Орнейские хроники (джен)

Месяц Зимних Костров Аридж

По полутемной галерее Лиара стремительно шел человек с самым непримечательным лицом, одетый в облегающие куртку и штаны из темно-коричневого дайма. Сапоги на кожаной подошве делали его шаги почти бесшумными, к широком поясу крепились два метательных ножа в потертых ножнах. Его можно было бы принять за охотника — по скупой грации движений, и оказаться правым: Гидо Амарре частенько доводилось выслеживать и загонять дичь по указанию своего господина, а по слухам — он охотился и для собственного удовольствия тоже. Несмотря на простую, без украшений, одежду, гвардейцы отдавали честь, старательно глядя мимо Амарры ничего не выражающим взглядом.

Тех, кто имел глупость в полный голос заговорить об особенных пристрастиях королевского телохранителя иногда находили с перерезанным горлом, а прево Ариджа разводил руками, сокрушаясь о безвременной кончине еще одного славного дворянина от рук подлых преступников. Большая часть убийств безосновательно ему приписывалась, однако Амарра не спешил опровергать слухи, наоборот, время от времени позволял себе довести до бешенства какого-нибудь хлыща, кичившегося десятью поколениями предков, чтобы в очередной раз понаблюдать за борьбой страха и ненависти у того в глазах.

Но сегодня ему едва ли было дело до чувств придворных. Только что полученные известия были насколько ошеломляющими, что приходилось сдерживался, чтобы не перейти на бег. У часовых возле личных покоев Лодо был приказ пропускать телохранителя в любое время, поэтому, несмотря на то, что близилась полночь, они вытянулись и щелкнули каблуками, не задавая лишних вопросов. Амарра пересек комнату, служившую чем-то средним между гостиной и будуаром, и, подойдя к дверям спальни, постучал условленным стуком.

— Войди, Гидо!

Амарра шагнул за порог и в замешательстве остановился. Полог кровати был задернут, однако тонкая ткань позволяла различить две сплетенные фигуры, двигающиеся в едином ритме: женщина опиралась на колени и локти, а мужчина, стоя на коленях позади, держал ее за бедра и резкими движениями толкал себя вперед. Шумное дыхание и постанывания развеивали последние сомнения в происходящем.

Удивленный, что король позволил ему войти в столь пикантный момент, телохранитель знал так же и привычку Лодо к долгим постельным утехам. И как ни важны были новости, он все же не решился прервать любовную игру, посему приготовился ждать. Однако еще одно движение, сопровождаемое сдавленным возгласом, и король рухнул на постель. Спустя мгновение полог отдернулся.

— Мой государь, — склонился Амарра.

— В такой час? Должно быть, у тебя веская причина, — протянул Лодо.

Он не пытался прикрыть наготу, его любовница, рыжеволосая девица с налитым роскошным телом и вовсе не думала стыдиться.

— Да, есть новости, но они не терпят посторонних ушей.

— Этель, продолжим чуть позже.

Девица встала, подобрала брошенную на пол шелковую вуаль и направилась к выходу, призывно качая бедрами.

— Ваше величество, не слишком ли рискованно оставлять девку одну в гостиной? А если она подслушает? — спросил Гидо.

— О, Этель... Она не девка, а графиня. Жена графа Соланжа...

Лодо рассмеялся и Амарра с неудовольствием отметил, что тот пьян. Некстати...

— Что поделать, если ее величество в постели умеет только лежать на спине и бормотать свои молитвы. Зря отец навязал мне эту ноорнскую дурочку. Он полагал, что брак с племянницей Дериена объединит знать Ноорна и Галеи. И я заполучил в жены ненавидящую меня ледышку. Но отец ошибался. Волки — они волки и есть, — король презрительно скривился и дотронулся до повязки, закрывающей левую глазницу: — Брейтц... Надо было сравнять его с землей!

Амарра терпеливо вздохнул. После бутылки крепкого иберского вина Лодо становился многословным, однако возвращение к событиям войны с Ноорном свидетельствовало о особенно дурном настроении монарха.

— Пусть Этель тебя не беспокоит, она знает, что будет с ней и ее близкими, если у меня возникнут подозрения на ее счет, — буркнул король.

— Иногда предательство свершается теми, от кого это меньше всего ожидаешь, но уже нет возможности... покарать предателей.

— Ты о восстании? Тогда мы чуть не проглядели.

… Да, в восемьдесят шестом они чуть не прозевали заговор. Послание от Беласко пришло за две седмицы до весеннего маскарада и, кроме указания на день начала мятежа, было довольно расплывчатым. Лодо был растерян, обескуражен, хотя и знал, что внезапная смерть отца вызвала много толков и среди нескольких знатных семей, теряющих свое влияние, зрело недовольство. Однако не ожидал, что их главы решатся на переворот. Подозрения сразу упали на Ренье Вермадуа и поддерживающих его дворян, в том числе — графа Брикасса. За ними начали следить. Перехваченный гонец под пытками рассказал о скрытно движущихся к Ариджу вооруженных отрядах, и верные Лодо силы остановили их в десятке лиг от столицы. И все-таки упредить мятеж они успели в самый последний момент. Поначалу король собирался присутствовать на балу как ни в чем не бывало, «дабы возложить стопу на поверженного Вермадуа». Однако он никак не мог справится с лихорадочным возбуждением: то потирал руки, глядя поверх головы Амарры, то в который раз переспрашивал, все ли они учли. Идея заменить короля собой неожиданно пришла Амарре в голову — у него были сомнения, что тот окажется способен сохранить хладнокровие. Изумление на лицах Вермадуа и Брикасса, когда он сдернул маску, доставило ему немало удовольствия.

После он пришел сюда, в опочивальню. Во дворце все еще раздавались яростные крики и звон оружия. За окнами лежал Аридж, погруженный в темноту, затаившийся.

«Уже закончилось?» — спросил Лодо.

Его лицо бледным пятном выделялось в сумраке скупо освещенной спальни.

«Да, мой государь, — ответил Амарра. — Вашей особе теперь ничего не угрожает».

Он ощущал страх короля, и зверь, живший внутри, дыбил шерсть. Уже позже он вспомнил о добьерах. По рассказам, чуя страх хозяина, они могли броситься, не зря их прозвали Тварями из-за Предела. Поэтому только тот, в ком дух силен, справляется со свирепыми псами. Невольно сравнивая себя с добьером, он ухмылялся и обрывал становящийся слишком опасным ход мыслей...

— Но тут все иначе, — продолжал Лодо. — Кстати, месьер граф прекрасно осведомлен о том, где и с кем проводит ночи его очаровательная супруга, и ничуть не возражает.

— Обманутый муж может надолго затаить злобу...

— Достаточно того, что я неотлучно держу при дворе его младшую сестру и сына от первого брака. Но не вздумал ли ты обсуждать мои нравы и благопристойность? Что у тебя за новости?

— Беласко прислал гонца. Нашлась Одаренная.

Лодо втянул воздух сквозь зубы.

— И кто же?!

— Лара Оденар, дочь дука Джинеры Винченцо Конти.

— А почему не наложница сахрейнского эмира? — раздраженно спросил король и вдруг его единственный глаз изумленно расширился: — Ты сказал — Оденар?!

— Да, ваше величество. Жена Волка.

— Где письмо?

Амарра вытащил из-под куртки сложенный в четверо пергамент.

— И как же он… узрел ее, никуда не выбираясь из своего логова? — разворачивая послание, спросил король. В его голосе продолжали звучать скептические ноты. Он уставился на ряды закорючек и символов. — И что тут написано? Это пиррейский?

— Нет. Беласко зашифровал послание. Имя Одаренной открылось ему во время ритуала. Сугаар направил его взгляд, значит, оковы, удерживающие Великого Змея ослабли. Перевод на обороте.

Лодо перевернул пергамент и пробежал глазами несколько строк.

— Если бы еще знать, верно ли шаман истолковал свои видения...

— Предсказания Беласко всегда были правдивы, вспомните другие его предостережения.

— Помню, помню, — отмахнулся король. — Кстати, следующее письмо расшифровывай в моем присуствии.

— Как вам будет угодно, государь, — поклонился Амарра.

— Твои промахи с Волком! Сначала в Эйрланде, потом с засадой, — вскочив с кровати, Лодо набросил бархатный халат и принялся расхаживать по спальне. — Ведь он был у тебя в руках!

Неудача отравленным шипом уязвляла самолюбие Амарры, и он глухо пробормотал:

— В Эйрланде Оденара спасла случайность, снадобье по ошибке выпил другой человек, но оно и не оказало нужного эффекта. Все были начеку и другой возможности мне не представилось, пришлось уходить. А в Альто-Альби... Полностью моя вина, государь. Я был уверен, что рана или яд прикончат его, но это меня никак не может оправдать...

— И ты не смог ничего выяснить про Звезду!

Лицо короля покраснело от гнева, однако Амарра возразил:

— Шаман приготовил яд, действию которого нельзя противостоять. До Волка я испробовал его на троих каторжниках, считавшихся упрямцами, и едва смог заткнуть источник их красноречия. Та чушь, которую нес Оденар... скорее всего, никакого артефакта у него нет.

— Скорее всего, — едко заметил Лодо, останавливаясь напротив телохранителя. — Смотри, не оплошай сейчас. Больше никаких бесед с Волком. Получится — так убей его. Но не он главная цель, а Одаренная. Если Старые Боги пройдут через Предел, камень Победы не понадобится... Ты сказал, что Беласко нужна не сама Одаренная, а ее кровь, чтобы открыть портал. Но в любом случае, женщину надо выкрасть и доставить до храма живой. А это многие, многие лиги пути и погоня, дышащая в затылок...

— Ваше величество, я все тщательно обдумаю, соберу подходящих людей. Перевалы будут завалены снегом до начала месяца Весенних зорь, гонцу от Беласко с трудом удалось спуститься с гор, а после последних снегопадов тропы вовсе сделались непроходимы. Весной я отправлюсь к сумеречникам. Прошу, запаситесь терпением.

— Почти восемь лет я слышу эти слова, — фыркнул Лодо.

— В этот раз я убежден, что цель близка.

Король кивнул:

— Пожалуй, я положусь на Беласко. В Альби есть те, кому неугодно правление герцога Монтего. Граф Моруа получит от меня соответствующие указания. Ты слишком... известная фигура, чтобы колесить по Альби, придется прибегнуть к его связям. Позже я назову тебе имена.

— Клянусь, что больше не допущу ошибок.

— Потому что это будет стоить тебе головы, Гидо, — с улыбкой сказал король, и Амарра внутренне содрогнулся, чуя за этой улыбкой и будничным тоном не шутку, а вполне реальную угрозу.

* * *

«...Благородному Танкреду, правителю Коэрта.

Брат мой, с прискорбием пишу о нападении на галеру дона Винченцо Конти, дука Джинеры у самых берегов Альби. Страдания дона Винченцо и доны Лары в плену были неописуемы. Само нападение вызвало возмущение у других членов Братства — как же могло случиться, что сразу два пиратских корабля прокрались далеко на север? Ничуть не умаляю доблести либеросов, ведь благодаря капитану Фальго дук и его дочь были спасены, но извещаю вас, что этот вопрос будет поднят на ближайшем собрании Братства, ведь теперь Альби, Джинера, Амальфи и другие государства оказались перед необходимостью усилить свои военные флоты, а значит, направить большие суммы на постройку кораблей, и кое-кому может показаться, что поддерживать Ваши вольности и привелегии нецелесообразно.

Это довольно неприятно, но преодолимо. Однако позволю себе напомнить Вам о некоторых обстоятельствах Вашего прихода к власти в обход Бернарда из Мальдалы, Вашего дяди, о которых Вы не любите распространятся. Я не стал предавать их огласке, и не сделаю впредь, но хотел бы, в своей черед, обратиться к Вам с небольшой просьбой.

Так сложилось, что капитан Фальго, чье настоящее имя мне известно, и, как полагаю, Вам тоже, может оказать принчипату Альби важную услугу деликатного свойства.

И если Вы изыщите доводы или примените иные средства убеждения, способствующие принятию им правильного решения, моя ответная благодарность не заставит себя ждать, и я пообещаю вам как поддержку на собрании, так и дальнейшее молчание. Услуга не связана с уроном для чести и заключается в том, что капитану предстоит отправиться с дипломатической миссией в горы Пиррея. Вам, наверняка, покажется странной подобная просьба, ведь Рагасту и Пиррей разделяют значительное расстояние, но уверяю, сьер Фальго поймет, в чем дело. А если вдруг у него возникнут сомнения, предложите ему взглянуть на собственную правую руку. Передайте также, что он будет достойно вознагражден...»

* * *

«Брат мой,

Ваша просьба услышана, и спешу сообщить, что означенный капитан Фальго с должным пониманием отнесся к ней, пусть и понимание это пришло не сразу. Мне стоило большого труда убедить его, и надеюсь, мои усилия не пропадут втуне.

Но поскольку у него возникла необходимость в завершении некоторых своих дел в Рагасте, и частые шторма сезона бурь препятствуют мореплаванию, он прибудет в Талассу не раньше месяца Земли. Что касается грядущего собрания, то...»

* * *

Добротный дом за каменным забором на одной из уединенных улочек Талассы выглядел необитаемым. Окна закрыты тяжелыми ставнями, штукатурка облупилась, из кладки забора местами выпали камни. Среди соседей ходила история о давней трагедии в некогда счастливом семействе: будто молодой торговец, женившись по любви, однажды утром обнаружил свою жену повесившейся, и подался то ли в паломничество, то ли затворился в одной из обителей. Однако на покинутое добро не посягали: опять же по слухам, дом несколько лет назад отошел к другому хозяину, который по какой-то причине не торопился вступать во владение имуществом, во всяком случае, его никто из досужих кумушек не видел. Но во флигеле поселился сторож — немой громила с превосходным слухом, и пустил двух пастушьих собак свободно бегать по заросшему саду. Однако в ненастный вечер конца месяца Зимних костров внимательный взгляд смог бы увидеть слабый отсвет в щель между ставней одного из окон на первом этаже, а значит, печальный покой дома был нарушен.

В гостиной от сквозняка колебалось пламя одинокой свечи, выхватывая то портрет на стене, относящийся ко времени правления герцога Альдаберта, то угол шкафа или кресла под серыми полотняными чехлами. В комнате находились трое мужчин: двое, закутавшись в добротные суконные плащи, сидели за столом; низко надвинутые капюшоны оставляли видимым седую остроконечную бородку одного и полные губы и массивный подбородок другого. Третий — широкоплечий, узкий в бедрах, стоял, уперев руку в бок и выставив чуть согнутую в колене левую ногу вперед. Впрочем, небрежность его позы лишь казалась мнимой, достаточно было взглянуть в сосредоточенное лицо и прищуренные светлые глаза, будто ощупывающие собеседников.

— Итак, Товье доверяет тебе? — спросил седобородый.

— Более чем.

— Что нового у начальника Тайной стражи? — вставил тот, что помоложе

— Благородных месьеров интересует кража ста золотых дукатов из дома торговца Боше? Или убийство жены сьера Пеллье?

— Хорошо живут торговцы, — проскрипел пожилой. — А женушку, поди-ка с любовником застал сьер Пеллье, то и прикончил. Не трать наше время на ерунду, Хин, а то я подумаю, что зря плачу тебе деньги.

— Расследование по сержанту Бестье пока не продвинулось, — названный Хином подобрался, скинув показную небрежность.

— Уже лучше.

— И... вчера подслушал разговор. С большим риском для себя, хочу отметить. Принчепс поручил найти людей для сопровождения и охраны сьеры Оденар.

Сидящие за столом переглянулись.

— Большей удачи и желать нельзя! — воскликнул молодой.

— Слишком хорошо, чтобы быть правдой, а если это западня? — пробормотал седобородый.

— Почему западня? Обычная предосторожность. На месте Оденара я бы тоже беспокоился, — полные губы молодого растянулись в неприятной усмешке. — Как бы красотка не заскучала, да не нашелся бы удалец, который утешит ее.

— Почему из Тайной стражи? Приставил бы своих волков...

— Одно другому не мешает, — пожал плечами молодой и сказал Хину: — Добейся, чтобы тебя включили в телохранители. Путь даже подстроив другим претендентам... несчастный случай. Ты парень сильный, умелый. И, как утверждаешь, Товье тебе доверяет. Чем не телохранитель? Кстати, может и ты попытаешь удачу в постели прекрасной сьеры Лары...

— Это лишнее, — сухо отрезал седобородый. — Хин, мы на тебя рассчитываем.

— Будет непросто, — поскреб в затылке тот.

— Ты уж постарайся. Потом узнаешь, что делать дальше.

* * *

Последняя ночь 988 года Эры Странника выдалась ясной и это был добрый знак. Следующие пять дней — всегда особое время, не попадали они ни в уходящий год, ни в грядущий. Была особенной и эта ночь. Люди искали предзнаменования в криках птиц и тенях на стенах, лили в воду расплавленный воск, кидали деревянные кубики с нанесенными на них рунами. Затем гасили все огни в доме, чтобы дать пламени родиться вновь, из искры, высеченной ударом кремня — как заповедано от предков. И в полночь погруженные в темноту города и селения Орнея озарялись множеством крохотных звездочек — отражением тех, что светили с неба.

Одна из звездочек вспыхнула на опушке Армории. Старик в темной жреческой хламиде осторожно подул на затлевший трут, и в кольце камней заплясал костерок. Жрец обратил лицо с закрытыми глазами к небу и застыл, то хмурясь, то чему-то улыбаясь. Тишина опустилась не только на опушку, а будто и на весь мир. Перепутье, точка равновесия. Куда же качнется великий маятник?