни. Не сказать чтобы Эйгор всегда следовал этому правилу, но он старался, а хренпринц мало того, что вообще на него положил, так еще и объявил себя священной особой. Богохульник ебучий.

А во-вторых, хренпринц оскорбил его брата. Пусть об этом здесь никто не знал, пусть между ними с Деймоном водилось всякое, но Деймон оставался его братом. А еще — человеком, которого Эйгор принял на службу, которому давал кров, мёд и мясо... и да, защиту от такого вот мудачья.

Хороший сюзерен всегда вступается за своих вассалов, кем бы они ни были — безродными лиснийцами или внебрачными сыновьями короля.

Удар вышел хорошим, хренпринца аж на барьер отнесло. За это действительно спасибо папаше — старый черт хоть и разжирел, но был у него с прежних времен один приемчик: даст сбоку — и все, привет Валирии. Джон Хайтауэр⁽¹⁾, сам жердина здоровенная, от одного такого удара лег, как подрубленный, и зубы потом по всей горнице Малого Совета собирал. Ну ничего, Эйгор — не папаша, а принц — не Хайтауэр, ему и леща хватит.

Так что Эйгор стоял и потирал костяшки, отстраненно слушая крики позади...

...и в общем-то почти не удивился, когда его точно так же скрутили и поставили на колени перед принцем. Мда уж, еще немного — и он начнет думать, что Лори даже с его тараканами последних лет был вполне себе приличным человеком.

Лори, во всяком случае, умел проигрывать и когда его ссаживали, противника слал нахуй, а не к провостам — отборной ройнарской бранью слал, заслушаешься.

— Ты поднял руку на кронпринца, мальчик, — прогудел блондинистый тип в белой броне. — И сейчас ты лишишься и руки, и, возможно, жизни.

По всему, это был тот самый сверхрыцарь Барристан; Эйгор хотел было порадовать его песенкой про дорнийский отряд и барана по кличке Барри, но решил отложить на потом. Если оно будет, конечно, это "потом".

— Я поднял руку на кузена, мессьер, — прошипел Эйгор. И заорал так, чтобы слышали все: — На кузена и богохульника, который нарушает данные Воину обеты и не умеет принять честное поражение!

Шум на трибунах с гневного сменился на озадаченный.

— Да как ты смеешь обвинять кронпринца в богохульстве? — провизжал король. — Сжечь паршивца! Сжечь немедленно!

— У-жас, — отчеканил прямо над ухом Эйгора знакомый голос. — Папа, если его сейчас казнят, можно я его прибью?

— Лори, если его сейчас казнят, я его сам прибью, — пообещал другой, не менее знакомый голос.

— За мной занимайте, — проворчали совсем рядом. — Я этого черта родила, мне его первой и пиздить!

Эйгор нервно сглотнул. Костра он не боялся... пока, а вот мамка с прялкой в посмертии была очень серьезной угрозой.

— Может, пусть божий суд потребует? Прокатило же у твоего бастарда... — без особой надежды вопросил третий, чем-то схожий с Мейкаровым.

— И кому проломим голову? — осведомился Лори, отчего-то ну очень ядовито.

— Ваше высочество? — спросил ещё один из белых, продолжая заламывать Эйгору руки. — Прикажете на плаху или?..

Рейгар выдержал драматическую паузу, а потом покачал головой:

— Нет, сьер Артур, это лишнее, как и костёр. Он все же наш кузен. Грех проливать родную кровь. Отправьте его вслед за дружком-жуликом: за одно и то преступление положена одна и та же кара и господину, и его присяжнику. Мы справедливы.

— Рейгар, мне кажется, это лишнее.

Акцент — ройнарский, такой густой, что можно было ножом резать — Эйгору был знаком, а вот говоривший — не очень: дорниец чуть помладше Деймона, на рожу — вылитый Марон и, конечно, в мартелловских цветах. На Эйгора смотрел он тоже очень знакомо — примерно как Дейрон после того самого скандала с акколадой.

«В кого же ты такой упертый долбоеб?», — назывался этот взгляд.

— Право слово, зять, — у него что, сестра замужем за этим утырком? Матерь и Дева, бедная девушка, под какой шмалью Мартеллы согласились выдать её за это вот? — Стоит ли лишний раз беспокоить провостов ради выходки пьяного мальчишки?

— Да трезвый я! — прохрипел Эйгор.

— Раз орет, что трезвый, значит, точно бухой в говно! — а это Роберт с Недом подоспели. — Кузен, прости, не уследили. Первый турнир, первая победа, сам понимаешь...

— Мы и глазом моргнуть не успели, как он напился, — поддакнул Нед. — Послали в шатер проспаться, но он как-то улизнул по дороге.

— Если что — я его сам взгрею так, что жрать будет стоя и на коня неделю не сядет, — Роберт, судя по голосу, был чертовски близок к исполнению своей угрозы. — Только не позорь нас еще больше, и так из-за межевика нашего опозорились.

— Из-за кого? — взвился Эйгор, но Баран Барри и как-там-Артур прижали его обратно. — Да схерали вы перед ним все стелитесь?!

Рейгар посмотрел на него с высокомерной печалью — ну чисто Хайтауэр на вошь, — покачал головой и повернулся к Роберту:

— Займитесь братом, кузен наш Роберт. Я не желаю видеть и слышать его выходок до конца турнира. И стоит нам поговорить о его будущем. Невместно оставлять юнца с мальчишкой да стариком — как видишь, он от этого вовсе одичал и потерял и разум, и чувство меры. Это ведь надо — с утра напиться! Даже ты, со всеми своими пороками, себе такого не позволяешь. Но думаю, что это поправимо. Твой брат — замечательный боец, он многих превосходит своим талантом. А ты, должно быть, знаешь, со смертью сьера Харлана⁽²⁾ в Гвардии открылось место. На него просится сын нашего Десницы, но невместно было бы лишать юнца наследства...

— А можно лучше к провостам? — выдавил Эйгор.

В Гвардии его детства было ровно два нормальных человека из семи — дед Джос и покойный Тойн, земля ему пухом и Бет хоть после смерти. В нынешней Гвардии, похоже, нормальных людей не было вообще, а провести остаток жизни в компании подсосов хренпринца и самому быть у него на подсосе Эйгору ну очень не хотелось.

— Мой принц, место в Гвардии — это большая честь, — возразил Барристан. — Я... не уверен, что этот сопляк её достоин, и полагаю, лорд-командующий Хайтауэр со мной согласится.

Нет, Эйгор точно подкупит какого-нибудь менестреля и зашлет к этому типу с песенкой про дорнийцев и барана.

— Мы... обсудим это, кузен, — нехотя ответил Роберт. — После турнира, ладно? Мало ли что ещё произойдёт.

Рейгар милостиво взмахнул руках, и гвардейцы нехотя отпустили Эйгора; он, тихо чертыхаясь, поднялся на ноги и тут же заорал снова.

Потому, что его сгребли за ухо.

— Пойдем-ка, потолкуем, юноша, — голос дорнийца не обещал ничего хорошего. — Ты хоть и взрослый, и лорд, а все же некоторых вещей, похоже, пока не уразумел. Ничего, сейчас объясним.

А хватка у него была как у мамы Мэр, хрен вырвешься.

Единственным утешением для Эйгора стало то, что когда его протаскивали мимо ложи Талли, его проводил встревоженный взгляд девичьих глаз — синих-синих, как вода в божьем Оке.

* * *

Роберт с размаху швырнул брата в шатёр. Он был в ярости — и видят боги, кабы Станнис не был ему родным, не жить бы ему после такого позорища.

— Нахера ты подучил своего подсоса напасть на Рейгара? — прорычал он. — Ты это затем всё и затеял, чтобы влезть в драку, да? Репы было мало?! А ведь обещал...

— Кузен, — рука Мартелла на плече была хоть и легка, а крепче иного металла. — Кузен, не стоит уподобляться... кронпринцу. Мальчишка сам не знает, что натворил.

— Я должен был сделать хоть что-нибудь! — возмутился этот дурак. — Он оскорбил моего человека! Нарушил божьи законы!

— Успокойся. Если боги и существуют — им точно не до нас, — фыркнул Брандон. — Ну, некрасиво себя повёл, конечно. Но он же в своём праве. Если бы меня макнул в дерьмо какой-нибудь вольный всадник, я бы тоже, пожалуй, его высечь велел бы. Чего тут так беситься?

Вот. Человек разумный и понимающий, что в этом мире к чему. (Нет, брата не казнили бы, они всё-таки внуки Рейль, они не абы кто. Но как же будет ругаться Рикард, и как надоело его нытьё...) Ещё бы объяснить братишке, каких делов он натворил, какое важное он дело чуть не сломал!

— Тогда поздравляю тебя с тем, что ты ебанат с гордыней выше винтерфелльских башен!

— Малой, тебе бугурта было мало? — Брандон двинулся было вперед, но Нед придержал его за плечо — мол, толку от этого не будет, все равно не услышит и не поймет.

— Да посрать, ебанат, не ебанат, ты всех нас подводишь под плаху! Да что ты за человек такой... то Ренли научил на принца материться, то это вот, ты думаешь о доме вообще?! — рявкнул Роберт... и снова наткнулся на руку Мартелла.

— Нет, лорд Баратеон, тут по-другому надо. Тут надо и правда объяснить, — и как только Мартеллу удаётся быть таким спокойным и рассудительным! — Вот посмотри. Понимаешь, твой лисениец — он для тебя человек, но по сути? Пустое место в сравнении с тобой. Ты можешь его выгнать среди зимы, прямо в ночь холодную, и никто не скажет, что ты неправ. Но и мы сами перед кронпринцем — немногим выше того! Да, мы кузены — но мы-то не Таргариены. Нам ни браков с сёстрами, ни драконов не светит, мы не чистая, святая кровь, мы так, виверны какие-то. Ты понимаешь?

— Не понимаю и понимать не хочу! — рявкнул Станнис. — У Недостойного короля была толпа бастардов, и никто не ставил их ниже законных детей! И никто не тыкал носом в то, что их матери — не сестры короля! И никто, ни до них, ни после не мнил Таргариенов святой кровью, откуда, блядь, это вообще пошло?!

* * *

( — Вот я тоже хотел бы это знать. Сына, вроде, такому я не учил!

— Ты не учил. Я не учил. До такого додуматься же надо.

— Как будто драконы светят этим ничтожествам!

Голоса становились тем ближе, чем хуже было Эйгору: рука у брата Роберта немногим полегче его молота.)

* * *

— Святая, парень. Они боги среди людей, это и Вера признала. Доктрина Исключительности, читал такую, богослов? — Роберт постучал себя над бровью.

— Да она вовсе не о том! — брат поднялся, Роберт снова заставил его сесть. Конечно, ему виднее, чем Вере и всем умным людям, и папе Аррену. — Да что с вами всеми не так? Во все времена кузенам Таргариенов можно было бить им рожу, а простым рыцарям — ссаживать их на турнирах, и ничего!

— В какие все времена, мальчишка? Что ты знаешь о временах? Осилил пару книжек в библиотеке, где дрочили на Недостойного — и мнишь, что представляешь, как вертится весь мир? — сорвался Роберт, так заебало это всезнайство.

— Бить кронпринца вообще-то нельзя, за это руки всем рубят, — напомнил Нед. — Я тоже, знаешь, книжки читал. Так в книжках только сьер Дункан мог, но для этого понадобился Суд Семерых. А у нас говорят — что кровью отца родного, принца Бейлора, он купил себе такое право! Ты же не хочешь, чтобы ради тебя, твоего каприза устроить справедливость на публику, убили Роберта?

* * *

( — Это... альтернативная какая-то версия моей смерти... — пробормотал над ухом голос Лори.

— Они все ебанутые, брат, ебанутые! — да, это был точно Мейкар, только постарше.

— Ересь как она есть. Мы божьи чудовища, а вовсе не боги! Дурное, дурное богословие, пропитанное гордыней, как пьяница — вином! Вмазать бы им кадилом... — и септон Аддам тоже был тут.)

* * *

— Не знаю, что ты там читал, но никогда ведь такого не было, чтобы простому рыцарю дозволили кронпринца ссадить, — мягким своим голосом продолжил Оберин. — Великий Бейлор Сломи-Копьё, тот одевался простым межевиком, иначе его не трогали и поддавались — всё потому, что знали своё место и уважали драконью кровь! А он был наш, он гордый был, хотел по-честному.

— А кузен по-честному не хочет, и в своём праве, понял? А кто с ним не согласен — тому пизда. Он вообще-то жизнь тебе спас, осёл Отца Небесного, и подсосу твоему. А могли бы вместе гореть — то-то была бы красота! — влез Роберт. — И мы все вместе с тобой, как Дарклины.

Все эти разговоры его порядком уже подзадолбали.

Станнис так любит горькую правду — вот пусть слушает и скажет спасибо!

— А вот твой межевик, которого ты вроде бы так ценишь... ведь он же мог бы взять третье, четвёртое место, он талантлив, как чёрт. Второе мог бы! Хорошую награду бы получил, на выкуп справил бы новый доспех, получше, лошадь нашёл бы свежую. Но он тебя послушал — и где теперь? А ведь такие раны месяцами не заживают, от них и помереть ведь можно. Видишь, куда приводит мальчишеская прихоть, кузен мой Станнис?

Так подумать, и правда ведь. И Роберт ведь тоже думал: ну покрасуется он перед принцем — и проиграет. Красиво, и с очками.

Станнис смотрел то на одного, то на другого, то на третьего, и в его взгляде непонимание мешалось с бешеным отвращением.

— То есть, — медленно начал он. — Принцу Бейлору не поддавались, а знали свое место — так? Принц ссыт вам всем на лицо и мешает с дерьмом просто потому, что наши отцы не ебали сестер и на рожу не валирийцы, а мы должны глотать и говорить спасибо — так? И вообще мы должны молчать и внимать с почтением каждой хуйне, которую творит или он, или его папаша, потому что иначе нас сожгут к херам или унизят — так?! — под конец Станнис сорвался на крик. — Да мы, вашу мать, где — в Семи Королевствах или в ебаном Юнкае?!

Он снова попытался встать — и снова безуспешно.

— Не держи меня!

— Буду, а то ты в своей горячке наворотишь делов. Юнкай он себе придумал! Балда с ушами, везде есть лорды — и есть не лорды, и не лорды должны повиноваться, а лорды — править! В Долине — Аррены, в Штормах — мы, Старки — на Северах, а над нами всеми — Таргариены. Так устроен мир, такой порядок, ты понимаешь, дебил?! Или скажешь, крестьянин ничем не лучше тебя и может тебя в дерьмо макнуть?

— Не понимает. Верит в своих богов воображаемых, в святую справедливость, где всё позволено и можно замахнуться на короля, если король не прав, — печально покачал головой Мартелл. — Хочешь правду, лорд Станнис? Если король решит нас обоссать, мы скажем ему спасибо, потому что иначе сгорим. Или мы скинем короля, заменим его кем-то получше — вот, Рейгаром заменим, который ни за что не будет так поступать, потому что он, конечно, позёр и скоморох, но благороден и милосерден. А ты как будто не видишь, что он спас тебя и твоего болвана, только знаешь, что твердить про справедливость. Да где ты её видел!

— Не, ну зачем. Справедливость вполне нормально существует, — возразил Брандон. — Межевик огрёб за наглость, мальчишка от нас — тоже, но оба живы и в общем целы. Всё честно же: и по заслугам, и без уёбства, которое король творит. Так и папаня судит — по справедливости, и я однажды буду судить. Чего не так-то?

Только Нед отчего-то нахмурился, как будто был не согласен.

— Охеренный выбор — или смерть, или позор, или ложиться под флейтиста-скомороха, — огрызнулся Станнис, но уже с куда меньшей яростью. — И все равно, раньше было не так.

— Раньше, раньше, раньше... откуда тебе знать про это раньше? — устало спросил Мартелл. — Из книг?

— А хоть бы и из них! — снова вскинулся Станнис. — Люди шли в Дорн за Молодым Драконом и Бейлором Святым не из страха! Люди принимали разные стороны в Танце не из страха — иначе сидели бы под кем-то одним и дышать боялись! Даже Б... Блэкфайры, — на этом имени Станнис запнулся, будто что-то сдавило ему горло. — Вряд ли люди выбирали сторону Претендента потому, что он грозился их перевешать к херам!

— А почему ещё? — встрял Брандон. — В тех Золотых Мечах, которых намутили из остатков Блэкфайров, была железная дисциплина. Чем, как не страхом, можно держать в железных рукавицах десять тысяч рыл? И все знают, что Злой Клинок был зверем страшнее, чем его братишка-Кровавый Ворон. Так что всё держится на страхе.

— Ну, или на любви. Но это, малец, большая, большая редкость, любовь и верность. И встречаются они обычно в книжках, — Оберин вздохнул невесело. — А твои герои? Твои герои, милый мой лорд Станнис, никуда не годятся — в отличие от зятя, который тебя спас и даже твоего дурачка-межевика. Дейрон Дракон был диким зверем, сгубившим столько же своих, сколько чужих ради пустой гордыни и славы завоевателя! Бейлор? Безумец, гадюками покусанный, уморивший себя, лишь бы сестру не трахнуть! Мейстеры напишут про верность клятвам, но в Танце все ваши горло друг другу грызли вовсе не за клятвы, а за клочки земли да былые свары. А Претендент? О, нет, он не грозился их перевешать — он обещал им перевешать грязных дорнийцев! Зятёк хотя бы ни разу не оскорбил сестру неуважением её наследия, наследия своего сына! Вот какова реальность, кузен — добро пожаловать, тебе в ней жить. Она поганая, но другой покамест не придумали.

И Станнис не был бы Станнисом, если бы не буркнул:

— Тогда валить такую реальность нахер к Айронвуду козлиному!

Тут уже Роберт не выдержал. Он обещал — он сделал: братцу вломил, как следует.

* * *

— А Лори был ничего так... — улыбнуться не очень получалось, не с деревяхой в зубах, но он старался. — Солью ни разу не приказал посыпать, да и драли нас не так, а как детей дерут... и обычно за дело. Ну, относительно.

Попытки прибить козотраха были, справедливости ради, преступными деяниями. Но совершенно понятными и извинительными!

Бринден только вздохнул, накладывая на раны что-то прохладное и мягкое. Боль отступала, дышать становилось немного легче. Хорошо, что тут был Брин. У Брина золотые руки и раны лечить он научился лучше любого мейстера.

— Мудак я был, — на сей раз у ветра был голос Лори. — Боги, какой я был мудак! Если я был на это похож... если вот это вы всё время торопитесь со мной сравнить... о боги!

— Сравнить, да, — возразил Деймон. Поморщился: Брин тащил застрявший кусок чего-то прямо из мяса. — Потому что мы бесились на тебя, считали, что нету хуже зла. И ты был злом, не думай — но ты... был нашим братом. Ты никогда... ты просто...

— Тебя просто пришибло, ну, ответственностью, — тихо заметил Брин. — Уж я-то знаю, как это бывает. Паршиво.

— Нас всех пришибло, — это был голос... наверное, Мейкара? — Тебя, меня, когда корону надел. Малого. Эйгора, что клятвы полез давать тупые. Даже Идиота небось, уверен!

Деймон изобразил кивок, насколько это возможно лёжа на пузе.

— Паршивая работа — быть королём. Похуже, чем девичье рукоделье, и такая же муторная и мелкая. Но мы все работали! — он дёрнулся и тихо ругнулся по-валирийски. — Работали. Ты, Лори, я, братец Дейрон, Эйгор — мы все! И Бринден тоже!

— А вы болтали, что я только шмаль жру и хрень несу, — заметил Брин, но без особой обиды в голосе.

— Мы много что болтали, — Лори вздохнул. — Так посмотреть, и дед был не худшим на свете королём. Просто сношал кого попало и делал, что вздумается — но не припомню, чтобы люди вздохнуть боялись из страха перед костром. Это надо было совсем уж нагло ему в лицо сказать, что он последний мудак, чтобы на плаху отправиться...

— Ну, или быть отцом понравившейся девки. Или мужем. Женихом тоже можно. Но в чём прелесть — в том, что этим нынешний король тоже прославился! Ещё и жену зачем-то пытает в спальне, вместо супружеских утех.

Это Деймон слышал от Тодда, оруженосца при Барристане из гвардии. Он много рассказывал о жизни Красного Замка, и вчера-то Деймон ему не верил — а вот сегодня...

— Там Хози плохо, — негромко заметил Бринден. — Прям очень. Я чую.

— Так подлатай меня и вместе пойдём его утешим, — Деймон нахмурился. — По дороге придумаем, чем именно. Сказал бы, что надо поднять людей и перебить их всех, как Пастырь — драконов, так не поднимутся же...

— Не, они привыкли жить на коленях. Им стоя спину ломит, — презрительно заметил Мейкар.

— Ничего, — голос брата Дейрона он слышал впервые. — Я схожу. Я знаю, пожалуй, что тут сказать.

* * *

— Если ты пришел читать мне нотации, то лучше съе... уйди по-хорошему, — буркнул Эйгор.

Он растянулся под дубом на берегу Божьего Ока и еще никогда ему не было так паршиво — и физически, и морально. Морально — от всего увиденного и услышанного. Физически — от того, что рука у братца Роберта была невъебаться тяжелая, а трепку ему задали знатную. Хренпринц, дышло ему в забрало, будет доволен.

— Нет, — Дейрон присел рядом на траву, хотя ему, как призраку, не было в этом нужды. — Но если ты помнишь, я учил тебя не осуждать человека, не проходив в его шкуре хоть немного.

— Не хочу я в эту шкуру влезать, не раб в Юнкае, — Эйгор швырнул в воду подвернувшийся камень. — Лучше в навоз с головой.

— Потому, что ты привык к другому порядку вещей. А они привыкли к такому. Но я бы не стал их за это осуждать.

— Так что — засунуть язык в задницу и соглашаться с тем, что это правильно и нормально?!

— Нет. Хотя бы потому, что это неправильно и не нормально.

Эйгор проглотил очередную порцию ругательств и с недоумением уставился на... а, ладно, пора уже это признать — на приемного отца.

— Ты же умный мальчик, рассуди сам, — Дейрон был спокоен, даже безмятежен. — Сто лет назад и внутри нашей семьи, и с нашими подданными были совсем другие отношения. Что же произошло за сотню лет, что они превратились в... это? Вот тебе и твоя любимая задачка.

— И что же, я должен ее решить? — нахмурился Эйгор. — Поэтому я здесь?

— Почему ты здесь — я не знаю, — мягко ответил Дейрон. — Пути Семерых неисповедимы. Но я уверен, что они решили дать тебе второй шанс, а не узнав, что произошло за эти годы с нашей семьей и страной, ты не сможешь им воспользоваться.

— Я... — Эйгор помедлил. — Я так паршиво закончил... там, что мне понадобился второй шанс?

— Не мне об этом судить. Но если спросишь меня — я хотел бы тебе другой судьбы, куда лучшей.

Значит, жил он как черт и умер, как черт. Что логично, если уж про него болтали, что он хуже Твари.

Эйгор снова уставился на воду.

— Значит, решать задачку и сидеть молчать, так?

— Что ты знаешь о разорении Квохора Золотыми Мечами? — ответил вопросом на вопрос Дейрон.

— Ничего. Я и об этих Мечах только сегодня узнал.

Дейрона это отчего-то развеселило.

— Как-то раз Квохор не выплатил им обещанные по контракту деньги, хотя может, причина была в ином. Важно то, что командир Мечей решил осадить город. Он вырубил лес вокруг, построил осадные машины, но все было без толку: припасов в городе хватало, стены его были толстыми — так, что не пробьешь, а деньги у Мечей были на исходе, и чтобы удержаться на плаву, им нужно было отправляться на поиски нового нанимателя. Но и этого они сделать не могли — тогда бы у них была репутация отряда, которому можно не платить.

— То есть терпил, — отметил Эйгор. — И что же командир?

— Он послал на разведку сведущих в подземном деле людей, — охотно продолжил Дейрон. — И они выяснили, что одна из стен Квохора стоит над огромной пустотой — какой-то древней пещерой. На следующий день командир Мечей перевез все орудия к той стене и велел всем метать снаряды в маленький красный флаг в десятке футов от нее. Квохорцы со стены смеялись над отрядом, оскорбляли, говорили, что andalhi даже в стену попасть не могут... но через два дня земля над пещерой не выдержала постоянной долбежки и осела вниз, а вместе с ней рухнула и стена. Золотые Мечи вошли в город и разграбили его почти до основания — как сказал командир, взяли и плату, и неустойку.

— Умный он был, этот командир, и терпеливый, — задумчиво протянул Эйгор. — Предлагаешь мне сделать так же? Забить на укурков и долбить, пока стена не рухнет?

— А когда рухнет — ты возьмешь свое и даже больше, — подтвердил Дейрон. — Уверен, у самого упрямого из моих детей на это хватит терпения.

Эйгор слабо улыбнулся — в словах Дейрона определенно был здравый смысл, а здравый смысл он любил. Какой бы херней со стороны окружающих это ни сопровождалось.

— Спасибо, пап. Правда спасибо, я понял. Заглянете ко мне еще?..

— ...мой лорд? С кем вы разговариваете?

Эйгор повернулся, зашипев от боли — в десятке шагов от него стояла та самая рыжая девчонка из Талли. Кейтилин вроде, так Брандон ее называл.

— Ни с кем, моя леди. Вам показалось. Что вы здесь забыли?

Девушка немного опешила от его грубости.

— Я искала водяные лилии, мне сказали, они здесь растут, — ответила она несколько чопорно. — Но если я вам помешала...

— Нет, — Эйгору стало стыдно. Ну вот, еще и девчонку хорошую ни за что обидел. — Не обращайте на меня внимания, моя леди. Считайте, что тут лежит бревно или дохлый крокодил.

Он снова отвернулся к воде и принялся водить по ней кончиками пальцев. Поэтому, наверное, и не увидел, как леди Кейтилин подошла и села рядом — так близко, как было дозволено воспитанной леди.

— Я видела, что случилось на поле сегодня, — тихо сказала она. — Вы... вас очень?..

— Сильно ли мне влетело? Да нет, моя леди, терпимо. Бывало и похуже.

Бывало, но только раз — когда Деймон узнал о том, что он сделал Ханне дочь. Эйгор тогда двое суток отлеживался.

— И кому-то другому досталось куда больше.

— Вы очень смело вступились за вашего... друга, — шепнула леди Кейтилин. — Немногие бы на это пошли.

— Угу, потому что не такие дураки, как я, — фыркнул Эйгор. — И он — мой присяжный рыцарь, я обязан о нем заботиться.

— Все бы об этом помнили так, как вы, — возразила леди Кейтилин. — И хотя многие считают ваш поступок глупостью, еще больше вам сочувствуют и поддерживают. Даже мой отец сказал, что вы поступили глупо, но правильно.

— Жаль, моя семья с вами не согласна, — Эйгор поморщился и с усилием поднялся. — Но спасибо за теплые слова, моя леди.

Леди Кейтилин нерешительно теребила кружево на платье — совсем как Гвис, вдруг подумалось Эйгору. И совсем, как с Гвис, с нею паршиво было быть грубым.

— Извините меня, — он постарался сделать свой голос как можно мягче. — Обычно я... не такой, в общем. И не сидите, пожалуйста, здесь, моя леди — под дубом земля холодная.

— Видела я, какой вы, — чуть фыркнула леди Кейтилин, но с травы поднялась. — У вас, мой лорд, кстати, грязь на щеке. Вот здесь.

Платок Эйгор забыл в шатре, когда вылетел из него куда глаза глядят. Леди Кейтилин только головой покачала и протянула свой — голубой, с вышитыми серебряными рыбками.

— Я... я верну, — неуклюже пообещал Эйгор, приводя себя в порядок. — Выстираю только.

— Непременно. У меня ведь есть жених, мне не следует раздавать платки посторонним мужчинам, — ему показалось, или в ее голосе промелькнула тоска? — Мы... мы ведь еще увидимся, мой лорд? — спросила она с какой-то робостью.

— Непременно. Только не здесь и не в полночь, моя леди.

— "Под дубом, в полночь, мы встретимся с тобой"? — леди Кейтилин аж просияла. — В Штормовых землях тоже знают эту песню?

— Ее много где знают, моя леди. Это известная и довольно грустная история, — Эйгор отвернулся и закусил губу. — Только его не повесили, а четвертовали лошадьми. У нее на глазах и на глазах ее маленького племянника.⁽³⁾

Вот это он точно не отказался бы забыть. Все-таки сьер Терренс был ему другом, не говоря уже о Бет.

— Я знаю. Мой дядя рассказывал мне про это в детстве, — тихо призналась леди Кейтилин. — И мне всегда было жаль эту бедную девушку: она просто хотела, чтобы ее любили и уважали, а не бросили на ложе к... — она прижала пальцы к губам, словно чуть не брякнула что-то неподобающее. — Я все-таки пойду поищу лилии, я обещала сестре венок. До встречи мой лорд.... Станнис, верно?

— До встречи, моя леди Кейтилин.

Девушка ушла, а Эйгор все еще стоял на берегу и смотрел ей вслед как дурак — ну или как Роберт своей срущей мыши. Потом опомнился, аккуратно спрятал платок за пазуху и зашагал обратно к лагерю.

Кажется, боги и Дейрон только что подкинули ему аж два повода перестать дуться, как пацан.

1) Десница последних лет правления Недостойного

Вернуться к тексту

2) Харлан Грандисон — член королевской гвардии, место которого в каноне занял Джейме Ланнистер

Вернуться к тексту

3) Так-то это строчка из "Виселицы" из ГИ, но авторы считают, что она неплохо ложится на историю Бетани Бракен и Терренса Тойна.

Вернуться к тексту