Когда б имел златые горы... (гет)

Осень снова пролетела незаметно, а за ней пришла сухая морозная зима, когда не хотелось лишний раз высовывать нос на улицу. Пару особенно холодных недель мы даже не ходили в лавку, сидели с работой дома, поджидая наших мужчин — дозоры и патрули никакая зима не отменяла, хотя и бывало в такое время спокойнее обычного.

В один из таких дней к нам пришли посланницы от сестры правителя, две дамы в возрасте, явно не из простых. Точнее, пришли они к Лефлет, но событие это было настолько неординарным и волнительным, что я восприняла его как личное. Этой зимой принцесса праздновала восемнадцатилетие и, видимо, как любая нормальная девчонка, пожелала новое платье к такому важному дню. Удивительно, но она запомнила тот мимолетный разговор на дне рождения брата и вышивку моей подруги, в искусных руках которой, как оказалось, и нуждался наряд.

Когда женщины, заручившись обещанием Лефлет в ближайшее время присоединиться к работе швей, ушли, я немедля попросилась с ней.

— Куда? — невестка непонимающе взглянула на меня, уже перебирая свои образцы, спешно вываленные на середину стола.

Ну, конечно, с чего это я решила, что мои неумелые руки сгодятся для такой работы? Виноватый взгляд Лефлет быстро вернул меня на землю, но она поспешила сгладить неловкость:

— Но я скажу, что ты мне помогала, — добавила она, будто бы это было так важно. — Ведь это такая большая честь.

Да, наверное, но не для меня. Я не росла со всеми этими понятиями о чести, и родители никогда не говорили о таких вещах. В моем простом и одновременно сложном мире не было настоящих принцесс и рыцарей, а платья продавались готовыми в любом магазине. Во все этой ситуации меня интересовало только приближение к королевскому дому, а какое могло быть дело Эомеру до того, что я сделала пару стежков на одном из платьев его сестры? Если он вообще когда-нибудь об этом услышал бы…

Позже, вечером, когда дом успокоился и затих, я лежала в своей постели и думала о том, что же я вообще делаю. Казалось, моя жизнь превратилась в череду ожиданий чужих праздников, а между ними я будто застывала, не живая, а просто существующая. В Томске в это время я бы уже училась в каком-нибудь ВУЗе, думала бы о будущем, а здесь, получается, я осталась все тем же ребенком без мыслей о перспективах дальнейшей жизни.

Вышла какая-то безрадостная картина.

«Подумаю об этом завтра», — привычно пообещала я сама себе, заворачиваясь в толстое зимнее одеяло.

И ведь действительно подумала!

* * *

Недавно я обещала себе разузнать об эльфах, да и многие другие вопросы об этом мире давно хотелось прояснить, но не спрашивать же напрямую у близких? Я аккуратно поинтересовалась у Лефлет, как и чему она училась, ведь она так много знала даже в сравнении с моими братьями, которые жили в столице несколько лет и успели выучить новый язык, а уже одно это для меня было вернейшим признаком образованности.

— Я иногда читала книги, которые у нас скопились дома, — пожала плечами подруга, не отрываясь от иголки. В последнее время она почти всегда только и бывала занята тем, что пробовала новые узоры, и ее наметки намеревались занять уже весь обеденный стол. — Сестра убегала к подружкам, а я топала в библиотеку, потому что она никогда не брала меня с собой…

Я улыбнулась: вот и с Лефлет у нас тоже нашлось что-то общее.

И, значит, книги. Здесь есть книги. Не то чтобы во мне вдруг проснулся спавший восемнадцать лет ботаник — в Томске-то я ни разу не побывала в библиотеке, да и домашние собрания родителей меня мало интересовали с тех пор, как я выросла из сборника сказок, — но в библиотеку семьи Лефлет я захотела попасть совершенно искренне, и буквально через пару дней мы уже шли «навестить родственников».

После скорых приветствий встретившему нас младшему братишке Лефлет провела меня к заветной комнате, открыла передо мной дверь, а сама ушла куда-то к своим.

Я шагнула в наполненную солнцем и пылью комнатку. Назвать ее привычной мне библиотекой можно было разве что издеваясь — маленькая каморка и всего полдюжины полок, на которых вразброс стояли и лежали явно рукописные толстенные книги. Да, мои школьные учебники и пособия заняли бы больше места, но грех было жаловаться. В принявшей меня семье никаких книг не было вообще, и я даже не была уверена, что Фрит, например, умела читать и писать.

Кажется, здесь давно никто не бывал, и от книг ожидаемо пахло пылью и, почему-то, старыми опилками. Переплеты были потрепанные, толстые, с корявыми названиями, чернила на них местами стерлись или размазались. Настоящая ручная работа, а не безликие томские учебники, в которых так и тянуло пририсовывать портретам усы.

Я вытащила одну из книг и раскрыла наугад.

Конечно, английский.

Вот и дополнительные трудности… Я могла это прочитать, с грехом пополам, да, но могла. Но для нормального понимания мне требовалась помощь того, кто говорил на вестроне и имел свободное время. Много свободного времени. У меня не было таких знакомых, но, уходя, эту книгу я все равно прихватила с собой — уж как-нибудь разберусь.

На новость о том, что я решила серьезно ударить по образованию, братья отреагировали странно: вроде, и не удивились, но и хвалить не стали. Младший пожал плечами и, поцеловав жену в светлую макушку, удалился в свою комнату переодеваться со службы, Годлаф же, задержавшись в кухне чуть дольше, после паузы спросил:

— Может, и неплохо, что ты чем-то таким займешься, но то ли это, что надо тебе на самом деле?

И я снова промолчала. Объяснять что-то, чему здесь никто не поверит, я не решалась уже очень давно, а брат наверняка подумал, что я затеяла это ради Эомера. Но ведь нет.

Или да?

* * *

День рождения Эовин уехала отмечать в Эдорас, туда же с ней отправился и наш правитель, и часть его личной охраны, в которую попал Ратгар. Я смотрела на прощание младшего брата со своей женой на запорошенном свежим снегом крыльце, и это зрелище почти заставило меня прослезиться — настолько трогательно выглядел здоровенный в своем зимнем обмундировании брат, нежно прощавшийся с миниатюрной Лефлет и их еще пока не родившимся сыном. Он уезжал всего на неделю, а переживал так, будто в его отсутствие сын не только появится на свет, но и успеет вырасти.

Смахнув не то слезинку, не то снежинку со щеки, я оглянулась на стоявшего рядом Годлафа — тот и глазом не моргнул; кажется, эта сценка впечатлила только меня.

Работа над платьем была, конечно, давно окончена, и мы с Лефлет некоторое время уже занимались чтением, переводами и разговорами на вестроне — последнее предсказуемо давалось мне хуже всего. Книга, которую я утащила первой, оказалась старым и малополезным перечислением и описанием ремесленников города, которых давно уже не было в живых. Сначала я возмущалась, зачем же хранить такую ерунду в своей библиотеке, но потом решила, что мне, в общем, все равно, на чем учиться самому элементарному, и список мы вычитали буквально за день, сложности возникли только в нескольких словах. Зато саму «книгу» было очень приятно и интересно подержать в руках, раньше я такого не видела, но подруга моих восторгов не разделила.

Вернувшийся в обещанный срок Ратгар на все наши женские расспросы про праздник и принцессу лишь устало отмахнулся:

— Да я и не ходил туда — посидел с друзьями и недурно провел время.

Подробностей к этой информации не предполагалось, и мы отстали, но я тогда впервые задумалась, почему брат не стал рассказывать об этой неделе и чем вообще можно заниматься столько времени в столице, когда вся твоя семья в другом городе.

Ранней весной в нашем полку прибыло — у Лефлет и Ратгара появился чудесный мальчишка с крепким голосом, не дававший нам всем спать до самого лета. Занятия, конечно, пришлось временно прекратить, потому что времени еще и на меня у молодой мамы совершенно не было, но и этих двух месяцев мне хватило, чтобы достичь такого прогресса, а каком я и не мечтала, обучаясь в школе по современным учебникам и схемам. Дело было, конечно, в мотивации. Вот если бы дома меня не кормили, а в школе давали за каждое выполненное задание еду, — славный был бы повод учиться лучше!

Да уж, какие только идеи не приходили мне в последнее время из-за постоянного недосыпа…

* * *

Перед самым летом, в последнюю неделю, младший брат получил увольнительную, и они с Лефлет и мелким Редвином поехали к родителям — знакомиться и показывать внука. Годлаф увольнительных не получал, а может, даже и не просил, поэтому я решила, что поддержу его и тоже не поеду. Родителям и Фрит хватит впечатлений и от новой семьи.

Мне казалось, что в последнее время старший брат все больше пропадал на службе, а дома предпочитал молчать и находить себе полезное занятие вместо семейных вечерних разговоров. Кажется, он даже переколотил заново все полки в своей комнате, хотя вряд ли они в том нуждались.

Спросить его напрямую, что происходит, мне было никак нельзя, и я терпеливо ждала, что он начнет сам или хотя бы как-то выдаст свои мысли, но все было напрасно. Правда, со мной он все же стал разговаривать почаще, и мы даже один раз выехали на прогулку.

В итоге я решила, что проблема наверняка в какой-нибудь вредной девчонке, и ждала скорейшего возвращения Лефлет, чтобы посплетничать.

Две недели протянулись так, будто прошло полгода. Я так привыкла к постоянному общению с подругой и дому, полному людей, что одинокие рабочие дни в лавке и немногословные ужины с Годлафом нагнетали на меня ощущение тоски и безысходности.

Все книги из домашней библиотеки я перечитала и даже не постеснялась спросить у хозяйки лавки, нет ли у нее чего-нибудь почитать. Та непонимающе передернула плечами, видимо, уже привыкнув к моим странностям и толком их не слушая.

— Вот это срочно, сегодня придут забирать, — она протянула мне ворох чего-то выбеленного до хруста и ушла на свою сторону комнаты.

Ответа про книги ждать было бессмысленно, да и работа сама не сделается. Я взялась за иголку и расправила ткань, отыскивая проблему, из-за которой эта вещь попала сюда.

— Вот с тех пор, как ты привела свою подружку сюда, — послышалось ворчание с того угла, — я так и не нашла другую такую же семью…

— А?

— Что «А?» Говорю, они теперь к Эльфрюн одежду носят. А у нее, между прочим, девчонка косая работает! — хозяйкин голос выдавал ее: она не сердилась, а просто ворчала, как делают это женщины в возрасте в любом мире.

Не сразу, но я догадалась: проблема была в том, что, после того, как Лефлет стала работать здесь, со мной, ее семья не могла больше пользоваться услугами этой лавки. Да, пожалуй, это было правильно — платить своей дочери или сестре было бы странно, а не платить за работу — некрасиво. Я никогда не думала об этом, но услуга и правда оказалась медвежьей: привела работницу, но отвадила клиента. Но ведь я не хотела…

Вечерело, и я засобиралась домой — завтра должны были вернуться дорогие родственники, и стоило бы прибраться в их пустовавшей комнате.

Но дома меня ждал сюрприз: они уже вернулись, пока никого не было дома, и я, зайдя в дом, услышала сразу три веселящихся голоса. Старшего брата еще не должно было быть — он приходил намного позже. За спиной сидящего за столом Ратгара было не видно, кто же навестил нас еще, а подскочившая обниматься Лефлет вообще развернула меня в другую сторону. Из ее объятий меня тут же затянуло в медвежью хватку брата, а потом я увидела ее.

— Привет, сестренка, — прошептала я, покуда Фрит нерешительно протягивала ко мне руки. У меня тут же защипало глаза, и я вцепилась в платье сестры, притягивая ее к себе и пряча лицо в грубой ткани плеча. Мелкая вымахала выше меня, и выглядели мы, наверное, очень нелепо.

— Фрит полдороги гнала лошадь, будто за ней неслись орки, — смеясь выдохнула Лефлет. — И мы приехали раньше, чем рассчитывали.

Наверное, стоило пожалеть ни в чем не повинную лошадь, но я была слишком рада, чтобы кого-то жалеть. Даже вернувшийся к ночи Годлаф был тронут этим сюрпризом настолько, что позволил себе обнимать сестренку чуть дольше обычного.

* * *

— Я хочу остаться с вами.

Я не сразу нашлась, что ответить. Время разрешенных отцом «каникул» подходило к концу, и все чаще во взгляде Фрит я видела эту тревогу. Видимо, не ожидая легкого согласия братьев или попросту боясь с ними разговаривать на подобную тему, она решила сначала проверить меня.

— Ты еще слишком мала, чтобы жить отдельно от родителей, — я представила, как там, дома, отец и мать останутся совсем одни, и какая-то горечь заполнила сердце.

— Мне уже почти пятнадцать! — с вызовом заявила сестра.

— Следующей весной, — уточнила я, с трудом заставив себя не рассмеяться: девчонке только месяц назад исполнилось четырнадцать, но слова «пошел пятнадцатый год», похоже, она воспринимала как-то неправильно.

Фрит была похожа на отца. Еще в Томске я слышала, что, если девочка внешне похожа на папу, мол, будет ей счастье. Так частенько говорили и про меня — я тоже была похожа на своего отца, того, чье лицо сейчас уже почти забыла, но разве можно меня назвать счастливицей? Теперь я глядела на выросшую сестренку: высокая, крепкая и своенравная, она напоминала молодую лошадку. Но я задумалась. В Альдбурге Фрит заинтересовали торговые ряды, деньги и разница в обеспеченности людей. Она буквально тащила меня посмотреть чей-то широкий двор с какой-нибудь росписью на опорах, едва завидев его за поворотом, или провожала взглядом людей в одежде побогаче.

Мне казалось, я знала сестру совсем другой, а теперь она выросла и изменилась. Но потом я вспомнила, как когда-то рассказывала маленькой Фрит сказку про конька-горбунка. Отреагировала хмурая малышка тогда на нее совсем не так, как я ожидала: пропустив всю сказочную мораль и восхваление ума невзрачного конька, она просила вновь и вновь рассказать про его прекрасных братьев-жеребцов.

«Нет», — решила я, — «Ни к чему Фрит жить здесь, не сейчас».

— И можешь даже не пытаться подмазаться к братьям, — для пущего эффекта я погрозила сестре пальцем. Я ведь все еще была старше и могла себе позволить так с ней разговаривать. А Фрит не могла со мной спорить.

Через два дня она, скупо попрощавшись со мной и нежно — с остальными, отправилась обратно с постоянными гонцами.