Отражение нарцисса (джен)

Лондон, Великобритания

Утро началось для журналиста одного не самого известного британского издания Брендона Фортескью весьма скверно. Подгоревшие тосты и отвратительного вкуса кофе были полной ерундой по сравнению со столпотворением в метро, в котором журналист отроду не ездил, но выбора не было — его автомобиль находился в сервисе после незначительной аварии. «Мерзкий человеческий муравейник», — с раздражением подумал он, когда кто-то наступил со всей силы на его ногу в щегольском лакированном ботинке. Брендон ехал на встречу с главным редактором газеты мистером Ньюманом — толстым господином средних лет с блестящей лысиной, круглыми очками и неизменной сигарой во рту.

— Фортескью! — воскликнул он, выпуская изо рта кольцо сизого дыма. — Очень хорошо, что вы без опоздания.

— Вы обещали мне какое-то дело, достойное моего уровня? — заинтересованно спросил франтоватый тридцативосьмилетний брюнет.

— Беря во внимание ваши исключительные таланты в журналистике, я хотел бы предложить вам одно крайне любопытное расследование.

— Вы мне льстите, мистер Ньюман. Так какое же расследование? Надеюсь, не придется разоблачать очередного промышленного магната, сливающего отходы своего предприятия в сельскую речку?

— Фортескью, оставьте ваш сарказм, — главный редактор неспешно встал из-за стола и подошел к огромному стеллажу с папками. — Скажите, вы дружите с наукой?

— Более или менее.

— Как вам история о распавшейся пятерке гениальных исследователей-энтузиастов?

— Смотря, что они исследовали и насколько были гениальны, — Брендон засмотрелся на колесо Лондонского глаза в окне.

— В шестидесятых на базе Оксфордского университета существовала так называемая великолепная пятерка биологов-генетиков, — начал рассказ Ньюман, раскладывая перед подчиненным архивные документы. — Молодые натуралисты занимались исследованиями и разработками в области клонирования живых организмов и весьма в них преуспели. Однако же, когда они запросили международный грант на проведение эксперимента по клонированию человека, им было отказано в категоричной форме, а руководству университета прилетел крепкий нагоняй от вышестоящих структур.

— Я заинтригован, мистер Ньюман.

— Группу спешно расформировали, и каждый пошел своей дорогой. Но не все так просто, дорогой мой Фортескью. Есть, эк-хем, заинтересованные лица, которые полагают, что кто-то из компании все же мог попытаться провести эксперимент подпольно.

— И я должен вывести на чистую воду этого злого гения, так? — догадался Фортескью.

— Для начала неплохо бы вам изучить вопрос, — блеснул очками главный редактор. — Возможно, вы думаете, что задача утопична, но поверьте моему чутью опытной акулы пера — на этом материале можно заработать золотые горы. Представьте, вы возьмете интервью у первого человеческого клона, разве это не потрясающе?

— Так я должен опозорить этого Франкенштейна или возвеличить? — уточнил Брендон.

— Смотрите по ситуации, — равнодушно пыхнул сигарным дымом Ньюман. — Наше дело глашатайское. Перейдем теперь к детализации. Главным образом, меня интересует бразильское светило по имени Аугусто Альбьери. Из всей пятерки он добился наибольшего успеха на своем поприще, уже больше тридцати лет заведует собственной клиникой репродуктивного здоровья в Рио-де-Жанейро и занимается селекцией крупнорогатого скота для промышленных целей.

— А что же остальные?

— У других все не так радужно. Один вовсе спился, другой ушел из науки, третий уехал в провинцию и работает главврачом в заштатной больнице, четвертый уже умер.

— Ваше превосходное журналистское чутье подводит вас на этот раз, мистер Ньюман. Начинать расследования всегда нужно с умерших и спившихся, — заметил Фортескью.

— Что ж, разумно, — согласился главный редактор. — В таком случае, начинайте с ваших неудачников, постепенно переходя к более вероятным вариантам.

— И все же, откуда такая уверенность, что клон человека существует, и именно благодаря пятерке?

— Понимаете, — Ньюман перекладывал бумаги из стопки в стопку, — такие люди, как Альбьери, без боя не сдаются. Они получают по носу, отряхиваются и снова берутся за свое. Он был у них самый идейный, бывший семинарист, а то-то вы этих семинаристов не знаете. Как втемяшат себе что-нибудь в голову…

— Я понял. Сколько же лет сейчас предполагаемому клону?

— Разброс времени его рождения примерно с начала семидесятых и до наших дней. Возможно, вы откопаете не одного клона, а целых двух или трех.

— За них полагаются надбавки? — усмехнулся Фортескью.

— Вот когда вы их найдете, тогда и поговорим.

— Мистер Ньюман, а как же этическая сторона вопроса?

— Фортескью, — бросил на него многозначительный взгляд главный редактор, — кого вы обманываете? Вас никогда не интересовала этическая сторона вопроса, ни в одном вашем блестящем деле.

— Но вдруг все-таки наш клон пожелает остаться инкогнито?

— На здоровье! Его никто насильно не тащит под прицелы телекамер. Имя всегда можно изменить, лицо затемнить, но вы только вдумайтесь — исповедь человека-ксерокопии! Какая здесь психология, какая драма! Его экзистенциальные муки прямо на первой полосе нашей газеты, это будет эффект разорвавшейся бомбы!

— Он будет знать о своем происхождении? — удивился Брендон.

— Может, да, а может, нет. В любом случае, эта история достойна того, чтобы ее узнал мир. Если предположения о ней верны, конечно же.

— Не хотите ли вы сказать, что я должен открыть ему глаза на правду?

— А это уж как посчитаете нужным. Собственно, я всего лишь задал вам вектор для расследования, оно может повернуться в какое угодно русло в зависимости от обстоятельств.

— Будет непросто собрать вменяемую доказательную базу, и, честно говоря, я пока плохо представляю, как должен выглядеть итоговый результат, но я согласен.

— Я знал, я знал, Фортескью! — довольно пожал ему руку Ньюман. — На вас можно положиться. Простите, одно маленькое уточнение: в огромный список языков, которыми вы владеете, входит португальский?

— Я вам больше скажу, португальский — мой любимый язык.

Двое умельцев от журналистики скрепили деловой союз рукопожатием, и довольный продолжением неудавшегося поначалу дня Фортескью отправился восвояси. Он на ходу прикидывал план действий, и идея увлекала его все больше. Брендон, мальчишкой зачитывавшийся романами Жюля Верна и Артура Конан Дойля, в кои-то веки почувствовал себя на пороге великого открытия, как герои любимых им в детстве книг. Наконец-то не тошнотворные политические и бизнес-разборки, а нечто загадочное, и в то же время реальное, а не абстрактные круги на полях. Хотя при главном редакторе он не подавал виду, что вдохновлен.