Camerado (гет)

Дверь комнаты распахнулась, отвлекая Гермиону от ошеломленного созерцания собственного отражения в большом зеркале. Быстрый взгляд через плечо дал понять, что в дверном проеме стоит Лаванда и смотрит на нее с удивлением.

— Что с тобой случилось?

Гермиона повернулась обратно к зеркалу, приподняв подбородок.

— Ничего, — кратко ответила она, стиснув зубы, хотя в уголках глаз предательски горело. Она сдерживала слезы уже минут десять,— с тех пор, как надела мантию, — и не собиралась реветь сейчас.

Лаванда подошла ближе, очевидно, не замечая дискомфорта соседки, и взглянула поверх плеча Гермионы на ее отражение

— Мерлин, — выдохнула она.

— Это просто шрам, — раздраженно произнесла Гермиона, с легкостью игнорируя тот факт, что последние несколько минут провела в попытках не разрыдаться. «Самая умная волшебница», — мрачно подумала она. И даже не задумалась о том, что мантия, которую купили ей родители, выставит напоказ огромный участок красно-белой повреждённой кожи.

Она также не учла, что широкий треугольный вырез никак не скроет медальон Ордена. Вырез был скромный, вряд ли кто-то посмотрел бы в него дважды, но риск был. После мгновения раздумий она обвила цепочку вокруг щиколотки и застегнула ее: мантия была достаточно длинная, а почувствовать тепло металла на щиколотке так же легко, как и на шее.

Лаванда, обиженная тоном Гермионы, шмыгнула носом и села на кровать, скрестив ноги.

— Довольно заметно, милая, — любезно отметило зеркало.

Гермиона не обратила на него внимания и вместо этого направила на себя палочку, и свела чарами помятость с длинной узкой юбки. Затем она снова посмотрела на свое отражение, поморщившись, когда зеркало сочувственно прищелкнуло. Приподняла одну непослушную кудряшку, но та вновь вернулась на прежнее место. Гермиона специально не стала покупать зелье для укладки — сегодняшнее событие не стоило таких затрат и проблем. Чаще всего она была слишком занята, чтобы беспокоиться о своих волосах, но, пусть и очень редко, чувствовала, что руку отдала бы за элегантную гладкость ярких локонов Джинни или волнистые длинные пряди Падмы и Парвати.

Поборовшись со своими своенравными кудряшками и наконец завязав их в узел на затылке, она невесело подумала, что это один из тех случаев.

— Тебе лучше поспешить, если не хочешь опоздать, — обиженно прокомментировала Лаванда.

Гермиона взглянула на нее. Она знала, что та хотела бы быть приглашенной на эксклюзивную вечеринку. Также она знала, как нелепо и несправедливо было со стороны профессора Слизнорта приглашать к себе только некоторых студентов. Но потом Гермиона вспомнила, как Лаванда вернулась прошлым вечером с опухшими губами и шеей, срочно требующей заживляющей мази, и решила, что несправедливость принимает разные формы, и некоторые из них хуже других.

— Я уже ухожу, — ответила она.

Лаванда передвинулась к краю кровати и нехотя сказала:

— Эта мантия тебе идет. Я имею в виду, даже с... — она кивнула на грудь Гермионы, и ее лицо при этом выражало любопытство.

Гермиона удивленно посмотрела на нее.

— М-м-м, спасибо, — ответила она, запихивая палочку за пояс, чтобы та крепко держалась на боку. — Ладно, до встречи, Лаванда.

Рона не было в общей гостиной, и Гермиона не могла понять, чувствует она от этого облегчение или разочарование. Она вдруг необъяснимо занервничала. Подняв руку, коснулась шрама и потерла его краем ладони. Несколько дней она снова и снова обдумывала полушутливую угрозу Джинни подыскать ей такого кавалера, чтобы Рон взбесился, — дошло до того, что однажды утром она оценивающе разглядывала Захарию Смита с другого конца Большого зала — прежде чем Гермиона вынуждена была принять весьма настоятельный совет младшей подруги на собрании «Клуба Слизней» за неделю до вечеринки.

Профессор Слизнорт тогда как раз перестал поддразнивать Блейза Забини по поводу того, с кем он планирует прийти на вечеринку, и тут же обратился к молодому мускулистому парню, сидящему по другую сторону.

— Что насчет вас, Кормак? — приветливо спросил он. — Какой юной леди посчастливилось занять ваши думы?

Маклагген улыбнулся.

— Я пока еще рассматриваю варианты. Но... — он окинул Гермиону откровенно сальным взглядом и продолжил немного громче, чем следовало: — Я подумываю пригласить Гермиону.

Гермиона почувствовала, как ее лицо начинает краснеть, когда Слизнорт ответил:

— У тебя такой же хороший вкус, как и у всей твоей семьи, мой мальчик! Рад за вас, очень рад, — не замечая замешательства Гермионы и того, как другие ученики стали переглядываться, он наклонился через стол. — Что вы скажете, моя дорогая? Кажется, молодой Кормак без ума от вас!

Она тем временем начала пить маленькими глотками сливочное пиво, чтобы скрыть свое смущение, но поперхнулась от последних слов профессора. Джинни похлопала ее по спине, и Гермионе наконец удалось невнятно выдавить:

— Я...

Острый тычок в ребра от Джинни предвосхитил отказ, почти сорвавшийся с губ. Гермиона приподняла брови, заметив многозначительный взгляд подруги, и повернулась к Маклаггену, откинувшемуся на спинку стула и скрестившему руки на широкой груди.

— Я с удовольствием, — ответила Гермиона, пытаясь не съежиться, когда он ухмыльнулся ей в ответ.

— Превосходно! — воскликнул Слизнорт, улыбаясь и хлопая своими пухлыми ладонями.

Джинни придвинулась к Гермионе и пробормотала ей на ухо:

— Вот это отличный пинок под зад для Рона.

* * *

Гораций Слизнорт поприветствовал Северуса Снейпа в своем кабинете, увеличенном при помощи магии, кружкой с медовухой и влажным рукопожатием.

— Северус, друг мой. Рад, что вы пришли, — глаза-бусинки Горация, очевидно, уже немного пьяного, остановились на облачении коллеги. Северус с трудом удержался от усмешки. На нем была соответствующая случаю парадная мантия, однако она была так же неизменно черна, как и вся его повседневная одежда.

— Вы всегда такой мрачный, да? — весело подметил Гораций. — Неужто нельзя в честь праздника разбавить чем-нибудь поярче? Например, что-то серебристое или зеленое — в цветах Слизерина?

Незаметно вытерев руку о край мантии, Северус взял медовуху.

— Не думаю, что картина столь очевидного впадения в… праздничное настроение в моем исполнении пойдет студентам на пользу, — ответил он сухо.

— Что верно, то верно, — засмеялся Гораций, ударив его по плечу так сильно, что часть медовухи выплеснулась из кружки на пол. — Мне нужно пройтись, мой мальчик. Веселитесь!

Мгновение Северус наблюдал за своим бывшим учителем, который вразвалку уходил из комнаты, пробивая дорогу сквозь толпу празднующих при помощи своего тучного тела и громкого голоса. Затем отвернулся, отошел к стене и прислонился к ней, сердито глядя поверх кружки на каждого, кто осмеливался надолго задержать на нем взгляд.

На вечеринке собрались талантливые, имеющие хорошие связи или просто интересные студенты. Северус довольствовался тем, что мог наблюдать за происходящим из угла столько времени, сколько требовалось, прежде чем его незаметный уход перестанет быть оскорбительным.

Он медленно потягивал напиток из своей кружки — медовуха была вкусной, насыщенной пряностями. Единственное, за что можно было быть благодарным Горацию с его вечеринками — это безупречное качество напитков. Северус нахмурился, увидев группу рейвенкловцев с кружками в руках — он не одобрял того факта, что студентам тоже предоставлялись крепкие напитки. Они способны натворить глупостей и без помощи алкоголя.

К слову, о глупостях... Недалеко от него двое студентов, судя по всему, уже под влиянием медовухи, стаканы с которой они держали в руках, с энтузиазмом воспользовались одной из веточек омелы, которые Гораций зачаровал над головами толпы. Скривив рот от отвращения, Северус сделал еще один глоток, прежде чем направиться в их сторону. Очевидно, на Горация нельзя было полагаться в вопросе поддержания порядка на его же собственной вечеринке.

Парень свободной рукой прижимал к себе голову девушки — его пальцы запутались в ее распущенных волосах. Она, со своей стороны, проявляла меньше активности и желания, чем Северусу показалось вначале. Вцепившись в руку парня, возможно, для устойчивости, она отклонилась от него настолько, насколько это было возможно.

— Десять баллов с... — Северус резко замолчал, чтобы опознать негодяев, прежде чем назвать их факультеты. Парень замер, прекратив хаотично изучать рот девушки языком, после чего отстранился от нее. Северус скривился. Маклагген. Этот гриффиндорский болван.

Девушка тоже замерла, и ему на мгновение показалось, что она не хочет поворачиваться. Когда она все же сделала это, Северус безучастно посмотрел на нее, прежде чем к нему пришло осознание. Теперь он понимал, почему она не хотела поворачиваться, однако спрятал свое удивление за внезапным всплеском нелогичной злости.

— Нет, — пробормотал он, не отрывая глаз от лица девушки — Гермионы Грейнджер. — Десять баллов с Гриффиндора с вас, мистер Маклагген, и тридцать баллов с вас, мисс Грейнджер. Вы, в конце концов, староста, и вам должно быть хорошо известно, что школьными правилами нельзя пренебрегать даже в такой вечер, как этот.

Увидев его, Грейнджер сначала побледнела, однако сейчас на ее лице появились неприглядные красные пятна, и она ничего не ответила. Маклагген же по-прежнему глядел нахально и потянулся вперед, хватая Грейнджер за локоть.

— Простите, профессор Снейп, — произнес он без всякого раскаяния. — Этого больше не повторится, сэр.

— Надеюсь, — резко ответил Северус.

Маклагген дернул Грейнджер за локоть, утягивая ее назад в толпу — она последовала за ним, незаметно оглянувшись через плечо. Однако Северус заметил, как через пару минут она каким-то образом оторвалась от этого хама и стала проталкиваться вперед, чтобы побыстрее скрыться в толпе.

Нахмурившись, Северус допил медовуху и отставил кружку. Ему было абсолютно всё равно, кого Грейнджер выбирает для… взаимодействия, но он просто предполагал, что у неё несколько лучший вкус.

А затем он вспомнил ее необъяснимые нежные чувства к Уизли и решил, что ее второй выбор не должен так его удивлять.

Северус решил еще раз осмотреть комнату, чтобы убедиться, что больше никто не позволяет себе непристойностей, но в тот же момент зацепился взглядом за Горация, беседовавшего с чертовыми Поттером, Трелони и Лавгуд.

— Бросьте дуться, идите к нам, Северус! — круглое лицо Горация покраснело от алкоголя и хорошего настроения, а его рука, словно груз, легла на плечо Северуса.

Беспорядок возле входа в кабинет Горация привлек всеобщее внимание, и Северус вместе со всеми посмотрел в ту сторону. Ему показалось, что каждая артерия в его теле заледенела, когда он понял, из-за чего был поднят шум: Аргус Филч проталкивался сквозь толпу учеников, распихивая их, вместе с Драко Малфоем, которого явно болезненно держал искривленной рукой за ухо.

— Профессор Слизнорт, — тяжело дыша произнес Аргус. — Я поймал этого ученика, когда он шнырял по коридору на одном из верхних этажей. Он утверждает, что приглашен на вашу вечеринку и только немного опоздал. Вы его приглашали?

— Ну ладно, меня не приглашали! — сердито выпалил Драко и вырвался из рук Филча. — Я хотел пройти без приглашения, вы довольны?

Сердце Северуса замерло в груди, прежде чем начать биться с удвоенной силой. Коридор на верхнем этаже?.. Он пытался перебрать в голове перечень комнат, к которым мог направляться Драко. Однако без знания того, где именно Филч нашел его, определить это было невозможно. Смутно отметив, что Слизнорт с пьяным великодушием позволил Малфою остаться, Северус решил при первой же возможности узнать все у Аргуса.

Он вдруг понял, что Поттер смотрит на него, сузив глаза. Остальные гости вернулись к еде, напиткам и оживленным разговорам, так как поняли, что больше ничего интересного не происходит. Посмотрев на Поттера, который вернул ему такой же злобный взгляд, Северус резко повернулся к Драко, прерывая его льстивую беседу с Горацием.

— Я бы хотел с вами поговорить, Драко, — сказал он и, не обращая внимания на увещевания Горация по поводу праздника, указал на дверь. — Следуйте за мной.

Драко на мгновение взглянул на него с такой ненавистью, что Северус вновь почувствовал, как по телу прошла дрожь страха, и с неохотой последовал за ним через заполненную комнату в прохладный тихий коридор. Без слов Северус провел его к самому концу коридора и открыл дверь в кабинет магловедения.

— Входите, — отрывисто произнес он.

Драко посмотрел на него с возмущением и прошел внутрь, где, мрачный как туча, прислонился к одному из столов. Северус закрыл и зачаровал дверь и помолчал, обдумывая, что будет более эффективным. Злость? Сочувствие? Он весь семестр пытался поймать мальчишку, множество раз приказывал ему зайти к нему в кабинет после уроков Защиты, но Драко игнорировал все его требования. Однако теперь, наконец поймав его, Северус понял, что не знает, как завоевать доверие. Он не мог сказать правду о том, что Темный Лорд не питает иллюзий по поводу успеха Драко и с радостью убьет всю семью Малфоев, когда он провалится. Стиснув зубы, Северус заметил, что Драко напряжён до предела: его лицо посерело, а глаза были пусты.

Наконец, после затянувшегося молчания, когда внимание Драко переключилось на иллюстрации, покрывающие стены и изображающие бытовые и электрические приборы маглов, Северус откашлялся.

— Я не знаю, что вы делаете, Драко, — сказал он тихо, — но я знаю, какую цель вы преследуете.

Драко взглянул на него.

— Вы не можете знать.

— Я знаю.

Драко выглядел потрясенным. Он провел рукой по волосам, крепко сжал пальцы на затылке.

— Это не имеет значения, — пробормотал он. — Он велел сделать это, и я знаю, как. У вас нет причин шпионить за мной.

Гнев взял верх, и Северус сделал шаг назад.

— У меня определенно есть причина «шпионить» за вами, мальчишка! То, что вам поручили — опасное занятие, в которое из-за вашей матушки и моей привязанности к вам я оказался вовлечен ровно настолько же, насколько и вы, — он заставил себя смягчить тон. — Я знаю, что вы не глупы, вы — гордость нашего факультета и нашего Лорда, но у меня гораздо больше опыта, чем у вас. История с ожерельем — это грандиозный провал, вы знаете это и сами, а вы не имеете права на ошибку, Драко. Потому что если вас исключат из школы...

— Я не имею к этому никакого отношения, понятно? — скривился Драко.

— Надеюсь, вы говорите правду, — сурово произнес Северус, зная, что это не так. — Поскольку все это было не только неумело, но и попросту глупо. Вас уже подозревают в причастности.

— Кто меня подозревает? — с вызовом спросил Драко. — В последний раз повторяю: я этого не делал, ясно? — он в бешенстве посмотрел на Северуса. От безысходности Северус встретил его взгляд, мысленно произнес заклинание, а затем оказался в разуме Драко. Но оказалось, что там возведены непроницаемые для него преграды.

Его подозрения подтвердились.

— Ага, — прошептал он, остерегаясь выдать голосом свою тревогу. — Как я вижу, тетя Беллатрикс научила вас окклюменции.

И, естественно, не удосужилась сообщить об этом факте, когда брала с него непреложный обет. Северус ближе склонился к Драко, глядя прямо тому в глаза, не делая новой попытки проникнуть в сознание, но стараясь донести до него всю серьезность ситуации.

— Какие же мысли вы пытаетесь скрыть от своего повелителя, Драко?

Глаза Драко широко распахнулись, и без всякой легилименции Северус ощутил его панику. Где-то глубоко внутри тот должен был знать, что Северус не сообщит о его новом умении Темному Лорду. Но Беллатрикс, постоянно ревновавшая Лорда ко всем и каждому, без сомнения еще с лета нашептывала Драко всякие инсинуации.

— От него я ничего не скрываю, просто не хочу, чтобы вы лезли не в свое дело! — произнес Драко срывающимся голосом.

— Так вот почему вы избегаете меня с начала учебного года? Боитесь моего вмешательства? — нахмурился Северус. — А понимаете ли вы, что если бы кто-нибудь другой посмел не явиться ко мне в кабинет после того, как я несколько раз вызывал его...

Лицо Драко передернулось и чем-то неприятно напомнило его безумную тетку.

— Ну оставьте меня после уроков! Наябедничайте на меня Дамблдору!

Северус ощутил свинцовую тяжесть в груди.

— Вы прекрасно знаете, что я не намерен делать ни того, ни другого, — многозначительно сказал он.

Драко около минуты не сводил с него глаз, будто пытаясь сформулировать ответ на вопрос, который не до конца понял. Выражение, схожее с выражением Беллатрикс, ушло с его лица, остались только изысканность и надменная осанка, явно унаследованные от Люциуса. Гнев Северуса исчез так же быстро, как и пришел; даже страх покинул его, оставив лишь неизбывную тоску. Только сейчас он осознал, что наблюдает, как Драко повторяет его собственные ошибки, поклявшись в верности сумасшедшему. Встретив настороженный взгляд, Северус понял, что любые попытки изменить его взгляды будут напрасны.

— Послушайте меня, — сказал он наконец, думая об Альбусе, о скорби Нарциссы. — Я пытаюсь помочь вам. Я обещал вашей матушке защитить вас. Я принес непреложный обет, Драко...

— Значит, придется вам его нарушить, потому что я не нуждаюсь в вашей помощи! — взвизгнул тот. — Это мое задание, он поручил это мне, и я это сделаю. У меня есть план, и он сработает, просто получается немного дольше, чем я рассчитывал!

— Что за план? — Северус постарался удержать голос ровным.

— Это не ваше дело!

— Если вы расскажете мне, что собираетесь делать, я смогу помочь вам...

Драко начал отступать от него, направляясь к выходу из кабинета.

— Я знаю, чего вы добиваетесь! Хотите украсть у меня славу!

Северус сжал свою палочку — скорее для того, чтобы привести в порядок чувства, чем воспользоваться ею. Нервные окончания дрожали, тонкие волоски на плечах и шее встали дыбом. «Драко, Драко», — глупо повторяло его сознание. Мимо его мысленного взора проносились видения: вот малыш Драко, спотыкаясь, топает к нему через элегантную гостиную мэнора Малфоев; вот Драко на распределении, гордый и волнующийся одновременно; вот Драко преклоняет колено перед Темным Лордом, притихший, напряженный и — ужасно напуганный, когда метка прожигает его руку. А теперь это — Драко получает задание не по силам большинству людей, которое, несмотря на очевидную невыполнимость, соответствует его амбициям.

Северус тут же вернул на место мысленные щиты, ошеломленный тем, что позволил им опуститься даже на мгновение.

— Вы ведете себя как ребенок, — сказал он холодно, ощущая, как к нему возвращается способность говорить. Он сделал несколько маленьких шагов вперед, а Драко отошел назад. Оба они, казалось, двигаются в неком гротескном танце. — Я понимаю, что вы расстроены арестом отца, но...

Он хотел сказать еще несколько резких слов, но Драко потерял остатки самоконтроля. Со странно ожесточившимся и в то же время расслабленным выражением на лице тот дернул дверь на себя и вышел прежде, чем Северус успел остановить его.

Обрывки знакомых эмоций, обычно сопровождающих использование окклюментных щитов, заполнили освободившееся место в его сознании. Северус осмотрел помещение. Много лет не находилось причин зайти в этот класс, но всё здесь было знакомо — со времён его студенчества изменились только автомобили, изображённые на неподвижных фотографиях. Он опустился за парту в третьем ряду — то самое место, которое занимал много лет назад, — долго смотрел на исцарапанную поверхность деревянного стола, а затем наконец поднялся, отворил дверь и решительно пошел по коридору.

* * *

Вернувшись в апартаменты Горация, он некоторое время держался в тени. Приглашенные на вечеринку кучковались небольшими группками вокруг одной-двух знаменитостей из коллекции профессора зельеварения. Та группа, что была ближе к Северусу, окружила невысокую, мускулистую женщину, хорошо знакомую по квиддичным плакатам. Она пила из кубка, прихваченного у проходившего мимо эльфа. Вот идол этих пустоголовых людей — что студентов, что взрослых.

Северус со всей тщательностью избегал воспоминаний о Драко, Нарциссе, Альбусе и Беллатрикс-чертовой-Лестрейндж. Он пил медовуху и вглядывался в толпу, возвращая щиты на свои места и игнорируя вездесущую боль, стучавшую в висках.

Когда чрево толпы выплюнуло Гермиону Грейнджер, он инстинктивно отступил назад, глубже в свой угол. Критически осмотрев ее, он отметил, что она кажется... выше. Неудивительно, что он не узнал ее раньше. Возможно, в этом была виновата мантия глубокого синего цвета, которая каким-то образом делала ее выше, или же то, как она убрала волосы, открыв лицо, шею и плечи. Он замер, когда она остановилась напротив него, отвернувшись и высматривая кого-то через плечо.

Раньше, застукав ее в самом разгаре свидания, он из-за собственного гнева не обратил внимания на ее внешний вид. Чертов дурак. Не стоило надеяться, что она более осторожна, чем есть на самом деле. В вырезе ее платья никакого медальона Ордена не наблюдалось. Неужели она оставила его в своей спальне? Гнев нарастал, но затем Северус нахмурился. Что это?..

Он прищурился. Рана? С его места было не очень хорошо видно, но под ключицей у девушки явно была какая-то рана. Шрам. Где, черт возьми, она могла его получить? И как он раньше этого не заметил?

Северус содрогнулся и тут же отставил свою кружку. Стало ясно, что ему достаточно медовухи на этот вечер — конечно же, он не мог этого заметить. Он ведь не видел ее раньше ни в чем другом, кроме как в скромной школьной форме. Она же его студентка.

Теоретически он мог видеть ее где-то в магловской одежде — если не в Хогвартсе, то в штаб-квартире, где она пряталась вместе со своими шкодливыми друзьями во время встреч Ордена. И еще она наверняка наряжалась во что-то для того жуткого бала во время Турнира Трех Волшебников, но он не мог вспомнить ничего конкретного. До того, как она с решительным видом поймала его в начале учебного года и потребовала дополнительных занятий, он вообще не обращал на нее внимания — только если она не махала отчаянно рукой во время занятий.

Но сейчас… сейчас мысли о проклятой девчонке никогда надолго не покидали его разум.

Недовольный самим собой, Северус резким движением оттолкнулся от стены и покинул вечеринку, помогая себе острыми локтями и не менее острым языком пробираться сквозь отупевшую пьяную толпу.

Он уже наполовину пересек коридор, когда услышал позади себя стук непрактичных девичьих туфель и зовущий его прерывающийся голос.

Северус прошел еще несколько шагов вперед, собираясь с мыслями, затем медленно обернулся и обнаружил, что девчонка следует за ним. Что-то сверкнуло на ее лодыжке в свете факелов; ненадежный узел ее волос на затылке опустился вниз так, что тяжелые пряди выбились из удерживавших их шпилек, а более короткие кудри растрепались вокруг лица.

Он попробовал воспроизвести недавно испытанный гнев, но обнаружил, что больше не имеет на это достаточно сил. Не только его студенты перебрали медовухи.

— Чего вы от меня хотите, мисс Грейнджер? — устало спросил он.

* * *

Поджав губы, Снейп стоял в темном углу недалеко от входа в комнаты Слизнорта. Гермиона обратила внимание на его уход — кто же не заметил драматический спектакль, который устроил Драко? — но не заметила возвращения. Должно быть, он вернулся, когда она разговаривала с Джинни. Та, чувствуя частичную ответственность за то, что Гермионе большую часть вечера пришлось избегать спутника и прятаться за гобеленом, принесла ей еще одну кружку медовухи, какой-то сладкий торт, пропитанный медом, и просидела с ней в укрытии больше получаса. Однако Гермиона подозревала, что это не совсем альтруизм со стороны Джинни — она просто не спешила возвращаться к Дину.

Чем больше проходило времени, тем глупее Гермиона себя чувствовала. О чем она думала, соглашаясь пойти с Маклаггеном? Поначалу, встретив его за портретом Полной Дамы, она с надеждой подумала, что, возможно, этот вечер будет не слишком ужасным. Маклагген выглядел вполне презентабельно: его волосы были аккуратно расчесаны, одежда подчеркивала широту плеч, и он предложил ей руку элегантным, почти придворным жестом. И хотя он побледнел, увидев ее шрам, все же ничего не сказал.

Но когда он открыл рот, ведя ее вниз по одной из широких лестниц, все надежды на приятное времяпровождение сразу же рассеялись. К тому времени, как они добрались до апартаментов Слизнорта, она уже подробно ознакомилась с планами Маклаггена стать вратарем в профессиональной квиддичной команде («Только не такой отстой, как «Пушки», а что-то действительно стоящее») и с распорядком его утренней тренировки («Любой, кто хочет играть профессионально, должен хотя бы час в день тренироваться, просто чтобы сохранить форму!»).

Когда она добралась наконец до нужного кабинета, то почувствовала облегчение, хоть оно и быстро прошло, когда она не смогла найти в толпе Гарри или Джинни. Маклагген потащил ее в сторону стола с закусками, мимо члена группы «Странных сестер» и изможденного, скучающего мужчины, в котором Гермиона, основываясь на прочитанном, заподозрила вампира. Она приняла кружку с медовухой и, ошеломленная, наблюдала Маклаггена, который закидывал угощения себе в рот со скоростью, которой и Рон мог бы позавидовать.

Она не заметила бы омелы, если бы он не набросился на нее с ничем не обоснованным: «О, Слиззи облегчает нам, парням, жизнь». Крупные пальцы крепко сжали ее затылок, а мокрый и отдающий паштетом язык заполнил ее рот.

Их прервал голос Снейпа, одновременно радуя и пугая. Она сбежала от Маклаггена, оправдавшись надуманной необходимостью привести себя в порядок, и с тех пор пряталась, только один раз выскочив из-за гобелена, чтобы поговорить с Гарри.

Гермиона обнаружила, что оставаться невидимой довольно интересно. Она наслаждалась, наблюдая за выражением лица Маклаггена, все более и более раздраженным. Он пробирался сквозь толпу в ее поисках, а Джинни между тем приносила ей еду и напитки. После ухода подруги Гермиона поняла, что большое количество медовухи делает ее посиделки в укрытии ещё более занятными.

Выражение лица Снейпа — или то, что она могла разглядеть в темном углу, где он устроился — было крайне необъяснимым, а его поза — совершенно закрытой. Другие участники вечеринки не обращали на него внимания, но он наблюдал за всеми, его черные глаза следили за суматошной толпой, а он сам оставался невидимым.

Впервые Гермиона задалась вопросом, была ли его отшельническая жизнь желанна ему самому. Он был единственным человеком в Хогвартсе, если не считать Пивза, которого избегали все ученики и большинство сотрудников. И все же... Она вспомнила, как он ждал ее около кабинета профессора МакГонагалл несколько недель назад. Ему это не было нужно. Ему также не обязательно было сидеть с ней в ту ночь у озера. И эти воспоминания о Ричарде — слизеринце, которого Гермиона никогда не замечала раньше, но лицо которого теперь появлялось перед ней в коридорах между занятиями и в Большом зале во время трапез... В воспоминаниях Снейпа безошибочно ощущалась привязанность, пробивавшаяся сквозь толщу окружавшей ее горечи. Снейп не мог быть абсолютно асоциальным, как указывала на то его нынешняя изоляция.

Похоже, его жизнь была ужасно одинокой.

Конечно, она не могла ничего с этим поделать. Гермиона сомневалась, что он будет рад ее участию, особенно сейчас, когда обнаружил ее бесстыдное и безвкусное приключение с Кормаком Маклаггеном, еще и на глазах у половины проклятой волшебной Британии. Да даже без этого Снейп совершенно ясно изложил свое мнение о ней на их последнем уроке по легилименции, втором по счету после того странного импровизированного урока ранним утром в его классе. Он не очень долго просматривал ее воспоминания, а она не смогла нарушить его защиту, каждый раз нарываясь на его щиты. Гермиона ощущала, как ростки его разочарования пробиваются в ее собственные чувства. Когда она нарушила зрительный контакт, то почувствовала себя утомленной и измученной.

— Мисс Грейнджер, — усмехнулся Снейп, — я несколько разочарован. Я больше не могу с вами нянчиться. Если вы не можете следовать моим инструкциям сейчас, то не думаю, что сможете, когда жертвой ваших вторжений станет Поттер.

Ей хотелось заплакать. Его указания после предыдущего непродуктивного урока были типично снейповскими: краткими и демонстрирующими, что она полная идиотка, раз не смогла их понять.

— Я знаю, что это не в духе вашей гриффиндорской натуры, но если вы хотите быть компетентным легилиментом, то должны не только понимать слабости своего противника, но и быть готовы их использовать, — он стоял, прислонившись головой к доске, его сальные волосы обрамляли лицо, а сам он выглядел так, будто не спал последние дни. Но когда их взгляды встретились, в его глазах прорывалось что-то, чего Гермиона знала, что следует опасаться. Она как раз успела выставить защиту, когда обнаружила давление его присутствия в своем сознании. Воспоминания начали мерцать перед ней, но это были не ее воспоминания — окклюменция сработала. Темноволосый ребенок, бегущий по аллее; молодой Люциус Малфой; рыжеволосая девочка «печет блинчики» камнями на поверхности Черного озера, в то время как уродливый мальчик с ястребиным профилем смотрит на нее. Последнее воспоминание сопровождалось такой сильной тоской, что Гермиона почувствовала, как та рвется сквозь нее.

Бессознательно она ослабила свои щиты, истощенная образом учеников у озера, и воспоминание исчезло, как будто его стерли. Снейп прорвался сквозь ее ослабленную защиту — теперь ее воспоминания закрутились перед ними обоими. Так же, как при ее попытках окклюменции несколько недель назад. Его вторжение было основательным; каждый раз, когда она пыталась установить защиту, он сбивал ее, следуя вдоль ниточки любопытства от ее детских воспоминаний, где она изучает родительские тексты по анатомии, к подростковым, где она скользит взглядом по телу Виктора, оценивая его сквозь ткань мантии. Кульминацией же стал ряд недавних воспоминаний, когда она таращилась на него самого в Большом зале во время обеда, спрашивая себя, какие секреты он утаивает и как бы ей к ним подобраться.

Когда Снейп выбрался из ее разума, его дыхание было учащенным, глаза дико сверкали, он будто бы еле держался на ногах — казалось, сеанс легилименции физически ослабил его. Лицо Гермионы горело от смущения.

— Ваше слабое место — это ваше трижды проклятое любопытство, — выплюнул он и прошел в свой кабинет, будто на одеревеневших ногах, хлопнув за собой дверью.

* * *

Время близилось к одиннадцати, и Гермионе становилось тесно и беспокойно за гобеленом. Вечеринка и не думала затихать, так что она решила набраться храбрости и выйти к людям и к своему кавалеру.

Издали заметив высокую фигуру Маклаггена, она сразу же направилась в другую сторону комнаты, где находился Снейп, окруженный группами людей. Гермиона каждый раз извинялась, наступая кому-нибудь на ноги. Пробравшись между двумя дородными ведьмами, которые не обратили на ее вежливое «Простите меня» никакого внимания, она наконец выбралась из толпы, когда кто-то окликнул ее высоким голосом.

— Гермиона! — Луна стояла на носочках с другой стороны, загороженная тучными ведьмами. — Ты не видела Гарри?

— Давно не видела, — покачала головой Гермиона.

Луна нырнула под руку одной из ведьм, когда та поднесла вилку с пудингом ко рту.

— Я тоже, — сообщила она с улыбкой.

— Н-да, — протянула Гермиона. Похоже, Луна не собиралась вдаваться в подробности. — Как тебе, понравилась вечеринка? — наконец спросила она.

— О, да, — Луна заправила волосы за уши и посмотрела в потолок. — Я много говорила с профессором Трелони. Она очень интересуется теориями папы о министре Скримджере.

— Это хорошо, — Гермиона просканировала толпу позади Луны. Глаза её загорелись, когда она поняла, что Кормака не видно — самое время было уходить. Определенно, пора было уходить. — Прости, Луна, но мне нужно идти...

— Мозгошмыги больше не беспокоят тебя? — спросила Луна, задержав взгляд своих бесцветных глаз на лице Гермионы. — Я видела, как ты целовалась с Кормаком под омелой. Вполне возможно, что это случилось из-за мозгошмыга.

— Э-э-э... ну... я так не думаю, — ответила Гермиона, еле удерживаясь от смеха.

— Отлично, — Луна серьезно кивнула. — Не похоже было, что тебе очень понравилось целоваться. Было бы досадно, если это ещё и из-за мозгошмыгов.

Снейп исчез, стоило Гермионе отвернуться. Нахмурившись, она направилась к двери, надеясь тоже исчезнуть до того, как ее обнаружит Маклагген.

Покинув переполненный гостями жаркий кабинет Слизнорта, Гермиона с облегчением ощутила поток прохладного воздуха. Единственным нарушающим тишину звуком были быстро стихающие вдали шаги. Она вгляделась в коридор. Снейп был легко узнаваем даже без своей устрашающей учительской мантии. Его праздничный наряд, хорошо скроенный из дорогой ткани, не летел, а будто растекался во время ходьбы, придавая ему вид чернильного пятна.

Недолго думая, Гермиона приподняла полы своей юбки и поспешила за ним.

― Профессор Снейп! ― окликнула она.

Едва он остановился и обернулся, она поняла, что, видимо, окончательно лишилась рассудка.

― Чего вы от меня хотите, мисс Грейнджер? ― спросил он.

Гермиона открыла рот, но так и не смогла ничего сказать. Она застыла в шаге от него, комкая в руках подол юбки, будто шла по луже и не хотела намочить ее. Взгляд Снейпа скользнул вниз, исследовал ее шрам и постепенно спустился до самых стоп. Нахмурившись, он снова посмотрел ей в глаза. В его взгляде вспыхнул вопрос, но так и остался невысказанным.

Она отпустила подол и спрятала ладони за спину. Секунды шли, и его растущее нетерпение можно было буквально ощутить в воздухе. Гермиона почувствовала себя полной идиоткой. Не стоило ей бежать за ним. Плечи и щеки покалывало от смущения.

Он все еще ждал.

Впившись ногтями в ладони, она глубоко вздохнула. Сказала «А», говори и «Б»…

― Я хочу, чтобы вы перестали на меня так смотреть, сэр, ― наконец ответила она.

И сразу захотела взять свои слова обратно — слишком уж дерзко они прозвучали. И, определенно, это не было ответом на его вопрос.

На лице Снейпа промелькнуло болезненное выражение. Он передернул плечами и напряженно сказал:

― Я на вас не смотрю.

Гермиона моргнула. Он и вправду не смотрел. Как и тогда, когда только обернулся к ней.

― Я имею в виду не конкретно сейчас, сэр, а... в целом. Во время наших уроков... и так далее, ― она сглотнула. ― Понимаю, вы не хотите обучать меня, и даже понимаю почему. Я вам не нравлюсь, все мы вам не нравимся. Но быть единственной, на кого это все направлено — совсем не так, как в общем классе.

Снейп завернулся в мантию, будто прикрываясь щитом. Скроена она была совсем не так, как повседневная: воротник был высоким по бокам, но открывал шею от подбородка до ложбинки под горлом, где его скреплял аграф с филигранью. Кадык Снейпа судорожно подергивался.

― Неужели? ― мягко произнес он. ― Возможно, я не стал бы так на вас смотреть, если бы вы сумели принять собственную некомпетентность, — он подошел ближе и понизил голос. ― Когда вы обратились ко мне с этой нелепой просьбой, я предупредил, что для этого годится не каждый.

― Я знаю, ― ответила Гермиона, покусывая губу. ― Но я много думала, сэр, на самом деле много. Может, проблема в том, что мы неправильно подходим к занятиям?

Наблюдая за расцветающим на лице профессора возмущением, Гермиона вдруг ощутила поразительное прозрение. Хоть она и боялась того, что ее теория может оказаться в корне неверной, ее страх перед самим Снейпом каким-то образом растаял спустя несколько недель занятий.

― Неужели, ― наконец выдавил он.

Гермиона приняла эту реплику как знак, что можно продолжить.

― Да, сэр. Просто… Вы сказали, что я должна относиться к тому, кого подвергаю легилименции, как к противнику. Но я не могу видеть противника в Гарри, хоть и должна применить к нему легилименцию.

Губы Снейпа сжались еще сильнее. Он незаметно сотворил невербальное заклинание и зашипел, ни на мгновение не отрывая от нее взгляда:

― Идиотка! Неужели слова «эти уроки должны оставаться в тайне» вам ни о чем не говорят?

Гермиона нахмурилась. Муффлиато? Она была почти уверена, что Снейп сотворил именно эти чары, но ведь он не мог быть современником Принца-полукровки, книга Гарри была слишком старой…

Снейп перебил ее размышления.

― Возможно, вы и не считаете Поттера своим врагом, мисс Грейнджер, но ведь и не в его разум вы столь безуспешно пытались проникнуть, ― он так сложил руки на груди, что это сошло бы за бахвальство, не будь он в самом деле так хорош в окклюменции.

Гермиона удивленно распахнула глаза.

― Но я и вас не считаю своим врагом.

Снейп, казалось, не знал, что ответить, и потому просто отвернулся, позволив волосам скрыть лицо. Гермиона чувствовала себя очень странно. Медовуха все еще приятно отдавалась во всем теле, в голове было легко. Она настолько сосредоточилась на этом человеке, что не сразу заметила открывшуюся дверь кабинета Слизнорта.

Но Снейп заметил. Его эбеновая палочка едва заметно взметнулась, снимая чары, и вся неопределенность в его поведении сразу развеялась. В ту же секунду он снова стал Снейпом, одежды больше не служили ему щитом, а выражение лица сделалось крайне жестким.

― Пять баллов с Гриффиндора за то, что впустую потратили мое время, ― пренебрежительно бросил он. Гермиона заметила, что парочка студентов пробирается мимо них по коридору.

― Мистер Забини, ― Снейп кивком поприветствовал высокого шестикурсника и его спутницу в мантии цвета бургундского вина. ― Мисс Хэтэуэй.

А затем, даже не посмотрев на Гермиону, развернулся и зашагал в противоположном направлении.

Слизеринцы прошли мимо, едва окинув ее взглядом, а она всё смотрела беспомощно профессору вслед, пытаясь понять причину его молниеносной метаморфозы.

* * *

Сова, прервавшая одинокий рождественский завтрак Северуса, была крайне недовольна. Очевидно, она ожидала найти его в Большом зале вместе с коллегами и теми немногими студентами, которым выпало несчастье проводить каникулы в школе. Но Северусу невыносима была сама мысль, что придется смотреть, как Альбус сидит во главе преподавательского стола в праздничной шляпе, украшенной венком из остролиста, и держит почерневшей рукой свой утренний кубок тыквенного сока. Вместо этого он связался с кухней и попросил принести завтрак в его комнаты. Он уже заедал последнее яйцо кусочком тоста, когда сова постучалась в одно из окон.

Взмахом палочки он открыл окно, позволяя сове влететь внутрь вместе с порывом ледяного воздуха. Нахмурившись, Северус угостил ее хрустящей хлебной корочкой и забрал маленький сверток.

Подарок был обернут несколькими слоями яркой магловской упаковочной бумаги с изображениями, о котором Северус не вспоминал с тех самых пор, как впервые вошел в стены Хогвартса. Он положил сверток на журнальный столик и, мгновение поколебавшись, нацелил на него палочку, проверяя на все мыслимые сглазы и проклятия.

Когда ничего не произошло, он сел обратно в кресло и какое-то время просто наблюдал, прежде чем осторожно взять сверток и надорвать бумагу.

Короткая записка, написанная на листе магловской линованной бумаги, упала на пол. Северус проигнорировал ее, с недоумением глядя на маленькую бутылочку, к которой она и была прицеплена. Парацетамол? Какого…

Бутылка была увенчана одной из тех идиотских магловских ребристых крышек. Северус с силой надавил на нее и почувствовал удовлетворение, когда она повернулась в его руках. Таблетки, которые он вытряхнул на бледную ладонь, были ненатурального ярко-красного цвета и покрыты гладкой краской.

Северус уставился на них. Они напомнили ему о таблетках отца, которые тот принимал почти каждое утро на протяжении всего его детства после ночей, проведенных в пабе. Когда Северусу было около тринадцати, он вытряхнул все содержимое такой бутылки в туалет, испытывая злобное удовольствие от этого и от понимания, что мог бы сварить для отца гораздо лучшее средство от головной боли или похмелья, если бы захотел. Но он не хотел.

Запихнув таблетки обратно в упаковку, Северус взял в руки записку, которая упала на ковер. Почерк оказался очень знакомым, но это лишь усилило его беспокойство.

«Уважаемый профессор Снейп,

Надеюсь, Вы не сочтете меня излишне дерзкой за этот подарок. Это магловские таблетки, их используют в качестве обезболивающего. Они действуют не так быстро, как зелье от головной боли, но, насколько я помню, Вы говорили, что зелья недостаточно эффективны.

Дозировка в инструкции.

Счастливого Рождества!

Искренне Ваша,

Гермиона Грейнджер»

* * *

Факультетские столы убрали, и все пятнадцать студентов, оставшихся в школе на каникулы, вместе с преподавателями расселись за небольшим столом в центре Большого зала. Слизеринцы, которых осталось больше всех, угрюмо сгруппировались в одном конце стола. Северус молча сидел с ними рядом, игнорируя Помону и Горация, бурно обсуждавших обновление теплиц.

Альбус сидел во главе стола, шумно вдыхал аромат гвоздики и удовлетворенно улыбался. Над их головами нависали ветви богато украшенных рождественских елей. Всего раз они встретились взглядами, но Альбус моментально отвел глаза, будто ему было так же тяжело думать о реальном положении вещей, как и самому Северусу.

Когда трапеза закончилась, Северус не стал задерживаться, вскочив из-за стола и коротко попрощавшись со слизеринцами. Он убеждал себя, что просто хочет убраться подальше от Альбуса, с наслаждением вкушавшего рождественский пудинг.

Однако записка Грейнджер и эта белая бутылка, неуместно стоящая на груде пергаментов, не позволяла отрицать еще одну причину того, чтобы не задерживаться наверху. Ему удавалось не обращать внимания на подарок на протяжении всего дня. Весь вечер он провел, уткнувшись в книгу, вплоть до момента, когда поднялся и вышел из комнаты, направляясь в Большой зал на ужин. И все же мысли об этом никак не хотели полностью покинуть его голову — об этом абсурдном, странном, но в то же время заботливом жесте. В первое мгновение он ощутил подозрение, а после даже оскорбился тем фактом, что она предлагает ему проглотить вопиюще вредное магловское лекарство. Он ни единой таблетки не принял с тех пор, как оказался в Хогвартсе. И не мог представить, чтобы целители Святого Мунго выдавали целебные зелья вместе с таким длинным списком тревожных побочных эффектов, как у этих простых обезболивающих.

И все же. Он не мог выбросить из головы тот факт, что подарок был сделан от доброго сердца. В конце концов, он провел много времени в голове Грейнджер, и, как она имела неосторожность отметить, это дало ему больше понимания, чем он бы хотел. Понимания о том, кем она была. Вынужденная обстоятельствами, она могла быть коварна, да, но Гермиона Грейнджер не тот человек, который преподнесёт подарок со скрытым мотивом.

Черт побери.

У него было мало опыта в получении подарков. Альбус каждый год дарил всем преподавателям одинаковые бутылки дорогого выдержанного Огдена, уважая тот факт, что не многие из них сохранили такую же, как у него, юношескую любовь к сладкому сливочному пиву. Некоторые из слизеринцев перед отъездом оставляли на его столе знаки уважения, завернутые в плотный пергамент. Поблагодарить их было достаточно просто — кивок каждому в вестибюле, когда он или она возвращались на Хогвартс-экспрессе в начале нового семестра. А Альбус вовсе не требовал благодарности. Но мисс Грейнджер... Северус потер ладонью глаза, вспоминая их странный разговор после той ужасной вечеринки Слизнорта и проблеск серебра над ее туфлей, когда она бежала к нему. Он ощущал, как его наполняет чувство неловкости и чего-то незнакомого.

Он не хотел еще больших странностей между ними, чем те, что уже были — это могло свести с ума. Он не мог просто кивнуть ей, как слизеринцам, о личной благодарности не могло быть и речи. Но без какого-либо подтверждения она наверняка вернется в школу переполненная вопросами о состоянии его головы и о том, помогли ли ему таблетки.

Северус направился к столу и порылся в ящиках в поисках куска пергамента. Взял свое любимое перо и окунул в чернильницу, замерев над чистым пергаментом на несколько минут. В расстройстве, он пригладил волосы.

* * *

Мама Гермионы разбудила ее громким криком на второй день рождественских каникул:

— Гермиона Джин Грейнджер! Спускайся вниз немедленно!

Она лежала, удобно закутавшись в груду одеял и все еще блаженно сытая после рождественского ужина. Живоглот с удобством расположился у нее в ногах. Громкий звук голоса матери в мгновение ока вытащил ее из сна. Задыхаясь от страха, она схватила палочку и босиком быстро сбежала по лестнице: пижама перекосилась, волосы развевались.

— Мам! — прокричала Гермиона и, перепрыгнув на адреналине сразу три ступеньки, бросилась в кухню, где ожидала столкнуться лицом к лицу как минимум с одним Пожирателем смерти.

Вместо этого она увидела, как мать размахивает лопаткой, защищая плотный завтрак из сосисок и яиц, который готовила, от бурой совы, летающей над ее головой.

После нескольких секунд безмолвной тишины, во время которых мозг пытался понять, что на самом деле происходит, и отличить это от того, что она ожидала увидеть, Гермиона сделала шаг вперед.

— Она ждет угощения, мам, — объяснила Гермиона. У ее родителей не было собственной совы, так как мать считала, что держать птиц в доме негигиенично. Они обычно пользовались теми, которых отправляла к ним с письмами и указанием дождаться ответа Гермиона. Она схватила кусочек сосиски и протянула его птице, которая приняла его с недовольным уханьем, прежде чем сделать круг над кухней и вылететь в открытое окно.

Мать медленно опустила лопаточку.

— Я знаю, что сову нужно угостить, — сказала она. — Но, похоже, эта птица перепутала свое угощение с нашим завтраком, — в другой руке она держала немного помятый свиток. — Это тебе.

— Не все они любят совиные лакомства, — рассеянно ответила Гермиона, взяв свиток. Ее сердце, которое уже успело успокоиться и вернуться к нормальному ритму после панической пробежки по лестнице, вновь начало усиленно стучать, когда она узнала почерк. Гермиона торопливо разорвала восковую печать, в то время как мать, притворно увлеченная помешиванием яиц, тайно наблюдала сквозь челку за дочерью.

«Мисс Грейнджер,

Как Вы должны понимать, я неплохо знаком с магловской медициной, но не прибегал к ней по вполне очевидной причине: свою печень я ценю куда больше комфорта.

Тем не менее, я оценил Ваш порыв.

С.С.»

В самом низу была мелкая приписка: «Пять баллов Гриффиндору за найденное вами решение вопроса с медальоном».