1+1 (гет)

После их разговора Гермиона вернулась в библиотеку, а Гарри спустился обратно к Луне. Та не стала упрекать их в нетактичности. Стоило только Гарри появиться на кухне, как она тут же огорошила его своим вопросом:

— Это что, Рон? — она указала пальцем с неровно подстриженным ногтем куда-то на карту.

— Что? — Гарри не сразу понял, о чём Луна, но подошёл к столу и посмотрел туда, куда она указывала: в гриффиндорской гостиной он увидел два имени с одинаковыми фамилиями Уизли — Рона и Джинни.

— А карта может ошибаться?

— Нет, карта не врёт. Я убедился в этом ещё на третьем курсе Хогвартса, — «Значит, он решил вернуться в Хогвартс», — отстранённо подумал Гарри.

К Рону он испытывал смешанные чувства. После атаки крестража ему удалось вспомнить практически всё, и он правильно истолковал слова Гермионы о том, что однажды Рон его уже предавал: тогда, на четвёртом курсе. Не то чтобы это было что-то серьёзное. Хотя, может, сейчас, по прошествии трёх лет, всё это дутьё Рона и бойкот всего Хогвартса казались ему ерундой, особенно в сравнении с их нынешними проблемами. Но тогда, в четырнадцать лет, это ерундой ему не казалось. Тогдашнее поведение Рона можно было бы посчитать первым тревожным звоночком. Но в то время они были совсем несмышлёными детьми, чтобы придавать таким поступкам какое-то осмысленное значение с перспективой на возможное повторение этого в будущем. Гарри простил Рона. Совершенно просто и искренне, хотя это он был без вины виноватым. Гермиона же заговорила с Роном только после того, как Гарри простил его. До этого она тоже старалась держаться от Уизли на расстоянии, оказывая помощь и поддержку ему, Гарри. Хотя тогда по её поведению сделать какие-либо выводы было далеко не просто. Тогда Гарри казалось, что она особо не воспринимала их размолвку всерьёз. Сейчас же он не был в этом так уверен. Ведь не помирись тогда Рон и Гарри — и их троица вряд ли бы в скором времени воссоединилась вновь. После же был Святочный Бал, на котором Уизли абсолютно необоснованно наорал прилюдно на Гермиону.

Гарри поморщился из-за накативших на него воспоминаний о том вечере. Он отчётливо помнил, как был очарован непривычным ему видом лучшей подруги, но со временем, когда глаза привыкли видеть её в элегантном платье и с аккуратно уложенными в красивую причёску волосами, очарование подругой никуда не делось, потому что под непривычным видом скрывалась всё та же хорошо знакомая ему Гермиона. С огромным запозданием накатило разочарование, что они с ней тогда так и не станцевали, хотя ему было не до этого и вряд ли из этого получилось бы что-то хорошее.

Удивление и некая радость накатывали на него постоянно, стоило взгляду зацепиться за Гермиону, и в эти моменты напряжение, сопровождавшее его весь праздничный вечер, разгонялось, словно тучи, затянувшие небосвод, светом лучащейся счастьем подруги. Чего греха таить, он даже отвлёкся тогда от созерцания Чжоу! А Рон… Что ж, первоначальная реакция на изменившуюся Гермиону была у них практически идентичная, и если бы та была меньше взволнована в первые мгновения Бала, то в любом случае была бы польщена, потому что от этих двух оболтусов действительно не дождёшься. Но вот после того, как стало ясно, кто именно её пригласил, их мнения диаметрально разделились. И если Гарри, будучи Мальчиком-Который-Выжил с огромным багажом славы за плечами, хоть как-то мог понять Крама и его выбор, то Рон — нет. Отсюда злость, ревность и прочие производные.

Вспоминая об этом сейчас, Гарри очень сожалел, что не всыпал тогда Рону за столь кошмарное поведение, а Крам ведь хотел! Но Гермиона его остановила. Может, она ждала, что Гарри вмешается и вразумит не в меру разбушевавшегося друга? Но этого не произошло.

Смог бы Гарри простить Рону уход сейчас, если бы он вернулся не в Хогвартс, а к ним? За себя он бы простил ему многое, но только не за Гермиону. Не за её слёзы, не за её испорченные нервы, не за её отчаяние. На неё столько навалилось за раз, что она чуть не сломалась! Он на всю жизнь запомнит её мертвенно-бледную кожу и контрастом стекающие струйки крови по её пальцам.

Сам он тоже был хорош, и можно запросто заняться самобичеванием хоть сейчас, но он был сейчас здесь, с ней рядом, даже несмотря на то, что она не горела особым желанием общаться с ним и делиться каким-то своими мыслями и переживаниями. В минуты острой нужды она всегда могла получить его поддержку: молчаливую и успокаивающую.

Огромное сомнение, поселившееся в его душе, вряд ли бы позволило сейчас простить Рона даже за себя. Виной тому было уничтожение медальона. Та вгоняющая в краску картина его и Гермионы до сих пор сидела на подкорках его головного мозга. Рон думал так он них? Верил в их отношения? Полагал, что они так думают о нём? Неужели крестраж так влиял на него? Нет! Гермиона же говорила, что магия, пусть и тёмная, не может создавать что-то из ничего. И, судя по ментальной атаке на его разум во время уничтожения медальона, тот мог неплохо влиять на сознания его носителей. Но когда была очередь Гарри носить крестраж, он не испытывал ничего такого: ни дискомфорта, ни тяжести на душе. Да и Гермиона не говорила ни о чём подобном касаемо неё. Рон тоже молчал до последнего, пока не сломался. Может, и у Гермионы есть что-то такое на душе? В таком случае ему стоит скорее поговорить с ней об этом, чтобы у неё не было очередного срыва и между ними не было никаких недомолвок.

— Гарри! — судя по голосу, Луна звала его далеко не в первый раз.

— Прости, задумался.

— Я тоже иногда выпадаю из реальности, размышляя над своими идеями, — поддержала его слова Луна. Она всегда имела немного загадочный, задумчивый и слегка отстранённый вид. — Мне ему что-нибудь передать при встрече? — внезапно сменила тему она.

— Просто скажи, что мы в относительном порядке.

— Хотя вы не в порядке.

— Не хочу, чтобы он лишний раз сожалел о случившемся. Я не горю особым желанием, чтобы он вернулся. Пусть его уход и был на эмоциях, но кре… та штука, которая этому поспособствовала, не доставала негатив из ничего. Я думаю, всё то, что он нам с Гермионой наговорил, сидело где-то глубоко в его душе. Однажды он уже предал меня. Сейчас — отчасти тоже, и на этот раз не только меня, но и Гермиону. Я понимаю его выбор, но не согласен со всем тем, что он нам с Гермионой наговорил тогда, хотя, может, со стороны виднее… — Гарри никогда не был словоохотлив, но в этот раз его что-то прорвало. Он не то чтобы поражался сам себе — на откровения его пробивало крайне редко, но Луна была из той категории людей, которые подсознательно внушали ему доверие и которым он мог бы раскрыться. Причём даже несмотря на то, что он с ней очень мало общался и фактически её не знал, она стояла в этом плане на одной ступеньке с Гермионой, и он не мог объяснить себе, почему допускал именно такую градацию. — Знаешь, мне тут представилась возможность взглянуть на свою собственную жизнь со стороны.

— О! — воодушевлённо воскликнула Луна. — Наверно, это был очень интересно. Я бы тоже хотела ознакомиться со своей жизнью как читатель, который открыл книгу и знакомится с новой историей.

Гарри замялся. С одной стороны, обстоятельства, из-за которых всё это произошло, были не вдохновляющими, а даже пугающими, и всё могло обернуться гораздо хуже. Но всё, слава Мерлину, обошлось, и это действительно сыграло им на руку. И будучи змееустом, он мог бы сейчас сравнить себя с какой-нибудь рептилией, да хоть с тем же гигантским василиском, который сбросил отжившую своё старую чешую и покрылся новой, более свежей. Так и Гарри по-максимуму сбросил с себя груз уже произошедших событий, на исход которых он сейчас уже никак повлиять не мог, и начал жить настоящим.

— Ну как тебе сказать, — всё же попытался подобрать слова Гарри: — может, тебе было бы интересно посмотреть на себя со стороны. Я знаю, что у тебя случались трагические моменты, но вот моя жизнь точно не сахар и даже не соль, а ядрёная смесь острых жгучих перцев. И я иногда был настоящим идиотом, потому что порой хватался и за чужие специи, когда ещё все свои не израсходовал, — Луна хитро и как-то даже ободряюще улыбнулась, оценив кулинарную метафору.

— Судя по твоим словам, ты и переперчил, и пересолил.

— Да чего я только не сделал! — на эмоциях воскликнул Гарри. — Столько блюд испоганил, а ведь я умею, Мордред побери, нормально съедобно готовить! — произносить такие слова на кухне было очень символично. Даже более того, на них как на зов откликнулся сам Кикимер.

— Хозяин не должен себя утруждать какой-либо готовкой, — тут же заворчал он своим старческим скрипучим голосом.

Распалившийся не на шутку Гарри замер, ошарашенно уставившись на домовика. Кикимер же продолжил как ни в чём не бывало:

— Кикимер нисколько не сомневается в кулинарных талантах юного хозяина, но позвольте всё же старому эльфу ведать продовольственным вопросом в доме Блэков, — слишком складно лепетал эльф, как будто своими эмоциональными выкриками Гарри оспорил эту его обязанность и упрекнул его в некомпетентности.

— Конечно, Кикимер, своей готовкой ты нам очень сильно облегчаешь жизнь, — после долгой паузы скомкано и даже как-то растерянно сказал Гарри, — спасибо тебе, но сейчас провиант не требуется, можешь быть свободен, — распорядился он. Удовлетворённо кивнув, эльф растворился так же внезапно, как и появился.

Поступок Кикимера сильно выбил их из колеи беседы, да и Гарри сам с внезапным появлением эльфа мгновенно остыл, потому что переключил все мысли на него. И был ему благодарен, потому что на эмоциях мог сболтнуть чего лишнего.

Повисла очередная пауза, и на этот раз неловкая, но Луна не была бы Луной, если бы не смогла свернуть потухшую беседу в другое русло, которое, между прочим, было покинуто ими ещё раньше.

— Ты сказал, что придумал, как мне пробраться в Хогвартс.

— Эм, да… Слушай, ты же ведь уже связывалась с Отрядом Дамблдора с помощью галлеона Гермионы?

— Ага.

— Ты не могла бы узнать, можно ли сейчас студентам посещать Хогсмид?

— Посещения деревни лишены особо провинившиеся. К особо провинившимся всегда относится практически весь Отряд Дамблдора полным составом. Хотя среди нас всегда остаётся тот, кто старается лишний раз не отсвечивать, чтобы всё-таки хоть у кого-то была возможность выбраться в деревню для отправки писем, ибо все письма, приходящие и отправляемые из школы, проходят тотальную проверку, а мы стараемся поддерживать связь с ребятами из Отряда, уже закончившими школу, и иногда даже с Орденом Феникса — теми, кто не может появиться в школе ни при каких обстоятельствах.

— То есть в Хогсмиде в выходной день может оказаться кто-то из Отряда? — на всякий случай уточнил Гарри, потому что-то, что ему только что рассказала Луна, его слегка ошарашило и опечалило. Он не думал, что всё так серьёзно. Хотя после её рассказа о том, что такой предмет, как Защиту от Тёмных Искусств, упразднили как дисциплину и ввели Тёмные Искусства в чистом виде, уже нечему было бы удивляться, но такова человеческая натура, что пока своими глазами не увидишь — поверить на слово не так уж и просто.

— Вполне вероятно, надо просто узнать, кто именно отправится в деревню.

— А с помощью наших галлеонов это можно будет узнать?

— Должно получиться, — Луна задумалась. — Их же зачаровывала Гермиона, верно? — Гарри кивнул. — Тогда стоит на всякий случай уточнить у неё.

— Надо бы выяснить. Если не получится, то свяжемся с помощью домовиков.

— Хорошо, я переговорю с Гермионой; и всё же, Гарри, скажи, что же ты придумал?

— Я хочу, чтобы ты взяла мою мантию-невидимку. Я попрошу Кикимера перенести тебя в Хогсмид на выходных, когда там будет больше всего студентов. Ты под мантией вместе с ними проберёшься в школу, и пусть кто-нибудь из Отряда Дамблдора встретит тебя, а затем, когда ты уже будешь в безопасности в замке, мантию у тебя заберёт Добби. На этом, собственно, всё.

— Слишком просто, — разочарования в её голосе, конечно, не было, но по сравнению с той авантюрой, которую они провернули, пробравшись в Министерство, и которую освещали в прессе, — этот план был простоват.

Гарри хмыкнул: он уже на своей шкуре успел ощутить, что чем проще план, тем меньше он даёт осечек.

* * *

Луна ушла в библиотеку к Гермионе, уточнить насчёт всех возможностей зачарованных ею когда-то фальшивых галлеонов, а Гарри остался на кухне один, наедине с разложенной картой. Его взгляд скользил по всем доступным обитателям замка, на секунду задерживаясь на знакомых именах и, нет-нет, а со временем возвращался к двум хорошо знакомым ему именам людей, до сих пор находящихся в гриффиндорской гостиной.

Если насчёт Рона он хоть как-то определился в своих мыслях, то вот Джинни для него была настоящей загадкой. Она была его девушкой. У него были воспоминания об этом. Он отчётливо помнил ощущение счастья и эйфории, когда находился рядом с ней. Так же он отчётливо помнил момент, когда его чувства к ней изменились и из привычной ему сестры лучшего друга она превратилась для него в желанную девушку. Но сейчас, смотря на карту и наблюдая за точкой Джинни рядом с Роном, он не испытывал даже отголосков тех былых чувств, что были год назад. И это его пугало. Неужели крестраж повлиял не только на его память, но и на мировосприятие в целом? Он не раз уже подмечал за собой, что стал более равнодушно относиться к некоторым произошедшим с ним в прошлом вещам, стал появляться некий цинизм. Это его настораживало. Но с другой стороны, это облегчало его нынешнее существование — он стал воспринимать и смотреть на некоторые вещи более здраво. Что уж тут говорить, если он всё-таки позволил себе допустить мысль о том, что Снейп не был предателем и всё, произошедшее в тот роковой вечер на Астрономической башне, было не чем иным, как обычным спланированным представлением для одного зрителя?

Произошедшие события — это произошедшие события, но чувства не могут уходить бесследно. Чувства притупляются за давностью времени. Но даже года не прошло, а он уже настолько остыл — охладел, а ведь до этого он даже думать себе запрещал о Джинни, чтобы лишний раз не раздраконивать себя. А сейчас она вновь стала просто младшей сестрой лучшего друга. Не мог же он столь резко измениться? Может, ему стоит поговорить об этом с Гермионой? Не замечала ли она в нём каких-то слишком резких перемен?

Чтобы убедиться или опровергнуть свою догадку, он попытался представить Джинни и Рона. Вот они оба сидят в гостиной факультета: Джинни картинно морщится и кривится — всеми мимическими возможностями своего лица выказывая своё недовольство братом. Представляя всё это, Гарри улыбается, потому что, несмотря на всю идущую от Джинни неприязнь, он чувствует исходящую от неё сестринскую любовь к брату. Рон тоже не остаётся в долгу перед сестрой, но при этом по его глазам видно, что он тоже любит её, по-своему.

Образы получились такими яркими и живыми, что у Гарри сбилось дыхание. Картина получилась настолько идеалистическая, что там просто не было места посторонним чувствам: ни его, ни, как он подозревал, Гермионы, ведь не зря, уходя, Рон звал её с собой, а она, бедненькая, металась, выбирая между другом и… А был ли Гарри ей другом? Очень интересный вопрос. И относилась ли она к нему как к другу? Насчёт чувств Гермионы к Рону ему всё стало ясно на шестом курсе: канарейки, Маклагген и отравление у Слизнорта — случившееся тогда было столь показательным, что не оставляло никаких сомнений насчёт чувств Гермионы к Рону. Но в конечном итоге она выбрала Гарри и осталась с ним.

Он хотел отправиться на поиски крестражей один. Гарри помнил, как сказал об этом друзьям, в тайне малодушно и эгоистично надеясь, что они отправятся с ним. Друзья тогда оправдали его ожидания, по-бульдожьи вцепившись в сказанные им слова и разорвав на клочки слово «один» и заменив его на «вместе».

Он был им безмерно благодарен, ведь и Рону, и Гермионе пришлось рискнуть многим, чтобы вместе с ним ступить на скользкий витиеватый путь миссии по уничтожению крестражей, доставшейся ему от Дамблдора.

Но в итоге Рон от них ушёл, а Гермионе пришлось сделать нелёгкий выбор между ними. Не жалеет ли она о своём выборе? Помнится, он спросил об этом, так она устроила ему неплохую словесную выволочку и велела больше никогда не заикаться об этом. Может, потому что как раз-таки и сожалела и не хотела, чтобы он лишний раз напоминал ей об этом? Да нет, ерунда какая-то получается. Он и так просто своим присутствием у неё на глазах должен напоминать ей об этом, а находиться с ним рядом она не боится, только вот беседовать с ним не рвётся, зато последнее время они спят вместе, и он уже не может себе представить, как это — засыпать без Гермионы под боком.

Накопилось слишком много вопросов — у Гарри к Гермионе так точно, — которые требовали срочного разрешения, вот только Гермиона почему-то сама не стремилась говорить с ним на личные и откровенные темы, но он уже настолько устал от этого, что готов был причинить ей душевные неудобства, лишь бы всё между ними наконец-таки разрешилось.

Почувствовав прилив небывалой решительности, Гарри резко встал на ноги и чуть ли не побежал в сторону библиотеки.

* * *

Обитель книг встретила его привычной обстановкой, хотя, памятуя о разговоре с Гермионой практически двухнедельной давности, он старался лишний раз в библиотеку не заглядывать, чтобы не докучать чуть ли не поселившейся там подруге. И в этот раз он застал её не за чтением очередной книги, как раз наоборот, уже вроде как знакомый ему фолиант лежал на столе, и между его страниц виднелась закладка, а сама Гермиона сидела, откинувшись на спинку кресла, и о чём-то серьёзно размышляла. Это было видно по нахмуренным бровям и складке на лбу, появляющейся у людей в период их задумчивости.

— Не помешаю? — решил Гарри привлечь внимание Гермионы, и звучанием своего голоса возвращая из пространства мыслей к реальности.

— Нет, Гарри, проходи. Луна просто подкинула мне интересную задачку на протеевы чары перед тем, как отправиться с Кикимером на поиски радио.

— А зачем ей радио? — тут же удивился Гарри, потому что, зная семью Сириуса, сложно было себе представить, что в этом доме оно есть.

— Хочет послушать очередной выпуск «Поттеровского дозора».

— Чего? — удивление в его голосе очень хорошо гармонировало со скептичностью, проступившей на лице Гермионы.

— Ну как я поняла со слов Луны… — скептицизм тут же исчез из её голоса, и она начала объяснения Гарри в настолько ему привычной манере, что на мгновение ему показалось, что они сейчас не в библиотеке дома Блэков скрываются от всего внешнего мира, а в гостиной Гриффиндора, где его лучшая подруга будет объяснять ему плохо освоенную им тему. Образ получился настолько живым, что Гарри на пару мгновений выпал из реальности. — …которую выпускают в сеть энтузиасты Ордена Феникса, чтобы знали правду о происходящих в стране событиях.

— Так это же замечательно, Гермиона!

— Даже не знаю, — она задумалась.

— Я так понимаю, Луна взяла в оборот Кикимера, и они отправились за колдорадио?

— Угу.

— Так давай подождём и послушаем, кто и что там говорит, а уже потом сделаем для себя какие-то выводы.

Гермиона чуть сощурилась, неопределённо на него посмотрев, а потом согласилась.

— К тому же у меня к тебе есть серьёзный разговор, — тон Гарри так резко поменялся, что всю расслабленность из позы Гермионы как ветром сдуло. Она вся тут же напряглась и проникновенно на него посмотрела.

— Я слушаю тебя, Гарри.

— Нет, ничего такого, — тут же попытался он заверить её, увидев столь резкие перемены, но заметив, что его заверения не возымели эффекта, тяжело вздохнул и начал: — Знаешь, после всей этой ситуации с медальоном я стал замечать за собой кое-какие перемены. Ты не замечала за мной ничего необычного после ментальной атаки?

Если и был вопрос, который мог поставить Гермиону Грейнджер в тупик, то это был точно один из них. Она поджала губы и как-то слишком виновато на него посмотрела.

— Прости, Гарри, — в этих словах прозвучало столько горечи, что он сам не на шутку удивился, потому что не знал, за что такого Гермиона так просит прощения. — В последние две недели мы практически с тобой не общались, и мне сложно сделать какие-то сравнительные выводы.

«Резонно, — подумал Гарри про себя, — только вот ей не за что извиняться».

— Ну, а когда ты мне помогала восстанавливать воспоминания?

— Там ты точно был сам не свой! — тут же выпалила Гермиона, на что Гарри только мимолётно улыбнулся. Там от него нынешнего должен был остаться только характер.

— Видишь ли, в чём дело, — Гарри замялся, пытаясь подобрать подходящие слова, — я стал мыслить и думать иначе, чуть более холодно, что ли, по крайней мере всё моё прошлое действительно стало прошлым, в том числе и Джинни. Я уже затрагивал эту тему, правда, по незнанию назвал своей девушкой тебя, а не Джинни. Но сейчас, вспомнив практически всё, — про неё я такого сказать не могу.

— Гарри, — протянула Гермиона слегка натянуто, — на самом деле я не знаю, что тебе сказать в этой ситуации. Нужно время, чтобы всё пришло в норму. Воспоминания — довольно тонкая материя.

— Время? А много ли у нас этого времени?! — неожиданно раздражённо буркнул Гарри.

— У нас? — тут же удивилась Гермиона, ещё никак толком не отреагировав на его раздражение.

Гарри хотел было спросить у Гермионы, достаточно ли прошло времени, чтобы она нет-нет да перестала смотреть на него волком и вновь подпустила к себе как друга, а может, и того больше. Потому что прошло лишь больше двух недель, а он уже не представлял, как это — засыпать без Гермионы.

Но их разговор прервало неожиданное появление Луны, которое, кстати, было очень даже вовремя.

— Я бы не могла подумать, что в доме подобного семейства могло бы обнаружиться колдорадио.

Та непринуждённость и неподдельный восторг, с которыми прозвучали сказанные ею слова, лопнули мыльный пузырь негатива, который непонятно с чего начал расти в Гарри. Он виновато посмотрел на слегка недовольную и уже начавшую на него сердиться Гермиону и, чтобы и так не обострять мгновенно накалившуюся ситуацию, решил сменить тему.

— А как им удаётся выходить в эфир и не быть пойманными?

Луна подошла к ним и водрузила на стол непонятную бандуру с кучей ручек и кнопок совершенно немыслимого для Гарри назначения. Конечно, если отойти чуть в сторону, прищуриться и закрыть один глаз, то всю эту конструкцию можно было бы принять за радиоприёмник в отдалённом смысле этого слова.

— Они постоянно меняют пароль и ведут вещание каждый раз из новых мест.

— Резонно, — благосклонно сказала Гермиона, одобряя подобного рода деятельность, посчитав такую меру защиты вполне приемлемой, и косо взглянула на Гарри, но так ничего ему и не сказала. — Тебе нужен был галлеон, чтобы узнать пароль? — Луна как-то не очень определённо взглянула на Гермиону: то ли восхищаясь, то ли удивляясь её догадливости, то ли всё вместе.

— Да, и не только, — кивнула она.

Гермиона удовлетворённо посмотрела на неё, но ничего не сказала.

А тем временем Луна взяла лежавшую рядом с книгой, которую до этого читала Гермиона, волшебную палочку. Сначала она очистила всю эту махину от пыли и грязи. Гарри подумал, что это мог бы сделать и Кикимер, но тут же хмыкнул своим мыслям. Уже один факт того, что он стал им помогать, можно было считать большой удачей. Возможно, сам приёмник хранился здесь с давних времён, и даже не с молодости Сириуса. Эта вещь могла принадлежать Альфарду Блэку — крёстный упоминал его в своих рассказах охотней всего из всей своей семьи. В любом случае стоило спросить об истории этой вещицы у Кикимера. Уж за рассказ с него не убудет.

Как только приёмник был почищен, Луна вручную начала выкручивать ручки, настраивая его.

— Это очень старая модель, — сказала она, косвенно подтверждая мысли Гарри о том, что приёмник мог принадлежать дяде Сириуса. — У моей мамы был такой. От её отца остался. В детстве я любила ловить маггловское радио, — в подтверждение её слов из динамика раздался треск, а потом они услышали обрывок прогноза погоды. Ведущий с сильными помехами сообщал, что сегодня в Лондоне будет очень ветрено и посоветовал радиослушателям позаботиться о себе и своих близких и не забыть надеть шарфы.

Луна только улыбнулась:

— Иногда магглы рассказывают очень интересные вещи, — она ещё чуть выкрутила одну из ручек до щелчка внутри. Прогноз погоды тут же стих, а само радио тихонько зажужжало.

— Ну вот и всё, осталось ввести пароль. Гермиона, что там написано на ребре монеты?

До этого момента молчавшая Гермиона взяла лежавший на столе галлеон и внимательно в него вгляделась.

— Альбус, — сказала она через несколько секунд внимательного изучения. Луна кивнула и, взяв волшебную палочку, начала выстукивать её кончиком по радиоприёмнику. Жужжание прекратилось, но сначала они ничего не услышали.

— Который сейчас час? — спросила она.

— Без двух минут пять, — ответил Гарри.

— Я чуть поторопилась, — немного разочарованно сказала Луна. — Придётся немного подождать.

Потянулись долгие две минуты томительного и напряжённого ожидания, но потом…

«Приносим прощения за временное отсутствие в эфире. Это было связано с участившимися визитами в наши края очаровательных Пожирателей смерти…» — раздался из приёмника очень знакомый голос.

— Это же Ли Джордан! — воскликнула Гермиона. Весь её скептицизм и даже недовольство и раздражение на Гарри как ветром сдуло.

«Теперь мы нашли для себя новое укрытие, — говорил Ли, — и я рад представить вам двух постоянных участников нашей передачи. Добрый вечер, ребята!»

«Привет».

«Добрый вечер, Бруно».

«Однако, прежде чем мы послушаем Ромула и Равелина, — продолжал Ли, — позвольте на минутку отвлечься, чтобы сообщить о потерях, которые не считают нужными освещать в программе новостей Волшебного радиовещания и в «Ежедневном пророке». К огромному сожалению, мы должны сообщить нашим слушателям о гибели Теда Тонкса и Дирка Крессвелла».

У Гарри что-то болезненно сжалось в животе. Они с Гермионой в ужасе уставились друг на друга. Несмотря на тот задор, с которым передача началась, после этих слов любые мысли об её развлекательности тут же выветрились из их с Гермионой голов.

«Также был убит гоблин по имени Кровняк».

Упоминание гоблина всколыхнуло в голове Гермионы кое-какие её мысли и соображения, но она решила их приберечь до окончания вещания. И оказалась права.

«Предположительно, путешествовавшие вместе с Тонксом, Крессвеллом и Кровняком волшебник из семьи магглов Дин Томас и ещё один гоблин спаслись. Если Дин нас сейчас слышит или если у кого-нибудь есть о нём известия, его родители и сёстры будут рады любым новостям».

Теперь с ужасом на лице переглянулись уже все трое, потому что знали Дина: Гарри и Гермиона как однокурсника, а Луна — как члена Отряда Дамблдора.

«Между тем в Глэдли найдены мёртвыми в своём доме семья магглов из пяти человек. По утверждению маггловских властей, причиной смерти стала утечка газа, но члены Ордена Феникса сообщают, что истинная причина — убивающее заклятие. Ещё один пример, подтверждающий то, что давно уже общеизвестно: убийство магглов стало при новом режиме одним из способов проведения досуга.

И наконец, мы с сожалением сообщаем радиослушателям, что в Годриковой Впадине обнаружены останки Батильды Бэгшот. Судя по их состоянию, Батильда умерла несколько месяцев назад. Орден Феникса сообщает, что на её теле обнаружены явные признаки применения тёмной магии».

После этих слов Гарри с Гермионой как-то слишком нервно переглянулись, что не укрылось от глаз Луны, но та ни о чём их переспрашивать не стала, просто мысленно для себя сделав пометку о том, что эти двое знают, что случилось с Батильдой, и стоит у них об этом спросить, но явно лучше позже.

«Дорогие радиослушатели, я приглашаю вас вместе с нами провести минуту молчания в память Теда Тонкса, Дирка Крессвелла, Батильды Бэгшот, Кровняка и неизвестных магглов, убитых Пожирателями Смерти».

Хотелось слушать ещё и в то же время им было боязно, что они ещё могут услышать. Впервые за долгое время у них появилась связь с внешним миром.

«Спасибо, — сказал голос Ли Джордана. — А теперь я обращаюсь к нашему постоянному участнику Равелину за последними новостями о том, как новый порядок в волшебном мире отражается на жизни магглов».

«Спасибо, Бруно, — произнёс голос, который невозможно было не узнать, — низкий, неторопливый, от него сразу становилось спокойнее на душе. — Магглы по-прежнему не подозревают, в чём причина их несчастий. Количество пострадавших не становится меньше, — говорил Кингсли Бруствер. — Однако внушает надежду то, что нередки случаи, когда волшебники и волшебницы, рискуя собственной жизнью, защищают своих друзей-магглов и просто соседей, часто даже без ведома самих магглов. Я хотел бы призвать наших слушателей следовать их примеру. Хотя бы обеспечьте защитными чарами жилища магглов на своей улице. Такие несложные меры могут спасти множество жизней».

«Равелин, а что ты скажешь тем радиослушателям, по мнению которых, в наши опасные времена нужно следовать принципу «волшебники — прежде всего»?» — спросил Ли.

«Скажу, что от принципа «волшебники — прежде всего» один шаг до принципа «чистокровные — прежде всего», а там и просто «Пожиратели Смерти», — ответил Кингсли. — Все мы люди, верно? Каждая человеческая жизнь бесценна».

«Отлично сказано, Равелин! Если мы всё-таки выкарабкаемся из этой заварушки, я буду голосовать за тебя на выборах министра магии. А теперь послушаем Ромула в нашей постоянной рубрике «Друзья Поттера»».

«Спасибо, Бруно», — послышался другой знакомый голос.

«Ромул, ты по-прежнему утверждаешь, как и в каждое своё появление на нашей передаче, что Гарри Поттер до сих пор жив?»

«Да, — твёрдо ответил Люпин. — Я ни на минуту не сомневаюсь, что о его гибели Пожиратели Смерти кричали бы на всех углах. Они не упустили бы такой случай подорвать боевой дух противников нового режима. Мальчик-Который-Выжил воплощает всё то, за что мы сражаемся: торжество добра, силу чистой души, необходимость продолжать сопротивление».

Гарри почувствовал, как в нём поднимается благодарность, смешанная со стыдом. Значит, Люпин простил ему все те ужасные вещи, что он тогда наговорил?

«Ромул, а что бы ты сказал Гарри, если бы знал, что он сейчас нас слушает?»

«Я сказал бы, что все мы мысленно с ним, — ответил Люпин и добавил после короткого колебания: — И ещё я сказал бы ему: всегда следуй своему инстинкту, он почти никогда не ошибается».

Гарри посмотрел на Гермиону: у неё в глазах стояли слёзы. Только он так и не смог идентифицировать, из-за чего, но она явно была растрогана словами их бывшего профессора, которые затронули определённые струны в её душе.

Тем временем передача продолжилась: «За последние часы стало известно, что Рубеус Хагрид, — все трое ахнули и чуть не пропустили конец предложения, — известный многим хогвартский лесничий, едва не был арестован на территории школы, где он, по слухам, организовал вечеринку в поддержку Гарри Поттера. Тем не менее захватить Хагрида не смогли. Насколько нам известно, теперь он в бегах».

«Надо думать, спасаться от Пожирателей Смерти намного сподручнее, если у тебя есть сводный братик в шестнадцать футов ростом?» — ввернул Ли.

«Это, безусловно, большое преимущество, — очень серьёзно согласился Люпин. — Хотелось бы только добавить, что, хотя все сотрудники «Поттеровского дозора» восхищены отвагой Хагрида, мы настоятельно советуем сторонникам Гарри Поттера воздержаться от подобных мероприятий. Устраивать вечеринки в поддержку Гарри Поттера — не самая разумная линия поведения в настоящий момент».

«В самом деле, Ромул, — согласился Ли Джордан. — Поэтому мы предлагаем вам, дорогие радиослушатели, выражать свою верность парню со шрамом в виде молнии, продолжая слушать нашу передачу! А теперь перейдём к новостям о волшебнике, столь же неуловимом, как и Гарри Поттер. Мы обычно называем его Главным Пожирателем Смерти, и сейчас с нами поделится своими взглядами на некоторые безумные слухи по его поводу наш новый корреспондент Грызун!»

«Грызун?!» — послышался ещё один знакомый голос, полный возмущения и недовольства.

— Фред! — не смогли удержаться и хором воскликнули Гарри и Гермиона. Луна улыбнулась:

— Нет, мне кажется, что это Джордж, — Гарри с Гермионой подарили ей ответные улыбки.

Тем временем близнец — который бы он ни был — так же возмущённо продолжил:

«Я не желаю быть Грызуном! Я сказал, что буду Рапирой!»

«Ну хорошо, Рапира, ты можешь прокомментировать для нас разнообразные истории, которые рассказывают о Главном Пожирателе Смерти?»

«Да, конечно, Бруно, — сказал Фред. — Как известно нашим радиослушателям — если они не прячутся от жизни на дне садового пруда или где-нибудь вроде этого, — Тот-Кого-Нельзя-Называть предпочитает оставаться в тени и тем самым успешно создаёт панику среди населения. Правда, если верить всем слухам о его появлениях, выходит, что по нашей стране разгуливают не меньше девятнадцати штук Того-Кого-Нельзя-Называть».

«Это его вполне устраивает, — сказал Кингсли. — Атмосфера тайны наводит куда больший ужас, чем открытые появления».

«Согласен, — ответил Фред. — А потому, народ, давайте-ка немножко поспокойнее. Всё и так довольно скверно, ни к чему ещё придумывать разные страхи. Например, эта новая идея, якобы Тот-Кого-Нельзя-Называть умеет убивать взглядом. Дорогие мои, это василиск! Простая проверка: посмотрите, есть ли ноги у существа, которое сверлит вас взглядом. Если есть — можете смело смотреть ему в глаза, хотя, если вы и вправду столкнулись с Тем-Кого-Нельзя-Называть, это, возможно, окажется последним, что вы увидите в своей жизни».

Гарри хохотал впервые за много недель; он чувствовал, как отпускает напряжение. Всё то, что происходило до этого, вдруг оказалось таким неважным и тут же отошло на второй план. Их намеренная изоляция от внешнего мира не могла привести ни к чему хорошему. От них уже ушёл Рон, да и с Гермионой в последнее время у них тоже что-то разладилось, так что сначала появление Луны внесло некую отдушину в их будни, так теперь и известия извне — словно глоток свежего воздуха.

«А слухи о том, что его несколько раз видели заграницей?» — спросил Ли Джордан.

«Кому не захочется устроить себе небольшой отдых от трудов праведных? — отозвался Фред. — Главное, люди, не поддавайтесь ложному чувству безопасности: он, мол, далеко, и всё в порядке. Может, он и далеко, но не надо забывать, что он умеет перемещаться быстрее, чем Северус Снейп от шампуня, так что избегайте ненужного риска. В жизни не думал, что могу сказать такое, и всё-таки: безопасность прежде всего!»

«Спасибо тебе за эти мудрые слова, Рапира», — сказал Ли.

Повисла совсем недолгая пауза. Ребята подумали, что уже всё, передача закончилась, но тут из динамика раздался голос Ли.

«Наши постоянные слушатели уже знают об арестах нескольких наиболее заметных сторонников Гарри Поттера. Как нам только что сообщили, к ним добавился главный редактор журнала «Придира» Ксенофилиус Лавгуд.

Гарри с Гермионой дружно ахнули, уже полностью игнорируя слова Ли, который рассказывал, что отец Луны вызвал немилость нового режима из-за неприемлемых публикаций в своём журнале.

— Луна, ты успела сообщить отцу, что с тобой всё в порядке? — тут же обеспокоенно спросила Гермиона.

— Попросила ему об этом сообщить ребят из Отряда Дамблдора, — как-то слишком поникше сказала Луна. В выражении лица она особо не поменялась, но здорово побледнела: — Я была залогом того, что мой отец не будет делать глупостей и перестанет публиковать статьи, порочащие Того-Кого-Нельзя-Называть и его Пожирателей Смерти, но, судя по тому, что его арестовали, он узнал, что со мной всё в порядке, и не смог сдержаться, опубликовав новый материал.

— По-моему, это было глупо, — Гермионе не довелось плотно пообщаться с Ксенофилиусом Лавгудом, но ей этого вполне хватило, чтобы составить о нём мнение как о далеко не дальновидном человеке.

Гарри укоризненно на неё посмотрел.

«Залогом его молчания в прессе была пропавшая дочь Луна Лавгуд, студентка Хогвартса, которую, по слухам, сняли с поезда, везущего школьников домой на рождественские каникулы. О её судьбе нам, к сожалению, так ничего и неизвестно, но судя по сегодняшней статье в «Придире»: «Отсутствие носа у Того-Кого-Нельзя-Называть — это ошибка природы или попытка подражания безносым заносикам? » — можно сделать выводы, что с Луной всё хорошо. Грызун, ты читал эту статью?»

«Конечно, Бруно, — тут же отозвался Фред. — Между прочим, у мистера Лавгуда там довольно интересное рассуждение. Оказывается, что именно отсутствие носа у этих самых заносиков здорово продлевает этим существам жизнь. Мерлином клянусь, что там даже иллюстрация есть этого диковинного зверька. Скажу сразу, у Того-Кого-Нельзя-Называть нет ни шанса»…

Фред вместе с Ли продолжали говорить что-то смешное и остроумное, но их уже никто не слушал. Погрустневшая Луна нашла в себе силы и улыбнулась.

— Не бери в голову и прости, — извинилась Гермиона.

— Ничего страшного, мы давно с отцом обсуждали эту тему. Скорее всего, он даже опубликовал один из моих рисунков.

— Надеюсь, что всё будет хорошо, — обнадёживающе сказал Гарри.

— А куда его отправят?

— В Азкабан, скорее всего.

— Ох, дементоры, — Гарри только от их упоминания уже передёрнуло.

— Могут запереть в подвале одного из поместий Пожирателей Смерти, как и меня. Азкабан, если я правильно поняла из слов моих тюремщиков, сейчас переполнен.

— Это потому, что сажают туда всех без разбора, — Гермионе вспомнился суд, на котором они умудрились побывать, когда охотились за медальоном. — Тюрьма не рассчитана на такое большое число человек.

— Надеюсь, что всё будет хорошо, — прошептала Луна, вторя ранее сказанным Гарри словам.

Он подумал, что им всем сейчас непросто. Если Луна провела в подземелье поместья Малфоев столько времени в одиночестве, то ей сейчас поддержка нужна как никогда. И как же хорошо, что они были друг у друга с Гермионой. Он сейчас себе представил очень отчётливо, что бы было с ним, если бы его тогда не остановил Рон и он отправился на поиск крестражей в одиночку. Надо будет в очередной раз поблагодарить Гермиону. За всё сразу, и плевать, что она до сих пор сторонится его.

— Нам остаётся только держаться друг за друга, — сказал Гермиона в подтверждение его мыслей, но почему-то отвернулась от Гарри. Сделала она это намеренно или случайно — он не стал даже задумываться, потому что сразу после этих слов она подошла к Луне и ободряюще обняла её.

А тем временем передача заканчивалась:

«Дорогие радиослушатели, вот и подошёл к концу очередной выпуск «Поттеровского дозора». Мы не знаем, когда удастся снова выйти в эфир, но не сомневайтесь — мы обязательно вернёмся. Крутите ручки! Пароль следующего выпуска: «Грозный Глаз». Берегите друг друга! Не теряйте веры! До новых встреч!»

Ручка настройки завертелась, огоньки на шкале погасли, но никто даже не обратил на это внимания. Голоса друзей подействовали на них как-то двояко. С одной стороны, это был невероятный тоник. Гарри уже так привык скрываться и прятаться — он почти совсем забыл, что кроме него другие люди тоже борются против Волдеморта. Он как будто очнулся от долгого сна. Но с другой стороны, то, что они услышали, определённо не вселяло оптимизма.

— Луна, — слишком резко обратился Гарри к ней, — ты уверена, что хочешь вернуться в Хогвартс?

Она освободилась от объятий и решительно посмотрела на него.

— Угу, — ей хотелось бы сказать многое — что она иногда ощущает себя между ними как между молотом и наковальней, что ей неуютно и некомфортно. Она не так близка с ними, как был близок тот же Рон, но если он испытывал схожие ощущения собственной ненужности — синдром третьего лишнего, — то винить его за уход не стоило бы вне зависимости от того, что между ними тремя происходило. Эти двое, несмотря ни на какие распри и трудности, отлично между собой гармонировали. И этот кризис — та яма в их взаимоотношениях, в которую они провалились после посещения особняка Малфоев, — они обязательно выберутся и преодолеют. И всё у них наладится. А уж её место, Луна знала на все сто, явно не рядом с ними.

— Гарри просто хотел сказать, что мы всегда готовы тебя поддержать, — мягко произнесла Гермиона, наконец-таки подняв глаза на Гарри. И её взгляд ему не понравился, потому что он шёл вразрез с теми словами, которые она произносила ранее. В её глазах была настороженность. Словно она не хотела, чтобы Луна их покидала и оставляла её одну с Гарри. Но это ощущение было всего лишь мимолётным, потому что потом она вполне искренне ему улыбнулась.

— Спасибо, ребята, но я давно уже всё для себя решила. А сейчас, если вы не против, я бы хотела побыть одна, — Луна покинула библиотеку, оставив Гарри и Гермиону наедине с неловкой и угнетающей тишиной.

Гарри сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями, чтобы продолжить прерванный до того разговор, потому что он так и не спросил Гермиону о ней самой, о том что же её до сих пор беспокоит и гложет. Он, конечно, догадывался, но хотел услышать это именно от неё. И к тому же во время передачи, у неё появились какие-то мысли, которыми та по-любому хотела с ним поделиться: он заметил это по её изменившемуся лицу. Но он так и не смог найти в себе сил и смелости.

Буркнув, что он тоже, пожалуй, пойдёт, Гарри покинул библиотеку, провожаемый слишком пристальным и слишком напряжённым взглядом Гермионы, отчаянно вцепившейся в свою собственную руку, где под тканью был один из оставленных чокнутой Лейстрендж унизительных шрамов.

* * *

Примечание автора.

Для любителей музыкального сопровождения:

Madonna — You must love me;

Blur — Song 2.

Приятного чтения.

______

Для отправки Луны в Хогвартс осталось дело за малым: дождаться выходных, когда студентов отпустят в Хогсмид.

План, что Гарри озвучил ранее Луне, был представлен на суд Гермионы, после чего он, естественно, оброс небольшими уточнениями и подробностями, но, в целом, она осталась довольна идеей.

Гарри стал замечать: Грейнджер в последнее время странно себя ведёт. Как будто она замыкалась в себе и при этом не спешила поделиться с ним своими переживаниями.

За время ожидания с помощью галлеона в курс дела был введён Невилл, который и сообщил им дату следующего посещения Хогсмида, заверив, что обязательно проконтролирует операцию.

Гермиона теребила в руках фальшивый галлеон, пока Гарри давал Луне последние наставления. На ребре монеты было только одно имя: Парвати, что означало, что в Хогсмиде Луну встретит именно она.

Затишье в отношениях между Гарри и Гермионой продолжалось ещё несколько дней после ухода Луны. Кстати, та с помощью галлеона Невилла сообщила им, что благополучно добралась, и спустя несколько дней к ним в гости нагрянул Добби, вернувший мантию-невидимку.

Несмотря на то, что у ребят и состоялась довольно откровенная беседа, они всё равно мало разговаривали, точнее, общались на совершенно бытовом уровне в той же тональности, что и раньше, в школе. Может, Гермиону это вполне устраивало, да и вообще для первых дней пребывания её на Гриммо — в качестве затворника — для неё это был настоящий прогресс. Но интуиция подсказывала Гарри, а он привык слушать свой внутренний голос, что она ведёт себя с ним слишком напряжённо. И он боялся, что накапливая в себе весь негатив и не делясь с ним, она не выдержит, и плотину Гермионы прорвёт.

Так и произошло.

* * *

Очередное пробуждение Гарри было резким. Он проснулся от того, что где-то кто-то чем-то гремел, а потом что-то очень звонко разбилось, и, судя по звуку, стеклянное и об пол.

Гарри спустился вниз, чтобы проверить обстановку. Звуки доносились из кухни. Зайдя внутрь, он застыл как вкопанный. Увиденная им картина никоим образом не вписывалась в рамки привычного ему мироздания.

На кухне творился полный бедлам, и устроила его Гермиона. В этом не стоило сомневаться. Битой посуды видно не было, но почему-то пахло алкоголем. Через секунду Гарри понял, почему: Гермиона была явно пьяна и держала в руках бутылку вина. То тут, то там в поблёскивающих на полу лужах виднелись осколки разбитых бутылок. Пол на кухне Блэков был тёмным, так что в скудном освещении помещения весь этот хаос не сразу бросался в глаза. Заприметив Гарри, Гермиона собиралась шагнуть к нему. Путь её пролегал через одну из разлитых луж, из которой угрожающе выступали осколки. Если бы не своевременная реакция Гарри, то она бы непременно на них наступила.

— Га-арри, — пьяно протянула она, протягивая к нему руки, и повисла у него на шее. Тот едва успел отвести в сторону палочку, которой до этого убирал лужу вместе со стеклом, чтобы Гермиона не налетела на её кончик животом.

— Зачем ты напилась? — ошарашенно спросил он, перехватывая подругу за талию, потому что, несмотря на то, что она обхватила его за шею, ноги её совершенно не держали.

Она тут же начала сопротивляться, пытаясь освободиться от его хватки, но не тут-то было, не зря же он был ловцом целых шесть лет!

— Гарри, пусти меня! — воскликнула Гермиона, совершая очередную попытку выскользнуть из его рук. Она даже руки с его шеи убрала, что убавило им двоим устойчивости, но Гарри остался стоять на ногах, надеясь, что Гермиона образумится, и они-таки не потеряют равновесия.

— Нет, — спокойно ответил он, лишь только усиливая хватку своих рук на её талии. Просто так она сдаваться не собиралась.

— Пусти меня, кому говорят! — ему показалось, что она чуть протрезвела, по крайней мере он услышал хорошо ему знакомые командирские нотки в её голосе.

— Нет, — так же спокойно ответил он. Гермиона вновь завозилась в его объятиях — теперь это точно были объятия, потому что он прижал её к себе практически вплотную.

— Ну Гарри! — сейчас она уже истерически взвизгнула.

— Ты на ногах не стоишь, хочешь по осколкам разбитой тобой бутылки пройтись? — резонно заметил Гарри.

— Стою же, — на несколько секунд замерев, Гермиона чуть покачнувшись, но, удержав равновесие, не без помощи Гарри встала ровно.

— Ага, с моей поддержкой. Не дури, Гермиона, — упрекнул он подругу и чуть ослабил хватку.

Усыпившая его бдительность Гермиона тут же воспользовалась этой возможностью освободиться и резко дёрнулась. Расслабивший руки Гарри не ожидал от Гермионы такого коварства и не смог её удержать, а сама она, похоже, на успех этого мероприятия и не рассчитывала, потому что, освободившись-таки от хватки Гарри, она растерялась, а реакция-то была заторможенной. Резкий рывок нарушил хрупкое равновесие, и Гермиона начала падать как раз в сторону одной из разбитых ранее бутылок.

Гарри сделал резкий рывок и перехватил падающую подругу. Рубашка Гарри, которую Гермиона до сих пор использовала вместо пижамы, задралась, пара пуговиц расстегнулась, потому что петли во время их возни ослабли, и он мельком увидел ложбинку между грудей, что его крайне смутило. Но он не стал отступать от задуманного и усадил Гермиону на стол. Та, минутой ранее извивавшаяся в его руках словно уж на сковородке, замерла. Слышно было только её глубокое сбившееся дыхание. Помня, чем чуть всё не закончилось, Гарри решил не ослаблять бдительности.

Гермиона сидела чуть сгорбившись, вцепившись в его футболку, а лицо спрятала за копной своих пушистых непослушных волос.

— Гарри, посмотри на меня, — её голос был полон отчаяния, что он тут же поднял на подругу до сих пор смущенный взгляд, который тут же сделался жёстким и колючим, стоило ему увидеть то, к чему Гермиона привлекла его внимание.

Всё ещё не поднимая на него взгляда, она отодвинула ворот расстегнувшейся рубашки чуть в сторону, аккуратно оголяя кожу чуть ниже ключицы. Там было рвано выцарапано «грязнокровка». Края букв были чуть опухшими, но покраснения вокруг не было. Значит, и раздражения тоже. Гарри нахмурился, он не помнил никаких таких шрамов на её теле, когда вытаскивал её тело из ванной. Хотя, ему, наверно, было не до этого.

— Бадьян не спасает, только косметические чары помогают маскировать их ненадолго. Раньше действия заклинаний хватало на несколько дней, теперь они держатся чуть меньше суток. Это как какое-то позорное магическое клеймо, и я уже устала зачаровывать все эти шрамы! — спокойствие из её голоса с каждым словом улетучивалось, а Гарри как завороженный смотрел на эти буквы, вспоминая надпись «Я не должен лгать», от которой у него самого остался довольно живописный шрам. Он чуть скосил взгляд в сторону своей руки, но потом сам же себя моментально одёрнул: о какой ерунде он всё-таки думает.

Он подошёл к подруге вплотную и аккуратно провёл пальцем по первой букве: зарубцевавшаяся кожа грубо резанула по коже подушечки. Гермиона оттолкнула его руку и вернула рубашку на прежнее место, застегнув расстегнувшиеся пуговицы.

— Больно? — тут же обеспокоенно спросил Гарри. Сделав глубокий вдох и медленный выдох, чтобы заглушить истерику, Гермиона ответила:

— Уже давно не больно, Гарри. Не больно, а противно! Чувствую себя заклеймённой скотиной, причём не единожды, а ещё тут, тут и тут! — она жестикулировала и указывала на некоторые участки своего тела. Рукав рубашки чуть задрался, и Гарри успел увидеть мельком часть ещё одной надписи. Он аккуратно перехватил её руку:

— Покажи, — попросил он и получил отрицательный жест в ответ.

Гарри психанул и силой задрал рукав, оголяя руку подруги по локоть. Нитка, которая и так держала пуговицу, находящуюся в петле манжета, на честном слове, не выдержала такой нагрузки и с противным звуком порвалась, а пуговица, лишившись фиксации, тут же отскочила куда-то под стол. Гермиона вздрогнула, дёрнулась было, чтобы освободить свою руку, но потом передумала, апатично соглашаясь со всем происходящим.

На нежной коже был так же грубо выцарапан ещё один шрам, более резкого содержания: «грязнокровная сука». Стоило Гарри увидеть это, как у него во рту моментально пересохло.

— Ко мне не притронется любимый мужчина. Я чувствую себя такой грязной. Под стать всем этим отвратительным меткам, — теперь в её голосе явственно слышались слёзы.

Гарри не мог поверить в то, что Гермиона может так о себе говорить. Его Гермиона, которая, несмотря на все окружавшие их обстоятельства, всегда оставалась полна чувства собственного достоинства. Сердце Гарри защемило. Ему стало её неимоверно жалко, хотя она бы никогда в жизни не простила ему жалости в свой адрес. Но сейчас она была так беззащитна и уязвима — практически сломлена. А ведь по факту у неё, кроме него, никого не было, как и у него — кроме неё.

Весь кошмар произошедших событий поставил её перед тем фактом, что она банально не могла ни с кем поделиться всем этим, и подавляемые эмоции разъедали её изнутри. Если раньше с ними была Луна, и Гермиона могла поделиться с ней своими переживаниями и страхами, то теперь её не было. Да и Лавгуд тоже хороша. О ментальном насилии, подкрепленным физическим вмешательством, она ему рассказала, а об этих метках, которые вкупе с тем, что произошло ранее, и которые изводили Гермиону, оказывается, ничуть не меньше, она молчала?!

Гарри почувствовал, как в нём просыпается необоснованные злость и раздражение, хотя почему необоснованные, очень даже мотивированные. Он тут же одёрнул себя за излишнюю злость к Луне. Может, Гермиона попросила её не говорить об этом? В это не особо верилось, потому что о более ужасной вещи, с его точки зрения, она ему-таки рассказала, а об этом — нет, что опять приводило его к мысли о том, что…

Гарри понял, что зацикливается в своих рассуждениях, и поэтому решил радикально поменять ход своих мыслей.

Несмотря на всё то, что произошло и о чём не договаривали девушки, Гермиона избегала только разговоров с ним, но не прикосновений. Любые слова из неё приходилось чуть ли не клещами вытягивать. Да к чёрту! Если она не хочет с ним разговаривать, то услышанным он всё равно будет в любом случае.

— Ну-ну, Гермиона, — он с силой выдавил из себя слова поддержки, потому что после услышанного ему было до сих пор не по себе. Гарри подошёл к ней настолько близко, что её голые колени упёрлись ему в живот, и нежно обнял подругу, успокаивающе поглаживая её по непокорной гриве вьющихся каштановых волос:

— Ты — замечательная. Просто умница и красавица. Да за тобой очереди из кавалеров будут выстраиваться, вот увидишь. Ещё придётся возрождать традиции рыцарских турниров за сердце прекрасной дамы, — попытался пошутить Гарри. Гермиона криво, но усмехнулась, если он правильно истолковал её сдавленный всхлип. И на что он уж точно не рассчитывал, так это на то, что она-таки хоть как-то ответит на эту его вербальную несуразицу.

— Не в этом дело. Мне самой будет противно, понимаешь? Я не смогу!

— Но я же сейчас тебя обнимаю, и ты вроде не испытываешь никакого дискомфорта. И до этого ты избегала только разговоров со мной, но точно не телесных контактов. Да о чём может идти речь, если мы последнее время спим рядом, — его рука на мгновение замерла на затылке подруги, и он чмокнул её в макушку. Она всё ещё чуть подрагивала от одолевших её слёз. — Я не могу настаивать на том, чтобы ты выкинула всё лишнее из головы, но… — он замялся, словно собирался с мыслями. Неопределённость последних дней здорово его измотала. И если они раньше не знали, что делать, то сейчас Гарри не знал, что думать. Это подтверждалось сумбурностью его размышлений в последнее время. Плюс он не мог быть уверенным в себе на все сто. После ментальной атаки крестража он до сих пор был сам не свой. У него всегда появлялись какие-то сомнения на счёт себя и своих мыслей. И эта неопределённость уже требовала хоть какого-то разрешения. На данный момент ему не хотелось загадывать наперёд, что-то прогнозировать и прочее. Хотелось жить здесь и сейчас. Эгоистичность — это вообще не его качество, судя по тому, что ему удалось о себе вспомнить, но и ситуаций в его жизни было не особо много, когда он мог заявить о своих хотелках.

— Знаешь, — он продолжил медленно поглаживать подругу по волосам, чувствуя, как она постепенно расслабляется. То ли выпитый ей алкоголь брал своё, то ли её действительно успокаивали его действия. — Я никогда не говорил тебе, — он опять замолчал, пытаясь подобрать правильные слова, а потом махнул на это дело рукой, потому что Гермиона всегда понимала его лучше него самого. И сейчас, он надеялся, что она поймёт его правильно. — Я ведь люблю тебя, Гермиона, — он сам поразился тому, как легко дались ему эти слова и как естественно они прозвучали, как будто он озвучил простую истину. Как будто это всегда было с ним, только как что-то неопределённое, фоновое, что всегда рядом и воспринимается как привычное и ненавязчивое, не раздражающее.

Прислушавшись к своим внутренним ощущениям от сказанных им слов, он продолжил в той же светлой и лёгкой тональности: — По-особенному или своеобразно. Как сестру или как подругу. Да хоть как девушку! Трактуй как хочешь!

Гермиона ошарашенно замерла. Гарри хотел было отстраниться от подруги, чтобы хоть по выражению её лица понять, какое впечатление произвели на неё его слова, но она не позволила. Крепко вцепившись в его кофту, она прошептала что-то куда-то ему в шею, да так тихо, что он не разобрал ни слова.

— Гермиона, я совсем тебя не расслышал, — но она не спешила что-либо говорить. А потом всё же начала, правда, как Гарри показалось, на совершенно отстранённую тему.

— Знаешь, а я ведь размышляла о том, чтобы всё бросить, — и тут же поспешила всё объяснить, потому что, как ей показалось, Гарри мог её неправильно понять: — Нет, не как Рон. Мы могли бы плюнуть на всё и уехать в Австралию, к родителям, забыть об этой пропащей магической Англии, как о страшном сне, жить себе спокойно, любоваться океаном. Нам было бы хорошо вдвоём.

Она говорила всё это таким спокойным голосом, что Гарри даже не стал особо глубоко задумываться о малодушном и эгоистичном смысле сказанных ей слов. Он просто представил себе описанную ей картину. Увиденное радовало.

— Это правда. Дороже тебя у меня сейчас никого нет.

— А у меня просто никого нет, кроме тебя, Гарри. Чокнутая Беллатрикс чуть и тебя у меня не забрала. Я думала, что свихнусь к чертям собачьим, когда считала, что это был ты. Ты сидел в моей голове. Это ужасная мысль словно разъедала мне мозг. Я пыталась себя переубедить, боролась с собой… — Гермиона замолкла. Они всё ещё обнимались, теперь и она легонько поглаживала его по спине. Он не мог посмотреть ей в глаза, хотя очень хотел. Вот оно, то самое, чего он хотел добиться от подруги и что она избегала говорить ему. Он сдерживал себя из последних сил, чтобы не попросить её продолжить говорить. Она должна сделать это сама.

— Обливиэйт Луны помог, но я сама же всё и испортила. Никогда не прощу себя за такое малодушие и страх. За этот необъяснимый, иррациональный и животный страх перед тобой. Прости меня, Гарри! — она оттолкнула его от себя и посмотрела ему в лицо.

Он увидел вновь вставшие в её глазах слёзы, покрасневший от них же кончик носа и взгляд, полный мольбы. Она не должна на него так смотреть. Это он должен вымаливать у неё прощение.

— Дурёха, это я должен просить у тебя прощения. Если бы не я, нас бы не схватили.

— Когда-нибудь это бы всё равно произошло, — резонно заметила Гермиона. — Мы не можем прятаться вечно. Нужно же что-то предпринимать, а иначе наши скитания с тобой будут ничем не лучше бегства в Австралию, про которое я тебе говорила.

Гарри хотел заскрежетать зубами, потому что иногда она бывала чертовски невыносима в своём рационализме.

— В случившемся с тобой виноват я, — настаивал на своём он.

— Но ты же и спас меня. Пробудь я там чуть дольше, и неизвестно, что бы могло случиться, а если бы Лестрейндж отдала бы меня Сивому сразу, я бы сейчас с тобой не разговаривала.

Гарри просто не мог поверить своим ушам. Она говорила о таких ужасных вещах абсолютно спокойным голосом, что шло в полный разрез с истерикой, которую он видел парой минут ранее. Неужели его слова о чувствах к ней так на неё повлияли?

— Ты…

— Ищу позитивные аспекты в произошедших с нами событиях. Этот котёл с негативом меня уже достал. Нахлебалась, хватит.

Гарри хотелось истерично расхохотаться. Это вообще нормально? Такой резкий и внезапный перепад настроений?

— Ты пьяна, определённо ты пьяна, — пытался он убедить себя, потому что другого объяснения словам Гермионы у него просто не было. Та только пожала плечами и выжидательно уставилась на него. Гарри растерялся. Он столько ждал того момента, когда она наконец выговорится, но когда это произошло — он сам не знал, что сказать. Если она таким образом давала ему понять, что она хочет перешагнуть через что-то — кто он такой, чтобы не подыграть ей.

— Раз уж нас обоих пробило на откровения, — его взгляд хаотично бегал по кухне, пока не остановился на колдорадио, которое теперь они иногда слушали, и не только «Поттеровский дозор». Ему в голову пришла, как он решил, отличная идея. Он окончательно отодвинулся от Гермионы и подошёл к радиоприёмнику, выкручивая ручки, чтобы поймать нужную ему волну. Вместе с треском из динамика раздались аккорды медленной лирической песни. Услышанное придало ему сил, укрепляя пришедшую ему на ум идею. Кстати вспомнился Святочный бал, оказавшийся для него полнейшим фиаско, но, если не вдаваться в подробности и остановиться только на концепции…

— Я бы хотел сейчас сделать то, что стоило сделать ещё на Святочном балу, — Гарри протянул руку Гермионе в приглашающем жесте. Она удивлённо посмотрела сначала на Гарри, потом на свои босые ноги и всё ещё усыпанный осколками разбитых бутылок пол.

Поняв, куда она смотрит, он одним движением палочки очистил пол. Гермиона собралась было ступить на пол, но Гарри не дал. В два прыжка он подскочил обратно к ней.

— Гарри, что ты делаешь?! — только и успела взвизгнуть она, а он уже затащил её на стол.

— Хочу с тобой потанцевать. Вы позволите, мисс Грейнджер? — где-то на периферии сознания всплыло, что в таких случаях нужно делать. Он вновь протянул ей руку в приглашающем жесте и чуть склонился учтиво вперёд.

Гермиона усмехнулась и вслушалась в строчки песни:

— Судя по содержанию — это белый танец, поэтому дамы приглашают кавалеров, — она слегка ударила его по руке, отталкивая её в сторону. Для этого ей пришлось сделать шаг вперёд, и как раз в этот момент дал о себе знать выпитый ей алкоголь. Она оступилась и потеряла равновесие. Гарри среагировал мгновенно, Гермиона упала в его объятия.

— Приглашение принято, мисс Грейнджер, — усмехнулся он.

Она по-хозяйски закинула руки ему на шею, а он поудобнее обнял её за талию, и они медленно закружились на столешнице под неторопливый женский голос с минимумом звукового сопровождения.

Песня оказалась довольно короткой и довольно содержательной для Гермионы. Вслушиваясь в её строчки, она поняла одно: хватит цепляться за то, чего нет, когда мироздание даёт тебе то, о чём ты и помыслить не могла.

Чувствуя, что песня подходит к концу, Гарри решил вспомнить, что не зря на четвёртом курсе учился танцевать, пусть тогда у него неважно получалось.

Сейчас на него не смотрели сотни глаз и делал он это не потому, что нужно, а потому, что ему хотелось. Он закружил Гермиону в завершающем пируэте, но опыта у него было немного, поэтому он не знал, чем вся его затея могла кончиться на ограниченном пространстве кухонного стола. Ведомая им Гермиона легко подчинилась его воле, пусть и не сразу сообразила, что хочет сделать Гарри, — видимо, всё же сказывался выпитый ей алкоголь, который притуплял сознание. Она грациозно, насколько позволяла ситуация, развернулась. Инерция поворота Гермионы потянула Гарри за собой, и если бы она развернулась до конца, то оступилась бы, и они бы полетели на пол. Так что пока ещё ситуацию можно было исправить, Гарри решил попытаться: он резко дёрнул Гермиону к себе, чуть шире расставив ноги, чтобы сохранить пошатнувшееся равновесие.

— Медленный танец так не заканчивают, Гарри, — осуждающе прошептала ему куда-то в щёку Гермиона, потому что в результате его манипуляций их лица соприкоснулись, а потом она развернулась к нему глаза в глаза, нос к носу.

— Прости за резкость, — выдохнул он почти в её губы, — иначе бы мы повалились на пол. Танец на столе — это бредовая идея.

Она долго и внимательно всматривалась в его глаза. Гарри обратил внимание на её чуть шальной взгляд.

— Прощаю, — улыбнулась она ему одними уголками губ и легонько чмокнула его в щёку. Он не знал, что сейчас изменилось — это был дружеский поцелуй, Гермиона часто так делала. Раньше он чувствовал тепло и заботу, сейчас его словно каким-то заклятьем шандарахнули, нечто похожее на Петрификус волной пронеслось по всему его телу от того места, где его щеки коснулись губы Гермионы, заставляя его словно оцепенеть. Он очнулся только тогда, когда понял, что она выскользнула из его объятий и спрыгнула на пол.

Скинув наваждение, Гарри последовал примеру Гермионы. Она уже вовсю орудовала палочкой и разливала остатки из начатой ей бутылки вина по наколдованным ею бокалам.

— Знаешь, раз уж мы с тобой все наши недомолвки разрешили…

— А мы разрешили? — вмешался Гарри. — Это у тебя надо спрашивать!

— Разрешили! — категорично сказала Гермиона и решительно на него посмотрела. В её глазах мелькнуло настолько хорошо знакомое ему упрямство, что Гарри захотелось улыбнуться. Как же он соскучился по такой Гермионе: волевой и решительной.

— Так вот, — тем временем продолжила она, — если у нас всё наладилось, то предлагаю за это выпить.

— По-моему, тебе хватит, — тут же заметил Гарри.

— А по-моему, кто-то сейчас будет пить со мной на брудершафт! — пригрозила Гермиона.

Угроза возымела воздействие. Прикинув, что им придётся целоваться, пусть даже в щёчку, Гарри ужаснулся такой перспективе.

Ему было не противно. Наоборот, он вспомнил свои собственные ощущения от недавнего поцелуя подруги в щёку, и у него холодок пробежал по спине. Так мало того, что она его вновь поцелует, в это же самое мгновение он сам должен будет сделать абсолютно то же самое! Нет, уж лучше пусть Гермиона выпьет с ним просто на пару лишний бокал вина, чем это. В конце концов, они заперты в особняке на Гриммо, что он, за перебравшей подругой уследить не в состоянии?

На кухне фамильного дома Блэков раздался звон соприкоснувшихся бокалов. Отсалютовав Гермионе, Гарри припал к бокалу.

Вино ему ещё пробовать не приходилось. Сливочное пиво — да. За столько лет учёбы в Хогвартсе они с друзьями обошли, наверно, все заведения в Хогсмиде, где подавали этот напиток. Да и не только сливочное пиво. Чего уж греха таить: и медовуху, и огневиски тоже пробовал. А вот вино — нет.

— Мы часто с родителями бывали во Франции, — внезапно начала Гермиона. Гарри затаил дыхание. Она не часто рассказывала о своей жизни за пределами Хогвартса, а о своих родителях упоминала ещё реже. Но сейчас, видимо, она всё же нашла в себе силы вспомнить о них и поделиться своими воспоминаниями в словесной форме:

— Французы любят вина, а хорошие — ещё больше. И на отдыхе, если мы так или иначе сталкивались с каким-то вином, то отец всегда мне давал сначала понюхать: запах радовал далеко не всегда, а вот вкусы таили в себе много сюрпризов. Отец не был профессиональным дегустатором, — Гермиона подняла бокал, из которого она сделала довольно маленький глоток, на уровень глаз, чтобы взглянуть на плескавшуюся там жидкость в скудном освещении кухни. — Он не мог по одному глотку определить весь состав напитка, способ его приготовления и виноград, из которого он был приготовлен и где он рос. Но он смог выделить для себя некоторые критерии оценки, по которым можно определить: стоящее вино или нет. И пусть мама не одобряла эти затеи отца привить дочери любовь к алкоголю, по правде говоря, такая цель и не преследовалась, а нужно было просто умерить любопытство дочери и научить её мало-мальски разбираться в винах, чтобы: «Она потом не пила всякую дрянь, как будто, дорогая, ты не знаешь, как это бывает у молодёжи. Вспомни годы нашей молодости», — Гермиона горько улыбнулась. Видимо, воспоминания дались ей непросто, но она справилась с эмоциями и продолжила: — Так вот, все вина, которые я сегодня попробовала, — все по-своему изумительны на вкус! Даже Кикимер ворчал, что поганая грязнокровка разоряет запасы винных погребов благороднейшего и древнейшего дома Блэков, — она криво усмехнулась. — Вино делают с помощью магии, так что в процессе не получается никаких огрехов?

Гарри нахмурился, последнюю фразу подруги он пропустил мимо ушей, а вот упоминание об эльфе его зацепило. Он же просил его. Гарри начал злиться на непутёвого эльфа, хотя, судя по тому, какое безобразие Гермиона устроила на кухне, его ворчание было ничуть не безосновательным, но это никоим образом его не оправдывало!

Подгоняемая злостью кровь взбурлила у него в жилах, и он, выхватив недопитую ими бутылку, этикетку которой Гермиона внимательно разглядывала, и швырнул её на пол.

— Этот дом мой, и ты вправе делать тут всё, что захочется: разорять погреба, потрошить книги в библиотеке на отдельные листы и делать из них фигуры оригами!

— Гарри Поттер, ну, с книгами — это кощунство! — возмутилась Гермиона.

— Первое, что в голову пришло, — отмахнулся он. — Буянь, как тебе вздумается. Этот дом и не такого повидал. Есть ещё? — в поддержку вспыхнувшего как спичка Гарри из колдорадио раздались задорные аккорды электрогитары.

Гермиона наклонилась куда-то под стол. Гарри поспешил отвести взгляд, потому что его рубашка задралась, обнажая бёдра и прикрытую нижним бельём попу Гермионы. Он почувствовал, как к щекам прилила кровь, но злость, испытываемая им, оказалась сильнее накатившего на него смущения, поэтому он легко с ним справился.

— Вот, — она поставила на стол ещё две бутылки и усмехнулась. — В чем-то всё же Кикимер был прав. Я действительно совершила на винный погреб разорительный набег.

Музыка всё прибавляла и прибавляла оборотов, подмешивая в их кровь драйва к плескавшемуся в желудке, а у Гермионы уже давно в крови, алкоголю.

Гарри не понял, как это произошло, но вспыхнувшая злость на эльфа вдруг преобразилась в обыкновенный кутёж, а может быть этому способствовал соответствующий аккомпанемент? Ведь, на их счастье, дальше так и не прозвучала ни одна лирическая композиция, а лишь только задорные и драйвовые.

Они с Гермионой превратились в обычных, необременённых глобальными проблемами магического мира юношу и девушку.

Гермиона вспомнила, как отрывалась на Святочном балу, когда венский вальс сменили вышедшие на сцену одиозные «Ведуньи».

Они с Гарри скакали как ненормальные, пробовали очередной сорт из новой бутылки, если им не нравилось — отправляли её в полёт на пол вместе с почти нетронутым содержимым. Когда на полу не осталось ни одного живого места, они вскочили на столешницу. Теперь танцы на столе не казались бредовыми.

Мир сузился до них двоих, разносящейся из колдорадио музыки и островка безопасности в виде стола, защищавшего их от битого стекла и виноградной крови. И не было им никакого дела до внешнего мира.

* * *

Гарри проснулся рывком с нестерпимой головной болью. Гудело в голове так, что он первые несколько секунд не мог сообразить, кто он и где находится. Когда осознание реальности всё же проступило через пульсирующую боль, он смог осмотреться.

Он смутно помнил, что их вчерашний кутёж плавно переехал с кухни в гостиную с гобеленом. Он в ней и находился. Они, видимо, усталые и измотанные, но довольные собой, повалились спать прямо на диван — это подтвердило то, что он сейчас сидел на этом самом диване, стиснув виски, чтобы унять таким образом боль. У него было ощущение, что без поддержки своей головы руками та бы всенепременно вот-вот взорвалась. И ещё у него было назойливое ощущение, что чего-то, даже, точнее, кого-то рядом не хватает.

В комнате не было Гермионы.

Гарри сделал глубокий вдох и титаническим усилием воли заставил себя сесть прямо и убрать руки от висков, чтобы рассмотреть комнату. Гостиная была пуста. Он свесил ноги с дивана, задев опустошённые ими вчера ночью бутылки с вином. Сбоку от него обнаружился плед: ночью кто-то заботливо их укутал, но тот лежал всё же сбоку, словно был сброшен в сторону за ненадобностью. Гермионы всё так же не наблюдалось. Зато на журнальном столике, спрятавшимся сбоку за подлокотником, обнаружилась склянка с зельем и подписью к нему на клочке пергамента аккуратным, убористым и хорошо знакомым ему почерком: "Выпей меня!"

Гарри усмехнулся. Это было похоже на сказку "Алиса в стране чудес", которую они проходили в начальной школе.

Его скудные познания по зельеварению не позволяли по цвету варева в склянке определить, что это за зелье, но раз оно подписано рукой Гермионы — вряд ли это что-то опасное. Он взял склянку, вынул восковую пробку и залпом опрокинул в себя всё зелье.

Вкус показался ему смутно знакомым, остатки зелья приятно холодили язык и полость рта. Гарри закрыл глаза и блаженно откинулся на спинку дивана в ожидании, когда всё же зелье подействует.

Ждать пришлось не особо долго. Через несколько минут волны облегчения прошлись по всему организму: пульсирующая боль в голове сошла на нет, а также из тела пропал дискомфорт от того, что он спал на неудобном диване, да притом не один. Судя по ушедшим онемевшим ощущениям из правой половины тела, — Гермиона спала сбоку, навалившись на него.

Воспоминания прошлых вечера и ночи вспыхивали в сознании как факелы в вечернем коридоре Хогвартса. И вместе с ними почему-то появилось смущение. Всё-таки он вчера увидел лишку. Хотя, когда он вытаскивал её холодное тело из ванны, — одежды на ней не было, а вчера… Гарри прогнал эту чушь прочь. Не стоит думать о таком с утра пораньше, а лучше попытаться забыть. В конце концов, он надеялся, что они вели себя всё же по-дружески.

Отринув все сомнения в сторону, Гарри отправился на поиски Гермионы.

Она обнаружилась в своей комнате за весьма интересным занятием.

Гермиона стояла перед зеркалом и придирчиво разглядывала своё отражение, больше всего внимания уделяя волосам.

— Что ты делаешь? — прервал её занятие Гарри своим любопытствующим вопросом вместо того, чтобы пожелать доброго утра.

— О, Гарри! — радостно воскликнула Гермиона и развернулась лицом к нему, радушно улыбнувшись. Эмоции на её лице контрастировали с общей помятостью всего тела и одежды, что выглядело довольно мило и заставило Гарри тоже улыбнуться в ответ. Судя по поведению Гермионы, она ничуть не заморачивалась по поводу произошедшего вчера. Ему стоит последовать её примеру и перевернуть эту страницу.

— С добрым утром, — исправил он свою оплошность.

— И тебе того же, — в том же тоне ответила Гермиона и вернулась к прерванному занятию.

Гарри прошёл в комнату и уселся на кровать, где раньше спала Луна, продолжая наблюдать за Гермионой.

С этого ракурса было видно, что на столике перед зеркалом лежит открытая книга. И Гермиона нет-нет, но изредка бросает взгляд на открытые страницы. Гарри уже было хотел напомнить о своём присутствии и повторить вопрос, но Гермиона начала говорить сама.

— Мне родители не разрешали коротко стричь волосы. Сам знаешь, шевелюра у меня своенравная, в лохматости не уступит даже твоей, так что короткая стрижка на таких волосах смотрелась бы кошмарно, но у волшебников средства для ухода за волосами также необычные, так что совладать с непослушными волосами можно, было бы время и подходящее зелье.

Гарри честно не знал, зачем она ему это рассказывает, с другой стороны, он сам попросил объяснений, хотя они никак не вязались с тем, что делала Гермиона сейчас, если только… Додумать мысль он не успел, потому что, прекратив придирчиво разглядывать свои волосы в зеркало, Гермиона решительно кивнула своему отражению, а потом взяла лежащую рядом с открытой книгой палочку и несколькими взмахами, сопровождаемый каждый своим заклинанием, избавилась от большей части своих волос.

Если бы Гарри стоял, то он бы захотел поскорее присесть, — правда, хвала Мерлину, он уже сидел, — настолько это было неожиданным для него действием.

Гермиона вновь развернулась к нему, одним изящно выполненным Эванеско уничтожив остриженные заклинанием волосы.

Гарри запаниковал, ведь она обязательно спросит у него: "Ну, как?" или "Мне идёт?", "Что думаешь?" или любую другую вариацию вопроса, чтобы узнать его мнение по поводу столь радикальных перемен в её внешности.

А он решительно не знал, что сказать. Новый внешний вид подруги был столь непривычен, что он не мог оторвать от неё взгляда.

Непокорная копна волос всегда добавляла визуальной внушительности образу Гермионы, особенно в школе, на начальных курсах, когда она ещё не скрепляла волосы заколками, не делала никаких причёсок, или, как в последнее время, не собирала их в косу.

Весь этот пушистый ореол из волос в голове Гарри всегда ассоциировался с гривой льва, пусть Гермиона и девушка, а у львиц грив не бывает. Сейчас же, когда он увидел её со стрижкой практически под мальчика, увидел её изящную шею, аккуратные уши, которые теперь стали видны, — вся та внушительность образа подруги вдруг резко пошатнулась. Она показалась ему чересчур хрупкой и беззащитной. Вновь.

Но Гермиона ни о чём подобном спрашивать его не стала.

— Тебя подстричь? — она призывно качнула палочкой в его сторону.

До этого растерявшийся и не знающий, что сказать в ответ на так и не заданный вопрос, Гарри в этом случае быстро нашёлся с ответом.

— Учти, если волосам не понравится, то они сами отрастут назад, — улыбнулся он, взъерошив свою шевелюру.

— Живут своей жизнью?

— Что-то вроде того. Однажды тётя просто кошмарно меня подстригла, а я так из-за этого переживал. Я и так не особо популярным был в школе, а тут ещё это. Так зря, оказывается, переживал. За ночь волосы отросли обратно.

Гермиона кивнула, принимая к сведению услышанное, но потом всё же добавила.

— Ну, переживать тебе не стоит. Я всего лишь чуть подровняю тебе кончики, а то ты неплохо так оброс. Ты же мне доверяешь?

Последний вопрос Гермионы ввёл его в настоящий ступор и даже чуть разозлил: кто, если не она? Когда волна его внутреннего праведного гнева, недовольства и возмущения схлынула, и он всё же решился упрекнуть её в том, что она спрашивает всякие глупости, Гарри увидел хитрую улыбку на лице Гермионы. Поняв, что к чему, он слегка укоризненно взглянул на неё и перевёл свой взгляд на зеркало: чёлка, уже порядком ему мешавшая, укоротилась, да и в целом волос убавилась, а он этого даже не заметил!

Он вновь хотел на неё разозлиться, но не смог. Это же Гермиона. Судя по вернувшимся, он надеялся, в полном объёме, воспоминаниям, его злость на подругу, которая то и возникала крайне редко, никогда не была оправдана.

Гермиона села рядом с ним. Теперь Гарри в зеркало видел не только свои перемены в причёске, но и у Гермионы.

Перемены радовали глаз.

Она засунула руку под подушку и протянула ему небольшую пробирку, плотно закупоренную пробкой. Гарри недоумённо посмотрел на неё, но пробирку взял.

— Что это?

— Присмотрись внимательно.

Он поднёс её поближе к лицу и прищурился. Внутри оказался чёрный волос.

— Это волос Беллатрикс Лейстрендж, — объяснила Гермиона безэмоциональным голосом, буквально повалившись на спину. Она перекатилась на бок спиной к Гарри и поджала ноги к груди, словно в защитном жесте. Гарри скосил на Гермиону взгляд, но так как лица он её не видел, он не мог понять, как ей даётся эта тема для разговора, но для поддержки всё же положил свою руку её на талию.

— Я сняла его с той одежды, в которой была, когда нас схватили егеря и приволокли в поместье Малфоев.

— К чему ты клонишь? — Гарри порадовал тот факт, что, говоря всё это, она переплела свои пальцы с его, словно ища поддержки. Он чуть сдавил её пальцы меж своих.

— Помнишь, когда мы слушали вместе с Луной "Поттеровский дозор", там было упоминание про двух гоблинов: один был убит, а второму удалось ускользнуть.

Гарри утвердительно кивнул, но потом сообразил, что Гермиона не видела его кивка, но судя по тому, что она продолжила говорить дальше, — то был риторический вопрос.

— Когда Лейстрендж пытала меня, её очень взбесил тот факт, что мы могли пробраться в её хранилище в Гринготтсе. По мне, так она не всегда отличалась каким-то адекватно прослеживаемым поведением, но эта её реакция была слишком истеричной. Вспоминая это, мне сейчас кажется, что она даже была слегка напугана тем фактом, что мы могли пробраться в её хранилище. Она до смерти боялась, как бы Сам-Знаешь-Кто не узнал. Почему она так перепугалась? Что мы ещё могли там взять, помимо меча Гриффиндора, который, она думала, мы там выкрали?

— Считаешь, что у неё в сейфе может быть крестраж?

— Возможно, — неуверенно ответила Гермиона.

— Но мы всегда искали и думали о местах, связанных с Сама-Знаешь-Кем.

— Он мог бывать в сейфе Лестрейнджей?

— Я даже не знаю, был ли он когда-нибудь в Гринготтсе, — ответил Гарри. — В молодости он не хранил там золото, потому что никто не оставил ему наследства, а снаружи должен был увидеть его в первый раз, как оказался в Косом переулке.

Внезапно его осенила очень простая и банальная догадка, которая, тем не менее, могла оказаться правдивой.

— Он, наверно, страшно завидовал тем, у кого есть ключик от сейфа в банке. Считал это знаком принадлежности к волшебному миру. Не забывай, как он доверял Беллатрикс и её мужу, — они были его самыми преданными слугами ещё до падения, они разыскивали его, когда он исчез. Я слышал, он так сказал в ту ночь, когда вернулся, — Гарри ненадолго задумался, а потом всё же продолжил: — Всё-таки вряд ли он рассказал Беллатрикс, что это крестраж. Он ведь и Люциусу Малфою не говорил правды про дневник. Наверное, просто велел ей положить в сейф нечто необычайно ценное. Как мне говорил Хагрид: если хочешь что-нибудь спрятать, то Гринготтс — самое надёжное место в мире, кроме, может быть, Хогвартса. Тогда твоя догадка может быть верна, Гермиона! — воодушевился он, чувствуя новую ниточку, новый виток в их миссии. — И про гоблина ты спрашивала меня, потому… — эта безумная мысль ещё не успела сформироваться у него в голове, а Гермиона уже резко вскочила и обожгла его довольно решительным взглядом.

— Нам с тобой придётся ограбить Гринготтс!

Гарри в очередной раз поблагодарил Мерлина за то, что он сидит, потому что сегодня был день шокирующих заявлений и поступков от Гермионы.

— И как ты себе это представляешь?

— Очень смутно, — честно призналась та.

—Хочешь разыскать этого гоблина?

— Я думала об этом. Это наша единственная ниточка, чтобы пробраться в Гринготтс.

— А если он не захочет нам помогать?

— Пока не спросим — не узнаем.

— И как ты его собираешься разыскать?

— Я без понятия, — Гермиона сникла.

У Гарри тоже не было никаких идей, но он чувствовал, что тот застой, царивший в их деле, мог сдвинуться с мёртвой точки, и шестерёнки в его отвыкшем быстро соображать мозгу закрутились. Он вспомнил, что они уже были в похожей ситуации. Им нужен был Наземникус, и у них не было ни малейшего представления о том, как его разыскать. Они попросили Кикимера и Добби. И эльфы справились. Правда, искать скрывающихся от егерей гоблина и магов — это не выслеживать пройдоху-мага. Если не получится — придётся обратиться к Ордену Феникса и через Поттеровский дозор разыскать их, но это уже было бы на самый крайний случай.

— Добби, Кикимер! — позвал Гарри. Эльфы по очереди появились в комнате Гермионы. — Помните, вы нам помогали с розыском Наземникуса? Сможете найти ещё кое-кого?

— Добби сделает всё, что в его силах, чтобы помочь Гарри Поттеру, сэру, — тот поднял свою маленькую ручку к груди и решительно сжал ладонь в кулачок.

— Кикимер обязан выполнять приказы своего хозяина, — в голосе старого эльфа не было такого энтузиазма, как у Добби, и вообще он прозвучал прохладно, но по крайней мере он не стал спорить, ругаться и пререкаться.

— Хорошо, — кивнул Гарри. Гермиона с интересом смотрела на них троих, пока смысл ранее сказанных слов Гарри не дошёл до неё… Ну конечно, Наземникус! Как она могла забыть. Всё повторялось. Они так же затаились на Гриммо, как и в тот раз. Им так же придётся ждать результатов, как и в прошлый раз. Вот только тогда их было трое… Сначала она испугалась своих мыслей о Роне, потому что боялась собственной реакции. Но, собственно, никакой реакции-то и не было. Они больше не ранили её. Как будто она действительно отпустила и осознала. И всё уже решила для себя.

— Я хочу вас попросить найти скрывающихся от нынешних властей волшебников и гоблина. Среди волшебников есть мой однокурсник — Дин Томас. Вместе с ним путешествует гоблин. Именно он нам и нужен. Если вы их разыщете, я хочу, чтобы вы от моего имени попросили встречи с ним. Если он согласится, то его нужно будет доставить сюда на Гриммо.

— Будет исполнено! — тут же отозвался Добби.

— Если этот мальчишка всё ещё числится в студентах Хогвартса, то это существенно упростит поиск. Можно будет обратиться за помощью к общине эльфов Хогвартса, — проскрипел Кикимер. Добби активно закивал в подтверждение слов Кикимера, да так, что его уши заколыхались.

— Эльфы Хогвартса почитают Гарри Поттера, сэра, так что, думаю, они не откажут в помощи.

Кикимер тяжёлым взглядом посмотрел сначала на Добби, а потом на Гарри с Гермионой. Протяжно вздохнув, он исчез. Добби, по видимому, хотевший сказать ещё что-то, заметил это, закрыл рот и исчез следом.

После того, как эльфы покинули их, Гермиона произнесла:

— Наверно, гоблин потребует плату, если согласится.

— Скорее всего, так и будет, — Гарри кивнул, соглашаясь с мыслью Гермионы. — Если Наземникус не всё растащил из этого дома, надеюсь, тут найдётся барахло, которое сможет заинтересовать гоблина.

Гермиона в некотором восхищении посмотрела на Гарри, потому что такая мысль даже не приходила к ней в голову. Воистину, одна голова — хорошо, а две — ещё лучше. В их случае эта поговорка срабатывала практически в полном объёме, хоть иногда Гарри и был чертовски несносен, котелок у него варил на порядок лучше Гермиониного в ситуациях, когда принятие решения требовалось здесь и сейчас. Пока она сомневалась и взвешивала все за и против, Гарри уже действовал.

— Мерлин с ним, с гоблином, пока ничего неизвестно, будем решать проблемы по мере их поступления. Ты мне вот что скажи: тебе придётся изображать Беллатрикс, сможешь?

— Придётся потренироваться, — Гермиона нервно усмехнулась.

— Но как же… — хотел было возразить Гарри, но она решительно перебила его.

— Я справлюсь, Гарри, — он видел показную решительность на её лице, но так как он знал Гермиону не первый год, то увидел, что под этой маской она нервничала, и мысль перевоплощения в Беллатрикс доставляла ей дискомфорт. Её рука сама по себе потянулась к кончику косички, который она всегда любила теребить во время раздумий, хотя сейчас косички уже не было.

— Я проверила наши запасы. Оборотного зелья хватит ровно на одного, — она опустила руки вниз и посмотрела на Гарри. Её лицо в этот момент ему не понравилось. Оно было не то чтобы обречённым, но было видно, что она сама не в восторге от того, что им предстоит. Но если крестраж действительно там, а они отступятся… Чаши весов склонялись то в одну, то в другую сторону и никак не могли уравновеситься.

Ладно, раз Гарри сказал, что проблемы они будут решать по мере их поступления, у неё оставался ещё один спорный момент.

— Помимо того, что я в неё перевоплощусь с помощью оборотного зелья, ещё у меня будет её волшебная палочка, — она приподняла подушку, из-под которой до этого извлекла пробирку с волосом. Под ней оказалась волшебная палочка.

— Ты уверена, что это её? — с сомнением спросил Гарри. Он помнил, что они захватили с собой несколько волшебных палочек, когда удирали из поместья Малфоев, в том числе и палочку Хвоста, которой Гарри периодически пользовался, за неимением собственной. Положительным моментом было то, что им удалось вернуть себе палочку Гермионы, которую у них отобрали, когда их поймали егеря. Сейчас она лежала между страниц открытой книги на комоде перед зеркалом, тогда как хозяйка разглядывала другую палочку.

Эта волшебная палочка больше смахивала на коготь птицы, чем на инструмент волшебника. Такая же криповатая, как и сама Беллатрикс.

Возможно, это действительно палочка Лестрейндж.

— Да, — с некоторой заминкой, но всё же ответила Гермиона, а потом продолжила: — Я гипнотизировала взглядом её кончик и ждала, когда с него сорвётся очередной предназначенный мне Круциатус, такое не забывается, — на этих словах она болезненно усмехнулась, но, заметив реакцию Гарри, поспешила сменить тему: — На самом деле проблема в другом, — она пересилила себя и взяла палочку в руки с таким видом, словно боялась, что та её укусит. Гарри видел эту борьбу на её лице и понял, чего ей стоило просто взять её в руки. — Ненавижу эту штуковину, — тихо, едва слышно сказала она. — Ух, как ненавижу! — тут уж она разошлась и чуть ли не выкрикнула эту фразу. — Она не ложится в руку и не слушается совсем. Как будто часть её самой. Это так мерзко!

— Это твоя идея, может, мы могли бы обойтись без этого?

— Могли бы, — с заминкой ответила Гермиона, словно в очередной раз оценивая свою идею и взвешивая все за и против. — Но с её палочкой это будет более убедительно.

— Резонно, — кивнул Гарри, — это поможет тебе вжиться в образ. Подумай о том, что в своё время творила эта палочка, — хоть Гарри и показалась его мысль удачной, но по резко изменившемуся лицу Гермионы он догадался, что сказал несусветную чушь. Он быстро понял это, но сказанного уже не воротишь.

— Эта волшебная палочка мучила маму и папу Невилла и ещё невесть скольких людей, в том числе и меня, — тихо проговорила Гермиона. — Она убила Сириуса!

Этот момент он как-то упустил или подзабыл, но стоило Гермионе напомнить об этом — его посетило свирепое желание сломать эту палочку.

— Мне нужно сделать так, чтобы она меня сносно слушалась, ну, хоть капельку, — видимо, все эмоции отразились на лице Гарри, потому что Гермиона поспешила продолжить, чтобы отвлечь его: — Вдруг мне придётся колдовать в публичном месте, будучи в образе Беллатрикс? Я не исключаю такой возможности, хоть мы, как обычно, всё спланируем, но может случиться Мерлин знает что. Поэтому лучше перестраховаться.

Мысль была разумна и предусмотрительна. Как раз в духе Гермионы.

Гарри задумался над тем, что он знает про волшебные палочки. Знания его в этой области были скудны до безобразия.

— Что ты сама думаешь об этом? — правильнее было бы спросить у самой Гермионы. Ведь если она всё это предложила, то думала об этом.

— Про волшебные палочки мало что известно. В книгах про них не особо много пишут. Мне кажется, что все знания касаемо волшебных палочек передаются от мастера, их изготавливающих, своему подмастерью. Но есть некоторые источники, в которых можно почерпнуть хоть какую-то информацию. Помнишь, ты говорил, что Сам-Знаешь-Кто искал Старшую палочку?

Гарри кивнул. За этой палочкой в истории тянулся кровавый след.

— Она служила тому человеку, который отбирал её у предыдущего владельца силой: убивая или же лишая права владеть ею в дуэли. Из истории я знаю несколько примеров, когда волшебник забирал себе палочку поверженного врага в качестве трофея, и та сносно его слушалась.

— Не волшебник выбирает палочку, а палочка выбирает волшебника, — сказал Гарри, вспоминая слова Олливандера. Вот у кого бы точно им сейчас спросить совета или консультации.

Гермиона кивнула, подтверждая слова Гарри:

— Лишившись хозяина — или когда хозяин признаёт за собой поражение, — палочка может выбрать себе другого владельца, и первым кандидатом будет тот, кто отвоевал себе право владеть ей.

— Звучит странно и даже пугающе, — честно признался Гарри. — Я никогда не воспринимал палочки в таком ключе и всегда думал о них как об инструменте. А ты говоришь о них так, словно они живые.

— Может и так, но в любом случае палочка подчиняется или не подчиняется воле волшебника. Попробуй, — Гермиона протянула Гарри палочку Беллатрикс.

Он взял палочку из рук Гермионы. Даже несмотря на кипящую внутри него ненависть к её предыдущей хозяйке и еле сдерживаемое желание превратить этот коготь в две бесполезных щепки, она безропотно легла ему в ладонь. Гарри прислушался к своим ощущениям. В руке немного покалывало, как будто он её отлежал. Ничего общего с тем ощущением, когда он в одиннадцать лет впервые взял в руку свою волшебную палочку.

Ему редко доводилось держать в руках чужие палочки и тем более колдовать ими. За исключением палочки Гермионы, которая слушалась его прекрасно. Может, это было из-за того, что между ними были настолько крепкие узы, насколько это вообще возможно? Поэтому её палочка позволяла ему собой колдовать? С другой стороны, палочка Хвоста вполне сносно его слушалась, не хуже чем Гермионина. Но этот случай как раз попадал под ситуацию, которую они только что обсуждали. С палочкой Беллатрикс было точно так же, по факту, она была его трофеем, хотя формально отвоевал её Добби.

— Люмос, — скомандовал он. С небольшой задержкой, но на кончике волшебной палочки появился огонёк. Зато во время заклинания Гарри почувствовал некое сопротивление, как будто палочка, находящаяся в его руках, ничего не хотела делать по его воле, но что-то всё же заставило её подчиниться. Он выполнил ещё несколько заклинаний, на этот раз невербально. Результат был гораздо лучше, чем тот хилый Люмос в самом начале, но интуиция ему подсказывала, что Патронус ему этой палочкой не вызвать, хоть ты убейся.

— Сопротивляется, — вынес свой вердикт Гарри.

— Но ты ей колдуешь, а я даже Люмос наколдовать не могу.

— Подожди, а как насчёт нас с тобой и твоей палочки? Или вообще наших занятий в Отряде Дамблдора. Мы тогда столько дуэлей провели, что не счесть.

— Ну, насчёт нас с тобой, думаю, ты сам догадался.

— Были мысли, — честно признался Гарри, — и думаю, я размышлял в верном направлении.

— А с Отрядом Дамблдора — думаю, там всё просто. Из нас никто не был враждебно настроен друг к другу. Целью было не повергнуть противника, а отработать на оппоненте заклинания. Думаю, намерения, так же, как и воля, учитываются.

— И ты подводишь это всё к тому, что… — он уже догадывался, что она скажет, но раз сегодня день шокирующих заявлений от Гермионы, то пусть она скажет это сама. Три — хорошее, магически устойчивое число.

— Дуэль, Гарри. Причём настоящая, без поддавков. Мне придётся отвоевать у тебя право колдовать этой палочкой.

— А без этого никак нельзя? — он не горел желанием вступать с Гермионой в магическую дуэль. — Может, я просто передам тебе эту палочку в безвозмездное пользование, как ты предоставила мне свою?

Он протянул палочку Лестрейндж обратно Гермионе, та, конечно, взяла, но сколько бы она не пыталась, у неё даже Люмос не получился.

— Так и знала, что это не сработает. Думаю, эта штука нахваталась гонору от своей предыдущей хозяйки. И подчинится она кому-то только по праву силы.

Гермиона грустно улыбнулась ему и протянула палочку в форме когтя назад. Гарри взял её и долго смотрел гипнотическим взглядом на Гермиону, не проронив при этом ни слова.

Он размышлял над тем, нет ли у Гермионы каких-то скрытых мотивов? Не думала ли она ещё, что если она подчинит себе палочку Лестрейндж, то ей станет от этого лучше? Если это то, что ей нужно помимо всего, что было озвучено, пусть так. Дуэль, так дуэль.

— Хорошо, пошли, — он взял её за руку и потянул к выходу из комнаты.

— Куда? — удивилась она.

— Туда, где мы уже устроили погром, — Гарри улыбнулся, — громить ещё и эту комнату я не дам. Кикимер нам с тобой тогда точно уши надерёт.

Шокированная Гермиона только и успела, что сцапать свою палочку с комода перед зеркалом до того, как Гарри увел её из комнаты.

Серьёзность предыдущего разговора резко контрастировала с тем моментом, что Гарри довольно легко согласился. Хоть она и знала его как облупленного, но иногда ей было трудно понять что у него на уме. Как сейчас.

Конечно, у неё был скрытый мотив, но с другой стороны, подоплёка у всего этого действа далеко не радужная. Она должна понять и принять всё, что сотворила эта палочка в руках своей бывшей хозяйки, в том числе и пытки над собой. Она знала, на что шла, когда сказала Гарри после похорон Дамблдора, что пойдёт с ним. Тогда может и не до конца понимала, но сейчас хлебнула горя в полном объёме. Без жертв со своей стороны не обойдётся. Гарри знал об этом с одиннадцати лет, со своей первой встречи с Волдемортом в теле Квиррелла. Она же с этим была плохо знакома. Что ж, никогда не поздно начать.

С другой стороны, разговор у них вышел не из лёгких, а дуэль — отличный способ сбросить напряжение и выпустить пар. По крайней мере, Гермиона была чертовски напряжена и даже взвинчена всем этим. Посмотрим, что у них из всей этой затеи получится.

_____

Примечания автора: это последняя часть 14 главы (наконец-то), следующая глава не должна себя заставить долго ждать, потому что в основе лежат оригинальные события книги.