Never Let You Down (гет)

Стив сидел, закрыв лицо руками и зарывшись кончиками пальцев в волосы. Черт возьми, в который раз он теряет то, чем дорожит больше всего? Какой это по счету раз, когда он оказался жалким, бесполезным кретином? Сейчас он вспоминал те времена, когда его называли героем, делали из него циркового клоуна, когда он в первый и в последний раз действительно помог тому, кого любит, кого ценит, кто занимает поистине важнейшее место в его жизни, в его сердце. Это был последний день, когда он был счастлив в том веке. А в этом веке он был счастлив в последний раз тогда, когда приютил Элис, брошенную, одинокую, опустевшую и очерствевшую, дал ей дом, постарался стать отцом, помочь найти друзей… Он никого не сберег. Никого.

Вдруг Стив почувствовал в кармане брюк что-то плоское и мягкое. Он полез туда рукой — и как оказалось, зря. В кармане лежала фотография Барнса — та, что он вытащил из дела №17. А к ней, ржавой скрепкой была прикреплена фотография Элис, сложенная вчетверо. Стив любил это фото — она сидела за столиком в кафе, чуть наклонив корпус, в легкой голубой кофте, под которой была белая майка с эмблемой Щ.И.Та. Элис улыбалась, сжимая в руках коктейль «радужный единорог», в солнечном свете были видны её веснушки, которые к лету становились яркими, почти красными. Когда на душе становилось слишком дурно, ком в горле не просто не давал дышать, а даже ломал шею, ему просто стоило вспомнить, что когда бы он ни жил — всегда будет человек, ради которого он должен сражаться.

— Мистер Роджерс, ваша дочь очнулась.

Стив поднял голову и посмотрел на вакандского врача, так бесцеремонно ворвавшегося в его комнату, без стука, без предупреждения, даже без звука шагов по холодным коридорам. Стиву хотелось побыть одному. Со своими мыслями наедине. Без звуков взрывов и войны. Впервые за несколько лет. Но, видимо, не вышло.

— Я подойду чуть позже. Спасибо…

И врач ушел.

Девушка с тяжестью открыла глаза и почувствовала, как сильно давит на неё кислородная маска. В глазах всё выглядело как пёстрый набор красок — она не могла ничего четко разглядеть. Через несколько секунд она промычала, почувствовав насколько сильно болят переломы, как режут внутренние органы сломанные ребра, какие глубокие на её теле царапины, как туго зашиты все раны, как занозы впиваются в тело. Элис тяжело вздохнула и повернула голову на Тора, что сидел справа от неё.

— Очнулась?

— Да…

Знакомые голоса будто усмирили её неконтролируемую и режущую боль во всем теле. Это были Тор и Наташа. Теплую руку Нат Элис ощутила на лбу и тут же спокойно выдохнула. Ей почему-то вспомнилось, как в далеком детстве она заболела гриппом и мать так же сидела у её изголовья, перебирая волосы и что-то умиротворенно шепча. В сердце зародилась какая-то тревога, тоска. Воспоминания начали медленно возвращать её в себя, точно так же как и приглушать боль. Вспомнилось, как она пробила своим телом три дерева (или куста?), как ударила Таноса ножом в руку, как его рука сжала её шею… И сразу после этого шею будто что-то придавило. Следы от удушья. Ей вспомнился и крик Ванды, которая едва держалась на руках и смотрела на неё тяжелыми и блестящими глазами:

— Элис, нет!!! Прекрати, неугомонная ты девчонка!!!

Элис выдохнула, и кислородная маска ещё сильнее задавила на лицо. Романофф поправила ей мокрые и грязные волосы пальцами, наклонилась к ней и сняла её. Роджерс вдохнула воздух с привкусом спирта, земли и каких-то цветов.

— Где папа?.. — хрипло сказала Элис, повернув голову на Наташу.

— Здесь, малышка, — тихо ответила Нат, поправляя ей волосы, — Его позвать?

Элис кивнула, Наташа встала со стула, и чуть прихрамывая вышла из палаты. Роджерс начала вспоминать что-то, что было до того, как она потеряла сознание. Она помнит, как черные крылья её костюма разорвались в клочья. Как её руки испачкались по локоть в крови неизвестных ей существ. Как лицо накрыло волной пыли, как она покатилась вниз по какому-то склону, защищая Ванду и пытаясь залатать её раны хоть какими-то бинтами, что у неё были. Но между этим что-то было… Что-то важное, что разбило её и заставило сойти с ума. Это был какой-то бред, какая-то небылица.

— Тор… — начала Роджерс, держа рот чуть приоткрытым, чтоб было легче дышать, — Где Локи?

Одинсон тяжело вздыхает и молчит, тая надежду, что ответ на свой вопрос она вспомнит сама. Бог аккуратно берет её за руку, вкладывает туда что-то маленькое и холодное, а потом осторожно сжимает в кулачек. Ещё несколько секунд, перед тем как здоровая рука Элис разжимается у неё перед лицом, и в ней блестит тоненькое золотое кольцо, Тор отвечает ей:

— Последняя его просьба… — с мерзкой тяжестью в голосе говорит он. В душе Роджерс что-то сжалось, она зажмурилась и начала плакать. Она прижала кольцо к груди, стиснула зубы и взглянув на Тора, проскулила:

— Он же обещал выжить… Почему… Почему не выжил?.. — девушка нахмурилась и посмотрела на Тора таким взглядом, будто просит снисхождения, помощи, будто надеется, что это глупая шутка, просто шутка. Но взгляд Одинсона был наполнен такой скорбью, такой озлобленностью и болью, что выдавал его с потрохами — не шутка это. Не глупый розыгрыш. Не идиотизм и далеко не ложь.

— Я не знаю… — через зубы цедит Тор, опуская голову, — Прости, что так жестоко…

Элис смотрит на него глазами полными ненависти и боли. В голове заело отрицание, непрерывное «нет», которое с каждым разом становилось все громче и громче, доходя до крика и визга. Девушка зажмурилась в попытках подавить внутренний голос, и поняла, что единственное, что может её успокоить — это кольцо, что она сжимала в руке. Она принялась его рассматривать, и вроде даже помогло. Золотое, аккуратное, совсем легкое и теплое, стало последним, что напоминало о Локи, тем, что он успел оставить после себя. Элис прищурилась, нащупав на внутренней стороне кольца какие-то буквы. Прочитав, что там было написано, она взвыла и стиснула зубы, расплываясь в какой-то нервной улыбке.

«Солнцу, воссиявшему надо мной»

Роджерс осторожно надела кольцо на указательный палец. Оно было ей как раз, выглядело аккуратно, и не смотря на металлический привычный холод согревало будто изнутри. Давало какую-то надежду, окутывало теплом, будто сам Лафейсон обнимал её, прятал за своей спиной, будто дышал ей в кожу, но… Это был всего лишь посмертный подарок. Последнее его признание в том, как сильно он её любит, слова о том, что она значит для него. Других уже не будет, это — точка. Конечная станция.

Бог поднялся со стула и вышел из палаты. Сразу после него туда зашел Стив — уставший, замученный, растрепанный, с разбитой бровью и грязью в волосах. Элис давно не видела отца. Ей было стыдно, что она плачет перед ним. Стало стыдно и из-за явного отсутствия головы на плечах — полезть на безумного титана с подаренным ножом, который к тому же и утерялся после попытки нападения, поступок явно не умного человека. Папа бы никогда такому не научил, никогда такого не одобрил и не простил бы такой глупости.

— Принцесса, ты как?.. — спросил Стив, присаживаясь на угол койки.

— Легче… — солгала девушка, опуская глаза, — Как Баки?

Мужчина опустил голову, сминая в руке фотографии. Он знал, что она сблизилась с Зимним Солдатом. Знал, что друг его детства стал ей вторым отцом и наставником, знал, всё прекрасно знал… Как и то, что правда разобьет ей сердце. Но как солгать человеку, который на дух не переносит ложь, для которого он станет предателем, если что-то перековеркает?

— Он растворился, — шепотом и едва разборчиво проговорил Стив. Он взглянул на свои руки и заметил, что на них, будто порохом осела пыль, которая некогда была Баки Барнсом. В отличие от пороха её не хотелось смыть с себя поскорее. Хотелось, чтобы она ещё немного побыла на руках. Совсем чуть-чуть. До утра.

— В... в смысле? — Элис чуть приподнялась, ощутив, как резко в глаза ударило горечью и жаром. Слезы подступали и она не могла их сдерживать. Только оправившись от одной дурной новости, к ней со спины подбиралась другая, — А Ванда?..

— Растворилась над телом Вижна, — стиснул зубы Роджерс.

Элис откровенно рыдала, стоя на локтях и смотря на обреченный вид папы.

— Питер?.. — в голове всплыла ужасающая картина того, как Питер целует ЭмДжей и рассыпается в пепел прямо у неё на глазах. У них должно было быть свидание после экскурсии, и Мишель надеялась наконец-то его поцеловать.

— Пропал… — капитан сплел свои руки в замок и сжал их так сильно, что они хрустнули, — Скорее всего, тоже растворился…

Элис сглотнула и легла обратно на подушку, сжав здоровой рукой простыню. Это громкое, сражающее её сознание «нет» вновь зазвучало в голове каким-то похоронным маршем. В голове проскользнула дурацкая мысль:

— «Может, я проклята?» — задумалась Элис, прикусывая язык и затыкая в себе подбежавшую как раз кстати истерику. Надо держать себя под контролем, чтобы не превратить себя в мешок с костями.

— Их же… есть способ вернуть, да?

— Должен быть, но… Его не один день искать.

Элис вздохнула и заплакала. Таки сорвалась. Стив вытер с её щеки слезы и погладил по щеке.

— Брюс хочет тебе кое-что передать.

Элис вздохнула и кивнула. Схватилась за шею отца и тот усадил её в кресло, чтобы отвезти к Бенеру. Дверь открылась. Прямо перед ней сидел Тор, держась за голову и проклиная всё вокруг. Его костяшки был чуть розовые, а за стеной позади него была вмятина. Было понятно, на чем он сгонял гнев, раз на Таносе не получилось. Чуть дальше него, на скамейке напротив, лежала Нат, держась за солнечное сплетение и стискивая зубы. На полу расположился Ракета, рассматривающий ветку Грута. Прямо напротив двери, за которой скрывался Брюс, сидела Окойе и смотрела в никуда, пытаясь понять, что ей делать дальше.

Стив открыл стеклянную дверь, за которой Шури и Брюс корпели над Вижном. Элис закусила губу и взглянула на Беннера. Они никогда не славились хорошими, теплыми отношениями, и если он её к себе позвал, значит, там действительно что-то важное. Оба будто не заметили Элис. Девушка тут же поникла.

— Беннер, — громким басом выдал Роджерс. Это не звучало, словно его голос, будто чей-то чужой. Мисс Роджерс вздрогнула и айкнула, схватившись за бок. Брюс повернулся в их сторону и улыбнулся, а потом махнул головой Стиву, чтоб тот уходил. Элис это заставило промерзнуть в мгновение ока — чувство одиночества словно так же, как пять лет назад, сжало её и укололо чем-то острым. Голубыми уставшими глазами она взглянула на Брюса.

— Нашел два дня назад на поле боя, — он протянул ей нож с белой переливающейся рукояткой и лезвием с серебряным отливом. Нож был холодным, скользким, немного тупым. Элис взяла его в руки и немного покрутила, а после не заметила, как из глаз вновь полились слезы. Щеки её были горящими, а слёзы — холодными, — Только не порежься им.

Элис кивнула и вспомнила, когда Локи вручил ей этот нож. Так долго и упорно от подарков она ещё не отказывалась, но… Тогда Лафейсон просто не оставил ей выбора. Это упорство, хладнокровие и равнодушие, жестокость и гнев, та злоба, что, кажется, пропитала его, оказалось лишь маской, под которой скрывался самый заботливый из тех, что Элис когда-либо знала. Самый дружелюбный, самый любящий, чуть ли не самый лучший мужчина в её жизни (после отца, конечно же). Одна лишь мысль… Одно лишь понимание того, что его нет, заставляло сердце уйти в пятки, а руки задрожать. Роджерс беззащитна. Слаба и одинока. Её сердце изорвано в клочья одним лишь сочетанием слов «Он мертв». Ей осталось всего ничего — научиться жить с этим. И это, как ни странно, но убивало её.