Гарри Поттер и Материальность Слов (джен)

Разговоры о поместье в Шотландии велись с самого лета. Их хогсмидовское жилище было мало для энергичных Блэков, завалы книг стали предметом шуток, Белла удивляла своим частым появлением на кухне, а Сириус заполнял своей энергией дом до ощущения тесноты.

Когда Андромеда говорила, что выросла в том поместье, Дора представляла небольшой уютный домик, поросший плющом. И была особенно удивлена, увидев Блэк-парк. Потому что она не могла назвать эту громаду иначе, чем замком. Нет, она слышала про двадцать три спальни, музыкальный салон и бальную залу, но… За этими шутками, любовью Сириуса к рок-музыке и мотоциклам, аскетизмом Андромеды, было легко забыть, что исторически Блэки — одно из самых богатых семейств Великобритании. Разумеется, у таких людей должен быть замок. И не один.

Дора перебралась сюда под насмешливым взглядом матери. Выбрала себе светлую комнату с видом на пока еще несуществующий розарий, оценила большой дуэльный зал в полуподвале, научилась ужинать в просторной столовой, прониклась пустотой подобного поместья. Четыре мага и пять домовиков попросту терялись в этих помещениях. По крайней мере, здесь не приходилось блуждать, только что гулкое эхо в коридорах навевало странные мысли.

Днем Ремус работал. Как-то из учителя для крестника Лорда Блэка он плавно вырос до управляющего Рода Блэк, и теперь старшие мародеры вынужденно занимались делами. Сириус носил магловские костюмы: удлиненные пиджаки, темные рубашки с мелким рисунком, жилетки и яркие галстуки, у ювелира заказал себе запонки с черепами. Веселился, одним словом. Ремус был сдержаннее. Доре казалось, что его сопровождает уют и мягкость. Даже его костюмы — брюки и свободные клубные пиджаки — сшиты из мягкой, будто и не костюмной ткани.

Дора любила в нем это. С ним было уютно всегда. Казалось, что он как улитка — носит ощущение дома с собой. Не такого, как это огромное поместье, а дома тихого и уютного, где нет эха в коридоре и можно ходить босиком. Вечерами он читал в небольшой гостиной около библиотеки. Здесь зажигали камин, Ремус включал магический проигрыватель, с удовольствием вытягивал ноги в домашних туфлях, а голову укладывал на колени Доры. И слушал ее рассказы, иногда говоря что-то сам.

Эта небольшая гостиная — нежно-голубые стены, темно-синяя обивка кресел, камин из светлого камня — за шесть вечеров Дора полюбила ее. Шесть вечеров абсолютного счастья. Она изворачивалась на работе, меняла смены, лишь бы проводить вечера рядом с ним. С ним было хорошо. Уютно. И тепло. Когда по коридору из библиотеки шла спать Беллатрикс, тоненькие каблучки звонко цокали по мраморному полу первого этажа, Ремус вставал с софы, нежно целовал ее, и тоже шел спать. И ничего больше. Тонкс нервничала, желала большего, но не знала, как показать это.

Последний день был несколько другим. Они развернули один из диванов, раздвинули шторы и погасили свет. Дора нежилась в объятиях любимого человека, Ремус разглядывал статичный пейзаж. Летом под этими окнами, скорее всего, появятся кусты, вплоть до начала английского парка разобьют клумбы, но пока что это была лишь припорошенная снегом земля да стоящие чуть вдали деревья глицинии.

— Завтра здесь будет шумно, — в голосе Доры была горечь.

Скорее всего, завтра не удастся вот так посидеть. Она почувствовала, что Ремус смеется — совсем неслышно, только щекочет дыханием.

— Этот дом слишком велик для нас четверых, — заметил он. — А с детьми здесь будет веселее. Если бы не дети, Сириус бы и не переехал сюда.

— Здесь мило, — возразила Дора.

— И пусто, — вздохнул Ремус. — Такой дом создан для приема гостей, а не для четырех усталых магов.

Дора промолчала, спорить не хотелось. В том небольшом доме в Хогсмиде было слышно, как Белла в ванной поет что-то душераздирающие на итальянском, слышно как скрипит стул в комнате у Сириуса, как домовик на кухне едва слышно ворчит. Там нельзя было побыть наедине. Здесь же было так хорошо вдвоем. В светлой гостиной, где горит камин и Дора может наслаждаться последним тихим вечером.

* * *

Потом оказалось, что детей не так уж и много, на самом деле. Сириус сразу нашел им несомненно важное задание, вывалив в холле несколько коробок с игрушками и гирляндами. За пару минут вроде бы взрослые школьники (а именно такими они пытались казаться, возвращаясь домой), превратились в радостную детскую кучу. Сириус, отбросив в сторону пиджак, выделялся в этой толпе только ростом, а в остальном был таким же. Так же распевал рождественские гимны, тащил по полу внушительных размеров ель, вешал игрушки и с удивлением слушал о странной традиции нанизывать на нитки попкорн. За пару минут в этом рождественском вихре исчезла сначала Беллатрикс, за ней скрылась Нарцисса, которую буквально утащил Драко, а Ремус почувствовал себя единственным взрослым в этом безобразии.

— Всегда подозревал, что Блэки и хаос — вещи неразделимые, — прозвучал за спиной Ремуса спокойный голос Говарда Лестрейнджа.

Рядом с ним стоял Дадли, который невероятно вырос за эти несколько месяцев, а Андромеда уже снимала с себя шубку, вручая ее домовику.

— Мне тоже казалось, что наши родители только пытаются казаться серьезными, — улыбалась она. — А на самом деле те еще… оторвы. Судя по всему, дух Рождества украл весь взрослый апломб, что Сириус создавал себе в последние месяцы?

— Боюсь, он лишь притворялся, — вздохнул Ремус.

— Знаешь, что меня больше всего удивляет, — Андромеда ногой отпихнула одну из коробок с украшениями. — Как ты, такой серьезный и спокойный, мог терпеть Сириуса все годы вашей дружбы?

Ремус искренне засмеялся:

— Почему никто не верит, что я не всегда был серьезен?

Андромеда была самой целеустремленной из сестер. И, чтобы там не судачили в салонах, только она была похожа на образцовую чистокровную леди. Небрежно махнула палочкой — остролист увил перила лестницы, еще движение — одна из оставленный живых елей бодро встала, золотистые шары появились словно из воздуха, а все коробки аккуратно сложились друг на друга. Отмахнувшись от домовика, Андромеда Тонкс с истинно блэковским величием начала подниматься по лестнице. Едва скрывая смех в голосе, она иронично заметила:

— Дорогой Ремус. Боюсь, ты родился истинным джентльменом, который извиняется даже перед кошкой. И если бы не мой кузен, ты бы развлекался частыми дуэлями с теми, кто бесчестно оскорбляет слабых. Кстати, — тут женщина резко повернулась и перегнулась через перилла, — в свое время на страже всех униженных и оскорбленных стояла Белла. А потом и моя дочь. Мерлин, ваши дети будут совершенно не приспособлены к жизни в реальном мире.

Оставив Люпина пораженно хлопать глазами, Андромеда скрылась на втором этаже.

— А вот она похожа на Вальбургу Блэк, — хохотнул Говард. — Дадли, иди уже. Гарри скорее всего там, где больше всего шума.

— Вы знали маму Сириуса? — спросил Ремус, смотря вслед Дурслю.

— Она когда-то просила Дорказ об услуге. Тогда я много общался с этой… своеобразной женщиной.

— Своеобразной? — Ремус приглашающе кивнул в сторону левого крыла.

Там еще были мрачные комнаты, до которых не успела добраться Нарцисса, но шумная толпа детей и Блэков унеслась в противоположную сторону, так что здесь будет лучше.

— Выглядела ледяной и жестокой. А потом не могла сдержать слез.

— Слез? По словам Сириуса, его мать была железной леди, которая не умела плакать.

Говард, уже усаживаясь в одно из кресел, опять засмеялся:

— Сириус был тем, кто сбежал из дома и сам подкосил душевное спокойствие матери. Но плакала она не из-за этого.

Ремус на мгновение нахмурился, раздумывая — что могло расстроить Вальбургу Блэк больше ухода старшего сына.

— Смерть Регулуса? Мы тогда только Хогвартс закончили, Сириус очень переживал…

— Она хотела узнать — кто… — вздохнул Говард. — Это всегда непросто, да к тому же подразумевает уже некоторое отступление от официально разрешенной ритуальной магии. Но она так просила, что Дорказ не выдержала…

— И что же? — чуть поддался вперед Ремус.

— Кстати, да, — раздался голос Сириуса. — Мне тоже интересно.

В волосах у него запутались кусочки конфетти, пуговицы на рубашке расстегнуты, а галстук выглядывает из кармана изумрудно-зеленого жилета. Он прошел по гулкому мраморному полу, чуть повернул третье кресло и уже достал из кармана пачку сигарет.

— Она провела ритуал одна, с помощью самой Вальбурги. Убил твоего брата Волдеморт лично, — ответил Говард.

Сириус нахмурился. Он всегда считал, что в смерти его брата стоит винить кого-то из своих же. Быть может, даже он сам мог убить его — эти мантии и маски делали пожирателей совершенно неузнаваемыми.

— За что он его убил?

— Ни один ритуал не сможет тебе это сказать, — пожал плечами Говард.

— Странно. Нужно будет наведаться все же на площадь Гриммо, может удастся что-то узнать… Останетесь на Рождество?

— Думаю да, — ответил Лестрейндж. — У Гарри договор с тетей, как ты знаешь. Петти с мужем будут встречать Рождество в Праге, поэтому мы с Дадли воспользуемся вашим гостеприимством.

Сириус почувствовал легкий укол совести. Забирая крестника на Рождество, он понимал, что его не отделить от Дадли. Сомнительно, что Петунья, любящая сына и племянника, действительно так рада Рождеству наедине с мужем. Но, не желая спорить с «любимыми мальчишками», она уступила. Главная сложность в том, что Петти очень сложно подобрать хороший подарок, а порадовать эту маглу хочется.

— Кстати о частично запрещенных методах, — вернулся к прежней теме Говард. — Я перебирал кое-какие бумаги Дорказ и наткнулся на описание ритуалов, которые она сама никогда не проводила. Те, что она посылала Лили Поттер.

Сириус тут же оживился. Лили работала с магией крови, укрепляя родственную защиту. Дабы не разбираться в каждом отдельном случае, любые манипуляции с чужой кровью считались под запретом. Но защита на Гарри была практически нерушимой, что прекрасно иллюстрировало силу подобных ритуалов.

— Подозреваю, что ритуалы на крови родственников по факту сложнее и мощнее, не так ли? — предположил Ремус, палочкой уничтожая дым от сигарет Сириуса.

— Именно так, — кивнул доктор Лестрейндж. — Но самое главное, есть ряд готовых ритуалов для неполного круга. Скорее всего, Дорказ хотела, чтобы Лили попробовала себя в качестве лидера среди друзей…

— То есть с самого начала в расчетах присутствовал я? — догадался Сириус.

— Именно, — согласился Говард. — Пересчитать, конечно, придется. Хотя бы потому, что пока что на место Главы подходишь только ты.

— Подождите, — чуть нахмурился Ремус. — Как я понял, Ковен — это что-то вроде очень большой семьи, общины. И для войны он не приспособлен. Так почему вы хотите создать его уже сейчас? Я понимаю, почему вы мелких так старательно собираете вместе, но мы… Зачем это нужно нам?

Говард улыбнулся. Ремус был умен, но вот в «заморочках» аристократии и старой магии понимал далеко не все.

— Защита, — объяснил Сириус. — Этот дом, поместье Лонгботтомов, да даже дом Уизли, защита там стандартная, ее можно взломать, пусть это и сложно. На силе кровной защиты можно создать что-то более прочное. К тому же… нам не удалось вылечить Алису, а мы обещали Августе.

Ремус кивнул, соглашаясь.

— Значит, нужно начать готовить хотя бы малый Круг из пяти магов, — поморщился Блэк.

— Можно и после Рождества, — улыбнулся Говард.

Блэк ответил такой же широкой улыбкой:

— Я все же не настолько безответственен. В Хогвартсе пробудили василиска, мне срочно нужен консультант по политическим махинациям, потому что против Люциуса и Дамблдора я не выстою, у меня в финансовых бумагах сдохло стадо драконов, по дому носятся как минимум шесть любителей розыгрышей, одна моя кузина отказывается выходить из дома, вторая требует учить ее дочь Темной Магии. Подумаешь, появилась необходимость создавать Ковен не года через два, а вот прямо сейчас. Ну что там, мелочи же…

Он затушил окурок в одной из пепельниц, что теперь стояли по всему дому, поднялся с кресла, отряхнув с брюк невидимую пыль, и достал из кармана галстук:

— Нужно посмотреть бумаги в адвокатской конторе. Попробую до Рождества разделаться хотя бы с финансами. Ремус, со мной?

Тот кивнул, так же вставая. А вот Говард, чуть улыбнувшись, с укором заметил:

— И ты не прав насчет себя. Из тебя получится хороший политик. Просто ты никогда этим не занимался, но ты умеешь нравиться, прекрасно читаешь людей и умеешь быстро вникать в ситуацию. Хотя, возможно, финансист из тебя и правда неважный.

— Я вообще-то планировал быть аврором, — хохотнул Блэк. — И мотаться на все магловские рок-концерты. А теперь хожу в галстуке с утра до вечера. Иногда мне кажется, что за это я ненавижу Волдеморта особенно сильно.

Ремус едва сдержал смех. В этом весь Сириус. Обладая явными талантами, он всеми силами старался жить весело и беззаботно. Не будь войны, не погибни Регулус, не попади Сириус в Азкабан, сейчас был бы аврор Блэк, дамский угодник, любитель шумных вечеринок и мотоциклов. Или же за это время он бы уже остепенился, женился и открыл что-нибудь типа рок-бара в мире магов. Но уж точно не носил бы костюмы с галстуком.

* * *

Ритуалы относились к старой магии. И подготовка к ним была своеобразной. Дора чувствовала себя невероятно глупо, стоя на юге страны посреди поля, держась за руки со своей родней. Пять взрослых человек, а буквально хороводы водят. А потом пришло это.

Словно волна тепла, радости, уверенности, все это подхватило и понесло куда-то вверх, куда их всех вел Сириус. Они словно стали единым целым, сохранив при этом свои личности. Она не слышала мыслей, но словно познала саму суть. Когда это ощущение прошло, и Дора открыла глаза, она увидела блаженные улыбки на лицах всех Блэков.

— Если бы нас было тринадцать, было бы еще сильнее? — пораженно спросила Белла, все еще не отпуская ладони кузена и сестры.

— Тринадцать я бы не смог удержать, — голос у Сириуса чуть дрожал. — Это все же сложнее, чем я думал. Но ведь придется еще читать заклинания и поддерживать связь без телесного контакта…

Нарцисса, отпустив руку Сириуса, успокаивающе коснулась его плеча. Время есть. Но ощущения… Понятно, почему для членов Ковена так важно доверие. Когда происходит сбор круга, не остается места для обид. И так же понятно, почему гибель даже одного участника становится ударом для всех. Потому что погибает часть тебя, часть общего целого.

Они начали собираться с того момента, как дети уехали с каникул. Залогом связи является достаточно близкое знакомство, поэтому первое время они просто говорили. Для Доры это было сложнее всего — рассказывать что-то сокровенное о себе — но иначе нельзя. Нельзя просто собраться и творить сложное волшебство. Нужно доверять друг другу, быть готовым рассказать любой свой секрет, принимать тьму в других, как и принимать свою. И такое не получишь по мановению волшебной палочки. Приходится говорить.

Дора думала, что эти их разговоры похожи на сеансы групповой терапии из магловских фильмов. Они рассказывали то, что следовало знать друг о друге для лучшего понимания. Так как Ковен создавался не первый раз, были и готовые темы. Дора никогда не думала, что может быть так сложно говорить о себе. Честно, откровенно, без лжи. А еще было сложно слушать.

Андромеда рассказывала о своем решении покинуть семью. Как боялась и сомневалась, как стыдилась своего эгоизма — ведь ее готовили как помощницу для рода, как темную колдунью. Рассказывала, как ей было сложно работать в Мунго: видеть, что она может помочь, лишь немного отступив от правил, но ей было не позволено. Как тяжело было знать, что зелье на крови безутешного мужа может спасти жену, привязать ее жизнь к нему, чтобы как в сказке — и умерли в один день. Оказалось, что и в Андромеде Тонкс живет столь знакомое для Доры желание помочь всем. Только ей сложнее. Потому что она может…

Нарцисса, у которой последние годы слились в один бесконечный день: похожие друг на друга светские рауты, одни и те же сплетни… Но жизнь Нарциссы и Андромеды была, по крайней мере, мирной. Рассказ Беллы закончился истерикой у Сириуса на плече, а на другом диване вытирали реки слез ее сестры. Даже Сириус, хотя и казался неунывающим шутником и балагуром, холодил кровь своими рассказами.

— В Азкабане дементоры живут на верхних этажах, — он начал с кривой усмешкой, словно насмехался над собственным страхом. — Камеры пожизненных заключенных сразу под ними. К нам редко приходили тюремщики, только разносили еду. Взамен прогулок на свежем воздухе открывали камеры все время, когда не было тюремщиков или посетителей. Но мало кто прогуливался по коридорам.

Белла, опустив взгляд, продолжила:

— Время там словно не существует. И ты все равно наедине со своими мыслями, говорить с кем-либо… это редкость. За время там я перекинулась парой фраз с Руди, и все.

— Постоянно хочется спать. Казалось бы — чем еще заниматься в камерах, если нам даже плохенькой книги не давали? Спи. Но в снах — сплошные кошмары, ведь дементоры всегда рядом. В сон проваливаешься, чтобы проснуться от собственных криков. И так изо дня в день. Сходят с ума даже не от присутствия дементоров. Сходят с ума от этой усталости. Те, на кого дементоры влияют особенно сильно, погибают еще в первый год.

Тогда Дора всю ночь лежала и думала — как они выжили? Как они могут веселиться, проведя по десять лет практически в полном молчании, где есть только крики ужаса? И страх, постоянный страх. Насколько сильным нужно быть, чтобы остаться человеком после такого? На фоне их рассказов Доре было стыдно за собственные страхи.