Орнейские хроники (джен)

«Борей», не новая, но еще крепкая бригантина, была оснащена восемью парами весел. Команда насчитывала сорок человек. А вот вооружение — шесть вертлюжных трехфунтовых пушек, — по мнению Арно было недостаточным, чтобы отбиться от пиратов. Он даже завел разговор с Миландосом, но тот недовольно буркнул, что до сих пор Странник их миловал. Арно пожал плечами — миловал, так миловал.

Впрочем, плавание шло даже удачнее, чем ему представлялось: штиль не захватил корабль в удушливый плен среди Сарадских островов, и команде не пришлось гнуть спины на веслах. И посему настроение на борту бригантины царило благодушное. И даже лицо капитана, хмурое в начале плавания, разгладилось.

"Из Джинеры до звезд ближе", — эта фраза вошла в присловье как олицетворение изобильного товарами и возможностями города. Выгодное расположение — на пересечении дорог, соединяющих восток юг этруррского полуострова с остальным Орнеем, вместительная гавань в бухте Медзалуна, Полулунной, где могли стоять одновременно до полусотни больших кораблей в сочетании с традиционно прагматичной политикой джинерских дуков позволяли Джинере уже три века являться самым влиятельным городом в Этррурском Альянце.

В отличии от угрюмых контрабандистов, матросы Миландоса были по-южному говорливы, безалаберны и не сторонились нового штурмана. Сыграло роль и то, что его не относили к «благородным», и даже капитан предпочитал не допытываться, кем на самом деле является Фальго, особенно убедившись, что тот знает свое дело. Арно быстро — быстрее, чем ожидал — свыкся и с простотой в общении, и с выбранным именем. Он отпустил бороду и даже внешне теперь мало чем отличался от остальных: бронзовый загар, парусиновые штаны до щиколоток, башмаки и синяя блуза. Одежда не стесняла движений и казалось ему куда удобнее офицерского мундира.

Бездонное небо и яркие краски Срединного моря завораживали, манили неведомой ранее, шальной свободой. Временами ему казалось, что иной жизни у него не было. Шпага, завернутая в плащ и обвязанная бечевкой, лежала на дне рундука в его крошечной каюте. Открывая крышку, Арно касался свертка, слово напоминая себе, что он все еще Арно Брикасс, из древнего рода Брикассов.

Через четыре дня бригантина бросила якорь на внутреннем рейде огромного порта Джинеры. От берега отошла шлюпка и вскоре на борт, отдуваясь, поднялся таможенный чиновник, важный, как сахрейнский эмир. Близоруко прищурился, читая коносамент, который с поклоном протянул ему Миландос. Арно заметил таллеру*, мелькнувшую меж пальцев капитана и перекочевавшую к таможеннику. После чего тот извлек из кармана деревянную бирку и вручил ее Миландосу. Формальности были улажены.

Брикасс хмыкнул и, отвернувшись, стал смотреть на город. Белостенные домики лепились друг к другу, взбирались по склонам Гранде-Коллины к стенам, опоясывавшим Читтавеккья, где селились аристократы и богатейшие купцы. На самой вершине высилось величавое Палаццо д'Аурора, утопающее в темной зелени сада. Резиденция джинерских дуков. Здание, построенное из розового карерского мрамора, представляло из себя квадрат с высокими угловыми башнями и внутренним двором. Стрельчатые окна, эркеры и резные балконы — дворец считался одним из красивейших во всем Орнее.

— Фальго, — раздался голос Миландоса. — В расчете!

Арно оглянулся на капитана. В руках у того был кожаный мешочек.

— Но я бы тебя и на обратную дорогу взял. Человек ты дельный. Что сам думаешь? Через неделю загрузим товар, а пока гуляй да девок тискай.

Что он думал? Пожалуй, отцу, для которого фамильная честь ьбыла превыше всего, и в кошмаре не привиделась бы подобная сцена. Оставалась надеяться, что свет Предела застит ушедшим дела мирские.

— С тобой пойду, капитан, — ответил Брикасс, ловя кошелек.

— Вот и лады. Лучшие — в «Розовом бутоне», — Миландос подмигнул. — Скажешь, что от меня, маман скидку сделает.

* * *

На берег с ним увязался Микеле Ринетти, старший матрос, который был родом из Джинеры. Арно не возражал против компании коренастого этррури. Микеле начал с того, что привел его к «Розовому бутону». Стоящая на пороге размалеванная девица зазывно улыбнулась им и обнажила грудь. Арно отвел взгляд и шагнул прочь. Он был уверен, что матрос останется в борделе, но тот спросил:

— Не по нраву, что ль? Давай, отведу тебя к своим. Матушка фьорентину** готовит — ум отъешь.

Проталкиваясь сквозь пеструю толпу, наводняющую припортовые улицы, Арно невольно вспоминал предыдущее посещение города. Ничего не изменилось и — изменилось все.

Улица вильнула, и на повороте они чуть не столкнулись с паланкином, несомым четырьмя дюжими слугами в богатых ливреях. Рядом шел стражник в куртке из плотной бычьей кожи и шлеме, вооруженный тесаком и этррурским кнутом, коим, как было известно Арно, отдельные умельцы могли с равной легкостью смахнуть слепня с уха коня или перебить позвоночник человеку.

— Прочь с дороги!

Микеле с поклоном попятился, а в Арно будто распрямилась яростная пружина. Он надменно вскинул голову.

— Фальго, не дури, не видишь — кто?! — дернул его за рукав Микеле.

На дверцах паланкина пламенели три красных лепестка в синем круге — герб дука Конти, такой же знак был нашит на куртку стражника. Тот положил руку на рукоять кнута:

— Кнутом погладить?

Возле них понемногу собирались люди, держась, правда, на почтительном расстоянии.

— Джинера перестала быть вольным городом? — громко спросил Брикасс.

Стражник побагровел и шагнул к нему. В воздухе раздался свист, однако Арно гибко отклонился назад и влево, и граненный наконечник чиркнул по стене дома.

— Северино! — Отдернулась занавеска и из паланкина выглянула девушка. — Что происходит?

Стражник потупился:

— Оборванцы, дона Лара.

— Разве дуки Джинеры уподобились солнцеликому эмиру Эль-Аяту, чьи подданные лобызают оставленные им в дорожной пыли следы?

Девушка гневно свела брови: слова Арно ей не понравились. А он в упор разглядывал ее.

Шелковая чадра закрывала ее лицо до черных, оттененных длинными ресницами, глаз; под полупрозрачной тканью можно было различить точеные скулы и пухлые губы. На плечи из-под золотого обруча струились вьющиеся волосы, тонкие пальцы сжимали костяной веер.

Но яркая красота доны Лары не тронула Брикасса.

— Должен ли и я припасть губами к камням мостовой, благородная сьера?

— Нишкни! — прошипел Микеле. — Простите моего товарища, сиятельная дона, он чужеземец...

— Видимо, те земли населены дикарями! — резко произнесла та.

— Дикари чтут установленные ими для себя обычаи, — не остался в долгу Арно, — в отличии от...

Микеле наградил его чувствительным тычком в бок, а стражник взревел, вновь занося кнут.

— Стой, Северино! — велела дона Лара. — Я прощаю это человека. Он и вправду прибыл издалека, так пусть знает великодушие дженерских дуков.

— Аве дук Конти! — послышалось из успевшей собраться толпы.

— Кланяйся! — рявкнул Северино.

Арно поклонился с безукоризненной учтивостью, которой позавидовали бы придворные шаркуны в Аридже, и, выпрямившись, с ноткой иронии произнес:

— Аве, дона Лара.

Девушка, ничего не ответив, откинулась на стенку паланкина и стукнула сложенным веером, подавая сигнал двигаться вперед.

Северино, сматывая кнут, смерил Арно угрюмым взглядом:

— Я запомню тебя, чужеземец.

— В тебя Запредельная Тварь вселилась, а, Фальго? — зло бросил Микеле, когда они отошли на несколько шагов. — Повезло, что это старшая дочь сиятельного дука, ее мать тоже была чужеземкой. А если бы оказалась его нынешняя жена или еще кто... поркой бы не отделался.

Брикасс оглянулся на удаляющийся паланкин.

— Повезло, — усмехнулся он.

— Рисковый ты... — продолжал бубнить Ринетти, — Но со стражей дука шутки плохи. Так что давай-ка быстро к моим, а потом на «Борей». Нечего тебе по городу шляться.

* двойная крона

** бифштекс на косточке