Тридцать полных оборотов (джен)

— Если отыщете что-то подобное, пустите сноп красных искр. — Гарри поочередно посмотрел Джеймсу и Сириусу в глаза. — И помните: ни в коем случае не прикасайтесь к предмету — он проклят самой темной магией.

Томпсон отправил Мародеров вперед, контролируя пространство вокруг них.

— Спешка ни к чему, — сказал он. — Только внимательность и аккуратность.

Парни работали сообща — и так слаженно, словно они каждую ночь проводили в поисках темных артефактов. Ему было интересно наблюдать за действиями Джеймса и Сириуса и думать о том, в чем его отец и крестный были похожи на их полные копии в другой Вселенной.

Забытые вещи занимали все пространство Выручай-комнаты; между островками, архипелагами, взгорьями и насыпями из всевозможных вещей петляли проходы, иногда расширяющиеся, а иногда опасно сужающиеся и проходящие под нависшими грудами древнейших гобеленов и тяжелых штор.

Джеймс и Сириус двигались аккуратно, держа палочки наготове. Гарри благодарил свои навыки ловца: он выискивал глазами диадему, но полностью контролировал все окружение — и был готов моментально заслонить парней магией, если что-то пойдет не так.

Тогда он еще был достаточно оптимистичен, чтобы предполагать хороший исход.

Они продолжали движение. Томпсон почуял неладное быстро: он замечал одинаковые груды сложенного хлама, чувствовал усиление магического фона — но ничего не мог с этим поделать. Комната действовала необычно, воссоздавая свои же части в виде копий предметов — и это означало, что на ее магию что-то воздействовало. Выручай-комната сама была артефактом, а они искали артефакт, созданный воспаленным сознанием безумца, променявшим свою душу на вечный террор, — и вероятность того, что Волдеморт решился связать часть себя и Хогвартс, была высокой. Объединенной магической мощи двух этих артефактов хватит, чтобы разнести четверть замка.

Томпсон не чувствовал и половины того, что мог в момент этого страшного осознания. Они уже оказались в ловушке темного и коварного волшебника на пике своего могущества — и Гарри был виноват в том, что снова вышел навстречу Смерти не в одиночестве.

Вскоре и Мародеры почувствовали неладное. Он наблюдал за ними. Первым прислушался к магии Сириус — он подолгу замирал у пыльных зеркал и вглядывался в потусторонние дали. Джеймс поначалу одергивал друга, косясь при этом на Томпсона, а потом и сам начал спадать с лица. Они не сговариваясь остановились у подножия целой мебельной горы. Парни тихо обменялись парой фраз и повернулись к нему.

— Профессор, вы ведь чувствуете… это? — Сириус понизил голос. — Чужая магия.

Гарри кивнул, останавливаясь рядом с ними и рассматривая отражение комнаты в мутном зеркале старого трюмо без дверцы.

— Я думаю, что это чары, защищающие артефакт. Вполне в духе Волдеморта.

Стоило ему произнести это имя, как тени сгустились, ожили — и ринулись к ним со всех сторон.

Густые чернильные щупальца скользили по полу, вырывались из углов и вытекали из-под оставленных вещей. Реакция Мародеров была впечатляющей: они наравне с Гарри бросили щитовые чары — но примитивная магия не могла противостоять изощренному темному колдовству.

В голове у артефактора помутилось, как бывало при ментальных атаках. Мир пошатнулся и поплыл. Из последних сил Томпсон кинул особый щит на ребят — тот замерцал перламутровыми гранями, образовав вокруг Мародеров идеальную защиту.

Его мутило и хотелось опустить руки, сдаться, но Гарри отмахнулся от наваждения и сосредоточился на сложных движениях палочкой — ему нужно было освободиться от липкой тьмы, которой дышали тени; они оплетали и тело, и сознание — нужна была абсолютная концентрация, чтобы высвободиться из этого плена хотя бы на мгновение.

«Сосредоточься, Гарри!» — он словно наяву услышал голос Гермионы, и это было той самой спасительной соломинкой, которая была ему необходима. Не один вечер они провели вместе в больших залах на Гриммо, совместно изучая и осваивая сложные защитные чары.

Он перестал чувствовать давление: на затылок словно вылили ледяное пюре, тиски спали — и вовремя. Тени вокруг Мародеров терзали щиты, истончая их грани. Гарри бросил в чернильные хвосты мощную вспышку чистого света.

— Отходим! — щиты рухнули, тени отступили — счет шел на секунды, им нельзя было стоять на месте. — Ходу, ходу!

Мародерам не нужно было лишних слов. Они сорвались на бег — но все равно были недостаточно быстры. Тени продолжали сгущаться, сжимая кольцо вокруг магов.

Втроем они пускали во все стороны яркие вспышки света: огни летели вперед, вверх, огибали груды хлама, разбивались о сгущающуюся тьму.

— Надо использовать магию комнаты! — Гарри на бегу бросил очередную вспышку. — Сосредоточиться на выходе!

Это было хорошее решение — но запоздавшее.

Последняя вспышка света, сорвавшаяся с палочек Мародеров, разбилась о чернильную волну, накрывающую их с головой. Тьма окутала Томпсона, завернув в плотное чернильное покрывало. Он не видел дальше вытянутой руки, растворившись в черноте. Не было больше натиска — тьма разлилась, заполняя собой все на пути.

Артефактор глубоко дышал. Он не имел права на страх.

— Никаких заклинаний! — сказал он в темноту, но никто не отозвался. — Джеймс? Сириус?

Ответом ему была тишина. Паника начала давить на сознание, но Гарри запретил себе думать о Мародерах и том, что с ними могло случиться.

Томпсон прикрыл глаза — и начал плести сложное контр-заклинание, одно из тех, которое они практиковали с Гермионой. У него ушли месяцы, чтобы обучиться таким чарам, но даже спустя годы Гарри смог в точности воспроизвести нужную формулу.

Гермиона гордилась бы им.

Воспоминание о ее улыбке прорезало его сердце так же, как мощная вспышка света — тьму вокруг.

* * *

Джеймс и Сириус не устояли против магического выброса от столкновения двух противоположных магических сил. Гарри левитировал их в Больничное крыло, стараясь двигаться аккуратно.

«К Дамблдору. Обязательно!»

Только мысли о разговоре с директором и чувство долга перед парнями заставляло его механически идти вперед. Магический поток не пощадил и его: кожа на руках пошла пузырями, а силы были выпиты до дна.

Поворот, еще поворот. Он еле переставлял ноги, пару раз плечом встречал углы и чуть не уронил рыцарские латы, но двое его подопечных висели строго на одном уровне и ни разу ни с чем не столкнулись. Его уже прожигал стыд за то, что не смог их закрыть и что они пострадали только из-за того, что были рядом с ним. Гарри из прошлой жизни помнил, что рядом с ним лучше не быть, — и проклинал себя за то, что позволил себе нарушить это правило. Снова.

Потом он все-таки поплыл — где-то на подходе к заветному Больничному крылу. Словно со стороны он слышал грохот распахиваемых дверей и удивленное восклицание медиведьмы. Целительница удивительно быстро расположила Джеймса и Сириуса на койках. Сам Гарри без сил упал на стоящий возле одной из кроватей стул. Поддерживающее заклятье таяло, усталость наваливалась на него свинцовыми гирями. Ломило суставы, а руки ощущались как сгустки боли. Он глухо попросил у медиведьмы зелья. Та призвала сразу три флакона.

Пока мадам Помфри исцеляла ребят, Гарри пытался сконцентрироваться на деле. Залпом опрокинув зелье, он передернулся от ощущения кома, провалившегося в желудок. Сознание продолжало плыть. Он старался глубоко дышать и не думать о лишнем.

Ему очень хотелось отключиться и передать заботы Дамблдору, но позволить этого он не мог. Нужно было срочно рассказать ему о заклинании, которое здешний Волдеморт каким-то образом смог наложить на Выручай-комнату… Может, и кольцо Гонта также было укрыто хитроумной иллюзией? За этими размышлениями он не заметил, как двери Больничного крыла распахнулись, впуская внутрь самого Альбуса Дамблдора.

— Альбус! Ты быстро! — медиведьма обернулась на директора лишь на миг и снова вернулась к диагностическим чарам. Тот кивнул целительнице, пристально взглянул на каждого из Мародеров, но остановился возле Томпсона.

— Вновь столкнулись с зеркальным отражением мира, я полагаю?

Директор говорил спокойно, даже буднично. Томпсон смотрел на невозмутимого старика, думая о том, как же он отличается от Альбуса Дамблдора из его родной Вселенной. Или Гарри был просто таким наивным?

— Вы предполагали это?

Дамблдор прямо посмотрел на артефактора.

— Без ложного стеснения, профессор Томпсон, хочу сказать, что мой интеллект позволяет предполагать вещи и куда более неочевидные.

Гарри устало прикрыл глаза: было понятно, что им предстоял очередной долгий и неприятный разговор.

— Соглашусь, — просто сказал директор. — Но все же настою на том, что вам необходимо отлежаться. Хотя бы до вечера. Все хлопоты я возьму на себя.

Протест растворился в крепких объятиях сна без сновидений.

* * *

Хуже Регулус спал только после того, как мама выжгла Сириуса с гобелена.

Этой ночью он долго не мог уснуть. К рассвету робкий сон ненадолго затуманивал сознание. Но вместо спасительного отдыха перед его глазами мелькали тревожные образы: смертельно бледная матушка, поверженный проклятьем Сириус, окровавленная Белла.

Утром он с трудом оторвал себя от подушки. В ванной он взглянул на свое отражение: после ночи под глазами залегли тени, а глаза лихорадочно блестели. Регулус включил холодную воду и в совершенно несвойственной для себя манере сунул голову под струю.

Леди Блэк всегда хвалила его сдержанность и умение скрывать эмоции. Только благодаря ее речам, сохранившимся в памяти, Блэк смог привести себя в порядок после бессонной ночи, безучастно поприветствовать однокурсников, проводящих время перед завтраком в общей гостиной, обменяться парой дежурных фраз с деканом по пути в Большой зал и, наконец, занять свое обычное место за слизеринским столом.

Регулус взял себя в руки и решил, что не будет поддаваться слабости. Он не был готов врать Темному Лорду, как и не был готов упоминать Сириуса при Лорде. Ему не хотелось, чтобы непутевый братец соприкасался с делами Лорда, подставляя себя и семью под удар. Сердце вновь ускорило бег, и Регулус вновь взял под контроль собственное дыхание.

Он решил не поддаваться слабости и взять себя в руки, но филин за завтраком принес известие от Беллы, и последние опоры его самообладания затрещали под тяжестью новостей.

Кузина была в восторге — Регулуса пригласили на сегодняшнее собрание Пожирателей.

«Этой ночью, в наш обычный час, буду ожидать тебя на старом месте. Будь один и будь готов».

Его замутило от вида еды — но он притянул к себе тарелку с глазуньей.

«Этой ночью, в наш обычный час».

Его тошнило от самого себя — но он вел себя как обычно.

«Будь один и будь готов».

Он чувствовал себя в западне.

Занятия сменяли друг друга. Блэк делал все безучастно, не задумываясь. Ему с трудом удавалось сохранять невозмутимое выражение лица, поддерживать разговоры и даже что-то отвечать на занятиях — мысли витали далеко от уютных хогвартских стен.

Чем ближе был вечер, тем сильнее проявлялась дрожь. После уроков он пытался отвлечь себя эссе и книгами, но не преуспел: из-под пера выходили одни кляксы, а глаза сами искали циферблат каждые пять минут. От переживаний виски сдавила головная боль. В общую гостиную из библиотеки Регулус вернулся совершенно измученным. Он уже просто мечтал о том, чтобы все поскорее закончилось.

В гостиной он ради приличия перекинулся с друзьями парой реплик и сел неподалеку от них с первой попавшейся книгой, чтобы прикрыться чтением и не вступать в активный диалог. Время тянулось нещадно долго.

Гостиная пустела.

Регулус захлопнул книгу, когда часы отбили еще один час. Он наклонился вперед, чтобы положить том на столик возле дивана.

— Мне нужно прикрытие на эту ночь, — сказал он тихо, так, чтобы услышал только сидящий напротив Лестрейндж. Тот все понял без объяснений, только взглянул пристально, оценивающе.

Блэк беспрепятственно выскользнул из подземелий, добрался до главного холла и выскользнул в промозглую прохладу ночи. Накинув на себя заклятие Невидимости, он двинулся к Запретному лесу, дальше от замка и анти-аппарационных чар. Его ждали Белла, особняк Лестрейнджей и темнейший маг современности.

Регулус, собиравший о нем все газетные заметки с пятого курса, отдал бы все, лишь бы еще на чуть-чуть сохранить дистанцию между воображаемым и действительным. Он до сих пор не мог поверить, что происходящее с ним — правда, а не сюрреалистичный сон, где последствия действий принимали монструозные формы, обрушивающиеся со всех сторон, точно океанические волны на беззащитный береговой выступ.

То и дело цепляя выступающие корни, Регулус упорно двигался вперед. Он не мог пропустить аудиенцию — и не мог подставить брата. Петляя меж узловатых стволов, сухих ветвей и лесных духов, Регулус думал о том, как будет врать своему кумиру, сильнейшему магу и будущему правителю магической Британии.

Он подошел к границе хогвартских земель, закрыл глаза и стал ждать.

— Салазар свидетель, я так горжусь тобой.

Белла выплыла из тьмы, и лунный свет заиграл в ее глазах. Регулус протянул ей руку и отпустил себя в короткий полет.

* * *

— Круцио.

Темный Лорд не кричал. Ему не нужно было сосредотачиваться на ненависти — она была для него языком таким же естественным, как и парселтанг.

Воздух искрился от силы проклятия, а младший сын Вальпурги и Ориона выгибался под красным лучом, срывая связки, с крика переходя на хрип.

— Что за кретин? — реплика Лестрейнджа растворилась в приступе глухого рыдания.

Эбенезер Розье промолчал, но с оценкой был согласен. Юлить и что-то скрывать от Лорда было настоящим самоубийством — но, учитывая пунктик Блэков по поводу семьи, было неудивительным, что Регулус попытался скрыть связь брата с таинственным профессором, который мешал Волдеморту.

— Белла, можешь забрать его, — Темный Лорд возвышался над бездыханным Блэком. — Я разочарован. Надеюсь, — обратился он к остальным Пожирателям, — ваши успехи будут более впечатляющими.

Эбенезер позволил себе улыбнуться — за маской все равно никто не различил бы его эмоций. Он не мог дождаться возможности преподнести хорошие известия.

Его сын, его хитрый и умный сын нашел способ провернуть практически идеальное преступление: он подготовил жертву для ритуала Лорда — и никто в Хогвартсе и Мунго не заподозрил, что проклятье на грязнокровке впитывает чужую магию.