Пазлы. Кусочки из жизни Молли Уизли (джен)

После поездки в Ракушку и знакомства со своей первой внучкой Молли почувствовала себя гораздо лучше. Этот год был для всех них очень тяжёлым, и пережить его было сродни подвигу.

Наступил июнь, а значит, вплотную подошла пора экзаменов для выпускников Хогвартса. Особенно Молли переживала за Рона, Гарри и Гермиону. Ещё осенью вся троица вызвала к себе пристальное внимание из-за вопросов с незаконченным образованием. После многочисленных проверок и выяснения обстоятельств всем троим разрешили закончить магическое образование заочно. Одни утверждали, что год, пропущенный в обучении, нельзя игнорировать, и нужно всех троих вернуть в школу для дальнейшего продолжения обучения. Но, в конце концов, было решено, что ввиду особых условий и причин непосещения школы ребятами, можно разрешить им подготовку к экзаменам самостоятельно, не заставляя их ещё год сидеть за партами Хогвартса, тем более по многим предметам, — например, по защите и заклинаниям, — экзамены можно было принимать хоть сейчас, с закрытыми глазами. Немало поспособствовал в решении судьбы троицы Кингсли, который возглавил магическое сообщество и был утверждён на посту министра магии.

Рон помогал Джорджу в магазине и вёл переговоры с клубом второй лиги о включении в состав вратарём квиддичной команды. Гарри тоже мечтал играть в профессиональной команде, но он всерьёз задумывался о карьере мракоборца, а потому налегал на учебники, как никогда. Гермиона же, приученная к дисциплине и не испытывающая никаких проблем с учёбой, делала упор больше на практической части предстоящих экзаменов. Комиссией по ЖАБА были установлены сроки экзаменов в два этапа — последний совпадал с выпускными экзаменами у Джинни в Хогвартсе, так что дипломы волшебников рассчитывали получить все одновременно. Гарри пришлось много заниматься зельеварением, так как взаимная неприязнь его с преподавателем зелий на протяжении пяти лет сделала этот предмет для него не таким доступным.

Гарри, Рон и Гермиона перебрались в школу на время летней сессии. По распоряжению профессора МакГонагалл всем троим разрешили остаться в Хогвартсе до окончания экзаменов. Джинни тут же утащила Гермиону показать ей её кровать, поставленную дополнительно в комнате девушек-семикурсниц.

А Рону с Гарри предложили ночевать в больничном крыле, где мадам Помфри отгородила им ширмой целый угол. Гарри, оказавшись в больничном крыле, улыбнулся:

— Давненько я тут не был!

Рон, хохотнув, бросил в Гарри подушку.

Днём друзья просиживали в библиотеке (особенно такой возможности обрадовалась Гермиона), а вечерами радовались жизни в общей гостиной Гриффиндора. Казалась настоящим чудом возможность вернуться в эти стены, с которыми было столько связано!

Гарри мешало всеобщее восхищение, написанное на лицах робких первокурсников и всячески пытавшихся подчеркнуть факт их знакомства старшекурсников. Рону с Гермионой тоже не давали проходу, и как-то Гермиона пожаловалась, что ей не дают сосредоточиться и лучше бы они сидели на площади Гриммо. Рон с Гарри, как никто, знали все тайные переходы замка, поэтому легко лавировали между толп поклонниц, прячась в нужный момент за гобеленом или в секретном проходе. Один раз Гарри, шагая из Большого Зала, увидел Рона, подписывающего стайке девочек кусочки пергамента. Не то чтобы Рон был не доволен, скорее, наоборот, он даже стал шире в плечах, выпятив грудь и рисуясь перед воздыхательницами. Гарри расхохотался. Уши Рона порозовели.

Джинни много времени проводила с друзьями. Они вчетвером часами сидели под большой берёзой на берегу озера, разложив конспекты. Рон всё время отвлекался и жаловался, что в таких условиях, когда вовсю шагает лето и рядом сидит Гермиона, невозможно сосредоточиться. Гермиона сердилась и, закипая, гневно парировала, что никто не заставляет Рона сдавать экзамены, и если он желает оставаться троллем, то это его дело!

Для работы в магазине «Всевозможные Волшебные Вредилки» Рону вовсе не требовалась высшая ступень магического образования. Свидетельство о сдаче СОВ вполне подходило для должности продавца или, допустим, коммерческого представителя магазина. В глубине души Рон лелеял тайные смутные планы, заходящие дальше роли помощника Джорджа в его бизнесе. Это было очень сокровенное, тщательно оберегаемое желание проявить себя, доказать всем, что он — Рональд Биллиус Уизли стоит чего-то и сам по себе. Но постоянная неуверенность в своих силах, мнительность вступали в противоречие со здоровыми амбициями. Гарри и Гермионе приходилось прилагать немало терпеливых усилий, чтобы привести Рона в душевное равновесие и показать ему, какой он хороший и умница. Рон постоянно срывался, выливая на друзей своё дурное настроение, и только тот факт, что они видели своего друга насквозь и знали его не один год, частенько удерживали Гермиону от желания отвесить Рону хорошего пинка, а Гарри сказать ему всё, на что Рон нарывался.

Несколько раз Гарри, Рон и Гермиона спускались в послеобеденные часы в подземелья, где некогда царствовал Северус Снейп. Гораций Слизнорт, оставшийся на должности преподавателя зельеварения, с распростёртыми объятиями встретил друзей:

— О, Гарри! Мой мальчик! Как же мне не хватает тебя на моих уроках! Мисс Грейнджер, весьма польщён вашим присутствием. Э-э-э… Рэдж! Как поживаете?

Уши Рона покраснели, он ревниво покосился на Гарри с Гермионой, пробурчав что-то типа: «Клуб Слизней».

В их распоряжении находились котлы, целый шкаф ингредиентов и стеллажей с колбами, эксикаторами, мензурками и пробирками. Поминутно заглядывая в учебник, милостиво предоставленный профессором Слизнортом, Гарри, к своему удивлению, смог с первого раза состряпать почти сносный умиротворяющий бальзам, которым Рон предложил опоить приёмную комиссию для их полного умиротворения по отношению к экзаменуемым.

Гермиона, вся потная, в клубах разноцветного пара, стояла над своим котлом с таким видом, что Рон смело предположил, что там зелье невменяемости.

Сам Рон, кстати, особых надежд на зелья не возлагал, философски решив, что перед смертью не надышишься, если только это не пары Феликс Фелициса, и решил особо не заморачиваться.

Для практических заданий по трансфигурации друзья получили разрешение несколько раз присутствовать на уроке профессора МакГонагалл вместе с семикурсниками. Сидя на задних партах, все трое ощущали на себе взгляды оборачивающихся студентов. Джинни, обернувшись, показала всем троим язык. Профессор МакГонагалл невозмутимо начала урок. Никто и ничто не могло поколебать её спокойствия, хоть присутствие самой королевы Великобритании. Она обращалась к Рону, Гарри и Гермионе как к обычным ученикам и сделала Рону замечание, когда он улыбнулся восхищённо на него глядевшей хорошенькой блондинке.

— Мистер Уизли, я думаю, экзаменаторов не проймёшь вашей очаровательной улыбкой, понадобятся ещё и мозги, так что включите их, пожалуйста.

Рон уткнулся в лежащий перед ним пергамент со схемой превращения стола в свинью. Гермиона пнула Рона под столом, пробурчав, что кто-то из присутствующих законченная свинья, не подлежащая обратной трансфигурации.

Профессор Флитвик, увидев Гарри с друзьями у себя на уроке (они зашли уточнить список заклинаний, особенно часто встречающихся в билетах), радостно пискнул и свалился со стопки книг, на которой стоял. Гермиона помогла профессору подняться, и они с разрешения уселись на последние парты. Снова взгляды, не дающие сосредоточиться, но как справедливо заметил Рон, пусть это будут единственные неудобства!

Через неделю после приезда в Хогвартс был первый экзамен. Накануне профессор МакГонагалл раздала неразлучной троице за завтраком такое же расписание, какое получили Джинни и остальные семикурсники. У Гермионы так тряслись руки, что пергамент трепетал, как осенний лист на ветру. Как всегда перед экзаменами её охватило страшное волнение, и решение учиться заочно сейчас казалось опрометчивым. Зная характер Гермионы, друзья старались в её присутствии поменьше шутить, чтобы не нарваться на обвинения в легкомыслии.

Утром в вестибюле замка находилось куда больше народу, чем того требовала ситуация. Толпы учеников младших курсов как бы случайно прогуливались по коридорам, чтобы поглазеть на знаменитую троицу и первыми увидеть их в роли экзаменуемых. Но строгая профессор МакГонагалл разогнала праздно шатающихся зевак по кабинетам и пригрозила снятием баллов тем, кто появится тут ещё раз без весомой причины. Гарри нервничал, да и не он один. Приёмная комиссия, прибывшая накануне, прошествовала в Большой Зал, и учеников стали вызывать по одному. Первым ребята сдавали экзамен по зельеварению. Гарри не мог не вспоминать Северуса Снейпа, и горечь от недосказанности их отношений разъедала душу. Всё могло быть иначе! Если бы только Снейп хоть на минутку перестал ненавидеть Джеймса и увидел в Гарри в первую очередь сына Лили. Он часто думал про то, через что прошёл двойной агент Снейп, каково ему было, когда все считали его виновным в смерти Дамблдора. Гарри на собственном опыте знал, что значат несправедливые гонения и упрёки.

Джинни улыбнулась Гарри, и ему стало немного полегче. Рон был бледен и вид имел слегка невменяемый. Он порядком струхнул, когда увидел грозную Марчбэнкс — древнюю, как горгулья.

Двери замка распахнулись, и на пороге появился не кто иной, как Драко Малфой, в сопровождении надменной Нарциссы. Друзья совсем забыли, что Малфой тоже не окончил в прошлом году школу и находился на домашнем обучении весь год. Поговаривали, что Люциус привлёк весьма уважаемых репетиторов для того, чтобы сын смог подготовиться к экзаменам по ЖАБА. Возникло небольшое напряжение. Глаза Рона сузились, он с враждебностью смотрел на приближающихся Малфоев. Как бы там ни было, он никогда не изменит своего мнения об этой семейке, каким бы благородным на их счёт ни был Гарри. Гермиона сжала руку Рона, впав в ступор. Драко поравнялся с Гарри и остальными и вдруг коротко кивнул. Это была, по-видимому, слабая попытка проявления если не уважения, то признательности. Рон криво усмехнулся, шепнув вслед Малфою: «Хорёк!»

Этот инцидент ненадолго отвлёк очумелых семикурсников от предстоящих испытаний, но уже через минуту вид у всех сделался по-прежнему нервозный. Гермиона первая вошла в Большой Зал, на прощание поцеловав Рона и пожелав ему удачи. Рон думал как раз, не сбежать ли ему отсюда, пока не поздно, и какого Мерлина он решил, что ему нужны эти оценки по ЖАБА. Мало ему было СОВ на пятом курсе. Гарри, казалось, понимал, что творится с другом, потому что хлопнул его по плечу в знак поддержки. Вскоре и сам Гарри скрылся за дверями Большого Зала — учеников оставалось всё меньше. Наконец, профессор МакГонагалл вызвала Джинни с Роном в одной партии экзаменуемых. Когда Рон поравнялся с дверями, строгая профессор тепло улыбнулась ему и сказала, что всё у него получится.

Вечером друзья испытали облегчение от того, что экзамен прошёл лучше всех ожиданий и ужас от того, что предстоит в таком режиме продержаться ещё целую неделю. Но все опасения оказались напрасными. И Гарри, и Рон, не говоря уже о Гермионе, блестяще справились со всей экзаменационной сессией, а об их успехах знал весь волшебный мир, благодаря вездесущей Рите Скитер. Корреспондентка остановилась в Хогсмиде и строчила репортажи каждый день в «Ежедневный Пророк» о ходе сдаче экзаменов. Гарри вздыхал, что им не дадут скоро в туалет спокойно сходить без интервью, взглядов и интереса к своим персонам. Всё это порядком надоело, и хотелось, чтобы волшебный мир переключился уже на кого-нибудь другого. А Минерва каждый вечер слала отчёты в Нору, благодаря которым Молли была в курсе всех новостей из школы.

Но время, как известно, не стоит на месте, и вскоре наступил тот сладкий миг, когда Гарри, Рон, Гермиона и Джинни сдали последний практический экзамен по заклинаниям и трансфигурации.

Пока друзья строили планы в открывшихся перед ними перспективах, Гарри упорно размышлял, частенько выпадая из общего веселья и разговоров. Рон, со всей беззаботностью после сдачи экзаменов радужно мечтающий о прелестях жизни, недоумевал, почему Гарри частенько бывает хмурым и задумчивым. Вскоре всё прояснилось. После дебатов и споров, друзья полностью поддержали Гарри и решили вместе с ним пройти и через это испытание.

Молли получила повестку в суд в конце июля. Она страшно удивилась официальной бумаге, недоумевая, зачем её вызвали. В то утро она ужасно нервничала, собираясь на слушание на полном автопилоте, и если бы не Артур, так и ушла бы в мантии шиворот-навыворот. Ей нечасто приходилось бывать в главном оплоте волшебников, и официальные стены вселяли в неё трепетный ужас.

В повестке было сказано, что Молли приглашена свидетелем по делу о слушании по ходатайству. Что это означает, о каком ходатайстве идёт речь, и о чём ей придётся свидетельствовать, она понятия не имела, и это незнание добавляло нервозности.

По всему миру в эти месяцы с новой силой вспыхнули суды над бывшими Пожирателями смерти и их приспешниками. Волна разоблачений и гневных выпадов общественности началась как раз с Англии. Прошёл год со времени падения Тёмного Лорда, но правда об его окружении ещё только начала обозначаться во многих аспектах. Вся хитроумная тайная агентура Волан-де-Морта была построена так, что звенья одной цепи зачастую не знали имён друг друга. Том Риддл не доверял никогда и никому, как и не сомневался, что любого самого преданного сторонника можно подкупить. Поэтому правда о его планах и о его окружении требовала тщательного расследования и глубокого анализа.

Кингсли Бруствер придерживался совсем иной политики, нежели Барти Крауч в своё время после первой войны с Волан-де-Мортом. Фанатичный одержимый Крауч упекал людей за решётку без суда и следствия. Ненависть к Пожирателям была понятна, но на беду в мясорубку репрессий попадали нередко и невинные маги, вина которых была признана априори, и суд считался чистой формальностью. Так пострадал Сириус Блэк, так сгинули без возможности защитить себя ещё десятки людей.

Мудрый Бруствер придерживался линии Альбуса Дамблдора, всегда подчёркивающего, что человек не виновен, пока не доказано обратное. Презумпция невиновности распространялась даже и на таких отпетых негодяев, как брат и сестра Кэрроу.

Молли не присутствовала на тех первых после Великой Битвы судах, поскольку смерть Фреда выбила её из обоймы жизни, и лето не отложилось в сознании, кроме воспоминания постоянного холодного ужаса и тоски, разрывающей сердце. Но с момента победы прошёл год, и новые суды, череда которых прокатилась по всем передовым странам, освещали как раз те дела, на которые понадобилось время. Эти процессы вызвали большой общественный резонанс и интерес. При закрытых слушаниях Визенгамота в холле Министерства собиралась целая толпа, желающая узнать решение из первых уст. Кингсли пошёл навстречу общественности, и многие дела разбирались в открытом порядке. Магическим образом расширенное здание суда вмещало всех заинтересованных лиц.

Артур иногда приносил домой новости о наиболее громких процессах ещё раньше сообщений в газетах. Но саму чету Уизли ни разу не вызывали в качестве свидетелей.

Поэтому в то утро, когда Молли переступила порог Министерства, она ужасно нервничала. Артур был рядом, и это вселяло некоторое успокоение.

Молли с Артуром отметили палочки у дежурного колдуна вместе с Артуром и спустилась на громыхающем лифте в мрачные подземелья одиннадцатого уровня, где проходило слушание. У двери суда стоял Перси. Он кивнул отцу с матерью и вполголоса объяснил, что скамья для свидетелей первая от входа с правой стороны, а отец может занять место, где ему удобнее.

Зал впечатлял своими размерами. За кафедрой присяжных и мест для работников юрисмагпруденции высились скамьи для зрителей, поднимающиеся амфитеатром. Молли заметила, что пустых мест практически нет. Перси проводил мать к отведённому ей месту. Среди свидетелей Молли заметила Минерву, Андромеду Тонкс и в сторонке Нарциссу Блэк, уткнувшуюся взглядом в свои руки.

Суд над самими Малфоями длился не один месяц. Ход слушания широко освещался в прессе, и весь волшебный мир поделился на два лагеря. Одни с пеной у рта доказывали, что семью Малфой надо упечь пожизненно в Азкабан без суда и следствия; другие, придерживающиеся политики Бруствера, желали разобраться во всём наверняка. Окончательное решение по делу было оглашено совсем недавно, и Молли знала, что не всем оно пришлось по душе. Она понимала, почему Нарцисса сидит, избегая косых взглядов. Люциуса приговорили к трём годам отбывания в Азкабане за пособничество Волан-де-Морту. Все обвинения с Нарциссы и Драко были сняты.

Молли села рядом с Минервой, но не успели перекинуться они и парой слов, как двери суда открылись, и прохладный голос объявил под самыми сводами зала:

— Встать, суд идёт!

В зале мгновенно смолкли все разговоры. К кафедре, состоящей из рядов скамеек, прошествовал полный состав Визенгамота, человек пятьдесят, все в сливовых мантиях с вышитой «W». Когда все немного расселись и тишина возобновилась, Кингсли Бруствер поднялся со своего места в центре и звучным басом объявил:

— Слушается дело по ходатайству истца по реабилитации. Председатель слушания — Кингсли Бруствер, председатель суда присяжных Визенгамота глава отдела мракоборцев Гавейн Робардс, секретарь — помощник министра Персиваль Игнатиус Уизли. Слушание объявляю открытым.

По залу пробежал шепоток. Такого на памяти Молли не было, чтобы дело было по ходатайству. Но сейчас должно было всё выясниться. Кингсли посмотрел в пергамент:

— Для объяснения сути ходатайства приглашается истец — Гарри Поттер.

Новые шум и волнения в зале. Многие вытягивали шеи, чтобы лучше видеть Гарри, прошедшего от входа к трибуне в центре зала. Гарри по сторонам не смотрел, а был очень сосредоточен. Кингсли задал положенный в таком случае вопрос:

— Назовите ваше имя.

— Гарри Джеймс Поттер.

— Объясните цель вашего иска.

— Я подал ходатайство о реабилитации имени человека, который погиб больше года назад во время Великой битвы. Я прошу суд рассмотреть все аспекты деятельности этого человека и вернуть ему светлое имя в глазах общественности посмертно.

— Назовите имя этого человека.

— Северус Тобиас Снейп.

Звенящая тишина шапкой опустилась на сводчатый зал, а затем воздух как будто наполнился роем рассерженных пчёл. Кингсли призвал всех к порядку:

— Попрошу тишины! Истец, что вы имеете в виду под словами «… рассмотреть все аспекты деятельности?»

— Я прошу выслушать вызванных свидетелей и задать им вопросы, проливающие свет на истинное положение вещей. Северус Снейп не служил Тёмному Лорду, он был двойным агентом, и только поистине смелый человек мог, рискуя жизнью, быть фактически правой рукой Волан-де-Морта с постоянной вероятностью раскрыть себя.

Кингсли вновь обратился к Гарри, не обращая внимания на корчи некоторых сотрудников при упоминании имени Волан-де-Морта:

— Кого вы предлагаете суду заслушать в качестве свидетеля?

— Я подал реестр со списком председателю комиссии слушания, можете следовать ему на ваше усмотрение.

Перси передал Брустверу нужный пергамент, заглянув в который, Кингсли пригласил для дачи показаний Минерву.

Минерва МакГонагалл неспешно прошествовала на трибуну рядом с Гарри и всем своим видом дала понять, что готова отвечать на вопросы.

— Назовите суду ваше имя!

— Минерва МакГонагалл.

— Как долго вы знали Северуса Снейпа?

— Я знала Северуса ещё во время учёбы в Хогвартсе, а так же работала с ним много лет рядом, когда он занял в восемьдесят первом году должность преподавания зельеварения.

— Расскажите о его поведении на должности главы Хогвартса в одна тысяча девятьсот девяносто седьмом году, после смерти Альбуса Дамблдора.

— У Северуса был, конечно, непростой характер. Мы не были друзьями, что скрывалось за этими чёрными, как омут, глазами, не знал, пожалуй, никто. Я была настроена решительно против Снейпа, так как считала его виновным в гибели Дамблдора, но, положа руку на сердце, скажу, что если бы не Северус, положение в школе было бы гораздо плачевнее.

— Объясните!

— В тот год в школу были приняты Амикус и Алекто Кэрроу, которые настолько далеки от преподавания, насколько беспринципны и бесчеловечны. Они практиковали на учениках отработку непростительных заклятий (вздох в зале), применяли в качестве наказаний варварские методы и экзекуции. Но мы были связаны по рукам приказами так называемого Министерства под руководством Пия Толстоватого, поэтому все преподаватели были в опале. Выступить в открытую против режима Кэрроу и политики Министерства, направленной против маглорождённых, мы не могли. Нет, я боялась не за себя! Я понимала, что как только я уйду из Хогвартса, Кэрроу распоясаются окончательно, я несла ответственность за вверенных мне учеников. А Северус Снейп, обладая полномочиями директора Хогвартса, ненавязчиво, как бы это сказать, бил по рукам зарвавшихся негодяев. Тогда я этого не понимала, поскольку мы все находились в постоянной войне с режимом, но, оценивая ситуацию сейчас, признаю, что именно Северус не давал Кэрроу бесчинствовать и уберёг учеников от потерь и даже, возможно, невинных смертей.

— Какие факты вы можете привести в доказательство своих слов?

— Очевидно, что Северус не мог в открытую выступать — считалось, что он с ними заодно, поэтому все его действия выглядели завуалировано. Он, например, не позволил Кэрроу применить к ученикам Круциатус, когда они пробрались в его кабинет, а добился отработки у Хагрида.

Молли давно уже вся обратилась в слух. Конечно, роль Северуса Снейпа была весьма противоречива во всей этой истории, и сама Молли тоже считала его негодяем и подлецом до последнего момента, но слова Гарри, сказанные вслух, при всех, заставляли задуматься. Из мрачного труса — пособника Волан-де-Морта начинал проглядывать сильный человек, мученик, ценой своей репутации и доброго имени противостоявший самому сведущему в легилименции волшебнику.

Окончание перекрёстного допроса с Минервой МакГонагалл Молли прослушала, уйдя с головой в размышления. Вернул её к действительности голос Бруствера, назвавшей её имя. Минерва уже шла на своё место. Молли вздрогнула и прошествовала к трибуне, ощущая на себе десятки взглядов.

— Назовите ваше имя.

— Молли Уизли.

— Расскажите суду о времени, когда Орден Феникса, избравшей своей штаб-квартирой дом на площади Гриммо, двенадцать, вёл борьбу с планами Волан-де-Морта. Как часто вы видели там Северуса Снейпа?

— Да, мы перебрались на площадь Гриммо, и в штабе постоянно кто-то появлялся с донесениями и докладами. Я не могу сказать, о чём Северус Снейп разговаривал с Дамблдором и какие сообщения он ему оставлял — это было не в моей компетенции. Я занималась хозяйством. Мы все верили Дамблдору, а он доверял Снейпу, значит, приходилось брать за истину, что Снейп на нашей стороне.

— То есть, вы не можете с уверенностью сказать, что Северус Снейп являлся членом Ордена Феникса, не будучи агентом Тёмного Лорда?

— Я лишь хочу сказать, что этого наверняка не мог сказать никто! Мы верили Дамблдору, а самого Снейпа, похоже, не очень интересовало мнение других о своей персоне. Он редко приходил и совсем редко оставался на ужин. Но это не значит, что он был чьим-то агентом. Если человек не нравится, это ещё не повод обвинять его. Я не могу сказать ничего наверняка!

— Хорошо, ваш ответ понятен. Расскажите об участии Северуса Снейпа в случае, когда вашего мужа, Артура Уизли, укусила змея.

— О! Это было очень серьёзное ранение, и раны никак не хотели затягиваться. Когда Артура выписали с положительной динамикой, угроза всё равно оставалась. Северус Снейп однажды зашёл с донесением и увидел, как я обрабатываю раны Артуру, которому стало опять хуже. Он предложил свою помощь. Я, повторюсь, не доверяла ему, но когда у тебя на глазах родной человек мучается, чем чёрт не шутит! Я позволила Снейпу осмотреть раны. Артур был без сознания — это было, когда дети уже вернулись в Хогвартс. Я никогда не видела, чтобы раны лечили таким песнопением. Он провёл палочкой по ранам Артура, приговаривая на магическом языке — я не слышала раньше таких заклинаний и не могу вам их повторить. Затем он поднялся с колен и протянул мне пузырёк с мазью, велев смазывать раны два раза в день. С непроницаемым лицом он вышел, а я осталась стоять с этим пузырьком. Артуру стало легче, и он полностью поправился. Снейп не обязан был помогать мне и моей семье, но он сделал это, и я благодарна ему!

Молли разволновалась. Она никогда и никому не говорила про тот случай и понятия не имела, откуда Гарри мог узнать о роли Снейпа в выздоровлении Артура. Кажется, об этом самом подумал и Бруствер, потому что задал Гарри вопрос:

— У вас очень умелая тактика защиты, мистер Поттер. Позвольте поинтересоваться, откуда вы получили сведения столь личного характера?

— Я много беседовал с Финеасом Найджелусом. Его портреты висят в кабинете директора Хогвартса и в родовом поместье Блэков.

Молли разрешили сесть. Она, вытирая глаза платочком, села на скамью, а Бруствер уже пригласил следующего свидетеля — Андромеду.

В сущности, вопросы к Андромеде сводились к тому же: считает ли она Северуса негодяем или нет. Но основной упор был сделан на том факте, что Снейп помогал её зятю, Римусу Люпину, справляться со своим недугом. Зелье, сваренное профессором зельеварения, помогало Люпину сохранять рассудок в моменты превращения в оборотня. Андромеда очень переживала, что дочь выбрала в мужья оборотня, и сам Римус тоже ужасно страдал от того факта, что губит жизнь Нимфадоре. Северус Снейп смог сделать превращения в оборотня не такими мучительными.

Суд длился уже не один час, но ни один человек не покинул здания. Вопрос, рассматривающийся сегодня, обещал взорвать общественность. Благодаря Гарри мир смог увидеть Снейпа в истинном свете.

Последней для дачи показаний пригласили Нарциссу.

— Расскажите, какое задание получил ваш сын Драко от так называемого Тёмного Лорда?

— Убить Альбуса Дамблдора…

По рядам прокатилась волна вздохов.

— Что вы предприняли, узнав об этом задании?

— Я понимала, что вряд ли Драко решится на такой шаг — это слишком большое потрясение для психики. Я обратилась к Северусу Снейпу за помощью.

— Какого рода помощь вы намеревались получить?

— Я попросила Северуса принять Непреложный Обет. В случае невыполнения задания он должен был защитить Драко и сам выполнить его.

Снова негодующий шёпот в зале.

— Ответил ли вам Снейп отказом?

— Нет, он согласился. Моя сестра Белла скрепила для нас договор.

— Признаёте ли вы тот факт, что фактически подговаривали человека совершить противное природе злодеяние — убийство?

— Всё что касается моих поступков и поступков моей семьи подробно разбиралось многие месяцы. Я приглашена в качестве свидетеля. По остальным вопросам я уже достаточно выступила на прошлых слушаниях.

Нарцисса надменно обвела взглядом ряды сидящих в зале. Молли поймала себя на мысли, что её чувства к Нарциссе неоднозначны. С одной стороны, в её поступке сквозила вопиющая беспринципность, но, с другой стороны, Молли прекрасно знала, что чувствует мать, когда её дитя в опасности. Тут и с самим чёртом заключишь сделку! Пожалуй, она даже слегка сочувствовала загнанной в угол Цисси.

Считалось, что в смерти Дамблдора был повинен Снейп, а этого поступка уж ему никто бы не простил. Конечно, Гарри ещё во время финальной битвы объяснил Волан-де-Морту, что на самом деле Снейп не убивал Дамблдора, но доказательств тому, кроме слов самого Гарри, никто не знал. Гарри попросил слово и поставил на трибуну Омут Памяти. Голубоватый свет, исходивший из сосуда, был таким заманчивым и таинственным, что взгляды всех присутствующих невольно приковались к его созерцанию.

— Это Омут Памяти Альбуса Дамблдора. Он хранится в кабинете директора Хогвартса, и я его принёс сюда с разрешения профессора МакГонагалл. Я хочу, чтобы вы увидели это своими глазами.

Гарри произнёс заклинание, и расплывчатая дымка, вырвавшаяся из Омута, зависла над залом. Это была голограмма — образы Снейпа и Дамблдора. Гарри показал суду сцену с омертвелой рукой Альбуса и его просьбу. Снейп с болью в глазах согласился…

Решением суда все обвинения в адрес Северуса Тобиаса Снейпа были сняты. Его имя было вычеркнуто из списка Пожирателей смерти и внесено в реестр героев Великой Битвы. Портрет Северуса Снейпа было решено повесить в кабинете директора наряду с другими портретами в знак уважения к его персоне.

Услышав вердикт, Гарри Поттер поблагодарил суд за участие и рассмотрение его просьбы и вышел из зала. Заседание было закончено, но люди не спешили расходиться. Все в деталях обсуждали услышанное и увиденное.

Молли кто-то тронул за плечо:

— Вставай-ка, Молли, давай пробираться к выходу! — Минерва пыталась вывести подругу из ступора.

Вечером в Нору вместе с Артуром прибыли Гарри, Рон и Гермиона, а Минерва и Джинни трансгрессировали туда сразу после слушания, так что к приходу старшего Уизли и ребят в кухне вовсю пахло жареной индейкой, пирогами и отбивными.

Завтра намечалось небольшое торжество по случаю дня рождения Гарри и двухлетней годовщины свадьбы Билла и Флер.

За ужином тема сегодняшнего слушания не могла не всплыть. Рон, жестикулируя вилкой, объяснял матери:

— Ма! Я с самого начала говорил Гарри, на кой чёрт тебе это надо? Какого обвислого Мерлина…

— Рон!

— Прости, ма! Какого… необвислого Мерлина тебе понадобилось всё это ворошить? Этот гад столько лет тиранил тебя на своих уроках, а ты решил вернуть ему светлое имя? Но, как говорил Дамблдор, в Гарри присутствуют высокие моральные качества!

— Рон! — вмешалась назидательно Гермиона. — Такими вещами не шутят!

— Так я вроде и не шучу! В принципе, Гарри, друг, ты поступил правильно! Выглядело это, конечно, впечатляюще! Когда ты в зале сегодня начал свою речь, я прям видел, как по соседкам справа забегали мурашки.

Проговорили долго и разошлись далеко за полночь, выпив по третьей чашке чая. Минерва осталась ночевать в Норе, так как хотела побыть завтра на празднике. Джинни проводила её в комнату Перси.

Ночью Молли проснулась как от толчка. Сон никак не шёл снова. Молли лежала и думала о Северусе Снейпе, Гарри, Фреде и проклятом Волан-де-Морте. Вдруг ярко вспомнилась её собственная дуэль с Беллатрисой Лестрейндж. Как Белла, играя, дразнила Джинни, Полумну и Гермиону, как послала в её дочь убивающее заклятие, пронёсшееся в дюйме от цели, как ярость пантерой обрушилась на неё после секундного ужаса, как захотелось разорвать Беллу тут же на месте. Эта мерзавка чуть не убила Джинни, и Молли помнит, что она испытала в тот момент…

Захотелось пить. От воспоминаний в горле пересохло. Молли тихонько выбралась из-под руки Артура, обнимавшего её во сне, и направилась в кухню. Неслышно ступая по ступенькам в квадратиках лунного света, Молли внезапно остановилась на последнем пролёте. В кухне слышались приглушённые голоса. Молли удивилась, что кто-то не спит посреди ночи, и подошла поближе. У слабо мерцающего камина, обнявшись, сидели Гарри и Джинни. Они были спиной к Молли и поэтому не заметили её. На плечи Джинни была накинута рубашка Гарри; остальная одежда валялась раскиданная по полу. Молли остановилась, как вкопанная. Она боялась сделать шаг вперёд, тем самым выдав своё присутствие, и в тоже время не смела шагнуть назад, боясь, что тихо ретироваться не удастся.

— Знаешь, Джинни, каким бы несимпатичным он ни был, я уважаю его за любовь, которую он пронёс через всю жизнь. Он так смотрел на мою маму там, в Омуте Памяти.

— Гарри, я бы тоже за тебя жизнь отдала… Когда ты два года назад исчез на поиски крестражей, я заставляла себя существовать каждую секунду. Если бы не мама, я бы, наверное, сломалась. Просто знала, что нужна ей. Я знаю, каково это, когда у тебя на глазах умирает любимый человек. Когда Хагрид вынес тебя на руках тогда, второго мая, я чуть не сошла с ума. Мне хотелось кинуться к тебе, обнять, заставить дышать, но меня не пускал папа, а я чувствовала, что мир рухнул. Гарри, я так люблю тебя, что мне страшно. Я просто не смогу без тебя.

Гарри теснее прижал к себе Джинни; и её рыжая непокорная шевелюра доверчиво покоилась на его плече. Молли на цыпочках попятилась. Она не хотела, чтобы Джинни и Гарри поняли, что были в кухне не одни. Господи, её девочка совсем взрослая! Джинни сейчас столько же лет, сколько было самой Молли, когда они с Артуром сбежали ото всех и поженились. Ей вспомнились слова Артура, которые он говорил много лет назад. Молли прижалась к мужу, во сне смешно пришлепывающему губами, и не заметила, как уснула.

На следующий день всех охватила праздничная эйфория. Так бывает, когда предпраздничные хлопоты и суета приносят больше удовольствия, чем сам праздник.

Гарри исполнялось девятнадцать лет, и Молли непременно хотелось, чтобы этот день принёс Гарри как можно больше положительных эмоций. Накануне была двухлетняя годовщина свадьбы Билла и Флер, и они должны были прибыть с малышкой Мари-Виктуар ближе к обеду. Но ранним утром, когда Молли ещё только хлопотала с завтраком на кухне, в окошко влетела сова с известием из Ракушки. Билл приносил свои извинения семье и Гарри и писал, что они с Флер не смогут приехать. Флер, ослабленная после родов, простыла, и ей не здоровилось. Молли, конечно, огорчилась, что не повидается с внучкой, но понимала, что благоразумнее семье сына не срываться с места.

Джинни с Гермионой, едва проснувшись, были завалены работой, с объёмом которой, как проворчала Джинни, не справится и дюжина домовиков. Молли старательно избегала взглядов дочери. Ей было неловко от увиденного ночью, и она даже не знала, как ей среагировать. Решив пока отложить все эти думы на потом, Молли принялась с тройным усердием за изготовление своих кулинарных шедевров. Ближе к обеду, перекусив бутербродами с холодным тыквенным соком, Молли решила сделать перерыв. Они с Минервой налили себе по чашке чая с лимоном и вышли в сад. Там Рон, Гарри и Джинни увлечённо перекидывали друг другу бладжер, оседлав мётлы. Набор квоффлов, бладжеров и новую модель «Чистомёта» Рон получил в подарок от Гарри с Гермионой в связи со сдачей экзаменов. Рон пришёл от новой метлы в неописуемый восторг. Они с Гарри были приглашены в сентябре на сборы в «Татсхилл Торнадос», и нужно было навёрстывать форму.

Рон буквально преображался в воздухе. За последний год он здорово возмужал и обрёл ту необходимую долю уверенности, потребную в воздухе для манёвров без паники. Минерва вполголоса рассказывала Молли про самые первые матчи Рона в качестве вратаря сборной Гриффиндора, про насмешливые куплеты слизеринцев, обернувшиеся впоследствии триумфальным гимном. Молли знала, что в команде Рона называют «Уизли — наш король», и всегда умилялась, как расправляются плечи сына каждый раз, когда он слышит эти слова. Рон, казалось, шестым чувством улавливал, куда метнётся непредсказуемый квоффл, и как Джинни ни старалась, она не могла забить брату ни одного мяча. Вместо ворот ребята выбрали старую засохшую яблоню, к макушке которой заклинанием приделали настоящее квиддичное кольцо. Рон был вратарём, а Гарри и Джинни по очереди пытались ему забить. Гермиона чувствовала себя на земле гораздо увереннее, чем в воздухе — она выступала в качестве болельщика. Вскоре Рон спикировал вниз и начал уговаривать Гермиону присоединиться к ним поиграть двое на двое. Но Гермиона лишь теснее прижалась к стволу яблони, возле которой сидела. Рон раздосадовано заложил вираж, смахнув несколько сухих веток. Игра не клеилась. Джинни, раскрасневшаяся и с горящими глазами, тоже попробовала уговорить Гермиону. И тут голос подала Минерва:

— Молли, а почему бы тебе не составить компанию ребятам?

Молли от неожиданности пролила на себя остатки чая.

— Я? Минерва, ты в своём уме?

— Да я пока на ум не жалуюсь — сушёных докси в голове не держу, знаешь ли. Я ведь знаю, каким ты была загонщиком! Да не каждому члену сборной Англии было по силам равняться с Молли Пруэтт!

Рон, Гарри и Джинни уже давно приземлились рядышком и с интересом прислушивались к разговору. Гарри с вежливым любопытством, Джинни скептически оценивающе, а Рон, как ни удивительно, с пониманием и восхищением. Он не к месту вспомнил материну татуировку и покраснел. Молли по инерции ещё переругивалась с Минервой, но та видела, как задрожали руки подруги и загорелись глаза. Мерлин всемогущий! Да когда же она в последний раз поднималась в воздух?

В общем, через четверть часа Молли, переодевшись в старую спортивную мантию Чарли, увеличенную заклинанием незримого расширения на шесть размеров, ловко оттолкнувшись от земли, взмыла в воздух на старенькой метле Фреда. Тёплый летний ветерок растрепал по её лицу рыжие с небольшой проседью непокорные пряди, развеяв все невзгоды и печали. Молли почувствовала удивительное пьянящее чувство шального счастья. Она выписывала такие немыслимые пируэты и закладывала такие виражи, что Гермиона с Минервой сидели на траве, раскрыв рты. Рон висел перед импровизированным кольцом, как бладжером поражённый, наблюдая за матерью. Впрочем, это выражение перестало быть фигуральным, когда Джинни заехала ему квоффлом в живот. Рон настолько оцепенел, поражённый полётом Молли, что выпал из игры на время, чем и воспользовалась Джинни. Гарри, считавшийся непревзойдённым мастером полётов, к своему ужасу вдруг понял, что уступает Молли в маневренности. Может, виновата была старая метла Рона, немного забиравшая вправо и отвлекающая Гарри на борьбу с креном, а может, это Молли, хлебнувшая адреналина, выделывала такие штуки, что, пожалуй, сборная Ирландии могла отдыхать полным составом.

Время пролетело незаметно. Ни игроки в воздухе, ни зрители на земле не знали, что увлекательное состязание команд-связок Гарри-Рон, Джинни-Молли длится уже не один час. Опомнились все только тогда, когда от заднего крыльца Норы в сад на звук голосов пришли Артур и Джордж. Джордж, увидев мать, присвистнул, а Артур явно занервничал:

— Молли, дорогая, ну как же так? Зачем ты? — в растерянности приговаривал он лихо подлетевшей жене.

Молли залихватски соскочила со своей метлы. Она была похожа сейчас на старшую сестру Джинни, спрыгнувшую рядом. Обе одинаковым жестом заправили пряди волос за ухо, разлетевшиеся рыжим сполохом. Глаза Молли горели, руки виновато сжимали метлу. Артур залюбовался своей так и не повзрослевшей девочкой и покачал головой. Он не сердился, он со школьных лет помнил то охватывающее ужасом чувство беспокойства, когда отчаянная гриффиндорка Молли Пруэтт с решительностью во взгляде неслась к земле, точно выходя из опасного пике в нужный момент. Молли уносилась обратно в вышину, а сердце Артура каждый раз не успевало выйти из этого дурацкого пике и разбивалось о землю. Гермиона, совершенно ровно дышащая к квиддичу и всему, что с ним связано, за исключением, понятное дело, «Короля Уизли», волнуясь, поднялась со своего места.

— Миссис Уизли! Это было потрясающе!

Молли заливисто смущенно рассмеялась:

— Ну что ты, дорогая! Сбросить бы лет двадцать с плеч, да и килограмм тридцать!

— Ма! Это, правда, было потрясающе! — голос подал Рон. Он обошёл Гарри, обнимавшего за плечи Джинни, и заключил мать в объятия.

— Ма! Я люблю тебя! Ты удивительная…

Все вместе вернулись в дом. Уже через сорок минут принявшие душ и переодевшиеся игроки в квиддич вместе с остальными домочадцами хлопотали перед домом. Джордж руководил расстановкой стульев и стола на лужайке возле сада. Пострадал один стул и прожглась белоснежная накрахмаленная скатерть, куда Джордж нечаянно тыкнул палочкой. Стул незаметно убрали с глаз долой (одним меньше, одним больше), а дырку на скатерти заставили салфетницей.

К шести часам прибыли Андромеда с Тедди, которому уже было два года. Он, смешно коверкая слова, всюду ходил за Гарри и спрашивал: «А это чё?» Гарри терпеливо объяснял, называл и опять объяснял по второму кругу любознательному малышу, а Тедди, в зависимости от ответа Гарри и степени своего удивления, менял цвет волос с салатовых на фиолетовые, чем изрядно потешал всех.

Из-за стола поднялся Рон.

— Гарри! Дорогой Гарри! Друг! Я не умею говорить, как писака Скитер, да и к чему все слова? Прими от всех нас этот подарок.

Джордж с ловкостью фокусника достал из-под стола длинный свёрток. Гарри оборвал обёрточную бумагу, и сердце дало перебой. Это была новая «Молния!» Настоящая «Молния!» Прежняя погибла во время погони от Пожирателей почти три года назад, и Гарри пока так и не решился приобрести себе достойную замену. Та метла, его верный друг и помощник, была памятью о Сириусе, неким осязаемым кусочком подтверждения того, что несколько лет у Гарри был крёстный отец. На несколько мгновений Гарри просто лишился дара речи.

Он обвёл всех сидящих за столом увлажнившимися глазами. До боли, до острой боли в груди он понял, как же дороги они ему. Миссис Уизли, расчувствовавшаяся и вытиравшая глаза платочком; мистер Уизли, в волнении поправляющий очки, соскакивающие на кончик носа; Джинни, от взгляда на которую по спине Гарри пробежали мурашки; Гермиона, сидевшая счастливая и искренне радующаяся за него, и Рон... Говорят, что с другом нужно съесть пуд соли. Так вот, Гарри с Роном съели этой соли, пожалуй, побольше, чем пуд! Это соль из высушенных мужских слёз, когда отчаяние брало вверх, это соль тех недомолвок и споров, от которых так ныло сердце каждый раз…

Гарри хотел что-то сказать, как-то дать понять, что он чувствует, как важно для него всё это — все эти люди, и не смог. Комок застрял в горле…

Рон, без слов понимающий друга, хлопнул Гарри по плечу:

— С днём рождения!

Гарри кивнул, улыбнулся, а потом все сразу вскочили и начали пожимать ему руку, обнимать, целовать и желать много хорошего, но чего именно Гарри разобрать не мог из-за трепетного волнения и разом гомонивших голосов. Наконец, все немного успокоились и уселись за стол.

Вечер удался на славу. Много шутили, вспоминали разные истории, не забывая накладывать себе в тарелки всё новые угощения. В самый разгар веселья под резкий хлопок прямо около стола материализовался Кикимер, который с поклоном квакающим голосом поздравил Хозяина Гарри. Отвесив поклоны всем Уизли и даже поклонившись Гермионе, Кикимер отправился в своё гнездо на площади Гриммо. В конце концов, Тедди, сжимающий в руке пирожок, уснул прямо на руках у Гарри, и Андромеда засуетилась и засобиралась домой. Как Молли её ни уговаривала остаться, Дора решила перебраться домой, и Гарри с Джинни пошли их провожать.

Джордж с помощью Рона организовал потрясающий фейерверк, и в свете угасающего дня звёзды огней рассыпались по небу. Артур принёс приёмник, покрутил ручки настроек, и в сумерках над столами полилась музыка. Джордж развесил вокруг светящиеся шары, на свет которых тут же ринулись ночные мотыльки, добавляя свечению нестройное мерцание. Все сидели, умиротворённые и счастливые. Молли смотрела на своих домочадцев и ощущала удивительную гармонию.

— Ты тоже это ощущаешь? Вот оно какое — счастье… — Минерва наитием всегда чувствовала её настроение и её состояние.

Молли улыбнулась. Она с благодарностью пожала руку подруги. В их дружбе случалось всякое. Иногда они подолгу не виделись, вовлечённые в круговерть окружающих событий. Иногда проводили ночи напролёт перед камином, никак не наговорившись. Но чтобы Молли ни делала, на какой бы полосе радуги жизни ни находилась (а спектр был порой диаметрально противоположный — от нежно-розового до аспидно-чёрного), она знала, что Минерва не отвернётся, всегда поймёт и придёт на помощь.

Рядом присели Гарри и Джинни. Они проводили Андромеду с Тедом и вернулись ко всем.

— Спасибо вам, миссис Уизли, за чудесный вечер! — голос Гарри дрожал от волнения.

— Ну что ты, милый! Ты же знаешь, мы все тебя так любим, и ты уже давно член нашей семьи!

Это был необычный вечер, праздник. Молли остро поняла, что ребята уже выросли. Осенью уже никому не нужно возвращаться в Хогвартс. У каждого впереди призрачно маячит своя дорога, с колдобинами, ямами, труднопреодолимыми холмами. Но они должны сделать этот шаг — из беззаботного детства в обманчивый сложный мир взрослых.