Олений дракон (джен)

— Плохо дело, — вздохнул старший жрец — Айвен, как его называли на Острове. — Совсем скверно.

В хижине жрецов горел яркий огонь, и травяной чай для укрепления сил был горячим, только-только из котелка, но Брина все равно пробрал озноб.

— Но... я же выбрался, — пробормотал он.

— То, что ты выбрался — это чудо, — заметил Айвен. — Я сколько лет на свете живу, а о таком лишь слыхал. И чтобы не духом бесплотным, а человеком в своем теле... чудо как оно есть. Только вот ты выбрался, а зло, что ты в мир привел, и от тебя не отцепилось, и дальше расползаться стало.

Брин сморгнул набежавшие на глаза слезы.

— Я не хотел...

— Знамо дело, не хотел, — сочувственно покивал Айвен. — Никто нарочно не хочет. Да только вот он приходит тогда, когда ты на распутье и не знаешь, что делать, и предлагает то, за что хватаешься как за соломинку. Думаешь, что вот оно, самое правильное — ан нет. А дальше все дальше и все хуже, так-то он людей и заманивает.

— Он? Вел... Враг?

— Что? Нет, — Айвен помешал угли в очаге. — Дрянь эта, что к тебе прицепилась, при нем навроде слуги. Но — самого сильного, самого верного слуги, и поет этот слуга всегда с голоса хозяина.

— И что с ним делать?

Айвен пожевал сухими губами.

— Для начала подпитки его лишить, что ж еще. Чем меньше людей он захватит, тем он слабее и тем слабее его хозяин. А там видно будет — или добить, или сами в пустоте сгинут. Но долго это будет, долго и трудно.

— А со мной?

— С тобой сложнее, — задумался Айвен. — Выбраться ты выбрался, но ниточка от тебя-того к тебе-нынешнему тянется, и за эту ниточку Тварь цепляется. Связь разорвать не трудно — ритуала очищения хватит...

— Я согласен!

— Не торопись, — осадил его Айвен. — Во-первых, ритуал — это еще не все. Сам ты должен от Твари отречься, сам за собой следить, сам от искушений удерживать. Один раз сорвешься, один раз ей вслед обернешься — и пропал ты пропадом, снова станешь рабом бессловесным.

Брин кивнул — это он понимал прекрасно. Магия способна далеко не на все, он за годы жизни-нежизни с Тварью вполне это усвоил.

— А во-вторых, отказаться должен ото всех ее даров.

— Как это?

— А так. Что она тебе обещала — всезнание? Дар магический? Жизнь вечную? От всего откажись. Стань обычным человеком, вот как братья твои. Проживи столько, сколько боги отмерили, используй тот талант, которым они тебя наделили. Уверен, что готов?

Брин опустил взгляд на свои руки — худые, бледные, слабые.

Он помнил, каково это — знать обо всем, что происходит в мире, под водой, на земле и в воздухе, в лачуге нищего и в дворцах правителей. Помнил, как течет магия в крови, помнил силу, что она дает, и помнил пьянящее осознание того, что он может всё. Абсолютно все. Для него нет недоступного и нет недозволенного, и пусть он не бог, но он выше всех людей на этом свете.

Никто не может назвать его слабым или мелким, или больным. Они боятся его, эти ничтожества, и их страх дает ему силу.

Брин улыбнулся, вспоминая... и тут же вспомнил сырость пещеры и то, как мучительно прорастают в тело корни чардрев. Вспомнил темноту, одиночество и страх. И боль — не физическую, но от потери близких, от своего бессилия и невозможности им помочь.

Вспомнил, как тряслись руки, бессильные удержать и направить ни лук, ни скальпель.

Вспомнил, как пытался по редким солнечным лучам угадать время года наверху и как злился, зная, что настоящего солнца никогда не увидит и не почувствует.

— Я готов, — твердо сказал он. — К снаркам такие подарки. Пусть... пусть оно уже закончится.

Утром лодка мягко ткнулась в берег под Харренхоллом; Брин перевалился через борт и, махнув перевозчику, пошагал обратно в лагерь. Его всё ещё пошатывало после ночного ритуала: казалось бы, ну что такого — куриной и вороньей кровью окропили, дали выпить чардревного сока, смешанного с водой из местного родника... а ломало его хуже, чем после самой злой шмали, будто в камнедробилку попал. И выворачивало наизнанку, снова и снова, и не кровью, а чём-то чёрным, маслянистым и дико мерзким на вкус. Только к рассвету он как-то отстранённо осознал, что всё ещё жив, а не перекручен и не выблевал все внутренности, и тут же отрубился. Через пару часов его растолкали, отпоили укрепляющими отварами, дали с собой лекарств — и отвезли обратно. Уговаривали остаться хоть на денёк, но Брин отговорился братьями — один, мол, болен, а второй мастер над сотворением дичи, одних их оставлять никак нельзя.

И разумеется, не успел он сойти на берег, как тут же услышал этих самых братьев:

— Бринден! Бринден, срамкина кусок, где ты шляешься?!

Вот видишь, милый мой, сострадательно шепнул кто-то на краю сознания. Посмели бы они так с тобой разговаривать, будь у тебя прежняя сила? Еще не поздно вернуть все назад, только скажи "да"...

Брин стиснул зубы и лямку сумки и решительно зашагал вперед. Ну уж нет, на эту удочку он больше не попадется.

— Бринден!

Но он делал вид, что не слышит, молча шагал вперед и почти дошел до баратеоновских шатров, когда его сгребли за плечо.

— Ты оглох? — Эйгор прерывисто дышал, явно после бега; за ним деланно-вальяжно (а на самом деле — чтобы не растревожить раны) вышагивал Деймон. — Где тебя снарки носили, я спрашиваю?

— Тебя ебет? — в тон ему ответил Брин.

Эйгор аж опешил, но, к несчастью, ненадолго — мгновений на пять.

— Мелкий, ты не охерел так со старшими разговаривать?

— Немедленно извинись, — прошипел подоспевший Деймон. Вот где, спрашивается, благодарность — ты его латаешь, а он... — Мы уже половину лагеря перерыли, пока ты... бродил неизвестно где!

Точно не хочешь вернуться? Совсем?

Брин сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.

— Где я был — вас не касается! — рявкнул он так, что у самого в ушах зазвенело. — И хватит меня мелким звать, у меня имя есть вообще-то! Даже два — второе сами давали!

— Бринден!

Но Брин их уже не слушал — вывернулся и зашагал к шатрам.

Надо будет — придут и поговорят, а нотации он выслушивать больше не намерен. Хватит, за предыдущую жизнь накушались.

Конечно, они пришли.

Конечно, это было скорее, чем он предполагал.

И конечно, Деймон пытался пристегнуть Эйгора к переговорам.

— Почему я?!

— Ты его обидел, ты и извиняйся.

— Да не умею я перед ним извиняться!

— Вот и научишься.

И конечно, Деймон добился своего. Как и всегда.

— Слушай, извини, — неуверенно сказал Эйгор, переминаясь на пороге шатра.

Брин, готовивший Деймону компресс для перевязки, гордо промолчал.

— Мы правда волновались. У нас тут такая срань творилась, а еще и ты пропал, хоть бы предупредил... мы уже успели себе навоображать хер знает чего. Извини, а, м... Брин?

Брин закатил глаза и покачал головой. Видимо, прав был в свое время Висси Пламм, говоривший, что старшие братья и сестры — это стихийное бедствие, которое нужно пережить. К тому же, если так подумать, вся их брань и нотации — это такое кривое и косое проявление беспокойства о том, что он, младший и неразумный, опять куда-то влез. И если подумать, сейчас младшим и неразумным был Эйгор...

Эта мысль так согрела Брину душу, что он даже сердиться перестал. Да, злорадствовать нехорошо, но он немного и он заслужил!

— Просто больше так не делайте, ладно? — сказал он почти мирно. — Зови Деймона его перевязать надо. И сам рубашку сними, ты тоже вчера от лорда Роберта огребся.

— Так где ты вчера был-то, если без дураков? — спросил повеселевший Эйгор, пока Брин сосредоточенно менял Деймону повязки. — Только не говори, что с девчонкой загулял, не поверим.

— Скорее бегал. И не от девчонки, а от Твари.

Братья сразу посерьезнели и напряглись.

— И как, успешно?

— Было бы не успешно, я бы с вами тут не разговаривал, — буркнул Брин. — И так еле ноги унес. Если бы не помогли... все, кто можно, плавал бы сейчас дохлой рыбкой в Божьем Оке. Или тварьничал, что еще хуже.

— Так ты за этим к зеленым плавал? За помощью?

— И за ней тоже. Они мне помогли, только вот... — Брин уставился на крышку ларца с настойками. — Я теперь обычный человек. Врач и стрелок. Призраков могу видеть, может быть, зеленые сны, — на Острове сказали, что это у него от рождения, а не подарок Твари. — А колдовать там, лица менять или через деревья видеть — больше нет.

Он до дрожи боялся увидеть на лице братьев разочарование и презрение — в конце концов, магия была его единственным бесспорным талантом, — но когда поднял голову, то оба чуть не сияли от облегчения.

— Плохо разве? Хорошо! — ободряюще сказал Деймон. — Мы всегда тебе говорили, что нет в этом колдовстве ничего хорошего, богомерзость одна.

— А стрелок ты еще какой, а медик — так тем более! — прибавил Эйгор. — Гляди, как идиота залатал — кто другой бы пластом валялся, а он бегает!

— Ну, бегать ему еще рановато, лучше не перенапрягаться пока, — Брин улыбнулся в ответ, и на душе у него было легко как никогда. — А у вас что случилось, что вы меня искать кинулись?

Братья разом помрачнели.

— Черный Септон объявился, — ответил Деймон. — Мелкий, правда, совсем...

— ...парень такой, моего возраста примерно, шмалью несет за две лиги? — прищурился Брин. — Знаю, встречались. Он-то Тварь на меня и натравил.

— Опознать сучонка сможешь? — вскинулся Эйгор.

— Только если по голосу и запаху, там темно было, — развел руками Брин. — Лучше скажите, он кого-то захватить уже успел или?..

— Проще сказать, кого не успел, — буркнул Эйгор. — Хренпринца сожрал, короля... дурищу эту, Лианну...

— Вот насчет девицы Старк я сомневаюсь, порабощенной она не выглядела, — задумчиво протянул Деймон. — Брин, женщины могут служить Врагу?

Брин задумался, нашарил кое-что неприятное в памяти о прежней жизни — странно это было, будто смотришь через толстое мутное стекло — и решительно помотал головой:

— Нет. Очень редко. Он женщин не любит, говорит, они вечно все портят...

— Глиномес, — вставил Эйгор.

— Может быть, — Брин при мысли о Враге-глиномесе едва сдержал идиотское хихиканье. — В любом случае, Он женщин не трогает и не захватывает, только если там совсем конченая баба. Ваша Лианна на нее не похожа.

— Ну да, она просто дура, — буркнул Эйгор.

Но Брин видел, что убедить его не получилось.

— Она называла его как-то по-особенному? Пророк, Посвященный, Знающий?

— Нет, — нахмурившись, ответил Деймон. — Кронпринц — тот прямо соломкой расстилался, а она болтала вот как мы с тобой.

— Тогда она может вообще не знать, что он за черт, — пожал плечами Брин. — А раз он сразу перед ней не раскрылся, то и потом вряд ли раскроется, и она как... марионетка... ему не нужна.

Он хотел было добавить, что за укурком он всё равно проследит — и непременно поспорить из-за этого с братьями, доказывая, что с ним ничего не случится, — но тут в шатер ворвался парень чуть постарше его самого, с трёхцветной спиралью⁽¹⁾ на дублете и, по выражению тётки Барбы, в состоянии свадебной лошади — башка в цветах, а жопа в мыле:

— Милорд Баратеон зовёт к себе лорда Станниса и сьера Геймона! Вот прямо сейчас, говорит, это срочно!

— Вот прямо сейчас в пизду бы он не пошёл, а? — взвился Эйгор. — В любую на выбор, какую поймает?

Пацан Масси хихикнул, но тут же состроил серьёзное выражение лица:

— Не. Лорд сказал — по важному делу.

— Раз по важному, придётся сходить, — рассудительно ответил Деймон. — Идёмте, мой лорд Станнис, чревато заставлять вашего брата ждать.

Братья свалили — Эйгор, правда, предостерегающе зыркнул на Брина, мол, не вздумай во что-нибудь вляпаться, — а пацан Масси, подождав, бочком подполз к нему:

— Ты Бринден, да? А я Джастин. Слушай, ты вроде сьера Геймона так хорошо подлатал, а можешь мне мазь от синяков дать? А то я тут с одним ебланом сцепился, по шее ему насовал, но и он меня достал, а лорд Роберт увидит — добавит... выручишь, а?

На шее у него и впрямь виднелся синяк, а глаза были такие голубые и честные, что Брин только тяжело вздохнул и полез в сумку.

Кажется, лечить долбоебов разной величины ему теперь придётся до скончания жизни. А раз так... надо будет прогуляться до палатки мейстеров на поле, там вечно рук не хватает, Брин помнил это по турнирам из прошлой жизни. А ему сейчас нужно делать имя, заводить знакомства... опять же, пара золотых лишним не будет, не всё же на шее у братьев сидеть.

* * *

Признаться, к Баратеону Деймон особенно не торопился. Да, мальчик Масси сказал, что вызов срочный — но Эйгор совершенно точно пока что ничего не натворил, а значит, «срочной» была только шлея, попавшая под хвост оленю. Пусть она там и остаётся, Деймон не собирался перенапрягаться. Ему Брин запретил.

— Позволишь проводить, мессьер? — высокий рыцарь в чёрном доспехе быстрым шагом подошёл, протянул ему руку, предлагая опору.

Деймон благодарно кивнул:

— Почту за честь, мессьер.

Некоторое время они шли молча. Словно вся смелость незнакомца ушла в то, чтобы подойти. Деймон разглядывал своего спутника, пытаясь угадать, кем тот может быть — для межевика уж больно хороша была кольчуга из чёрной чешуи, но герб был незнакомым. Но у многих из рыцарей гербы были свои, только с мотивами семейных... родич Мутонов? Но для Мутонов тот был слишком хорош собой: тёмно-рыжая волна волос, гордый профиль, синющие глаза... скорее, похож на Талли.

Шли они не по главной дороге лагеря — рыцарь повёл его кружным путём, по берегу Божьего Ока, через луг, покрытый утренней росой. Солнце играло на воде, отражалось от чёрной чешуи доспеха, золотило рыжие волосы незнакомца...

— Ты настоящий рыцарь, — неожиданно сказал тот. — Не то, что мы все.

— Не стоит...

— Стоит. Мы все сидим, засунув язык под хвост драконам так глубоко, что скоро до глотки дотянемся. А ты вот просто вышел — и макнул их в дерьмо, напомнив, что они простые люди, как ты да я. Хуже, чем ты да я, мы не такое... — его спутник сердито махнул рукой. — Ведь каждый же этого хотел! А потом слышал этот противный голосок: «Не смей, не вздумай, огребёшь, и вообще не принято». А ты...

— А я не думал, что огребу, — перебил явно заготовленную его речь Деймон. Значит, есть ещё люди, значит, есть и надежда. Но приписывать себе подвиг он не желал: какой тут подвиг, тут одна дурость. — Я ведь вырос не здесь, местные порядки мне покамест не очень-то знакомы. Конечно, знал, что мне достанется за кучу дерьма и немного за веселье с рубинами, но...

— Ну вот. Ты знал, что огребёшь — но поступил, как должно, — убеждённо ответил тот. И глянул своими глазами синими, словно говоря: «Не вздумай перечить, мне виднее». — Это и есть поступок рыцаря, я так считаю. А сейчас отмазываешься от похвалы, потому что ты... настоящий рыцарь, снарк подери.

Деймон почувствовал, как краска заливает его лицо.

— По божьему закону ты — победитель турнира! Ну, я не бог и не Таргариен, но, — рыцарь шагнул в сторону, горстью сорвал ромашки и одуванчики с обочины, засунул Деймону за ухо, — увенчаю тебя, пожалуй. Позволишь?

Он тоже был весь красный, как рак, и явно не слишком-то привычен к таким красивым жестам, и Деймон понял, что обязан его приободрить. Но как же, как же давно такого с ним не бывало...

Он (несколько неловко) усмехнулся, поправил цветы. Улыбнулся своей самой любезной и самой кокетливой улыбкой:

— А почему бы нет, мессьер. Ведь вы же, не ошибусь, родич гранд-лорда Речных Земель? Вам и венчать героев.

— Вообще-то, моей племяшке, Кет, ну или дочке Уэнта. Но так-то ты угадал, да. Я брат зануды Хостера, а называют меня обычно Чёрной Рыбой Талли.

— А масляное имя имеется? — лукаво поинтересовался Деймон. — Или так у колыбели матушка и назвала, что выплыло — то выплыло?

Тот фыркнул:

— Бринден. Но по имени меня только брат зовёт, когда бранится.

Хостер и Бринден... это ж надо додуматься! Ещё бы назвали Бейлор и Деймон. Или Деймон и Дейрон... или Рейнира и Эйгон... или Аррик и Эррик... или Бирен и Робетт... мало ли хороших имён, если подумать.

— А «чёрная» — это из-за доспеха, сьер Бринден?

— И это тоже. Но вообще была одна история забавная... но так-то чёрный, по-моему, честнее, чем белый. Под белым доспехом иногда такая дрянь таится!

— Не без того, — он вспомнил своего рыцаря в белых доспехах и снова почувствовал укол тоскливой обиды. — Но что поделать, если каждый из них решает, какими обетами им пренебречь, а какие можно считать святыми! Прости, сьер Бринден, что-то меня несёт.

Тот махнул рукой, мрачно нахмурился. Неужто может его... понять? Тогда надо немедля свернуть с неловкой темы:

— Но чёрное, оно ведь и правда честнее. Мне... тоже мил чёрный цвет, — чёрт, вышло почти что политически. Он не это имел в виду!

— Да, видел твой герб, — собеседник не понял невольного намёка, ну или решил проигнорировать. — Ну, вкусы общие — хорошее начало для... дружбы?

— Не без того... но вот и шатёр милорда. Как мне не жаль, мессьер, а мне придётся тебя оставить... надеюсь, что не навеки?

— Да уж надеюсь. До встречи, Блэкриверс! И надеюсь, до скорой.

Баратеон был недоволен — и вооружён каким-то стариком из Арренов. На вид так чуть ли не самым главным — лордом Долины. На старого Доннела, отца кузины Алис, он был похож и непохож одновременно: та же мягкость в лице, та же усталость от долгой жизни — но больше сил и меньше измотанности болезнями. Впрочем, как и Доннел, этот не слишком-то правил, переложив заботы на сьера Денниса и занимаясь в основном внешней политикой и множеством воспитанников: от юного племянника до... собственно, Баратеона с приятелем, да.

— Сьер Геймон, вот чего ты так лыбишься? — Он? Лыбится? Подумаешь, улыбка после приятной беседы... — Вот, так-то лучше. Разговор серьёзный. Про Станниса.

А сам-то косился всё время на старика, словно спрашивал: я верно всё делаю? Не ошибаюсь?

— Да, милорд.

— Он твой лорд и покровитель, но он ребёнок и ты не должен потакать его капризам! Наоборот, ты должен следить, чтобы он вёл себя порядочно, как подобает брату гранд-лорда, и не марал честь рода Баратеон!

Как будто в детство вернулся. «Он твой оруженосец, ты за него в ответе».

— Да, милорд, — как ни больненько было, пришлось склониться в поклоне.

У старика был довольный вид. Он словно говорил: «Молодец, мой мальчик, отлично заучил, возьми конфетку». («И пососи, тебе не привыкать», — добавил бы тут Эйгор, выдавая лиснийский леденец.)

— Вот. Ступай теперь, и чтобы брат из ложи ни ногой, ты понял? Головой мне отвечаешь!

* * *

Эйгор от Деймона намеренно отстал — к братцу он торопиться не собирался — и намеренно сделал крюк по лагерю: не мелькнут ли где рыжие косы Кейтилин Талли. К сожалению, леди Кейтилин он так и не нашел, зато с полдюжины других девиц разной степени стремности все глаза на него проглядели. Эйгор был непривычен к такому количеству женского внимания, тем более — за один раз, так что волей-неволей пришлось тащиться к шатру Роберта. В пику братцу он нарочно торчал у входа до последнего, и только когда из-за шитого золотом полога донеслось "Станнис, блядь, я знаю, что ты там!!" нога за ногу вплелся внутрь.

Роберт был взвинчен, немного зол — никак, Деймон постарался — и не один: рядом с ним ошивался какой-то дед, судя по роже и цветам на одежде — Аррен, а судя по тому, как Роберт на него то и дело поглядывал — тот самый Папа Джон. Эйгору он отцом не был — ни родным, ни названым, — так что старика он проигнорировал и оперся на столб:

— Звал?

— Тебя за смертью посылать, где только шляешься! — взорвался Роберт. — Да, звал. Сядь.

— Не сяду, — в тон ему ответил Эйгор. — У меня с этим проблемы, спасибо тебе.

— Если сейчас не захлопнешься — точно проблемы будут! — рявкнул Роберт, покосился на деда и скривился. — Сядь. Пожалуйста.

Эйгор сел — не потому, что чревато, а потому, что несколько охренел от "пожалуйста". Роберт же то ли запал потерял, то ли с мыслями собраться не мог — во всяком случае, он пыхтел, кряхтел, нарезал круги по палатке, но молчал. Эйгор ему не мешал — ему было интересно, что же будет, когда братец разродится.

— Кхм. Станнис, — начал наконец Роберт. — Я уже говорил, что рад, что ты наконец-то стал нормальным парнем, но я также просил тебя не идти в разнос...

— Да я даже не начинал, — почесал в затылке Эйгор.

Ну в самом деле, он и не начинал особо. Взять хотя бы, как он свое посвящение в рыцари отпраздновал — уже после скандала на церемонии, в тесном дружеском кругу... ох, как же у него все утром-то болело: башка — от выпитого, хребет — от мамкиной прялки, костяшки — от встречи с чьими-то зубами, и это еще Дейрон с дедом не знали, что он месячное содержание проебал, узнали — так подбавили. А тут он вообще паинькой сидит, можно сказать. Почти.

— Вот и не начинай, а то и так уже выше Лунных гор нагородил! — снова взвился Роберт.

— Да что я сделал-то? Горлопана репой закидал? Морду богохульнику набил?

— Межевика своего кто подговорил кузена в дерьмо ссадить, я?!

Эйгор открыл было рот, но тут же передумал спорить: пекло с ним, пусть считают, что это он Деймона подбил устроить хренпринцу незабываемый полет с воссоединением с себе подобным, а то мало ли, что с ним сделают, если правду узнают. Но и сдаваться так просто не собирался:

— Ничего, ему полезно, попустился немного до нас, смертных!

— Ты своим "полезно" нас чуть не угробил, придурка кусок! — Роберт перевел дыхание. — В общем, так. Мой долг старшего брата велит тебе напомнить, что ты — еще ребенок...

— М-м, хороший такой подход: как Пределом управлять, пока ты где-то шаришься — так взрослый, а как хренпринцу морду бить — так ребенок, — не удержался от подъеба Эйгор. — Это у тебя такие двойные стандарты, или ты на ребенка управление замком скидываешь?

Роберт взвыл раненным в задницу кабаном, но, вместо того, чтобы звездануть Эйгора, принялся снова нарезать круги по шатру. Бедолага — к младшему брату, способному, если верить все тому же Дейрону, и Бейлора Святого вывести из себя за считанные минуты, его жизнь явно не готовила. Или настоящий Станнис бесил его как-то по-другому. Или просто реже.

— Пап, ну ты видишь, какой он? — простонал, наконец, Роберт. — Я ему слово — он мне двадцать, ну невозможно же, сам с ним разговаривай, а то я ж зашибу ненароком!

Дед Аррен, все время разговора сидевший с ладонью у лба, кивнул — успокойся, мол, сейчас все решим, — и повернулся к Эйгору:

— Хорошо, Станнис. Я понял, что ты взрослый человек, и буду говорить с тобой, как со взрослым. Договорились?

Эйгор нехотя кивнул — сложно отказаться от такого предложения и не выставить себя малолетним долбоящером.

— Я не растил тебя, как Роберта, — мягко продолжал Аррен. — Я не отец тебе и даже не родич, и читать нотации не имею права. Поэтому я просто расскажу тебе кое о чем, а ты над этим подумаешь — как взрослый и умный человек, разумеется.

— А неплохой заход, — на грани слышимости оценил невидимый Дейрон. — Может сработать.

— С Хози-то? — фыркнула такая же невидимая мать. — Не смеши мою конюшню, спорим, что нет?

Эйгор едва не фыркнул — и эти люди говорили ему о взрослом поведении, в то время как сами при каждой встрече собачились, будто его сверстники. Ну или бывшие супруги после тяжелой аннуляции, так что Эйгор временами задумывался, а точно ли он от бати или не просто так зовет Дейрона папой.

— Ты ведь знаешь о восстании Синего Дола, не так ли?

— Что-то слышал, — припомнил Эйгор. — Они вроде хотели каких-то преференций и даже короля захватили?

— Именно так, — подтвердил Аррен. — А чем все закончилось?

— Мятеж не может кончиться удачей — в противном случае его зовут иначе, — ответил Эйгор кстати вспомнившимся двустишием времен Танца⁽²⁾. — Ничем хорошим, я думаю?

— Правильно думаешь, — тяжело вздохнул Аррен. — Когда пал Сумеречный Дол, король Эйрис велел привести всех Дарклинов, его бывших хозяев, в цепях. Лорда Дениса сожгли заживо, невзирая на мольбы о пощаде, его жену, леди Сералу, тоже, перед этим вырвав ей язык и... сотворив над ней непотребство как над леди и женщиной, и всех Дарклинов также предали огню и мечу, истребив под корень. И не только их — еще и Холлардов, их вассалов и родичей. Кого-то казнили, кто-то умер на дыбе под пытками, как бедняга Робин... только один мальчик и остался в живых, и то благодаря сьеру Барристану. Их земли были разорены, замки разрушены, а все из-за их своеволия.

— Я уже понял, что король еб... с головой у него беда, — буркнул Эйгор. — Я тут при чем?

Роберт скрипнул было зубами, но Аррен был намного, намного терпеливее.

— Я не просто так рассказал тебе об этом, Станнис. Если бы ты был сам по себе, ты бы имел право рисковать своей головой так, как тебе заблагорассудится, но ты ведь не один. У тебя есть братья и люди, которые зависят от тебя как от своего лорда или нанимателя.

Эйгор промолчал.

— Твой межевик уже пострадал из-за твоей глупой выходки, — продолжал Аррен. — Повезло, что кронпринц не держал обиды и сумел остановить отца... а если бы нет? Ты бы погубил человека из-за желания насолить кузену, подумай!

Деймон, положим, сам бы себя погубил... но Эйгор решил не спорить, как не спорил с Робертом. В самом деле, если уж два не последних в Приречье рода вырезали под ноль из-за покушения на Священную Драконью Кровушку, то что сделали бы с безродным рыцарем, тем более якобы лиснийцем, даже страшно представить.

— Ты ведь не хочешь для Роберта и Ренли судьбы Дарклинов и Холлардов, правда?

— Нет, — проворчал Эйгор. — Не хочу.

— Тогда веди себя скромнее, прошу тебя. Королю стало намного хуже, и даже драконья кровь вас с братьями не спасет, — Аррен на мгновение задумался о чем-то и, неожиданно просветлев лицом, кивнул своим мыслям. — Не перечь королю, не кидайся на кронпринца, не задирай его свиту... свиту по возможности.

— Ага, за нее только бока намнут или взгреют, а не сожгут, — влез Роберт. — И только тебя, а не нас всех!

— А ничего, что там два наших вассала? — не выдержал Эйгор. — Я что, своему вассалу в зубы дать не могу, раз он нас кинул и под крылышко хренпринца забрался?

— Лонмаута не трожь, он наш кузен и он нормальный, помогал вас с репой прикрывать, — Роберт призадумался. — Коннингтона... добро, Коннингтона можешь задирать сколько влезет. Побежит к Рейгару жаловаться на своего лорда — сам себе злобный долбоеб.

— И на том спасибо, — буркнул Эйгор. — Значит, договорились? Я сижу с языком в ж... за зубами, не трогаю принца, а вы мне за это разрешаете бить Коннингтона?

— Можно сказать и так, — тяжело вздохнул Аррен.

— Замечательно, — Эйгор даже немного приободрился. Головомойка оказалась не такой уж и страшной, могло быть хуже. — Я тогда пойду?

— А ты куда это собрался? — прищурился Роберт.

— Да так, по делам.

Нужно было все-таки найти леди Кейтилин, и за Бринденом присмотреть — не вывезет он один против Черного Септона пока, и поискать сведения, как с Тварью бороться... дел и впрямь было по горло, а братец тут ему мозги полощет.

— Знаю я твои дела — исчезнешь куда-нибудь, а потом у Рейгарова коня рога отрастут, или ему самому кто-то рвотное подольет! — обвиняюще ткнул в него пальцем Роберт. — В прошлый раз ты мне тоже обещал тихо сидеть, и что вышло?!

Эйгор сердито засопел, но крыть и впрямь было нечем.

— В общем так, Станнис. Я пока тебе не верю. Поэтому иди-ка ты в нашу ложу на поле и сиди там, чтобы на виду был!

— Весь день на джосту пялиться? — ахнул Эйгор. — Роберт, ты охерел?

— Это ты охерел нас под плаху подводить, — рыкнул Роберт. — Ничего, посмотришь джосту, заслужил. Все, вали отсюда, и чтобы к моему приходу в ложе был как штык, не найду тебя там — уши оборву.

Эйгор обозлился так, что вылетел из шатра и даже с Арреном не попрощался. И почти не заметил, как в спину ему донеслось:

— Ф-фух, какой же он трудный. Пап, я таким же был?

— С тобой было трудно... в другом плане, сынок. Ничего, я знаю, кто нам поможет со Станнисом.

* * *

В прошлый раз в ложе недоставало Станниса. На этот раз брат — он был здесь, сидел, как миленький. Или, точнее, как злобненький и очень недовольненький, но Роберту было насрать. Главное — что не лезет ни в какую непредсказуемую жопу, из которой его потом вытаскивать.

За ним стоял Блэкриверс, и Роберт подумал было разрешить бедняге сесть, но передумал. Будет знать, как идти на поводу тупого мальчишки и подкладывать свинью родному гранд-лорду!

Роберта из-за него и его выходки бранили не хуже, чем из-за Станниса.

Мол, брата ты не воспитывал, но рыцарей-то надо держать в узде, у лорда хорошего и слуги не смеют вякнуть, да вот лорд Тайвин бы за такое... короче, всё как обычно.

Ебал, конечно, Роберт бы этих хороших лордов, но слушать нытьё не очень хотелось. Да и папа Аррен ужасно огорчался, а это как-то херово — огорчать родного папу.

Ну, не родного, но Стеффона он видел не слишком часто, помнил не очень хорошо, и любил не слишком сильно — в отличие от брата.

Папа говорил, тот не опомнился от смерти отца и матери, тоскует по ним, и потому так бесится. Как будто надеется, что те вернутся ему въебать, хотя при жизни оба не слишком обращали внимание на сыновей — насколько помнил Роберт, конечно. Отец, тот был всё время при дворе, всё время в королевских делах, и даже когда свободен — то с королём и Тайвином, а мать, скажем прямо, бухала, как не в себя, чудо, что Ренли родился не уродом.

Как по таким возможно тосковать — хер знает, но папе было виднее. Роберту-то и двадцати нет, а папе за шестьдесят, он больше знает о жизни.

Может, и у него родители были не очень, а он по ним скучал? Мысль, что у папы Аррена когда-то были родители, казалась нелепой, но были же они!

Так вот, на этот раз Станнис был на месте, и Ренли был на месте — тоже злобный, обиделся за брата и за присяжника, к которому зачем-то привязался — но не было Лианны.

И с какой-то стороны оно и хорошо.

Нет, он любил невесту! Он любил её — пускай она его и не любила, и ныла, и несла какой-то бред. Она же сестрёнка Неда. Его невеста. Красивая... наверное.

Ну, Рос, покойница, была покраше, и поумнее тоже, и дочку родила хорошую, но померла. И лорды на музыкантшах не женятся, а женятся на леди, и среди леди Лианна была не худшей.

Чай, не дочка Тайвина, да и не дочка Уэнта, прошедшая, по слухам, через всю отцову стражу.

Опять же, Лианна — сестра Неда, а лучше Неда на свете никого и не было — а значит, Лианна тоже лучшая. Конечно, Брандон немного портил эту идею своим существованием, но Брандон и не сестра.

Так что они с Лианной скоро поженятся и заведут детишек — не меньше трёх, кудрявых, как Мия, и таких же улыбчивых. И он любил невесту, да. Он её любил.

Но всё же то, что её здесь не было, не так уж было и плохо.

Уж больно она любила джосту и... что там — уж больно она любила кузена Рейгара. Тут даже и ревновать было не очень осмысленно, все девки его любили, даже Рос — а Рос его не видела ни разу в жизни. Только терпеть и помнить, что любить она может хоть снарка со Сраного Болота, а трахать будет Роберта, и деток ему родит, а не кузену.

А кузену рожать будет Серсея — так папа говорит. Что княжна скоро совсем помрёт, и Тайвин не преминет подсуетиться, и будет Рейгар женат на стрёмной девахе, которая не знает, что такое улыбка, и смотрит на всех, как на гниду лобковую.

Но слушать вопли невесты о том, как охуенен серебряный ебучий дракон и как он сделал то или это... ну нет, увольте. Роберт и так-то в джосте не разбирался, ходил в бугурт да поединки и другим советовал того же, и так-то кузена не терпел, а слушать похвалы обоим сразу... ищите охотников!

А джоста тянулась и тянулась. Всё потому, что герольды объявили об отборе с нуля — поскольку Блэкриверс своё место получил неправедным обманом — и все, кто выбыл в прошлый раз, а также все припоздавшие, немедленно явились попробовать опять.

И среди них — молоденький совсем придурок на северном коняке, в доспехе из говна и... говна немного посуше. Или старобожник, или бастард из Блэквудов — он слышал, у Титоса тех воронят был целый выводок — поскольку на гербе было их дерево молельное, но с рожей, какие режут на фонарях в день Неведомого⁽³⁾: кривая такая лыба со множеством острейших зубов.

Придурок — это потому, что в таком нелепом доспехе он весь побьётся, тут не надо быть знатоком, чтобы это видеть. Но так-то он выступал неплохо, даже спешил Чёрного Фрея, опасного такого и злобного мудилу — в давешнем бугурте он чуть не навешал Брандону таких люлей, после которых тот месяц бы не встал.

В итоге он даже победил — ну, в своём круге. Но что-то чем дальше он побеждал, тем больше мрачнел Блэкриверс, и тем злее был Станнис. Как будто что-то знали.

А может, и знали.

Потому что придурок вдруг вывел лошадку в центр арены и заорал — а голос у него был высокий, почти девчачий:

— Я здесь не ради победы! Пусть сьеры Фрей, Хэй и Блаунт поучат приличиям своих людей — иной награды мне не надо! И пусть оруженосцы навеки усвоят, что, обижая слабых, они позорят себя и своих сьеров!

Да что он, блядь, из сказки сюда явился?!

А придурок, окончив свою речь, дал шенкелей лошадке и ускакал — вот так вот просто взял и покинул арену, оставив всех только охуевать, и гадать, что это было. Блэкриверс закрыл лицо рукой, и Роберт был с ним согласен — ну стыд же дорнийский, скоморошина, а не нормальный турнир!

Впрочем, не этому про стыд тут разоряться, сам-то не лучше выступил.

— Да он же над нами издевается! — раздался голос короля Эйриса. — Вчера один, сегодня вот этот... это планы! Признавайтесь, кто это затеял! Кто вздумал издеваться над королём на его же турнире!

Ох, ёбаный ты нахуй, началось утро на Стене...

1) Трехцветная строенная спираль на белом фоне — герб дома Масси, вассалов Баратеонов

Вернуться к тексту

2) На самом деле это Джон Харрингтон в переложении Маршака, и эту эпиграмму куда удачнее было отнести на счет самого Эйгора, но, думаю, читатели простят нам этот анахронизм — Б.В.

Вернуться к тексту

3) 29 второй луны, она же Порог Года. Отмечают его раз в четыре года, чтобы приходил пореже. Никто не знает, что лежит за порогом — потому каждый порог принадлежит Неведомому.

В этот день Неведомый ложится отдохнуть от трудов, и вся нечисть, которую он обычно держит в узде, выходит на свободу, гулять среди людей. Поэтому следует наряжаться в страшные костюмы, танцевать особые танцы, петь чаровальные песни, жечь костры и иными способами распугивать злых духов. На окна домов ставят фонари из репы с подобиями страшной морды. Эти фонари должны обмануть нечисть и заставить её подумать, что в доме сидит сам Неведомый.

Дети рассказывают друг другу страшные истории, а ведьмы проводят самые сильные обряды.

Вернуться к тексту