Оборотная сторона (джен)

— ...айнов заставляли брать японские имена, запрещали заниматься традиционными для них занятиями — охотой и рыболовством, проводить родовые магические ритуалы... Пришлые устроили так, что местные сами стали стыдиться своего происхождения и отказывались от родного языка и культурных традиций.⁽¹⁾

Особенно это было важно для представителей айну, желающих чего-то добиться в Японском государстве: получить хорошую работу, должность при дворе, жильё в столице...

Вот так, Когицунэ. И значит, молодой человек с бородкой, едущий в бычьей повозке по центральным улицам древнего Киото, волей-неволей этой самой бородкой бросает в лицо всей чванливой столичной аристократии: я чужак. Если верить рассказам, так делал мой дед. Так невольно поступал и я сам.

Я был слишком... не человек Ямато. Я был слишком высоким, слишком бледным, с европейским разрезом больших серых глаз... и с бородой, да. Мне говорили, что я очень похож на деда. Возможно. Если верить отцу, портреты Сэймэя мало походили на того человека, которым он был. Но вот бородка у оммёдзи на портрете, что я видел ещё в детстве — сейчас его можно найти во вкладыше к шоколадной лягушке, — выглядела точь-в-точь как у меня...

Поэтому я, наверно, и остался в созданной дедом Махотокоро. На самом деле я просто сбежал туда, чтобы как можно меньше соприкасаться с жизнью в столице...

А самым непонятным тогда для меня было, почему японцы, так настойчиво пытающиеся переделать айнов, сами столь много заимствуют из чужого Китая, где их считают такими же варварами, какими были дикие эмиси по мнению людей Ямато. Одежда, письменность, религия... Ты даже не поверишь, Когицунэ, как велико количество того, что вы привыкли считать исконно японским, а на самом деле имеет китайские либо иные корни... Бран много шутил об этом...

— Сын Ровены Рейвенкло? — уточнила Роза.

— Угу.

— Он остался жить в Японии?

— Сначала — да. Потом решил вернуться на Родину вместе с Айкой, — моей тётей.

— Это тот ребёнок, который родился ещё до того, как Сэймэй и Эльфреда покинули Шотландию? — припомнила Рози рассказ Хагрида.

Абэ-сенсей кивнул.

— Тёте тоже не нравилось, как Ямато заимствует из Китая всё, что только можно. Пожалуй, ей из заморских новинок только ветряные колокольчики и нравились... Им Айка давала имена. А ещё она хотела увидеть Хогвартс.

— Метаморфозы, — вздохнула Роза. — Это всего лишь жизненные метаморфозы. Как у Овидия и Апулея... Когда одно превращается в другое, а события цепляются друг за друга, образуя непрерывную нить... Япония сохранила то, что взяла у Китая в то время, когда там уже забыли об этом. В противном случае, всё это ушло бы безвозвратно, утонув в водах Леты... Исчезло бы, как сгоревший по своей вине Фаэтон, про которого сейчас помнят разве что знатоки мифологии...

— Или любители древней поэззии, — мягко улыбнулся дзинко.

— Тяф! — из-за деревьев, по-собачьи дружелюбно виляя чёрненьким с белым кончиком хвостиком, выбежала малышка Ноха.

Уже собираясь уходить домой, и машинально нащупывая в кармане мантии вкладыш от шоколадной лягушки с Изольдой Сейр, который Абэ-сенсей превратил в порт-ключ, Рози вспомнила:

— А что Бран и Айка? Они добрались до Хогвартса?

Асахи рассеянно погладил прикорнувшую у него на коленях Кудзуноху:

— Не успели.

Рука Розы едва заметно дрогнула, пальцы разжались. Если бы она успела вытащить вкладыш из кармана, его пришлось бы искать в траве.

— Ты сказал, что Сэймэй пережил дочь и друзей. Ты имел в виду...

Дзинко смотрел куда-то сквозь Рози. Словно видел на её месте кого-то другого. Черты его лица заострились ещё больше, хотя ранее Розе казалось, что это невозможно.

Наконец, Асахи заговорил: медленно, прерывисто, неохотно выталкивая наружу бусины слов, словно они причиняли ему физическую боль своими острыми гранями. Возможно, так оно и было...

— Айка и Бран... успели покинуть Ямато... но в ночь Самайна... были убиты людьми родственника императора... среди которых тоже были оммёдзи...

В груди Рози что-то сжалось, когда она спросила:

— Сколько было твоей тёте?

Она не знала, почему ей так хочется (и не хочется) это знать. Почему её вообще настолько сильно взволновала история давно ушедшей из этого мира девушки.

Услышав ответ, Роза вздрогнула.

— Столько же, столько и тебе.

Следующий вопрос вырвался помимо её осознанного желания:

— Я... похожа на неё?

— Да.

Ночью, готовясь ко сну в уютном полумраке своей комнаты, Рози поняла: Асахи где-то лжёт. Ведь до этого он говорил, что Бран Рейвенкло и Абэ-но Айка погибли, когда Сэймэй был ещё жив. А сегодня сказал, что родился после смерти деда. В таком случае, Бран не мог учить Асахи языкам.

И... было в словах дзинко ещё кое-что неправильное...

Когда он упоминал свою тётю и друга дедушки, Айка и Бран, появляющиеся в его речах, выглядели слишком живыми. Не так, как должны выглядеть люди, которых знаешь лишь по рассказам.

Короткие, скупые предложения, оборванные фразы, непроизнесённые слова... Все они точно характеризовали и ярко описывали Абэ-но Айку и Брана Рейвенкло, рисуя их куда более чётко, чем многочисленные пространные рассказы о дедушке Сэймэе.

Но ведь всю информацию об умерших родичах Абэ Асахи почерпнул из слов одних и тех же людей... Почему же нарисованные им словесные портреты настолько разнятся между собой? Словно тётя и друг деда ему ближе, чем сам дед?

И эти эмоции... Наверняка это под их влияние Роза попала во время рассказа, вот и стала настолько болезненно воспринимать трагическую судьбу своей погибшей века назад одногодки.

Асахи говорил так...

Словно это ЕГО дочь, ЕГО друг погибли праздничной самайнской ночью. И вовсе не тысячелетие отделяет его от смерти дорогих людей, а всего-навсего искры, вылетающие из пламени костра...

Искры, от которых вновь и вновь разгорается на затухающем было кострище огонь скорби...

... — Кто-нибудь из вас любит осень? — неожиданно спросил Абэ-сенсей.

Они сидели на своём любимом бревне на полянке перед заповедным торфяным болотом Салазара Слизерина и наперегонки ели купленных в Хогсмиде шоколадных лягушек. Чистой воды ребячество! Лили и Хью были в восторге. Не говоря уже о сладкоежке Але. Малфоя не было. Альбус сказал, он вместе с отцом наносит визит матери. На кладбище.

Лидировал в поедании сладостей, на зависть Алу, махотокорец. Абэ Асахи, ничуть ни похожий на почтенного почти тысячелетнего старца, беспечно болтал ногами, словно  мальчишка-первокурсник, а на щеке у него остался след от шоколада.

Рози уже около получаса ломала голову: стоит ли говорить директору Махотокоро, что у него выпачкалось лицо? Уместно ли это? Несмотря на неформальное, почти приятельское общение с Абэ-сенсеем, и его заверения в дружбе, она никогда не забывала о его и своём статусах. Он — не её ровесник, не однокурсник, которого можно запросто треснуть по голове тяжеленным томом "Истории магии". Хоть и ведёт себя временами как сущий ребёнок.

Розе невольно припомнились рассказы отца о чудачествах профессора Дамблдора. Того, который Марти Стью Альбус, а не неприятный Аберфорт. И о всем известной любви прежнего директора к лимонным долькам, даже сейчас бывшей в Хогвартсе притчей во языцех. Всех представителей преподавательского состава вечно передёргивало, когда при них упоминали это лакомство.

Хьюго, помнится, с нетерпением ожидал первого года учёбы именно из-за этих отцовских историй. Он хотел посмотреть на выкрутасы нынешней директрисы Волшебной Школы. И был страшно разочарован: профессор МакГонагалл, будучи в высшей степени строгой и правильной леди, за странностями замечена своими студентами не была ни разу.

"Интересно, такое экстравагантное поведение — это исключительно прерогатива пожилых мужчин? Или всё дело имеенно в возрасте? МакГонагалл же моложе Дамблдора и тем более Асахи..."

Хью и Лили отрицательно покачали головами.

— Нет, — честно ответила и Рози.

— Да? — удивился Альбус. — В смысле, я осень не люблю, но думал, что тебе нравится. Ты же обожаешь учёбу. А сентябрь — это её начало.

— Конечно, здорово, что начинается новый школьный год, и можно снова приехать в Хогвартс, но погода...  Бр-р-р!... — Роза невольно поёжилась и обхватила себя ладонями за плечи, обтянутые тонкой маечкой жизнерадостно-зелёненького цвета. У маечки были короткие рукава до локтей, и Рози отчаянно пожалела, что на ней сейчас не надет толстый свитер домашней вязки — один из тех, что бабушка Молли дарит всем детям и внукам на каждое Рождество, — так сильно её пробрал фантомный мороз. — Холод и морось. Убивают всю радость от встречи со знаниями.

— А вот я люблю, — с нотками строптивого самодовольства заявил Абэ-сенсей.

Все вытаращились на него, словно на восставшего Волдеморта.

— Да вы гоните! — как всегда ёмко и лаконично высказал всеобщее мнение Хьюго.

Асахи, играясь, жестом профессионального жонглёра небрежно забросил в рот ещё парочку лягушек:

— Не-а!

Роза скептически приподняла брови, мимикой требуя от махотокорца объяснений.

— Самое лисье время. Оборотническое. Потому что неопределённость. Переход от одного времени года к другому. От одной полярности к другой. От лета к зиме...

— А весна? — напомнила Рози. — Она же тоже между летом и зимой зависла.

— Да, — согласился Абэ-сенсей. — Весна — тоже время перехода... Но осень я люблю больше...

— Деревья красивые? — предположила Роза, вспомнив, какие японцы эстеты.

Альбус говорил, в Японии даже есть праздник любования цветением дикой вишни. Тогда всё население страны: и маглы, и волшебники, отдыхает. Люди собираются целыми семьями на пикники под сакурами и созерцают, как ветер сбивает с них лепестки. А ещё едят вкусности, фоткаются на фоне красивых пейзажей с вишнями, цветами и едой, строят планы на будущее, размышляют о мимолётности жизни, мысленно сравнивая её с этими цветками...

В Махотороко, по словам Асахи-сенсея, растут зачарованные деревья, которые цветут круглый год. И весь остров буквально завален опадающей красотой.

"В капюшоне мантии — лепестки, между страницами книг — лепестки, в саке — лепестки, рот слишком широко раскроешь — ну, вы поняли..."

А пришёл праздник ханами, как и многое другое, что европейцы привыкли считать исконно японским, из Китая. И вместо сакуры древние любители прекрасного изначально любовались цветением мэйхуа — дикой сливы. Про Китай и сливы рассказывал уже Скорпиус.

— Не только, — рассмеялся Асахи. — Вообще вся природа.

Рози согласно угукнула и наконец решилась, показывая рукой на своём лице:

— У тебя... шоколад на щеке.

— Правда? — Абэ-сенсей укоризненно оглядел всю компанию. — И чего молчим?

Альбус с полным ртом пробубнил нечто нечленораздельное. Лили и Хью в один голос залопотали что-то о том, что им было неудобно отвлекать великого уважаемого сенсея по пустякам и вообще шоколад на лице особо в глаза и не бросался.

— Лисята, ну вы и... Вы б ещё меня престарелым назвали! И добавили, что какао на щеке мне очень даже к лицу! Добавляет юношеского румянца!

Хьюго и Лили Луна виновато потупились. Ал снова яростно замычал.

— Сам виноват, что без голоса остался! — зло огрызнулся Хью на Альбуса. — Нечего было десять лягушек зараз в рот заталкивать. Никто их у тебя не отбирал!

— Ы-ы-ы! — запротестовал Ал. Потом красноречивым взглядом указал на банку с Кудзу.— Мы-ы-ы-а-а-а!

— Ква! — согласились Их Лягушачье Высочество.

Роза на родичей больше не смотрела. Всем её вниманием завладел Абэ-сенсей.

Дзинко оказался на ногах в одно слитное стремительное звериное движение. Несколько лёгких упругих шагов идущего по следу хищника и мужчина замер перед Болотом, вглядываясь в своё отражение.

Рози мысленно недоумевала, не понимая, что можно разглядеть в мутной торфяной жиже, но когда Абэ-сенсей вернулся к облюбованному ими бревну, на его щеке не было и следа от остатков коричневой сладости.

Махотокорец вновь устроился на поваленном дереве и развернул обёртку, в которую была упакована очередная лягушка. После чего застыл сусликом, вглядываясь в картинку на вкладыше.

— Мой дедушка, — наконец, гордо сказал Асахи и развернул карточку портретом к сидящей ближе всех Розе. — Абэ-но Сэймэй. Главный волшебник при дворе его императорского величества. Основатель и первый директор японской магической школы Махотокоро.

Рози вгляделась в портрет немолодого чёрноволосого мужчины с густой окладистой бородой, облачённого в непривычные, но немного ей знакомые по фильму с Мансаем Номурой в главной роли, азиатские церемониальные одежды главного придворного оммёдзи, со смешным высоким головным убором.

"Вот наверняка оммёдзи применяли какую-то магию, чтобы эта штукенция с головы не брякалась в самый неподходящий момент! И эти одеяния... Как в них вообще ходить-то умудрялись? Или бегать? Мансай Номура в фильме бегал! И сражался! Даже танцевал!"

Не всё же время волшебники чай, сидя на коленях, пили, да в запряжённых быками повозках катались... Мужчина, как и Абэ Асахи, не показался Розе слишком уж похожим на японца. И это было несколько... странно. Даже несмотря на "гайдзинскую" кровь отца Сэймэя.

— А правда, что у Абэ-но Сэймэя было двенадцать слуг-сикигами? ⁽²⁾ — Альбус, наконец прожевавший своих квакушек, незаметно для Рози перегнулся через её плечо, и теперь тоже рассматривал портрет древнего волшебника.

— Правда, — улыбнулся Асахи.

— И они взправду жили под мостом?

— Да.

— В фильме его духи — настоящие красотки. Жалко таких под мост отправлять. Вы смотрели? Там спецэффекты устарели, но погружаясь в сюжет, этого не замечаешь.

— Смотрел.

— И как вам?

— Если я начну перечислять, насколько реальная жизнь отличается от кино, получится лекция по истории Японии, — усмехнулся дзинко.

— Так красоток-сикигами не было? — сник Ал.

— Были.

— У вас такие лица, словно Сэймэй целый гарем имел... — заметил Джеймс.

— Посмотри фильм, — посоветовала Роза. — Я до конца шипперила Сэймэя и Бабочку.

— Скорпи тоже, — заржал Альбус.

— Им даже пейринги одинаковые нравятся... Они точно соулмейты! — восторженно прощебетала в пустоту Лили.

— Ещё Скорп говорил, что если у женатого Сэймэя и в самом деле были такие сикигами, он бы на его месте их первым делом подальше от супруги спрятал. На всякий случай. Вдруг ревновать начнёт...

— Наверно, поэтому Сэймэй в фильме — молодой холосяк, — предположила Рози.

— Да, такое искушение под боком держать... — глубокомысленно заметил Джеймс Сириус. — Но скорее всего, это сделано, чтобы зритей привлекать. Красотки-сикигами — для зрителей, красавец-холостяк — для зрительниц.

— А древние оммёдзи взаправду в такой одежде, как в фильме, ходили? — не унимался Ал.

Абэ-сенсей кивнул.

— Она удобная?

— Альбус, как думаешь, почему я сижу перед тобой в магловских джинсах, а не в одеянии, подобному тому, что был вынужден носить мой дед? — выразительно приподнял светлую бровь дзинко под всеобщий хохот.

Нарисованный Абэ-но Сэймэй обернулся к Розе, неожиданно подмигнул слишком уж большим для японца глазом, а после, высунув язык на манер Альберта Эйнштейна, исчез с карточки. Рози была так обескуражена этим в высшей степени "серьёзным" поступком в духе Альбуса Дамблдора, что забыла: она ведь хотела спросить внука великого японского волшебника об их с дедом необычной внешности...

— Айны, — тихо проговорил Асахи. — Мои родичи. Люди с европейской внешностью.

— Ой, точно! — вспомнила Роза.

— Поменяемся? Сэймэй у меня уже есть, а вот Эльфреды Гриффиндор нет, — предложил потомок знаменитого предка.

— Угу, — согласно кивнула Рози, не имея возможности нормально говорить с набитым ртом, и зарылась в ворох своих карточек, разыскивая одну из повторяющихся: с дочерью Годрика.

— Нашла! — чуть позже радостно возвестила Роза, проглотив шоколад.

— Ура! — незамедлительно отозвался махотокорец.

Они махнулись коллекционными картонками, и Абэ-сенсей вновь замер, вглядываясь в портрет рыжеволосой волшебницы и тепло улыбаясь изображению.

Рози почувствовала, что против воли тоже начинает улыбаться. От этого зрелища веяло чем-то таким нежным и хрупким... словно первый весенний подснежник, тянущийся к свету, взламывает лёд и пробивает снег.

— Ну, здравствуй, Элли, — на грани слышимости, одними только губами прошептал дзинко. — Теперь-то ты никуда от меня не... Она ушла! — с нотками нешуточной обиды в голосе не особо серьёзно пожаловался Асахи Розе, демонстративно поворачивая к ней карточку пустым портретом и истерически повышая голос до крика. — Бабушка ушла!

— Дедушка ушёл, бабушка ушла, — жалостливо проговорила Лили.

— Бедный внучик! — подхватил Хьюго.

— Бедный я! — согласился Абэ-сенсей.

Рози отчего-то стало жутко смешно от вида взрослого дядьки, который возмущается, что его бросила нарисованная девушка.

— Вечно она так, — пробурчал махотокорец. — Колобок, а не волшебница. От отца ушла, от мужа ушла, от сына ушла, от внука вот тоже ушла...

— Колобок? — не поняла Роза.

— Это из русской магловской сказки, — пояснил Хью. Потом испуганно покосился на сенсея: вдруг чего напутал:

— Верно ведь?

— Верно, — согласился Абэ-сенсей.

— Вы знаете эту сказку? — встрепенулась Лили.

Кивок.

— О чём она? Если коротко?

— О путешествии Солнца. Которое в сказку вписано колобком — круглым хлебцем. Она недлинная. Проще по-нормальному рассказать всю историю.

— Расскажете? — попросила Рози.

— С удовольствием, — кивнул Асахи. — Давным-давно жили-были на краю одной магловской деревни дед да баба. Немолодые уже. А детей у них не было. Однажды деду захотелось отведать чего-нибудь вкусненького, но в доме, как в такие моменты всегда  водится, ничего не нашлось...

Альбус, прихватив Скорпиуса, унёсся в Хогсмид: надеялся до возвращения домой успеть купить и слопать ещё сладостей.

Хьюго, нетерпеливо поглядывая на Розу, играл с Их Высочеством Кудзу...

...Джеймс, поржав, отказался помогать брату перекрашивать лягушку, сказал: "Так прикольнее".

Ал теперь на всякий случай внимательно оглядывал каждую шоколадную квакушку перед тем, как попытаться её съесть. Хью же, подумав, решил, что сиреневая в крапинку лягушка даже лучше, чем зелёная: не нужно переживать, как отличить Кудзу от сотен сородичей, если сбежит.

Их Лягушачье Высочество, к слову, оказался лягухом — то есть самцом. Первой реакцией Хьюго на эту новость был облегчённый выдох:

— Как чувствовал! Хорошо, что целовать не стал!...

...Джеймс возился с Нохой, бегавшей вокруг него, словно щенок, и негромко подтявкивавшей от переизбытка чувств.

Роза собирала раскиданные повсюду упаковки от сластей. Поднимая очередной фантик от лягушки, она заметила, как Лили робко тянет дзинко за рукав рубашки.

Всю последнюю неделю сестра была необычно угрюма, её явно что-то тревожило, но Рози никак не удавалось выяснить причину.

— Абэ-сенсей...

— Да, лисёнок? — ласково улыбнулся оборотень, слегка склоняясь к Лили.

— То, что вы сказали Розе... раз Питэра Пэна на самом деле могут звать вовсе не Питэр Пэн, то же самое возможно и для Неверленда?

— Угу.

— И полёт с помощью пыльцы фей может быть метафорой обычного полёта на метле?

— Или на гиппогрифе. Возможно, даже на буревестнике! — подмигнул Асахи.

— По.. почему... буревестнике? — от волнения сестра начала заикаться.

— Хочешь, открою тайну? — таинственным шёпотом предложил дзинко.

Лили Луна заторможенно кивнула.

— В Махотокоро маги летают на гигантских буревестниках. А мётлами пользуются только во время игры в квиддич.

Кузина ошарашенно поморгала, потом заговорила снова:

— Я подключила к своим исследованиям Теда и Вики. Они помогают разрабатывать возможный курс и проверять его, но пока мы ничего не нашли. Виктуар считает, я страдаю фигнёй, а Тедди не может мне отказать, потому что слишком добрый. Мы... не зря ищем... правда ведь? — в голосе сестры звучали еле сдерживаемые слёзы.

Асахи отстранился от Лили и мягко произнёс:

— "Ищите, да обрящете", — как сказал один мудрый волшебник.

Кузина озадаченно нахмурилась:

— Бабушка Молли тоже так говорит. Мне кажется, или это цитата из Нового Завета?

— Не кажется.⁽³⁾

1) Если обратиться к реальной истории, самые активные меры по ассимиляции айнов пришлись на XIX век.

Вернуться к тексту

2) Сикигами — духи, которых оммёдзи может призвать и заставить служить ему. Чем сильнее оммёдзи, тем большее количество сикигами он может подчинить своей воле. Насколько мне известно, считается, что самым большим количеством духов-прислужников владел Абэ-но Сэймэй.

Вернуться к тексту

3) Пока писала эту работу, возникла интересная дискуссия о религиях в мире поттерианы. В частности, о христианстве. Интересный момент: Иисус воплотился в человеческом теле. Значит, в рамках вселенной поттерианы, он должен быть или магом, или маглом. Так что теория Хьюго о том, что Бог — волшебник, имеет место быть... (Да, о чём только не начнёшь рассуждать, лишь бы не работать...)

Вернуться к тексту