По ту сторону зеркала (гет)

Мари. Только с ней я мог быть самим собой. Не лгать. Не притворятьсгя. И не бояться. Ничего. Раньше я думал, что нужно быть одному, чтобы не растерять способность противостоять всему миру. Нельзя заводить постоянную девушку, а уж тем более влюбляться в неё, ведь любая привязанность означала бы слабость. Любой объект этой привязанности стал бы объектом, посредством которого меня можно было шантажировать, так сказать, рычагом давления. Как там... «Влюблённый волк — уже не хищник»? Глупая фраза, но, Мордред подери, правдивая. Однако Мари так неожиданно ворвалась в мою жизнь, что я не успел даже опомниться, а она уже успела перевернуть весь мой внутренний мир. Её любовь придавала мне такую силу, что я ощущал себя самым могущественным волшебником на земле. С ней было без вариантов. Мои принципы пали перед неотвратимостью судьбы. Она была не просто моей половиной; она была чем-то большим. Тем, без чего я не мог даже существовать. Поэтому сейчас я жил лишь на слабеющем заряде от воспоминаний о ней.

На работе я с какой-то ненормальной нервозностью хватался то за одно, то за другое. Не заканчивая, бросал дело на полпути, брал следующее, снова бросал. Мой психоз передался даже перу, которое отказывалось писать. Я дёргаными движениями достал из сейфа пачку сигарет и закурил. Впервые за два с лишним года. Вдруг в кабинет вошёл Скорпиус. Я, честно говоря, уже забыл, что вызывал его. Сигаретный дым одурманил; я сильно отвык от этого эффекта. Боль, к счастью, тоже притупилась на время.

— Тед, у тебя всё в порядке? — с долей обеспокоенности спросил Малфой.

— Нет, — нервно ответил я и тут же задал вопрос, очень глупый и безнадёжный. — Как хочешь помочь?

— Никак, — не раздумывая, ответил он. Я ожидал такого ответа, и чуть ли не наслаждение испытал. Такое ненормальное наслаждение. Это был уже мазохизм. Скорпиус всё ещё стоял у двери: — Из вежливости спросил.

— Понятно. Заходи, садись, — я кивнул на стул, и голову опять защемило с удвоенной силой. Переждав этот приступ, я с трудом произнёс: — Ну и создал мне этот Хамфри проблемы. Ох, создал...

— А ты-то тут при чём?

— Я при чём? Действительно, я-то тут при чём? — глаза слезились то ли от дыма, то ли от молотков в голове. — И почему всегда начальников увольняют, если они не при чём. Вчера уже с невыразицами имел беседу.

Я стряхнул пепел прямо на пол. Скорпиус (вероятно, всё из той же вежливости) предложил:

— Тед, может, тебе пепельницу наколдовать?

— Наколдовать я и сам могу, пока ещё в состоянии, — резко ответил я. Как всегда. — А вообще, забей на это и слушай, что я тебе скажу. После высказываний нашего доблестного героя и газетных репортажей в отдел набежала куча невыразимцев, которые провели проверку документов и личного состава. В ходе проверки выяснилось, что у нас чуть ли не треть отдела увольняется.

— Как так? — с ироничной полуулыбкой спросил Малфой. Делает вид, как будто ничего не знал, скользкий тип.

— А вот так, — я постарался ответить как можно сдержаннее. — Следствие вообще в полном составе... если ещё и пропавшего Хамфри считать.

— А Джеймс?

— Джеймс подал рапорт о переводе, если где-то есть свободное место. И Финниган тоже.

— А ты помнишь, что не так давно ты его избил? — спросил Малфой с таким видом, словно знал, что я ему за это ничего не сделаю. Он был прав. Даже он, мой подопечный и родственник, находился сейчас в гораздо более выгодном положении, нежели я.

— Скорпиус, — я решил ещё поиграть в сурового аврора, — если бы я его избил, он вообще бы уже нигде никогда не работал. Я просто врезал раз за дело.

— А он просто ушёл, — нахально сказал Малфой, зная, что мне неприятно это слышать. Он сидел напротив меня и откровенно издевался. — Его право.

— Ага, и ещё куча народу. Короче, невыразимцы проверили все данные, побеседовали с сотрудниками, и выяснилось, что всё это началось после ухода его святейшества Поттера. Ангела в человечьем обличии, судя по отзывам. А пришёл вот такой гад-полуооборотень, и началось.

— Послушай, Тед, — Малфой закатил глаза и еле сдерживал ухмылку, — о тебе можно много чего нехорошего сказать, но точно нельзя сказать, что ты дурак. Так что, я надеюсь, ты понимаешь, что доля правды в этих отзывах есть. Или ты что, — он хамовато прищурился, — думал, что ты будешь орать на людей, прессовать, бить, а они за это будут к тебе хорошо относиться?

— Да прав ты, прав, — вымученно протянул я. Малфой выразил вслух то, о чём я думал половину сегодняшней ночи. Голова разваливалась на куски, но я нашёл в себе силы продолжить: — Только беда не в этом. Если бы не Хамфри с его гениальным заявлением, всё бы это прошло тихо, а теперь... начальство и его хочет под эту тему подвести.

— Как? Типа он против тебя взбунтовался?

— Вот именно. Всё было замечательно в Аврорате у Мальчика-Который-Выжил. Но его место занял глава оперативников, моральный урод и монстр. По крайней мере, у невыразимцев это уже звучало, — я тяжело дышал; голова была словно в стальных тисках, — а если это теперь хоть раз где-то в прессе прозвучит или Хамфри как-то прокомментируется, они зацепятся... И меня уже ничто здесь не удержит. Тем более я по факту всего лишь исполняющий обязанности, а не назначенный глава отдела. Народ требует крови. Честного — в кавычках — героя Дэна Хамфри уволить нельзя, поэтому надо найти крайнего, желательно злодея, и кинуть на съедение толпе.

— Ну хорошо, — сказал Скорпиус с долей издёвки над тем, как я влип. Я изо всех сил сдерживал звериный оскал. Нервы были ни к чёрту. — От меня-то ты что хочешь? Чтобы я с Дэном поговорил? Я думаю, ты и сам можешь. Да и потом, не хочет он бунта. Не будет ничего такого говорить.

— Да нет, — я чувствовал, как мышцы моего лица дрожат от напряжения. Руки тоже тряслись, и чтобы это скрыть, я крепко сцепил их. — Чего уж с него теперь требовать. Я тебя по другому делу позвал. У меня в машине сзади лежит портфель, — я достал ключи и положил их перед Малфоем. — В нём очень важные документы. Все данные по одной нелегальной лавке на Лютном. Так вот, возьми его, а я потом скажу, кому и когда его передать. Только без присмотра не оставляй.

— А сам? — спросил он с тем самым высокомерием, что было так присуще представителям его фамилии.

— Спасибо Хамфри, — оскалился я. — За мной теперь и последить могут. Я должен оставаться невинным и надеяться на чудо. Всё, бери, Скорпиус, иди. Ключи потом занесёшь.

Он ушёл, а я, оставшись один, уронил чугунную голову на стол. Хотелось что-нибудь сделать — что угодно — лишь бы прошла эта боль. Напиться, наглотаться таблеток, наслать на себя Аваду... Как же всё было ужасно.

Не прошло и часа, как ко мне припёрлись журналисты. Если бы я не был исполняющим обязанности главного аврора и не разваливался на части, то они убрались бы из моего кабинета подобру-поздорову. Но ситуация была такова, что я не мог им и слова сказать против. Корреспонденты... Общественное мнение... Попробуй только вякни что-нибудь не то. Сразу загрызут без суда и следствия. Грёбаная пресса... Я привалился к дверному косяку, пока репортёры орудовали в кабинете, и пытался вспомнить, где я уже встречал это слово. Что-то знакомое... Но из мыслей меня вырвал Лисандер.

— Тед, что это? — спросил он, кивая на журналистов.

— А на что похоже? — утомлённо отозвался я.

— Так... какого Мерлина? — задал он новый риторический вопрос.

— Думаешь, я сам? Кингсли заставил.

— А, — в его глазах отразилось любопытство. Саламандер вообще реагировал немного иначе, чем другие. Он всё ещё не оставлял идеи как-то помочь мне. — Проинструктировали, что говорить?

— Проинструктировали, чего не говорить, — холодно ответил я.

— Мистер Люпин, — подошёл один из репортёров, — всё готово. Идёмте.

— Иди, гуляй, — я осторожно ткнул Лисандера в плечо, проявляя хоть какую-то отзывчивость на эти его альтруистские стремления.

Буквально через пару часов я уже читал собственное интервью в новом экстренном выпуске «Ежедневного пророка». Быстро-то как всё. Говорил много и ни о чём. Столько воды. Не в моих правилах, но сейчас не я задавал тон.

Малфой связался со мной по каминной сети, чтобы сообщить, что чемодан у него. Я продиктовал ему адрес ресторана, куда нужно было отвезти документы. А потом кое-как наколдовал Патронуса и, стараясь говорить ровным голосом, отправил его к Хамфри с настойчивым требованием встречи. Когда серебристая дымка моего волка растаяла во тьме, в кабинет зашёл Лисандер. Опять.

— Стучать не учили? — грозно спросил я, доставая из сейфа огневиски и наливая в стакан. Рука дрожала, и половину я расплескал мимо, но сейчас мне было всё равно.

— Тед... — ошарашенно произнёс Лисандер, во все глаза глядя на то, как я залпом выпиваю порцию спиртного. — Что случилось? Может, тебе целителя вызвать, или помочь самому добраться до Мунго? С тобой явно какая-то хрень происходит последнее время.

Я лишь прохрипел что-то невнятное в ответ и налил себе ещё полстакана, а также плеснул жгучего напитка в маленькую рюмку. Саламандер пребывал в самом настоящем ступоре, ошалело следя за каждым моим движением. Я подвинул ему рюмку и вопросительно посмотрел на него.

— Что хотел?

— Извини, я в коридоре услышал, что ты к Хамфри Патронуса отправил. Где он, не знаешь? Когда появится?

— Слишком много вопросов, — похрипел я, с трудом поднимая голову. — Ты что-то конкретное хотел?

— Да нет... — растерялся Саламандер. В другой раз я бы вышвырнул его за шкирку, но сейчас я реально хотел, чтобы со мной кто-нибудь поговорил.

— Где он, я не знаю. Надеюсь, скоро окажется в морге.

— Тед! — на лице Лисандера отразился страх, но это не был тот типичный страх передо мной, который я видел у всех остальных. Это был, скорее... страх перед тем, что я могу натворить. — Ты же понимаешь, что к нему сейчас приковано внимание этих вездесущих корреспондентов. Вас могут увидеть.

— Поэтому я встречусь с ним где-нибудь в магловском безлюдном районе, — невозмутимо ответил я, глядя куда-то в пространство.

— Ты что, хочешь его убить? — глаза Саламандера всё расширялись, и в этот момент он сильно напоминал свою мать, Луну, у которой глаза всегда были словно немного навыкате.

— Если понадобится — да, — я небрежно повёл плечом.

— Тед, может...

— Не может! — я резко встал. — Дай мне его убрать, Лисандер. И никому ни слова.

— Постой, — он схватил меня за рукав мантии, которая была так же изрядно потрёпана, как и весь я. — Там твоя машина, я видел на магловской парковке... Ты же в таком состоянии, надеюсь, не сядешь за руль?

— Я буду делать то, что хочу, — упрямо просипел я. — Ты что, трансгрессировать мне предлагаешь? Я зависну где-нибудь в пространстве между пунктами А и Б, и никто никогда меня не найдёт.

Вдруг мой воспалённый мозг пронзила безумная догадка, и я угрожающе поднялся из-за стола.

— Вы что, хотите таким образом от меня избавиться?!

Саламандер даже отшатнулся назад, нащупывая палочку в складках мантии. Он тоже меня боялся, ха... Я упивался этим его страхом, но это странное злорадство в то же время было смешано с невообразимой горечью оттого, что даже один из моих самых преданных подчинённых испытывал ко мне всё тот же животный страх. Только страх и держал их всех в моём отделе. Страх быть пойманными и наказанными мной, страх за свои семьи, с помощью которых я мог отомстить им. Нет, разумеется, я бы не стал этого делать, не стал бы калечить или угрожать их родным, но разве они бы поверили мне на слово? В их глазах я и правда был монстром, воплощением всех людских грехов, вселяющим ужас в каждого, кто мел со мной дело. Смысл было доказывать, что на самом деле это не так, когда я все десять лет в Аврорате зарабатывал себе именно такую репутацию — жестокого опасного силовика, которому лучше не переходить дорогу.

— Ты спятил, Тед? — сказал наконец Саламандер. — Тебе лечиться надо, однозначно. Давай, езжай, куда ты там собирался, я тебя отговаривать не буду.

Он уже почти закрыл дверь с той стороны, как вдруг обернулся и, прямо глядя мне в глаза, отчеканил:

— Ты сам всё испортил.

Дверь захлопнулась, а я лишь усмехнулся ему в спину. Усмешка вышла вымученной и болезненной.

* * *

Я ехал в назначенное место, где должен был встретиться с виновником всех моих бед, и напряжённо думал. Конечно, алкоголь из моего организма никуда не ушёл, и любой нацеленный на выявление спирта в крови прибор с лёгкостью показал бы его наличие, но сейчас я об этом даже не беспокоился: антипохмельное зелье выветрило из меня сонливость и повысило концентрацию, поэтому ехал я вполне уверенно, ну а что касается дорожных патрулей, то даже если бы он меня остановил, у меня всегда было надёжное и безотказное средство решения проблем — волшебная палочка.

Но сейчас я думал вовсе не о магловской полиции или своих вредных привычках, а о том, поможет ли мне тот чемодан, который Скорпиус должен был с минуты на минуту передать Джону Трэверсу. Да, я пал настолько низко, что бы вынужден пойти на сделку с этой падалью, которую совсем недавно собирался посадить за решётку. Но теперь всё изменилось. Чтобы удержаться на должности главы Аврората, я решил прибегнуть к помощи проверенного годами средства — деньгам. Я договорился с Трэверсом, одним из лидеров той самой преступной группировки, за которой мы так рьяно охотились, о взаимовыгодной разовой сделке. Она заключалась в том, что в обмен на приличную сумму и обещание не трогать главарей Альянса Трэверс выдавал мне трёх членов своей организации — мелких пешек на побегушках, которые ничего не решали, но поимка коих явно шла мне в заслуги и резко поднимала мой статус как ответственного и исполнительного мракоборца, умудряющегося совмещать руководство отделом и ловлю последователей Пожирателей смерти.

Одураченный бесконечными головными болями, суетой и постоянной нервотрёпкой, я ведь чуть не провалил эту операцию, толком и не начав, потому что хотел действительно положить в чемодан деньги, настоящие купюры в том количестве, о котором мы договорились с Трэверсом. Но в последний момент меня озарил проблеск здравого смысла: с представителями Альянса нужно было играть по их же правилам. И, чтобы обезопасить себя, в чёрный плотный пакет внутри чемодан я вложил то, что у магловской полиции называется "кукла" — стопку пергаментов, имитирующих ассигнации. Сейчас за мной следили — думаю, не менее пристально, чем за героем первых полос Хамфри, поэтому могли запросто поймать на передаче взятки, и это ой как подпортило бы мне репутацию. Должности аврора (любого, не говоря уж о главном) мне было бы не видать, как своих ушей.

И сейчас, гоня свой автомобиль по тёмным заснеженным улицам Лондона, я не мог знать, что Скорпиуса и человека, которого послал Трэверс, в том самом ресторане накрыла группа быстрого реагирования из Департамента магического правопорядка. Что они допрашивали Малфоя при свидетелях, главным образом интересуясь, кто его попросил передать этот чемодан. Зная характер Малфоев, я больше склонялся к тому, что Скорпиус меня сдаст: я-то, конечно, сказал ему, что в чемодане не что иное как финансовые документы, но под давлением агента из Департамента правопорядка, коим и оказался тот самый парень, якобы присланный Трэверсом, он, по моему мнению, легко мог спасовать. Как я узнал полтора часа спустя, агент упирал на то, что я подставил Скорпиуса, сунув ему в руки самое настоящее вещественное доказательство моей несостоятельности как сотрудника Мракоборческого отдела. И делал он это для того, чтобы у Скорпиуса затряслись поджилки, и он выдал бы меня с потрохами ещё до того, как чемодан был бы вскрыт на глазах у всех.

И кто бы мог подумать — Малфой не сдался. Он проявил чудеса упрямства, раз за разом повторяя группе из Департамента магического правопорядка, что в чемодане никакие не деньги, а просто документы, которые его попросили передать. С его слов, всё выглядело вполне прозрачно и невинно. Однако, со слов внедрённого агента, чемодан представлял собой что-то вроде бомбы замедленного действия, которую можно было эффективно использовать против меня.

Пока я ехал, успел прокрутить чуть ли не дюжину вариантов развития событий, уже пожалев, что вообще затеял эту возню, спутавшись с альянсовцами и тем самым поставив себя в ещё более невыгодное положение, чем раньше. Но отступать было поздно, и я надавил педаль газа, не зная о том, что ситуация в ресторане разрешилась для меня наилучшим образом из всех возможных. Чемодан был вскрыт при свидетелях и побледневшим пуще прежнего Малфоем, и на удивление ребят из Департамента, в нём всё-таки оказались совершенно безобидные и не имеющие никакого отношения к взятке листы пергамента. Скорпиуса отпустили за неимением состава преступления; журналистов, слетевшихся к месту действия как нюхлеры на золото, разогнали, а группу быстрого реагирования ни с чем отправили восвояси. Я узнал об этом, уже въезжая в один из самых непрезентабельных и захолустных лондонских районов, Ист-Энд, из гневной речи малфоевского Патронуса-ястреба, влетевшего ко мне в машину прямо сквозь закрытое окно. Голос Скорпиуса, извергаемый из клюва хищной серебристой птицы, был настолько злым и, судя по интонациям, обескураженным, что я даже выдавил из себя кривую усмешку, представляя, как этот ястреб сейчас заклюёт меня. Но главным было другое — то, что Скорпиус меня всё-таки не подставил, хотя находился в трудном положении и рисковал не только своим местом, но и свободой.

А также главным было то, что сделка не состоялась, и я дискредитировал себя в глазах Альянса. У них и раньше не было особой причины мне доверять, а уж теперь... Я попробовал всё, что можно. Теперь высшее руководство Министерства вкупе с невыразимцами, сотрудниками правопорядка и, конечно же, репортёрами с меня не слезут. А ведь всё так хорошо начиналось, так удачно складывалось. Кресло главного аврора было почти моим, но тут вылез этот чёрт из табакерки, этот треклятый Хамфри, которого у меня уже давно чесались руки прикончить.

Когда я наконец приехал в заснеженный гаражный комплекс на окраине Ист-Энда, Хамфри уже был там — судя по следам, почти заметённым снегом, трасгрессировал он сюда относительно давно. Он стоял ко мне спиной, и мне пришлось подойти почти вплотную, чтобы постучать его по плечу. Хамфри развернулся ко мне, и я увидел, что он преспокойно покуривал сигарету. От запаха табака у меня помутилось сознание; всё-таки, как говорится, бросая — бросай.

Мы были совершенно одни. Медленно падал снег. Было тихо, лишь далёкий вой собак нарушал эту тишину.

— Ну привет, — сказал Хамфри, оглядев меня с ног до головы. Я был не в лучшем виде: измученный бессонницей и непроходящими головными болями, уставший от бесконечных проверок и собственных мыслей. Я был зол на весь мир. А передо мной стоял главный виновник. Тот, кто нарушил мою относительно спокойную... нет, не жизнь. Существование.

— Привет, — отозвался я. — Ну дай наконец на тебя взглянуть.

— Смотри, — он сказал это так, словно делал мне одолжение. Я начинал заводиться. — Я только не пойму, зачем мы здесь-то встречаемся. Ты всерьёз думаешь, что кто-то за нами будет следить? — в его голосе слышалась насмешка. — Это паранойя, Люпин.

— А ты думаешь, что можно вот так, безнаказанно, нести с газетных страниц всё что угодно? — ответил я вопросом на вопрос с напускной холодностью, хотя внутри уже кипел от злости.

Хамфри вздохнул и скривился. Ему тоже было неприятно меня видеть.

— Знаешь, Тедди, — он нарочно произнёс моё имя в уменьшительной форме, чтобы надавить на больную мозоль. Так меня звала только бабушка. — Я что-то устал так, Тедди... Ты скажи просто, что тебе надо.

— Моя должность и вся моя карьера висят на волоске. Мне надо, чтобы ты нигде не вздумал ляпнуть хоть что-нибудь против меня. Всё и так уже на грани.

Хамфри усмехнулся. Он чувствовал себя хозяином положения и был прав. Теперь я зависел от него, а не наоборот, как это обычно бывало. Из-за этого я злился ещё больше.

— Святая Моргана! — скалясь от смеха, выговорил он. — Как же я устал от таких как ты, — добавил он уже серьёзно. — Которые меня учат, как мне жить. Не, ну если касаемо работы, то ради Мерлина, я согласен. Только не тебе решать, с кем мне общаться и кому что говорить. Понял? — он усмехнулся, откровенно издеваясь надо мной. — У тебя всё? Я пошёл...

Несколько секунд я стоял, не шевелясь. Голова трещала так, что мне казалось — от одного малейшего движения она взорвётся. А я хотел пожить ещё немного. Чтобы набить морду этому козлу, который внаглую, без всякой тени испуга или хотя бы настороженности, стоял передо мной и плевал мне в лицо.

— Стоять! — я схватил Хамфри за плечо и развернул к себе. — Ты что, не понял меня?!

— Да ты что, волчара, вконец обнаглел что ли? Я тебе не твои уроды из Оперативного. Со мной это не пройдёт, — уже спокойнее сказал он, и это спокойствие вывело меня окончательно.

— Это всё из-за тебя! — сказал я каким-то жутким голосом, который отказывался узнавать. — Сидел бы ты тихо и молчал! И люди все уходят из-за тебя и Поттера вашего! Это вы их всех подговорили! — заорал я в гневном бессильном исступлении.

— Ты чего несёшь? — так же спокойно сказал Хамфри. Потом заглянул мне в глаза. Я чувствовал, как моё лицо искажается от злости и боли в голове. — Я не пойму, ты пьяный что ли? Иди проспись, — снисходительно добавил он.

— Вы мешаете мне жить, скоты! Я вас ненавижу!

Ничего не соображая, я ударил его под дых, потом в подбородок, но он быстро ответил. Мы повалились на землю. Я подмял его под себя и начал молотить по ненавистной роже. Злоба, смешанная с ожесточением, разрывала меня; никогда ещё я не испытывал такой жажды мести. Хамфри издавал какие-то звуки, корчась от боли. Вдруг я услышал приглушённый скрип снега где-то за своей машиной. Я отвлёкся всего на миг, но соперник успел перевернуть меня на спину. Теперь уже он с диким рычанием превращал моё лицо в кровавое месиво. Я пытался отбиваться, и в один момент мне удалось оттолкнуть Хамфри и стремительно выхватить палочку из кармана.

Я выстрелил зелёным лучом... в воздух. Как ни безнадёжна была ситуация, данная мной присяга и остатки совести не позволяли посылать проклятие в безоружного, пусть и ненавистного мне урода, без предупредительного. Я направил палочку на Хамфри и поднялся с земли.

— Убери сейчас же! — ощетинился он.

— Я убью тебя! — всё тем же ненормальным чужим голосом кричал я. — Тебе всё это с рук не сойдёт! Любой, кто перейдёт мне дорогу, ответит за это!

— Да пошёл ты к дементорам, придурок, — злобно сказал он. — Я тебя не боюсь, ты понял? Ну давай, скажи эти два слова, чего ты? Ну! Ты мне даже одолжение сделаешь!

Он кричал, побуждая меня произнести заклятие. Но я не мог этого сделать. Просто не мог. Я видел, что он действительно меня не боится. Я видел, как сильно он меня презирает. Да что там... Я презирал сам себя. Мои руки тряслись, в голове стучала кровь, и я еле держался на ногах.

— Хочешь про себя правду узнать? — тихо и чётко сказал Хамфри, и я насторожился. — Ты больной обиженный урод. Тебя в детстве бабка недолюбила что ли? Знаю, что ты был обделён родительской заботой, поскольку у тебя вообще родителей считай не было. Но ты мне скажи, за что ж ты так людей-то ненавидишь, а?

Я стоял, не в силах опустить палочку и не в силах сделать что-нибудь, чтобы заставить Хамфри заткнуться. Каждое его слово отдавалось во мне глухим ударом. Подходя ближе, словно нарываясь на то, чтобы получить зелёный луч в лоб, он продолжал:

— Злобный гадкий пёс, который боится быть слабым. Боишься проиграть.

Это всё было про меня. Я не признавался себе сам. А он понял это и озвучил. Это было унизительно. Но я ничего не мог поделать.

— И ты мстишь всем. За то, что у тебя не было нормальной семьи, за то, что тебя никто не любит.

Его слова резали остатки моей души, если таковая была когда-то, кромсали меня на куски. Если бы я только мог проявлять эмоции... Но мне не было дано даже слёз. Я просто слушал свой приговор без права на апелляцию.

— Я тебя не боюсь, ты понял. Я тебя даже ненавидеть не могу. Потому что мне тебя видеть противно.

Хамфри не догадывался, насколько я сам себе был противен. Он подошёл вплотную, подставил лоб под кончик моей палочки и добавил:

— Ну давай, убей меня. Ну же! Убей! Ну чего ж ты?

Он засмеялся. Потом развернулся и пошёл к выходу из гаражей. А я так и стоял с волшебной палочкой в вытянутой руке, не способный на поступок. Но послать Аваду в спину я не мог. Это было бы окончательным позором для меня как для аврора.

По-прежнему посмеиваясь, Хамфри крутнулся на месте и исчез. Я наконец позволил себе опустить руку и упал на снег, не в силах больше сопротивляться.

Мысленно я проклинал тот день, когда родился. Я хотел смерти. Чтобы весь этот кошмар закончился. Я не имел права ходить по этой земле. Но у меня не хватало духу взять и пронзить ноющую башку смертоносным проклятием, прервав тем самым все мучения. Я был сам себе настолько омерзителен, что мечтал о внезапном кровоизлиянии или инфаркте, да даже о неизлечимой драконьей оспе. Я ощущал себя ничтожеством. Обезумев от боли, теперь уже не только в голове, я засмеялся истерическим нервным смехом, похожим на плач, исходившим словно не из моего горла.

Замолчав на секунду, чтобы набрать воздуха, я вновь услышал за спиной скрип снега под чьими-то ногами. Против меня был весь мир. Кто-то ещё хотел меня оскорбить, унизить, добить. Мало что соображая, я почти произнёс невербальное Непростительное, одновременно резко поворачиваясь и направляя палочку на того, кто рискнул подойти со спины.

Передо мной стояла Мари.