Гарри Поттер и Светлый круг, часть первая (гет)

— Давай я посмотрю, — сказала Гермиона.

Так и не поняв, каким образом картина крепится к стене, Гарри отошел от портрета. Встав на его место, Гермиона просунула кончик волшебной палочки в щель между золоченой рамой и стеной и повела его вниз, шепча заклинание. Нарисованная гостиная пустовала — нарисованная Гермиона перешла в портрет Лаванды, и они теперь негромко беседовали с сидящими на кровати Роном и Луной.

— Понятно, — сказала Гермиона (настоящая), — Заклинание Приклеивания… хорошо хоть, не Вечного.

— Ты можешь его снять?

— Попробую сообразить.

— Вообще-то, можно попросить Флиттвика, он ведь все заклинания знает.

— Разве что если ничего не получится, — возразила Гермиона. — Мне неохота его беспокоить.

Луна оглянулась:

— Я знаю, как его снять. Сделать?

— Я хочу попробовать сама!

Луна спокойно кивнула и вернулась к разговору. Гермиона отошла и некоторое время разглядывала картину, размышляя.

— Мы иногда встречаемся с Дином, — оживленно говорила Лаванда. — Он так интересно придумал! Нарисовал еще одну картину с моей комнатой и поставил у себя. Так что я иногда прихожу к нему в гости. Правда, не очень часто…

Она печально умолкла.

— Тяжело, да? — сочувственно спросила нарисованная Гермиона.

Лаванда посмотрела на нее, кивнула:

— Есть немного… Ну да ладно.

— Так… — пробормотала живая Гермиона, — кажется, я поняла.

Она подняла палочку. Раздался треск, картина поехала по стене и перекосилась, повиснув на одном углу. С нарисованного стола посыпались книги.

— Ой! Гарри, придержи ее!

Гарри бросился вперед, схватил тяжелую раму и приподнял, выравнивая картину. Все повернулись, глядя на происходящее с огромным интересом (а нарисованная Гермиона — и с некоторой тревогой).

Гермиона подняла палочку, повторила заклинание. Картина окончательно отделилась от стены, и Гарри чуть не застонал — такой она оказалась тяжелой! Видимо, холст был укреплен на толстой доске. Гермиона бросилась на помощь, ухватила с противоположной стороны. Стало легче, но ненамного — от напряжения руки вспотели, и гладкая золоченная поверхность так и норовила выскользнуть.

— Ставим осторожно, Гарри!

Стиснув зубы, они опускали картину сантиметр за сантиметром, стараясь держать ровно. От усилия голова слегка закружилась. Гарри заподозрил, что рама не золоченная, а из чистого золота. Наконец низ коснулся пола. С облегчением разжав пальцы, Гарри резко выпрямился, пошатнулся и непроизвольно оперся о холст. Вернее — хотел опереться, но рука провалилась в пустоту, он потерял равновесие и упал.

В картину.

Его макушка ударилась об ножку нарисованного массивного стула; он застонал, схватившись за голову, и подогнул ноги, пытаясь встать.

— Гарри! — Гермиона нагнулась над ним, схватила за локти.

Улыбнувшись через силу, он встал и потер макушку. Опершись о плечи Гермионы, оглянулся, пытаясь понять, где он находится. И остолбенел. Находился он в картине. И обнимал Гермиону-на-портрете!

Живая Гермиона непонимающе смотрела на него из комнаты. Отсюда спальня выглядела странно — как плоская фотография. А нарисованная гостиная, в которой он сейчас находился, обрела объем и казалась почти настоящей.

— Гарри, как ты это сделал? — одновременно воскликнули обе.

— Никак… — машинально ответил он. — Упал, и все…

Выйдя из ступора, настоящая Гермиона одним прыжком влетела в портрет, схватила за руку нарисованную и исчезла — момент слияния Гарри и на сей раз не смог увидеть. Уже в одном экземпляре, она стала оглядываться.

— Мы что? — в поле зрения за рамой появился Рон. — Мы все можем туда войти?

— Не знаю…Похоже, что да! — растерянно ответила Гермиона.

Помедлив, Рон решительно шагнул вперед; раздался глухой стук, и он со стоном отскочил, схватившись за лоб.

— Рон, ты в порядке? — Гермиона выскочила в комнату; ее двойник и Гарри растерянно смотрели друг на друга.

— Шишка будет! — проворчал Рон, ощупывая лоб. — Хорошо хоть, не носом врезался! Но почему я не смог?

— Подожди!

Гермиона достала палочку, коснулась его лба. По лицу Рона расплылась улыбка:

— Ох, спасибо!

Он с благодарностью поцеловал ее и обнял Луну, которая, подбежав, испугано смотрела на него:

— Все в порядке, прошло.

— Ой! — спохватилась Гермиона-на-портрете. — Ты ведь тоже ушибся! Сейчас… «Анестезио»!

Боль в макушке исчезла, и Гарри с облегчением улыбнулся.

— Прошло? — взволнованно спросила Гермиона-на-портрете. — Здорово! Я не знала, подействует ли мое заклинание на живого человека.

— Видимо, действует, пока я здесь, — рассудил Гарри.

— Но почему ты там? — воскликнул Рон. — Вернее, почему я не там? То есть… тьфу ты, я хотел сказать…

— Потому что у тебя нет портрета, — со своим характерным недоуменным тоном «ну-разве-это-не-очевидно» объяснила Луна.

— Но у Гарри тоже нет!

— Значит, есть.

Некоторое время все шестеро (включая вбежавшую в портрет Гермионы Лаванду) переглядывались, потеряв дар речи. Наконец Гермиона-на-портрете сказала:

— Я попробую найти его.

— Я помогу тебе! — воскликнула Лаванда. — Я уже многих знаю, всех расспрошу!

— Спасибо, Лаванда. А ты не знаешь, Дин его не рисовал?

— Думаю, он сказал бы мне. Но я у него обязательно спрошу. Прямо сейчас — он наверняка у себя в мастерской.

Она шагнула в стену нарисованной гостиной и исчезла. Гарри стало так интересно, что он чуть не последовал за ней. Нарисованная Гермиона схватила его за руку:

— Подожди, не надо пока! Ты еще не умеешь тут ориентироваться, в два счета заблудишься. Тебе лучше пока выйти, Гарри… Здесь все не так, как в реальном мире.

После некоторого колебания он подчинился.

— Ладно, — решительно сказала Гермиона, — мы в этом разберемся. Давай отнесем портрет, Гарри. Тебе лучше перейти к Лаванде, — посоветовала она своему двойнику. — Я понесу «Локомотором», но может быть тряска. Потом приходи в комнату.

— Пока, — улыбнулась Гермиона-на-портрете, исчезла и появилась во второй картине.

— Я спущусь вниз, — Рон пошел к двери. — Если надо будет подхватить…

Он вышел. Луна вдруг бросилась к двери:

— Рон, подожди!

Она опоздала — снаружи раздался громкий крик. Все повыскакивали на площадку.

— Ох, я забыла про защиту! — воскликнула Гермиона.

На месте ступенек был отполированный до зеркального блеска мраморный скат. Внизу Рон, ругаясь, вставал на ноги. Луна с хохотом села и скатилась к нему.

— А как я картину спущу? — сердито спросила Гермиона.

— Три минуты! — весело ответила снизу Луна, вскакивая на ноги.

— Ты уверена?

— Конечно! Только не заходи опять в спальню.

Вместо нее зашел Гарри. Во второй картине Гермиона-на-портрете рассказывала о случившемся вернувшейся Лаванде, и обе посмеивались. Он попробовал бросить на них сердитый взгляд, но получилось не очень убедительно — его тоже распирал смех. Скомандовал «Локомотор» и палочкой повел взмывшую в воздух картину к двери.

— Да, Гарри! — сказала вслед ему Лаванда. — Я у Дина спросила. Он твоего портрета не рисовал.

Он оглянулся, кивнул:

— Все равно спасибо, Лаванда. Приходи потом в гости.

— Обязательно!

Он вывел картину на площадку. Гермиона тоже достала палочку, и они осторожно «повели» тяжелую картину вниз по восстановившейся лестнице. Рон, оправившись от неожиданного скольжения, вместе с Луной подхватил ее и направил к портретному проему.

— Подождите нас! — раздался голос Джинни.

Они с Невиллом как раз выходили из спальни мальчиков, а за ними неторопливо выплыл портрет Невилла. Невилл-на-портрете, который стоял, прислонившись к краю рамы, поймал взгляд Гарри и подмигнул.

— Помог бы, Рон! — попросила Джинни. — Ее все время заносит.

Рон вопросительно посмотрел на Луну.

— Я справлюсь, — заверила она, и Рон побежал на помощь сестре.

Переноска заняла немало времени — тяжелые картины так и норовили поплыть не туда, и порой Луне и Рону приходилось возвращать их на курс сильными толчками. Со стола на изображении гостиной слетели все книги. Нарисованный Невилл два раза упал и в конце концов перескочил в картину с пирующими монахами, мимо которой они как раз проходили.

— Я приду потом, когда повесите картину,— сказал он. — Все равно помочь не могу.

— Пожалуйте за стол, молодой человек! — закричали монахи. — Вы, верно, проголодались от тяжких трудов!

— Ему-то хорошо! — проворчал Рон, в очередной раз подталкивая картину.

Настоящий Невилл, удерживая раму от непроизвольного разворота, сочувственно кивнул.

На свое счастье у лестницы они встретили Слизнорта. Немало удивленный и позабавленный, он согласился помочь и легким движением своей палочки отправил картины наверх.

— Все в порядке, все в порядке! — весело заверил он друзей, которые встревожено пытались высмотреть исчезнувшие за верхней площадкой картины. — Я их отправил прямиком к вашим новым комнатам. Учтите на будущее, дорогая Гермиона — для таких целей «Вингардиум Левиосса» намного лучше заклинания «Локомотор», поскольку она полностью компенсирует влияние инерции.

— Ой, спасибо, профессор! — воскликнула Гермиона.

— Не за что, дорогая моя, не за что! — с напускной сдержанностью отозвался Слизнорт, пряча улыбку в роскошных усах. — Кстати, Гарри, мой мальчик, я вам бесконечно признателен.

— За что, профессор? — удивился Гарри.

— За то, что вы передали мою просьбу МакГонагалл, конечно! Я имел несказанное удовольствие побеседовать вчера с самим Мерлином! Кстати, вы в курсе, что мой кабинет находится прямо над вашими комнатами? Так что, если я буду срочно нужен — постучите в потолок!

Все засмеялись и побежали по лестнице.

Их комнаты были расположены друг напротив друга, по обе стороны неширокого бокового коридора с более низким потолком. Его освещали не магические факелы или свечи, а что-то вроде газовых рожков в матовых абажурах — выглядело очень мило и уютно: не замок, не учебное учреждение, а старинная гостиница. Как они позже узнали, Слизнорт, создавший коридор с помощью Флиттвика, действительно воспроизвел в нем интерьер одной из своих любимых магловских гостиниц. Комнаты тоже напоминали гостиничные номера, роскошные и просторные (если и меньше гостиной Гриффиндора, то ненамного); в каждой был свой туалет и ванная комната — в общем, всем понравилось чрезвычайно. Картины уже дожидались их, паря в коридоре. Воспользовавшись советом Слизнорта, друзья без помех разнесли их по комнатам, прикрепили с помощью того же Заклинания Приклеивания, потом заколебались — не сходить ли сразу за портретом Луны — но решили передохнуть и собрались в комнате Гарри. Нарисованный Невилл, появившись в своем портрете и узнав, что все готово, ушел в портрет Лаванды — позвать Гермиону — и вскоре они все появились в нарисованной гостиной. Гермиона-на-портрете с помощью Лаванды сразу же начала наводить порядок и собирать рассыпавшиеся книги. Невилл добросовестно пытался помогал им, но крепкое монастырское вино давало о себе знать, и книги он то и дело ронял. В конце концов Гермиона-с-портрета усадила его на стул и посоветовала не мешать.

— О чем ты так задумался? — поинтересовался Рон.

Гарри пожал плечами:

— Кому понадобилось рисовать мой портрет?

— Это ты спрашиваешь? — со смехом воскликнул Рон. — Ты же Гарри Поттер. Скорее, надо удивляться, почему их нет всюду, где только можно повесить картину.

— Кстати, — вмешался Невилл, — уже есть шоколадные лягушки с нашими карточками! Я уже почти всех собрал — твоей только не хватает.

— Да? — удивился Рон. — Когда же ты успел? Ты всего три дня, как воскрес.

Невилл ужасно смутился, а Джинни хихикнула.

— Я ему отдала те, что ты купил мне, — рассеянно пояснила Луна. — Не обижайся, ладно? Полгода в Стране Мертвых — мы просто истосковались по сладкому…

— Ну, теперь понятно! — рассмеялась Джинни. — Рон, мама просто счастлива оттого, какой у Невилла хороший аппетит!

Невилл окончательно покраснел, и она ласково встрепала ему волосы. К его облегчению, в дверь постучали.

— Можно к вам? — раздался звонкий голос Чжоу.

Вслед за ней вошел Седрик, и Гермиона палочкой придвинула стоящий у дальней стены диванчик.

— Спасибо. Здорово, правда? — Седрик плюхнулся на атласную подушку.

Чжоу подсела к Гермионе. Обменявшись несколькими негромкими репликами, девочки встали и подошли к висящим на стене мечам. Сняв меч Гриффинлора, Гермиона протянула его Чжоу и вернулась к компании.

Седрик рассказывал о своем воскрешении. Как Гарри и предполагал, оно ничем не отличалось от воскрешения Невилла и Луны — за небольшим исключением.

— Проходом ведь послужил медальончик Чжоу, — весело объяснял он, — а на нем только мое лицо и часть плеч. Когда МакГонагалл его увеличила, получилось вот такое окошко, — он раздвинул руки фута на два, — и мне пришлось пролезть через него!

Все стали посмеиваться, представляя, как широкоплечий Седрик пролезает в двухфутовую дыру.

— Чуть себе плечи не вывихнул! У меня еще было такое паршивое состояние…

— Мы знаем, — негромко подтвердила Гермиона.

— Ну да, конечно… оно еще какое-то время держалось. В сущности, я очухался, когда уже был по пояс в этой дыре — и тут застрял, Чжоу с МакГонагалл несколько растерялись и стали меня тянуть. Потом МакГонагалл сообразила, достала палочку и приказала: «Акцио, Седрик»! И я — как пробка из бутылки! Проехал на животе почти до двери, Чжоу аж завизжала — наверное, решила, что я расшибся…

— Нет, — коротко возразила Чжоу, снова усаживаясь рядом с Гермионой.

— А что тогда? — удивился Седрик.

— Я успела заглянуть в окно перед тем, как МакГонагалл его закрыла. Оказалось, мы вовремя успели!

Седрик перестал смеяться:

— Дементоры?!

— Целая стая!

— А я и не знал…

Он умолк, растерянно и с некоторым испугом глядя на Чжоу. В комнате словно повеяло далеким холодом, и улыбки начали угасать.

— Все ведь позади, Седрик, — спокойно сказала Луна. — Ты здесь, а они обломились.

Холодок растаял, и все стало как прежде.

— Кстати, они не выносят, когда их кто-то обламывает, — заметил Невилл. — Они наверняка три дня выли на том месте, где ты от них ускользнул!

— Ты уверен? — усомнился Седрик.

— Может, и не три дня, — уточнила Луна. — Там ведь про время ничего нельзя сказать. Но наверняка долго. Я немало понаблюдала за ними — там все равно больше нечего было делать, пока нас не нашел Сириус.

— Давайте не будем сейчас о них, — попросила Гермиона.

— Хорошо, — покладисто согласилась Луна. — А куда ты подевалась?

— Я? Я здесь!

Луна молча кивнула на портрет.

— А, вот ты о чем! Не знаю, — с удивлением ответила Гермиона.

Гермиона-на-портрете и правда куда-то пропала. В ответ на вопросительные взгляды нарисованные Невилл и Лаванда только пожали плечами.

— Я пойду к себе, — сказала Лаванда. — Очень рада была увидеть вас всех! Не представляете, как я по вас скучала!

Она помахала всем рукой и исчезла.

— Ну что? — предложил Рон. — Пойдем обживать нашу комнату?

— Давай, — Луна встала. — Только я не хочу сразу переезжать. Поживем еще несколько дней у папы, ладно?

— Конечно. Но сегодня — здесь…

— Само собой.

Вслед за ними разошлись и остальные. Невилл-с-портрета последовал за своим оригиналом. Гарри и Гермиона, оставшись одни, лежали рядом поперек постели. Гермиона положила голову ему на грудь. Было тихо, спокойно и хорошо.

— Кажется, я догадываюсь, куда она пошла, — негромко сказала она. — Боюсь, ей долго придется искать…

— Ты так думаешь? — весело возразил ее голос с портрета.

А второй голос, который Гарри не сразу узнал — поскольку раньше не доводилось слышать собственный голос со стороны — добавил:

— Привет, Гарри!

Их словно пружинами подбросило; в одно мгновение оба оказались перед портретом. Гарри и Гарри-на-портрете с ошеломленными улыбками глазели друг на друга. Гермионы сияли, как прожекторы. Прошло несколько секунд, потом Гарри-на-портрете вдруг побледнел и пошатнулся. Перепуганная, Гермиона запрыгнула в раму и, слившись со своим двойником, поддержала его. Гарри последовал за ней, вместе они усадили его двойника на стул.

— Спасибо, сейчас… — пробормотал нарисованный Гарри. — Сейчас все пройдет… все в порядке…

Гарри так не казалось; он смотрел на Гермиону поверх его головы, смотрел с немым вопросом: «Почему мы не слились?» Гермиона еле заметно покачала головой — она тоже не понимала.

— Что с тобой? — негромко спросил Гарри.

Двойник поднял голову, через силу улыбнулся:

— Она же говорила — в одну сторону… Подожди немного. Мы еще не… как это называется… не полностью идентичны. Сядь пока, ладно?

Гарри подчинился — благо диван, край которого выглядывал за рамой, в нарисованной гостиной существовал целиком. Гермиона устроилась рядом, и двойник взял ее за руки:

— Поверить не могу, что ты существуешь и здесь!

Она улыбнулась, но взгляд оставался встревоженным.

— Но все-таки — что с тобой, Гарри? Ты разве сейчас не получил…

— Я все получил, — перебил ее Гарри-на-портрете. — В том-то и дело…

— Почему вы тогда не можете слиться?

— Я еще не полностью… я. Не полностью ты, — добавил он, посмотрев на Гарри. — Меня рисовал не такой мастер, как Дин… Да меня вообще не рисовали — мой портрет просто сотворили.

— Как это? — не понял Гарри.

Гермиона поспешила объяснить:

— Портреты создаются по-разному. Его, видимо, создали заклинанием, по магическому шаблону.

— Вот именно, — подтвердил двойник. — Я был несколько… как бы упрощенным. И, кроме того, я ведь существую дольше, чем портрет Гермионы. Меня сделали еще тогда, после похорон Дамблдора…

— А кто, кстати?

— Ты разве не догадался? Скриджмер, кто же еще?! — двойник рассмеялся. — Когда ему не удалось заполучить тебя в качестве «рекламного мальчика», он решил — хотя бы так я у них буду! Так что я висел у него в кабинете, пока не ожил полностью.

— А потом?

— Потом мы с ним очень долго спорили, — хмыкнул нарисованный Гарри. — Пусть упрощенный, но я — это я!

Настоящий Гарри тоже рассмеялся:

— Надо полагать, Скриджмеру это очень не понравилось!

— Да уж! Ему почему-то казалось, что я буду воспринимать его, как родного отца. Когда я ему сказал, что меня зовут Гарри Джеймс Поттер, а не Гарри Руфус Поттер, его чуть кондрашка не хватило!

— Не такой уж ты упрощенный! — рассмеялась Гермиона.

— А я не в том смысле, что глупее, — объяснил двойник. — Просто то, что я знал о себе — это было главным образом то, что знал обо мне Скриджмер. И хорошо, что он знал достаточно много… хотя не все. А, кроме того, я не знал то, что происходило потом, после моего появления. Скриджмер старался держать меня в неведении.

— Ты ничего не знал? — ошеломленно воскликнула Гермиона. — Даже то, что ты одолел Волдеморта?

— Сейчас-то я знаю! Сейчас-то я все знаю! — двойник посмотрел на Гарри. — Все, что знаешь ты! Еще немного, Гарри, и я уже буду тобой… буду собой!

— А почему — будешь? — недоумевал Гарри. — Что еще для этого надо?

— Чтобы все уложилось… — двойник помедлил, подбирая слова. — У меня сейчас, наверное, как было у МакГонагалл — когда на нее обрушились те воспоминания. Ну, ей было хуже, наверное — куча всех этих Реальностей… У меня только две, и то в голове полный сумбур. Я ничего не знал, Гарри. Даже то, что Гермиону убили — для тебя это уже прошлое, а я только сейчас узнал.

— Я же здесь, Гарри. И я жива! — встревожено сказала Гермиона.

Двойник кивнул.

— Все пройдет, — сказал он. — Это вроде некоторого раздвоения, но я уже чувствую, как все укладывается. Тогда уже мы сможем слиться, и ты все узнаешь. Ну, что со мной было. И расскажешь Гермионе…

— Ой, Гарри, расскажи сейчас! — Гермиона начала подпрыгивать на диване. — Он ведь расскажет то же самое, так зачем ждать?

Оба Гарри переглянулись и рассмеялись. Гермиона сделала сердитое лицо.

— Ладно! — сдался двойник. — Да и мне так легче будет уложить…

Он задумался, прикидывая, с чего бы начать. Гермиона подсказала:

— Ты говорил, что вы со Скриджмером долго спорили. И ни к чему не пришли, так? Что потом?

— Я сбежал, — просто ответил Гарри-с-портрета.

— Понятно… Но как тебя занесло в Швейцарию?

— В Швейцарию? — удивился Гарри.

— Да, я там его нашла — в Галерее Современного Магического искусства. Я там бывала иногда. Почему ты не вернулся в Хогвартс?

Двойник вздохнул.

— Я заблудился, — объяснил он. — Понимаешь ли, Гермиона — тебя ведь рисовал Дин, а он ведь настоящий художник, и наш друг, к тому же. Во-первых, ты — которая с портрета — получилась более настоящей, чем я, во-вторых — наверное, он немного передал тебе свое ощущение изображенного мира, и ты с самого начала умела хорошо смотреть…

Гарри хмурился, пытаясь понять, и Гермиона объяснила:

— Здесь это несколько как «нацелиться» в трансгрессии. Надо смотреть определенным образом — и увидишь картину, в которую хочешь попасть. Тогда можешь просто шагнуть туда.

— Понятно! А ты этого не знал? — спросил Гарри у Гарри.

— Нет. Я чувствовал что-то, и мне удалось уйти из портрета. Очень трудно сделать это в темноте…

— В темноте? Ты что, уходил ночью?

— Представления не имею. Когда мы со Скриджмером окончательно разругались, он приказал отнести меня в кладовку. Оттуда я и ушел — когда надоело торчать и пялиться непонятно на что. Здесь время не ощущается, но все равно может надоесть, если ничего не происходит!

Он вдруг замолчал. Потом улыбнулся:

— Кажется, все в порядке…

— Мы уже можем?.. — взволнованно спросил Гарри.

— Думаю, да.

Гарри колебался.

— Смелее, — подбодрил его двойник. — Это лучше, чем…

— Да, конечно! — быстро подтвердил Гарри.

Теперь уже Гермиона хмурилась в непонимании. А они встали, и Гарри подал руку своему двойнику.

Не было никаких особых ощущений. Он только оказался перед стулом, где стоял двойник. А тот исчез.

И, конечно, появились воспоминания. Или нет… Гарри прислушивался к себе. Нет, они не обрушились на него — видимо, «уложились», как выражался двойник. Они просто у него были, и он это знал.

— Ну как? — осторожно спросила Гермиона и, встав, сцепила пальцы на его плече.

— Странное ощущение, конечно, — он накрыл ладонью ее руки. Потом сел и усадил рядом с собой. — Но все получилось. Рассказать дальше?

— Конечно! И, кстати… о чем это было?

— Что?

— Когда он сказал: «Это лучше, чем…» Чем что?

Гарри чуть не поперхнулся. Гермиона смотрела на него с недоумением и как-то… очень уж требовательно.

— Я… ну как тебе объяснить! Понимаешь ли, я никогда не любил смотреться в зеркало. Ну не нравился я себе! «Лучше, чем»… Да лучше, чем глазеть на себя и думать — что вы с Джинни нашли во мне такого!

Гермиона смеялась долго, а когда Гарри начал сердиться, поцеловала его, и поцелуй был долгим-долгим.

— Ладно! — сказала она наконец, слегка задыхаясь, и вытерла выступившие от смеха слезы. — Обещаю — я тебе как-нибудь расскажу, что я в тебе нашла! Ладно… Расскажи о своих блужданиях.

— Хорошо, — с облегчением согласился Гарри. — Он… или я… Я буду говорить о себе, ладно? Я попал в какую-ту картину, где был бал…

— …Я даже не знаю, где она находится, эта картина, — рассказывал Гарри. — На портрете я в школьной мантии, растрепанный, и на балу я выделялся, как еж на выставке кошек. Все с таким возмущением на меня смотрели, что я сам не заметил, как очутился в следующей картине, где никого не было. Пейзаж с горами, и все. Видимо, она висела в чьем-то доме — за рамой была комната, там сидела маленькая девочка. Она так сердито на меня посмотрела и сказала: «Ты-то кто такой? Уйди, это моя картина!» Ну, я ей улыбнулся, пошел в сторону гор, очутился на морском берегу, и так далее. Картина за картиной… Я понемногу учился ориентироваться, но когда начало получаться, я был уже далеко от Англии… В одном доме я познакомился со старым волшебником, который понял, что я заблудился, и попытался мне объяснить, что делать. Но он был немец, по-английски говорил ужасно, я только уловил, как нужно смотреть. Стало несколько легче, но как брать направление, я толком не знал.

Потом мне встретились Скитальцы… ты их не встречала? Это такие же, как я, заблудившиеся в картинах, или просто бродяги. Некоторым художникам ведь нравится рисовать бродяг, но они ведь и на картинах остаются бродягами! И уходят с картин. Некоторые Скитальцы иногда объединяются в группы, чтоб не скучно было. Какое-то время я шел вместе с одной такой группой. Один из Скитальцев умел проникать в картины маглов… да, как и ты умеешь. Он иногда забирался в натюрморты, таскал оттуда еду, и мы устраивали небольшие пирушки. Но мне сильно не нравилось то, что он портит хорошие картины, мы из-за этого ссорились, один раз даже подрались. Смешно, конечно — портрет не чувствует боли, его даже убить нельзя. Даже если картина загорится, ты просто перескакиваешь в другую, и все. Так что не драка вышла, а так, непонятно что, и я от них ушел.

Не поверишь — меня аж в Африку занесло! Я пожил некоторое время в пейзаже на стене Консульства Магии — так и не спросил, в каком оно государстве, их в Африке много. Консула зовут мистер Олли Джейсон, мы с ним подружились. Ох, как он обалдел, когда в пейзаже с пустыней появился портрет Гарри Поттера! Вот с ним было приятно разговаривать. Над Скриджмером он всегда посмеивается. Помнишь, что Дамблдор сказал про Фаджа: «Хороший человек, но не на своем месте». Почти то же самое сказал мистер Джейсон про Скриджмера — правда, хорошим он его не считает. Однако сказал так: «Было время, когда на него можно было рассчитывать. Мой вам совет, молодой человек — ни в коем случае не идите в Министры». Потом до него дошло, что он говорит это портрету, а какой из портрета Министр? Ничего, посмеялись…

— Я и оттуда ушел, конечно, — рассказывал Гарри, — очень уж хотелось назад, в Хогвартс, посмотреть, что там творится. Посмотреть на себя, настоящего, узнать, что там с хоркруксами… Увидеть всех вас… и Джинни тоже. Я очень переживал из-за этого дурацкого решения порвать с ней. К тому же пейзаж, в котором я жил, изображал пустыню. Жарко! Мистер Джейсон, к сожалению, ничего не знал о законах нарисованного мира, но все же волшебником он был сильным, и кое-какие советы мне пригодились. Мы расстались друзьями… знаешь, давай как-нибудь сходим к нему в гости!

Спасибо его советам — я нашел Европу, но дальше… Ты же знаешь, сколько в Европе картин! В конце концов, застрял в Швейцарии. Нашел этот самый интерьер, в Галерее Современного Магического искусства. Я в него очень хорошо вписался. Снял очки, волосы причесал, и сидел за столом спиной к зрителям, изображая задумчивость. И спал — «сном портрета», когда время не ощущается. Я ведь так устал от поисков! Когда ты меня позвала, я сначала решил, что это мне снится. Потом понял, что это не сон, и свалился со стула. В зале были какие-то зрители. Начали смеяться, конечно, а какой-то мальчик крикнул: «Мама, смотри — он на Гарри Поттера похож!»

Он замолчал. Гермиона смотрела на него с таким восхищением, что становилось слегка не по себе. В конце концов, пытаясь справиться со смущением, он полушутливым тоном спросил:

— Ну давай, скажи — что ты такого во мне нашла?

— Все, — тихо ответила она.

— Что «все»? — не понял Гарри.

— Я нашла в тебе все.

— Ну, ты даешь…

Гермиона улыбнулась, прижалась к нему. Больше ничего не надо было говорить — и хорошо, потому что Гарри просто не знал, что тут можно сказать. А потом вдруг предложил:

— Выйдем в комнату.

— Зачем?

— Он хочет что-то сказать тебе. От себя, а не через меня.

Гермиона подняла голову:

— Вы все еще… несколько разделенные?

— Да. Думаю, и вы тоже. Просто у нас с ним было больше разной жизни.

Задумавшись, она последовала за ним, и они опять присели на кровать.

— Да, ты прав. Мы тоже сохраняем некоторую самостоятельность, даже слившись. Сейчас, когда ты это сказал, я тоже заметила. И так, по-моему, лучше. Правда, Гермиона? — она посмотрела на портрет.

Гермиона-на-портрете серьезно кивнула.

— А что ты хотел мне сказать, Гарри?

— Только это… — Гарри-с-портрета помолчал, подбирая слова. — Только то, как я счастлив… Скриджмер ведь не знал, что я тебя люблю — он не мог знать, потому что я ведь столько лет сам этого не сознавал… И я… вот этот «я», — рассмеявшись, он ткнул себя в грудь. — Я этого тоже не знал! А сейчас знаю. Вот. Давай навестим остальных! — предложил он Гермионе-на-портрете.

— Думаешь, им сейчас до нас? — усомнилась Гермиона.

— Ох, конечно! — Гарри-на-портрете оглянулся, посмотрел куда-то вдаль. — Да, Джинни с Невиллом лучше не беспокоить — пусть обживают комнату. Так… А Рон и Луна в коридоре — портрет несут. Пошли к ним! Обалдеют!

Они убежали за край рамы. Гарри и Гермиона весело смотрели друг на друга.

— Рон обалдеет, конечно, — сказала Гермиона. — Но Луна — вряд ли!

Потом она сделала страшное лицо:

— Так! Ты посмел не знать, что любишь меня?

— Не я! Не я! — притворно-испуганным голосом возразил Гарри и ткнул пальцем в пустой портрет. — Это все он! Но теперь и он знает, так что не я!

Гермиона попробовала изобразить рычание Сириуса, но на середине рассмеялась, схватила Гарри, и они повалились на кровать.

Друг от друга они оторвались только когда вернулись портреты. У нарисованных двойников вид был веселый и слегка сконфуженный.

— Ну, они и правда обалдели! — объяснил Гарри-на-портрете. — Так, что даже уронили картину!

— Ой! — воскликнула Гермиона. — Контроль потеряли, да?

— Да, — с досадой вздохнула Гермиона-с-портрета. — Вот чем «Локомотор» лучше — действует сам по себе. Автоматически, как выражается папа.

— У Луны на портрете все поопрокидывалось, посыпалось и так далее, — добавил нарисованный Гарри. — Хорошо, что не упала сама картина — только об пол ударилась. Пришлось помочь ей все убрать…

— Хорошо, что Луна не сердится долго. Картину уже повесили, мы там поболтали немного и вот, вернулись. Не хотите сюда? — предложила Гермиона-с-портрета.

Они переглянулись и засмеялись.

— Да нет, — сказала Гермиона. — Зачем? Вы же теперь вместе, Гарри и здесь, и там.

— Но тогда несправедливо получается — нам же будет в два раза лучше, чем вам!

Гермиона и Гарри задумались. Потом Гарри с улыбкой сказал:

— Не страшно.

— Нам зато будет в пять раз удобнее, — пояснила Гермиона, оглядев просторную кровать.

— Ну, как хотите! — засмеялся его двойник, обнял ее двойника, и они скрылись за край рамы.

— Ну что, Гарри? — шепнула Гермиона. — Обживаем комнату дальше?

Проспали они долго; уже ближе к обеду их разбудили Джинни и Рон.

— Завтрак проспали, сони! — сообщил им Рон. — Так хоть к обеду вставайте!

— М-м-м… — отозвался Гарри, разлепляя веки.

Гермиона села, потянулась с наслаждением и тут же со стоном повалилась на кровать.

— Ноет? — сочувственно спросила Джинни. — Пошли в ванную. Горячий душ, и все пройдет. Давай!

Постанывая, Гермиона последовала за ней. Гарри начал одеваться.

— Вот расплата за нелюбовь к спорту, — ехидно шепнул Рон.

Гарри подмигнул в ответ. При всей любви к Гермионе их всегда несколько злило ее равнодушие к квиддичу.

— Натренируется, — сказал Гарри.

— Конечно.

— А где Луна?

— Пошла навестить малышку Айрис.

— Как она, кстати?

— Не знаю — Луна еще не вернулась. Думаю, все в порядке.

— Привет! Ой! — поздоровалась с ними Гермиона-с-портрета и тут же со стоном опустилась на стул.

— Ты что? — удивился Гарри. — У тебя тоже мышцы ноют? Ты же нарисованная!

— Да, но я чувствую все, что и она! Ничего, уже проходит. Горячий душ — это вещь!

Вскоре девочки вышли из ванной. Гарри страшно удивился, когда Гермиона (уже пришедшая в норму), сказала, что собирается в Косой переулок, и предложила сходить вместе.

— Зачем? — спросил он и еще больше удивился, когда Гермиона сняла со стены мечи.

— Смотри.

Гарри подошел, и она показала ему рукоятку меча Гриффиндора:

— Мне вчера Чжоу сказала.

С этими словами она повернула серебряную шишечку на рукоятке и сняла ее.

— Она полая? — удивился Гарри. — А для чего это?

Рон, заинтересовавшись, тоже подошел.

— Гриффиндор ведь был волшебником, — пояснила Гермиона, — и это меч волшебника. Сюда вставляется палочка!

— Вот это да! — удивился Рон, а Гарри спросил: — И Экскалибур так устроен?

— Нет — у него рукоятка сплошная. Но все равно он очень необычный. Стоит показать их Оливандеру.

— Оливандер жив? — воскликнул Рон.

— Нет… Это его сын, Мартин Оливандер, — Гермиона погрустнела. — Оливандера-старшего похитил Волдеморт, помнишь?

— Все-таки похитил? Многие говорили, что он сам к нему перешел.

— На него наложили «Империус», — Гермиона присела на кровать и положила мечи рядом, — и он действительно сам пришел к ним. Но потом начал сопротивляться заклинанию и через какое-то время смог действовать самостоятельно. Его заставили делать палочки, он их и делал. И через какое-то время палочки либо отказывали в самый критический момент, либо взрывались — кое-кого из Пожирателей даже убило. Вот… Пока до них дошло, ему удалось порядочно насолить им.

— Откуда ты это узнала? — спросил потрясенный Рон.

— Из записок МакГонагалл. А она узнала из протоколов допросов из Азкабана.

Все замолчали.

— Что случилось?

Это вошла Луна.

— Почему ты такой грустный? — спросила она у Рона.

Он рассказал про Оливандера.

— Да я знаю, — спокойно отозвалась Луна, — мне папа сказал, они ведь друзья… Я уже думала об этом.

— О чем?

— Что его тоже надо вернуть. Как и маму.

Некоторое время друзья пытались вникнуть в ее слова. Потом Гермиона вздохнула:

— Если бы мы могли, Луна!

— Мы можем! — с неожиданной горячностью возразила Луна. — Мы просто не знаем, как!

— Какая разница?

— Это же мы, — с прежним спокойствием пояснила она. — Значит, разница есть. И большая. Я… что я хотела сказать? Да — давайте после обеда навестим Айрис. Она так хочет увидеть всех!

— Она уже видит? — обрадовалась Джинни.

— Нет, ей еще два-три дня придется ходить с повязкой. Но она же видит, по-своему, — Луна для ясности поводила в воздухе рукой с растопыренными пальцами.

— Хорошо, пойдем, — Рон посмотрел на всех. Никто не возражал. — Пошли уже в Большой зал. Умираю с голоду!

— А потом — в Косой переулок. Ладно, Гарри? — шепнула Гермиона.

Гарри рассеянно кивнул. Он все еще ломал голову над сказанным Луной. Что-то скрывалось за ее словами очень-очень важное…