Тридцать полных оборотов (джен)

— ...Обратишься в пса, я накину на тебя Мантию. Сам задержу его возле себя как можно дольше, а ты гляди на нас получше, лады? — Джеймс повторил план, кажется, уже в третий раз, гипнотизируя главную точку на Карте.

Гарольд Томпсон/Гарри Поттер завис в своём кабинете, и Сохатый решил, что лучше подловить того где-то поблизости: тот коридор вечерами обычно пустовал — чем меньше людей будет их окружать, тем лучше.

Рядом раздалось ворчливое рычание и тихое гавканье. Бродяга уже был в образе, готовый к свершениям, пусть ему и досталась в этот раз пассивная роль наблюдателя. Джим улыбнулся и потрепал пса за ухом:

— Иду-иду, давай-ка уже сделаем это!..

* * *

Томпсон выбросил все рутинные бредни из головы, пока в зелёном пламени нёсся в кабинет директора. Сегодняшнее чаепитие будет отличаться от всех предыдущих — слишком большую ношу решил водрузить на себя Гарри. Он предпринял попытку отгородиться от эмоций и болезненных воспоминаний: несмотря на прошедшие десять лет, некоторые особо яркие картинки прошлых сражений упорно вставали перед глазами так, словно происходили вчера — но окклюментный щит упорно разваливался, и Гарри оставил это неблагодарное дело.

«Какой же ты слабый, Поттер», — отчётливо прозвучал в голове голос профессора Снейпа из его мира.

В расстроенных чувствах Гарри вывалился из каминной сети, чувствуя, как у него подрагивают руки. Дамблдор сидел за своим столом, внимательно читая архивный свиток — через каждый фут на бумаге виднелась литера «А». Нельзя было сказать, был ли директор доволен прочитанным, лицо его оставалось серьёзным. Свернув свиток и заклинанием направив его к другим таким же на один из стеллажей, Альбус взглянул на Гарри лучистыми молодыми глазами:

— Очень рад вас видеть, профессор Томпсон. Предполагаю, что сегодняшний вечер будет посвящён серьёзным темам?

Тот поджал губы и кивнул, радуясь проницательности директора — или же отсутствию щита на своих мыслях. Он был бы даже рад, если бы Дамблдор не постеснялся и сам считал все его мысли, и Гарри не пришлось бы говорить.

Самый сильный волшебник Британии вышел из-за стола и с улыбкой спустился с возвышения, где располагалась его рабочая зона. На нём было жемчужно-голубое одеяние, за спиной болтался длинный треугольный капюшон. Одним незаметным движением кисти он наколдовал низкий столик перед широким камином, призвал трогательнейший чайный сервиз, на который были нанесены живые узоры, и жестом пригласил своего бывшего-будущего ученика к чаепитию.

Гарри трансфигурировал себе кресло поглубже и подготовился говорить. Гул пламени успокаивал, а в воздухе, кажется, разливался запах осенних трав, чуть холодящий, обещающий покой — скачущие до этого мысли вернулись в спокойную ниву.

— Директор, — заговорил он, — я хочу уничтожить крестражи Реддла и избавить этот мир от его влияния. Навсегда, — он решил не тянуть и сразу сказать главное. Дамблдор с интересом посмотрел на него, и Гарри изложил свои главные требования: о том, что он должен быть в тени и о том, что последний удар по Лорду должен нанести кто-то из этого мира.

— И, — внезапно для себя добавил Томпсон, — я хотел бы повидать семейство Уизли. Они… многое сделали для меня в моём мире. Пусть здесь я их не знаю, но я хотел бы оградить «Нору» дополнительными чарами и познакомиться со всеми.

Альбус выслушал его молча, периодически кивая и внимательно глядя на огонь. Гарри почувствовал себя очень неуютно, словно наговорил глупостей, но в следующий же момент это ощущение пропало — директор заговорил, взглянув на него:

— Гарри, я не могу передать, насколько благодарен тебе за этот жест. Ты можешь рассчитывать на моё содействие и все ресурсы Ордена, хотя я и не уверен, что с твоими познаниями тебя это понадобится, — он хитро улыбнулся. — Что же касается Уизли… И Молли, и Артур, я уверен, с радостью примут твою помощь. Я отправлю им сову сегодня же.

В груди у Гарри словно разрубили разом несколько гордиевых узлов. Остальное время беседы они провели за обсуждением деталей плана по уничтожению частей души Волдеморта. Гарри хотел начать с диадемы Ровены, после пуститься за медальоном — а дальше уже разбираться с оставшимися в зависимости от ситуации. Директор предоставил ему доступ к думосбросу и колбам с воспоминаниями. В целом, рассудил Томпсон, всё прошло даже лучше, чем он ожидал. Хотя странно было ожидать чего-то дурного, если худшее — невозможность возвращения домой — уже произошло.

Пришло время действий.

* * *

Лили сидела в библиотеке, отгородившись от внешнего мира тремя стопками книг: словарями по рунам, пособиями по арифмантике, справочниками по ядам и противоядиям для высшего уровня — но так и не могла сосредоточиться ни на одном из предметов. Она думала, что сможет за пятнадцать-двадцать минут сочинить исчерпывающее послание для Поттера, после чего возьмётся за уроки, но вместо этого уже второй час сминала пергамент за пергаментом, не находя нужных слов. Возле учебников уже скопилось изрядное количество скомканных неудавшихся посланий.

Джеймс,

удели мне время, пожалуйста, нужно поговорить.

Лили

Короткая записка оказалась тем максимумом, который она смогла выдать; в конце концов, отшивать человека с помощью письма было малодушием.

Хотелось увидеть Северуса, но на это можно было рассчитывать только к концу недели. Ему и так дорого далась та ночь признания, особенно, судя по тому, что утром за столом в Большом зале тот сидел в крайнем напряжении. Лили боялась навлечь на него ещё больше подозрений и старалась меньше смотреть в его сторону — и за своим столом, и за столом Змей было достаточное количество глазастых кумушек, подмечающих любые переглядки, чтобы напридумывать рекордное количество сплетен в кратчайшие сроки.

Почувствовав нарастающую головную боль в висках — видимо, из-за нервов! — Лили потеряла всякую надежду на продуктивную самоподготовку по предметам, поэтому выудила ещё один пергамент — для письма родителям и Тунье.

Закончив обширное, но, по сути, бессодержательное письмо, она поспешила в совятню. Холодный и чистый осенний воздух слегка успокоил пульсирующую боль, дышаться стало свободнее и легче. Постояв немного у парапета и посмотрев на поднимающуюся над Запретным лесом Луну, Лили решила, что лучше она сегодня подежурит в коридорах. После вечерней пробирающей прохлады возвращаться в натопленные душные спальни не хотелось.

Вопреки мнению многих, ей не очень-то нравилась должность старосты: выслеживать учеников-нарушителей, снимать с них баллы или проводить краткие разъяснительные беседы не было досугом её мечты. Поэтому, несмотря на угрызения совести, свои дежурства она превращала в некий вечерний променад. Лили особенно любила западную часть замка: в свете Луны пустующие галереи переносили её мысли вглубь истории, во времена Утера Пендрагона и Игрэйны, в те тревожные и пронизанные людскими слабостями часы, когда меж королём и Мерлином был заключен договор, и ещё не родившийся первенец должен был стать учеником мага.

Глубокие тени в углах расползались чернильными пятнами. В них была особая магия. Лили помнила, как в детстве любила наблюдать за их ночными танцами — и как сама заставляла их принимать разные фигуры. Туни боялась этих игр и всегда шипела на сестру рассерженной кошкой — но никогда, никогда не звала родителей. Сейчас тени вновь манили Лили, и она потянулась к ним еле ощутимым магическим потоком. Как только магия соприкоснулась с тенью, мир рухнул.

Тени, точно змеи, ринулись к Лили, тугими лентами оплели ноги, тело, шею; она попыталась вдохнуть или закричать, но воздух не поступал в лёгкие. Она почувствовала, как отрывается от пола, давление на шею стало невыносимым, из глаз брызнули слёзы.

— Не бойся, грязнокровка, сдохнуть ты не сдохнешь, — раздался голос откуда-то сзади и снизу. Из-за теневых пут и страха, затмевающего сознание, Лили не могла определить, кто говорит.

— В Хогвартсе вы и правда защищены, — между тем продолжал невидимый собеседник. — Но всё рано или поздно заканчивается. И мой тебе совет: не суйся к змеям, лев отравлен будешь вмиг, — его голос прорезали сардонические нотки. — Подумай над этим, Эванс, найди себе других друзей и подумай-ка лучше о своих маггловских родичах. Ты же не хочешь им проблем, верно?

Магические ленты вновь пришли в движение, затягиваясь ещё туже на теле. Сознание почти покинуло Лили, как путы ослабли — и она кулём свалилась на пол.

— И запомни, — тихо обратился к ней мучитель, — я не люблю повторять дважды.

Всё тело болело; места, на которых сжимались тени, горели. Из-за пелены слёз она почти ничего не видела, а вытерев глаза, поняла, что в коридоре абсолютно одна. Еле поднявшись на ноги, чувствуя, как внутри дрожит каждая клеточка, всхлипывая, Лили поплелась к своей башне. Ей оставалось только надеяться, что больше её никто не тронет.

Лили не помнила, как добралась до спален. Всё, на что ей хватило сил, это упасть в объятия Алисы, кинувшейся ей навстречу со своей кровати, и заплакать навзрыд: от боли, шока и страха.

* * *

— Ну и чушь же ты нёс, дружище, — Сириус до сих покатывался от смеха, вспоминая ту дичь, которую Джим втирал профессору.

— Ой да пошёл ты!.. — в тон другу отвечал Сохатый. Они в приподнятом настроении возвращались в спальню — закинуть Карту в сундук. После их ждали ночь, лес и их оборотень-друг.

Бродяга подтвердил, что его и профессора действительно связывают одинаковые «нити», как выразился ранее Ремус. Что это означало, никто из них с уверенностью сказать не мог, поэтому на следующий день их ждала библиотека, Выручай-комната — и, в крайнем случае, их декан. Учитывая то, что её анимагическая форма была кошкой, она, скорее всего, могла знать что-то о визуализации запахов и кровном родстве.

— Ого, Джим, интересно, кто это тебе прислал сову на ночь глядя?

Первое, что увидели парни, придя к себе в спальню, это недовольно глядящая на всех маленькая школьная совушка. Видимо, её впустил Питер, который уже был в комнате, судя по задёрнутому балдахину, и не желающий слышать настырный стук в стекло. Джеймс с интересом заглянул в письмо и запустил пятерню в волосы; улыбка на лице расползлась на половину лица — так что Сириусу было ясно. Джиму написала его ненаглядная Эванс.

— Просит уделить ей время, — Сохатый взглянул на Бродягу абсолютно счастливыми глазами. — Чёрт, Сириус, я так счастлив.

Блэк не позволил себе скорчить рожу или ещё как-то выразить классический дружеский ревнивый скепсис. Джеймс так долго ждал эту зазнобу — пусть порадуется. Он хлопнул друга по плечу, они скинули ненужные вещи, и, насколько позволяла мантия, поспешили за стены Хогвартса.

* * *

Эванс спала рваным и тревожным сном; Алиса осталась с ней в кровати, чтобы иметь возможность хоть как-то успокоить Лили, если ту начнут мучить кошмары. Из бессвязного, прерывающегося рыданиями и всхлипами рассказа, она узнала о том, что какой-то умник напал на Лили в коридоре, чуть не задушил заклинанием и говорил что-то о её семье.

Алиса Стоун была неглупой девушкой: Эванс только начала встречаться с Северусом, как кто-то — в типично слизеринской манере — напал на неё и угрожал родителям-магглам. Стоун не хотела вникать во внутреннюю возню змеиного факультета, но, очевидно, кто-то очень не хотел выпускать из своего клубка Снейпа. Возможно, кто-то подумал, что он бросает тень на весь факультет — с них станется… Обеспокоенно взглянув на сморщившуюся во сне Лили, Алиса, несмотря на внутренний протест, решила сообщить о нападении Северусу. «И, желательно, скрыть это от всех остальных… Особенно от Поттера».

Скрепя сердце Алиса стала будить Лили, чтобы проводить ту в Больничное крыло до общего подъёма и завтрака. Чем меньше людей их увидит, тем лучше; соседки по комнате, благо, вернулись чуть ли не к утру — наверняка встречались со своими пуффендуйцами.

Пока она помогала Лили одеваться, Алиса рассмотрела на её бледной коже множество уродливых кровоподтёков. Раны выглядели слишком скверно для обычных синяков, особенно жуткие отметины были на шее — наверняка не обошлось без тёмной магии. Внутренне Алиса даже обрадовалась этому: мадам Помфри сообщит все тонкости МакКошке — и уж та не оставит от того ублюдка и мокрого места!.. А можно было и вовсе позвать профессора сразу.

Кое-как дойдя до Больничного крыла, Алиса передала Лили в руки обеспокоенной целительнице — и попросила ту вызвать профессора МакГонагалл. Пока мадам Помфри хлопотала над Лили, Стоун максимально подробно рассказала все о произошедшем декану, упустив только информацию о Снейпе; она не была уверена в правильности этого поступка, но тайна не принадлежала ей, и рассказать о Лили и Северусе не представлялось возможным.

Неплохо изучив своего декана и профессора трансфигурации, Алиса могла сказать, что та пребывала в ярости: и без того тонкие губы вытянулись в тонкую нить, ноздри трепетали. МакГонагалл решительно высказалась о недопустимости использования тёмных заклинаний в стенах школы и сказала, что немедленно идёт к директору школы.

Алиса же ещё немного потопталась у койки, от которой, впрочем, её достаточно быстро отогнала мадам Помфри: Лили нужен был покой — и любые визиты пока были под запретом. Кинув последний взгляд на бледное лицо подруги с жуткими синяками от тревожной ночи под глазами и кровоподтёками на шее, Стоун поплелась в Большой зал. Дальше её ждал самый сложный и неприятный пункт плана: нужно было понять, как передать сообщение Снейпу — и сделать это так, чтобы не подставить и его, и себя.

На полпути на завтрак на неё с двух сторон налетели Поттер и Блэк. Судя по глазам, те тоже провели бессонную ночь — но на их настроении этот факт никак не отразился. Оба, как и всегда, лучились энергией и весельем.

— О дева! — завёл свою шарманку Блэк. — Утоли же печали сего рыцаря — он указал на театрально закатывающего глаза Поттера — и поведай, неужто рыжеволосая принцесса, свет очей его, осталась в башне?

«Вот чёрт».

Алисе пришлось выкручиваться на ходу, сказав, что Лили сейчас нужно побыть одной, якобы ей пришли какие-то вести из дома, поэтому её не будет весь день.

Парни умотали так же быстро, как и появились. Оставалось надеяться, что они успокоятся хотя бы на день.

В Большом зале её ждала сумятица: столы гудели, за преподавательским столом отсутствовали все деканы, директор и профессор Томпсон. Подсев к Джилл Хопкинс — одной из главных сплетниц факультета и школы в целом — Алиса спросила о том, что случилось, решив притвориться дурочкой. Джилл с радостью и невероятным оживлением рассказала, что на кого-то из учеников напала тёмная тварь и что её будет вылавливать сам Дамблдор. Стоун стоило большого труда не закатить глаза от этого бреда, но в то же время она порадовалась, не услышав фамилию Эванс в этой истории.

Аппетита совсем не было, Алиса без энтузиазма ковыряла десертной ложечкой манный пудинг и то и дело поглядывала на слизеринский стол. Большинство слизней были конченными снобами, поэтому на лицах в основном были маски с разной степенью брезгливой отстранённости. Шептались в основном младшие курсы и совсем уж набитые дуры вроде белобрысой Таттинг. Снейп, как всегда, сидел скрючившись — волосы закрывали половину лица.

«И что она в нём нашла?..»

Дождавшись момента, когда Снейп зашагал прочь от факультетского стола, Алиса поспешила за ним, понадеявшись, что в общей суете, когда многие уже направились к выходу из зала, не будет заметно, что она идёт именно за слизеринцем. Приблизившись, она намеренно зацепилась за кого-то туфлёй — и полетела вперёд, хватая за мантию идущего совсем рядом Снейпа.

— Лили в Больничном крыле из-за твоих дружков, — одной шипящей фразой выдала Стоун.

Для Снейпа, благо, такие игры были, видимо, не в новинку: на его лице читались только бесконечное раздражение и брезгливость — и только в одном коротком взгляде мелькнула настоящая обеспокоенность.

Алиса выдохнула — и с чувством выполненного долга поспешила обратно в гриффиндорскую башню. Сумку с учебниками она так и оставила возле своей кровати.