1+1 (гет)

Как бы он хотел забыть услышанное от Луны, чтобы та точно так же наставила на него палочку и сказала заветное заклинание. Или самому подняться к сейчас спящей магическим сном Гермионе и наставить палочку уже на неё, чтобы она навсегда забыла такого друга, как Гарри, принёсшего ей столько испытаний и боли. В первую минуту он так и хотел сделать. Даже в комнату к ней поднялся.

Гермиона спала неспокойным сном: было видно, как она хмурится и мечется. Видимо, вопреки выпитому зелью, ей снился сон и, судя по её состоянию, вряд ли хороший.

Луна, свернувшись калачиком на соседней кровати, спала как убитая. «За сегодня она тоже устала», — подумал Гарри и закутал её в покрывало. Луна уснула прям так, как легла, не удосужившись должным образом расправить постель. Но тут Гарри заметил пустой флакон из-под зелья сна без сновидений, и ему всё сразу же стало ясно. «Что ж, сегодня после случившегося вряд ли кто сможет самостоятельно уснуть», — печально подумал Гарри и развернулся к кровати Гермионы.

Сев в ногах, с краю кровати, он стал внимательно разглядывать её. Как же он хотел сейчас её разбудить, но прекрасно понимал, что после того, как она приняла зелье сна без сновидений, это будет не так-то просто.

Про Обливиэйт Гарри забыл в ту же секунду, как увидел Гермиону, и не потому, что эгоист и без неё теперь точно не сможет, хотя раньше, полгода назад, хотел уйти на поиски крестражей самостоятельно. Сейчас, после всего того, что с ними случилось, он понимал, что это была глупая затея. Но помимо этого у него была масса других причин не совершать этот отчаянный и глупый поступок. Во-первых, его в её жизни было слишком много, за семь лет дружбы должна остаться просто необъятная масса воспоминаний, которую Гарри по своей неопытности вряд ли сможет подчистить должным образом, во-вторых, опять же из-за неумения правильно применить это на самом деле опасное заклинание, была велика вероятность того, что он мог повредить очень ценные и важные для Гермионы воспоминания. Например, то, как она сама же накладывала этот самый Обливиэйт на своих родителей.

Гарри сидел беспомощно и с отчаянием наблюдал за хмурящейся во сне Гермионой. Но, видимо, высшие силы решили сжалиться над и так достаточно намучившимися ребятами, поэтому где-то примерно через полчаса, когда Гарри уже измучался изводить себя далеко не радужными мыслями, Гермиона проснулась.

— Пить, — едва разлепив пересохшие губы, прошептала она. Гарри мгновенно подскочил, тут же исполнив её просьбу.

Гермиона некоторое время проницательным взглядом изучала Гарри, но потом всё же взяла протянутый им стакан с водой, чуть вздрогнув, когда их пальцы соприкоснулись.

— Ты как? — робко спросил Гарри после того, как Гермиона жадно осушила стакан несколькими мощными глотками.

— Паршиво, — хрипло ответила она, поставив пустую ёмкость к склянкам с зельем, и села, поджав колени к груди и обняв их руками.

Весь её вид был для Гарри настолько удручающим, что он уже был готов начать просить у неё прощения, но, заметив в нём подобные перемены, Гермиона обожгла его колючим взглядом.

— Не надо, Гарри, прошу. Я прекрасно знала, на что иду. Конечно, я не думала, что мы будем схвачены из-за глупости, — не удержалась Гермиона от шпильки, на что Гарри только понурил взгляд. Он вообще побаивался смотреть на Гермиону, особенно ей в глаза. — Но, в конце концов, никто от совершения глупостей не застрахован, — смиренно сказала Гермиона. Её тон был настолько дружелюбен, что Гарри решился-таки поднять на неё взгляд. Их глаза встретились, но Гермиона не выдержала такого прямого контакта, поэтому отвела взгляд в сторону, начав говорить подозрительно бодро. — Мне кажется, что я слышала профессора Снейпа, — сказала она первое, что пришло ей на ум. Гермиона не знала почему, но боялась зелёных глаз Гарри на каком-то подсознательном уровне и цепенела, пересекаясь с ним взглядом. Это было для неё иррационально и ненормально. Она чувствовала какой-то подвох, что-то тут было не так, но прежде, чем спрашивать, стоит разобраться в себе.

— Ты всё ещё называешь этого убийцу профессором?

— Привычка, что уж тут поделаешь, — пожала она плечами, игнорируя недоумённый тон Гарри. — Ты мне лучше скажи, зачем они его из Хогвартса вытащили?

— Меч.

— И конечно же, он сказал, что он настоящий? В таком случае не понимаю, почему я ещё жива? — Гермиона задумалась.

— Ты не рада этому? — искренне удивился Гарри и обеспокоенно посмотрел на неё.

— Да не в этом дело. Я только сейчас поняла, почему Беллатрикс так переклинило. Меч. В Пророке была статья, что директор Хогвартса поместил меч Гриффиндора в одно из хранилищ Гринготтса.

— Снейп сказал, что меч ненастоящий, — раздражённо сказал Гарри.

— Я не думаю, что она бы стала так голосить по поводу пропажи меча. Нет, конечно, она бы, мягко говоря, расстроилась, узнай от гоблинов, что кто-то совершил на её ячейку в банке дерзкое нападение с целью хищения. Мне кажется, что она испугалась того, что мы пробрались в её сейф не из-за меча, — самозабвенно продолжила Гермиона свои рассуждения как ни в чём не бывало. Смысл сказанных Гарри слов дошёл до неё не сразу, прорвавшись через плотный кокон всевозможных догадок, который пеленой укутал эту возникшую внезапно мысль, но как только сказанным Гарри словам удалось его прорвать, она удивлённо вытаращилась на него. — Что ты только что сказал? — мало ли, вдруг ей действительно послышалось, потому что сказанное было абсолютно нелогично.

— Снейп сказал, что этот меч — подделка.

— Этого не может быть! — вознегодовала Гермиона. Снейп им помог? Да это же бред!

— Может быть, он просто не может отличить настоящий артефакт от подделки и думает, что там, в подземельях Гринготтса, лежит оригинал, раз он сам его туда поместил? — Гарри тоже вспомнил эту статью в Пророке.

— Ерунда! — отмахнулась Гермиона. — Каждый директор заключает контракт, в котором есть пункт, касающийся принадлежащих Хогвартсу артефактов, к которым относится меч. Директор их чувствует. Об этом написано в Истории Хогвартса, — поспешила добавить Гермиона, заметив скептический взгляд Гарри. Получалось так, что Снейп точно знал, что в его руках оригинал, и он точно знал, что помещал в хранилище подделку.

Оба задумались над этими словами, вот только Гарри хмурился своим догадкам, в отличие от Гермионы, которая была вполне удовлетворена своими выводами.

— Гарри, — осторожно позвала она, потому что боялась озвучить мысль, пришедшую ей в голову после всех умозаключений. Он поднял на неё рассеянный взгляд: — Ты не думал, что Снейп всё ещё действует по указке Дамблдора?

Гарри вспыхнул:

— Ага, и убил он его по его же просьбе, — презрительно сказал он. В памяти возник непрошеный образ падающего с Астрономической башни Дамблдора и его фраза: «Северус, прошу!» Не: «Не надо», — или: «Не делай этого!» — а именно: «Прошу!»

Гарри сделал глубокий вдох, пытаясь обуздать поднимающуюся волну гнева. Даже с того света Дамблдор продолжал свою игру, переставляя фигуры по заданному им алгоритму. Они сами, как слепые котята ищущие крестражи, — явное тому подтверждение. За весь прошлый год, за все те дополнительные занятия, что директор дал Гарри, тот должен был уяснить, что в любых, любых словах или действиях Дамблдора есть какой-то свой тайный посыл. И, как бы ни хотелось верить в слова, сказанные Гермионой, смысл в них был.

— Не хочу об этом думать, — честно признался Гарри и про себя добавил: «А то додумаюсь до того, что Снейп вообще хороший парень и всегда был на нашей стороне. Моё мировоззрение этого не выдержит, и мир мой пошатнётся».

— Но ты не исключаешь такой возможности?

— Всё потом! — резко пресёк он попытку Гермионы продолжить разговор в том же направлении и предостерегающе посмотрел на неё. Та возражать не стала.

Повисла тишина. Не то чтобы они испытывали дискомфорт или неловкость от этого. До этого они могли молчать часами, но эта вдруг повисшая тишина не понравилась обоим.

Гермиона бросила взгляд на склянки с зельями и поняла, что одним укрепляющим зельем сыт не будешь, о чём и сообщила Гарри, а тот с радостью согласился спуститься на кухню, чтобы разжиться чем-нибудь съестным и принести ей в комнату. Как только дверь за ним закрылась, Гермиона получила возможность разобраться в себе, то есть выяснить причину своего непонятного, необъяснимого и полностью иррационального подсознательного страха к Гарри.

Гермиона закрыла глаза и уткнулась лбом в коленки, ныряя в воспоминания последних дней. Ничего подозрительного в прошедших днях она не нашла, да они и не были столь насыщены: их уже размеренная и привычная жизнь в палатке разбавилась только разговорами о прошлом Гарри. А вот сегодняшний день, который ещё даже не кончился, был очень богат на события, причём далеко не на хорошие.

Она начала анализировать всё случившиеся сегодня, причём после работы с собственными воспоминаниями по извлечению оных, она научилась их неплохо визуализировать у себя в сознании. Если бы Гермиона знала, то она бы порадовалась за себя, потому что смогла освоить одно из базовых умений окклюменции.

В её восприятии воспоминания были неким тканным полотном, которое впоследствии сворачивалось в рулон и уходило на всевозможные полки для хранения. Сколько существовало на свете различных тканей всевозможных расцветок и фактур, столько и было в её сознании всевозможных полотняных рулонов, если не больше.

Сейчас она внимательно изучала полотно сегодняшнего дня, который был наполнен страхами и тревогами, поэтому и цвет был соответствующий: глубокий серый, почти чёрный. Сама ткань была толстой, шероховатой и грубой, очень похожей на шерсть, которую используют для пошива верхней одежды.

Хоть Гермиона и трогала это воображаемое полотно мысленно, но ощущения всё равно были неприятными.

Сейчас она вспоминала события в особняке Малфоев, когда Гарри уже увели в камеру. Было мерзко, особенно неприятно воспринимались Круциатусы, которые посылала в неё Беллатрикс. Гермиону на этих моментах аж передёргивало. Под кожей просыпался зуд, как будто непростительное было отменено не несколько часов назад, а лишь несколько минут.

Когда выдалась небольшая передышка, вызванная появлением гостя на территории поместья, Гермиона наткнулась на узелок, после которого всё остальное было как в тумане. Это был не дефект ткани, который мог появиться во время ткачества, а какая-то инородная нить, неизвестно каким образом попавшая сюда.

Гермиона нахмурилась. Такого быть не должно. Она всмотрелась внимательней и заметила, что эта нить совершенно другого цвета — вручную сделанный шов, который соединял между собой ткань так, что получалась небольшая складка и было невозможно разглядеть, что там внутри.

Родители Гермионы — стоматологи, так что некая ловкость рук им присуща. Её мама, чтобы эту самую ловкость рук тренировать и развивать, занималась рукоделием, в том числе и шитьём. В комнате Гермионы было довольно много вещей, которые её мама сделала своими руками: от аккуратно обшитой простой деревянной подставки под письменные принадлежности на столе до небольших декоративных подушек, которые всегда лежали на покрывале.

Как нельзя кстати пришлись воспоминания из детства, в которых ещё маленькая Гермиона с любопытством наблюдала за тем, как её мама ловко орудует иголкой с ниткой. Если же шов не нравился, то в ход шёл распарыватель, с помощью которого ткань освобождалась от неудачных стежков. Вот и сейчас Гермиона попыталась повторить подобные манипуляции, только мысленно. Уж очень её эта боязнь Гарри пугала. И незнание, из-за чего, пугало двойне, потому что она прекрасно знала, что он никогда не сделает ничего такого, что доведёт её до подобного состояния. Осознано не сделает.

Работать подобным образом с собственными воспоминаниями было в разы сложнее, чем если бы Гермиона в действительности делала это с обычной тканью и рукотворным швом, но упорства и усидчивости ей всегда было не занимать. Кое-какой опыт работы с собственной памятью у неё уже был, поэтому, приноровившись, она стала удалять шов стежок за стежком.

Когда оставалось совсем чуть-чуть, вернулся Гарри с едой на подносе, чем её и отвлёк.

— Спасибо, Гарри, — поблагодарила Гермиона немного рассеяно и выпрямила ноги. Гарри только улыбнулся, поставив поднос ей на ноги, и поправил съехавшую у неё за спиной подушку.

— Ты, наверное, очень проголодалась, — заметил он, наблюдая за тем, как Гермиона постепенно начала поедать приготовленный Кикимером ужин.

— Сегодня я только завтракала, а у меня такое чувство, будто последний раз ела лет сто назад, — подтвердила она его слова, перед этим всё тщательно прожевав и проглотив.

— Гермиона, я…

— Гарри, пожалуйста, не нужно, — взмолилась она, уловив в его голосе извиняющиеся нотки, и указала на него вилкой, — я же просила. Лучше отдохни. А то я же вижу, что ты с ног валишься без отдыха, — пожурила его Гермиона.

— А ты?

— А что я? Поспать — немного поспала, не скажу, что отдохнула, но чувствую себя вполне сносно, вот только ванну не отказалась бы принять, но это чуть позже и явно без твоей помощи.

— Может, стоит Луну разбудить? — Гермиона посмотрела на спящую девушку и отрицательно покачала головой.

— Не стоит, пусть отдыхает. Ей там, в плену, приходилось несладко.

Ещё раз взглянув на Гермиону, такую привычную и собранную, пусть и потрёпанную, Гарри вздохнул. Может, беседа с Луной и истерика Гермионы ему всего лишь приснились в кошмаре? Ему очень хотелось в это верить.

На самом деле Гарри был зверски сонным, но только усилие над собой не позволяло ему зайти в одну из комнат и завалиться спать. И сейчас, на этот раз с одобрения Гермионы, он и правда подумывал так и сделать и даже флакон с зельем сна без сновидений прихватил, когда выходил из комнаты. Так, на всякий случай. Но, увы, его намерениям было не суждено осуществиться.

Как только он закрыл за собой дверь в комнату девушек, перед ним тут же появился Кикимер и велел ему идти в библиотеку. Судя по причитаниям эльфа, наложенных Гарри утром защитных чар было не совсем достаточно. Он поворчал, конечно, но покорно побрёл в библиотеку за Кикимером. Нужно как можно лучше обезопасить собственное пребывание в этом доме. Жаль только, что Кикимер не сказал об этом раньше, когда они в спешке покидали Гриммо после визита в Министерство, тогда бы не пришлось жить в палатке.

Хотя тогда у Кикимера был скверный характер. Правда, и сейчас он не особо изменился, но Кикимер уж точно был благосклонней к своему новому хозяину, чем раньше…

Гермиона ещё некоторое время гипнотизировала закрывшуюся за Гарри дверь и, быстро расправившись с ужином, приступила к прерванному занятию.

Не стоило ей этого делать. Раньше Луна ни разу не накладывала это заклинание, так что говорить о том, что чары были наложены без огрехов, даже не стоило. К тому же Луна как волшебница была не сильнее Гермионы, и последней не составило никакого труда по горячим следам избавиться от наложенного на неё не так давно Обливиэйта, что она и сделала и о чём тут же пожалела — но содеянного уже не вернёшь.

* * *

Гермиона, пошатываясь, босиком шла по лестнице вверх в сторону ванной комнаты. В доме было прохладно — он давно не отапливался. Пол был холодным, но Гермиона

не замечала этого, хоть и инстинктивно поджимала пальцы на ногах.

Ей было плохо: и в физическом смысле, и в моральном. Ощущение было такое, как будто что-то сжимает её желудок — мутило сильно. Но физический дискомфорт не шёл ни в какое сравнение с тем, как ей было плохо от заразы, которая засела у неё в голове и которую она же сама и вскрыла, основываясь на собственном неуёмном любопытстве.

Если раньше в её мыслях был только образ, то сейчас, когда она ненамеренно прокручивала это воспоминание вновь и вновь, общее превращалось в частное, коим и был Гарри…

Удар наотмашь. И ведь не сопротивляется же даже! Стиснув зубы, терпит. Даже тогда, когда он входит в неё, не подготовив, не предупредив, резко и грубо, почти до упора.

Незнакомое ощущение ей не нравится. Она чувствует, как внутри что-то рвётся. К страху примешивается боль, не от круциатусов — не такая сильная, но ещё более омерзительная, потому что это руки Гарри держат крепко, не позволяя дёрнуться лишний раз. Это он причиняет ей боль, намеренно, наслаждаясь её беспомощностью и мучениями. Он получает удовольствие от этих действий. Это он забирает силой то, что каждая девушка должна отдать своему любимому человеку добровольно — доверить своё обнажённое тело. А не так, противясь всем сердцем и душой.

Происходящее дальше можно назвать форменным кошмаром. Если вспомнить те сновидения, которые были навеяны крестражем, — дело рук Беллатрикс не идёт с ними ни в какое сравнение. Та небольшая грубость и неопытность, которую она видела между собой и Роном — да тот, как она назвала, блуд можно назвать настоящей сказкой, ведь той Гермионе из сна нравилось, всё же было обоюдно. А тут… Ничего кроме боли и унижений. И отвращение к Гарри, точнее, к тому ужасу, в котором она видела почему-то Гарри, к увиденному и к себе.

Собственные крики звенят в ушах, колени трясутся так, что она еле добирается до ванной и прикрывает за собой дверь.

Больше стоять на ослабленных ногах Гермиона не может, поэтому, обессилев, она садится на холодный пол, размазывая по лицу слёзы. Хочется выть, хочется удавиться…

Хочется залезть в себя, чтобы избавиться от ощущения, что сейчас с ещё одним грубым движением внутри что-то ещё порвётся и с этим чем-то порвётся и она сама.

Не думать об этом не получается, потому что это воспоминание-паразит всё сводит к этому кошмару, либо сознание, уставшее и измученное, не может разорвать этот порочный круг, и все дороги ведут в одно и то же место.

Когда Гермионе уже казалось, что никак не вырваться, что она просто сама сведёт себя с ума, неожиданно ей в голову пришло решение, о последствиях которого она даже не стала задумываться. В голове было только желание избавиться от этого кошмара. Что она и поспешила сделать.

* * *

Спустя два часа Гарри готовился ко сну и расстилал постель в своей комнате, когда рядом с ним с хлопком появился обеспокоенный Кикимер. Извечное презрение на его ушастой сморщенной морде присутствовало, но помимо этого он заламывал руки, а в глазах его плескался страх.

— Там, — он не мог подобрать нужных слов. Гарри нахмурился. Ему начала не нравится эта ситуация, — в ванной, — выдавил из себя ещё одно слово Кикимер. У Гарри сразу всплыла мысль о том, что Гермиона сказала, что хочет принять ванну.

“Пусть отдохнёт и расслабится, — подумал он тогда. — Того и глядишь, посторонние нехорошие мысли не смоет, так приглушит”. Но, судя по состоянию Кикимера, мысли Гарри были далеко от реальности.

Гарри не на шутку перепугался и уже было хотел схватить Кикимера за грудки, но тот заговорил сам.

— Кровь! Эта мерзкая грязнокровка посмела пролить свою грязную кровь в доме благороднейшего и древнейшего семейства, — презрительно выплюнул он.

Гарри потребовалась всего лишь секунда, чтобы сообразить, что только что сказал Кикимер.

Пропустив слова о грязнокровке мимо ушей, он бросил одеяло, которое до этого держал в руках, и рванул к ванной. “Дурак, дурак, дурак!” — ругал он себя в унисон с бешеным ритмом собственного сердца, когда, спотыкаясь, бежал вверх по лестнице, перепрыгивая сразу несколько ступенек.

Гарри рывком открыл дверь и ворвался внутрь, чуть не поскользнувшись на воде, которая натекла на кафель. Вот только воде ли?

Зелёная плитка окрасилась в грязный коричневый цвет от соприкосновения с такой водой. Значит, это… Даже в мыслях он не смог заставить себя произнести слово “кровь” и только огромным усилием воли заставил себя перевести взгляд с пола выше. Увиденное повергло его в шок: обе руки Гермионы свешивались вниз с краёв ванной, тонкие струйки крови медленно стекали вниз по ладоням, ветвясь по пальцам, и небольшими каплями падали на пол.

Сама Гермиона была мертвенно-бледной и не дышала, или ему это со страху так показалось?

Чтобы ещё раз не поскользнуться, он осторожно подошёл к ванной и трясущимися руками подхватил холодное тело Гермионы из уже успевшей остыть воды.

Гарри сел на пол, аккуратно уложив Гермиону к себе на колени. Игнорируя её наготу, право, ему сейчас было не до этого, он припал ухом к её груди в надежде услышать стук сердца. Его собственное гоняло кровь по организму с такой мощью, что у него даже шумело в ушах, но даже это не помешало услышать заветный звук: слабый, едва уловимый. Или ему опять показалось?

— Гермиона, что же ты наделала? — испуганно прошептал он, выпрямляясь.

Что делать, он не знал. Единственное, чего делать не стоило, — это впадать в ступор. Все испытания, что выпали на его душу, научили одному — действовать. Делать хоть что-то. И, как ни странно, ход мыслей в таком ключе привёл его к достаточно дельным мыслям.

— Кикимер, Добби! — дрогнувшим голосом, но достаточно твёрдо позвал он. Эльфы появились почти сразу же. Кикимер морщился от отвращения, заламывая уши, но молчал, а Добби, увидев, что случилось, вытаращился на них с неподдельным ужасом.

— Кикимер, принеси всё кровевосстанавливающее, которое осталось, живо! Добби, а ты принеси волшебную палочку из комнаты девушек. Пожалуйста, поторопись.

Несмотря на то, что первое было безоговорочным приказом, а второе пусть и тоже приказом, но с нотками просьбы, всё было доставлено в ванную в течение нескольких секунд.

Дрогнувшей рукой взяв палочку, Гарри схватил руки Гермионы свободной и указал кончиком на запястья.

— Эпискей, эпискей! — сказал он, завороженно наблюдая за тем, как неровные раны срастаются. Затем он взял пузырёк с крове восстанавливающим и залил ей в рот, чуть помассировав горло, чтобы зелье проскользнуло в желудок, а не попало по трахее в лёгкие.

Проделав все эти манипуляции, он стянул с себя рубашку и укрыл ей Гермиону. Оставалось только ждать.

Первые несколько минут ожидания, которые Гарри показались часами, не происходило ровным счётом ничего. Он сидел, не шелохнувшись, ноги потихоньку начали затекать. Кроме покалывания в конечностях он больше ничего не чувствовал, так что когда Гермиона, лежавшая на его коленях, чуть пошевелилась, он этого не почувствовал.

Мыслей никаких у него в голове не было. Он не думал ни о чём: ни как отреагировать, когда она очнётся, что стоило бы на неё хорошенько накричать за столь… он даже не мог подобраться подходящего для произошедшего слова — всё это было неожиданно и шокирующе.

Краем сознания он понимал, что Гермиона пошла на такое из-за отчаяния, находясь на грани собственного сознания, и сейчас он понимал, почему — потому что его самого одолевали всепоглощающие отчаяние и страх. Страх за Гермиону.

Когда он сам уже был на грани, мертвенная бледность схлынула с лица Гермионы, затем раздался судорожный вздох-стон, и она открыла глаза.

Стоило Гарри увидеть такие родные карие глаза, как страх, крепкой хваткой вцепившийся в его горло, отступил. Им овладело настоящее облегчение, но расслабляться ещё было рано.

Гермиона сначала непонимающе уставилась на обеспокоенного Гарри. Такого быть точно не должно. И вообще, почему она в одной рубашке Гарри сидит в ванной на полу и ни черта не может сообразить, что тут произошло?

Заметив, что Гермиона в замешательстве, и каким-то шестым чувством чуя, что истерики или очередного срыва не миновать, Гарри влил в неё ещё одну порцию кровевосстанавливающего.

Гермиона проглотила зелье без сопротивления и даже не поняла, какой у него был вкус. Только уже после она слизнула остатки с губ и определила, что это было кровевосстанавливающее. Она нахмурилась, пытаясь понять, зачем ей нужно было пить это зелье. Гарри пояснять что-либо не спешил. Он так же сидел на полу на коленях напротив Гермионы, проницательно глядя на неё и ожидая какого-нибудь подвоха.

Гермиона чувствовала себя эмоционально опустошённой и, понимая, что Гарри делиться случившимся не спешит, вертела головой по сторонам, пытаясь за что-нибудь зацепиться взглядом, чтобы хоть что-то вспомнить.

От резких движений у неё начинала кружиться голова, руки и ноги были как будто заледенелыми, она их едва чувствовала, да и общее ощущение собственного тела было странным, словно мышцы превратились в вату. Реакция была заторможенной, мысли еле ворочались в голове, но тут её взгляд упал на залитый чем-то пол. Сначала она, как и Гарри, подумала, что это вода, но вода не могла окрасить зелёный кафель в такой ярко-бурый оттенок. А потом всё обрушилось на неё водопадом: воспоминания, те, которые она хотела забыть всеми силами, и содеянная ею от отчаяния глупость.

Она расплакалась. Не стала кричать или истерить, не пыталась оттолкнуть от себя Гарри — на всё это у неё просто не было сил. Да и на слёзы, она думала, что не хватит, но они сами крупными каплями заскользили по её щекам.

Гарри растерялся. После всех криков и срывов, которые устраивала Гермиона в его адрес, и после объяснений Луны он понял почему, он ожидал нечто похожее, но как всегда реальность не оправдала его ожиданий.

Гермиона обняла его, крепко-крепко обхватив его спину, прижавшись щекой к его груди. Она не обращала внимания на то, что Гарри был по пояс голый, что её наготу прикрывала его рубашка, которая от любого лишнего движения так и норовила соскользнуть с её плеч. Ей было абсолютно всё равно.

Гарри осторожно обнял её в ответ, поправляя свою рубашку у неё на плечах. Она всегда прятала от него свои слёзы, даже когда они жили в палатке и были друг у друга как на ладони. Конечно, он их видел, но старался не подавать виду, чтобы не сделать больнее ни себе, ни тем более ей. Вид раздавленной и подавленной Гермионы заставлял его сердце обливаться кровью. А сейчас она плакала открыто, не стесняясь и не утаивая своих слёз, доверительно прижавшись к нему и уткнувшись лицом ему в грудь, тем самым ища у него поддержки и защиты.

Так они и просидели ещё несколько минут. Слёзы кончились, и Гермиона постепенно успокаивалась, остались только всхлипы и чуть подрагивающие руки.

— Гермиона, — осторожно обратился к ней Гарри, нарушая тишину. Кафельные стены ванной звонко отразили его тихий голос так, что она даже немного испугалась собственного имени, но Гарри продолжил. — Обещай мне, что больше не будешь совершать подобных глупостей, — холодно сказал он. Гермиона чуть отстранилась от его груди и развернула голову в другую сторону, чтобы взглянуть на него. Выражение его лица было абсолютно непроницаемым, но вот глаза он от неё прятать не умел. Увидев в них калейдоскоп эмоций, Гермиона почувствовала, как в горле будто ком застрял. Она не смогла произнести ни звука. Испугавшись, она яростно закивала и уткнулась носом ему в шею, пытаясь совладать с подступившими вновь слезами.

Он не совсем правильно истолковал её поведение, поэтому вновь крепко обнял её, успокаивающе поглаживая по мокрым волосам, даже несмотря на то, что пальцы путались и цеплялись за непослушные пряди.

— Больше ты от меня не отойдёшь ни на шаг, — прошептал он едва слышно, но не менее твёрдо и решительно.

Гермиона снова закивала. Глупо было сейчас спорить и доказывать ему, что она осознала степень своей безрассудности, бессмысленность своего поступка и всю фатальность чуть не произошедшего.

— Хорошо, — она смогла кое-как совладать со своим голосом и руками проскользнула в рукава его рубашки. Благо ей удалось сделать это с первой попытки. Трясущимися пальцами она справилась с парой пуговиц, но такой результат её вполне устроил. Хотя бы так она прикрыла свою наготу, а то первая волна шока прошла, появилось осознание того факта, что всё обошлось, и в голову постепенно стали возвращаться обывательские мысли. И первым, что посетило её голову, был, конечно же, стыд.

Перемен в поведении Гермионы Гарри не заметил, с виду она так и оставалась немного потерянной. Шок пройдёт, и Гермиона придёт в себе и ужаснётся от своих действий, а точнее, от того, как она же сама доверительно прижималась к нему, ища у него поддержки и защиты, хотя на деле как несколько часов назад она слёзно умоляла и даже кричала, чтобы он скрылся с её глаз. Поэтому, чтобы не доводить до греха, он медленно встал, осторожно разминая ноги, и, подобрав с пола палочку, которая укатилась чуть ли не под ванную, очистил кафель от расплескавшейся на нём воды, перемешанной с кровью.

Гермиона стеснялась смотреть на Гарри открыто, но исподлобья или боковым зрением наблюдала за тем, что он делает. Колдовал он невербально, но характерный взмах палочкой она узнала сразу. И её как громом поразило. Она чуть не лишила себя жизни ради того, чтобы избавиться от искусственного воспоминания!

Как всегда решение её проблемы лежало на поверхности, чего она, естественно, не заметила, потому что даже и подумать не могла, что всё может быть настолько просто. Гермиона, конечно, ведьма сообразительная, но касаемо её же персоны её сообразительность каким-то магическим образом отключается, и без каких-либо внешних причин для себя она будет буксовать на месте и продолжать заниматься бесполезным строительством замков из песка.

— Гарри, — набралась она смелости и подняла на него глаза, — можно мне палочку? — робко попросила она. Он развернулся, завис на несколько секунд, размышляя, стоит ли это делать, и пристально изучая Гермиону, но потом всё же протянут боевой трофей рукояткой вперёд. — Я не собираюсь… — поспешила она заверить его, что глупостей совершать больше не намерена. Наломала дров уже на год вперёд, разгребать устанешь.

— Я знаю, — перебил он её и подошёл поближе. Голос его стал мягче, да и черты лица тоже смягчились.

Шок действительно прошёл, и приближение Гарри заставило её тело инстинктивно напрячься, но она всеми силами старалась подавлять влияние этого противного воспоминания на себя. Сейчас получалось намного лучше, чем было до этого. По крайней мере, плакать, кричать и истерить не хотелось, но настороженность и страх никуда не делись. Нужно было это срочно прекращать. И он, и она намучились от этого.

Собравшись с мыслями, Гермиона взялась за рукоятку. Несмотря на то, что это была чужая палочка, она откликнулась, хоть и слабо. Волна тепла, которая пробежалась по Гермионе от кончиков пальцев до макушки и вниз к ногам, словно кипятком обожгла онемевшие замёрзшие конечности. Гермиона чуть дрогнула от неожиданности, но это помогло ей сбросить скованность с разума. Её всё же напрягало близкое присутствие Гарри, и сознание никак не хотело мириться с тем фактом, что решение её проблемы было элементарным и лежало практически перед носом, а она его проглядела.

Гермиона покрепче вцепилась в рукоятку, но руки всё равно предательски дрожали. Гарри не смог удержаться и вновь сел на колени напротив неё.

— Я рядом, — он положил свою руку поверх её, тем самым пытаясь унять её дрожь, но от такого поступка Гермиона только сама вздрогнула и настороженно и даже испуганно посмотрела на Гарри, а потом вымучено улыбнулась и аккуратно убрала его руку со своей. Гарри виновато улыбнулся, понимая, что сморозил и совершил глупость. После рассказа Луны он вообще не понимал, как Гермиона мирится с его присутствием. Судя по описанию, благодаря стараниям Беллатрикс одно только его имя должно пробуждать в Гермионе ненависть и отвращение к нему. Она либо смирилась, либо до конца не верит. Ему самому хотелось бы надеяться, что Гермиона придерживается второго варианта.

Она сделала протяжный вдох и поднесла кончик палочки к виску. Меньше чем через минуту из её виска потянулась серебряная нить воспоминаний. Гарри уже видел это раньше и понял, что что-то было не так: Гермиона сильно морщилась, как будто ей было больно. Само воспоминание приняло довольно необычную форму, было толще обычного, извивалось словно червяк. Не самая удачная аналогия, но другая ему на ум не приходила.

— Это воспоминание? — всё-таки решил уточнить он, чтобы рассеять свои сомнения.

— То, что ты видел раньше, — это были копии, — знакомым ему уверенным тоном объяснила Гермиона. Гарри внимательно посмотрел на неё. Она больше его не боялась. И вообще, походила теперь на себя обычную, чем на потерянную и раздавленную. Такие перемены в ней, хоть и резкие, не могли не радовать. Как будто всё возвращалось на круги своя. Это вселяло наивный оптимизм и надежду на то, что всё будет так, как прежде.

— А это что?

— Оригинал, — пояснила Гермиона и сделал резкий пас палочкой, чётко проговорив: — Эванеско! Лестрейндж, конечно, постаралась, но мне всё равно удалось вырезать это воспоминание и подменить его ложным, но уже составленным лично мной.

— То есть ты не помнишь, что именно там было? — на всякий случай уточнил Гарри.

— Помню только то, что я сама позволила себе помнить, и не советую мне об этом напоминать или рассказывать.

— И в мыслях не было! — тут же поспешил уверить её Гарри и продолжил: — Знаешь, чтобы завершить сегодняшний сумасшедший день на довольно позитивной ноте, то, что нам сейчас с тобой нужно, — крепкий сон, — как только в его голове до конца сформировалась мысль о том, что всё обошлось, к его телу вернулась позабытая усталость — он дико измотался за последние сутки.

— Как ни странно, но поддерживаю, — Гермиона попыталась встать на ноги, но у неё ничего не получилось. Она тут же пошатнулась и начала терять равновесие, но Гарри успел её подхватить. Она не вздрогнула от его прикосновения и вообще его близость никак её не напрягала, как было до этого. Если только её немного смущал тот факт, что из одежды на ней была только рубашка Гарри. Благо она была достаточно длинной для того, чтобы прикрыть некоторые части её тела, которыми не хотелось бы светить в присутствии лучшего друга. — Похоже, я тоже за сегодня чертовски устала, — немного виновато сказала Гермиона, совершая попытку вновь принять сидячее положение, но не тут-то было. Гарри притянул её к себе за талию и подхватил на руки. Гермиона едва успела схватиться за подол рубашки, чтобы она ненароком не задралась. — Гарри! Что ты делаешь?!

— Развязка сегодняшнего дня слишком затянулась. Ты уж прости мою наглость, — извинился он, выходя из ванной комнаты с Гермионой на руках.

— Первый и последний раз, — шутливо сказала она. Он утвердительно кивнул.

Они быстро спустились вниз по лестнице, и Гарри осторожно занёс Гермиону в их с Луной комнату. Та всё так же беззаботно спала.

Усадив Гермиону на постель, он сообразил, что унёс всё зелье сна без сновидений к себе в комнату.

— Сиди здесь, я мигом, — наказал он ей и выскочил из комнаты. Семимильными шагами он дошёл до своей спальни и, схватив два пузырька с тумбочки, поспешил обратно.

Когда он вернулся в комнату девушек, то застал Гермиону в том же положении, в каком и оставлял. Она сидела на краю кровати, внимательно изучая ворох грязной одежды, сваленный в углу.

Проследив за взглядом Гермионы, Гарри сказал:

— Кикимер принёс твою сумочку, она должна быть где-то тут, в комнате. Луна брала там для себя чистые вещи. Надеюсь, ты не против.

— Нет конечно, — Гермиона пробежалась взглядом по помещению и нашла сумочку на комоде, а ещё она заметила волшебную палочку рядом с подушкой Луны.

— Держи, — Гарри протянул ей пузырёк с зельем. Несмотря на то, что хотелось о многом поговорить и многое обсудить, оба понимали, что сейчас на подобное ни у кого нет сил.

— Спокойной ночи, Гермиона, — не зная что сказать, пожелал Гарри, направляясь к двери.

— Спокойной ночи, Гарри, — услышал он её пожелание, сказанное ему вдогонку. Он не стал оборачиваться. Завтра, всё завтра. Утро вечера мудренее.

Он медленно поднялся к себе, закончил расправлять постель и переоделся в заранее вытащенные из сумочки Гермионы и приготовленные для сна в качестве пижамы штаны и футболку.

Он только забрался в постель — свежие простыни встретили его своей манящей прохладой, а склянка с зельем уже была под рукой, — когда в дверь раздался тихий стук.

На пороге показалась Гермиона, правда, разительно отличающаяся от той, которую он покинул несколько минут назад.

Она всё ещё была в его рубашке, только она казалась длиннее и была застёгнута на все пуговицы, кроме одной под горлом. Рукава были чуть завёрнуты, оголяя её тонкие запястья. Мокрые волосы были высушены и заплетены в аккуратную косу. На ногах — домашние тапочки. Лица он не видел, потому что взгляд Гермионы был устремлён в пол.

— Что случилось? — насторожено спросил Гарри, уже приготовившийся откинуть одеяло в сторону и встать.

— Не вставай, не нужно, — она подняла на него свой взгляд, и его обожгло её смятением вперемешку с решительностью, но потом она опять опустила глаза.

— Гарри, ты же не будешь против, если я воспользуюсь твоей рубашкой?

— Конечно нет, о чём речь, бери всё, что тебе нужно, — облегчённо сказал он. За этим она пришла к нему в спальню? Спросить про рубашку?

— Просто у меня нет свободной одежды, а мне не очень приятно, когда ткань плотно облегает шрамы, — она протянула вперёд руку и задрала рукав, чуть-чуть показывая клеймо, оставленное ей Беллатрикс. — А твоя рубашка довольно просторная, вот я и подумала, что…

— Гермиона, ты ведь сюда не из-за рубашки пришла, — перебил он её устало.

Она отрицательно замотала головой и вновь посмотрела на него: смущённо, но при этом со скрытой мольбой.

— Можно я останусь у тебя? — робко спросила она, возвращая рукав на прежнее место. — Пусть есть зелье, но я сегодня не смогу одна, — она ещё не успела договорить до конца, а Гарри уже откинул одеяло с противоположной стороны:

— Иди сюда, — пригласил он её. Дважды уговаривать не пришлось.

Гермиона зашла внутрь и, не смотря ему прямо в глаза, скинула тапочки и юркнула под одеяло.

Пара взмахов палочкой, и в комнате приглушилось освещение. Гарри улёгся сам и укрыл их одеялом.

— Если я тебе нужен — не проси. Просто знай, что я всегда рядом.

— Хорошо, — она подвинулась к нему поближе, — спасибо, Гарри, — и положила свою голову ему на грудь, тут же почувствовав что-то твёрдое в районе ключицы. Она приподнялась и достала из нагрудного кармана пузырёк с зельем.

— Чуть не забыла. Ты выпил своё?

— Нет, — он взял флакон с тумбочки, — как раз собирался перед твоим приходом.

— Ну что ж, в таком случае… — Гермиона не договорила и вытащила восковую пробку. — На брудершафт пить уж точно не будем, — она криво усмехнулась и осушила одним мощным глотком весь пузырёк. Гарри последовал её примеру.

Они оба устроились поудобнее, каждый проваливался в дрёму магического сна с мыслью о том, что наконец-то этот кошмарный день закончился.