Отражение нарцисса (джен)

Оксфорд, Англия, 1949 г.

Осенний ветер гнал пожелтевшие листья клена по влажной от постоянно накрапывающего дождя мостовой. Молодой бразилец, недавно приехавший обучаться на богословском факультете стариннейшего университета, шел по улице, зябко кутаясь в драповое пальто, надетое поверх семинаристской мантии. Как сложно было ему, южному человеку, привыкнуть к промозглому климату туманного Альбиона! Серое небо, серый асфальт и серые дома — все серое, как только англичане не умирают от скуки в такой обстановке?

Рядом бодро шагал его приятель с факультета естественных наук — тощий, высокий шотландец с рыжиной в волосах. Вот уж кому было не привыкать к ветрам и дождям.

— Аугусто, — спросил он товарища, — я удивляюсь, как в таком уважаемом университете, как Оксфордский, может до сих пор существовать богословский факультет?

— Грег, опять ты заводишь свою волынку, — с раздражением проговорил бразилец. — Тебе религия как бельмо на глазу, неужели так мешает?

— Да нисколько, — сделал Грег равнодушное лицо. — Я рассуждаю с точки зрения практической пользы. Что толку в богословах, кроме того, что они вещают заумные вещи с кафедр соборов таких же древних, как книги, по которым они учат людей жизни? То ли дело мы, биологи, медики — в наших руках законы мироздания, в наших руках сама жизнь!

— Полный бред! — резко возразил Аугусто. — Да ни один ученый даже на толику не может приблизиться к разгадке тайн мироздания! Вы как ослики с привязанной морковкой, идете и идете вперед, уверенные в том, что вот-вот достигнете цели, но Божье творение невозможно познать во всей полноте.

— Мне даже смешно, когда ты так говоришь. Аугусто, только не рассказывай, что человек сотворен из пыли, а женщина из его ребра, и от них двоих пошел весь род человеческий. Это уже в восемнадцатом веке не выдерживало никакой критики, а сейчас середина двадцатого. Люди скоро полетят в космос, а вы так и будете петь свои молитвы и изучать древние талмуды.

— Это обывательская точка зрения, — спорил бразилец. — Ваша проблема в том, что вы, атеисты, неспособны хотя бы чуть-чуть приподняться над поверхностью земли и взглянуть за горизонт. Вы мыслите примитивно: если я не могу чего-то увидеть, значит, этого чего-то нет. И где же тут широта кругозора? Вам непременно нужно все потрогать руками — зачем? И ты зря с таким пренебрежением относишься к «древним талмудам» — многие из них понять сложнее, чем квантовую физику, и глубины знания окружающего мира там куда больше.

— Все это, конечно, хорошо — квантовая физика и труды Отцов Церкви, — голос Грега внезапно дрогнул. — А вот у меня отец и два старших брата не вернулись с фронта. Сгинули где-то в боях Второй Мировой.

Аугусто промолчал. Шотландец перевел дыхание и продолжил:

— Я вспоминаю тот ад, ад на земле, что нам всем пришлось пройти, и думаю: где же был Бог, если Он существует? Как же Он смотрел на все сквозь пальцы? Нет, Аугусто, изучай свои церковные труды, если хочешь, ну а я пойду иным путем. Я Человек с большой буквы «Ч» и хочу сам творить свою судьбу и судьбу общества.

— Грег, эти споры ни к чему не приведут, — устало проговорил семинарист. — Мы с тобой по разные стороны баррикад, и с этим, пожалуй, ничего не поделаешь.

Двое студентов удалялись по аллее, разукрашенной всеми цветами осени. Мелкий дождик заволакивал туманом горизонт, и вскоре их фигуры окончательно скрылись за его завесой.

Рио-де-Жанейро, Бразилия, 1980 г.

Однажды поздним вечером выдающийся бразильский генетик Аугусто Альбьери после работы по обыкновению не стал зажигать свет в своем холостяцком доме, а уселся в кресло прямо так, в темноте. Он равнодушно смотрел телевизор, из которого доносилось неясное тихое бормотание. Срочный выпуск новостей ворвался в эфир подобно грому, и диктор с экрана отчетливо произнес:

— Внимание! Вертолет, упавший сегодня на косе Марамбайя, принадлежал промышленнику Леонидасу Феррасу. Было обнаружено тело юноши приблизительно двадцати лет.

Все остальные слова слились для Альбьери в единый бессмысленный поток. Он выронил из рук флягу с водой и закричал неистово, не по-человечески, как не кричал с того самого дня, когда резко и бесповоротно разругался с Творцом. То же самое чувство, опять… опять уходит самый близкий человек, уходит туда, откуда нет обратной дороги. Диогу — его любимый крестник, такой молодой, подающий надежды, он был полон жизни, он был сама жизнь.

— Это несправедливо, — в исступлении шептал доктор, слепо водя руками перед собой по стене. — Это несправедливо, он не должен был умирать, не должен, не должен, не должен… Не должен! — мужчина затрясся в беззвучном рыдании.

Провидение поступает с ним жестоко, и, кажется, пришло время бросить вызов. Он подчинит себе извечный закон природы, он знает способ, нужно лишь немного смелости, чтобы воплотить его в действительность...

Штат Пара, Бразилия, 1987 г.

Над небольшой, укрытой густой листвой тропических гигантов деревней садилось солнце. В скромном, но чистом и опрятном, утопающем в зелени деревенском доме сидела за пустым столом и плакала молодая женщина.

— Деуза, — подошла к ней темнокожая старушка и погладила по голове, — я не могу видеть, как ты убиваешься.

— Мама, — сквозь слезы проговорила та, — ну почему Лео так ко мне относится?

— А я говорила тебе, дочка, не надо его баловать. Только посмотри, что сделал из ребенка сеньор Альбьери!

— Иногда я думаю, может, все-таки стоит вернуться в Рио? Здесь он изводит меня день за днем, и я точно знаю, что Лео не успокоится, пока не встретится с сеньором Альбьери.

— И думать не смей! — строго пригрозила старушка. — Неужто ты не поняла, что рядом с доктором мальчика ждет только погибель?

— Но ведь здесь ему и правда скучно, — Деуза промокнула глаза носовым платком. — Игрушки, которые я привезла, ему не интересны, с соседскими детьми он дружить не хочет, не может же ребенок расти в окружении кур и деревенских псов? Лео привык к другому, в Рио у него было все.

— Это «все» принадлежало не ему и не тебе, а доктору, чужому человеку. Мало того, ты еще и в богатые дома его водила по гостям, это уж совсем было лишним!

— Мама, тот сеньор, отец девочки, был очень любезен! Как я могла отвергать его приглашения? И Лео нравилось бывать у них.

— Вот, Деуза! Стоит только любезному сеньору слово сказать, как ты сразу идешь на поводу и совсем не думаешь головой! От этого все твои беды, и ты еще удивляешься, почему Лео так себя ведет.

— И что мне теперь делать? — слезы вновь ручьем полились по смуглым щекам. — Неужели я такая плохая мать, что не заслуживаю хотя бы капли сыновней любви?

— Деуза, Деуза! — заключила дочь в объятья донна Мосинья. — Не печалься так. Лео обозлен, но со временем он забудет доктора. Детская память короткая.

— Ах, мама, хоть бы ты оказалась права…

В тесноватой детской комнате за простеньким низким столом маленький мальчик рисовал картину, зажав карандаш всей пятерней. Черные, как смоль, волосы густой копной закрывали лоб и лезли в такие же черные, сердитые глаза, что делало его похожим на волчонка.

— Лео, сынок! — зашла в комнату его мать. — Уже поздно, пора умываться, чистить зубы и ложиться спать!

— Нет! — буркнул мальчик.

— Как ты разговариваешь с мамой? — рассердилась женщина. — Убирай немедленно альбом и карандаши!

— У папы я никогда не ложился так рано! — Лео был весьма недоволен этим требованием.

— Сынок, сколько раз я повторяла, что сеньор Альбьери не твой папа?

— Это неправда! — продолжал вредничать ребенок. — Вот увидишь, я вырасту и сбегу, найду его, тогда он тебе скажет!

— Лео, как тебе не стыдно! — опустилась на корточки перед столиком Деуза. — Твоя мама так тебя любит, а ты грубишь и грубишь!

Мальчик нехотя отложил рисунок и будто бы смутился. Попросить у матери прощения означало признать свою неправоту, а он, безусловно, был прав. Лео все же капитулировал перед вечерней чисткой зубов, но не забывал поглядывать на маму исподлобья, чтобы та не думала, что одержала победу.

Вскоре он уснул, и на спящем детском лице в кои-то веки появилось спокойное, безмятежное выражение. Деуза присела у изголовья кровати и с нежностью погладила сына по щеке — он был единственным смыслом ее жизни, ее бесконечной радостью и бесконечным несчастьем. Такие минуты, когда он крепко спал, не капризничал и не доводил мать своими выходками, были ее любимыми.

Деуза не знала, в какой момент потеряла сына — было ли это тогда, когда она бездумно позволила доктору Альбьери взять на себя заботы о ребенке, или тогда, когда насильно разлучила их, увезя Лео как можно дальше от крестного. Принадлежал ли он ей вообще когда-либо? Все эти думы и тревоги тяжелым грузом лежали на плечах молодой матери уже давно. Она погасила лучину, тусклым огоньком освещавшую ночную комнату, и отправилась спать.

Рио-де-Жанейро, Бразилия, 2000 г.

Просторный, богатый особняк в престижном районе Рио сиял разноцветными огнями рождественских гирлянд. Праздничный светский прием был в самом разгаре — хозяйка дома слыла одним из лучших организаторов всевозможных мероприятий, и городская богема не пропускала практически ни одного праздника, устроенного Маизой Кадоре. Вот и первое Рождество нового тысячелетия почтенные сеньоры и благородные дамы предпочли встретить в компании этого гостеприимного семейства.

Единственная, и оттого обожаемая родителями дочь беззаботно улыбалась и болтала с друзьями, изящно держа в тонкой руке бокал игристого шампанского, однако же она практически не притрагивалась к нему, а использовала, скорее, в качестве антуража.

— Какой чудесный праздник, Мел! — восхищалась роскошной обстановкой ее лучшая подружка. — Твоя мама знает толк в светских раутах!

— Да уж, Телминья, лучше тебе не знать, как проходит подготовка к ним, — звонко рассмеялась девушка. — Мама гоняет Женаину, Женаина гоняет служанок и ругает их, на чем свет стоит, а папа в это время запирается в своем кабинете и говорит, что у него море работы, хотя на самом деле просто пьет кофе и читает газеты.

— Боже, я совсем об этом не подумала! — рассмеялась в ответ Телминья. — Мы дома в такие моменты готовы поубивать друг друга из-за неподходящего цвета украшений на елку, а чтобы организовать все так для огромного числа гостей… Я даже не представляю, каких это стоит усилий.

— Да, моя мама молодец, — согласилась Мел. — Но я не пойду по ее стопам.

— Вот как? — удивилась Телминья. — Почему же?

— Я хочу уехать в Соединенные Штаты после окончания университета. Буду жить там сама, как захочу, и уж точно не стану входить в круги местного высшего общества.

— Мел, я почти обиделась, — девушка в шутку нахмурила брови.

— Не обижайся, Телма, — погладила ее по плечу младшая Кадоре. — Я с детства во всем этом, меня уже тошнит от хороших манер и этих улыбок: «Да, сеньор, как поживаете, сеньор?» Я же не принцесса крови, в самом-то деле.

— Не хочу тебя разочаровывать, но все вокруг именно так и считают. Сесеу вон даже подойти к тебе боится, думает, что ты отошьешь его по-королевски.

— Сесеу? — удивилась Мел и взглянула в сторону брата подруги, который молниеносно сориентировался в ситуации и улыбнулся юной хозяйке дома белоснежной улыбкой. — Он, вроде бы, никого не стесняется.

— Это только видимость.

— В любом случае, в Штатах я вырвусь из-под опеки родителей. Я давно об этом мечтаю.

— А ты не промах, Мел! — подмигнула ей Телминья. — Ты что же, собралась пропитаться американским духом свободы?

— Я пока не знаю, как это выйдет. Я уже говорила родителям о своем намерении, мама не особо ему рада, папа обещал все решить, но позже, ближе к окончанию университета. Они не хотят отпускать меня, я это чувствую.

— Даже не знаю, что тебе посоветовать, подруга.

— Знаешь, Телминья, — Мел повертела бокал шампанского в руке и поставила обратно на поднос, — когда я была маленькой, у меня был друг, обычный мальчишка с площадки. Мама сильно противилась нашему общению, но папа смог ее убедить, что эта дружба идет мне на пользу. Возможно, что и в этот раз будет так же.

— А потом вы перестали дружить? — поинтересовалась Телминья.

— Он в один прекрасный день исчез. Не приходил больше на площадку, а по тому номеру, что оставляла его мать, никто не отвечал. С тех пор я его не видела, а если бы и увидела, то уже не узнала бы.

— Надо же. Надеюсь, с ним не случилось ничего плохого.

— Мел, Телминья, — подошла к ним Маиза, — скоро будут подавать горячее, не задерживайтесь.

— Хорошо, мама, уже идем, — улыбнулась Мел.

— Господи, какие они красавицы! — умилялась мать Телминьи.

— Да, Лидьяне, нам определенно повезло в семейной жизни и с детьми, — гордо проговорила Маиза, поправив бриллиантовое колье.

— Как ты умудряешься не ревновать своего мужа? Красивый мужчина — это пытка, уж кто, как не я, знает это. Мой Тавинью настоящий Аполлон, его на десять минут страшно одного оставить! Кстати, а где он?

Лидьяне принялась высматривать мужа в толпе и обнаружила его на другом конце гостиной за увлекательной деловой беседой с другими мужчинами. Тавинью помахал рукой в ответ ревнивой жене, Маиза сдержанно улыбнулась, глядя на это, хотя внутренне была готова расхохотаться.

— Лидьяне, ни к чему такая тревога. Я уверена в Кайо, мне и в голову никогда не приходило ревновать его.

— И зря! Откуда ты можешь знать, чем он занят, пока ты не видишь?

— Доверие, моя дорогая, это называется доверие. Я вспоминаю молодость и понимаю, что лучшего мужа мне было не найти. А ведь когда-то мечтала выйти за Лукаса Ферраса, — спонтанно вспомнила Маиза.

— Это тот самый, ну, сын сеньора Леонидаса? Певец? — поразилась Лидьяне.

— Он самый. Боже мой, сколько воды утекло, даже вспоминать теперь странно. Ладно, Лидьяне, я на кухню — надо дать распоряжения относительно ужина, а ты продолжай развлекаться.

Праздник длился до самого позднего вечера, пока последний гость не покинул дом семьи Кадоре. С подарками и отличным настроением, разумеется. Все пошли отдыхать, только Мел отчего-то долго не ложилась в постель, а сидела возле зажженной рождественской елки, поджав ноги под себя и разглядывая волшебное мерцание огоньков на пушистых ветках, как когда-то в далеком детстве.

На сельской остановке в Богом забытой бразильской глуши несколько человек ожидали рейсовый автобус. По широкой, не очень ровной трассе изредка проезжали легковые автомобили и грузовые многотоннажники. Парень с остановки присматривался к грузовикам: не плюнуть ли на все и не прокатиться ли автостопом в кузове? Обычно он так и делал, но в этот раз у него оставались кое-какие деньги с последней халтурки, а самочувствие было на удивление дрянным, так что путешествие эконом-классом по ухабам его не слишком привлекало. То ли дело автобус — в нем даже поспать по-человечески можно.

Лео жил так уже давно — постоянные бессмысленные поездки в никуда, смена декораций, лиц и названий на табличках у въездов в населенные пункты. Он нигде не задерживался и ни к кому не привязывался — не чувствовал потребности. Что-то внутри постоянно гнало его с места на место, заставляло срываться в новый путь. В жизни Лео был один-единственный человек, рядом с которым он чувствовал себя целым, будто разбитая чашка, склеенная по кусочкам — его отец, доктор Альбьери. Воспоминания о детстве с отцом были островком тепла и света в холодном и темном океане чужих людей.

Автобус приехал — и часа не прошло. Лео уселся к окну, обхватил рюкзак и принялся рассматривать убегающие вдаль лачуги и деревья. Напротив сидела женщина лет сорока пяти и странно на него косилась добрую часть дороги. В конце концов, Лео не выдержал:

— Сеньора, все в порядке?

— Вы меня простите, что я вас так разглядываю, просто я удивляюсь, до чего бывают похожими люди, — смутилась женщина.

— Да? И на кого же я похож? — с легкой иронией улыбнулся парень.

— Вы не знаете такого певца — Лукаса Ферраса?

— Первый раз слышу.

— Ну да, — пожала плечами попутчица, — молодежь не слушает такую музыку, и очень зря, между прочим. Я была на его концерте давно, лет десять назад, но очень хорошо его запомнила и должна сказать, что вы его точная копия.

— Забавно, — отстраненно проговорил Лео и вновь уставился в окно. На самом деле, ему уже не раз приходилось слышать, как его сравнивают с этим неведомым певцом, но парень не обращал внимания на подобные разговоры — мало ли кто на кого ни похож.

В долгом пути его укачало, и Лео погрузился в дремоту. Ему привиделся необычный сон — один из тех снов, что часто повторяются в течение жизни, и разгадать которые не представляется возможным. Залитая солнцем лужайка, а на ней играют дети, много детей. Мальчики, девочки, и все одеты одинаково, вероятно, в школьную форму. Рядом какое-то здание — школа или интернат, совсем не похожая на школу, в которую мать заставляла ходить самого Лео, и где он благополучно прогуливал уроки. Ученики бегают, веселятся и словно бы не обращают внимания, что здание и лужайка около него обнесены высокой оградой с колючей проволокой. Каждый раз, когда Лео замечал эту проволоку, он вздрагивал и просыпался в холодном поту.

Очередной вечер в новой забегаловке где-то на краю земли. За соседним столиком сидит компания — два парня и три девушки, смотрят на Лео, шушукаются и смеются.

— В чем проблема? — недовольно спросил Лео, которого порядком достали эти смешки.

— Парень, ты больно похож на одного старого певца с гитарой, — сквозь гаденькую улыбку ответил грубиян. — Вы посмотрите, одно лицо! Наверное, его мать очень любила ходить на концерты.

Компания взорвалась хохотом. Такого хамства Лео стерпеть уже не мог. Он решительно встал из-за стола и направился к обидчику.

— Повтори, что ты сказал про мою маму?

— Эй, приятель, да я же пошутил, — попятился тот назад, но уже через мгновение получил сокрушительный удар кулаком в челюсть. — Больной, что ли?!

Девушки завизжали, назревала потасовка. В зал выбежала хозяйка заведения — крупная голосистая женщина с мокрым полотенцем в руке, которым она собиралась разогнать хулиганов.

— А ну пошли вон отсюда, псы паскудные! — грязно выругалась она. — Идите бить друг другу морды на улицу, а у меня не смейте пикнуть! Не то полицию вызову сию минуту!

Лео, не говоря ни слова, вылетел из бара — у него не было никакого желания разбираться с этими дураками дальше. Казалось, голова вот-вот лопнет от количества вопросов, растущего с каждым днем, точно снежный ком. Если и кто-то и может ответить на них, рассеять весь мрак в округе и привести его жизнь в нормальное русло, то это только Альбьери. Лео отправлялся в Рио и твердо намеревался разыскать его.

Деуза в нерешительности поднималась на крыльцо дома, в котором не была уже много лет. Вид его двери вызывал противоречивые чувства в женщине: сладко-горькая ностальгия по тем временам, когда ее сын был маленьким, перемешивалась со злостью на доктора Альбьери и на саму себя за свою излишнюю мягкотелость в вопросах воспитания ребенка. Но другого выхода не было — она пришла за помощью.

— Деуза! — воскликнула Эдна, увидев на пороге старую знакомую. — Как давно о тебе ничего не было слышно! Проходи, проходи скорее!

— Донна Эдна, — Деуза от волнения сильно сжимала в руках маленькую сумочку, — я пришла просить вас о помощи.

— Не стой в дверях, заходи, присядь, — суетилась хозяйка. — Сейчас я сделаю тебе кофе, и ты расскажешь обо всем по порядку.

— Деуза! — пораженно произнес Альбьери, выйдя в гостиную.

— Сеньор Альбьери…

— Скажи мне, — он не дал ей закончить фразу, подбежал к гостье и схватил ее за руки, — Лео с тобой? Где он? Как он выглядит сейчас?

— О Лео я и пришла поговорить с вами, — растерялась Деуза. — Он не объявлялся уже пять месяцев. Раньше изредка звонил и писал хотя бы пару строк о том, где он и как, но в последнее время совсем ничего! Я не видела сына целый год!

— Господи, Деуза, успокойся, — Эдна заботливо подала ей стакан с водой. — Как же так?

— Вы помните, впервые он сбежал из дома в десять лет, — начала рассказ несчастная мать. — Хотел отправиться искать вас, слава Богу, что все обошлось, и с ним ничего не случилось. Если мне и раньше было тяжело с ним, то после этого случая начался настоящий ад. Лео начал сбегать все чаще и чаще, совершенно вышел из-под моего контроля, а лет с шестнадцати стал уезжать из дома и жить неизвестно где, неизвестно чем занимаясь. Иногда писал из какого-то нового штата и просил выслать денег, если и возвращался, то ненадолго. Он был одержим идеей найти доктора Альбьери.

— Боже мой, — сочувственно покачала головой Эдна. — Не могу поверить!

«Величайшее достижение современной науки бродит по свету и ночует под мостом», — с ужасом подумал Альбьери, стоявший чуть в стороне. В последние годы ученый жил как на иголках — он прекрасно понимал, что его творение становится старше и все больше приобретает черты своего оригинала. Ситуацию сильно осложняло то, что Лукас был достаточно узнаваемым человеком в Бразилии. Не знаменитостью первого эшелона, но узнаваемым артистом, особенно среди людей более старшего поколения. Рано или поздно охотники за сенсациями звездной жизни заметят Лео и начнут раскапывать эту историю, вот тогда… Страшно представить, что тогда начнется. Альбьери литрами пил сердечные капли, что вызывало серьезное беспокойство его жены. Разве могла она знать, в каком напряжении приходится постоянно жить мужу?

— Я подумала, — продолжала Деуза, — что вы сможете помочь мне с поисками сына. Я живу скромно, не имею связей и не могу себе позволить услуги детектива…

— Конечно, мы поможем, даже не сомневайся! — заверила ее Эдна. — Правда, Альбьери?

Ученый неопределенно кивнул — он был слишком глубоко погружен в свои тревожные мысли.

— Вот, я даже фотографию привезла, — полезла в сумочку Деуза. — Ей чуть больше года, но Лео не особо изменился, я думаю.

— Нет! — резко остановил ее Альбьери.

— Альбьери, что такое? — удивилась Эдна.

— Деуза, идем в мой кабинет, там ты отдашь мне фотографию, — засуетился он. — Я положу ее в укромное место, чтобы не потерялась, и в ближайшее время передам детективу, хорошо?

— Н-ну, если вы настаиваете, сеньор… — женщины недоуменно переглянулись.

Доктор едва ли не за руку провел бывшую пациентку в кабинет, а ничего не понимающую жену буквально вытолкал за дверь:

— Эдна, оставь нас на пять минут, пожалуйста. Деуза, садись, покажи мне Лео.

Женщина молча протянула ему снимок. У Альбьери перехватило дух: «Копия! Точная копия! Ни одного физического изъяна, внешне он абсолютно такой же, каким был Диогу! Каким был Лукас. Вот только эта его склонность к бродяжничеству… Нет ли у него дефектов психики? Какова структура его личности? Вот, что хотелось бы знать…»

— Это мой Лео, — гордо проговорила Деуза, словно ожидала похвалы. — Сеньор Альбьери, умоляю, помогите его разыскать! Я не могу спать спокойно, когда не знаю, сыт он или голоден, здоров или болен, жив или… Нет, не дай Бог, я не должна так говорить. Конечно, он жив.

— Да, Деуза, да… — бормотал себе под нос доктор, не отрывая взгляда от изображения клона. — Скажи, а ты замечала еще какие-нибудь странности в его поведении, ну, кроме того, что он сбегает из дома?

— Даже не знаю. Ничего особенного, кажется, а почему вы спрашиваете?

— Детектив должен будет знать подробности, — пряча глаза, солгал Альбьери. — Как Лео идет на контакт с людьми?

— Его нельзя назвать робким, — задумалась Деуза, — скорее, наоборот. Но при этом он очень одинок — ни друзей, ни девушки, возле него какие-то случайные люди, о которых я ничего не знаю. Во всяком случае, так было раньше.

— А что его интересует?

— Сложно ответить. Сеньор, когда вы начали меня спрашивать, я поняла, что совсем не знаю собственного сына, — не сдержала слез женщина.

— Деуза, не плачь, — машинально произнес Альбьери. Он не выносил женских слез и никогда не умел успокаивать плачущих женщин. — Спасибо, что ты пришла, мы обязательно разыщем Лео.

— Благодарю вас от всей души, сеньор! — Деуза с жаром пожала ему ладонь. — Я знала, что вы мне не откажете!

Она ушла, а Альбьери вновь достал припрятанную фотографию и начал внимательно ее рассматривать. Он размышлял: «Мне повезло, что Деуза до сих пор не знает, как выглядит Лукас. Однако, это ненадолго. Она вернулась в Рио и может увидеть его в журнале или по телевизору. Им с Лео обоим лучше было бы оставаться в той глуши, где они жили, а лучше вовсе уехать за границу, как я предлагал когда-то. Возможно, еще не поздно организовать переезд, но шанс слишком мал. Лео, похоже, своенравен и неуправляем, захочет ли? Кольцо сжимается, веревка затягивается прямо на моей шее…»

Лео полной грудью вдохнул немного загрязненный от большого количества машин воздух Рио-де-Жанейро. Наконец-то он дома, наконец-то он найдет отца, которого так долго искал, и все в его жизни отныне будет правильно. Лео не стал сразу идти домой к матери, а долго гулял по улицам родного города, изредка улавливая удивленные или любопытные взгляды прохожих. Он мог спокойно пнуть мяч играющим в футбол мальчишкам или усесться на детские качели без зазрения совести — ему было совершенно все равно, что подумают об этом окружающие. Дошкольное детство было самым счастливым временем для Лео, и он с тоской смотрел на то, как играют на площадке мальчики и девочки, опекаемые родителями.

По парковой дорожке быстрым шагом шла невысокая миловидная девушка лет восемнадцати-двадцати. Она была в прекрасном настроении, настолько прекрасном, что не заметила, как из полурасстегнутого кармана рюкзака выпала на асфальт зачетная книжка. Лео поднялся со скамейки, подобрал выпавший документ и окликнул ее:

— Девушка! Вы потеряли!

— Ох, спасибо большое! — она остановила свой бег и взяла зачетку из рук незнакомца. — Я такая растяпа.

— Привет! — улыбнулся он ей.

— Привет! А ты мне кого-то напоминаешь, — девушка прищурила глаза.

— Лукаса Ферраса, наверное, — засмеялся Лео.

— Да, точно. Определенно, именно его ты мне и напоминаешь.

— Мне все так говорят.

— А ты сам его видел?

— Нет, и не горю желанием.

— Но вы действительно очень похожи, — подтвердила девушка.

— Не отрицаю. Как тебя зовут?

— Мел, — с улыбкой протянула она ему руку, — а тебя?

— Мел… Так звали мою подругу в детстве до того, как я уехал из Рио, — вместо ответа сказал парень.

Мел на несколько мгновений остолбенела и вновь всмотрелась в его лицо:

— Ты?..

— Что я?..

— Лео, это ты?! — осенило ее.

— Если мы подумали об одном и том же Лео, то да, это я, — он сам был удивлен не меньше.

— Да ладно, я глазам своим не верю! И где же ты пропадал?

— Везде. Вообще, мы с мамой и бабушкой жили в Пара, но я уже где только ни побывал, разве что за границу еще не ездил.

— Уехали и ничего не сказали, — обиженно нахмурила брови Мел.

— Эти претензии не ко мне, а к моей маме. Ну, а ты как поживаешь? Как твои родители?

— Все хорошо, — беззаботно произнесла Мел. — Я учусь в университете, гуляю с друзьями, все, как у всех.

— Вы все еще живете в том доме?

— А ты помнишь? — наклонила голову набок Мел.

— Такое забудешь, — улыбнулся Лео. — До сих пор вспоминаю, как мы играли в войнушку у вас во дворе и случайно разбили какое-то садовое украшение твоей матери, вот крику-то было!

Мел расхохоталась.

— Я скучала по тем временам, — вдруг проговорила она с ноткой грусти.

— Да, я тоже очень скучал. У меня больше не было таких друзей.

— Куда ты сейчас? — Мел переменила тему разговора, который начал ее смущать.

— Да так, есть кое-какие дела, — уклончиво ответил Лео.

— Давай обменяемся телефонами, а то опять пропадешь на пятнадцать лет.

— Ну, давай, — охотно согласился он.

— Вот, — Мел протянула ему визитку, — звони, как будет время и желание, поболтаем.

— Обязательно. Рад был встрече, Мел!

* * *

В этот день Деуза пораньше вернулась с работы. Не то чтобы у нее была веская причина, напротив, она никогда не отлынивала от своих трудовых обязанностей, но какое-то внутреннее чутье подсказало женщине, что она обязана быть дома. Ее мать, донна Мосинья, смотрела сериал и вязала крючком, сидя в плетеном кресле-качалке. В простую деревянную дверь кто-то постучал со всей силы.

— Мама!.. — Деуза подскочила на месте. — Это наверняка Лео, я чувствую!

— Иди скорее, открывай, — заволновалась старушка.

— Лео! — не помня себя от восторга, воскликнула Деуза, когда увидела сына.

— Привет, мама! — сказал он так, словно выходил на пять минут за хлебом. — Я вернулся.

— Сыночек! — бросилась она ему на шею. — Мы так скучали, мы тут с ума сходили! Почему ты так поступил, почему бросил нас?

— Бабуля! — обрадовался Лео, увидев бабушку.

— Ах ты, проказник! — строго пожурила она его. — Это же надо, целый год не показывался, совсем не думаешь о матери с бабушкой!

— Неправда, я о вас думал, — возразил он.

— Если бы думал, позвонил бы!

— Да ладно, бабуля, — чмокнул он ее в морщинистую щеку. — Вот же он я, здесь.

— Садись скорее за стол, — заторопилась Деуза, — мы как раз собирались ужинать.

— Очень хорошо, я ужасно голоден, — Лео с вожделением посмотрел на пока еще пустые тарелки.

— Мы уж в полицию хотели обратиться, — продолжала выговаривать ему донна Мосинья.

— Зачем в полицию?..

— А вдруг с тобой что-нибудь случилось бы в твоих странствиях? Лео, пора взрослеть — учиться, искать работу, осесть на одном месте, в конце концов.

— Бабуля, — вздохнул Лео, — я все это прекрасно понимаю. Просто не хочу.

— Как это так, не хочешь?

— Не хочу. Я еще не нашел отца. Когда найду, тогда и буду решать, как и что.

— Ты все так и не оставил мыслей о сеньоре Альбьери? — искоса посмотрела на него бабушка.

— Нет, и не оставлю, и не мечтайте, — с долей вызова сказал парень.

— Лео, ты опять грубишь! — рассердилась Деуза, накрывая на стол. — Сынок, ну хоть сегодня давай не ссориться!

— Ах, мама! — он подошел к матери и прижался к ней, как в детстве. — Когда же ты поймешь, что я не только твой сын?

— Лео, я не хочу об этом сейчас говорить. Лучше поужинай, все горячее.

— Ты знаешь, где сейчас Альбьери? — Лео не стал отказываться от трапезы, но не оставлял попыток добыть интересующую его информацию.

— Не знаю, — сокрыла правду Деуза. — Я не видела его и донну Эдну с тех самых пор, как мы уехали.

— Но ты помнишь старый адрес? Вдруг они все еще там?

— Я недавно звонила туда, кажется, дом продан.

— Досадно, — проговорил он с набитым ртом. — Я попробую достать городской справочник номеров и посмотреть в нем.

— Сынок, сеньор Альбьери мог уехать из Рио и даже из Бразилии!

— Мама! — начал злиться Лео. — Это все твои отговорки, ты мне постоянно сочиняла небылицы про отца! Может, и дом вовсе не продан?

— Да как ты смеешь?! — Деуза была готова влепить ему пощечину.

— Успокойтесь оба! — приказным тоном произнесла Мосинья. — Лео, имей совесть!

— Я прямо сейчас иду покупать справочник, — он встал из-за стола, не доедая. — Если окажется, что вы меня опять обманули, я снова уеду. Надолго.

— Вот и уезжай! — в слезах крикнула ему вслед мать. — Неблагодарный щенок! Лучше бы ты вообще не возвращался!

Лео молча захлопнул калитку и зашагал по улице прочь от дома.

— Мама! — только и могла всхлипнуть Деуза. — За что мне все это, за что?..

— Я не знаю, что тебе сказать, дочка, — расстроилась старушка. — Я уповаю на Господа и на то, что однажды Лео разочаруется в сеньоре Альбьери. Пусть он увидит, каков его кумир на самом деле.

— Думаешь?.. — с надеждой проговорила Деуза.

— Доктор для него господь и бог, он на него чуть ли не молится. Разве можно с этим что-то сделать? Время все расставит по местам, дочка, вот увидишь.

Лео шел по улице, яростно пиная все, чему не посчастливилось попасться под ноги — булыжники, ветки, окурки. Каждый раз, когда речь заходила о докторе Альбьери, они с матерью ругались в пух и прах. Он не любил ссориться с ней, но ничего не мог поделать с той злостью и возмущением в душе, которые возникали от этих разговоров. Давняя обида заглушала любые проявления сыновней любви, и он превращался в монстра, терзающего самого близкого человека. Тем не менее, Лео был уверен, что после того, как он встретится с отцом и убедит его помириться с Деузой, проблема исчерпает сама себя, ведь он и сам страдал от конфликтов с матерью.

— Здравствуйте, у вас есть справочник с номерами городских телефонов? — Лео постучался в окно киоска с печатными изданиями.

— Есть, с вас два реала, — пробубнила продавщица, увлеченная разгадыванием сканворда.

— Отлично, я куплю, — Лео полез в рюкзак за бумажником, но тут его взгляд упал на журнал в витрине, а рюкзак полетел на землю.

— Молодой человек, так вы будете расплачиваться? — выглянула в окошко пожилая сеньора и сама обомлела.

— Это, — беспомощно открывая рот, точно рыба, Лео ткнул пальцем в обложку, — сколько это стоит?

— Три реала двадцать пять сентаво, — на автомате сказала продавщица, бегая глазами с изображения на первой полосе на лицо покупателя.

Лео рассеянно поднял рюкзак.

— Последние деньги остались… Я возьму.

— Что возьмете-то? Справочник или журнал?

— И справочник, и журнал!

Рассчитавшись за покупку, он тяжелой поступью доковылял до ближайшей скамейки и рухнул на нее. Справочник Лео пока отложил в сторону, его интересовало биографическое издание с заголовком: «Лукас Феррас: двадцать лет творческого пути». С обложки прямо на него смотрел… он сам. Постарше годами, с другой прической, в другой одежде и с несколько иным выражением лица, но усомниться в стопроцентном сходстве черт не представлялось возможным. Лео судорожно начал листать журнал и зачитывал вслух:

— «Лукас Феррас… певец, бард, композитор, сын известного бразильского промышленника Леонидаса Ферраса. Музыкальную карьеру начал в 1981 году в первом составе группы…» Черт возьми, черт, черт, черт!

Лео поднес снимки молодого Лукаса как можно ближе к глазам: тот стоял на сцене с бас-гитарой вместе с коллегами по группе в образе, типичном для начала восьмидесятых, чуть ниже была фотография с концерта в Нова-Игуасу, а на другой странице он был запечатлен с какой-то девушкой.

— Он не просто похож, он — это я! — потрясенно прошептал Лео. — Как такое возможно? Неужели те идиоты были правы, и это мой настоящий отец?.. Только Альбьери может мне разъяснить!

Парень схватился за справочник, но от переживаний с трудом мог найти нужный номер, так как строчки с мелкими буквами резко прыгали перед глазами.

— Клиника доктора Альбьери! Вот оно! — обрадовался Лео.

Он подбежал к таксофону, снял трубку и начал набирать заветные цифры. Беспрерывные длинные гудки говорили о том, что на рабочем месте уже никого нет. После десятой попытки Лео сдался и побрел, куда глаза глядят. Когда усталость взяла верх, он сел, прислонившись к фонарному столбу, подложил рюкзак под спину и медленно заснул.

И снова загадочный интернат, но теперь он уже сам будто бы был его учеником, мальчиком лет тринадцати. Он играл с товарищами в футбол, но вот мяч улетел за ограду. Ребята кричали ему: «Лео, сходи за мячом! Лео, не стой, игру нужно продолжать! Лео, ты оглох?!» Однако Лео не мог сдвинуться и с места — вид ограды парализовал его. Нельзя было описать тот ужас, который он испытывал, глядя на проволоку по периметру поля. Что же это? Почему кошмарный сон преследует его? Лео мечтал однажды разгадать эту тайну.

* * *

Утро в клинике началось с того, что телефон трезвонил каждые три минуты.

— Анита, возьми трубку, пожалуйста, — позвала Эдна администратора.

— Клиника доктора Альбьери, слушаю вас, — подоспела Анита.

— Здравствуйте, я могу поговорить с Альбьери? — сказал молодой парень на том конце провода.

— Доктора Альбьери еще нет, кто его спрашивает?

— А когда будет?

— Позвоните ближе к десяти.

— Спасибо, — таинственный незнакомец положил трубку.

— Кто там, Анита? — отчего-то встревожилась Эдна.

— Спрашивали доктора Альбьери, какой-то парень, — пожала плечами администратор.

— Я сама подойду, когда он начнет звонить снова.

Звонок действительно не заставил себя ждать — в десятом часу телефон начал разрываться с новой силой.

— Клиника доктора Альбьери, — ответила Эдна, — чем могу помочь?

— Доброе утро, я только что звонил по поводу…

— Лукас?! — удивилась женщина.

Альбьери нарисовался в холле клиники, точно по волшебству. Услышав имя Лукаса, он со скоростью молнии подлетел к обескураженной жене и вырвал у нее трубку из рук.

— Алло?! — с жутким волнением произнес он.

— Папа?.. — послышался очень знакомый, родной голос.

— Да, да, это я! — ответил Альбьери, не выдавая себя перед окружающими. — Где ты?

— Я на Праса-да-Бандейра, тут рядом какая-то часовня…

— Понял. Жди меня там, никуда не уходи! Я скоро буду.

— Альбьери, что случилось? — обеспокоилась Эдна. — Что произошло у Лукаса?

— Потом, Эдна, потом, — отмахнулся от нее доктор и помчался на встречу с тем, чья жизнь зародилась в его лаборатории.

* * *

В маленькой часовне на зеленом холме стояла удивительная тишина, какая бывает только в церкви в час, свободный от богослужений. Сладко-терпкий запах ладана и множества горящих свечей обволакивал забредшего одинокого посетителя, сквозь разноцветные витражные стекла на скамьи и образа ложились солнечные лучи, а высокие каменные своды стрелой устремлялись в небо. Лео сидел, подперев голову ладонью, и считал огоньки свечей возле распятия. Мелодичный звон колоколов наполнил часовню и словно эхом отозвался в каждом уголке души. Парень обернулся, почувствовав чье-то присутствие. В дверях стоял он — тот, кого Лео всю жизнь считал родным отцом, тот, кого он не видел бесконечно долго, и тот, по кому так сильно тосковал.

Альбьери потерял дар речи, когда своими глазами увидел сотворенное им же самим чудо. Конечно, он знал Лео маленьким мальчиком и понимал, что ему удалось добиться полного сходства с оригиналом, но именно взрослый клон производил неизгладимое впечатление. Те же черты лица, тот же взгляд и даже наклон головы. Образ Диогу в памяти вырисовался до боли ярко. Альбьери думал: «Это невероятно! У меня получилось, мне удалось оживить мертвое! Как Иисус воскресил Лазаря! Новая эра на пороге, наука побеждает смерть, а человеческий разум торжествует».

— Папа? — с робостью проговорил Лео.

— Сын! — в порыве чувств Альбьери заключил его в крепкие объятья.

— Я так долго искал тебя, — уткнулся Лео в отцовское плечо. — Мама делала все, чтобы я тебя забыл, но я никогда не забывал.

— Лео, дай на тебя посмотреть! — восторженно улыбался Альбьери.

— Я сильно изменился?

— О, я узнал бы тебя в любом месте и в любом времени!

Доктор принялся расспрашивать Лео обо всем, что его интересовало — об отношении к жизни, увлечениях, занятиях, друзьях и девушках. Так он пытался выяснить, что клон взял от одного близнеца, а что — от другого. В свою очередь, парень хотел узнать подробности отношений своих родителей, ведь он искренне недоумевал, почему отец и мать не вместе, более того, каковы причины такой серьезной размолвки между ними.

— Лео, тебя что-нибудь беспокоит по типу видений, странных снов, неясных воспоминаний? — спросил Альбьери, приложив палец к подбородку.

— Да, беспокоит, — он помрачнел. — Иногда мне на память смутно приходят такие вещи, которые я помнить не могу. Например, когда я впервые оказался в Мараньяне и увидел песчаные дюны, я точно понял, что видел раньше такое. Вот только где?

«Воспоминания от Лукаса, это проявление генетической памяти! Поразительно!» — восхищался про себя Альбьери.

— А еще мне часто снится один и тот же сон. Закрытая школа, полная детей, окруженная высоким забором с натянутой поверх колючей проволокой. Эта проволока вселяет в меня ужас, сам не знаю, почему.

«Подсознание рисует ему этот образ, хочет о чем-то сказать. Неужели таким путем психика дает сигнал своему хозяину о его происхождении? Любопытно, почему именно школа и проволока?» — рассуждал ученый.

— Папа, ты ведь мой отец? — в очередной раз задал этот вопрос Лео.

— Конечно! Почему ты сомневаешься?

— Меня часто сравнивают с одним человеком. Я думал, это просто совпадение, но вчера увидел своими глазами его фотографии, вот, — он протянул отцу журнал со снимком Лукаса на обложке. — Как я могу быть настолько похожим на него, это какой-то мой родственник?

Альбьери ухватился рукой за скамью и присел, чтобы не упасть ничком. Лео нанес ему сокрушительный удар под дых. Доктор абсолютно был морально не готов держать ответ перед своим творением и всем остальным миром.

— Папа, тебе нехорошо? — заволновался парень.

— Нет, все нормально, — Альбьери расстегнул тугой ворот рубашки, чтобы дышать свободнее. — Лео, послушай меня очень внимательно.

— Да?..

— Скоро я отвечу на все твои вопросы, но ты должен будешь выполнить то, о чем я тебя попрошу. Ты поживешь какое-то время у моего друга, падре Маттиоли, а потом мы вместе поедем в Марокко.

— В пустыню?.. — глаза Лео загорелись.

— Да, я хочу показать тебя кое-кому. До этого времени, прошу тебя, никаких контактов с внешним миром. Ни с матерью, ни с бабушкой, ни с кем бы то ни было, и ни в коем случае не гуляй по улицам!

— Почему? — Лео был сильно удивлен.

— Потому что твой отец тебя просит.

— Ну… хорошо, — согласился он. — Только не затягивай с поездкой, пожалуйста, я терпеть не могу сидеть взаперти.

— Нет, Лео, я не задержусь, — отрицательно помотал головой Альбьери, и в его голосе прозвучала катастрофическая обреченность, чего Лео, конечно же, не заметил. — Иди, я обниму тебя!

— Мы едем в пустыню, — мечтательно проговорил парень.

«Вот и все, пришел мой час», — пронеслось в мыслях у доктора. «Это будет час моей славы или час моей погибели».

В доме уважаемого адвоката Оттавио Валверде в отсутствие старших отдыхала молодежь. Мел и Телминья сидели на диване и уплетали запасы провизии, найденные в холодильнике, а Сесеу и кудрявый блондин Нанду эмоционально обсуждали музыкальные тенденции.

— Нанду, твой рок уже никому не нужен, — убеждал приятеля Сесеу. — Он остался в семидесятых, сейчас на волне другая музыка.

— Какая такая другая музыка? — презрительно повел бровью Нанду.

— Техно, чувак, рэп, хип-хоп!

— Да про это твое техно уже через пять лет никто не вспомнит! — махнул рукой блондин. — Нет, я люблю под него отрываться на дискотеках, но называть это музыкой язык не поворачивается.

— Да ты просто зануда.

— Андеграунд никогда не умрет, Сесеу, мы с ребятами еще порвем толпу!

— Давай выпроводим их, — шепнула Мел Телминье.

— Мальчики, на кухне еще осталось пиво! — подала голос Телминья.

— Что же ты раньше молчала? — воскликнул Нанду. — Чувак, пошли за пивом!

— Вот и замечательно, — Мел плюхнулась на противоположный конец дивана к столику с телефоном и начала набирать какой-то номер.

— Кому ты звонишь?

— Сейчас все узнаешь, — девушка загадочно улыбнулась. Посидев с трубкой у уха минут пять, она разочарованно отключила аппарат и надулась, словно мышь на крупу.

— Что происходит, Мел? — удивилась Телминья.

— Он опять куда-то пропал.

— Кто он?

— Этот парень, про которого я тебе говорила, что мы дружили в детстве!

— Да ла-адно! Ты его нашла?

— Да мы и не искали друг друга, это случайно получилось, — проговорила Мел в испорченном настроении. — Обменялись телефонами, я хотела ему позвонить, а мне сказали, что его нет дома. Сейчас вообще никто на звонок не отвечает.

— Ну и дела, — Телминья доедала бутерброд.

— Что ж, нет, так нет, — Мел поднялась с дивана. — Идем гулять. Я только позову Нанду и Сесеу.

* * *

Эдна в растерянности металась по дому: Альбьери собрал чемодан и внезапно исчез на рассвете, никому ничего не сказав. Она приходила в отчаяние от мысли, что ее обожаемый муж сбежал к другой женщине. И ладно бы, если сказал все открыто, напрямую, глядя в глаза — это еще можно было бы пережить, но тайная измена, предательство, удар ножом в спину… Разве для этого Эдна отдавала ему всю свою жизнь до мельчайшей капли, растворялась в браке, не оставляя от себя даже тени? Чем она заслужила такого наказания?

В дверь кто-то долго и настойчиво позвонил.

— Альбьери! — с придыханием сказала Эдна и бросилась открывать неизвестному гостю.

— Донна Эдна! — в дверях стояла встревоженная Деуза. — Простите за очередное вторжение, скажите, Лео не у вас?

— Лео? — женщина в недоумении хлопала глазами. — Проходи, Деуза.

— Он вернулся в Рио около недели назад, — рассказывала гостья. — В первый же день ушел из дома, сказал, что идет искать доктора Альбьери, и с тех пор о нем нет никаких вестей.

— Боже мой… Альбьери только что тоже исчез! Уехал тайно и не сообщил, куда.

— Донна Эдна! — запаниковала Деуза. — Они сбежали вместе! Он украл у меня сына!

— Деуза, Деуза, успокойся, — ревнивая жена внутренне была очень рада, что ее благоверный не изменил ей, хотя такое поведение и не могло не настораживать.

— Что же делать? Он похитил Лео, я больше никогда его не увижу!

— Главное, не поддавайся панике. Деуза, я вспомнила! Незадолго до этого в клинику звонил Лукас, после разговора с ним Альбьери сорвался с места и помчался куда-то, а потом несколько дней ходил сам не свой. Может быть, Лукас что-то знает?

— Кто такой этот Лукас?

— Его крестник, пасынок Иветти.

— Иветти! — воскликнула Деуза. — Вот, кто сможет нам помочь!

* * *

У семейства Феррасов в их огромном доме царила привычная идиллия. На выходные к дедушке с бабушкой приехал погостить шестилетний Жоржинью — первый и пока единственный внук Леонидаса. Он был обласкан со всех сторон дедом, Иветти, Далвой и дядюшками, которые с удовольствием играли с племянником во дворе в мяч, несмотря на то, что сами были уже далеко не маленькими детьми. Эдуарду, старший из близнецов, был очень вдумчивым и имел цепкую деловую хватку, что приводило его отца в неописуемый восторг. Младший же, Франсишку, слыл весельчаком и балагуром и о делах компании не помышлял даже во сне. Он хотел стать актером, и Леонидас не препятствовал сыну в его желании, а спокойно отпускал на занятия университетского драмкружка.

Далва стояла у окна в комнате Диогу, которая по-прежнему оставалась нетронута, и смотрела на то, как играют ее любимые мальчики. Взгляд служанки обратился к фотопортрету на стене.

— Вот так, Диогу, мы и живем. Все счастливы, все радуются и любят друг друга. Как было бы здорово, если бы ты был с нами. Познакомился бы с братьями, с племянником, с невесткой, они бы тебе все очень понравились. Мальчик мой, — она провела рукой по портрету, а из глаз побежали слезы, — наше счастье никогда не будет полным без тебя.

У ворот особняка появились две женщины. Одну из них Далва знала — это была Эдна, жена доктора Альбьери, а другая была ей не известна.

— Эдна, здравствуй. Деуза! — встретила их Иветти в гостиной. — Какой сюрприз, я не видела тебя так много лет! Почему же ты не предупредила о визите? Мы бы устроили настоящий званый ужин!

— Мне не до ужинов, Иветти, — потухшим голосом произнесла Деуза.

— Да на тебе же лица нет! Далва, принеси, пожалуйста, что-нибудь для Деузы и Эдны. Садитесь, прошу вас! Что случилось, Деуза?

— Иветти, я не знаю, с чего начать…

— Альбьери уехал в неизвестном направлении вместе с Лео, — подсказала Эдна.

— С Лео?! — поразилась Иветти. — Но зачем?

— Ах, ты не понимаешь. Сеньор Альбьери всю жизнь старается отобрать у меня сына, я ума не приложу, для чего он это делает. Это происходит с самого его рождения, я даже увезла Лео в Пара — надеялась, что там он забудет доктора, но все бесполезно. Я только укрепила в нем эту привязанность. Он вырос, но про сеньора Альбьери не забыл. Не успел вернуться в Рио, как сразу же ушел на его поиски, и они вместе куда-то уехали. Иветти, я так боюсь, что с ним что-то случится, что он не вернется!

— Деуза, это же черт знает, что такое! — всплеснула руками сеньора Феррас. — Очень хорошо, что ты пришла к нам, мы подключим Львеночка, Лукаса — всех, но из-под земли достанем беглецов! Верь мне.

— Спасибо, Иветти, я не знаю, как тебя благодарить!

— Иветти?.. — Деуза сидела спиной к дверям и вздрогнула, когда услышала голос сына. Вне сомнения, голос принадлежал Лео. — Я приехал забрать Жоржинью, потом увидел, что у вас гости…

Деуза обернулась. Она увидела не Лео, нет, но… кого же она увидела?

— Деуза, ты в порядке? — Иветти попыталась привести подругу в чувство, но та стояла, широко распахнув глаза, и беззвучно шевелила губами.

— Что происходит? — не понял Лукас. — Что с вами, сеньора?

— Пресвятая Дева Мария! — единственное, что могла выговорить потрясенная женщина. Она дрожащими руками достала из сумочки фотографию и протянула Иветти. — Вот. Мой Лео. Сами взгляните.

Иветти взглянула на снимок и медленно опустилась на диван в полном замешательстве.

— Что такое? — взволновалась Эдна.

— Иветти, я ничего не понима… — Лукас выхватил из рук мачехи фотографию и обомлел. Он увидел себя молодого, но в то же время это был другой человек. История становилась все более запутанной.

Фес, Марокко

Горячий воздух из Сахары доносился ветром до окраин Феса, где под раскаленным небом гуляли двое приезжих. Лео с детским восторгом рассматривал экзотические пейзажи, людей, величественные каменные дома, стены которых он даже трогал руками, словно пытался убедиться, что они настоящие. Его радости не было предела, чего нельзя сказать об Альбьери, ходившем рядом со своим крестником с потерянным видом приговоренного висельника.

— Папа, это невероятно! — восхищался Лео. — Я всю жизнь мечтал оказаться в таком месте. Я почему-то уверен, что был здесь раньше. Не знаю, как, но я помню эти улицы и пустыню, ты мне веришь?

— Верю, Лео.

— Может, в прошлой жизни я был арабом и жил в этом городе? Когда я был в Параибе, то встретил гадалку. Она сказала мне, что я проживаю вторую жизнь, но я только посмеялся. А сейчас думаю, что она, возможно, была права.

— Лео, а что для тебя значит «прожить вторую жизнь»? — пытливо посмотрел на него Альбьери.

— Ну, не знаю, — растерялся парень. — Переселение души, что-то вроде того.

— Как бы ты отнесся к идее проживания других жизней путем клонирования? — доктор прощупывал почву.

— Что такое клонирование? — простодушно спросил Лео.

— Это искусственный способ размножения, когда новая жизнь получается не путем слияния клеток родителей, а от клетки одного взрослого организма.

— Я ничего не понял, папа.

— Я объясню тебе. В каждом ребенке есть половина от отца и половина от матери, а у клона не так. Он сформировался от одного человека, поэтому в нем все идентично тому, чья клетка была взята. Проще говоря, я могу отщипнуть от тебя кусочек, создать эмбрион, имплантировать его женщине, и через девять месяцев ты родишься заново. Теперь понятно?

— Ужас какой, — Лео нервно подергал мочку уха. — Неужели такое возможно?

— Возможно, Лео, конечно, возможно! — с жаром закивал Альбьери.

— И кто-нибудь уже родился таким способом?..

— А если я скажу, что да?

— Мне было бы жаль этого человека.

— Почему жаль? — недоумевал доктор. — Чем он хуже тебя? Он такой же человек и имеет все права.

— Ты сам сказал, что все дети получаются от отца и матери, а клон — нет. Этот человек, с которого его скопировали, кто он ему?

— В науке это называется матрица, но в обычном языке пока нет подходящего слова. Пока! — поспешил оговориться Альбьери. — Когда клонирование станет обыденным делом, люди будут относиться к нему соответствующе.

— И все-таки, это ужас, — скривился Лео. — Не завидую я этому клону, если он существует.

«Ему будет сложно принять правду», — с досадой подумал Альбьери.

* * *

— Альбьери! — сид Али расцеловал нежданного гостя. — Что же ты не сказал, что приезжаешь в Фес? Я бы устроил роскошный праздник в твою честь!

— Не стоит, Али, мне сейчас не до праздников, — тяжело проговорил Альбьери. — Я приехал со своим крестником.

— Это же замечательно! Почему ты его не привел?

— Я хочу тебя с ним познакомить, но не здесь.

— Альбье-ери, — с подозрением протянул Али и взглянул в лицо старому другу. Он прекрасно знал это лицо с молодых лет, и то выражение, которое ему приходилось наблюдать сейчас, не сулило ничего хорошего. — Ты что-то натворил, я нутром чувствую.

— После, Али, после. Лучше скажи, как у тебя дела, мы не виделись столько лет!

— Хвала Аллаху, крыша моего дома держится крепко, — улыбнулся Али. — Мне очень повезло, что я женился на Зорайде, она настоящее сокровище! Двадцать лет жизни душа в душу, подумать только…

— А твоя племянница? — вспомнил Альбьери. — Первая жена Лукаса.

— Жади! У Жади все замечательно: у нее крепкая семья, любящий муж и двое детей — дочь и сын. Они с Саидом уже лет десять как перебрались в Каир, она работает в крупном педиатрическом центре.

— У всех все хорошо, — задумчиво произнес доктор.

— Кроме тебя, я полагаю? — догадался Али.

— Мне очень нужен твой совет. Али, я в шаге от гибели.

— Аллах! — испуганно воскликнул старик. — Да что же у тебя случилось?

— Ты все поймешь, когда увидишь его, Али. Ты все поймешь.

Лео бродил по развалинам касбы и с замиранием сердца разглядывал их высокие каменные своды, соломенные крыши и солнечные блики на песке. Его вновь охватило странное чувство дежавю, и казалось, что вот-вот из-за древней колонны выйдет прекрасная принцесса в сказочном одеянии и начнет танцевать восточный танец, а маленькие монетки на ее одежде будут звенеть в унисон с ветром. «Здесь когда-то жили люди. Наверное, я жил среди них, ведь откуда-то же я помню эти места», — размышлял Лео. Он услышал посторонние шаги и насторожился, но когда увидел, что это всего лишь отец со своим другом, широко улыбнулся им и помахал рукой.

Али встал, как вкопанный, лицезрея перед собой юного Лукаса. Он смотрел на него во все глаза и пытался осознать увиденное. Умом он уже понял, какое бедствие сотворил его друг, но сердце все еще отказывалось принимать страшную истину.

— Аллах! — еле слышно пробормотал Али. — Альбьери, ты… ты…

— Да, — кратко, но исчерпывающе ответил тот.

Старик повалился на землю, будто подкошенный.

— Папа, что это с ним? — испугался Лео.

Альбьери молчал.

— Альбьери, что ты наделал, что ты наделал! — в отчаянии схватился за голову ревностный мусульманин.

— Лео, оставь нас, пожалуйста, — попросил доктор крестника. — Подожди у входа в развалины.

— Да как ты посмел! Ты… ты решил сравняться с Богом, Альбьери!

— Да, решил, — гордо вздернул подбородок ученый. — Весь прогресс человеческого общества построен на том, что человек стремится быть похожим на Бога. Собственно говоря, и сам Бог был придуман как идеал, как эталон, как вектор развития.

— Что ты такое говоришь?!

— Али, ты мусульманин. В вашей религии Бог находится на недосягаемой высоте, настолько недосягаемой, что вы даже не рисуете картины, боясь хоть в чем-то уподобиться Ему. Христианство принципиально иное. Новый Завет прямо призывает приблизиться к Создателю, Бог спускается к человеку и зовет того стать богом. Все христианское богословие строится на этом, Али. Вот почему западная цивилизация ушла в своем прогрессе намного дальше, чем восточная, мы более смелые, мы более дерзкие! Современным людям уже не нужен Бог, чтобы стремиться к идеалу, идеал уже заложен в нашем культурном коде многими поколениями до нас! Когда ты берешь кирпичи, цемент и строишь дом — ты уподобляешься Творцу. Когда ты берешь холст, краски и рисуешь картину — ты уподобляешься Творцу. Когда ты создаешь лекарство, спасающее жизни миллионов — ты уподобляешься Творцу. Али, человек не может жить иначе!

— Нет-нет-не-ет! — отрицательно замотал головой Али. — Альбьери, ты еще в семинарии был склонен истолковывать все в пользу своих безумных теорий. Да, я мусульманин, но я прекрасно знаю, о чем говорится в Новом Завете, там нет и десятой доли того, что ты мне сейчас наговорил.

— Неправда! Али, просто признай: религия выполнила свою функцию в жизни общества и отжила свое. Цепляясь за эти догмы, вы только тормозите развитие цивилизации!

— Что ты называешь развитием цивилизации? — закричал на него марокканец. — Этого несчастного парня ты называешь развитием цивилизации?!

— Лео только первый в своем роде, но клонирование может принести небывалую пользу человечеству.

— Аллах, мне страшно даже помыслить об этом! — в священном ужасе воскликнул Али.

— Но нет пророка в своем отечестве, Али. Гениев редко принимают при их жизни, я боюсь, что меня распнут. Вот, чего я боюсь.

— Ты хотел играть в Бога, но ты забыл, Альбьери, что твоего Бога распяли. Учись принимать последствия.

Али замолчал и устало побрел прочь из развалин. Следом за ним размеренно шагал доктор Альбьери. Лео поднялся на ноги и окликнул их.

— Папа! Куда мы теперь?

— Идем в мой дом, — сказал ему марокканец, превозмогая мистический страх перед созданием, не созданным Аллахом, — ты будешь дорогим гостем.

Богатое убранство дома Али поразило Лео не меньше, чем пустыня и старые развалины крепости. Оставив увлеченных какой-то серьезной и жаркой дискуссией старых друзей, он отправился исследовать этот дом, напоминавший ему дворец из сказки про Аладдина. Все здесь было ему в диковинку — орнаменты стен и шикарные ковры, воскуряющиеся благовония и маленький бассейн с лепестками роз. Лео, находясь в такой обстановке, вдруг почувствовал необъяснимую тоску, и эта тоска влекла его куда-то вглубь жилища. Он шел по длинному коридору и остановился напротив небольшой комнаты, вход в которую был завешан легкой, невесомой тканью. Она заколыхалась от дуновения ветра, и Лео показалось, что за занавеской танцует невероятной красоты девушка: кружится по комнате и делает виртуозные движения руками, а вокруг нее летает воздушный зеленый платок. Лео крепко зажмурился, и видение исчезло. Парень испугался этого и решил вернуться в гостиную. Уже на подходе к ней он услышал, что доктор и его друг практически перешли на крик.

— Хорошо, я понял, Бога ты не боишься, и все мои аргументы для тебя пустой звук! — распалившись, громко говорил Али. — Тогда давай поговорим с тобой на языке, который ты понимаешь, на языке науки.

— Очень интересно, что же ты можешь сказать мне на языке науки? — со скепсисом спросил Альбьери.

— А вот, что. Альбьери, ты никогда не думал, что человеческий разум способен извратить любую идею? Абсолютно любую идею можно использовать во зло. Возьмем твоих клонов. Вспомни, о чем мечтали фашисты? Чем они занимались? Да они бы целовали тебе руки, когда бы ты назвал им способ, которым можно отбирать пригодных для жизни людей, а всех остальных уничтожать за ненадобностью. А если какому-то безумцу придет в голову выращивать этих клонов, точно верблюдов, и делать из них рабов? Во благо всего остального общества, конечно же. Ты думал об этом, Альбьери, думал, когда создавал этого бедного мальчика в своей лаборатории?!

— Какого мальчика?.. — Лео вышел из укрытия и настороженно посмотрел на них.

— Никакого, мы просто спорим о разных вещах, — поспешил оправдаться хозяин дома. — Мы часто болтаем всякий вздор, не обращай внимания.

— Не надо, Али, — обреченным жестом Альбьери попросил его замолчать. — Я должен сказать ему.

— Что сказать, папа?.. — сердце парня билось с такой скоростью, что готово было выскочить из груди.

— Лео, я создал клон, — печальным, но уверенным тоном произнес доктор.

— Клон?.. — Лео заморгал, смахивая непрошеную слезинку с ресниц. — И… где он?

— Это ты, Лео. Клон — это ты.

— Это какая-то шутка? — Лео беспомощно смотрел то Альбьери, то на Али. — Я не клон, у меня есть мать и отец!

— Подойди сюда, — попытался Али успокоить его.

— Папа, скажи, что это неправда! У меня есть мать, а ты мой отец! Я не чья-то копия! — он буквально вцепился в Альбьери. — Ты же мой отец, как я могу быть клоном?!

— Лео, пожалуйста, успокойся. Послушай, это не меняет ровным счетом ничего, я все еще твой отец и люблю тебя. Я люблю тебя даже больше, чем обычный родитель, ведь я создал тебя. Для создателя нет ничего дороже на свете своего создания, это намного сильнее отцовской любви.

Али закрыл лицо ладонями.

— Создал?.. — в бешенстве переспросил Лео. — Создал?! Как какого-то робота! Я всю жизнь уважал тебя, я стремился к тебе, я любил тебя! Я думал, что ты любил мою мать, и поэтому я родился, а ты вывел меня в пробирке!

— Лео… — Альбьери хотел что-то вставить, но крестник ему не давал.

— Ты самый лживый, самый циничный человек на земле! Пропади ты пропадом, я больше не нуждаюсь в тебе, слышишь? Не нуждаюсь!

— Аллах, что здесь происходит? — прибежала на крики с женской половины Зорайде, но увидев Лео, сама закричала от страха. — Тень! Тень Лукаса, отделившаяся от тела! О, Аллах!

— Зорайде! — едва ли не впервые за двадцать лет повысил голос на нее муж. — Это никакая не тень, это наш гость, его зовут Лео!

— Вот, — театрально поднял указательный палец Лео, обращаясь к крестному, — видишь, кто я для людей? Я тень Лукаса, слышал ты это?

— Лео! — Альбьери уже не мог толком говорить и просто сотрясался от плача.

— Я ненавижу тебя, я презираю тебя! Я ухожу, и больше ты меня не увидишь!

Лео стремглав помчался к выходу.

— Али, останови его! — взмолился Альбьери.

— Стой! — крикнул вслед беглецу Али. — Лео, ночь на дворе, ты потеряешься!

Это было бесполезно, парень ничего не желал слышать.

— Ахмед! — позвал слугу марокканец. — Ахмед, быстрее сюда!

— Да, сид Али?

— Беги за этим парнем, догони его, чтобы он не потерялся.

— Хорошо.

Лео бежал по огромному каменному лабиринту фесских улиц. Он предполагал, что за ним погонятся, поэтому петлял, как заяц, и запутывал следы. Ему нужно было где-то укрыться, и он решил, что развалины подойдут для этой цели как нельзя лучше. Добравшись до крепости, Лео вошел внутрь и рухнул прямо на солому, уставившись в звездное небо. В иные времена он залюбовался бы его красотой, но сейчас ему было не до созерцания прекрасного. Парню казалось, что это небо вместе со звездами сейчас упадет на землю и раздавит все своей тяжестью. Лучше бы так и было — он не знал, что делать с болью в душе, как с ней жить, куда девать.

Альбьери был для Лео не просто любимым отцом, он был как бы столпом, на котором покоится все мироздание. Он никогда не мог толком объяснить, почему крестный занимает такое почетное место в его системе ценностей, вытесняя все и всех, не оставляя места в сердце ни для кого и ни для чего. Незыблемый доселе образ отца разрушился, как карточный домик, но состоял он вовсе не из карт, а из каменных плит. Из каменных плит, под завалами которых оказался Лео.

Он лежал так час, другой, третий, четвертый… Начинало светать, а тяжелые веки потерявшегося странника наконец сомкнулись. Он увидел себя школьником, сидящим за партой. Самый обычный класс из девочек и мальчиков ожидал учительницу, и вот она зашла, стуча высокими каблуками и поглядывая на учеников сквозь очки в толстой оправе.

— Итак, — сочувственным тоном начала она, — сегодня у нас будет необычный урок. Я не буду спрашивать у вас домашнего задания или рассказывать вам новую тему. Я лишь хочу, чтобы вы узнали правду о себе.

Дети в недоумении стали переглядываться друг с другом.

— Больше никаких тайн. Вы знаете, что наше общество достигло небывалого прогресса. Многие заболевания, раньше считавшиеся неизлечимыми, теперь побеждены. Человеческая жизнь продлена на несколько десятилетий благодаря процедуре трансплантации органов. Но ничего этого не было бы, если бы не вы.

По классу прокатился легкий гул.

— Вы особые люди, рожденные для того, чтобы служить другим. Служить своей жизнью. Каждый из вас вырастет, но никто не состарится, так как вы станете донорами органов для своих оригиналов и других людей.

— Что вы говорите, сеньора? — не выдержал Лео. — О чем вы пытаетесь сказать, какие еще доноры?

— Доноры органов для оригиналов. Вы клоны, вы умираете, чтобы другие жили.

— Нет!!! — закричал Лео во сне и пробудился. Он все еще находился посреди развалин, а лучи рассветного солнца легонько ласкали соломенный навес. — Так вот, что это была за школа… Неужели все так и будет, эти дети… И я первый среди них. Нет-нет, это просто кошмарный сон, этого не может быть.

Лео посмотрел на кисти своих рук так, будто не узнавал их. Как же это — в нем нет ничего от отца и матери, в нем нет ничего нового, он всего лишь повторение того, что уже было. Что же, и тело, и лицо ему не принадлежат? А каким бы было его настоящее лицо?

— Что я такое?.. — растерянно бормотал парень. — Кто я такой?

— Вот ты где, Лео! — с облегчением воскликнул Али, прочесывавший развалины со своим поисковым отрядом. — Ты что, сошел с ума — бегать по касбе? Здесь можно заблудиться так, что пропадешь насмерть!

— Я не выйду, — Лео прижался спиной к стене.

— Что значит, не выйдешь? — удивился марокканец.

— Не выйду до тех пор, пока он там. Он ведь там? Скажите ему, чтобы он ушел.

— Альбьери ждет тебя в гостинице, — Али подошел к нему, точно к дикому зверю, которого собирался приручить. — Но если ты не хочешь с ним встречаться, не беда, я сам посажу тебя на самолет.

— И зачем мне садиться на самолет? Я хочу остаться здесь.

— Как это зачем? Лео, тебя ждут дома, твоя мать ждет тебя.

— У клонов нет матери, вы же знаете об этом.

— Лео, — строго посмотрел на него Али. — Тебя выносила, родила и воспитала женщина. Пусть ты не похож на нее, но она твоя мать.

— Он сказал, что… — попытался возразить Лео.

— Она. Твоя. Мать, — старик раздельно повторил каждое слово, глядя прямо в глаза мятежному созданию. — Была, есть и будет.

— Я не знаю, как мне жить с этим. Я кричу о помощи, но помощи прийти неоткуда.

— Ошибаешься, — добродушно улыбнулся Али. — Лео, тебе нужно обратить взор на настоящего Создателя, а не на Альбьери. Ты поставил человека на место Аллаха, и человек тебя разочаровал. Тебе больно и горько, потому что твой бог оказался совсем не богом, но это пройдет.

— Но это же он меня сотворил, а не Бог, — продолжал спорить Лео.

— Альбьери сотворил твое тело, но душу в тебя вдохнул не он.

— А у меня есть душа? — с горечью усмехнулся клон.

— Конечно! У всего живого есть душа.

— Хорошо, — сдался Лео. — Я сделаю, как вы сказали. Вернусь домой.

— Аль-Хамду ли-Ллях! — воздел руки к небу Али. Он убеждал в сказанном не только Лео, но и самого себя.

Примечания:

Сон Лео — отсылка к роману британского писателя японского происхождения Кадзуо Исигуро «Не отпускай меня».

— Что все это значит? — Лукас в полной растерянности смотрел на фотографию своего двойника.

— Здесь никто ничего не понимает, — проговорила Иветти.

— Это мой сын, — сказала немного оправившаяся от первого шока Деуза. — Сеньор Альбьери уехал вместе с ним, и мы не знаем, куда.

— Альбьери? — в ужасе переспросил Лукас, и в памяти всплыли далекие-далекие времена, когда они на пару с Диогу рассуждали о клонах. Если Лукас всегда относился к этой теме как к шутке, то Диогу был в полной непоколебимой уверенности, что Альбьери может создать что угодно, даже человеческий клон. Шальная мысль пулей мелькнула в голове: неужели все-таки сделал? Но как? Когда? Абсолютная фантастика! — Уберите пока фотографию и не показывайте Далве и моему отцу. Мы во всем разберемся сами.

— Что не показывать Далве и отцу? — живо поинтересовался прибежавший с улицы Франсишку.

— Ничего, — Лукас прижал фотографию к груди, — Франсишку, помоги Жоржинью собраться домой, пожалуйста.

— Что ты держишь? — не унимался паренек.

— Ничего особенного.

— Ну вот, тайны мадридского двора, — надулся он.

— Франсишку, отцепись от Лукаса, — осадил его брат. — Если старшие не хотят нас во что-то посвящать, это их дело, я прав?

— Мальчики, пожалуйста, пойдите наверх и заберите племянника, — попросила их мать.

— Что за переполох? — Леонидас показался в гостиной в компании Далвы, которая несла поднос для гостей. — Эдна, добрый вечер!

— Здравствуй, Леонидас.

— А вы, сеньора? — обратился он к Деузе. — Кажется, мы с вами не знакомы.

— Это моя очень давняя подруга, Деуза, — пояснила Иветти. — Она пришла потому, что Альбьери забрал ее сына и скрылся.

— Что?! — поразился Леонидас. — Альбьери опять чудит?

— Еще как чудит, — подтвердила Иветти. — Мы все здесь в полном недоумении.

— Папа, я все улажу, не беспокойся, — пообещал Лукас. — Я догадываюсь, где они могут быть.

— Где? — практически хором спросили женщины.

— К сожалению, у меня нет телефона этого человека, но у отца он должен был сохраниться.

— О ком ты говоришь? — удивился Леонидас.

— Я об Али. Они могли улететь в Марокко.

— В Марокко?! — Деуза чуть не упала в обморок — это известие сразило ее еще больше, чем внешний облик Лукаса.

— Не волнуйтесь, — поспешил успокоить ее тот. — С вашим сыном ничего не случится, я сам бывал в гостях у Али, ему можно доверять.

— Так, — Леонидас достал с полки и открыл старинную телефонную книгу, которую предусмотрительно не выбросил на свалку, — Лукас, взгляни, это тот самый Али?

— Да-да, это он!

Лукас никогда бы не подумал, что ему еще хоть раз в жизни придется звонить по этому номеру. У него в душе возникло странное чувство, когда он услышал в трубке знакомый, хотя и постаревший голос, словно время на мгновение обернулось вспять. Переговорив с Али, он облегченно сказал:

— Ну вот, как я и предполагал, они оба в Марокко и в ближайшее время вернутся домой.

— Слава Богу! — воскликнула Деуза. — Сеньор, не знаю, как мне вас благодарить!

— Слава Богу! — повторила Эдна.

Непростая ситуация разрешилась довольно быстро. Столпотворение в гостиной Феррасов начало расходиться. Деуза еще раз на прощание решила поблагодарить Лукаса:

— Большое материнское вам спасибо, сеньор. Признаюсь честно, меня пугает ваше сходство с Лео, но сейчас для меня это не имеет значения.

— Ну что вы, мне это ничего не стоило, — пожал плечами Лукас. — Деуза, простите мой нескромный вопрос и отнеситесь к нему с пониманием. Кто отец Лео?

— Я делала искусственное оплодотворение, сеньор.

— В клинике у Альбьери?!

— Да, именно там, а что?

— Да нет, ничего, обычное любопытство. Простите меня еще раз.

* * *

Лукас улегся в постель, но ему было совсем не до сна. Перед глазами то и дело вставала фотография молодого улыбающегося не то его самого, не то Диогу. Кто же он, этот Лео? Лукаса охватил прямо-таки мистический ужас, когда он в полной мере осознал, что его двойник ходил по тем же местам, что когда-то и он сам, видел те же развалины и дом Али. А что, если он видел Жади?.. Нет, это было бы слишком странным и невозможным совпадением. Тем не менее, Лукаса незадолго до этого охватила непонятная ностальгия по дням юности. Он не мог объяснить, почему вдруг загрустил по заходящему над пустыней солнцу и марокканской девочке в платке с горящими глазами, бегущей к развалинам. Почему именно сейчас, если он так давно об этом не вспоминал? Ответ оказался по-настоящему неожиданным.

— Лукас, с тобой все хорошо? — Анжела погасила свет и забралась под одеяло. — Ты молчишь весь вечер, как только вы приехали.

— Анжела, я когда-нибудь говорил тебе, что мой крестный — безумный гений?

— И говорить не надо, все и так видно. Почему ты вдруг упомянул его?

— Кажется, он сделал моего клона.

— Что?! — она резко приподнялась на подушке.

— К Иветти сегодня приходила одна женщина, лечившаяся когда-то в клинике у Альбьери, и я видел фотографию ее сына. Это я, Анжела. Двадцатилетний.

— Подожди, в смысле… я ничего не поняла.

— Альбьери уже давно занимается разработками по клонированию животных, но когда-то у него была идея фикс о том, чтобы клонировать человека. Он нам с Диогу все уши об этом прожужжал. Мне и в кошмаре не могло привидеться, что он решит воплотить ее в жизнь. Это выглядит невозможным, однако все указывает на то, что так и произошло.

— М-да. И где же был этот парень все это время?

— Я думаю, Альбьери прятал его.

— Что ты чувствуешь?

— Я растерян, Анжела. Я чувствую что-то такое, чего не могу выразить словами.

— Но ведь у тебя был близнец, тебе не привыкать существовать в двух лицах. Разве нет?

— Что ты, это совершенно иное, — Лукас привлек к себе жену и обнял ее за плечи. — С Диогу мы были как бы части одного целого, мы с рождения росли вместе и знали друг о друге все. А его я не знаю. Это пугает. Альбьери увозил его в Марокко…

— В Марокко? — перебила его Анжела, но вдруг осеклась. Они помолчали какое-то время. — По секрету тебе скажу, я никогда за все годы, что мы вдвоем, не ощущала между нами присутствия третьего лица. Никогда. А сейчас ощутила.

— Какого третьего лица? — не понял Лукас.

— Да ладно, неважно. Сколько, ты сказал, ему лет?

— Около двадцати, лет девятнадцать, скорее всего.

— Веселое было времечко, — усмехнулась Анжела. — Но я не скучаю, мне в любом возрасте хорошо. Мы еще ого-го, правда?

— Ну, еще бы, — улыбнулся Лукас и поцеловал ее. Слишком много впечатлений для одного дня, голова отказывалась воспринимать весь объем шокирующей информации. Он принял решение больше не думать о клонах, хотя бы до утра.

— Привет, мама, — Лео прошмыгнул мимо матери в прихожей и стрелой кинулся наверх, где для него была приготовлена комната-мансарда.

— Лео! — крикнула ему Деуза. — Ты даже не обнимешь маму? Я так переживала, когда ты уехал!

— Оставь, Деуза, — махнула рукой донна Мосинья. — Мальчик не в себе. Главное, что он наконец-то дома, а не шатается где-то по пустыне.

— Господи, у меня кровь в жилах стынет, как подумаю об этом. Я так и не поняла, зачем сеньор Альбьери это сделал, зачем увез его.

— Какие еще тебе нужны доказательства того, что доктор сумасшедший? Когда я говорила тебе, что от него надо держаться подальше, ты мне не верила.

— А этот пасынок Иветти! — вспомнила Деуза. — Ума не приложу, почему он так похож на моего Лео, аж жутко становится.

— Какая разница, почему, — Мосинья активно орудовала вязальным крючком. — Похож и похож. Но в тот дом ты все-таки больше не ходи, не к добру все это.

— Почему, мама? Иветти была так добра ко мне, да и все ее семейство.

— Ничего, двадцать лет ты обходилась без общества Иветти, обойдешься и сейчас. Как бы они в Лео не вцепились.

— Да что ты, мама! — испугалась Деуза. — Я этого не допущу.

Старушка только тяжело вздохнула и погрузилась в рукоделие.

Лео битый час стоял перед зеркалом и всматривался в свое отражение. Никому не бывает приятно увидеть другого человека в той же самой одежде, что и у тебя, но если это не одежда, а все тело? Лео смотрел на себя, как на чужого, он видел в себе чужого и задавался вопросом: кто он, этот незнакомец? Деуза неслышно поднялась по винтовой лестнице и встала поодаль, наблюдая эту загадочную картину.

— Сынок, ты даже не спустишься к нам? — осторожно спросила она.

— Позже, мама, позже, — Лео не отрывал взгляда от зеркала. — Мама, как думаешь, на кого я похож?

— Лео… — Деуза совершенно растерялась от его вопроса.

— Я не узнаю сам себя. Это лицо, как чужая маска. Тебе никогда так не казалось?

— Да что ты такое говоришь! А чье же оно?

— А вот, чье, — Лео взял с тумбочки журнал, с которым теперь не расставался, и показал его матери. — Смотри, я в сорок лет. А здесь я такой, как сейчас, но в другом времени. Это я и не я одновременно.

— Лео, убери это! — Деуза не могла видеть снимки, которые демонстрировал ей сын. — Да, ты похож на этого сеньора, ну и что же? Я сама удивилась, но в этом нет ничего странного, совершенно чужие люди бывают очень похожи.

— Ты видела его?! — опешил парень.

— Да, когда тебя не было, — нехотя призналась Деуза. — Мельком, правда.

— Где?

— Лео! Какая разница? Я говорю тебе: забудь про него и выброси журнал.

— Мама-мама! — с усмешкой покачал головой Лео. — Если бы я мог, я бы выбросил. Но себя я выбросить не могу.

— Сынок! — обняла она его. — Как хорошо, что ты вернулся! Не поступай больше так, не уезжай от нас.

— Не уеду, — он обнял мать в ответ. — Больше нет смысла ездить. Я потерялся, мама.

— Все будет хорошо, — гладила сына по голове Деуза. — Ты правильно сделал, что оставил сеньора Альбьери. Не слушай того, что он тебе говорит, вот увидишь, все наладится.

— Никогда не упоминай больше при мне его имени! — резко вспылил Лео.

— Он чем-то тебя обидел?..

— Да, — Лео отвернулся, чтобы мать не увидела его слез. — И меня, и тебя. Я больше не хочу знать этого человека, он для меня умер. Я потратил столько лет впустую из-за него.

— Какие твои годы! — ласково улыбнулась Деуза.

— Деуза! — послышалось снизу. — К нам пришли!

— Я пойду открою, — заторопилась женщина.

На пороге стоял доктор Альбьери собственной персоной. Он смотрел на Деузу умоляющими, испуганными глазами.

— Сеньор Альбьери?.. — удивилась она. — Откуда вы узнали наш адрес?

— Деуза… — полушепотом произнес он. — Лео у тебя? Мне очень нужно поговорить с ним.

— Лео нет дома! — решительно заявила Деуза.

— Прошу, это вопрос жизни и смерти!

Лео спустился следом за матерью. Он замер при виде крестного.

— Лео! — воскликнул Альбьери. — Давай поговорим. Пожалуйста, выслушай меня!

На него смотрели сердитые черные глаза, прожигая на докторе дырки. Те же самые глаза, в которых еще недавно были безграничная любовь, обожание и доверие, нынче оказались полны колючей ненависти, презрения и обиды. Лео, не издавая ни звука, проскочил в открытую дверь и побежал куда-то без оглядки.

— Лео! — кричал ему вдогонку доктор. — Остановись, не поступай так со мной! Это же я, твой отец!

Но парень лишь ускорил бег. Он запрыгнул на подножку автобуса и скрылся посреди шумной автомобильной дороги.

* * *

Альбьери вернулся домой совершенно разбитый. Он бросил ключи на столик в прихожей и тяжелой поступью прошел в свой кабинет, где в минуты смятения и горя закрывался от всего окружающего мира.

Эдна встрепенулась, услышав шаги мужа. Она еще ни разу не заговаривала с ним о Лео и Лукасе с тех пор, как он вернулся из Марокко. Страшная догадка давно поразила ее ум, но она твердо решила для себя, что не отвернется от Альбьери ни при каких обстоятельствах, что бы тот ни натворил. Женщина осторожно постучалась в кабинет.

— Альбьери…

— Эдна! — воскликнул он с горячностью, усадил жену рядом с собой и взял ее руки в свои ладони. — Я должен тебе кое в чем признаться.

— Да, я готова выслушать, — с подобострастием ответила Эдна.

— Я совершил нечто невероятное. Это и великое благодеяние, и великое преступление. Благодеяние для всего человечества, понимаешь?..

— Д-да, — продолжала во все глаза смотреть на него супруга, мало что разумея из того, что он говорит.

— Но в то же время это преступление, преступление против конкретных людей. Наука не может обходиться без жертв, но мне страшно. Я вызвал к жизни существо, которое никогда не появилось бы на свет в обычных условиях. И я боюсь его, Эдна.

— Что ты такое говоришь, Альбьери? — в недоумении проговорила она.

— Я клонировал человека. Лео на самом деле клон.

На лице Эдны застыло выражение ужаса. Она подозревала, она не спала целую ночь после визита к Феррасам, но услышать правду из первых уст, тем не менее, было крайне тяжело.

— Раньше я боялся, что меня растопчет, уничтожит толпа, когда узнает, — дрожащим голосом сказал Альбьери. — Но я понял сегодня, что главный мой страх — это он. Я знаю, на что может пойти разум, настроенный против создателя. О, Эдна, я в западне!

— Альбьери! — в порыве эмоций прижалась к нему жена. — Не бойся ничего, я с тобой! Ты не один, ты никогда не будешь один, я разделю с тобой любую участь!

— Я в западне… — повторял ученый в полузабытьи. Ему мерещились злые глаза Лео, взгляд которых перенести было куда сложнее, чем осуждающий взор Али и всего мира.

Лео перевернул весь дом вверх дном в поисках визитки, оставленной ему Мел. Мосинья, наблюдая за хаотичными перемещениями внука, полюбопытствовала:

— Лео, что ты ищешь?

— Бабуля, ты нигде не видела визитку с телефоном? — спросил Лео, заглядывая в очередной ящик комода.

— С каким телефоном? Нет, ничего такого я не видела.

— Мне очень нужен этот телефон, — пробубнил он себе под нос. — У меня в комнате его нет, потерять я его не должен…

Внезапно к нему пришла мысль еще раз перетряхнуть рюкзак, и действительно — визитка, завалившаяся на самое дно, нашлась.

— Кому ты звонишь? — бабушка была очень бдительна.

Лео поднял руку, жестом призывая ее не волноваться. В трубке послышались гудки.

— Алло? — звонко ответила девушка на том конце провода.

— Мел, это ты?

— Да, а кто спрашивает?

— Мел, привет! Это Лео.

— Ого! — воскликнула Мел. — Я уже не надеялась, что ты позвонишь.

— Да я так, уезжал ненадолго. Мел, ты же говорила, что учишься в университете?

— Говорила.

— У тебя есть какие-нибудь учебники по биологии?

— Вообще-то, я учусь на экономическом, — после паузы ответила девушка. — Но остались школьные учебники, подойдут?

— Подойдут, все подойдет, — обрадовался Лео. — Где их можно забрать?

— У меня дома, — совершенно без стеснения сказала Мел. — Заходи сегодня часов в пять, сможешь?

— Смогу, — Лео слегка опешил от ее напора, потому что в его общении с девушками все всегда происходило наоборот. — Только продиктуй мне адрес.

— И куда ты навострился? — вороном посмотрела Мосинья на внука.

— К подруге, бабуля, а что?

— Зачем тебе понадобились учебники? Неужто учиться собрался?

— Собрался, — с улыбкой кивнул Лео.

— Надо же! — старушка оттаяла. — Как же будет рада твоя мать, когда узнает!

Лео загадочно промолчал. В одну из последних бессонных ночей в его голове созрел план. Он слишком мало знал о себе, а знания — это оружие. Лео поклялся разобраться со всеми тайнами, вникнуть в самую суть законов естества, даже если для этого придется прочитать все книги в мире. Раньше он ненавидел учебу и считал ее бесполезной тратой времени, но после пришел к выводу, что она может стать ценным помощником на пути к самому себе. Ведь если Альбьери с помощью науки достиг такого могущества, что сотворил его из небытия, почему Лео не может так же?

Он шел по улице в толстовке с капюшоном, натянутым пониже на глаза — никто не станет вглядываться в лицо человека в капюшоне. Будь он хоть клоном самого Папы Римского. Лео невероятно радовался своему изобретению — теперь он мог оставаться незамеченным, а это именно то, чего ему так хотелось. И как же раньше он не додумался до такого способа?

Вскоре на обнесенной изящной, но надежной оградой территории показался большой светлый дом с огромным садом. В детстве он казался Лео еще больше, а двор ему представлялся дикими джунглями, где можно было играть в Маугли, в индейцев, да во что угодно. Парень подошел к воротам, но охранник с непроницаемым квадратным лицом дал ему понять, что гостям тут не рады. Лео сдаваться не собирался и настойчиво ждал Мел снаружи.

— Фред, пропусти его! — крикнула охраннику юная хозяйка дома. Она уже бежала по аллее, ведущей от крыльца к воротам, и весело улыбалась.

— Привет! — Лео не рассчитал силу объятий и приподнял ее над землей, как пушинку.

— Привет! Ну что, идем? — непринужденно проговорила девушка. — У меня остались учебники за восьмой, девятый и десятый класс, посмотришь.

— Отлично, отлично.

Они вошли в дом — такой знакомый, но и позабытый Лео за давностью лет. Больше всего в его памяти запечатлелась огромная лестница с деревянными резными перилами. И как только люди живут в таких хоромах?

— Женаина! — Мел громко позвала экономку, поднимаясь по лестнице в свою комнату и таща за собой гостя. — Женаина-а!

Чопорная полноватая тетушка лет шестидесяти показалась откуда-то из комнат и с недоумением окинула Лео взглядом.

— Мел, почему ты не предупредила, что к тебе придут?

— Женаина, принеси нам чего-нибудь попить, пожалуйста. И перекусить.

— Да я не голоден, — пожал плечами Лео.

— Не спорь.

— Мел, куда вы идете? Что это такое? — возмущалась экономка. — Какое безобразие, я сейчас позвоню отцу!

— Женаина, апельсиновый сок, пожалуйста, — Мел не обращала внимания на строгий выговор няни. — Лео, заходи. Женаина всегда такая, но на самом деле она добрая. Ты не помнишь ее?

— Очень смутно.

Лео озирался в комнате Мел. Она была не слишком большой, но вместе с тем очень уютной: мягкий махровый ковер на полу, добротная мебель, аккуратные шторки на окне, стены, завешанные плакатами с изображениями звездных кумиров и политической картой мира, стеллажи, заставленные книгами и сувенирами из разных стран, стойка с компакт-дисками, на каретке кресла сидел белый плюшевый медведь, а в углу на широком столе красовался настоящий…

— Компьютер! — воскликнул Лео. — У меня никогда не было компьютера.

— Ты хочешь, чтобы я включила? — Мел села за стол и нажала на кнопку питания.

— Вот это да! — Лео восторгался мигающими картинками на экране так, словно увидел восьмое чудо света. — Это правда, что в компьютере можно найти любую информацию?

— Ну-у, — задумчиво протянула Мел, — любую или не любую, но домашнее задание выполнить сможешь.

— Давай поищем что-нибудь о клонах, — предложил он.

— О клонах?..

— А почему нет? Хотя, вдруг в твоих учебниках про них написано.

— О клонах в школьных учебниках? — скептически приподняла брови девушка. — Не думаю, что там что-то о них есть.

— Ничего, учебники тоже пригодятся. Покажи мне, как здесь работать.

Мел терпеливо объяснила другу детства, как пользоваться браузером и поисковой строкой, о чем сильно пожалела уже спустя десять минут: Лео буквально прикипел к монитору и не реагировал ни на какие внешние раздражители. Она шумно вздохнула, но Лео по-прежнему сосредоточенно изучал гигантскую статью, написанную мелким шрифтом.

— Ну как, что-нибудь понятно? — скучающим голосом сказала Мел.

— Ни одного слова, — бесстрастно ответил парень, но на собеседницу так и не взглянул.

— И зачем ты тогда это читаешь?

— Я хочу в будущем заниматься этим.

— Что?! — оторопела Мел.

— Нет, клонов я вряд ли буду делать, — оговорился Лео. — Но я должен знать все о генетике.

— Так ты хочешь поступать на медицинский? — догадалась она.

— Можно и так сказать.

— Генетика — это ужас, — поморщила нос девушка. — У нас была учительница по биологии, крайне неприятная сеньора. Она все время задавала нам задачки по генетике с кошками: черными, белыми, серыми, рыжими, пятнистыми… Я ненавидела этих кошек и биологию.

— Я вообще на нее не ходил, — впервые за последние дни засмеялся Лео.

— Но я не глупая, не подумай! Я была лучшей ученицей в классе по математике, у меня списывала вся параллель. А какой любимый предмет был у тебя?

— Физкультура. Я был чемпионом школы по бегу. По бегу с уроков и из дома.

— Лео! — расхохоталась Мел.

— Я вполне серьезно.

* * *

Маиза вернулась с шопинга немного раньше запланированного. Она машинально поправила элегантную прическу возле зеркала и хотела проследовать наверх, но ее насторожил громкий смех, доносящийся из комнаты Мел.

— Женаина! — позвала она служанку. — Что происходит?

— Донна Маиза! — прибежала та с глазами, круглыми, как блюдца. — Мел привела в дом какого-то парня и закрылась с ним у себя.

— Что-о? — кое-как проговорила Маиза от захлестнувшего ее возмущения.

— Я не виновата, сеньора! — оправдывалась Женаина. — Я звонила сеньору Кайо на работу, но он не подошел, а с Мел говорить бесполезно! До чего упрямая девочка.

— Так, ладно, я сама с этим разберусь, — Маиза воинственно застучала каблуками по лестнице. — Мел, открой немедленно!

— Мама? — удивилась девушка, повернув дверную защелку.

— Что ты себе позволяешь, Мел? — со строгостью произнесла Маиза. — То, что ты сделала, это верх неприличия и бездумности!

— Мама, ты помнишь Лео? — весело прощебетала Мел. — Я пригласила его в гости, проходи, поздоровайся с ним.

Женщина на ватных ногах зашла в комнату дочери — от Лео у нее еще в молодом возрасте появилась пара седых волос, что говорить про нынешние времена. Парень сидел затылком к ней перед компьютером, но вот он повернулся и взглянул на Маизу невинными глазами олененка.

— Здрасте, донна Маиза!

У сеньоры Кадоре подкосились ноги, и она схватилась за каретку кресла, чтобы не упасть. «Какая она красивая! Хотя и не такая красивая, как Мел», — пронеслось в голове у Лео.

— Мама, ты в порядке? — Мел удивилась ее реакции.

— Мел… — прошептала побледневшая Маиза. — Кто это?

— Это Лео, я же сказала. Ты забыла его?

— Я… я… — бормотала она, не в силах оторвать потрясенного взгляда от лица не то молодого Лукаса, не то Диогу.

— Кажется, я не вовремя, — Лео смущенно поднялся со стула.

— Мел, давай выйдем на минуту, — Маиза рассеянно схватила дочь за руку и повела в коридор.

— Мама, да что такое?! — искренне недоумевала Мел. — Мне стыдно перед Лео за тебя!

— Мел, послушай меня очень внимательно, — отчеканила каждое слово Кадоре. — Я не хочу, чтобы ты общалась с этим парнем и тем более приводила его домой.

— С чего ради? — вспылила девушка. — С каких пор ты мне диктуешь, с кем общаться? Я все расскажу папе, вот увидишь, он тебя не поддержит!

— Мел! — повысила голос на дочь Маиза. — Я не буду повторять дважды: я не хочу видеть этого человека в своем доме!

Лео, слышавший разговор, подхватил рюкзак и побежал к выходу.

— Видишь, что ты наделала! — в слезах отчаяния упрекнула мать Мел. — Лео! Лео, стой, подожди! — она догнала его у ворот. — Я понятия не имею, что нашло на маму, она никогда так себя не вела! Прости нас, ради всего святого.

— Ничего, бывает, — мрачно пробурчал Лео.

— Господи, мне так неудобно! — сокрушалась девушка.

— Ты ни в чем не виновата, Мел.

— Ты так и не забрал учебники.

— Ладно, не нужно. Может, как-нибудь в другой раз. Спасибо за гостеприимство.

Наспех обняв подругу на прощание, он быстрым шагом направился куда-то вдаль. «Она смотрела на меня так же, как сеньор Али. Она догадалась, что я клон, и поэтому выгнала меня», — в унынии подумал Лео. Мел от досады топнула ногой и ушла вглубь сада, чтобы посидеть в одиночестве и не попадаться на глаза матери, так неожиданно и сильно обидевшей ее.

* * *

Кайо, вернувшись вечером с работы, застал весьма удивившую его картину. Ни жена, ни дочь не встречали его, служанки тоже молчаливо прятали глаза и убегали прочь.

— Маиза?.. — крикнул он, как в глухом лесу. — Мел? Женаина?.. Здесь что, было нашествие индейцев?

— Папа! — сбежала вниз по лестнице заплаканная Мел.

— Дочка, что произошло? — не на шутку перепугался мужчина.

— Мама сегодня повела себя просто ужасно! Я пригласила в гости друга, а она нагрубила ему и выгнала!

— Как это? — поразился Кайо. — Что нашло на Маизу?

— Я не знаю, спроси у нее сам!

Маиза сидела перед туалетным столиком с зеркалом в полной прострации. Это совершенно невозможно — опять это лицо стоит у нее перед глазами, уже в третий раз! Будто какое-то проклятье, но как это случилось? Кто этот парень — внебрачный сын Лукаса? Да, скорее всего, именно Лукаса, ведь Диогу вряд ли может быть его отцом по возрасту — а Маиза хорошо помнила возраст несносного друга дочери. Нет, она ни в коем случае не допустит, чтобы Мел с ним связывалась! Ляжет костьми, забаррикадирует дом, увезет Мел в ее желанные Штаты, лишь бы подальше от него.

— Маиза? — постучался в комнату ее муж.

— Кайо? — встрепенулась она.

— Мел рассказала мне о какой-то странной сцене, которая сегодня произошла у нас.

— Ах, ты об этом, — Маиза попыталась сделать равнодушное лицо. — Мел привела незнакомого парня и заперлась с ним в комнате. Как я, по-твоему, могла поступить?

— Но она сказала, что это был ее друг.

— Она наговорит, — усмехнулась женщина. — Я предупреждала тебя, давно предупреждала, что дочь нельзя воспитывать во вседозволенности и потакать всем ее капризам. Вот результат, полюбуйся!

— Я доверяю Мел, — возразил Кайо. — Она благоразумная девочка и не сделала бы ничего предосудительного, я даже не сомневаюсь. Маиза, посмотри на меня, — он коснулся ее подбородка, — что на самом деле случилось?

— Этот парень, — через силу проговорила Маиза. — Он сын Лукаса. Он его точная копия, я в этом уверена на сто процентов.

— Вот как, — опустил взгляд Кайо. — Это многое объясняет.

— Я не хотела говорить, ты сам из меня вытащил эту информацию! — упрекнула его жена. — Не нужно делать такое лицо, Кайо. Мне было неприятно, не скрою. Очень неприятно. Я наговорила лишних вещей, возможно, незаслуженно обидела этого мальчика, но я не могла иначе, понимаешь, просто не могла!

Она вышла из спальни и расплакалась. Старые раны, оказывается, до сих пор болели, а Маиза уже и забыла об их существовании. А может быть, просто время ненадолго обернулось вспять?

Лондон, Великобритания

Утро началось для журналиста одного не самого известного британского издания Брендона Фортескью весьма скверно. Подгоревшие тосты и отвратительного вкуса кофе были полной ерундой по сравнению со столпотворением в метро, в котором журналист отроду не ездил, но выбора не было — его автомобиль находился в сервисе после незначительной аварии. «Мерзкий человеческий муравейник», — с раздражением подумал он, когда кто-то наступил со всей силы на его ногу в щегольском лакированном ботинке. Брендон ехал на встречу с главным редактором газеты мистером Ньюманом — толстым господином средних лет с блестящей лысиной, круглыми очками и неизменной сигарой во рту.

— Фортескью! — воскликнул он, выпуская изо рта кольцо сизого дыма. — Очень хорошо, что вы без опоздания.

— Вы обещали мне какое-то дело, достойное моего уровня? — заинтересованно спросил франтоватый тридцативосьмилетний брюнет.

— Беря во внимание ваши исключительные таланты в журналистике, я хотел бы предложить вам одно крайне любопытное расследование.

— Вы мне льстите, мистер Ньюман. Так какое же расследование? Надеюсь, не придется разоблачать очередного промышленного магната, сливающего отходы своего предприятия в сельскую речку?

— Фортескью, оставьте ваш сарказм, — главный редактор неспешно встал из-за стола и подошел к огромному стеллажу с папками. — Скажите, вы дружите с наукой?

— Более или менее.

— Как вам история о распавшейся пятерке гениальных исследователей-энтузиастов?

— Смотря, что они исследовали и насколько были гениальны, — Брендон засмотрелся на колесо Лондонского глаза в окне.

— В шестидесятых на базе Оксфордского университета существовала так называемая великолепная пятерка биологов-генетиков, — начал рассказ Ньюман, раскладывая перед подчиненным архивные документы. — Молодые натуралисты занимались исследованиями и разработками в области клонирования живых организмов и весьма в них преуспели. Однако же, когда они запросили международный грант на проведение эксперимента по клонированию человека, им было отказано в категоричной форме, а руководству университета прилетел крепкий нагоняй от вышестоящих структур.

— Я заинтригован, мистер Ньюман.

— Группу спешно расформировали, и каждый пошел своей дорогой. Но не все так просто, дорогой мой Фортескью. Есть, эк-хем, заинтересованные лица, которые полагают, что кто-то из компании все же мог попытаться провести эксперимент подпольно.

— И я должен вывести на чистую воду этого злого гения, так? — догадался Фортескью.

— Для начала неплохо бы вам изучить вопрос, — блеснул очками главный редактор. — Возможно, вы думаете, что задача утопична, но поверьте моему чутью опытной акулы пера — на этом материале можно заработать золотые горы. Представьте, вы возьмете интервью у первого человеческого клона, разве это не потрясающе?

— Так я должен опозорить этого Франкенштейна или возвеличить? — уточнил Брендон.

— Смотрите по ситуации, — равнодушно пыхнул сигарным дымом Ньюман. — Наше дело глашатайское. Перейдем теперь к детализации. Главным образом, меня интересует бразильское светило по имени Аугусто Альбьери. Из всей пятерки он добился наибольшего успеха на своем поприще, уже больше тридцати лет заведует собственной клиникой репродуктивного здоровья в Рио-де-Жанейро и занимается селекцией крупнорогатого скота для промышленных целей.

— А что же остальные?

— У других все не так радужно. Один вовсе спился, другой ушел из науки, третий уехал в провинцию и работает главврачом в заштатной больнице, четвертый уже умер.

— Ваше превосходное журналистское чутье подводит вас на этот раз, мистер Ньюман. Начинать расследования всегда нужно с умерших и спившихся, — заметил Фортескью.

— Что ж, разумно, — согласился главный редактор. — В таком случае, начинайте с ваших неудачников, постепенно переходя к более вероятным вариантам.

— И все же, откуда такая уверенность, что клон человека существует, и именно благодаря пятерке?

— Понимаете, — Ньюман перекладывал бумаги из стопки в стопку, — такие люди, как Альбьери, без боя не сдаются. Они получают по носу, отряхиваются и снова берутся за свое. Он был у них самый идейный, бывший семинарист, а то-то вы этих семинаристов не знаете. Как втемяшат себе что-нибудь в голову…

— Я понял. Сколько же лет сейчас предполагаемому клону?

— Разброс времени его рождения примерно с начала семидесятых и до наших дней. Возможно, вы откопаете не одного клона, а целых двух или трех.

— За них полагаются надбавки? — усмехнулся Фортескью.

— Вот когда вы их найдете, тогда и поговорим.

— Мистер Ньюман, а как же этическая сторона вопроса?

— Фортескью, — бросил на него многозначительный взгляд главный редактор, — кого вы обманываете? Вас никогда не интересовала этическая сторона вопроса, ни в одном вашем блестящем деле.

— Но вдруг все-таки наш клон пожелает остаться инкогнито?

— На здоровье! Его никто насильно не тащит под прицелы телекамер. Имя всегда можно изменить, лицо затемнить, но вы только вдумайтесь — исповедь человека-ксерокопии! Какая здесь психология, какая драма! Его экзистенциальные муки прямо на первой полосе нашей газеты, это будет эффект разорвавшейся бомбы!

— Он будет знать о своем происхождении? — удивился Брендон.

— Может, да, а может, нет. В любом случае, эта история достойна того, чтобы ее узнал мир. Если предположения о ней верны, конечно же.

— Не хотите ли вы сказать, что я должен открыть ему глаза на правду?

— А это уж как посчитаете нужным. Собственно, я всего лишь задал вам вектор для расследования, оно может повернуться в какое угодно русло в зависимости от обстоятельств.

— Будет непросто собрать вменяемую доказательную базу, и, честно говоря, я пока плохо представляю, как должен выглядеть итоговый результат, но я согласен.

— Я знал, я знал, Фортескью! — довольно пожал ему руку Ньюман. — На вас можно положиться. Простите, одно маленькое уточнение: в огромный список языков, которыми вы владеете, входит португальский?

— Я вам больше скажу, португальский — мой любимый язык.

Двое умельцев от журналистики скрепили деловой союз рукопожатием, и довольный продолжением неудавшегося поначалу дня Фортескью отправился восвояси. Он на ходу прикидывал план действий, и идея увлекала его все больше. Брендон, мальчишкой зачитывавшийся романами Жюля Верна и Артура Конан Дойля, в кои-то веки почувствовал себя на пороге великого открытия, как герои любимых им в детстве книг. Наконец-то не тошнотворные политические и бизнес-разборки, а нечто загадочное, и в то же время реальное, а не абстрактные круги на полях. Хотя при главном редакторе он не подавал виду, что вдохновлен.

Семейный ужин у Феррасов в этот раз проходил чуть тише обычного. Присутствующих не покидало ощущение какой-то возникшей между ними тайны, исключение составляли Леонидас и Далва, пребывавшие в полном неведении относительно истории с фотографией. Юные близнецы что-то подозревали, но тактично молчали о ней при отце, даже говорливый Франсишку. Приехавшие вместе с сыном в гости Лукас и Анжела тоже были озадачены сложившейся ситуацией, а Иветти многозначительно на них поглядывала. Особенно на Лукаса.

— Ну, Лукас, — Леонидас деловито разрезал отбивную, — расскажи мне, как дела с вашим продюсерским центром?

— Все отлично, папа. Наконец-то мне пригодилось мое образование. Я занимаюсь юридическими и организационными вопросами, а Анжела отвечает за музыку.

— Вот, видишь, Франсишку, одно другому не мешает, — назидательно заметил Леонидас.

— Да я же не спорю, папа, — парень лениво поковырял вилкой в тарелке. — Лукасу определенно повезло.

— Правда, Лукасу пришлось немного повоевать за свое везение, да, Львеночек? — с улыбкой проговорила Иветти.

— Иве-етти, — смущенно покраснел глава семьи, — ты же знаешь, я сейчас сама доброта и терпимость.

— Если отец говорит, что он сейчас сама терпимость, я боюсь представить, что было во времена молодости Лукаса, не так ли, дорогой братец? — рассмеялся Франсишку.

— Между прочим, вы зря так говорите, — вмешалась Анжела. — Быть старшим всегда трудно, это большая ответственность. Часто нужно проявлять жесткость, иначе плохо дело.

— Вот! — подхватил Леонидас. — Наконец-то голос разума в этом доме. А вам лишь бы заклеймить меня позором, — пожурил он домочадцев.

— Я поняла это, когда начала работать с молодежью. Непросто это, я доложу вам, — поддержала свекра невестка. — Еще и с наркотиками приходится бороться. Я сразу сказала своим, что если застукаю кого-то за этим занятием, распрощаемся моментально.

— За молодежью нужен глаз да глаз, — закивал Леонидас. — До чего она пошла неотесанная! Но это не относится к вам, мои дорогие, — обратился он к младшему поколению. — С вашей матерью не могло быть по-другому.

— Львеночек, ты неисправимый подлиза, — расплылась в довольной улыбке Иветти.

— Можно, я пойду играть? — пропищал заскучавший над пустой тарелкой Жоржинью.

— Ты уже все съел? — поразилась Далва. — Наверное, я положила тебе слишком маленькую порцию.

— Далва, ему в самый раз, — возразил Лукас. — Он и так от тебя каждый раз приезжает объевшийся.

— Ребенок должен полноценно питаться! — подбоченилась служанка.

— Жоржинью, ты обещал деду партию в шахматы, — с показной суровостью посмотрел на внука Леонидас. — А вместо этого смотрел мультфильмы!

— Дедушка, я обыграю тебя! — воодушевился зеленоглазый конопатый мальчуган. — Я всех обыгрываю — и в шахматы, и в футбол!

— Никто не сомневается в этом, Жоржинью, — рассмеялась Анжела, глядя на сына. — Сходи, поиграй, милый, я скоро приду к тебе.

— Лукас, — Иветти подозвала к себе пасынка, когда все разбрелись из-за стола, — я понимаю, что не должна давить на тебя с этим, но скажи мне, у тебя было что-то с Деузой?

— Ты решила так из-за той фотографии?

— Конечно! А что еще можно подумать, глядя на нее? Лео мой крестник, хоть я и очень давно его не видела, тем не менее, его судьба меня беспокоит.

— Нет, Иветти, с Деузой у меня никогда ничего не было, донором я тоже не был. Я ее и увидел-то впервые.

— Но… как же тогда… — глаза Иветти начали округляться от ужаса. — Неужели Львеночек?!

— Иветти, я подозреваю нечто другое, — успокоил мачеху Лукас. — Ни я, ни мой отец тут ни при чем. Это Альбьери.

— Что?!

— Ты в курсе, что Альбьери когда-то серьезно занимался исследованиями по клонированию?

— Более или менее, — пролепетала сбитая с толку Иветти.

— Я нахожу единственное объяснение этому феномену: он создал клон. Мой или Диогу.

— Господи Иисусе! Но…

— Иветти, поверь, я знаю не больше твоего. Я не представляю, как Альбьери мог провернуть это дело, а главное, зачем он это сделал, но то, что он его провернул, это точно.

— Я в шоке, — потрясенно произнесла женщина. — Как же мы за столько лет об этом не узнали?

— Ты же говоришь, что давно не видела крестника.

— Точно! — осенило Иветти. — Я еще удивлялась, почему Деуза так отдалилась от меня после того, как я вышла замуж за Львеночка и родила мальчиков. Я объясняла это тем, что на нас обеих навалились заботы о детях, но даже когда я звонила и звала ее к нам в гости вместе с Лео, в последний момент находились причины отменить встречу.

— Явное влияние Альбьери, — подытожил Лукас.

— Теперь многое становится понятно. Этот мальчик еще новорожденным вызывал у меня такое странное чувство… Что ты намерен делать, Лукас?

— Я еще не решил, как будет лучше, — он неосознанно потрогал мочку уха. — С одной стороны, мне хочется поехать к Альбьери и потребовать у него объяснений. С другой стороны, я думаю, что правильнее оставить все как есть. Не надо нам пересекаться с этим парнем, пусть живет спокойно в неведении, как жил до этого. Думаю, это будет лучшим выходом для нас обоих.

— Если бы такое случилось со мной, я бы, наверное, своими руками придушила бы Альбьери, — рассердилась Иветти. — Представить только, у меня была бы молодая копия! А если бы Львеночек начал на нее поглядывать?

— Иветти! — Лукас не смог сдержать смеха. — Ты бы устроила ей «сладкую жизнь».

— А как ты думал? — гордо тряхнула светлыми волосами старшая сеньора Феррас. — Я бы не позволила своей копии вторгаться в мою жизнь!

Последнюю фразу она сказала так громко, что та долетела до внимательных ушей Франсишку. «И это рассуждает мать близнецов», — с удивлением подумал ничего не понявший парень.

* * *

Мел сидела на кровати в своей комнате с плюшевым медведем в обнимку и пыталась почитать книгу, но мысли ее, к сожалению, были заняты совсем другими вещами. Маиза со стуком вошла к ней.

— Дочка, как ты?

— А как ты думаешь? — с обидой проговорила Мел. — Я не ожидала от тебя, мама.

— Мел, — Маиза присела к ней на кровать и взяла за руки, — возможно, я не всегда веду себя правильно, но это лишь по одной-единственной причине: я желаю тебе добра.

— Вот как? — хмыкнула девушка. — Сомнительное добро.

— Я старше и опытнее тебя, поэтому с уверенностью говорю: этот парень не лучший вариант для общения.

— И определила ты это, конечно, с первого взгляда.

— А хоть бы и так. Мел! Люди должны общаться тогда, когда у них есть точки соприкосновения. Я понимаю, ты считаешь, что социальный статус, происхождение и тому подобные вещи не имеют значения, но ты ошибаешься. Когда у двух человек мало общего, их отношения рано или поздно сходят на нет, это неизбежно.

— Ты говоришь так, потому что всю жизнь прожила с папой, — спорила Мел. — Для тебя единственно возможный вариант — найти кого-то из светского общества. Если тебе комфортнее рядом с такими людьми, это не значит, что я хочу того же самого.

— То есть ты думаешь, что образование, воспитание, манеры — это пустой звук? — удивилась Маиза.

— Это не главное в человеке, — заносчиво заявила Мел. — И вообще, ты отнеслась так только к Лео. Ты же не ругаешься, когда я общаюсь с Нанду? А он, между прочим, тоже не голубых кровей.

— Что сравнивать! Родители Нанду не богатые, но уважаемые люди, занимающие серьезные должности, а мать Лео, насколько я помню, маникюрша родом из деревни, — сказав это, Маиза внутренне содрогнулась, представив эту темнокожую женщину возлюбленной Лукаса, пусть и бывшей. Его всегда тянуло на экзотику — то арабка, то рокерша, то маникюрша.

— И поэтому Лео можно выгонять из дома? — искренне возмутилась Мел.

— Нет, не поэтому! Мел, — сеньора Кадоре уже не знала, как воздействовать на своенравную дочь, — пожалуйста, поверь мне, он не лучшая компания для тебя.

— Мама, — вздохнула девушка, — вот поэтому я и хочу уехать. Я очень люблю тебя, но иногда ты просто душишь меня своей заботой.

— Мел, как ты можешь так говорить!

— Пойду, загляну на кухню к Женаине, а то я что-то проголодалась, — она поднялась с кровати и легким шагом выпорхнула из комнаты.

Маиза только с досадой потрепала за ухо плюшевого медведя и ушла к себе, так и не убедив дочь ни в чем.

* * *

Лео в очередной раз открыл уже порядком истрепанный журнал. На этот раз его интересовали не фотографии — их он уже выучил вдоль и поперек, теперь он решился прочитать интервью, которое до сей поры оставалось нетронутым, словно запас на черный день. Лео отчего-то было страшно начинать это интервью, словно он вступал в прямой диалог с Лукасом. Особенно его пугал раздел «Личная жизнь». Как выяснилось, не зря — Лео пришел в полнейший ступор и отчаяние, когда прочел, что первая жена знаменитости родом из Марокко. Ее снимков и имени не было приведено, но Лукас достаточно подробно рассказал их романтичную и печальную историю любви.

— Это что же, — вслух произнес Лео, — у меня не только тело чужое, но и душа?! Все эти воспоминания о пустыне, развалинах, танцующей девушке — от него?!

Он брезгливо отбросил от себя журнал, будто ядовитого скорпиона, и машинально отряхнул руки, а затем вновь уставился в старинное зеркало с небольшими трещинами:

— Насколько я — это я? Что во мне есть уникального? Что чужое? Как мне понять себя?

— Ты что-то говорил, сынок? — поднялась к нему мать.

— Ничего, мама, — встрепенулся Лео.

— Лео, что с тобой происходит? — Деуза с беспокойством наблюдала, как он методично складывает книги в стопку. — Ты никогда не был таким, как сейчас.

— А каким я был?

— Ты всегда был беззаботным, веселым, не унывал понапрасну. Конечно, я рада, что ты захотел учиться, но меня настораживают такие резкие перемены в тебе.

— Я спал двадцать лет, мама, — Лео ходил по комнате и создавал видимость занятости, — а сейчас я просыпаюсь.

— Что значит — просыпаешься?..

— Мама, а если бы тебе сказали, что я клон, — внезапно переменил он тему разговора, — ты бы перестала считать меня своим сыном?

— Лео, тебе нужно отдохнуть, — Деуза пощупала его лоб на предмет горячки.

— И все-таки, ответь.

— Ты что, продолжаешь общаться с сеньором Альбьери? — с подозрением спросила его мать.

— Мама, я же просил! Нет, я с ним не общаюсь, но ты не сказала, будешь ли ты считать меня сыном, если окажется, что я клон.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — растерялась Деуза, — но могу сказать тебе одно: я ни за что не откажусь от тебя, какой бы чуши мне ни наплели.

Лео только молча прижался к матери, как будто хотел спрятаться в ее объятьях от ужаса, который его одолевал. Проблема в том, что он никогда не находил в них спасения. Он не находил спасения ни в чем и ни в ком, кроме Альбьери.

Графство Хэмпшир, Англия

Бескрайние поля, окаймленные тонкой полоской леса по горизонту, раскинулись на много миль вокруг. Фортескью катил на своем внедорожнике по пустой трассе, наслаждался простором, скоростью и насвистывал под нос старинную ирландскую песенку. Вдали показались черепичные крыши сельских домов — цель была уже близко.

Возле флигеля за оградой заливалась лаем старая овчарка, почуявшая приближение чужака. Журналиста вышел встречать Грег МакКлери — высокий пожилой шотландец с редкими седыми волосами и сморщенным лицом.

— Брендон Фортескью, газета «Британские известия», — представился гость. — Мистер МакКлери, мы договаривались с вами по телефону о встрече.

— Да-да, я помню, — старик поспешно открыл слегка проржавевшую калитку, — я уж вас поджидаю.

— Благодарю, — снял шляпу Брендон и прошел во двор.

— Что вас привело ко мне, мистер Фостерфилд? — поинтересовался МакКлери, наливая ему кружку эля в честь знакомства.

— Фортескью, — поправил его журналист. — Я собираю материалы о выдающихся исследователях Оксфордского университета.

— Вот как, — усмехнулся Грег. — Ну, а я-то тут, извольте узнать, при чем?

— Мистер МакКлери, — хитро сощурился Фортескью, — вы явно недооцениваете себя. Только ленивый и невежественный англичанин не знает о ваших трудах в области клонирования.

— Вы подобрали точное определение — ленивый и невежественный. Все эти ученые советы, вершители судеб прогресса именно такие и есть, — похоже, журналисту удалось нащупать болевую точку, так как отставного профессора понесло в пространные рассуждения. — Они вот сейчас носятся с этим клонированием, как с писаной торбой: одно исследование, другое, пятое, десятое, куча гипотез, и ни одна из них не верна. А разреши они нам тогда, в 1968-м, наш эксперимент, клонов делали бы уже в любой репродуктивной клинике на любой вкус и цвет. Но нет же — антигуманная процедура! Будто потому, что прошло тридцать с лишком лет, понятия гуманизма изменились.

— Вы действительно настолько приблизились к этой технологии? — Брендон чисто символически отпил глоток традиционного алкогольного напитка.

— Молодой человек, если я начну вам объяснять суть технологии, вы вряд ли что-нибудь поймете. Но поверьте мне на слово — мы остановились в шаге от того, чтобы создать клон человека.

— Очень интересно… И все же, в чем была причина отказа контролирующих инстанций?

— Трусость, элементарная трусость, мистер Фостерфилд. Мир еще помнил фашистский террор, ученые мужи посчитали, что клонирование станет соблазном вывести новую касту высших людей или напротив, создать резервации для низших созданий. Они философы, а никакие не ученые. Настоящая наука беспристрастна, она не служит ни добру, ни злу, а единственно прогрессу.

— Вы считаете, что подобного бы не произошло? — Брендон постучал карандашом о столешницу.

— Помилуйте, сэр, какие такие высшие и низшие расы? Клонирование мало чем принципиально отличается от процедуры ЭКО, с той лишь разницей, что при клонировании мы точно знаем, какую особь получим в результате — ее генотип известен и не несет в себе тайн и угрозы мутаций.

— И только лишь? — с небольшим разочарованием спросил журналист.

— Поменьше смотрите фантастических фильмов и не читайте всякую ерунду типа книжонок Олдоса Хаксли, — фыркнул шотландец.

— Так вы не мечтатель, мистер МакКлери?

— Был когда-то. В молодости мы все мечтатели, но жизнь вносит свои коррективы, мистер Фор-тес-кью, — Грег, некогда обладавший прекрасной памятью, с трудом мог выговорить фамилию собеседника.

— Поведайте немного о вашей биографии и научном пути.

— Одну минуту, я плесну себе еще эля, — прервался старик. — Без эля я не могу рассказывать свою биографию. Так вот, сэр, родился я в офицерской семье. Отец у нас был строгий и с детства воспитывал в сыновьях спартанский дух, да только когда началась война, вся жизнь перевернулась с ног на голову. Я был еще мальчиком, когда в последний раз видел его вместе с двумя моими братьями. Вы, молодежь, не застали бомбежек и воя сирен воздушной тревоги, а мне по ночам иногда до сих пор снится этот звук. Я боялся, ох, как я боялся умереть. Каждый день. И еще подростком поклялся себе, что найду способ преодолеть этот страх. Когда я поступил на факультет естествознания, то впервые услышал о клонировании, и эта идея захватила мой разум. Почувствовать себя кем-то значимым, а не пешкой в руках судьбы, — разве это не заманчиво?

— Да, идея заманчивая, — согласился Фортескью.

— Но это, конечно, юношеский максимализм и романтика, — махнул рукой МакКлери. — Со временем я избавился от глупых фантазий и увлекся исключительно научными изысканиями. Мне этого было вполне достаточно, чего не скажешь о некоторых моих коллегах.

— Расскажите о ваших коллегах, мистер МакКлери.

— А что о них рассказывать? — почесал он в затылке. — Я как ушел из Оксфорда, так и не общался больше ни с кем из той команды. Даже с Аугусто.

— Вы были дружны? — острый взгляд Фортескью впился в белесые глаза старика.

— О да, — МакКлери осушил кружку и предался воспоминаниям. — Это ведь я его переманил в науку.

— Неужели?

— Вы бы видели его молодого — до чего был упертый религиозник! Часами доказывал мне, что Бог существует, цитировал наизусть Библию и сочинения блаженного Августина, да только я не поддавался. А однажды пришел ко мне, вот как вы сейчас, сел, а у самого лицо черное от горя. Говорит мне: «Грег, ты был прав. Ты тысячу раз был прав».

— Что же такого произошло?

— У него кто-то умер, а кто, не знаю. Аугусто вообще очень скрытный до личной жизни был. Поговаривали, что возлюбленная, но у семинаристов, знаете ли, не принято. Я не допытывался.

— То есть, смерть близкого человека повлияла на него таким образом? — Фортескью, точно ищейка, почуял, что напал на нужный след.

— Да, все верно. Я ему рассказал о клонировании, и с тех пор наука стала его новой религией. Конечно, в начале пятидесятых все только-только зарождалось, но…

— В каком смысле — религией? — уточнил журналист.

— А в таком, что характер у него не поменялся, просто угол зрения стал другим. Если раньше он с пеной у рта доказывал, какие атеисты дураки, то после начал поносить верующих, но видите ли, мистер Фостерфилд…

— Фортескью, — вновь мягко напомнил Брендон.

— Простите, Фортескью. Видите ли, от мистического мировоззрения не так-то просто избавиться. Если честно, я думаю, что это невозможно. Аугусто наделял клонирование и науку в целом каким-то высшим смыслом и относился к этому соответственно. С фанатизмом.

— А вы нет?

— Я убежденный атеист, я лишен всяческой магии в своей картине мира, но не скрою, мне было приятно чувствовать власть над законами природы. И вот, где я оказался теперь, — в светло-голубых глазах старика заблестели слезы. — Я не хозяин даже сам себе, какая тут природа.

«Только пьяных рыданий мне не хватало», — с неприязнью подумал Фортескью.

— Мистер МакКлери, когда вы последний раз виделись с вашим другом?

— Году в семьдесят втором, кажется. Он привозил своих крестников в Англию — до чего забавные были мальчишки! И, кстати, по иронии судьбы, близнецы. Однояйцевые. Одинаковые, как с конвейера.

Грег громогласно расхохотался, когда увидел, что лицо журналиста слегка вытянулось от удивления.

— Вы, небось, подумали, что это он их такими наштамповал? Уверяю вас, дорогой мистер Фортес… кью, к этим близнецам Аугусто не имел никакого отношения, помимо того, что принимал активное участие в их воспитании.

«Любопытный факт», — Брендон сделал пометку в блокноте.

— Скажите, а как вы…

— Вы хотите спросить, как я спился? — предположил МакКлери.

— Как вы оставили науку? Почему вдруг приняли решение бросить дело вашей жизни, вам трудно было принять отказ руководства?

— Не-ет, дело в другом. Я разочаровался, но не в науке, а в научном мире с его бессмысленной и преступной бюрократией. Знаете ли вы, сэр, что в научном мире кражи совершаются чаще, чем в ювелирных магазинах? Вот только крадут не драгоценности, а идеи. Внаглую.

— Можно поподробнее с этого момента, мистер МакКлери? — оживился Фортескью.

— Представьте: вы тратите годы собственной жизни, силы, ресурсы, не спите ночами, буквально женитесь на своей работе, чтобы потом некий высокопоставленный вельможа наложил запрет на ваши труды. Но это еще не все. Проходит двадцать лет, и какой-то ушлый делец берет и присваивает ту базу, которую вы наработали потом и кровью, при этом смеет утверждать, что он новатор. Нет, с официальной точки зрения все чисто — он ведь указал в сносках к своей диссертации ваш материал в качестве опоры, но кто заглядывает в эти сноски, скажите, кто?!

— Но ведь наука устроена так испокон веков: кто-то начинает, кто-то развивает и дорабатывает, здесь нет ничего неправильного или несправедливого.

— Да уж, нет ничего несправедливого, — разворчался старик. — А ничего, что рукоплещут всегда последним? Легко прийти на готовенькое и сорвать куш в виде аплодисментов толпы, а ты попробуй встать у истоков! И люди еще спрашивают, почему я запил.

— Уверяю вас, в мире журналистики воровства не меньше, а то и больше. Что ж, — Брендон поднялся из-за стола, — благодарю вас, мистер МакКлери, за увлекательную и содержательную беседу. Вы очень помогли мне в сборе материала для моей скромной статьи.

— Оставались бы еще, у меня есть отменный виски.

— Нет-нет, спасибо, — раскланялся журналист. — У меня на сегодня запланировано еще много дел.

— Ну, раз так, — пожал плечами Грег. — Пришлите хотя бы мне экземпляр, когда газета выйдет.

— Непременно! — торопливо сказал Фортескью и с опаской прошествовал мимо вставшей на дыбы овчарки.

— Фу, Боб! — прикрикнул на нее хозяин.

— До свидания, мистер МакКлери!

— До свидания, сэр! — махал рукой вслед уезжающему внедорожнику одинокий старый шотландец.

Мел стоило больших усилий уговорить Лео пойти на концерт своего приятеля Нанду и его группы. Лео разрывался между желанием вести привычный образ жизни и стремлением закрыться от всего мира, лишь бы никто не прознал, что он клон. Особенно Мел.

— Как продвигается твоя подготовка к экзаменам? — она набирала на ходу текстовое сообщение для Телминьи.

— Не так успешно, как хотелось бы, — поморщился Лео. — Мне не хватает усидчивости. Я начинаю читать, но уже через несколько страниц перестаю что-либо понимать, и приходится перечитывать заново.

— Нужна привычка, — улыбнулась Мел. — Ставь себе посильные задачи.

— Думаешь, у меня есть шанс справиться до осени?

— Ты хочешь непременно поступить в этом году? — удивилась девушка.

— Чем скорее, тем лучше. Я хочу побыстрее выучиться и стать умным, как… — Лео не договорил фразу. Не смог произнести вслух.

— Забавный ты. Учеба никуда не убежит, в самом деле. Не поступишь в этом году — поступишь в следующем.

— Нет, ты не понимаешь, это очень важно для меня. Еще год я не выдержу ждать.

— Ты, кажется, не признаешь полумер, — рассмеялась Мел. — Все или ничего, так?

— Да нет, — повел плечом Лео. Она все равно не поймет. — Твоя мать не против, что ты пошла со мной?

— Не обращай на нее внимания. Поворчит и забудет, а не забудет, так мы с папой вдвоем с ней справимся.

— Я ей не понравился.

— Ну и что с того? Ох, мы уже опаздываем, — Мел с тревогой взглянула на наручные часы. — У Нанду сегодня дебют, я хотела поздравить его перед началом, но по времени уже никак не уложиться.

— Он играет на гитаре?

— Играет, поет.

— Я тоже когда-то об этом мечтал, — вздохнул Лео.

— Почему перестал?

— Это была не моя мечта.

— Как это? — Мел посмотрела на него с глубоким недоумением. — А чья же?

— Не моя, и все. У меня теперь есть собственная мечта.

Мел многозначительно промолчала. Иногда Лео говорил такие вещи, которые она категорически не понимала. У всех свои странности — другого объяснения девушка не находила.

В не слишком просторном ночном клубе вовсю шел концерт. Толпа подпрыгивала в такт музыке, которая гитарными проигрышами и барабанным ритмом лилась со сцены. Небрежно одетый солист явно вошел в раж и самозабвенно пел простенькую бодрую песню в микрофон на стойке, приводя зрителей в искренний восторг.

— Вот Нанду, про которого я тебе говорила, — прокричала Мел прямо в ухо Лео, чтобы он хоть что-то услышал. — Правда, здорово?

Лео с радостью заметил, что его опасения относительно скопления людей не подтвердились — абсолютно все смотрели исключительно на сцену, и никому не приходило в голову всматриваться в его черты в полутьме. Определенно, лучший способ спрятаться — сделать это в толпе.

Мел заметила чуть поодаль брата и сестру Валверде и энергично помахала им рукой.

— Лео, сейчас я тебя познакомлю со своими друзьями! — громко сказала девушка. — Подожди меня здесь, пожалуйста!

Она пробралась сквозь скопление отдыхающих прямиком к Телминье и Сесеу.

— Мел, мы тебя ждали, где ты была? — обиженно произнес Сесеу.

— Да, Мел, ты сильно задержалась!

— Я встретилась кое с кем. Идемте, я познакомлю вас со своим другом.

Мел потащила их к тому месту, где ее должен был ожидать Лео, но каково же было ее удивление и разочарование, когда она обнаружила, что парень куда-то исчез.

— Ну, и где же он? — допытывался Сесеу.

— Он… — Мел растерянно захлопала ресницами. — Он, должно быть, отошел или потерялся среди людей… Столько народу…

Решение покинуть концерт посетило Лео спонтанно. Он совершенно не горел желанием знакомиться с приятелями Мел и не нашел ничего лучше, как продвинуться по направлению к выходу, где его кто-то цепко схватил за плечо:

— Лукас!

Лео обернулся и встретился взглядом с женщиной, которую сразу узнал, — он видел ее фото в журнале, хоть там она и выглядела моложе. Уже в третий раз на него смотрели такими глазами — Лео научился распознавать выражение лица, которое означало шок от столкновения с клоном. Женщина убрала руку с его плеча и хрипло проговорила:

— Извините, я обозналась.

— Лео! — Мел нашла-таки его среди посетителей клуба у самого выхода. — Ты что, собирался уходить?

— Я… нет, не знаю, — пробормотал парень, все еще находящийся под впечатлением от неожиданной встречи.

— И ничего не сказал мне, не попрощался? — Мел сложила руки на груди и требовательно посмотрела на него.

— Мел… — Лео закатил глаза и выдохнул.

— Знаешь, как это называется? Это не-по-ря-доч-но, — по слогам сказала она. — Я не хочу, чтобы ты так поступал со мной.

— Не буду.

— Пообещай.

— Обещаю. Мел, ты меня извини, я пойду, — Лео решительно нацелился на выход.

— Но почему? — удивилась девушка. — Все же было хорошо, что случилось?

— Ничего не случилось. Ладно, увидимся, пока, — он поцеловал ее в щеку и растворился в людском потоке.

— Мел, мы тебя обыскались, — похлопала ее по плечу Телминья.

— Я ничего не понимаю, Телминья, — обескураженно произнесла Мел. — Я совершенно ничего не понимаю.

* * *

— Анжела, почему ты так смотришь на меня? — Лукас, сидя за рулем автомобиля, всю дорогу чувствовал на себе необычайно нежный взгляд супруги.

— Так — это как? — отстраненно проговорила она.

— Я думал, ты расскажешь мне, как прошел первый концерт твоих подопечных.

— Да что там концерты, — Анжела опустила, наконец, глаза. — У меня всю жизнь концерты.

— На тебя это не похоже.

— Я вспомнила, как впервые увидела тебя в клубе. Ты мне тогда показался таким смешным.

— Да, я так и понял, — улыбнулся Лукас. — Ты меня тоже удивила. Я побаивался тебя поначалу.

— Серьезно? — рассмеялась Анжела.

— Ты была похожа на главаря мафии в юбке. Только ты могла осадить Берту.

— До меня только сейчас дошло, как много прошло лет, — грустно произнесла женщина.

— Анжела, ты плачешь?! — Лукас остановился на светофоре и взглянул на жену.

— Нет, все нормально, правда, — она поправила слегка размазавшуюся тушь.

— Не нормально, ты вся перевернутая.

— Я видела его, Лукас, — призналась Анжела.

— Кого?..

— Клона. Это точно был клон, я видела его так же ясно, как тебя сейчас.

Лукас резко нажал на педаль газа.

— Этого еще не хватало, чтобы моя жена смотрела на мою копию и тосковала по мне молодому!

— Да что ты так взъелся? — возмутилась Анжела. — Как будто я от тебя уходить собралась к нему.

— Очень надеюсь, что этого не произойдет.

— Ну, знаешь ли, ты уже перегибаешь палку.

— Я сомневался, стоит ли, но твоя реакция — отличный повод поехать к Альбьери и устроить ему разнос, — продолжал негодовать Лукас. — Где-то по городу ходит мой двойник, попадается на глаза моим близким и заставляет их чувствовать черт-те что.

— Да ладно, ты просто приревновал, — усмехнулась Анжела.

— А даже если и так. Я это я, Анжела, сорокалетний, с мелкими морщинами на лице и уже не идеальной фигурой, того юного Лукаса в кожанке с бас-гитарой давно нет на белом свете.

«И хорошо», — подумала Анжела, почувствовав легкий укол ревности к первой жене супруга, образ которой в последнее время отчего-то начал ее настойчиво преследовать.

— Зря мы заговорили об этом, — с недовольством пробормотала она.

— Прости меня, ты не виновата, — Лукас смягчился и провел рукой по ее лицу. — Это все чудовищные эксперименты Альбьери. Чувствую, нам придется нелегко.

— И ты меня извини, я просто не ожидала встретить его. Говорить — это одно, а увидеть вживую — совсем другое.

Они не заметили, как проехали мимо одиноко бредущего среди вечерних огней Рио человека в капюшоне. И он не обратил внимания на водителя за рулем промчавшейся машины. Он вообще был не способен увидеть хоть что-нибудь вокруг него.

Лукас решительным шагом вошел в офис клиники Альбьери — он был настроен на крайне серьезный разговор с крестным. Эдна, увидев его, вытянулась по стойке смирно и приготовилась грудью защищать обожаемого супруга от возможных нападок.

— Лукас, чем могу помочь? — спросила она с ноткой воинственности в голосе.

— Эдна, я пришел поговорить с Альбьери, — Лукас стоял, засунув руки в карманы брюк.

— Альбьери нет, он на больничном!

— Н-но… — попыталась возразить Анита.

— Хорошо, я навещу его у вас дома, — мужчина развернулся по направлению к выходу.

— Лукас! — окликнула его Эдна, смягчив тон. — Не стоит его беспокоить, он нехорошо себя чувствует.

— Не надо, Эдна, — «больной» вышел из своего кабинета и сокрушенно взглянул на крестника. — Лукас, ты хотел поговорить со мной? Идем в мой кабинет.

— Эдна, что все это значит? — удивилась Анита, когда Лукас проследовал за доктором.

— Не хотела, чтобы Альбьери отвлекали от работы, — спрятав глаза, растерянно проговорила та.

Лукас уселся в кресле напротив крестного и приготовился начать тяжелый разговор.

— Лукас, хочешь что-нибудь? — приличия ради осведомился Альбьери. — Чай, кофе?

— Спасибо, Альбьери, не нужно. Я пришел потребовать объяснений.

— Продолжай, — ученый напряженно слушал его.

— Не так давно обнаружилось, что у меня есть двойник, по странному стечению обстоятельств являющийся сыном твоей бывшей пациентки и твоим крестником. Лично я его не встречал, но видел фотографию, а моя жена вчера столкнулась с ним на концерте и не могла прийти в себя весь вечер. Альбьери, что ты сделал?

Альбьери спустил медицинскую маску на подбородок и, зажмурившись, приложил пальцы ко лбу.

— Лукас, ты должен был догадаться.

— Допустим, я догадался. Но я хочу услышать правду от тебя. Что ты сделал? — повторил вопрос Лукас.

— Я создал твой клон, — не открывая глаз, проговорил доктор.

Лукас, ожидавший услышать такой ответ, тем не менее, привстал на месте, опершись руками на стол.

— Как? Когда? Зачем?

— Когда погиб Диогу.

— Я ушам своим не верю, — в ужасе прошептал Лукас.

— Не суди меня, Лукас. Скоро меня, похоже, осудит весь мир, — сказал Альбьери, решившись посмотреть ему в лицо. — Осуждать всегда легко, а ты поставь себя на мое место. Вспомни, какое горе мы все пережили, какая страшная случилась трагедия! У меня был шанс, шанс один из тысячи вернуть Диогу, неужели ты думаешь, что я не воспользовался бы им? А кто бы не воспользовался? Ты? Лукас, ты просто не обладаешь достаточными знаниями и технологиями, чтобы сотворить такое, но когда в твоих руках ключ от главной тайны жизни, как удержаться, скажи?! — эмоционально вопрошал ученый.

— Ты сумасшедший… Ты же совершенно безумный!

— Да, возможно! Возможно, я безумен, но безумство и гений — две стороны одной медали. Я сделал это, я дал возможность родиться тебе еще раз, и если бы мне не помешали, я смог бы воссоздать копию Диогу!

— Альбьери, ты хотя бы сам слышишь, что ты говоришь?! — Лукасу сложно было удержаться от перехода на крик. — Какая еще копия Диогу, какое второе рождение, да это же кощунство! Ты надругался над его памятью и сам того не понял!

— Ты ошибаешься!

— Альбьери, — Лукас едва не плакал, — что же ты натворил? Ты же уничтожил и меня, и Диогу.

— Почему ты так говоришь, Лукас? — недоумевал Альбьери.

— Потому что ты не спросил меня, хочу ли я рождаться заново? Хочу ли видеть живое напоминание о своей молодости, о той жизни, навсегда оставшейся в прошлом?

Альбьери только бессильно развел руками — ему нечем было возразить на эту тираду.

— Выходит, я теперь сам себе не принадлежу? Этот парень — кто он, что у него на уме? Я не хочу, чтобы люди, глядя на него, думали обо мне!

— Лукас, Лукас, зачем так драматизировать?.. — схватился за голову Альбьери.

— Драматизировать? Драматизировать?! — со злостью переспросил Лукас. — Да я бы засудил тебя судом! Единственная причина, по которой я этого не сделаю, — нежелание того, чтобы весь мир узнал о моем клоне.

— Лукас! — прибежала на поднявшийся шум Эдна. — Я прошу тебя, не надо ссориться с Альбьери, у него слабое сердце!

— Это у меня сердце не выдержит после того, что он сотворил! — бушевал мужчина. — Впрочем, я сказал все, что хотел.

Лукас стрелой вылетел из кабинета, а Альбьери сидел в ступоре, не помня себя от пережитой встряски.

— Альбьери! — сочувственно сказала Эдна, утешая мужа. — Что случилось, он узнал?

— Эдна, еще немного, и меня сотрут в порошок, — глухо произнес доктор.

— Не бойся ничего, я с тобой! Я всегда буду с тобой, — прижалась к нему жена.

* * *

Лукас был настолько разъярен беседой с крестным, что совершенно не смотрел себе под ноги. В дверях он со всего маху столкнулся с кем-то, чересчур спешившим в клинику. Немного оправившись от удара лбом, он посмотрел на лицо случайного визави. За одну секунду перед глазами пронеслись все детство и вся юность — покойный брат встал перед ним, как живой: его улыбка и смех, озорной взгляд и ловкие движения. До чего это было странно и страшно — смотреть на живого человека и видеть мертвеца, а, может, себя из прошлого? Поди разбери. Пожалуй, Лукас понял, что имел в виду Альбьери, когда говорил о попытке вернуть Диогу с того света. Знакомый незнакомец натянул широкий ворот кофты по самые глаза и бросился наутек по улице.

— Эй! — крикнул ему Лукас. — Куда ты бежишь?

— Подальше от тебя! — не оборачиваясь, крикнул он ответ.

— Да стой же ты! Я тебя не укушу!

— Что тебе от меня надо? — клон не стал опускать воротник, но все же остановился.

— Зачем ты приходил в клинику Альбьери?

— Не твое дело! — грубо сказал парень.

— Ошибаешься. Это наше дело. И мы должны решить его как можно быстрее.

— А что тут можно решить?

— Тебя зовут Лео, я прав? — Лукас попытался установить контакт с грубияном.

— Да, — нехотя произнес Лео. — А ты Лукас. Я видел твое фото в журнале.

— Значит, ты в курсе того, что сделал Альбьери?

— В курсе. Я приходил сказать ему, как меня достало, что люди пялятся на меня, словно на призрака.

— Хм, — Лукас пришел в замешательство. А ведь он действительно еще ни разу не подумал о том, каково самому клону быть в роли живой фотографии — все переживания Лукаса до этого момента были исключительно о своей персоне. — На меня они тоже начали так пялиться.

— Тебе-то что? — хмыкнул Лео. — Ты же оригинал, у тебя все права на эту внешность. Тебя знают многие, а меня не знает почти никто, когда люди смотрят на меня, они видят тебя. И так уже давно, только я раньше не понимал, почему так происходит. Я вроде как вторичен.

— А ты думаешь, легко, когда тебя сравнивают с молодым тобой же? Как думаешь, в чью пользу сравнение?

— Понятия не имею. Наверное, в твою, ведь ты уже чего-то добился, в отличие от меня.

— Тебе нужно дожить хотя бы до сорока лет, чтобы понять, — усмехнулся Лукас.

— Ты считаешь себя умнее, раз ты старше, конечно. Я признаю, что так оно и есть. Но мне от этого не легче, — Лео чуть освободил нос от «повязки», которая мешала полноценно дышать.

— Послушай, тебе будет трудно жить в Бразилии, особенно в Рио, — увещевал его Лукас. — Все так и будет продолжаться, ситуация даже может усугубиться. Для твоего же блага тебе лучше переехать в другой регион или вообще в другую страну. Если понадобится помощь, можешь всегда на меня рассчитывать.

— Ты издеваешься?! — воскликнул Лео. — Бразилия моя родина, Рио мой родной город, я никуда не уеду, если сам того не захочу, понял? Не смей мне указывать!

— Я только хочу, как… — мужчина не закончил фразу: его собеседника моментально простыл след. Исчез, как по щелчку пальцев. Лукас лишь вытер пот со лба. — Боже, ну и кадр. Я не знаю, кто он, но он точно не я, и уж тем более не Диогу.

С этой мыслью Лукас сел в машину и медленно, чтобы никого не задавить по пути, поехал прочь от клиники Альбьери. Казалось, что все происходящее — всего лишь страшный сон, или Лукас опять сходит с ума спустя столько лет. Шутка ли — отражение, выскочившее из зеркальной глади и живущее самостоятельной жизнью, думающее, чувствующее иначе, чем ты, — кошмар похлеще любого фильма ужасов. И посреди этого кошмара оказались двое ни в чем не повинных людей, хотя, двое ли?

Лео же предпочел отправиться домой пешком, надеясь по дороге прийти в себя. Многие ли из молодых людей задумываются о том, что юность не вечна? Многие ли сознают, что придет время, когда лицо начнет покрываться морщинами, а тело уже не будет находиться в прежней форме, постепенно доставляя все больше хлопот? О нет, молодость беспечна, слепа, она не отдает себе отчета ни в чем, дарит иллюзию всемогущества, но что, если бы появилось волшебное зеркало, где человек мог бы видеть себя на середине, а то и в конце пути? В какое отчаяние оно приводило бы смотрящих в него! Редко кто хочет заранее знать конец книги, которую читает, но жизнь — это больше, чем книга. И только что Лео нечаянно пролистнул вперед добрую часть страниц.

Зимние каникулы в университете подошли к концу очень незаметно для Мел. Она провела их часть не дома — мать купила ей путевку в Англию, чтобы девушка отдохнула, развеялась, подтянула разговорный английский, посмотрела на местные достопримечательности, а главное, сделала это подальше от Лео, с которым Мел настойчиво продолжала общаться. Маиза не могла понять, почему дочь так тянет к «низам» в лице этого парня с внешностью Лукаса, устраивала дома вечеринки, куда приглашала светскую тусовку Рио-де-Жанейро, в особенности молодых симпатичных парней — сыновей подруг, но ничего не помогало. Как только гости расходились, Мел на следующий же день в очередной раз уходила гулять со своим невыносимым приятелем. Уговоры не действовали, применять угрозы Маиза не решалась, а Кайо встал на сторону дочери, что окончательно выбило почву из-под ног у сеньоры Кадоре. Бороться с этими двумя не представлялось возможным, кроме того, выпады в адрес Лео Кайо подспудно расценивал как ревность со стороны Маизы, и это неизбежно вызывало недопонимание между супругами.

Вот и сейчас Мел, не успев вернуться из поездки, отправилась в гости к другу. Не с пустыми руками, конечно же, — она никогда не приходила в чужой дом, не захватив хотя бы символического подарка для его хозяев. Для матери и бабушки Лео она купила косметику и парфюм, каких нельзя было достать в Рио, а вот для него самого подарок было найти весьма сложно, и Мел обегала пол-Лондона, чтобы раздобыть желаемый презент.

— Какая милая эта девочка, — Деуза с восхищением рассматривала баночку заграничного крема для лица, когда гостья ушла из-за стола вместе с Лео.

— Не то слово, — донна Мосинья допивала чай со сладостями. — Умная, воспитанная, жаль, только, птичка не нашего полета.

— Мама, ты не можешь обойтись без ложки дегтя?

— Я говорю правду. Лео стоило бы обратить внимание на девушку поскромнее, попроще, а с этой барышней его ждут одни неприятности, помяни мое слово.

— Мама, я с тобой не согласна, — возразила Деуза. — Главное, что Лео наконец нашел себе компанию. Он и в детстве мало с кем находил общий язык, я не помню, чтобы он еще дружил с кем-то так же, как с Мел.

— Детство — это одно, а сейчас они уже не дети, — продолжала ворчать старушка. — Думаешь, ее родители будут в восторге? Нет-нет, не нравится мне все это.

Деуза тяжело вздохнула и принялась убирать со стола — с матерью спорить было бесполезно.

* * *

— Ну вот, теперь ты знаешь, где я живу, — Лео показывал Мел свое жилище.

— А что, уютно, — улыбнулась девушка, рассматривая творческий хаос, царивший на мансарде. — Только темновато, как по мне. У тебя не устают глаза читать при таком освещении?

— А настольная лампа на что?

— Разумно, — согласилась Мел.

— Как ты съездила в Англию? — поинтересовался Лео.

— Замечательно! Ты однажды должен обязательно побывать там, тебе понравится.

— Нет, не понравится, там дождливо, а я люблю солнце.

— Думаешь, в Англии дождь идет круглые сутки весь год?

— Разве нет? — шутливо спросил парень.

— О нет, в определенное время года там бывает очень жарко. Я привезла кое-что оттуда, подумала, что тебе будет интересно, — Мел достала из сумки увесистый сверток.

— Что это, книги? — сгорал от любопытства Лео.

— Взгляни сам, — девушка протянула ему подарок и стала внимательно наблюдать за тем, как он разворачивает упаковку. — Ну, как тебе?..

Лео чуть не выронил книги из рук, когда прочитал их названия. Одна была об овечке Долли, а вторая называлась «Теоретические основы клонирования» и была написана некими Освальдом Густавсоном и Грегори МакКлери.

— Мел… спасибо, — растерянно произнес он.

— Я помню, что ты очень интересовался этой темой, поэтому захотела сделать тебе сюрприз, — щебетала девушка. — Я долго искала, спрашивала, подойдут ли книги для неспециалиста, но мне сказали, что они написаны понятным языком. Лео, тебе не понравилось?.. — она с огорчением заметила смятение на его лице.

— Нет, что ты! — спешно улыбнулся Лео сквозь легкое замешательство. — Книги отличные, где ты их купила?

— Вот это издание, — она указала на книгу в темно-зеленом переплете, — эксклюзивное, оно переиздано в девяносто седьмом году, кажется. Оставался последний экземпляр на португальском. А это я купила в книжном магазине с научно-популярной литературой напротив станции метро, там много всего о Долли на нескольких европейских языках.

— А я не мог найти про нее ни одного толкового журнала.

— Здесь ты такого не найдешь, это точно. В Бразилии наука не так развита, к сожалению.

— Мел… — сделал паузу Лео. — Как ты думаешь, там есть клоны?

— Клоны в смысле… люди? — с сомнением спросила Мел.

— Да, ты же сказала, что наука там более развита, вдруг кто-то уже сделал клона человека?

— Хм, нет, не думаю, — нахмурила она брови. — Я слышала только про овечку Долли, но если где-то и есть такие люди, то про них ничего не известно, иначе бы только о них на каждом углу и трубили.

— Правда? — Лео округлил глаза от ужаса.

— Ну, конечно. Клон сразу стал бы знаменитостью, я не сомневаюсь.

Парень закрутился на месте, пытаясь вспомнить, где находится стеллаж с книгами, настолько он был обескуражен этим разговором.

— Спасибо еще раз за книги, я обязательно их прочитаю, — Лео изо всех сил делал спокойный вид. — Мел, можно задать тебе странный вопрос?

— Опять о клонах? — Мел улыбнулась своей фирменной улыбкой.

— Да, опять. Если бы ты встретила клона, что бы ты почувствовала? — он старался уловить каждое движение ее мимики.

— Как бы я узнала, что он клон? — пожала плечами девушка. — Твой вопрос застал меня врасплох, я никогда об этом не думала. Наверное, ничего особенного бы не почувствовала. Лео, знаешь, о чем я хотела тебе рассказать?

Она отвлеклась на другую тему, но Лео сложно было уследить за ее мыслью, так как его собственную голову занимали другие думы. Он спрашивал себя: кем для него являлась Мел? Подругой, почти сестрой, но все же было в его отношении к ней что-то принципиально новое, незнакомое, чему Лео не мог подобрать должного определения. Он всегда легко шел по жизни, знакомился с девушками на несколько дней и ночей и не задумывался о том, что мог всерьез разбить чье-то сердце. Едва ли он мог выделить в калейдоскопе лиц и имен хотя бы одно, запавшее в душу, но в этот раз все происходило иначе. Новое чувство не было желанием обладать, стремительно угасающим сразу после того, как цель достигнута; какое-то молчаливое восхищение, преклонение — вот что это такое. Лео мог часами слушать, как Мел говорит об университетских подружках, зачетах, экзаменах, вредных преподавателях, прочитанных романах и теннисном корте, наблюдать, как она смеется, и на ее щеках играют ямочки, как забавно сердится, уронив рожок с мороженым на колени. Было ли это любовью, о которой слагают стихи и пишут песни, он не догадывался — Лео слишком плохо знал собственное сердце и с трудом мог разобраться в чувствах, его одолевающих. Он знал лишь, что если и стоит ради чего-то просыпаться каждое утро, то это улыбка Мел.

— …вот так. Что ты скажешь по этому поводу?

— А? — очнулся от глубоких размышлений Лео.

— Я так и знала, что ты не слушаешь, — нахмурилась Мел.

— Повтори, пожалуйста, я не расслышал, — смутился он.

— Нет, второй раз я одну и ту же историю рассказывать не буду, я не граммофонная пластинка. О чем ты все время думаешь? Постоянно витаешь в облаках… Неужели об экзаменах?

— Да, в каком-то смысле, — загадочно улыбнулся Лео.

— По-моему, ты лукавишь. Ладно, не хочешь делиться — не надо.

— Мел, а что твоя мать говорит обо мне?

— Лео, ты опять за свое, — закатила глаза Мел.

— Она не говорила, что я на кого-то похож, что-то в этом духе? — парень пытался выведать информацию.

— Да нет, а при чем тут это?

— Просто. Вдруг она решит, что я какой-нибудь внебрачный ребенок этого… ну, певца.

— Господи, ушам своим не верю, — рассмеялась Мел.

— Мел, — он бросил на нее серьезный взгляд, — не смейся над этим. Пожалуйста.

— Прости, — осеклась девушка. — Я думала, что ты пошутил.

— Все хорошо, — Лео опустил глаза. — Идем гулять, мне надоело сидеть на душном чердаке.

— Что ж, — Мел подскочила со стула, схватила сумку и соломенную шляпку, — я только за. Идем, — она протянула ему руку, и уже через минуту на мансарде в доме Деузы никого не было.

Доктор Альбьери приехал на работу чуть раньше обычного. У него появилась, вернее, усилилась привычка воровато озираться по сторонам, ходить быстро, не привлекая чужого внимания, и бояться собственной тени. Эта привычка возникла у него с рождением Лео — ученому часто приходилось нервничать, срываться и бежать на другой конец города, чтобы предотвратить встречу мальчика с тем, кому нельзя его видеть, продумывать все до мелочей и контролировать каждый шаг его матери. В редкие моменты он жалел о том, что сотворил, но лишь от усталости — любовь к крестнику превозмогала все. Однако была ли это любовь в обычном человеческом понимании? Альбьери с любовью был на «вы», это чувство являлось для него недоступным, а следовательно, не нужным. Восторженный юноша с горящим сердцем умер в нем слишком, слишком давно.

Альбьери вздрогнул, будто увидел призрака, когда прямо у машины его встретил Лео. Тот вновь устремил на доктора острый, прямо-таки пронзающий взгляд.

— Лео, сынок! — растерянно воскликнул он. — Я так рад тебя видеть!

— Не называй меня сыном, я не твой сын, — ледяным тоном произнес Лео. — Я пришел поговорить.

— Это очень хорошо! — засуетился Альбьери. — Только прошу тебя, давай говорить не на людях. Садись в машину, там можно будет спокойно пообщаться.

Парень молча согласился. Альбьери отъехал на некоторое расстояние от клиники и припарковал автомобиль в наименее людном проулке, чтобы кто-то из любопытных сотрудников не заметил начальника в нежелательной компании.

— Что ты хотел мне сказать? — с волнением спросил он.

— Я хотел задать тебе два вопроса. Первый: зачем ты это сделал?

— Лео… — Альбьери был не готов к откровенной беседе и лихорадочно соображал, как ему вразумительно растолковать крестнику те вещи, которые он сам до конца не сознавал. — Это долгая история, сынок.

— Я готов слушать хоть сколько.

— Понимаешь… Меня всегда пугала жестокость этого мира, уязвимость человека перед силами природы, его беспомощность перед такими вещами, как горе, болезнь и смерть. Я искал утешения в Боге, видел в Нем покровителя, защитника, спасителя, стремился к Нему, как умирающий в пустыне стремится к роднику с чистой водой. Но однажды… однажды я понял, что Бог возник как коллективная идея таких же испуганных перед всемогущей природой людей. Потребность человека в защите перед грозным внешним миром породила Бога, Лео. День, когда я понял это, был худшим днем в моей жизни.

— Вот как, — задумчиво проговорил Лео. — И все же, как это связано со мной?

— Лео, я объясняю тебе причины, побудившие меня бросить вызов законам мироздания. Я потерял крестника, которого любил больше всех на свете.

— Крестника?! — в ужасе переспросил парень.

— Да, — Альбьери понял, что скрывать что-либо бессмысленно — Лео вытащит из него всю правду клещами. — Его звали Диогу.

— Диогу…

— Ему было двадцать лет, когда он погиб — разбился на вертолете. Я не мог смириться с этой потерей. У Диогу был брат-близнец Лукас, абсолютно идентичный…

— Так вот, почему! — если бы в машине можно было вскочить на ноги, Лео бы вскочил — это известие поразило его в самое сердце, точно стрелой. — Ты решил заменить его мной?!

— Лео, Лео! Не спеши с выводами! Да, я пошел на этот шаг потому, что не мог принять смерть Диогу. Но это не значит, что я…

— Все ясно, — Лео душили слезы, но он продолжал говорить. — Я не понимал, почему именно Лукас, что такого особенного в этом Лукасе, что ты захотел клонировать его, а не кого-то другого, а ты… Когда ты называл меня сыном, ты обращался к нему, ты любил его, а не меня, ты вообще видел меня? Меня, а не покойного?

— Конечно! — воскликнул Альбьери. — Лео, ты не просто мой крестник, ты главная гордость моей жизни, ты даже не можешь представить, насколько сильна моя любовь к тебе.

— Гордость? Я как трофей? Ты еще хуже, чем я думал, — слезы градом катились по его щекам. — Я ушел бы прямо сейчас и больше не вспомнил о тебе, но у меня остался еще один вопрос.

— Какой, сынок? — еле выдавил из себя доктор.

— Что со мной будет?

— В каком смысле?

— В прямом. Я тут читаю кое-что, — Лео достал из рюкзака книгу в темно-зеленом переплете, — и здесь написано, что нельзя с точностью спрогнозировать, как будет развиваться клон, особенно, если это клон млекопитающего существа. Здесь целый параграф о проблемах, которые могут возникнуть, вот, смотри!

— Лео! — поразился Альбьери, увидев книгу. — Откуда она у тебя?

— Неважно. Так что ты на это скажешь?

— Сынок, поменьше читай такие книги, это всего лишь теория! Практика показала, что метод действенный, ты же здоров! Посмотри на себя — ты здоров! — с жаром доказывал ему свою правоту доктор. — Лео, искать проблемы со здоровьем таким способом — все равно, что купить справочник болезней и найти у себя симптомы рака, язвы и шизофрении! Повторяю еще раз: ты здоров.

— Сейчас! — возразил Лео. — Сейчас, в двадцать, может быть, и здоров. А сколько я проживу? Когда состарюсь? Будут ли у меня дети и здоровые ли? Ты можешь дать мне хоть какие-то гарантии?

— Нет, Лео, не могу, — честно признался Альбьери.

— Это все, что я хотел от тебя слышать, — парень бросил книгу обратно в рюкзак, резко распахнул дверь автомобиля и был таков.

— Лео! — крикнул ему из машины крестный, но все бесполезно. — Какой кошмар, какой кошмар!

Он закрыл лицо руками и разрыдался — день был основательно испорчен. Хотя, что там день — вся жизнь испорчена, и пути назад уже нет. Альбьери иногда задумывался: а не пустить ли себе пулю в лоб? Одно нажатие курка — и небытие приняло бы его в объятья своей темной бездны, и он больше бы не увидел этих то умоляющих, то проклинающих глаз, не услышал бы, как его доброе имя втаптывают в грязь журналисты, а главное — он смог бы заставить навсегда замолчать надоедливый голос совести. Но небытие пугало Альбьери. Возможность мыслить оставалась по-прежнему для него слишком ценной, чтобы так запросто распрощаться с ней, кроме того, ведь он бы не узнал, что доподлинно скажут люди о его достижении. Быть может, растопчут, а может, возвеличат? Кто знает.

Пошел уже третий месяц, как Брендон погрузился в свое расследование. Временами ему казалось, что он разбирается в вопросах клонирования почти что на уровне самого МакКлери — стопки прочитанных материалов всевозможных публикаций, конференций, симпозиумов, долгие часы, проведенные в архивах, поездки по стране. Холостяцкая жизнь Фортескью оказалась заполнена наукой от и до, однако он совсем не сопротивлялся. Наконец, собрав всю необходимую информацию у себя на родине, журналист отправился в командировку за океан — в далекую и немного дикую Бразилию.

Рио-де-Жанейро встретил гостя очень жаркой погодой, что тот почувствовал сразу же, как ступил на трап. «Что ж, ради стоящего дела можно и потерпеть», — подумал он. По дороге в гостиницу Брендон с наслаждением эстета рассматривал городские пейзажи, размышляя: «Какое интересное сочетание натурализма и урбанизма. Цивилизация вторгается в природу, но природа гордо демонстрирует свое превосходство». Все было бы прекрасно, если бы впечатление иностранца не испортила шайка чумазых детей, облепивших «богатого дяденьку» с протянутыми за милостыней руками.

— Швейцар! — в возмущении крикнул Фортескью. — Что у входа в отель делают попрошайки?

— Простите, сеньор! — слегка побледнел сотрудник гостиницы. — Сейчас все будет улажено. Не знаю, как они сюда пробрались — такое происходит впервые. Примите искренние извинения за доставленные неудобства!

— Извинения приняты, но следите, пожалуйста, за тем, кто у вас тут бродит. Да уж, цивилизация, — недовольно пробурчал себе под нос журналист.

Он расположился в номере, открыл настежь окна с балконной дверью и втянул носом запах океанского бриза. Надо сделать пару звонков, и скоро вновь начнется кропотливая работа. А пока можно прогуляться по пляжу — в Лондоне моря уж точно не найдешь.

* * *

— Альбьери! — Эдна с беспокойством заглянула в кабинет к мужу, держа телефонную трубку у уха. — Звонит корреспондент британской газеты, просит о встрече с тобой.

Доктор от неожиданности чуть не выронил из рук папку с протоколами обследований. На его лице отразилось невероятное по силе смятение.

— Британской газеты? Хорошо, пусть приходит завтра в четыре часа.

— Альбьери! — в ужасе шепотом проговорила Эдна. — А если он… вдруг он хочет выведать что-то? Это же может быть опасно!

— Пусть приходит, — твердо сказал Альбьери. — Молчанием мы только усилим подозрения, если они есть, а так я хотя бы выясню, что ему нужно.

— Хорошо, как скажешь, — покорно ответила женщина, но бросила на супруга неодобрительный взгляд.

Ученый бессильно опустился в кресло: ну вот, начинается. Единственное, что успокаивало его, это то, что газета британская. Навряд ли за океаном узнали про двойника Лукаса Ферраса. «А что, если провести разведку боем? Намекнуть, прощупать почву? Что, если сыграть на опережение и выйти из ситуации победителем, а не поверженным? Многое зависит от подачи информации», — размышлял Альбьери, подспудно всеми фибрами души желавший поведать миру об удачном эксперименте.

* * *

Сотрудники клиники переглядывались и перешептывались в недоумении, когда увидели репортера с кожаным портфелем и в костюме с иголочки, улыбнувшегося им в тридцать два белоснежных зуба и прошествовавшего в кабинет доктора Альбьери. Труженики пера заявлялись к ним не так уж часто, но все решили, не сговариваясь, что готовится масштабная публикация к юбилею клиники или что-то вроде того.

— Альбьери, журналист пришел, — предупредила супруга Эдна.

— Пригласи его, Эдна, — доктор готовился к этой встрече, словно к экзамену.

— Добрый день, сеньор Альбьери, — гость вошел в кабинет и обменялся рукопожатием с ученым. — Меня зовут Брендон Фортескью, я корреспондент газеты «Британские известия».

— Очень приятно, мистер Фортескью, — монотонно проговорил Альбьери. — Я свободно владею английским, поэтому готов беседовать на неродном языке.

— Как пожелаете, — Брендон уселся напротив него, достал диктофон, блокнот и ручку. — Вы позволите, я включу?

— Да-да, — внешне доктор сохранял непоколебимое спокойствие.

— Итак, мистер Альбьери, вы, должно быть, задаетесь вопросом, что привело меня к вам. Я готовлю объемный материал, посвященный именитым выпускникам Оксфордского университета.

— Что вы, — слегка усмехнулся Альбьери. — Меня едва ли можно назвать именитым выпускником Оксфорда, во всяком случае, в научном мире меня никогда не признавали должным образом.

— Тем не менее, — Фортескью окинул взглядом кабинет, — вы добились выдающихся успехов у себя на родине, а это очень немало. Миссия Оксфордского университета состоит не только в подготовке кадров для Соединенного Королевства, но и в том, чтобы снабжать высококвалифицированными специалистами весь мир.

«Он мне льстит», — отметил про себя доктор.

— Расскажите немного о вашей деятельности, о ее значении в масштабах Бразилии, — попросил журналист.

Альбьери тщательно, взвешивая каждое слово, поведал ему о сути своей многолетней работы. Фортескью записывал все на диктофон и регулярно делал пометки в блокноте, не перебивая интервьюируемого.

— Благодарю вас, мистер Альбьери. Давайте поговорим о ваших годах в университете. Мне известно, что изначально вы поступали на богословский факультет, затем переменив его на факультет естественных наук. Что побудило вас сделать выбор в пользу науки?

«Начинается самая ответственная часть», — подумал ученый, но вслух сказал следующее:

— Я не нашел в религии того, что нашел в науке. Религия пытается дать ответы на многие вопросы, но только наука может их решать.

— Например, что вы имеете в виду? — Брендон подпер кулаком подбородок.

— Например, вопрос вечной жизни. Испокон веков люди боялись смерти и не хотели умирать, тогда религия дала им надежду на рай и воскресение. Но надежда — это не гарантия. Надежда не убирает проблему как таковую, а гарантию можно увидеть своими глазами, прочувствовать в реальности.

— Гарантия вечной жизни? — приподнял брови журналист.

— Да, именно! — Альбьери незаметно для себя вошел в раж. — Эликсир бессмертия, который так искали наши предки, это не что-то эфемерное, это химическое вещество! Понимаете, человеку нужно что-то материальное, что-то конкретное!

— Мистер Альбьери, а современная наука могла бы предложить альтернативу эликсиру бессмертия?

— Возможно, — уклончиво ответил ученый. — Однако же пока речь не идет о бесконечном продлении жизни одного человека, а вот о его перерождении — очень даже.

— Перерождении? — поразился Фортескью. — Как в индуизме?

— Вы путаетесь, сэр. Вот вам прекрасный пример: религия говорит о реинкарнации, а наука ее осуществляет! Я имею в виду клонирование.

Брендон чуть не присвистнул от восторга, но сохранил серьезное выражение лица.

— Я знаю, — сказал он, — что вы занимались исследованиями по данной теме, будучи в составе знаменитой оксфордской пятерки. Неужели клонирование действительно может воплотить давнюю мечту человечества о бессмертии?

— Может, — уверенно заявил Альбьери. — При соблюдении определенных условий из клона можно воссоздать копию оригинала не только по физическим, но и по психологическим параметрам.

— Любопытное утверждение. Но, мистер Альбьери, стопроцентно идентичных условий воспитания невозможно создать при всем желании.

— Признаю, некоторая погрешность имеет место быть. Но не забывайте о механизме генетической памяти, развитой у клона в разы сильнее, чем у обычных людей. Генетическая память поможет восполнить пробелы.

«Попался!» — мысленно воскликнул Фортескью.

— На чем основана данная теория? — поинтересовался он.

Альбьери осекся, поняв, что в чрезмерной увлеченности сказал лишнего.

— Это предположение связано с генотипическими особенностями клонированного организма, но я бы предпочел не углубляться в терминологию.

— Хорошо, мистер Альбьери, я понял вас. Как вы считаете, на практике у реального клона не возникло бы потребности в самосознании, в поиске своей идентичности?

Доктор был поставлен в тупик. Растерянное, обозленное лицо Лео встало у него перед глазами помимо воли, и внимательный взор журналиста заметил это секундное замешательство.

— Это вопросы психолого-педагогического сопровождения ребенка-клона. Чтобы воплотить в действительность то, о чем мы говорим, усилий одних лишь генетиков недостаточно — нужна целая команда профессионалов.

— Честно говоря, мистер Альбьери, сложно себе вообразить, как будет выглядеть процедура клонирования, поставленная на поток.

— Это вопрос времени, — поморщился доктор. — Новое всегда воспринимается людьми в штыки, но затем оно занимает свою нишу в жизни общества. Могли ли люди сто пятьдесят лет назад вообразить себе технику, которая существует сейчас? А полеты по небу через океан? Для них это было бы дикостью, а для нас в порядке вещей.

— Но нельзя не признавать того, что общество достаточно ксенофобно, и технический прогресс — это одно, а изменения такого плана — более тонкий процесс, — возразил Фортескью.

— Тонкий не значит невозможный, — парировал Альбьери.

— А если бы вы создали клона, как бы вы себя ощущали?

— Я думаю… — он сделал паузу. — Я думаю, я ощущал бы себя богом.

— И кем был бы для вас этот клон? — ястребиный взгляд журналиста не упускал ни одной детали, ни одного движения лицевого мускула.

— Он был бы новым Адамом.

«Он безумен, но это совсем не безумие в медицинском смысле. Он сделал своего несчастного клона, у меня не осталось сомнений», — сделал вывод Фортескью.

— Премного благодарен вам за увлекательнейшую беседу, мистер Альбьери, — он нажал на кнопку диктофона. — Надеюсь, мне еще посчастливится побеседовать с вами.

— И вам спасибо, мистер Фортескью. Надеюсь, вы еще услышите обо мне.

Распрощавшись с ученым, Брендон поспешил в гостиницу. Он ехал в такси, и на этот раз его внимания уже совершенно не привлекали виды Рио. «Старый чертяка Ньюман был прав, здесь кроется что-то фантастическое. Осталось лишь найти этого нового Адама, кем бы он ни был», — мысли в голове у журналиста мелькали с бешеной скоростью. Еще немного, и имя британского репортера войдет в историю.

— Мел, ты чего такая кислая? — Нанду тормошил подругу, сидевшую на диване в гостиной у Валверде с самым безучастным видом.

— Ну что ты пристал к Мел, Нанду? — вступилась за нее Телминья. — У всех бывают неудачные дни, ничего особенного.

— Да, вот только у Мел этот неудачный день длится уже не первую неделю, — заметил Сесеу, сделав глоток пива из жестяной банки.

— Сесеу! — шикнула на него сестра.

— Телминья, мы хотим помочь, — простодушно возразил Нанду. — Мел никогда такой не была, ну, до того, как познакомилась с этим парнем. Мел, будешь пиво?

— Отстань от меня, — отмахнулась от него девушка, как от назойливой мухи.

— Ну вот, хочешь, как лучше, а тебе хамят.

— А где твой косячок? — поинтересовался у друга Сесеу.

— Мне Анжела устроила обыск и выбросила, — пожаловался Нанду. — И после этого полчаса мозги компостировала.

— Вот стерва! Сама-то наверняка в молодости все перепробовала.

— Все правильно она сделала, — вмешалась Телминья. — Если вы дурачки и ничего сами не понимаете, кто-то же должен вам объяснять.

— И ты туда же, Телминья, — скривился ее брат. — Что ж вы все зануды такие?

— Я больше не могу слушать вашу болтовню, у меня голова сейчас треснет, — Мел поднялась на ноги и демонстративно ушла в комнату подруги.

— Девушки! — в недоумении развел руками Нанду.

— Мел! — Телминья присела рядом с ней и взяла за руку. — Что случилось, расскажи мне.

— Это все Лео, — Мел с трудом сдерживала слезы. — Он начал избегать меня, хотя все начиналось хорошо.

— Странно. Ни с того ни с сего?

— Я думаю, причина в маме, — предположила девушка. — Она враждебно к нему относится, и Лео это чувствует. Я сто раз объясняла ему, что мама — это мама, а я это я, но он, похоже, не понимает.

— Вам нужно откровенно поговорить, — дала совет Телминья. — Просто скажи ему прямо обо всем, что думаешь и чувствуешь, иначе он так и будет все время сбегать от тебя.

— Ах, Телминья, не знаю, — засомневалась Мел. — Лео такой странный, я боюсь откровенными разговорами отпугнуть его насовсем.

— Мел, может, я чего-то не понимаю, но если он боится откровенных разговоров, то зачем тебе такой парень?

— Телминья! — она засмеялась сквозь грусть. — Я тоже постоянно себя об этом спрашиваю и не нахожу ответа. Я стала такой плаксой рядом с ним.

— Тем более!

— Что-то случилось через некоторое время после того, как я вернулась из Англии. И мать Лео, донна Деуза, тоже это заметила. Он даже бросил подготовку к экзаменам, которой так горел.

— Мел, поговори с ним. Нельзя оставлять все просто так и мучиться неопределенностью.

— Я так и сделаю! — смело заявила Мел. — Терять мне нечего.

* * *

Лео возвращался домой с очередной бесцельной прогулки. Он вновь, как в прежние времена, взял за обыкновение часами болтаться на улице, а порой и устраивать ночлег под открытым небом где-нибудь на безлюдном пляже. Теперь все стало еще хуже — раньше Лео не осознавал причин досаждавшей ему внутренней пустоты, ныне же страшная тайна, сокрытая даже от матери, буквально разрывала душу, а мучительнее всего то, что от нее нигде нельзя было спрятаться — ни под звездным небом в шуме прибоя, ни в суетливой городской толпе. Правда о самом себе тенью следовала за Лео по пятам, и даже если бы он уехал на край земли и затерялся посреди песков пустыни, она настигла бы его и там, как хищная птица.

Он с удивлением заметил у ворот своего дома Мел. Она стояла возле калитки в легком светлом платьице с тонким поясом и с волнением высматривала Лео среди прохожих. Ее фигурка показалась ему такой воздушной, хрупкой, беззащитной, что невольно сжалось сердце. Наконец, увидев знакомое лицо, она широко улыбнулась и робко махнула рукой.

— Мел? — растерянно произнес Лео. — Не ожидал встретить тебя.

— Привет, очень хорошо, что я смогла тебя поймать. Лео, нам с тобой нужно поговорить.

— Хорошо, проходи, — он жестом пригласил ее в дом.

— Я только что оттуда. Давай пройдемся, ты не против?

Он лишь дернул плечами в ответ, выражая согласие. На город начинали спускаться сумерки, однако жизнь вокруг продолжала кипеть: с заходом солнца, как и в любой стране, где круглый год лето, улицы заметно оживлялись. Возле одного из баров посетители лихо отплясывали каримбо — национальный танец, в котором танцовщицы в длинных расклешенных юбках выделывают причудливые па. Лео бросил равнодушный взгляд на то, как мелькают пестрые, словно крылья тропических бабочек, юбки, и прошел дальше вместе с Мел мимо веселой компании, пока звуки музыки и смеха не стихли.

— Лео, что у тебя произошло? — Мел опустилась на парковую скамейку. — Я перестала тебя узнавать.

— Я тоже, Мел, — он сел рядом с ней. — Я давно уже перестал себя узнавать.

— Я расстроила тебя чем-то?

— О чем ты? — удивился Лео.

— Ты избегаешь меня, почему? — в глазах Мел читалась обида.

— Хм, — с горечью улыбнулся он и отвернулся в сторону. — Я избегаю не тебя, а себя.

— Снова ты говоришь загадками. Когда я шла к тебе, то приготовила целую речь, разве что на бумажке ее не записала. Точно знала, что и как тебе скажу, а сейчас ни слова не могу произнести.

— Почему? — Лео вопросительно взглянул на нее.

— Я ничего не буду говорить, а лучше сделаю.

Лео не успел опомниться, как Мел впилась в его губы слегка неумелым, но очень решительным поцелуем, на который он ответил с большой охотой и удовольствием. Она была права — слова только мешают тихому диалогу двух сердец, в котором, наконец, не осталось места никаким сомнениям и недомолвкам. Тем не менее, все оказалось не так просто, как думала Мел, увлекаясь взаимным и таким долгожданным романтическим порывом.

— Мел… — Лео отстранился, не разжимая, однако, объятий. — Не надо.

— О, нет! — раздосадовалась девушка. — Ты меня не обманешь, не скажешь, что ничего не чувствуешь — я теперь знаю, что это не так!

— Я не умею любить, Мел, никогда не умел.

— Я не ударила тебя только потому, что не терплю рукоприкладства, — Мел резко высвободилась из его рук. — Ты просто мерзавец, вот ты кто! Я больше не позволю играть моими чувствами!

— Видишь, ты обижаешься и кричишь, а я не понимаю, из-за чего. Я вообще очень плохо понимаю людей. Даже мама считает, что я ее не люблю. Никто мне не может растолковать, как она выглядит, эта любовь, и как ее показывать так, чтобы люди о ней догадывались.

— Но это же так просто! — воскликнула Мел. — Лео, ты будто с Марса прилетел!

— Да, точно, с Марса, — усмехнулся Лео, разглядывая камешек под ногами. — Лучше тебе не связываться со мной, я все равно тебя разочарую.

— Какие глупости ты говоришь! Просто скажи: любишь или нет?

— Люблю, — не поднимая головы, ответил он.

— Ну вот! — у Мел перехватило дух от радости. — Все куда легче, чем ты думаешь!

— Не легче, — парень закрыл лицо ладонями.

— Боже, я сейчас с ума сойду, — она начала выходить из себя. — Что с тобой не так, Лео?

— Мел, я скажу тебе одну вещь, и ты сразу все поймешь.

— Какую вещь?.. — Мел посмотрела на него с опаской, боясь услышать что-то роковое.

Лео помедлил немного с ответом. Он должен признаться ей — будет неправильно лгать, придумывать нелепые отговорки, почему их любовь не имеет права на существование. Всего одно слово расставит все по местам.

— Я… я клон, Мел.

— Что?! — она в ужасе вскочила со скамейки.

— Да, вот так, — проговорил Лео, сожалея о том, что не может провалиться сквозь землю прямо на месте.

— Так вот почему ты… — удушающий комок в горле не давал Мел договорить. — Вот почему ты искал… Но, Лео, как такое возможно?

— Мой крестный, Альбьери, создал меня. Он генетик, — парень смотрел в сторону, избегая взгляда возлюбленной. — У него погиб крестник, и он решил воскресить его таким образом. Во всяком случае, он мне так сказал.

— Не могу поверить, — произнесла Мел, несмотря на слезы, бегущие ручьем из глаз. Она подошла ближе и положила руку ему на плечо. — Ты подумал, что я отвернусь от тебя из-за этого?

— Нет, — он печально улыбнулся ей. — Я верил, что ты не станешь бояться меня, как другие. Но нам не нужно быть вместе. Ты будешь страдать рядом со мной, как страдаю я. Раньше я думал, что получу образование и узнаю все о себе, но я жестоко ошибался. Еще никто в мире не может сказать, какова будет судьба клонов, даже их создатели. Все проверяется опытным путем, то есть, на мне.

— Лео… — потрясенно прошептала Мел.

— Я живой эксперимент. Я могу резко состариться через год или через пять лет, могу заболеть неизвестной болезнью, которую не сможет вылечить ни один врач. Мой организм — загадка, и мне как-то нужно с ним жить, но лучше я буду делать это один. Запомни меня таким, какой я сейчас, Мел, и иди своей дорогой. У тебя впереди долгая счастливая жизнь.

— Мне не нужна никакая своя дорога! — неожиданно вспылила девушка. — Почему ты делаешь мой выбор за меня?

Вместо ответа Лео еще раз с нежностью поцеловал ее, стараясь навсегда запечатлеть этот момент в памяти.

— Прощай, Мел, — сказал он и быстрым шагом пошел прочь под покровом сгущающихся сумерек.

* * *

Маиза в волнении набирала сотовый дочери, расхаживая туда-сюда по просторной гостиной.

— Недоступен! — в отчаянии проговорила она. — Эта девчонка доведет меня до нервного срыва!

— Маиза, тише, — успокаивал ее муж. — Нужно позвонить Телминье, они наверняка пошли куда-то всей компанией.

— Нет, Кайо, я сердцем чувствую неладное. Разве ты не видишь, что творится с дочерью? Это все тот парень так на нее влияет, я бы и близко его к Мел не подпустила, но ты же играешь в демократию! Мел еще ребенок, она многого не понимает, но ты!

Мел настежь распахнула двери дома и побежала наверх вся заплаканная, даже не взглянув в сторону родителей.

— Мел, ну наконец-то! — облегченно воскликнула Маиза. — Дочка, почему ты не предупредила, что уходишь? Мы волновались. Мел!

— Я пойду к ней, — жестом Кайо призвал жену не беспокоиться.

Девушка упала на мягкую кровать и закрыла голову подушкой, чтобы никто не слышал ее рыданий. Сквозь неплотно прикрытую дверь в темную комнату пробивалась тонкая полоска света.

— Мел, можно войти? — постучался к ней отец.

— Папа, я не хочу разговаривать! — эмоционально прокричала она в ответ.

— Мел, я не буду спрашивать, что случилось, просто посижу с тобой, хорошо?

— Ладно, — Мел села, опершись спиной на каретку кровати, и вытерла ладонью слезы со щеки. — Такой ужасный вечер.

— Вижу, дочка, — Кайо убрал с ее лица прилипшую прядь волос.

— Пап, хочешь, я расскажу тебе историю?

— Расскажи, милая.

— У меня есть подруга, — начала говорить Мел, периодически всхлипывая, — Аманда, наверное, ты ее помнишь. Однажды она влюбилась в необычного парня. У него с рождения не было руки по самый локоть, только об этом мало кто догадывался — у него был протез такой, что не отличишь от настоящей кисти. Этот парень всегда носил одежду с длинным рукавом и так ловко управлялся в быту, что она ничего не заподозрила, а когда узнала, плакала два дня. Я не понимала, осуждала Аманду, ведь какая тут, по большому счету, трагедия? Живут же люди по-разному. Да только не сложилось у них ничего.

Мел снова зашлась слезами и кинулась на шею отцу.

— Дочка, ну что ты, — гладил он ее по голове.

— Папочка, почему мир такой жестокий?

— Мел, если бы я мог, то оградил бы тебя от всех невзгод и жестокостей судьбы. Но я не могу, ты уже не та малышка, что бегала дни напролет по саду, где я старался убрать каждый лишний камешек, каждое возможное препятствие, чтобы ты не упала и не поранилась. Кажется, пришла пора взрослеть, дочка.

Маиза, притаившаяся в дверном проеме, тяжело вздохнула. Она понимала все без объяснений — это было сродни дежавю, мать досконально знала все, что чувствует дочь. «Лукас не разрушил мою жизнь, но теперь его сын пытается разрушить жизнь Мел», — с возмущением подумала сеньора Кадоре. Похоже, семейство Феррасов было ее личным проклятием, но она не собиралась сдаваться. В конце концов, кто защитит дочь, если не Маиза?

Отчитавшись главному редактору о проделанной работе и сообщив о предполагаемых командировочных тратах, Брендон расселся за письменным столом, на котором лежали приготовленные для изучения материалы. «Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что», — вслух проговорил он и усмехнулся. Журналист часто любил повторять, что эта сказка сыграла определяющую роль в его жизни — его бабушка, иммигрировавшая в тридцать седьмом году в Лондон из Москвы и вышедшая замуж за английского лорда, разговаривала с внуком исключительно на русском и читала ему народные произведения. Так, в маленьком мальчике проснулась тяга к познанию окружающего мира и к изучению языков. Фортескью подумал, что никогда еще эта фраза так точно не описывала его профессиональную задачу — искать клона в чужой стране и вправду было сродни поиску иголки в стоге сена.

Для начала нужно было определиться с кругом поисков. Кого мог клонировать безумный гений? Себя? Едва ли кто-то решится проделать такой эксперимент над собой, насколько безрассудным бы ни был исследователь.

— За свою жизнь я не встречал более религиозных атеистов, чем этот господин, — Брендон не заметил, как сказал эту фразу вслух, пока листал досье на доктора Альбьери. Внезапно его осенила ошеломляющая мысль. — Перерождение! Он недаром говорил о перерождении, о реинкарнации, это связано со смертью, а смерть кого-то из близких, как известно, стала отправной точкой во всей научной карьере Альбьери! Думай, Фортескью, думай, думай!

От напряжения у него даже выступил пот на лбу. Погибшую возлюбленную ученый не мог клонировать при всем желании — для этого нужны клетки живого организма. Тогда получается, что версия с умершим отпадает? Ведь нельзя же заготовить на такой случай клетки всех близких людей. Вот если бы у покойного была живая копия…

— Близнецы! — вскричал журналист, не сдержав порыва эмоций. — Я должен узнать все об этих близнецах, его крестниках!

Официальное досье было скупо на факты из частной жизни доктора Альбьери, и Брендону пришлось потрудиться, чтобы выяснить имена и хотя бы краткую биографию «забавных мальчишек», о которых говорил МакКлери. Фортескью испытал глубочайшее профессиональное удовлетворение, когда оказалось, что мальчики — сыновья давнего друга и делового партнера Альбьери, Леонидаса Ферраса, и один из них погиб в 1980-м году. Не то чтобы журналист радовался чужой смерти — покойному ведь все равно, а он почти разгадал самую сложную головоломку в своей карьере. В еще больший восторг он пришел, когда узнал, что второй близнец — известная в Бразилии личность. При наличии его юной копии уж точно найдется не одна публикация про внебрачного ребенка, только придется перелопатить некоторое количество желтой прессы, от которой Фортескью искренне воротило.

Однако же, к великому разочарованию британца, в прессе не нашлось ничего стоящего. Никаких загадочных двойников, внебрачных детей — вообще ничего. Брендону пришлось отрабатывать еще несколько версий, ни одна из которых не увенчивалась успехом, и спустя полтора месяца бега по замкнутому кругу у него начали опускаться руки. Мистер Ньюман терпеливо держал марку, но журналист уже замечал нотки недовольства в голосе начальника. Еще бы, командировочные не бесконечны.

Брендон вышел прогуляться и подышать вечерним воздухом — работа сводила его с ума. Он постепенно привыкал к ритму южного мегаполиса, так сильно отличавшемуся от лондонского стиля жизни, вот только сложно было привыкнуть к большому количеству нищеты. В британской столице Фортескью попросту не заходил в те районы, где велик риск быть окруженным попрошайками или уличными хулиганами, в Рио же такой гарантии не мог дать никто и нигде. Вот и сейчас он брезгливо посмотрел на сидящего чуть ли не на тротуаре молодого парня, уткнувшегося себе в колени. Вдруг тот резко дернул головой, разминая шею, и в свете уличного фонаря Брендон с поистине мистическим ужасом узнал искомые черты лица. Фортескью, никогда до этого не веривший в судьбу, был готов вознести благодарственную молитву журналистскому богу, если таковой существует. К счастью репортера, парень не заметил в сумерках его потрясенного взгляда. Он встал на ноги, слегка отряхнулся и отправился восвояси. «Я не должен его упустить! Хоть бы и пришлось идти в самый центр фавелы!» — подумал Фортескью и, ступая неслышно, как хищник, пошел выслеживать свою жертву, за которой гонялся так долго.

Двойник Лукаса Ферраса, лицо которого журналист запомнил досконально, словно бы почувствовал преследователя и настороженно обернулся, но не заметил ничего подозрительного. Постояв так с минуту, парень снова двинулся в путь и немного ускорил темп ходьбы. Он петлял, сворачивал в подворотни и подземные переходы, перебегал дорогу без светофора, что заставило Фортескью прилично побегать и понервничать, но ярко-желтая футболка служила отличным маяком при свете луны, и это сыграло тому на руку. Сколько продолжалась эта азартная погоня, британец впоследствии сказать не мог, настолько она его поглотила. Наконец парень приблизился к скромному одноэтажному дому с мансардой и хлопнул калиткой, зайдя во двор. Брендон сам едва не рухнул на тротуар от усталости — пробежать вот так целый марафон без передышки, а ведь он достаточно спортивный человек. Что же, у этого клона, вечные батарейки внутри, раз он так носится?

— Вот и попался, бегун, — облегченно пробормотал Фортескью, ища глазами какой-нибудь ларек с выпивкой. — Теперь уж я тебя не упущу.

* * *

Деуза возвращалась домой с рынка, неся сумки, полные продуктов. Завернув за угол, она неожиданно столкнулась с незнакомым господином и выронила поклажу из рук.

— Простите, сеньора, ради Бога, простите меня! — виновник происшествия ползал по асфальту на четвереньках прямо в своих дорогих брюках и подбирал просыпавшиеся фрукты. — Я сейчас все соберу.

— Ну что вы, я сама виновата, — стушевалась Деуза и принялась помогать незнакомцу. — Не стоит утруждаться, сеньор.

Он поднял взгляд и доброжелательно улыбнулся ей самой обаятельной улыбкой, на которую был способен, отчего женщина потеряла дар речи на секунду-другую — такими восхищенными глазами на нее не всегда смотрели даже в танцзале, не то что по дороге с рынка.

— Позвольте, я помогу вам донести сумки до дома? — предложил галантный сеньор.

— Наверное, не стоит…

— Мне совершенно не в тягость, поверьте! Вы живете одна?

— Нет, у меня пожилая мама и двадцатилетний сын, — смущенно улыбнулась Деуза. — Мы живем совсем недалеко.

— Какое совпадение! — воскликнул незнакомец. — Я буквально на прошлой неделе снял дом у сеньора Атилиу, это на том конце улицы. Может быть, вы знаете?

— Да-да, я поняла, о ком вы говорите.

— Так что мы с вами теперь соседи. Кстати, позвольте представиться — Брендон Фортескью. Можно просто Брендон.

— Деуза да Силва, — растерянно протянула ему руку в ответ женщина. — Можно просто Деуза.

— Чрезвычайно рад знакомству, — Брендон поцеловал протянутую руку.

Дорога домой заняла от силы минут семь. Новый сосед рассказал Деузе о том, что приехал в Бразилию по работе из Великобритании, о том, что Португалия — его вторая родина, и он рад вновь оказаться в португалоговорящей среде.

— Вот так, донна Деуза, — он поставил сумки в прихожей и собрался уходить. — Было очень приятно встретиться с вами.

— Оставайтесь на чай, сеньор Брендон, — спонтанно предложила Деуза, желая отблагодарить гостя.

— Право, мне неудобно…

— Мама, познакомься, — женщина обратилась к показавшейся в гостиной старушке, — это наш новый сосед, сеньор Брендон. А это моя мама, донна Мосинья.

— Добрый день, донна Мосинья, — Фортескью почтительно поцеловал ее руку. — Как поживаете?

— С Божьей помощью, — кратко ответила та.

— Присаживайтесь, прошу вас.

В то время как мужчина рассказывал об английских чайных традициях и жизни на туманном Альбионе, Деуза все больше и больше проникалась к нему симпатией и доверием. Незаметно они перешли на обсуждение семейных тем.

— Ох, сеньор, как же тяжело со взрослыми детьми, — горестно вздохнула она, заканчивая жаловаться на Лео.

— Могу представить, донна Деуза, — кивнул Брендон. — Что до меня, то я закоренелый бездетный холостяк, но жизненный опыт позволяет мне кое-что понимать в таких вещах. Я полагаю, что вашему сыну не хватает мужского воспитания, у него просто нет примера, на который он мог бы равняться, от этого возникает как минимум половина его проблем.

— Боюсь, что вы правы.

— А уж как он на доктора Альбьери «равнялся», — ворчливо заметила донна Мосинья. — Мы не знали, что и делать, хорошо, что потом у него эта дурь из головы вылетела, слава святому Иуде Тадеу!

— И не вспоминай, мама, — Деуза инстинктивно поежилась.

— С такими трудностями сталкиваются многие неполные семьи, — продолжал Фортескью.

— Сеньор, я всю жизнь старалась дать сыну самое лучшее, что у меня было, жертвовала работой, личной жизнью, увлечениями, и все зря. Недавно мне казалось, что Лео взялся за ум — решил учиться, нашел хорошую девушку, а потом снова потерял ко всему интерес. Хорошо, что пока хотя бы не сбегает, но я каждый раз, когда он уходит, боюсь потом не увидеть его несколько месяцев.

— Ваша ситуация безусловно непроста, донна Деуза, — Брендон покровительственно сложил пальцы. — Однако я думаю, что все вполне поправимо. Лео не хватает друга, старшего товарища, который бы помогал, направлял его в жизни.

— Если бы он еще искал этих друзей, — встряла Мосинья. — Никого к себе не подпускает, уж на что они с Мел неразлучны были, и ту отвадил.

— Искренне вам сочувствую, — проговорил Фортескью, допивая чашку чая.

— Спасибо вам, сеньор Брендон, — еще раз поблагодарила его Деуза. — Приятно иметь таких соседей.

— Взаимно, донна Деуза. От всего сердца надеюсь на то, что наше знакомство будет продолжаться. Если вдруг вам понадобится любая помощь, вы знаете, где меня искать.

Журналист покинул соседский дом с абсолютно неподдельным восторгом. Так близко подобраться к цели — еще две недели назад он не мог даже мечтать об этом! Весело насвистывая себе под нос, он отправился в новое съемное жилище, чтобы зафиксировать и обдумать полученную информацию — ценную, как бриллиант из сокровищницы Ее Величества.

— Ты все решила правильно, Мел, — Маиза помогала дочери уложить чемодан. — Я когда-то поступила точно так же, как ты сейчас, и ни капли, ни минуты об этом не пожалела. Только те мужчины достойны внимания, которым мы небезразличны, все остальное — путь в бездну.

— Что?.. — удивилась Мел, нарушив тягостное молчание. — Ты никогда мне не рассказывала.

— В твоем возрасте я была влюблена в одного парня. Что там, все девушки в нашем окружении были от него без ума. Я праздновала день рождения в Ангре, он должен был прилететь на вертолете, но не прилетел. На следующее утро я узнала, что вертолет разбился.

— Мама! — потрясенно воскликнула девушка.

Маиза перевела дух, смахнула набежавшую слезу с ресниц и продолжила:

— Весь мой мир рухнул в тот момент. Я помню день его похорон так, словно это было вчера. Я не знала, что у него есть близнец, можешь вообразить мою реакцию, когда я увидела перед собой точную копию покойного возлюбленного?

— Должно быть, это было и ужасно, и прекрасно одновременно, — прошептала Мел.

— Но я не учла один факт, — женщина прикрыла дверцу шкафа, — близнец — это не тот же самый человек. Не учла и чуть не утонула в этой новой влюбленности.

— И почему вы не остались вместе?

— У него уже была возлюбленная из Марокко, ради которой он был готов бросить все и всех. Интересно то, что он так и сделал, но они не прожили вместе и года, кажется, — Маиза горько усмехнулась. — Неважно, он потом быстро сошелся с другой девицей. Меня это уже не касалось — я была счастлива с твоим отцом, и у меня была ты.

— Вот так история! — поразилась Мел.

— Знаешь, благодаря чему я не погубила свою жизнь рядом с этим человеком? Я могла бы продолжать бороться за него, бороться упорно, как умею это делать, но я вовремя поняла, что он ко мне равнодушен, прекратила общение, оборвала все связи. Вот и ты, дочка, — мать подошла к ней вплотную и провела рукой по ее щеке, — ты еще так молода, неужели ты позволишь какому-то случайному парню сломать твою судьбу?

— Мама, — дочь обняла ее, — я не чувствую, что поступаю правильно. Скорее, я бегу, и бегу трусливо. Лео не случайный, просто… Я не могу сказать, это не моя тайна.

— Ну какая такая тайна, Мел? — вздохнула Маиза. — Нет никаких тайн. Человек делает тебя либо счастливой, либо несчастной, вот и весь секрет. А ты несчастна рядом с этим парнем. Поезжай, тебе пойдет на пользу жизнь вдали от дома, хотя я и буду очень по тебе скучать.

— Никогда бы не подумала, что отъезд в Штаты станет моей маленькой трагедией, — грустно улыбнулась Мел. — Ирония судьбы.

Она оставила чемодан в комнате и решила прогуляться по родному Рио.

— Мел! — окликнул ее в дверях отец.

— Папа, я иду подышать воздухом.

— Мел, ты точно не жалеешь о своем решении? — Кайо с сочувствием посмотрел в глаза дочери.

— Нет, — она опустила взгляд, — поздно о чем-то жалеть.

Не желая продолжать этот разговор, Мел, словно птичка, упорхнула из ворот дома. Сколько всего произошло в ее жизни за эти полгода! Кажется, будто целая жизнь пролетела: были и головокружительные взлеты, и сокрушительные падения. Мел впервые серьезно влюбилась и впервые сильно разочаровалась в любви, она столкнулась с тем, с чем не сталкивался еще никто в мире — любить клона оказалось совсем не просто. Впрочем, будь Лео хоть сто раз клоном — ей была невыносима мысль о том, что она навязывается ему, и после нескольких неудачных попыток возобновить контакт девушка сдалась.

Мел отправилась в парк, где они с Лео когда-то проводили целые часы за милой глупой болтовней. Перед отъездом она посчитала своим долгом еще раз пройтись по памятным местам, и чего она никак не ожидала, так это увидеть его там. Лео сидел на все той же скамейке и наблюдал, как танцуют и переливаются на солнце брызги фонтана.

— Лео! — удивленно произнесла девушка.

— Мел? — он обомлел, увидев ее.

— Что ты здесь делаешь? — она присела рядом.

— Сижу, — односложно ответил Лео. — Я каждый день прихожу сюда.

— Один?

— Один.

— А я уезжаю, — сказала Мел как можно более спокойным и ровным тоном, гордо выпрямив спину и не отрывая взгляда от брызг воды.

— Куда уезжаешь? — вздрогнул парень.

— В Рино, в Университет Невады. Это в США.

— Зачем? — непонимающе спросил Лео, растерявшись от такой новости.

— Буду учиться по обмену, — равнодушно продолжала Мел. — Пока на год, а там видно будет.

— Но еще только конец июня!

— Неважно. Я закрыла сессию, нужно уладить дела с документами, обжиться на новом месте… Я найду, чем заняться.

— Жаль, — пробормотал он.

— Почему жаль? — пыхнула девушка. — Тебе же должно быть все равно, где я, что со мной. Ты хотел, чтобы я ушла из твоей жизни, вот я и ухожу.

— А у нас сосед новый появился, — невпопад сказал Лео. — Странный такой тип, обхаживает маму. Иностранец. Не нравится он мне.

— Вдруг он влюблен в твою маму? Пусть она будет счастлива.

— Счастлива? — переспросил парень. — С этим хлыщом? Ну, нет уж.

— Ты сам несчастен и хочешь, чтобы все вокруг были такими же, — уверенно проговорила Мел, глядя ему в лицо.

— Да, — слабо улыбнулся он, — возможно, ты права.

Несколько минут они молчали, не решаясь сказать друг другу то, что хотелось. В конце концов, Мел не выдержала:

— Лео, просто произнеси одно слово. Просто попроси меня остаться — я порву к черту билет на самолет и забуду про Америку.

— Ты вправду сделаешь это?

— Еще как сделаю, — уверенно заявила она, — но при одном условии: если тебе это действительно нужно.

— Мы уже говорили об этом. Я ни за что не отпустил бы тебя или уехал бы вслед за тобой, но… Мел, серьезно, зачем тебе связывать свою жизнь с клоном?

— М-да, тяжелый случай, — разочарованно произнесла девушка. — Мне кажется, ты сам себя не слышишь и не понимаешь.

— Точно, — понуро согласился Лео. — Я ужасно злюсь на от… на доктора Альбьери — это он сделал меня таким, он создал меня и не сказал, зачем, где мое место в мире, просто выбросил в эту жизнь как щенка посреди реки: выплыву — хорошо, эксперимент прошел удачно, утону — стану жертвой науки, только и всего.

— Разве тебе нужно какое-то особое место? Разве ты не можешь жить, как все?

— Могу, наверное, но не получается. Ты сама видишь, какой я. Я понимаю, что со мной что-то не так, но не могу это исправить, найти причину. Кажется, что люди вокруг думают и чувствуют иначе, чем я, даже ты, Мел.

— Ты вбил себе в голову, что отличаешься от всех людей на свете, конечно, тебе будет так казаться, — недовольно нахмурилась Мел.

— Ладно, это долго объяснять, — махнул рукой Лео. — И бессмысленно, я не могу заставить тебя залезть ко мне в голову и посмотреть на мир моими глазами.

— Ты тоже никогда не пытался смотреть на вещи моими глазами. Ты говоришь, что любишь — и уходишь, жалуешься, что не можешь найти себе места в обществе, но избегаешь этого самого общества. Что я должна думать, что ты врешь?

— Мел, я никогда тебя не обманывал, — она увидела в его глазах совершенно искреннюю, глубинную, немую мольбу о помощи. — Если я говорил, что люблю, значит, так и есть.

— И при этом спокойно позволяешь мне улететь на другой континент, — Мел была готова расплакаться от отчаяния.

— Мел, — он пытался утешить ее, гладя по волосам, — пожалуйста, живи своей жизнью, забудь обо мне. Мне так будет легче.

— А ты сам обо мне уже забыл?!

— Нет, и никогда не забуду.

— Вот видишь! — девушка все же не сдержала слез. — Я больше так не могу, Лео, я с ума сойду от всего этого! Ведь обещала же себе больше не плакать.

— Мел! — он притянул ее к себе и обнял, но Мел раздраженно вырвалась из его объятий.

— С меня хватит! Мне надоели эти игры в «холодно-горячо», я не твой психоаналитик! Лео, последний раз тебя спрашиваю: ты хочешь, чтобы я осталась с тобой?

— Да пойми же… — Лео хотел было выдать длинную речь, но она ему не дала.

— Ясно, с этого и надо было начинать, — после этих слов Мел бросилась бежать без оглядки, лишь бы подальше, лишь бы больше не заставлять себя страдать.

Лео рассерженно кинул камень в фонтан так, что тот попрыгал немного и оставил круги на воде, прежде чем пойти на дно. Еще никогда он не был зол на себя до такой степени, как в этот момент. «Я даже любить нормально не могу! Это все он, да, он, у всех моих бед есть имя!» — сердце разрывала жесточайшая обида на доктора Альбьери. Лео вдруг захотелось увидеть этого человека униженным, страдающим, потерявшим все и вся, чтобы он хотя бы отчасти понял, каково приходится его созданию. Могло ли такое обстоятельство унять его боль? Едва ли, это был всего лишь порыв израненной души, не отдающей себе отчета о последствиях.

Лео хлопнул входной дверью с такой силой, что та чуть не слетела с петель. Не желая никого видеть и ни с кем разговаривать, он взбежал по винтовой лестнице на мансарду, которая служила ему отличным убежищем от внешнего мира, — его собственный камерный мирок.

— Какого черта?! — вскричал парень, когда увидел, что над старым верстаком расположился новоиспеченный сосед с инструментами и тщательно возится с проводкой.

— Доброго дня, молодой человек, — невозмутимо проговорил Брендон, не отрываясь от своего занятия. — Твоя матушка любезно попросила меня заняться небольшим ремонтом, а то тут скоро все обрушится. Кстати, буду рад принять любую помощь.

— Я не разрешал заходить в мою комнату!

— Лео, мне искренне жаль, что пришлось вторгнуться в твое жилище, но ситуация и впрямь плачевная — ты только взгляни! Так и до пожара недалеко.

Лео рассеянно посмотрел на трухлявые нити проводки, в которой понимал чуть больше, чем ничего, и нехотя согласился с соседом.

— Я вижу, что ты чем-то расстроен, — Фортескью бросил плоскогубцы на верстак, — поэтому не буду принимать близко к сердцу твое возмущение, оно вполне понятно.

— Впредь советуйтесь со мной, пожалуйста, — недовольно пробормотал парень, отойдя к окну.

— Я бы с превеликим удовольствием, но ты редко бываешь дома, я никак не мог совпасть с тобой по времени.

— Пора уезжать, — Лео принялся паковать вещи в рюкзак.

Брендон чуть не повредил от неожиданности провода, услышав о намерении опекаемого им будущего героя статьи. Он ни в коем случае не мог допустить этого!

— Я слышал, в Бузиосе сейчас довольно неплохая погода, — сдержанно сказал Фортескью. — Тебе доводилось там бывать?

— Доводилось, — Лео все еще не был настроен на беседу.

— Когда я закончу дела в Рио, то тоже хочу поездить по Бразилии, пообщаться с коренными жителями, изучить местную культуру, отдохнуть, в конце концов. Какой бы маршрут ты мне посоветовал?

— Нет никакого маршрута, — пожал плечами парень. — Куда глаза глядят, куда транспорт едет — туда и я.

— Да ты азартный малый, — ухмыльнулся Брендон. — Таких ценят в журналистике.

— Что вы сказали?..

— Я говорю, ты был бы хорошим журналистом. Вот так сорваться с места и поехать, куда глаза глядят, способен только отчаянный репортер. Серьезно, если ты еще не думал о будущем призвании, то настоятельно рекомендую присмотреться к этой профессии.

— А вы, — Лео поразила внезапная догадка, — кто по профессии?

— Журналист, — гордо, а главное, преспокойно ответил Фортескью, даже глазом не моргнув.

Лео отложил в сторону рюкзак и с опаской посмотрел на соседа. Журналист! А если он узнает?.. Все гораздо хуже и сложнее, чем предполагалось!

— Подай изоленту, пожалуйста, — попросил тот. — Меня давно интересовала Бразилия с ее самобытными традициями и укладом жизни, я прихожу в восторг, когда думаю, сколько интереснейшего материала смогу собрать в глубинке! Пожалуй, я выпущу целую книгу. Возможно, что-то даже расскажешь мне ты, как я понял, у тебя богатый опыт путешествий. Книга в соавторстве! — осенило журналиста. — Как тебе такая идея?

Лео стоял, точно соляной столб, и растерянно моргал.

— Но я не настаиваю, — Брендон продолжал свой сеанс завуалированного гипноза. — Ты уезжаешь сегодня?

— Н-нет, я уеду позже.

«Отлично! Просто замечательно!» — мысленно обрадовался Фортескью.

— Ну вот, на первое время достаточно, — он деловито осмотрел результат своих трудов. — Здесь бы нужен, конечно, капитальный ремонт, но один я не справлюсь. Приятно было поболтать, Лео, заходи на чай, если что.

— Подождите, — неожиданно для самого себя остановил его Лео. — Можно вас спросить кое о чем?

— Я к твоим услугам.

— Как вы, журналисты, ищете темы для статей? То есть, я хотел сказать, как вы узнаете про то, что где-то случилось что-то необычное?

— Ну, — призадумался Фортескью, — есть разные способы. Все зависит от того, в каком направлении ты работаешь. Если ты, к примеру, военный репортер, то твои материалы просто-напросто будут представлять собой сводки с места боевых действий с комментариями. Если ты печатаешься в так называемой желтой прессе — достаточно не пропускать ни одной светской вечеринки и внимательно следить за тем, кто на кого как поглядывает и кто кому потом бьет лицо в сторонке. Если работаешь с экстренными новостями, то тут тоже все просто — в редакцию поступает звонок о чрезвычайном происшествии, и ты мчишься туда. Что именно тебя интересует?

— Предположим, — Лео выдержал паузу, — где-то есть ученый, который изобрел что-то невероятное, но об этом пока никто не знает. Как правда может всплыть наружу?

— И что же такого он мог изобрести, что об этом никто не знает? — изобразил удивление журналист, внутренне ликуя от того, что клон раскусился сам. — Вечный двигатель, машину времени?

— Да, вроде того, — иронично улыбнулся парень.

— В таком случае, если наш гениальный изобретатель молчит о своем творении, то он самый настоящий безумец и эгоист — только подумай, как людям мог бы пригодиться вечный двигатель!

— А если бы он, например, создал монстра?

— Монстра?.. Лео, я ошибся, тебе нужно быть не репортером, а писателем-фантастом. У тебя замечательно работает фантазия.

«Он ни о чем не догадывается», — с облегчением подумал Лео и продолжил наседать на Брендона с вопросами.

— И все же, вы мне не ответили. Как получаются такие сенсации?

— Нужен повод. Иногда случается так, что люди сами обращаются в редакцию и сообщают о каком-то удивительном явлении, а там уж мы беремся за дело.

— Вы верите им на слово? — парня огорчила его реплика.

— Верить сразу не верим, но для этого и существует журналистское расследование.

— А как оно проводится?

— Лео, — вздохнул Брендон, — ты хочешь, чтобы я тебе за десять минут выложил полный курс лекций по журналистике. Подумай о поступлении в университет, там тебе расскажут все подробно и очень интересно.

— Кажется, без университета мне не обойтись, — Лео с досадой повертел в руках первую попавшуюся безделушку.

— Любому уважающему себя джентльмену надлежит получить образование, — наставническим тоном изрек Фортескью. — Не для того, чтобы перед кем-то красоваться, а для самого себя. Что ж, Лео, мне пора уходить. Повторю свое приглашение.

— Хорошо, сеньор, до свидания.

Лео плюхнулся на кровать в полном замешательстве. Ему стало страшно — наверное, он не переживет, если однажды кто-то додумается поместить его фото на первую полосу газеты с подписью «Первый клон человека». Если так произойдет, лучше сразу сбежать или умереть. Он слышал, что журналисты бывают отпетыми мерзавцами и не гнушаются нормами морали, но вместе с тем парень подумал, что Фортескью может и не принадлежать лагерю бессовестных корреспондентов. Тем лучше для Лео — он сможет с его помощью досконально выучить все журналистские приемы и узнать подноготную репортерской кухни прямо из первых уст, чтобы быть во всеоружии.

«Золотая рыбка клюнула», — ухмыльнулся про себя журналист, покидая дом семьи да Силва. В его голове созрел четкий план действий в двух вариантах — холодный расчет вытеснил все сомнения, которые так или иначе подкидывал назойливый голос совести. Имел ли он право ломать жизнь Лео из-за своего профессионального интереса? Фортескью разрешил непростую дилемму достаточно легко — рано или поздно до парня доберется кто-то еще более циничный и беспринципный, кто уж точно не будет сентиментально его жалеть, а Брендон сделает все грамотно, напишет так, что комар носа не подточит. Поймать двух зайцев разом — разве он не находчив? Разве он не достоин большего, чем тратить свои таланты, работая на второсортную газетенку? Крючок уже заброшен, осталось подождать совсем немного.

По федеральному каналу передавали утренние новости: рассказывали о какой-то сверхсложной операции по ликвидации наркобанды, проведенной военной полицией в одной из самых захудалых фавел Рио. Лукас, сидя за завтраком, щелкнул кнопкой пульта и заставил телевизор умолкнуть.

— Зачем ты выключил? — спросила его жена. — Я вообще-то смотрела.

— Мне надоели новости, но если ты хочешь, я включу обратно.

— Помнишь Эрика из группы Мигела? Он играл на барабанах.

— Кажется, припоминаю, — пожал плечами Лукас. — А что?

— Скончался позавчера. Был в завязке восемь лет, но все равно умер молодым, — с грустью сообщила Анжела.

— Очень жаль. Веселый был парень, если я правильно его вспомнил. Анжела, у меня появился странный страх.

— Какой? — удивилась она.

— Каждый раз, когда я смотрю телевизор, то опасаюсь увидеть там своего клона, — стушевался Лукас. — Я знаю, что это глупо, но…

— Что-то в этом есть, — проговорила Анжела, намазывая масло на тост. — У меня бы на твоем месте давно развилась паранойя. Кстати, есть какие-нибудь вести о нем?..

— Никаких, — вздохнул Лукас. — Не знаю, радоваться этому или настораживаться.

— Возможно, он куда-то уехал? — предположила женщина. — Если двадцать лет о нем ничего не было известно, то почему вдруг сейчас секрет клона должен раскрыться? Тем более что если и есть менее всего заинтересованный в скандале человек, то это он сам. Наверняка этот Лео не в городе, Лукас.

— Я бы не был так уверен, — возразил он. — Конечно, ты права, но кто знает этих папарацци. Вдруг кто-то его заметил и уже ведет охоту?

— Хм, я попробую узнать что-нибудь через знакомых в редакциях газет. Они могли что-то слышать.

— Не нужно, Анжела.

— А Альбьери? — догадалась она. — Он знает адрес Лео? Ты мог бы пойти к нему и поговорить по душам, объяснить все как есть. Возможно, он прислушается к тебе.

— Поговорить по душам? — скептически взглянул на нее Лукас. — С клоном? Да это самое строптивое создание на свете.

— Интересно, в кого же он такой? — с озорной улыбкой спросила Анжела. — Точно не в тебя. В твоего отца?

— Не знаю и знать не хочу. Я почти полгода не нахожу себе места. Я чувствую, будто часть меня откололи и отправили в свободное плавание, это отвратительное чувство.

— Если ты расколотое целое, то он осколок, так получается?

— Как это ужасно звучит — осколок… — задумчиво произнес Лукас. — Когда-то я тоже ощущал себя осколком.

— Диогу… Понимаю. Но ведь ты смог найти свою дорогу, значит, и у него получится.

— У меня была ты, — тепло улыбнулся он жене. — Как много все же значит любовь в жизни человека.

— Ты преувеличиваешь мои заслуги, — не скрывая удовольствия в голосе, сказала Анжела. Она встала из-за стола, подошла к мужу и обвила руками его шею сзади. — Знаешь, что я думаю?

— Что?..

— Это всего лишь предположение, но мне кажется, что если он сумеет стать цельной личностью, тебе будет гораздо легче. Вам обоим будет легче. Он еще сам не понимает, кто он такой, а когда поймет…

— Думаешь, поймет? — усомнился Лукас.

— Будем надеяться на лучшее, не так ли?

* * *

С недавнего времени Лео разлюбил прогулки по городу, где все так или иначе напоминало ему о Мел. Тенистая аллея в парке и фонтан с прохладными брызгами, фургончик с мороженым за углом, длинная набережная, песок и могучий океан, высокая зеленая гора вдалеке и огромная статуя Христа-Искупителя, теряющаяся где-то в небесах. Рио оставался прежним, игриво-беспечным, и Лео удивлялся, как отсутствие одного-единственного человека может сделать его настолько пустым и бездушным, невыносимым до омерзения. Пока Мел была где-то рядом, пусть и не с ним, он бродил по улицам, словно одержимый, думая, что она недавно стучала туфельками по этим же самым тротуарам, сидела в уличном кафе, плескалась возле берега. Он надеялся случайно встретить ее, хотя бы увидеть издалека, но больше такой надежды не было, а значит, и смысла прогулок тоже. А был ли смысл жить?

Дома с появлением соседа-иностранца жизнь била ключом. Деуза, поначалу стеснявшаяся его расположения, вскоре привыкла к вниманию со стороны Брендона, но больше всего ее радовало то, как новый знакомый влияет на ее сына. Лео, ершистый по характеру от природы, плохо идущий на близкий контакт с кем-либо, неожиданно проникся доверием к деловитому англичанину, у которого, казалось, были ответы на все интересующие его вопросы. Потребность в дружеском плече была развита у Лео сильнее, чем он сам предполагал, что Фортескью понял почти сразу же и умело воздействовал на те рычаги, которые были ему необходимы.

— Сеньор, а как вы решили стать журналистом? — полюбопытствовал парень, коротая время за ремонтом пристройки к дому — самым разумным и благовидным предлогом к общению.

— Я понял однажды, какой могущественной силой обладает слово, — Брендон сосредоточенно забивал гвозди молотком. — Это величайший дар, данный человечеству. Словом можно уничтожить, словом можно спасти.

— Уничтожить? — каким-то странным тоном переспросил Лео.

— Знаешь ли ты, Лео, что общественное порицание — это одно из самых страшных наказаний для преступника? Разумеется, я не имею в виду отпетых негодяев, которых не вразумит даже электрический стул. Но бывают случаи, когда следствие оказывается слишком мягким по отношению к некоторым людям, совершившим преступление. Судью при желании можно подкупить, а вот общественность — ни за что и никогда, ее мнение переменить практически нереально.

— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, — признался Лео. — Вы можете привести пример?

— Хорошо, расскажу тебе про статью, которую я написал не так давно у себя на родине. В Шеффилде года четыре назад началось настоящее экологическое бедствие — рыба дохла и всплывала на поверхность реки, лесные животные начали массово травиться. Естественно, первым делом подозрение пало на заводы одного известного в Британии промышленного магната, коих в Шеффилде было сразу два. Надзорные органы сразу инициировали серьезные проверки, и — о чудо — ни одного нарушения не было найдено. Как думаешь, что сделал этот промышленник?

— Дал кому-то взятку? — догадался Лео.

— Без сомнения. Я начал собственное расследование и составил подробный материал на тему того, как и что именно тот сливает в реку. Провели повторную независимую экспертизу и подтвердили мои слова, после чего головокружительная карьера вредителя была закончена. Если бы даже он однажды решил вернуться к своему делу, навсегда испорченная репутация сильно помешала бы ему, ведь все знали его фамилию, имя и те безобразные делишки, которые он творил.

Лео вдруг замер после этого рассказа. Его ум поразила чудовищная, парадоксальная мысль, которой он сам до смерти испугался.

— Лео, ты в порядке? — Фортескью исподволь следил за его реакцией.

— Я? — встрепенулся он так, будто рядом находился еще кто-то. — Необычная история.

— Почему же? Самая что ни на есть обычная история. Я, можно сказать, специализируюсь на таких делах — разоблачать негодяев.

— Кого еще вы разоблачили?

— Ну, был один политический интриган, убирающий конкурентов с пути в прямом смысле слова. Ох, и опасное было мероприятие, я удивлен, как меня самого не пристрелили из какого-нибудь окна по дороге на работу.

— Как же вы не побоялись? — поразился Лео.

— А чего мне бояться? — невозмутимо произнес Брендон. — Я одинокий волк, ничем не связан в этой жизни. Умру завтра — никто и не заметит.

— Вот и я так про себя думаю, — усмехнулся парень.

— Лео, а как же мать и бабушка?

— Согласен, им было бы тяжело. Но на самом деле я никогда не чувствовал себя частью этой семьи.

— Отчего же?

— Если я скажу, вы не поверите, а не скажу — не поймете.

— Дело твое, — пожал плечами Фортескью.

— Я… — Лео посмотрел куда-то в сторону застывшим взглядом. — Я не чувствую себя частью этого мира.

Журналист отложил инструменты и пытливо взглянул на него. Всего на секунду ему стало искренне жаль этого парня — неприкаянный, потерянный, словно обломок мачты, оставшийся после кораблекрушения и болтающийся по волнам в открытом море.

— А частью какого же мира ты себя чувствуешь?

— Не знаю, — Лео устыдился своей слабости и активно принялся за дело, чтобы ненароком не заплакать при чужом человеке.

Брендон был доволен — зароненное зерно упало в благодатную почву и потихоньку начало прорастать и укрепляться корнями. Вот только Лео об этом не подозревал — процесс для него был незаметен. Лишь смутное беспокойство временами давало понять, что происходит неладное, но он был слишком увлечен собственными страданиями, чтобы услышать его голос.

Леонидас с сосредоточенным видом сидел в своем кабинете на первом этаже особняка. Рядом с ним примостился светловолосый — в мать — парень, внимательно помогающий отцу с деловыми бумагами. Они были так увлечены своим занятием, что не заметили, как в кабинет вошла Далва, неся на подносе две чашки кофе.

— Эдуарду, мальчик мой, ты все за работой? — покачала она головой. — Сходил бы, прогулялся, погода такая чудесная! А вам, сеньор Леонидас, должно быть стыдно эксплуатировать сына!

— Далва! — Леонидас приспустил очки на нос. — Ну кто тебе сказал, что я кого-то эксплуатирую?

— Не стоит переживать, мы уже заканчиваем, — ответил юноша. — Я как раз собирался сходить кое-куда, вот только пара последних штрихов…

— Ладно, ладно, — Леонидас будто бы смутился. — Правда что, Эдуарду, иди, развейся, я и сам могу все доделать.

— Как скажешь, папа, — согласился Эдуарду, отпив из чашки глоток горячего напитка. — Но с контрактами по экспорту ты мне потом все-таки объясни поподробнее. Пока, Далва, — он поцеловал няню в щеку и бодрой походкой вышел прочь.

— Он так напоминает мне Диогу, — умильно посмотрел ему вслед отец. — Тот тоже был целеустремленный, амбициозный, жаль, только, ветреный.

— Ах, сеньор Леонидас! — вздохнула служанка. — Мне сегодня приснился такой замечательный сон про Диогу!

— Неужели? Расскажи.

— Снилось мне, что он снова пришел в наш дом, сидел с нами за одним столом, рассказывал что-то, а сам счастливый-счастливый! И возраста он был своего, как наши мальчики, не изменился ни капельки. Вот только одет был странно, по-современному.

— Что же тут странного? — улыбнулся Леонидас. — Если он молодой, то и одеваться должен по-молодежному, — после этой фразы в его взгляде засквозила грусть. — Далва, разве можно излечить эту боль? Сколько бы времени ни прошло, как бы счастлив я ни был, она всегда остается со мной. Как много бы я отдал, чтобы еще хотя бы раз взглянуть на него, поговорить с ним. Родители не должны хоронить своих детей, не должны… Далва, а где Иветти? — внезапно спросил он, переводя разговор на другую тему.

— Сеньор Леонидас, так она же готовит дефиле, — напомнила Далва.

— А, да-да, — Леонидас словно очнулся от забытья. — Мне показалось, что она задерживается.

Он отложил бумаги и поднялся наверх, чтобы тайком от чужих глаз побыть в комнате покойного сына. Двадцать лет пролетели, как один миг, а портрет молодого улыбающегося парня на стене висел так, точно его повесили пару дней назад. Ни Иветти, ни младшие сыновья Леонидаса не дерзали предложить ему разобрать «музей» имени Диогу — все знали и уважали скорбь главы семейства, со временем за всеми радостями и хлопотами превратившуюся в светлую и тихую, но все же печаль. Ему было трудно избавиться от мыслей о том, что большая дружная семья могла быть еще больше, и эта недостающая часть навсегда осталась зияющей дырой в династии Феррасов.

* * *

Лео начал чаще улыбаться, однако вовсе не из-за того, что ему было радостно. Во мраке отчаяния наступает такой момент, когда становится все равно, и появляется какое-то нездоровое оживление, со стороны выглядящее как возвращение к благополучию и нормальной жизни. Деузе было невдомек, что скрывается за привычным для ее сына веселым смехом, и она была счастлива видеть его таким — разговорчивым, острым на язык, а главное, деятельным. Похоже, Лео всерьез вознамерился стать журналистом по примеру сеньора Брендона — женщина была в этом уверена. Казалось, бури миновали, и все пошло на лад. Это был всего лишь трудный возраст, припозднившийся, правда, но временный, как и все трудные периоды.

К Лео вернулись ночные кошмары, не мучившие его с той самой ночи, когда он искал посреди старинных развалин убежища от самого себя. В них он уже был не школьником, а взрослым человеком, покорно ожидающим своего смертного часа вместе с остальными. Его ужасно пугали эти сны, но предугадать их появление было невозможно, поэтому иногда Лео не спал вовсе, а лежал, занимая голову разнообразными мыслями. И одна из них становилась все более настойчивой, изощренной, превращаясь в навязчивую идею. Поначалу Лео страшился ее, но у порочных мыслей есть одно нехорошее свойство — они не набрасываются на человека сразу, так как рискуют быть безжалостно отвергнутыми, а заставляют его посомневаться, пораздумать, привыкнуть к себе, чтобы потом растерзать жертву всей стаей, как шакалы.

— Вот, — Брендон достал с полок несколько брошюр и положил их на стол перед Лео, — как ты и просил, сделал для тебя подборку.

— Спасибо, сеньор, — он быстро пролистал одну, но тотчас потерял к ней интерес. — Оказывается, в работе журналиста не все так просто.

— Конечно, а как ты думал, — Фортескью уселся напротив него и достал сигару. — У нас есть свои нормы и правила, которых мы придерживаемся, иначе некоторые репортеры уже сидели бы за решеткой.

— А если бы случилось так… — Лео помолчал несколько мгновений, — так, что в редакцию бы обратился человек, который хочет рассекретить какого-то преступника, но он боится быть узнанным, вы не стали бы публиковать его имя?

— Разумеется, нет! — воскликнул мужчина. — Защиту персональных данных, журналистскую этику никто не отменял, мы не можем публиковать такие вещи открыто без письменного разрешения человека. Лео, существует принцип анонимности. Однажды к нам в газету обратилась женщина, которой удалось вырваться из лап смертельно опасного маньяка. Конечно же, материалом заинтересовалась полиция, и вскоре негодяй был найден и арестован. Неизвестно, сколько еще бы жертв оказалось на его счету, если бы не смелый поступок той женщины.

— Любой на ее месте сделал бы так.

— Ну, не скажи. Многих останавливает ложный страх огласки, а тем временем зло остается безнаказанным.

— Как вы думаете, клонирование, например, это зло? — Лео задал вопрос, от которого его сердце бешено заколотилось.

— Лично я не вижу в клонировании ничего предосудительного, — Брендон делал вид, что не понимает, к чему ведет этот разговор, хотя сам продумывал каждую фразу и направлял мысли Лео, точно кукловод. — В животноводстве этот метод может быть вполне пригоден. После некоторой доработки, разумеется.

— В животноводстве… — отстраненно повторил Лео. — А если бы начали клонировать людей? Сейчас об этом много говорят.

— Клонирование людей запрещено законом во многих странах, Лео.

— Значит, это преступление?

— Безусловно, — журналист сделал затяжку от сигары и медленно выдохнул ее терпкий дым.

— Но почему?

— Как это почему? Человек не овца и не теленок, у него есть самосознание. Это во-первых. А во-вторых, запуская процесс контроля над популяцией, человечество в определенном смысле открывает ящик Пандоры. Я дам тебе почитать один превосходный роман на эту тему, если интересно. Так вот, клонирование — очень скользкая стезя, перспективы которой в масштабах планеты предугадать сложно. Да и есть ли смысл, насколько я знаю — а я недавно подробно изучал эту тему — клоны имеют низкую выживаемость в сравнении с особями, зачатыми обычным способом.

— Вы уверены? — побледнел Лео.

— Это результаты экспериментов над животными, но с людьми, я полагаю, было бы еще сложнее. Одним словом, вредоносная и бессмысленная процедура, а ее идеологи мерзавцы, либо глупцы.

— Вот как… — часто заморгал парень и поднялся из-за стола, чуть не опрокинув стул. — Сеньор, я пойду, у меня есть кое-какие дела дома.

— Лео, брошюры! — окликнул его Брендон.

Тот машинально, словно робот, вернулся и подхватил небольшую стопку литературы по журналистике. «Он совершенно морально уничтожен, разбит, раздавлен», — не без сожаления подумал Фортескью, глядя на его лицо. Репортер сознавал, что поступает жестоко, но он ничего не мог поделать с желанием кричать о своей находке всему миру. Возможно, сей печальный пример послужит уроком другим мечтателям от науки, а жертвы… Ни одно громкое дело не обходится без жертв, и кто, как не мастер пера знал об этом. Он мог бы прямо сейчас завершить свою миссию и навсегда покинуть Бразилию, но оставался самый последний, решающий шаг, без которого она не была бы полной.

В ночной тьме яркой россыпью зажглись множество звезд, укрывая небесным куполом огромный ревущий океан и город, что примостился на его берегу. Лео сидел на пустынном пляже и безучастно наблюдал, как его омывают соленые волны. Казалось, что душа, если она есть, выжжена дотла, и вряд ли уже это можно исправить. Он чувствовал, что стремительно идет ко дну, но справедливо ли идти туда одному? Похоже, Альбьери все равно. Он больше не искал встреч со своим творением, жил обычной жизнью и не помышлял о том, к какой катастрофе привели его научно-философские изыскания. Что ж, это ненадолго. Возможно, Лео обречен, но он разделит по праву свою обреченность с создателем. Именно там, под южным звездным небом Лео принял судьбоносное решение, навсегда изменившее его жизнь и его самого.

Фортескью, садясь за работу, устало зажег настольную лампу и включил погромче радио. В последнее время он не мог работать без звукового фона, будто боялся услышать неудобные мысли у себя в голове. Дело об оксфордской пятерке основательно вымотало журналиста, и он мечтал поскорее закончить его, но вместе с тем предвкушение триумфа давало сил двигаться дальше и выжимать из себя последнее, чтобы добиться поставленной цели. Основной материал был сверстан и готов к публикации, кроме самой важной детали, ради которой он гнался за клоном по ночному Рио, рискуя угодить под колеса, фальшиво улыбался и любезничал с его простоватой, наивной матерью, изображал из себя надежного товарища и понимающего собеседника. Впрочем, Брендон не исключал того, что при иных обстоятельствах они с Лео вполне могли бы подружиться, но настоящему профессионалу сентиментальность ни к чему. Лео был для него неразгаданной тайной, трудновыполнимой задачей, а уж только после — человеком.

В дверь с силой постучали. Потом еще раз и еще. Фортескью поднялся на ноги и не спеша отправился открывать гостю.

— Не нужно так стучать, я уже иду! — недовольно крикнул он.

На пороге стоял Лео. Вид он имел весьма болезненный, лихорадочный. Парень прошмыгнул в дом и боязливо осмотрелся по сторонам, словно ожидал увидеть посторонних.

— Лео? — удивился журналист. — Что-то случилось? Ты, кажется, чем-то весьма озадачен.

— Сеньор Брендон, — еле слышно сказал Лео. — Я принял очень важное решение.

— Неужели? Какое? — Фортескью буквально замер в предвкушении победы.

— Я… я должен вам рассказать правду об одном ужасном деле, не только вам, но и всему миру.

— Успокойся, сядь, — провел его Брендон вглубь дома. — Я тебе сейчас чего-нибудь налью, а то ты весь трясешься.

— Не надо ничего, — вцепился в его руку Лео, — пожалуйста, просто выслушайте меня.

— Итак, — репортер уселся напротив и с самым участливым видом приготовился слушать, — о чем ты хочешь поведать?

— Если честно, я никогда бы не стал делать того, что собираюсь, мне бы даже в голову такое не пришло, если бы не вы и наши беседы. Я понял, что не имею права молчать, но я ужасно боюсь. Вы единственный журналист, которому я доверяю, пусть уж лучше вы, чем кто-то другой.

— В чем же дело, в конце концов?..

— Вы даете клятву, что не раскроете моего имени и не покажете моего лица?

— Конечно! — воскликнул Фортескью с оскорбленным видом.

— Помните, мы говорили о клонах? Так вот, — глаза рассказчика горели неестественно ярким огнем, — я и есть клон.

— Боже мой! — потрясенно проговорил Брендон, и он не лукавил — сказанное на самом деле его впечатлило несмотря даже на то, что сей факт был давно ему известен.

— Я больше не могу держать все в себе, это разрывает меня на части, я не вижу никакого выхода! Вы говорили, что зло не должно оставаться безнаказанным, а худшее наказание для преступника — это осуждение общества. А мой… тот, кто меня создал, боится осуждения людей.

— Лео, дай мне минуту, — растерянно произнес журналист. — Лишь одну минуту, мне нужно прийти в себя…

Он принес бумагу, ручку и вновь сел за стол.

— Вы не будете записывать мой голос на диктофон? — осторожно спросил Лео.

— Нет! — отрезал Фортескью. — Никаких диктофонов, я запишу все прямо с твоих слов.

Их обоих охватил какой-то сумасшедший азарт, но если Лео практически не отдавал себе отчета в действиях, поглощенный чувством глубокой обиды на доктора и на саму жизнь, то Брендон вел себя подобно марафонцу, перед которым замаячила желанная финишная лента.

— Лео, я спрошу тебя перед началом интервью: ты уверен в своем шаге? Ты не будешь жалеть впоследствии о том, что сделал? — для отвода глаз осведомился он.

— Нет, сеньор! Я уже и так пожалел обо всем, о чем только можно жалеть, хватит! Пришло время действовать.

— Хорошо, тогда начнем. Расскажи о себе.

— Но вы же обо мне все знаете! — удивился Лео.

— Ошибаешься, я почти ничего о тебе не знаю, — Фортескью резким почерком делал какие-то разметки на листе бумаги. — Немного о твоей биографии, увлечениях, целях в жизни.

— Цели! — усмехнулся парень. — У меня сейчас только одна цель.

— Ладно, к целям мы вернемся позже, — согласился журналист. — Но подумай, ты должен сообщить о себе миру и при этом остаться неузнанным. Как бы ты представился людям, которые будут читать статью?

— Я… — Лео поразмыслил, как лучше начать рассказ. — Мне неполных двадцать лет, я родился в Рио, но полжизни, даже больше, прожил в провинции.

— А твоя семья? — дал ему подсказку Фортескью.

— У меня из семьи только мама и бабушка. Есть еще тетя, но с ней я давно не виделся.

— У тебя хорошие отношения с ними?

— Я не знаю, — простодушно сказал Лео.

— То есть как это — не знаешь? — недоуменно произнес Брендон.

— Я не знаю, какие отношения считаются хорошими, а какие — не очень. Я всегда испытывал с этим проблемы. Некоторые мои поступки очень обижали маму и бабушку, но я поступал так не со зла, честное слово. Просто я никогда не понимал людей, а они не понимали меня.

— С какого возраста ты осознал эту трудность?

— Для меня это не было трудностью. Для них — да. Я понял, насколько я странный, только тогда, когда… — Лео смущенно замолчал.

— Когда что?

— Когда влюбился. Вот тогда мне стало ясно, что с отношениями у меня беда.

— Как думаешь, твои сложности в общении связаны с необычным происхождением или нет?

— Наверное, связаны, из-за чего-то же я уродился такой. Знать правду тяжело, но неизвестность еще хуже, когда тебя что-то гложет всю жизнь, а ты даже не догадываешься, в чем причина.

— Как ты себя ощущал, когда не знал о том, что ты клон?

— Сложно сказать, — Лео задумался, подбирая нужные слова. — Я сам для себя был загадкой. Например, вспоминал такие вещи, которых никогда не видел и не мог видеть, мне снились жуткие сны, которые я не мог понять… Но все это ерунда, на самом деле. Плохо другое. Я жил с чувством, что какая-то часть меня мне не принадлежит, как будто во мне еще есть какой-то другой человек, и пугался этого, думал, что я… ну, того… с приветом. Старался отвлечься, ездил по свету, да только ничего не помогало.

— При каких обстоятельствах ты узнал правду о себе?

Лео судорожно сделал глоток воды из стакана, любезно предложенного ему Брендоном.

— Это было очень далеко отсюда. Отец… то есть, я хотел сказать, доктор Альбьери решил показать меня одному своему другу-иностранцу. Там же он во всем и сознался передо мной. Это… как будто ты спал с самого рождения, а потом проснулся, и все вокруг пропало, изменилось. Я знаю, сеньор, что не умею складно говорить.

— Нет-нет, получается очень даже складно, — возразил Фортескью, внимательно все записывая за интервьюируемым. — Вот мы и подобрались к главной теме: какова роль доктора Альбьери в твоей жизни?

— Он создал меня в своей лаборатории, это его главная роль, — помрачнел Лео. — И потом все детство, пока мы не уехали, преследовал меня и мою мать, называл себя моим отцом. Это сейчас я понимаю, что он просто не хотел упускать меня из виду, наблюдал за тем, как я расту и развиваюсь, а до этого всю жизнь любил его как отца. Я не могу выразить словами свою злость на него.

— Ты считаешь, что он был неискренен, когда заботился о тебе? Ведь он заботился, я правильно понимаю?

Парень молча кивнул, глотая слезы.

— Это слишком трудно принять. Да и заботился он обо мне потому, что я копия его погибшего крестника. Только не записывайте это, пожалуйста, иначе люди поймут, как я выгляжу.

— Не буду, Лео, не буду… — задумчиво проговорил Фортескью, поставив точку в конце предыдущего предложения.

— Это больше, чем предательство, это как если бы весь мир вокруг перестал существовать. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Да, могу представить. Лео, ты видел того человека, с которого тебя клонировали?

— Видел однажды. Случайно столкнулись на улице.

— Что ты почувствовал в тот момент?

Лео непроизвольно дернул шеей.

— Мне захотелось убежать от него. Не то чтобы я испугался или он показался мне неприятным, просто… Вы боитесь гадалок? Ну, тех, кто прорицает будущее и все в таком духе?

— Я не боюсь, но многие, полагаю, относятся к ним настороженно.

— Они мне никогда не нравились. Я не хочу знать, каким будет мое будущее, а тут увидел его вживую. Как будто на машине времени слетал, это ужасно.

— Как бы ты определил свое место в мире?

— Никак, сеньор. Никак бы не определил.

— Ты не признаешь себя полноценным членом общества, считаешь, что тебе недоступны те же блага, что и другим людям?

— У всех людей есть мать и отец, — после некоторой паузы продолжил Лео. — А у меня нет отца, да и мать не совсем мать. То есть, я люблю ее и считаю матерью, но на самом деле я как бы приемный. Сирот усыновляют уже родившимися, а меня усыновили еще в утробе. Звучит как полный бред, но это правда. Я прочитал много всего на тему клонирования. Даже у сирот когда-то были родители! Даже у тех, кого зачали в пробирке, есть родители! Только не у меня. Вы понимаете, что это значит? Как я могу быть равным другим людям? Это я еще не говорю о том, что живу в постоянном страхе состариться и умереть, потому что никто не знает точно, как будет вести себя мой организм. Говорят, клетки клонов старятся очень быстро.

— Так значит, ты страшишься будущего? — догадался Фортескью.

— Очень, сеньор. Хотя иногда уже думаю, что мне все равно. В конце концов, смиряешься с любой мыслью. Ты привыкаешь так жить.

— Лео, — Брендон на минуту отложил ручку и откинулся слегка назад на спинку стула, — чему, по-твоему, должна научить эта история людей во всем мире? Что бы ты сказал ученому, который готовится повторить эксперимент доктора Альбьери?

— Не надо, — кратко ответил Лео. — Не надо повторять, хватит одного меня.

— Мир услышит тебя, можешь не сомневаться, — сказал Фортескью, и на несколько мгновений воцарилась гробовая тишина.

— Когда выйдет газета? — беспокойно спросил парень.

— Завтра я отправлю материалы по электронной почте в Лондон, а на следующее утро газета выйдет в тираж.

— Хорошо, — рассеянно пробормотал Лео. — Сеньор…

— Да? — поднял голову Брендон.

— Что будет с моим от… с доктором Альбьери? Его посадят в тюрьму?

— Как минимум, лишат врачебной практики и нивелируют все его заслуги. Насчет тюрьмы не уверен — в восьмидесятые законодательно еще не существовало запрета на клонирование человека.

— И не надо тюрьмы, — голос Лео дрогнул. — Вполне достаточно унижения.

«Он думает, ему станет от этого легче», — усмехнулся про себя Фортескью. Однако же, будучи хорошим психологом, он уловил в его фразе нотки, говорившие ему сильно поторапливаться с выпуском статьи. Счет шел не на дни — на часы.

— Лео, большое тебе спасибо за интервью. Ты сегодня совершил великое деяние, мы вместе его совершили. Люди, узнав о твоей непростой судьбе, сделают правильные выводы.

— И не будут клонировать других?

— Нет, не будут.

— Это хорошо, — через силу улыбнулся Лео. — Я боялся, что после меня людей начнут выращивать, как коров на убой. Вы знаете, что я вижу про это сны?

— Ужасные сны, должно быть, — сочувственно покачал головой журналист.

— Не то слово. Но больше они мне сниться не будут, я в этом уверен.

— Разделяю твою уверенность, — Брендон крепко пожал ему руку на прощание. — Удачи тебе!

— Спасибо, удача мне пригодится. Сеньор, только скажите мне, когда газета выйдет, ладно?

— Договорились, — журналист старался не смотреть ему в глаза. — До свидания, Лео, мне пора садиться за работу!

— До свидания, сеньор Брендон!

Фортескью закрыл за ним дверь и бросился звонить в Лондон. Его спешка была обусловлена не только опасениями за Лео, но и за самого себя. Все нужно было делать быстро, не давая себе опомниться, ведь от последнего рубежа его отделяла всего пара шагов — глупо сдаваться на таком этапе.

— Мистер Ньюман? — проговорил Брендон в трубку. — Я взял интервью у клона. Максимум через четыре часа все материалы будут у вас.

— Превосходно, превосходно! — пришел в восторг господин на том конце провода. — Но не забывайте о конфиденциальности, нам не нужны проблемы.

— Все строго конфиденциально, сэр.

— Я горжусь вами, Фортескью! В нетерпении жду материалы, до связи!

Журналист отключил телефонный аппарат и погрузился в кропотливую работу, захватившую его так, точно огромная океанская волна понесла хрупкую дощечку. Свет в окне съемного дома не погасал до самого позднего вечера.

* * *

— Лео, ты не будешь есть? — крикнула Деуза сыну, молниеносно промчавшемуся мимо нее по винтовой лестнице на мансарду.

— Я не голоден, мама! — резко ответил тот сверху.

— Что это с ним? — удивилась донна Мосинья. — Чего он так носится, какая муха укусила его на этот раз?

— Мама, я пойду к нему, — взволнованно сказала Деуза. — Он показался мне слишком бледным.

Лео и впрямь был непривычно бледен. Он лег на кровать, свернувшись калачиком, а его тело тряслось мелкой дрожью, как от озноба.

— Лео! — тревожно воскликнула его мать, увидев эту картину. — Сынок, нужно вызвать врача, посмотри-ка, лоб какой горячий!

— Н-не надо н-никакого вр-рача, — простучал зубами Лео. — Мама, посиди со мной.

— Как же не надо? Представь, какая лихорадка начнется ночью!

— Не н-начнется. Я просто немного пере… переволновался.

— Из-за чего, сынок? — Деуза успокаивала его, гладя по голове, словно ее сыну было лет десять или того меньше.

— Мама, я часто тебя огорчал? — вдруг спросил Лео, посмотрев на мать каким-то новым взглядом.

— Не стоит об этом говорить, ты же знаешь, я никогда не сердилась на тебя всерьез.

— А надо было рассердиться. Я вел себя отвратительно, ты думала, наверное, что я тебя совсем не люблю, а это не так.

— Лео! — растрогалась до слез Деуза.

— Да, честное слово, я всегда тебя любил. Даже когда кричал на тебя, что не хочу есть твой дурацкий рис, и грозился сбежать на грузовике. Даже когда прогуливал уроки в школе, уходил из дома. Я не думал о том, что делаю тебе больно, — Лео тщетно пытался не расплакаться сам. — Я думал только о себе. Мама, прости меня, пожалуйста!

— Ну все, все, — Деуза заключила его в ласковые объятья, чтобы Лео не наговорил еще чего-нибудь, иначе они рисковали затопить слезами всю мансарду. Она понимала, она видела, что в душе сына свирепствуют настоящие ураганы, но что могла поделать с ними простая необразованная женщина? Она могла лишь робко попытаться усмирить их неиссякаемой материнской любовью, которую Лео когда-то безжалостно отвергал, сам того не сознавая. Деуза верила своему сердцу, а оно говорило ей о том, что лед начал стремительно таять.

В пятом часу утра резкий звук телефонного звонка потревожил мирно спавших доктора Альбьери и его жену Эдну. Оба пробудились далеко не сразу, но телефон упрямо продолжал трещать, разрывая ночную тишину.

— Кому там не спится? — недовольно проворчал Альбьери и взял трубку.

— Альбьери! — с ужасом услышал он голос сеньора Гилемо, председателя совета по этике. Всегда сдержанный, чуть-чуть лукавый и не особо эмоциональный господин нынче готов был рвать и метать. — Я требую объяснений, почему мне в четыре часа утра звонят журналисты из Великобритании и просят дать комментарии относительно твоих экспериментов?!

— О чем… о чем ты говоришь? — едва дыша, произнес ученый.

— Альбьери, что случилось? — Эдна наседала на него, пытаясь понять, какая весть шокировала мужа.

— Эдна, подожди минуту! — одернул он ее. — Гилемо, я сам не в курсе, о чем они спрашивают?

— Не в курсе, — язвительно повторил председатель совета по этике. — Не в курсе, говоришь? Дело вот в чем. Одно вполне уважаемое британское издание — не желтая газетенка, прошу заметить — выпустило огромный материал, разоблачающий твои эксперименты по клонированию человека!

Альбьери повалился на диван, как подкошенный — он не чувствовал ни рук, ни ног, а только бешеную пульсацию крови в висках. «Надо бежать! Бежать в Марокко!» — в панике подумал он.

— Альбьери, ты меня слышишь? — уточнил сеньор Гилемо.

— Да, Гилемо, я тебя слышу, — безжизненным голосом проговорил доктор.

— Сейчас как пить дать соберется международная комиссия с проверкой! Если ты не дорожишь своей репутацией, то почему подставляешь людей, честно зарабатывающих свой хлеб?! Альбьери, заклинаю тебя Богом, в которого ты не веришь, не смей ни в чем признаваться, что бы ты ни натворил! Отрицай до последнего, это всего лишь журналистское расследование, юридически оно не имеет никакой силы. Ты понял, Альбьери? Молчи!

— Гилемо… что там, в этой статье?

— Что-что? Помимо всего прочего, анонимное интервью якобы сделанного тобой клона, вот что!

Словно пораженный молнией, Альбьери положил трубку и уставился неподвижным взглядом в одну точку. Он больше не хотел никуда бежать — ни в Марокко, ни куда бы то ни было еще. Его настигла поистине страшная кара — его собственное создание ополчилось на него. Однако этого следовало ожидать…

— Альбьери! — взволнованный голос жены вывел его из глубокого ступора. — Что стряслось, неужели кто-то узнал?

— Да, Эдна! — с горячностью прошептал он. — Все узнали, весь мир узнал!

— Но как? — округлила глаза недоумевающая женщина.

— Лео… Лео рассказал правду.

— Ах! — вскрикнула Эдна, прижав ладонь ко рту.

— Мне сложно в это поверить, но я боялся и подсознательно ждал этого.

— Альбьери! — она кинулась к шкафу и истерично начала хватать оттуда вещи. — Мы уедем, дорогой, уедем прямо сейчас, на рассвете, нас никто не найдет! Мы можем пожить пока в моем родном Мараньяне, а там…

— Эдна, — прервал ее пламенную речь муж, — не надо никуда уезжать, бежать… Не нужно ничего.

— Как это? — потрясенно сказала Эдна. — Альбьери, часа через два мы из дома не сможем выйти из-за наплыва журналистов!

— Пусть, — равнодушно произнес Альбьери.

— Что ты задумал? — с подозрением взглянула она него. — Ты же не собираешься признаться во всеуслышание?

— Эдна, у нас осталась одна последняя надежда. У меня осталась единственная и последняя надежда…

* * *

Лео встал с постели с первыми солнечными лучами. Несмотря на пережитое накануне потрясение — а интервью являлось для него таковым — спал он достаточно крепко. Пробуждение подействовало на него странным образом: Лео вдруг почувствовал, что подобно тому, как солнце прогоняет ночную тьму, тьма в его душе рассеялась. То, что еще вчера казалось неразрешимой проблемой, трагедией невообразимого масштаба, как-то внезапно отошло на второй план. Почему так случилось, он не знал, а просто принял как факт.

— Черт побери, интервью! — вслух воскликнул Лео.

Времени еще совсем мало, Брендон пока не успел подготовить материал и отправить в редакцию, значит, пора поспешить к нему и сказать, что он передумал. Наспех умывшись и одевшись, парень помчался к соседу-журналисту. Калитка одноэтажного дома была закрыта на замок.

— Сеньор Брендон! — заголосил Лео, надеясь докричаться до его хозяина. — Сеньор Брендон!

Ответом ему была лишь тишина.

— Ты ищешь английского сеньора? — поинтересовался продавец из маленького ларька напротив, дежуривший на посту с раннего утра. — Он уехал буквально полчаса назад с чемоданом.

— Чт-то? — в ужасе переспросил Лео. — Как так уехал?!

— Это у него надо спрашивать. Он что, денег тебе должен? — ухмыльнулся продавец.

Осознание произошедшего заняло пару минут. Если бы Лео обокрали на миллион реалов, он и то чувствовал бы себя более комфортно. Он в отчаянии начал метаться по улице, будто Фортескью мог еще выйти на него из-за угла, но вскоре к Лео вернулась способность более-менее адекватно соображать. Парень понял, что его провели, как последнего идиота, буквально надругались над его бедой и плюнули в душу, но самое страшное, что он сам добровольно позволил это сделать, преподнес свою голову на блюдечке с золотой каемочкой. И если бы только свою!

— Отец! — вскричал Лео. — Я должен предупредить его!

Он со всех ног бросился домой, чтобы узнать у матери адрес доктора Альбьери.

— Мама! — дрожащим голосом позвал он ее.

— Сынок, что такое? — испугалась Деуза. — Тебе снова нехорошо?

— Мама, я сделал кое-что очень плохое. То есть… меня обманули, понимаешь?

— Кто обманул? — растерянно хлопала глазами женщина.

— Этот… журналист, Брендон! Он оказался мошенником.

— Как?! — поразилась Деуза.

— Я вчера наболтал ему всякой чуши про себя и про Альбьери, а он взял и уехал. Мама, он опубликует интервью, нам обоим придет конец!

— Господи, да что… что там такого в этом интервью?..

— Бред, обычный бред, глупая шутка, — Лео решил, что матери не нужно знать правду. — Но эта шутка может дорого мне стоить. Прошу, дай адрес доктора Альбьери, ты же знаешь его! Это вопрос жизни и смерти!

— Ладно-ладно, — пробормотала ничего не понимающая Деуза, написала на листке адрес и протянула его сыну. — Вот, Лео, возьми.

Он хотел было бежать, но вдруг его осенила еще одна догадка. В случае чего — где искать подмоги? Однажды Лукас сказал Лео, что тот может рассчитывать на его помощь, почему бы не воспользоваться предложением? В критической ситуации все средства хороши.

— Мама, — Лео развернулся у порога, — помнишь, ты говорила как-то, что видела Лукаса Ферраса?

— Ничего такого я не помню, — строго поджала губы Деуза.

— Мама! — всего один умоляющий взгляд растопил материнское сердце.

— Хорошо. Он пасынок твоей крестной, Иветти, давай, я напишу тебе их адрес.

— Спасибо! — Лео расцеловал мать и побежал разбираться с последствиями своего необдуманного поступка.

Лео несся по улице, едва не сбивая по пути нечаянно подвернувшихся прохожих. Огромное внутреннее напряжение, словно машинный двигатель, не позволяло ему чувствовать усталости, а гнало и гнало вперед. «Только бы успеть, только бы успеть», — без конца мысленно повторял парень, хотя он и не совсем понимал, каков в точности план его действий. Прийти к Альбьери с повинной, сказать о том, что он натворил, что доктор будет опозорен на весь мир, а самого Лео будут водить по телешоу, как диковинную обезьянку, и ставить на нем лабораторные опыты? Какая страшная участь, неужели с этим совсем ничего нельзя сделать?

Он был уже на подходе к дому крестного, когда услышал многозначительный гул толпы и сигналы автомобильных клаксонов. Лео предусмотрительно спрятал лицо в складках воротника и, не дыша от трепета, приблизился к источнику шума. Дом ученого окружили журналисты, вооруженные микрофонами, диктофонами, камерами и прочей, одной им известной, техникой. Судя по всему, Альбьери находился внутри и держал оборону — окна были наглухо задернуты шторами.

«Что я наделал, что я наделал!» — в отчаянии подумал Лео. Он развернул листок с адресом дома Феррасов. Возможно, они смогут помочь, ведь Лукас и его отец достаточно влиятельные, небедные люди, а больше Лео было не к кому обратиться. Он отдышался немного после своего сумасшедшего забега и отправился в новый путь.

* * *

У семейства Феррасов был самый обычный, ничем не примечательный день. Леонидас вместе с одним из сыновей уехал на работу в компанию, а Иветти и другой близнец предпочли остаться дома — мать семейства только что успешно организовала очередное дефиле и заслужила отдых, Франсишку же наслаждался учебными каникулами.

— Я включу футбол, — сказал он и щелкнул кнопкой от пульта телевизора.

«Сенсационное заявление было сделано сегодня в статье газеты «Британские известия». Первый человеческий клон рожден в Бразилии — правда это или вымысел?» — тараторил диктор с экрана.

— Мама! — вскричал Франсишку. — Мама, иди сюда! Скорее!

— Что такое, сынок? — прибежала на крики Иветти.

— Смотри, тут говорят, что Альбьери сделал клона!

— О, Боже мой! — она распахнула широко глаза, побледнела и чуть не упала в обморок.

— Мама, ты плохо себя чувствуешь? — обеспокоенно поддержал ее сын.

— Франсишку… это же… это… — Иветти потеряла дар речи. — Это же мой крестник, Лео! Это о нем!

— Что?.. — Франсишку не принадлежал числу пугливых или впечатлительных людей, но от этой новости сам чуть не грохнулся на пол.

— Я звоню Лукасу, — она схватила сотовый телефон и дрожащими руками начала набирать номер. — Алло! Лукас?

— Иветти, слушаю тебя! — ответил мужчина.

— Лукас, я только что слышала по телевизору…

— Да-да, я в курсе. Я уже попросил знакомых из Лондона отправить мне по электронной почте эту злосчастную статью, я должен прочитать все сам.

— А что Львеночек? — растерялась Иветти. — Как мне его подготовить? Он наверняка обо всем узнает!

— Не волнуйся, я подъеду чуть позже, хорошо? Пока ничего не предпринимайте.

— Ладно, Лукас, до встречи, — произнесла женщина и отключила телефон.

* * *

Лео подошел к воротам большого, уютного особняка, чем-то напоминающего дом Мел. Его поразило странное чувство, похожее на то, как человек чувствует себя, возвращаясь в позабытые места детства. Смутное, призрачное воспоминание — Лео точно знал, откуда оно взялось.

— Сеньор, здесь живет Лукас Феррас? — обратился он к охраннику.

Тот уставился на него стеклянными глазами, пытаясь сообразить, кто перед ним.

— Скажите ему, что пришел Лео! — попросил таинственный гость.

— Одну минуту, я свяжусь кое с кем, — ответил охранник.

На крыльцо дома вышла темнокожая женщина немолодых лет, вероятно, служанка. Она деловито зашагала по направлению к воротам, но вдруг остановилась, как вкопанная, увидев Лео. Женщина беспомощно шевелила губами, силясь что-то сказать, а из глаз ручьем текли слезы.

— Диогу!.. — еле прошептала она. — Диогу, мальчик мой!

— Я не Диогу, меня зовут Лео, — возразил парень, поняв, что его перепутали с покойным. — Я пришел поговорить с Лукасом по очень срочному делу.

— Далва! — во двор выбежал Франсишку, вовремя заметивший разыгравшуюся у ворот сцену. — Пропусти его, — сказал он охраннику и повел няню в дом, поддерживая ее под локоть. — Далва, все хорошо, это крестник моей мамы, просто он очень похож на Диогу.

— Он… он не похож, это и есть Диогу! — разрыдалась Далва.

Лео так и остался растерянно стоять возле крыльца, пока к нему не вышла шикарного облика блондинка средних лет. Парень догадался, что это его крестная, хотя не видел ее ни разу в жизни, не считая младенческих времен. Она обратилась к нему ласково, без тени страха или удивления:

— Здравствуй, Лео. Ты же Лео? Деуза показывала мне твою фотографию, я сразу узнала тебя.

— Д-да, — Лео не ожидал такой реакции, внутренне готовясь вновь оказаться в качестве объекта мистического ужаса.

— Я твоя крестная, Иветти, — представилась женщина и заключила его в объятья. — Господи, как же ты вырос! Я помню тебя совсем крохотным! Деуза жила у меня какое-то время после родов, ты знаешь? Ох, что же это я, — спохватилась Иветти, — идем скорее в дом, не стой у порога!

Она провела крестника в просторную, уютную гостиную и усадила на мягкий диван.

— Сейчас принесу тебе что-нибудь, а то Далва у нас впечатлительная. Не удивляйся, что она расплакалась — Далва была очень привязана к Диогу, своему воспитаннику, а ты очень на него похож.

— Да, я знаю, — улыбнулся Лео. — Мне ничего не нужно, Иветти, я пришел встретиться с Лукасом.

— Лукас здесь не живет, но он скоро приедет, — заверила его крестная. — Можешь подождать его в моей комнате, идем, я проведу тебя.

Лео поднялся на второй этаж дома, где все казалось ему, с одной стороны, незнакомым и чужим, а с другой, привычным и родным. Теплая, лучезарная улыбка Иветти даже заставила его на время позабыть о беде, в которую он угодил. Из этого дома, как ни странно, не хотелось уходить.

— Располагайся, Лео, — распахнула она перед ним дверь. — Я сейчас ненадолго спущусь вниз, а потом мы с тобой поболтаем, ладно?

— Договорились! — весело сказал парень.

Иветти отправилась поддержать Далву — та находилась в поистине шоковом состоянии. Она сидела на кухне и трясущимися руками пила воду с сахаром, чтобы немного успокоиться. Иветти присела рядом с ней.

— Далва! Не стоит так волноваться, это Лео, мой крестник.

— Ваш крестник? — в слезах переспросила Далва. — Донна Иветти! Диогу вернулся к нам, уж как я просила Господа, как молилась, чтобы хотя бы еще раз взглянуть на него! Я знаю, мне никто не верил, когда я говорила о реинкарнации, и сеньору Лобату тоже никто не верил, а Диогу не просто реинкарнировался, он получил то же самое тело! Господи, Пресвятая Дева, спасибо, спасибо!

Иветти с сочувствием посмотрела на старую служанку — чего-чего, а суеверности ей было не занимать, и до какой же степени потрясло ее явление клона! Стоит ли переубеждать ее? Наверное, не стоит — если Далва хочет верить, что Диогу возвратился с того света, пусть так и будет, зачем отбирать у человека веру, даже если она неправильная?

— Донна Иветти, — продолжала всхлипывать она, — признаюсь по совести, я недолюбливала вас все эти годы, хотя не показывала виду. Не могла я вам простить Диогу, видать, он так этим огорчился, что явился мне в назидание! Простите меня, донна Иветти, если что не так!

— Далва, будет тебе, — они обнялись. — Что это еще за выдумки, ты меня ничем не обижала. Все знают, как ты любишь всю нашу семью.

— Диогу, Диогу вернулся! — сотрясалась от рыданий Далва на плече у сеньоры Феррас.

* * *

— Тук-тук, можно войти? — бодро постучался Франсишку в спальню родителей, где сидел Лео, с интересом листая семейный альбом, взятый с полки. — Я Франсишку.

— Лео, — пожал ему руку гость.

— Значит, в полку близнецов прибыло?

— О чем ты?

— Вот чудак, ты же смотришь на мою фотографию с братом! — показал он ему на снимок в альбоме. — Ну и что, что нам тут по три года, неужели я так сильно изменился?

— Я понял, у тебя есть близнец, — догадался Лео.

— Ага, — кивнул Франсишку. — Феррасы — самая знаменитая на близнецов семья во всей Бразилии, так что я ничуть не удивлен твоим появлением.

— Но я не близнец Лукаса.

— А какая разница? И у вас, и у нас одинаковые лица.

— Хм, — задумался Лео, — и каково это — всю жизнь жить рядом со своим отражением?

— Кого ты называешь моим отражением? — сделал брови домиком Франсишку. — Моего брата? Я тебя умоляю! Во всем мире не сыскать более непохожих людей, чем я и Эдуарду.

— Да ладно? — рассмеялся гость.

— Мать нас еще в младенчестве умела различать. Никто никогда не путал меня и брата даже в школе, а меня это огорчало. Эдуарду очень умный — чего ему стоило сдать экзамен сразу за двоих? Ан нет, любой учитель бы заметил разницу. Он никакущий пародист, а вот у меня выходило его копировать. Тогда-то я и решил стать актером, у актера много лиц. Я могу быть хоть супергероем, хоть Гамлетом, хоть самим президентом.

— Интересно. Получается?

— Когда как, — поморщил нос Франсишку. — Но я стараюсь. Ну, а ты чем по жизни занимаешься?

— Спросил бы ты что полегче, — усмехнулся Лео.

— Ясно. Свободный художник, — сделал вывод Феррас-младший. — Ты кого-то ждешь?

— Да, я жду Лукаса.

— Что ж, удачи. Лукас иногда бывает не в настроении, но обычно он доброжелателен. Продуктивного вам… сотрудничества, — долго не мог подобрать слова парень.

— Спасибо.

— Ну, я пойду? Приятно было познакомиться.

Франсишку, весело насвистывая, ушел по своим делам. На самом деле, ему не было так уж весело, просто он решил поддержать таким образом неожиданно появившегося родственника, если Лео можно было назвать родственником Феррасов. Парень и так попал в катастрофическую ситуацию, быть может, лишняя улыбка ему не повредит? А уж в мастерстве актерской игры Франсишку не было равных среди всей семьи.

Лукас спешил в отчий дом. Нельзя было сказать, что ситуация с разоблачительной статьей оказалась для него полной неожиданностью, но до конца быть готовым к такому повороту событий невозможно. Лукас постарался максимально отрешиться от эмоций и вникнуть в дело с холодной головой, после чего он, в целом, успокоился. Нервотрепкой делу не поможешь — а действовать нужно было быстро и четко, пока в прессе не всплыли еще более шокирующие факты.

— Лукас! — встретила его у ворот дома озадаченная Иветти. — Мы все тут не знаем, что и думать.

— Отец пока не приезжал? — осведомился мужчина.

— Львеночек еще ни о чем не подозревает, а вот Далва просто в истерике.

— Как она узнала?

— Лео пришел сюда, — полушепотом произнесла Иветти, словно поведала ему какую-то тайну.

— Что?! — опешил Лукас. — Явился сюда после того, что натворил?

— Он напуган не меньше нас, он хотел попросить тебя о помощи.

— Так… ладно. Где он? Я поговорю с ним.

— В нашей со Львеночком комнате.

Лукас на тяжелых ногах поднялся по лестнице — кажется, еще никогда она не выглядела для него такой длинной и крутой. Дверь в спальню была наполовину открыта, и он увидел через проем закручинившегося Лео, который сидел с краю кровати и неподвижно смотрел в одну точку.

— Ты хотел поговорить со мной? — с непроизвольной строгостью в голосе обратился к нему Лукас.

Лео чуть вздрогнул при виде своего «оригинала» — он до сих пор не мог привыкнуть к мысли, что в мире есть кто-то еще с его лицом.

— Да, хотел.

— Объясни мне, что значит устроенный тобой балаган со статьей, — Лукас взял стул и уселся напротив него. — Ведь ты давал это интервью?

— Я был не в себе. Я прекрасно понимаю, что сделал глупость, которая будет стоить мне очень дорого, поэтому пришел просить тебя о помощи.

Лукас сложил пальцы рук замком и устремил сосредоточенный взгляд в пол.

— Сейчас многое будет зависеть от того, как поведет себя Альбьери, и что скажет журналист на пресс-конференции, которая состоится завтра утром. Пока что статья бездоказательна. Убедительна, подробна, логична, но бездоказательна. Понимаешь, о чем я говорю?

— Бездоказательна? — глаза Лео зажглись ярким огоньком надежды.

— Конечно! — подтвердил Лукас. — Чтобы открыто заявить миру о клоне, одного анонимного интервью даже с подробной предысторией и анализом фактов мало. Нужны доказательства, экспертиза, анализ ДНК, профессиональное расследование. Я надеюсь, у Альбьери хватит ума не ляпнуть правду, тогда все усложнилось бы.

— Спасибо, ты меня очень успокоил, — облегченно выдохнул Лео.

— Но расслабляться рано, — предупредил его собеседник. — Тебе сейчас нежелательно светиться на всех углах, к тому же, раз уже есть прецедент, журналисты продолжат копать. Подумай еще раз над отъездом, я понимаю, что тебе не хочется покидать родной город, но все должно улечься. Это для твоего же блага.

— Отъезд… — задумчиво повторил парень, и вдруг его осенила гениальная идея. — Ты вправду поможешь мне с ним?

— Все, что в моих силах.

— Есть одна девушка, которую я очень люблю, но мы поссорились, и она уехала учиться в Неваду. Я сам виноват, что потерял ее. Вот если бы у меня был шанс попасть туда…

— Хм, — Лукас горько усмехнулся, — девушка, говоришь?

— А что?..

— Ничего, просто вспомнил себя примерно в твоем возрасте. Извини, что я сравниваю, но это неизбежно. Я читал твое интервью, оно меня на самом деле тронуло.

— Я сказал все как есть, все свои чувства.

— Забавно, — Лукас посмотрел куда-то поверх его головы, — ты клон, и ты чувствуешь себя одиноким, потерянным, заброшенным, а я вот не клон, но когда-то чувствовал все то же самое.

— Правда? — поразился Лео.

— У меня в жизни был период, когда я считал, что все кончено. Страшное время, но во многом виноват был я сам.

— Можешь рассказать? — заинтересовался он.

— Да что там рассказывать, — Лукас машинально взглянул на наручные часы. — Я был молод, влюблен, один против целого мира.

— Почему один? — удивился парень. — Ты же был женат на любимой, я прав?

— Женат-то я был, но в браке, оказывается, тоже можно быть одиноким. Я понял это с годами, когда мне стало, с чем сравнить, а в двадцать был уверен, что любовь мне дана одна и на всю жизнь. И моя первая жена думала точно так же, но мы никогда по-настоящему не были вместе, не слушали и не слышали друг друга.

— Прямо как мы с Мел, — вздохнул Лео.

— Словом, не знаю, кто прав, а кто виноват, но наши пути навсегда разошлись.

— Ты жалеешь об этом?

— Нет, сейчас уже не жалею. Если бы жизнь пошла по другому сценарию, рядом со мной сейчас не было бы той моей семьи, которую я слишком люблю, чтобы представить себя без нее. А когда-то я даже попал в больницу из-за того, что пытался покончить с собой.

— Надо же! — задумчиво проговорил Лео. — Я не знал, что у вас все было настолько сложно. То есть, я читал в журнале про девушку из Марокко, но и представить не мог…

— Да, из Марокко. Ее звали Жади.

— Жади… это имя почему-то кажется мне знакомым. Красивое.

— Мел ничуть не хуже, — улыбнулся Лукас.

— Оно не хуже, оно лучшее на свете, — загрустил Лео.

— Пойми одну вещь: все это проходит. Ты, конечно, испытываешь сложные чувства из-за своего необычного происхождения, и здесь я ничего не могу тебе посоветовать, но любое горе кажется неутолимым, это я знаю точно. Люди в целом чувствуют одинаково, а ты, прежде всего, человек.

— Рад, что ты так думаешь. Я хочу тебе верить.

— А что мешает?

— Не знаю, — пожал плечами Лео. — Я не могу просто так взять и выкинуть из головы, что я клон.

— Это не нужно выкидывать, с этим нужно учиться жить.

— Легко тебе сказать. Я знаю, вы все думаете, что это ерунда — ну, подумаешь, клон, живи и радуйся жизни. Я бы и хотел, но не выходит.

— Я уверен, что рано или поздно ты научишься, — подбодрил его Лукас.

— Наверное. А ты не пытался помириться с Жади?

— Пытался, но я сделал это слишком поздно. Иветти сказала мне, что Жади выдают замуж, и я сломя голову помчался в Фес.

— Ужас! — округлил глаза Лео.

— Ах, если бы ее выдавали против воли, — Лукас погрузился в воспоминания молодости, — я бы выкрал ее из-под венца, у меня к тому времени уже было достаточно смелости, чтобы сделать это. Но она выходила по любви. Я чуть не умер прямо там, клянусь.

— Я бы точно умер! — согласился Лео, и тут его поразила страшная мысль. — А если Мел найдет кого-то в своей Америке?! Лукас, — он впервые назвал его по имени, что делать им обоим было крайне трудно, — помоги мне достать билет, пожалуйста! Я улечу прямо завтра.

— В США так просто не попасть, это не Марокко, — возразил мужчина. — Тебе нужна виза.

— Это значит, что все пропало?

— Нет, ее можно оформить, но это займет некоторое время. Не думаю, что твоя Мел успеет выйти замуж, полтора года точно не понадобится.

— Нужно поспешить, — нахмурился Лео.

— Что за шум внизу? — насторожился Лукас. — Я пойду посмотрю.

Леонидас вернулся с работы чуть раньше запланированного в раздраженном состоянии. В компании все только и говорили об эксперименте доктора Альбьери — эта тема в одночасье стала самой обсуждаемой в Бразилии, да и во всем остальном мире люди не остались равнодушными к сенсации.

— Это же черт знает что! — вслух возмущался Леонидас, заходя в дом. — Я всегда знал, что Альбьери не в себе, но чтобы пойти на такое!

— Папа, может быть, это всего лишь газетная утка? — предположил Эдуарду.

— Зная Альбьери, я ничему не удивлюсь. А где все? — он окинул взглядом гостиную. — Иветти, Далва!

— Львеночек, — прибежала Иветти из кухни, — прошу тебя, только не волнуйся!

— Иветти, когда ты так говоришь, это значит, что нужно доставать сердечные капли! Что случилось, выкладывай сразу, не томи!

— Сеньор Леонидас! — показалась в гостиной заплаканная Далва. — Диогу вернулся!

— Что?! — лицо главы семейства перекосилось от потрясения.

— Папа, не слушай Далву, — вмешался Франсишку.

— Он здесь, в нашем доме! — восклицала служанка.

— Вызовите, кто-нибудь, «скорую» для Далвы, — попросил Леонидас домочадцев.

— Не нужно «скорой», — сказал спускающийся по лестнице Лукас. — Папа, приготовься к очень неожиданной новости.

— Да говорите уже, у меня от ваших загадок скорее инфаркт случится, чем от самой новости! — разозлился Феррас-старший.

— Ты знаешь, чей клон создал Альбьери?..

Вместо ответа к перилам из комнат вышел Лео, облокотился на ограждение и посмотрел вниз, прямо на Леонидаса. Мужчина обомлел, увидев покойного сына вновь живым. Нет, в эту секунду он не думал ни о каких клонах, экспериментах — никто не стал бы об этом думать. Это был Диогу, точно такой же, каким он запечатлелся в памяти безутешного отца, лишь выглядел так, как если бы он родился в другом времени. Снова перед глазами встали роковая ссора, звонкая пощечина и дубовый гроб посреди безлюдной церкви. Леонидас отдал бы все, чтобы переписать те дни на чистовик, чтобы проклятый вертолет никогда не взлетал, чтобы не видеть ни похоронной процессии, ни опустевшей комнаты с вещами, к которым никогда больше не притронется их хозяин. И вот он здесь, из плоти и крови, стоит двумя ногами на балконе отчего дома, но… он ли?

— Святые Небеса… — единственное, что смог вымолвить Леонидас.

— Мальчики, бегом принесите отцу воды! — скомандовала Иветти. — Львеночек, пожалуйста, присядь, успокойся, все хорошо!

— Иветти!.. — чуть дыша, проговорил он.

— Ладно, я пойду, — смутился Лео и направился к выходу.

— Постой! — окликнул его Леонидас и, с трудом поднявшись на ноги, сделал несколько медленных шагов навстречу двойнику Диогу. — Фантастика! Абсолютная фантастика! Мой сын…

Лео растерянно смотрел на него и переводил взгляд то на Иветти, то на Лукаса, то на стоявшую поодаль в священном трепете Далву, будто спрашивал их всех, что ему надлежит делать в такой ситуации. Леонидас подошел к нему, обнял так крепко, как только мог, и расплакался самыми искренними слезами, какими плакал раз в двадцать лет. Ни у кого из присутствующих не хватило духу потревожить эту трогательную картину даже шорохом.

* * *

Кое-как справившись с сильнейшими эмоциями, Леонидас вечером того же дня собрал дома семейный совет, на котором рассчитывал разобрать сложившуюся ситуацию по полочкам. Он нацепил очки для пущей важности и расхаживал туда-сюда мимо жены и сыновей.

— То, с чем мы столкнулись, это совершенно беспрецедентный случай, — изрек глава семейства. — Нам необходимо срочно решить вопрос с семейным статусом мальчика.

— Папа, вот-вот разгорится мировой скандал, ты предлагаешь прямо сейчас выдать этого парня с головой общественности? — возразил Лукас. — Я вообще предложил ему уехать из Бразилии до тех пор, пока переполох не стихнет.

— Лукас, ты эгоист! — возмутился Леонидас. — Эгоистом был, эгоистом и остался! Даже на пятом десятке ты умудряешься ревновать отца к брату. Он такой же мой сын, как и вы трое, как и Диогу, у него должны быть все права!

— Львеночек, но как же Деуза? — удивилась Иветти. — Она его мать, у Лео есть свидетельство о рождении, неужели ты хочешь переписать его?

— Верно! — подхватил Эдуарду. — Я не силен в семейном законодательстве, но подозреваю, что придется вписывать имя покойной жены папы в его свидетельство о рождении, ведь любой анализ ДНК покажет полную идентичность с Лукасом, а мать Лукаса известна.

— Должен быть выход! Я видел, как он бедно одет, наверняка не образован и живет совсем не в тех условиях, в каких привыкли жить другие мои сыновья. Я не могу этого так оставить!

— Папа, ты собираешься тащить его в нашу семью? — с недовольством спросил Лукас. — Как бы то ни было, Лео нам чужой человек, он всю жизнь прожил в другом окружении.

— Не чужой! — возопил Леонидас. — И говорить так не смей! Плевать я хотел, клон или не клон, это мой сын, и точка!

— Львеночек, не нервничай так! — упрашивала супруга Иветти.

— Папа, да что мы драму развели, в самом деле? — вставил свою реплику Франсишку. — Я тоже считаю, что его сейчас лучше не трогать, время неподходящее, а после видно будет.

— Да-да, у тебя всегда завтра виднее. Всегда. Ты живешь одним днем, Франсишку, а я смотрю в будущее, на перспективу, понимаешь?

— Но ведь можно помогать ему финансово, не оформляя официально родство, — предложил Эдуарду. — И общаться можно просто так, если уж на то пошло.

— М-да, возможно, вы правы, — грозный «царь зверей», как называла его супруга, поумерил свой пыл, вытер взмокшее лицо носовым платком и бессильно опустился в кресло. — Я слишком обескуражен сейчас, чтобы предпринять что-то толковое.

— Сейчас куда важнее не допустить скандала, — напомнил Лукас. — Можете представить себе наш дом, оцепленный по периметру ограды репортерами? Вот и я не хочу представлять.

— Что ты предлагаешь? — спросила Иветти.

— Давайте отправим его учиться за границу. В США, например, в какой-нибудь не самый крупный университет. В ту же Неваду. Как вам идея?

— Хорошая идея, — согласился Леонидас. — Мальчик непременно должен получить образование.

— Но это после. Сейчас все зависит от Альбьери, — вздохнул Лукас. — Ехать туда лично нельзя, чтобы не попасться под прицел камер, но я еще раз попробую ему дозвониться.

Он достал телефон и принялся набирать номер крестного, однако в трубке были слышны лишь постоянные короткие гудки.

Брендон сидел в своем пустом доме, шумном от постоянных телефонных звонков настолько, что у журналиста разболелась голова. В конце концов, он выдернул телефонный кабель из розетки, отключил мобильный и погрузился в тишину, которая, однако, не принесла ему успокоения. Давняя мечта Фортескью стала реальностью — не было в этот день на планете журналиста популярнее, чем он. Ньюман довольно потирал руки, прикидывая, сколько заработает на взлетевших до небес продажах газеты, вот только Брендону деньги были совершенно безразличны. Он впутался в это непростое дело отнюдь не ради денег, а чтобы доказать всему миру и самому себе, на что он способен, и доказал. Отчего же его так мучило мерзейшее чувство опустошения, словно он пролез десять миль ползком по холодной, сырой, темной пещере в поисках древнего клада, а вместо сокровищ в сундуке оказались лишь булыжники? Слава — это тоже плата за труды, но Фортескью чувствовал себя ни кем иным, как Иудой, за тридцать сребреников продавшим совесть. До сего момента его нельзя было назвать совестливым человеком, что же случилось с бравым журналистом, ничем не гнушающимся ради достижения цели?

Брендон растопил старинный камин и опустился в кресло напротив, равнодушно глядя на то, как танцуют маленькие язычки пламени. Утром состоится конференция, и он уже точно знал, что сделает на ней. На кону вся карьера — плевать, все равно она, как оказалось, яйца выеденного не стоит. А что вообще в этой жизни имеет хоть какую-то цену?

— Словом можно уничтожить, — Фортескью разорвал черновик статьи и бросил его в огонь, где он тут же почернел и обуглился, — словом можно спасти.

* * *

Лео не спал всю ночь, проведя ее в ожидании утра. Он никогда раньше не смотрел новости, но в этот раз даже прилег на диване возле телевизора, будто караулил его. Потрясенным матери и бабушке он нажаловался на Брендона, рассказал, что тот решил оклеветать его и сочинил историю про клона, которая сделала журналиста знаменитым. Деуза невообразимо расстроилась и корила себя за то, что привела нечестивого человека в дом, сломав этим жизнь сыну, но Лео уверял мать, что все обойдется, хоть и сам не слишком в это верил. От доктора Альбьери по-прежнему не было ничего слышно — он не стал ни подтверждать, ни опровергать информацию, местный комитет по этике тоже отмалчивался. Все затаились, будто мыши в норах.

Солнце наконец-то поднялось из-за горизонта, одаривая своими лучами землю. В Лондоне время близилось к полудню, значит, конференция уже должна была состояться. Лео, унимая дрожь в пальцах, включил утренний выпуск новостей. Он прямо-таки рассвирепел, когда увидел на экране Фортескью, в костюме и рубашке с накрахмаленным белоснежным воротником сидящего за столиком с маленьким микрофоном. Рассвирепел настолько, что не обратил внимания на надпись в верхней строке: «Величайший обман нового тысячелетия».

— Принимая во внимание поднявшийся ажиотаж вокруг моей статьи, — ровным тоном вещал Брендон в микрофон, — я считаю своим профессиональным и человеческим долгом сделать следующее официальное заявление. Фактологическая часть материала полностью основана на долгой и кропотливой работе над достоверными источниками. Что касается интервью клона, то это вымысел от первого и до последнего слова.

— Мама! — громко воскликнул Лео. — Мама, он сказал, что все ложь!

— …Я злоупотребил своими должностными полномочиями в погоне за сенсацией, — лилось из динамика телевизора. — Я не предполагал, что мои действия повлекут за собой столь масштабные последствия, и готов полностью принять ответственность за совершённый подлог.

— Что такое, сынок, что он говорит? — прибежала на зов Деуза вместе с матерью.

— Мама, он взял свои слова обратно! Я не клон, слышишь, мама?..

— Еще чего выдумал! — возмутилась Мосинья, умиляясь, тем не менее, тому, как Лео едва не задушил мать в радостных объятьях.

— Все, забудь эту дурацкую историю, — прослезилась от счастья Деуза. — Никто не посмеет назвать тебя каким-то там клоном!

В дверь постучали. Лео вздрогнул, услышав этот звук, но отнюдь не от испуга. Он узнал манеру так стучать, ее невозможно было перепутать ни с чьей другой. Лео даже зажмурился, подумав, что ему померещилось, но стук повторился.

— Я открою, — засуетилась Деуза.

— Не надо, я сам, — остановил ее сын. — Я знаю, кто это.

Он в нетерпении подбежал к входной двери и распахнул ее настежь. За ней стояла Мел, в ее взгляде причудливым образом сочетались невероятная радость от встречи и безграничная тревога из-за случившегося с Лео бедствия.

— Лео! — бросилась она ему на шею прямо с порога. — Что же стряслось? Как только я узнала об этой ужасной статье, то сразу побежала покупать билет на первый же рейс!

— Идем, мама, не будем мешать, — тактично увела Деуза любопытную донну Мосинью.

— Мел! — не мог поверить своему счастью Лео. — Только что по телевизору сказали, что статья — фальшивка, представляешь?

— Как это? — удивилась девушка. — Ты же давал это интервью, я узнала тебя в каждой строчке!

— Да, давал, — признался Лео. — Этот журналист ловко раскрутил меня, притворялся другом, вот я и попался на его крючок. Но он исправил то, что сделал, поэтому я больше не зол на него. Ладно, не будем о плохом, — он любовно перебирал пряди ее волос, словно пытался удостовериться, что перед ним не видение.

— Это я во всем виновата, — расстроенно проговорила Мел. — Я не должна была уезжать, оставлять тебя один на один с твоей проблемой. Тогда бы к тебе ни один журналист не подобрался.

— Ты просишь у меня прощения за то, что я вел себя, как идиот? — сделал удивленную гримасу Лео.

— Просто давай забудем об этом, — улыбнулась Мел и снова прижалась к нему. — Больше никогда не отпускай меня, пожалуйста.

— Но ты ведь никуда не собираешься уходить? — игриво взглянул на нее парень.

— Если мы теперь куда-то и пойдем, то только вместе! — решительно заявила она. — Только попробуй сбежать от меня!

— Какая ты забавная! — рассмеялся Лео, осыпая ее лицо поцелуями.

Деуза незаметно наблюдала за милующейся парочкой из-за приоткрытой кухонной двери, и ее сердце наполняли радость и спокойствие, так редко ее посещавшие вот уже двадцать лет.

* * *

Несмотря на официальное опровержение журналиста информации о клоне, международный комитет по этике все же инициировал проверку, которую клиника доктора Альбьери с честью выдержала — нарушений не было обнаружено, а репутация работающих в ней специалистов оказалась незапятнанной. По этому случаю заведующий клиникой созвал совещание, на котором собирался сообщить коллегам нечто чрезвычайно важное.

Все расселись по местам в ожидании начальника. Сотрудники в последнее время были сильно взбудоражены экстраординарной ситуацией, в которой они оказались, но, к счастью и облегчению всех присутствующих, все обошлось. Альбьери вошел в аудиторию для презентаций без неизменного белого халата, в одном лишь костюме. Он окинул немного грустным взглядом коллег и начал свою речь.

— Дорогие мои друзья, — обратился он к ним с непривычной для себя интонацией, — да-да, не удивляйтесь, что я вас так называю. Мы шли с вами столько лет рука об руку, и даже страшный шторм не смог нас сломить, а все благодаря вашей верности делу и профессионализму. Для меня было честью руководить вами все эти годы, но мое время ушло.

По аудитории прокатился легкий гул, Эдна испуганно взглянула на супруга.

— Я с сожалением сообщаю, что покидаю пост заведующего клиникой и ухожу в отставку. Жулио, — посмотрел он на старого приятеля, — ты достоин занять мое место, как никто другой. Под твоим началом дело всей моей жизни будет расти и процветать, а я смогу спокойно провести старость.

— Альбьери, это большая честь для меня! — растрогался Жулио. — Мне никогда в равной мере тебя не заменить, но я буду стараться делать все, от меня зависящее.

Коллеги пожали друг другу руки и крепко обнялись, после чего Альбьери простился с каждым, даже с уборщицей. В этот день было пролито немало слез.

Эдна всю дорогу с работы провела в тягостном молчании. Лишь вернувшись домой, она заговорила с мужем.

— Альбьери, твое решение оказалось для меня неожиданностью, — с упреком сказала она. — Почему ты не посоветовался вначале со мной?

— Эдна! — воскликнул он и усадил жену рядом с собой на диван. — Послушай, это еще не все, о чем я хотел сообщить.

— Есть что-то еще? — насторожилась Эдна.

— Да, — Альбьери сильно волновался, — но прежде всего я хочу попросить у тебя прощения за все зло, которое причинил тебе.

— Какое зло, о чем ты?..

— Ты посвящала мне всю жизнь, а я никогда тебя не замечал и платил холодностью за твою любовь и заботу.

— Альбьери! — ее глаза увлажнились.

— Да, Эдна, я оглядываюсь назад и прихожу в ужас от самого себя. Надеюсь, однажды ты сможешь меня простить.

— Ну что ты такое говоришь!

— Эдна, — он сделал паузу, — ты помнишь то роковое утро? Звонок Гилемо?

— Конечно, помню! — воскликнула женщина. — Разве можно такое забыть?

— Так вот, когда я понял, что нахожусь на волосок от гибели, то дал обет Богу, что если Он спасет нас с Лео, я посвящу остаток жизни служению Ему.

— Альбьери!.. — потрясенно прошептала Эдна, не веря в услышанное.

— Я слишком долго был на дальней стороне*, — с горячностью говорил Альбьери. — Пятьдесят лет, вдумайся, целых полвека! До какого безумия я дошел, захотел сравняться с Творцом! Я совершил страшный грех, нечеловеческий грех. Но Он милосерден даже к самым пропащим грешникам, если они раскаиваются, Он помиловал меня, Эдна, и теперь я выполню данный обет.

— Прошу тебя, не надо! — заплакала Эдна. — Альбьери, зачем же идти на такие крайние меры?

— Если ты думаешь, что я делаю это из чувства сухого долга, то ошибаешься. Я очень хочу вернуться на путь, с которого сошел, только там я обрету покой и счастье. Я знаю, Эдна, тебе трудно проститься со мной, но еще труднее тебе будет, если я останусь. Пожалуйста, отпусти меня к Отцу.

Произнеся последние слова, Альбьери не выдержал и разрыдался сам, но то были слезы не горя, не отчаяния, не безутешности. То были слезы, очищающие зачерствевшую, огрубевшую душу покаянием и делающие ее белее снега, как говорится в пятидесятом псалме, некогда так любимом юным Аугусто. Вот и сейчас он, подобно древнему царю Давиду, взывал к Всевышнему и молил о прощении.

Раздался дверной звонок. Эдна, промокнув глаза платком, чтобы не предстать перед гостем в неподобающем виде, отправилась открывать дверь.

— Кто там, Эдна? — уняв немного эмоции, спросил Альбьери.

— Папа, это я, — услышал он родной голос.

Лео несмело вошел в дом и виновато взглянул на крестного.

— Лео! — невыразимо обрадовался тот.

— Почему ты плачешь?..

— Не обращай внимания, — махнул рукой Альбьери. — Я просто очень счастлив.

— Счастлив? — удивился Лео. — Но я тебя очень обидел, я предал тебя. Я был уверен, что ты меня никогда не простишь.

— Иди сюда, сын! — расчувствовался доктор и заключил его в крепкие объятья.

— Папа! — уткнулся ему в плечо Лео. — Я так рад, что ты не держишь на меня зла, без этого я не смог бы нормально жить.

— Нет, Лео, — возразил Альбьери, — это я безумно рад, что ты меня простил. Ты имел право сделать то, что сделал, я не могу судить тебя за это.

— У тебя теперь все хорошо?

— Все прекрасно, Лео, все просто прекрасно! — ученый буквально светился изнутри.

— Я уезжаю завтра, вот, пришел попрощаться, — сообщил парень.

— Куда, сынок?

— В Америку. Сеньор Леонидас устроил меня в Невадский университет на подготовительный курс, буду целый год учить язык и нагонять школьную программу, а потом выберу себе профессию и поступлю, как положено.

— Леонидас принял тебя? — восхищенно спросил Альбьери.

— Да, — улыбнулся Лео. — У них хорошая семья, они все ко мне хорошо относятся. Но я хочу жить далеко отсюда.

— Это правильно, Лео. У тебя все получится, я верю в тебя, как никто другой, — в восторге похлопал его по плечу крестный.

— А ты? Что ты будешь делать, папа?

Альбьери многозначительно переглянулся с женой.

— Не волнуйся за меня, сын. У меня все будет замечательно.

Они еще раз обнялись на прощание, и Лео покинул дом отца, чтобы сделать шаг в совершенно новую жизнь.

Примечания:

*Имеется в виду притча о блудном сыне (Евангелие от Луки, глава 15, стих 13).

Монастырь Сан-Франциско, Ресифе, Бразилия, 2009 г.

На берегу Атлантического океана стоял величественный старинный монастырь. Шум прибоя и шелест пальмовых ветвей смешивались со звоном колоколов и монашескими молитвами, образуя стройную симфонию, возносящуюся к небесам вот уже четыреста лет. Сменялись поколения монахов одно за другим, во внешнем мире кипел бурный водоворот событий, и только эти каменные стены хранили вековой покой в беспрерывном круге богослужений. Здесь время словно бы остановилось, а еще точнее — времени как такового не существовало. Даже случайно забредший в живописный собор человек мог почувствовать, как теряют власть законы мироздания, а душа соприкасается с вечностью. Только что была пышно отпразднована Пасха, означающая для христиан торжество жизни, когда священнослужитель обращается к прихожанам с проповедью словами апостола Павла: «Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?»

На Пасху в монастыре всегда возрастал поток прихожан, паломников и туристов, в том числе и иностранных, постепенно уменьшающийся в первую неделю после праздника. Вот и сейчас у ворот монастыря появился одинокий посетитель — молодой мужчина лет двадцати восьми — тридцати, по облику обычный американский турист, какие часто ездят по знаменитым историческим местам интереса ради. Он подошел к одному из послушников и спросил что-то на португальском. Послушник закивал в ответ и удалился в сторону келий, после чего к посетителю вышел старик в темном монашеском облачении из грубого сукна.

— Лео! — обрадованно воскликнул он.

— Папа! — крепко обнял тот монаха.

— Ты должен называть меня отец Антонио или просто падре, — напомнил ему человек, некогда носивший имя Аугусто Альбьери. Но монах, принимая постриг, отрекается от прежней жизни и прежнего себя и становится гражданином Неба.

— Извини, я все еще не могу привыкнуть, — смутился Лео. — Можно, я буду продолжать называть тебя папой? Я вот приехал навестить тебя, как ты?

— С Божьей помощью, — улыбнулся монах.

— Я привез фотографии, чтобы показать тебе, — парень расстегнул рюкзак и достал бумажный конверт. — Идем, присядем где-нибудь.

Они разместились на деревянной скамейке под тенью раскидистых пальм во дворе монастыря. Лео принялся перебирать фотографии и комментировать каждую.

— Смотри, здесь мы с Мел возле нашего дома, здесь мы ездили в Лас-Вегас. А это наша Мелзинья, ей уже три года. Правда, она красавица?

— Очень красивая девочка, — согласился старик.

— Это мама и ее американский муж, его зовут Майкл. Бабуля тут еще выглядит моложе, фото не новое. Сейчас она стала совсем старенькой и почти не ходит, — грустно сказал Лео. — Она старше тебя. Вот бабуля с Мелзиньей на руках. Сеньор Леонидас и Иветти рядом с огромным кактусом. Это родители Мел, они приезжали к нам на прошлое Рождество. А это, — у него даже перехватило дыхание от восхищения, — пустыня в Неваде. Только взгляни, какая красота! Нигде больше на земле такой нет, даже в Марокко. Папа, ты знаешь, мне всегда казалось, что моя судьба ждет меня в пустыне, но я ошибался с континентом.

— Тебе больше не нравится Сахара?

— Не то чтобы совсем не нравится, но там глазу зацепиться не за что — один песок, песок… Со скалами куда живописнее, они напоминают другую планету.

— Возможно. Лео, все же, если ты когда-нибудь окажешься в Марокко, найди Али, скажи ему, что я нашел дорогу домой. Он будет рад за меня.

— Домой? — удивился Лео.

— Да, Лео, — задумчиво произнес монах. — Я всю сознательную жизнь плутал по запутанным темным тропам, которые завели меня в глухую чащу, откуда не было пути назад — только смерть. «Сказал безумец в сердце своем: "Нет Бога"»… Псалом пятьдесят второй. Мне не на кого больше было надеяться, кроме как на Господа. Только Ему было под силу вытащить меня из капкана, в который я угодил. И так происходит с каждым, Лео, кто искренне к Нему обращается.

— Ты очень изменился, — заметил Лео.

— Ты тоже, сын мой. Я вижу тебя совсем не таким, каким ты был в юности.

— Да, — поднял он взгляд к белоснежным кучерявым облакам. — Наверное, я уже научился принимать себя. Когда-то я сильно боялся состариться и умереть раньше времени, но потом решил, что это повод ценить каждый день. Когда-то я думал, что я только бледная тень другого человека, у которой нет души, но тени не умеют любить и прощать, не так ли, папа?

— Конечно, ты не тень! — возмутился старик. — Ты такой же человек, как и все, сотворенный Господом. Ведь я не смог бы и песчинки передвинуть, не будь на то Его воли.

— Я больше не один, папа, — проговорил Лео, с упоением слушая звон монастырского колокола.

— Ты никогда не был один и никогда не будешь, — заверил его отец.

Лео действительно был счастлив, возможно, счастливее многих людей, его окружавших. Он даже не подозревал, как часто за него возносятся горячие молитвы у алтаря старинного храма и в тесной келье, но чувствовал сильную руку, ведущую его по жизни, точно корабль посреди бушующих волн, и не дающую ему утонуть.

Двое, монах и турист, еще какое-то время сидели и беседовали в умиротворяющей тишине, разлитой над побережьем. В конце концов, посетитель приготовился уходить.

— Мне жаль покидать тебя, — взгрустнул он.

— Лео, но мне пора идти на службу, — ласково улыбнулся ему старик. — Ты же знаешь, я всегда с тобой, где бы ты ни находился.

— Я знаю, папа. Я тоже всегда с тобой.

— Христос воскрес, сын мой! — сказал отец Антонио на прощание Лео. — Смерти больше нет.