Never Let You Down (гет)

Элис уже год подрывается среди ночи, задыхаясь и вскрикивая. Элис уже год нормально стоит на обоих ногах, но каблуки себе позволить всё ещё не может — слишком большая нагрузка на ноги, как говорит врач. Элис всё еще заваривает две чашки кофе, и не знает, куда деть вторую, но выливать её она точно не собирается. Элис уже год ничего не читает, никуда, кроме башни Тони, не ходит, и ни с кем, кроме Мстителей, не говорит. Элис завидует подругам — Ванде и Мишель, — ведь те чертовски нежно прижимаются к своим суженым на фото, которые размещают в соц.сетях, постят слишком теплые и домашние сториз, в то время как она летом мерзнет под тремя зимними одеялами. Элис всё ещё не в силах отделаться от мысли о том, что всё вокруг — это какая-то матрица, обман, и всего этого нет. Она либо мертва, либо в коме. Такой вариант жизни, как жизнь в одиночестве, как пустота где-то в области сердца, пустота, которую там подаренным ей же ножом вырезал Локи-черт-его-побери-Лафейсон, который так и не сдержал обещания.

Ремонты никто из Роджерсов не любил. Элис постоянно закашливалась от ядреного запаха краски, Баки пару раз чуть не сломал себе нос, а кровать Стив собрал с третьего раза, и то, когда Элис дала по голове. Единственный, кому, кажется, было весело, это Бакс — частные ванны, постоянное движение и много вещей, в которые можно засунуть морду или погрызть. И вот, когда этот круг ада, в котором Элис испортила кучу домашних вещей, закончился, всё, кажется, вернулось на свои места — ночные кошмары, вторая кружка кофе, гребаная корейская морковка в холодильнике, нашелся даже тот кусок зеленой ткани, точно с его одежды, который до рук девушки дошел в самый первый день у Стива. Именно сейчас, Роджерс-младшая, стараясь отвлечься, мяла в вытянутых руках этот лоскуток. Ей казалось, что он чертовски теплый. Она положила его себе в карман, и взглянув на Баки, что рылся в её голове, спросила:

— Пап, так что там по поводу медового месяца? Куда поедете? — единственное, что действительно увлекало девушку последние пару недель, так это подготовка к свадьбе отца. Отцов, если быть точнее. Она была готова хоть до ночи выбирать место проведения, контролировать список гостей, набрасывать какие-то идеи, собирать плейлист и выбирать костюмы. Отвлекало от чертей, скакавших внутри, надо сказать, хорошо. Да и мысли о том, что жизнь не заканчивается, хорошо латали раны на сердце.

— Мартышка, мы даже не задумывались, если честно…

После этих его слов у Элис зазвонил телефон.

— Кто там, пап? — Роджерс-младшая чуть приподнялась на локтях.

— Тони, — сказал Барнс, — сбросить?

Девушка, не ответив, взяла телефон, и перевернулась на живот, чтобы мужчина почесал ей голову. Она потянулась, и на выдохе сказала в трубку:

— Алло, Тони… Что ты хочешь?

— Ты сейчас свободна? — уже по игривым ноткам в гласных можно было понять, что Старк точно что-то задумал. Элис это уже настораживало.

— Да… — чуть с волнением произнесла девушка, потирая заусенцы на пальцах.

— Одевайся и выходи. Тебя кое-кто ждет.

— Кто?

— Это сюрприз, мисс Роджерс, не обольщайтесь. — так же ехидно сказал Тони.

Через десять минут Роджерс-младшая уже стояла на тротуаре, под палящим солнцем, раздраженная, но, так или иначе, не замерзшая. Вокруг, с новым летом, всё зазеленело. Девушка прекрасно помнила, как в том году всё было отвратительно, серо, как люди ходили унылые, среди сухих веток и полумертвых, избитых животных, что сбежали на улицу после пропажи хозяев. Как в воздухе пахло гарью, как объявлялись комендантские часы, как она сидела одна дома, смотря романтические трагикомедии ни о чем, жуя чипсы. Помнит, как тогда посадила себе зрение, незначительно, правда, и оно быстро вернулось в норму, но всё же, встряску своему организму она дала. Сейчас всё действительно выглядело по-иному — люди улыбались, смеялись, выгуливали здоровых собак, дети пускали мыльные пузыри, всё вокруг ожило, пестрило, если расправить руки, говорила Ванда две недели назад, попивая с Элис кофе на балконе, можно ощутить, как летишь, как отрываешься от земли, прощупать и понять полную свободу. Но Роджерс-младшая, кажется, ничего подобного даже в теории представить не могла. Для самой себя она закрылась там — в том сером мгновении, в той минуте, когда очередная её слеза капает на книгу Джоджо Мойес, которую она бы и в руки никогда не взяла, когда за окном бушует ураган и птицы, не сумевшие совладать сами с собой, не успевшие улететь и спрятаться, врезаются в её окно.

Машина Старка показалась в паре метров от неё, и Элис пошла навстречу. Она открыла дверь и уселась на переднее сидение. Тони и впрямь выглядел очень возбужденным и ехидным, будто девушка не знала, на что подписывается. Роджерс круглыми глазами взглянула на него, пристегивая ремень, и монотонно, будто репетировала, произнесла:

— Угомонись, Старк, если там что-то, что мне не понравится, я тебя прибью.

— Понравится, — сдвинувшись с места, сказал Тони, — обязательно.

Через пару минут рассматривания видов за окном, у Элис вырвалось заинтересованное и на удивление живое:

— Тони, кто это? — она давно не говорила с таким азартом и искренностью. Маленькая Роджерс возвращалась к жизни

— Не скажу.

— Мужчина? Женщина? Животное? Кто хочет меня увидеть?

— Узнаешь.

Девушка сложила руки на груди, выдохнула и вжалась в кресло.

— Даже не намекнешь?

— Нет. — он выдавил улыбку и усмехнулся.

Элис смирилась. Правда, смирилась. Попыталась утолить своё волнение, жар в груди, дрожь в руках, безумную эмоциональную тряску, сковавшую её вдоль и поперек железными прутьями. Давних знакомых у неё нет, каких-то знаменитостей, которые бы хотели с ней встретиться, точно нет, что за сюрприз Тони ей готовит она даже не догадывалась. Да и забросила эту идею очень быстро — что будет, то будет.

Старк отвез её в то место, которое она старалась избегать всеми силами. Это то место, где она впервые увидела Локи. Элис отчетливо помнит, как Стив держал её за руку, попросив не смотреть и не подслушивать, а она мяла в руке зеленый клочок ткани, из которого лезли нитки и от которого пахло кровью. Она таки ослушалась отца — и увидела бога лжи. Одним глазком, перед самым исчезновением. Ещё тогда она спросила у самой себя: «Почему он в наморднике и наручниках? Что он сделал? В чем он виноват, что с ним не так, чем он заслужил такое унижение?». Элис так и не ответили на те вопросы, но как бы он не накосячил, сколько бы жизней не разрушил, она на крови была готова поклясться — ничем не заслужил. Он намного лучше, чем о нем считают, и Роджерс-младшая ещё тогда была готова доказать, что это так, крепко сжимая в руке клочок ткани, понимая, чьей одежде он принадлежит, согревая о его тепло свои постоянно ледяные руки. Дети намного более чуткие в таких вопросах, нежели взрослые, уже успевшие огрубеть и очерстветь под постоянным давлением таких людей. Последним, в чем Элис не ошиблась в своей жизни, был Локи. Забавно — тогда она ещё его имени и не знала, а уже готова была доверять.

Выходя из машины, вспоминая это мгновение, и впервые за долгие годы придавая ему какое-то значение, Элис машинально оглядывается вокруг. Дверь захлопнулась, Тони картинно встал возле машины, будто видя того, кто должен был стать тем самым «сюрпризом», в отличие Элис. Девушка неуверенно спрятала кисти рук в рукава куртки, чтобы хоть немного их согреть, вжала шею в плечи, и повернувшись к Старку лицом, одновременно пятясь назад, громко, наперекор шуму воды, толпы и ветра, спросила:

— Ну и где же сюрприз? — с какой-то опаской в голосе лепечет Элис, а после ощущает, как врезалась в кого-то спиной, — Изви…

Она не успевает договорить, как оборачивается и прикрывает рот рукой, чтобы не завизжать во всю глотку. Элис не верит своим глазам, её руки дрожат, а ноги подкашиваются. Она хватает стоящего напротив человека за пиджак, притягивает к себе, и крепко-крепко, до хруста костей, сжимает, её сердцу хочется кричать, но вместо этого она бесшумно плачет ему в грудь, вдыхая родной, холодный запах, что щекочет ноздри и будит в ней что-то то, что, казалось, умерло в тот вечер, когда за окном бушевала буря и умирали птицы.

— Тише, солнце… Ну чего ты плачешь? Не рада мне? — прижимая Роджерс к себе, тихо говорит Локи. Он зарывается рукой в её волосы и целует в голову, от чего она мурчит сквозь слезы, и привстает на носочки, и Лафейсон прекрасно понимает, зачем. Элис нежно касается своими губами его губ, кладет руки на щеки, аккуратно поглаживая их, углубляет поцелуй, уверяя бога коварства, что сегодня точно от него не отстанет. Локи сильнее обнимает её, стараясь быть так близко, как только можно. Он соскучился, страшно соскучился, и никогда не хочет, чтобы их расставание было настолько же длительным.

Отстраниться друг от друга они смогли только тогда, когда воздуха в легких перестало хватать. На щеках Элис блестели следы от слез, веснушки к лету стали совсем яркими — намного ярче, чем тогда, когда Локи видел их в последний раз.

— Живой… Живой, господи… — шептала Элис, почесывая его щеки ногтями. Девушка чуть заскулила, и поджав губы, уткнулась лбом ему в лоб.

— Живой. Я же обещал, Элис.

— Обещал… — хмыкнула она, всматриваясь в его глаза. Только сейчас она вспомнила, какие они теплые, как ярко в них переливается свет, как они светятся, когда он смотрит на неё.

— Ну не плачь, — ласкающим уши голосом произнес Локи. Как давно она не слышала его голоса… — веснушки потускнеют.

Элис тут же улыбнулась и все тревоги, и печали, кажется, ушли на нет.

Они будто оторвались от мира, когда вновь увидели друг друга. Они гуляли по Центральному парку, держась за руки, и прожигая друг друга взглядом. Локи не мог не отметить, что Элис начала казаться ему несколько ниже, чем была до этого. Девушка же просто смотрела на него, слушала то, что он говорит, отмечая каждую маленькую изменившуюся в нем деталь. Например, морщин у глаз стало больше. Глаза, пусть и казались сначала яркими, слегка помутнели. На шее красовались едва заметные следы от швов — Тор говорил, что ему сломали шею. Руки его, кажется, стали намного более жесткими, чем до этого. Зато волосы заметно отросли и стали виться — копаться в них хочется вдвое сильнее. От косичек бог коварства не отделается никак. Но… изменилось в нем и кое-что ещё. Роджерс-младшей показалось, что он выглядел увереннее, словно точно понимал то, что важно понимать. Быть может, понимал, что его дождались, не променяли на кого-то ещё, страстно хранили в сердце и не собирались оттуда отпускать.

— Как-то так… — поднял брови и закончил Лафейсон, взглянув на возлюбленную, что поправляла его волосы, стоя на носочках.

— Ты ещё не всё рассказал. — поправляя воротник, улыбнулась ему Элис.

— Любой твой вопрос, Элис. — он смотрел на девушку, как в первый раз. Словно влюбленные подросток. Блондинка поправила ему галстук и тот вспомнил, каким был их первый поцелуй. Эта лавина эмоций, приятных воспоминаний, связанных с любовью его жизни, невольно вызывала широкую улыбку, каждый раз вызывала, стоило ему вспомнить об Элис, о том, что где-то на затворках вселенной, не важно, далеко ли, близко ли — бьется её сердце, полное храбрости, живет её душа, полная добра, существует она, Элис Роджерс, самоотверженная, всепрощающая, понимающая и видящая людей насквозь, Элис Роджерс. Он не смог оторвать от неё глаз, и когда она заметила это, нежно поцеловала его в нос, возвращая на землю.

— Так где ты прятался этот год? — сплетая их пальцы, спрашивает девушка, — Ты же был жив, выходит?

— Эм-м… — замешкался Лафейсон, поджав губы. Он был уверен, что если скажет это вслух, Элис его просто в клочки порвет, прямо тут, — Это асгардская тайна. Расскажу, когда станешь принцессой.

Лучше было и правда сообщить о своих намерениях, чем о том, где он провел этот год. Так она хотя бы улыбнется — Элис очень красиво улыбается.

— И как выжил, тоже тайна? — усмехнулась она.

— Нет. Выжил я ради тебя.

Пусть девушка и была готова к ответу в таком роде, не засмущать её это не могло. Как говорил Баки, Элис была ещё «совсем ребенком», «чем-то из раздела фантастики», «нарушением всех законов физики», и к такой своей реакции на мелочи девушка уже была готова. Поэтому и не скрывала её. Совсем. И знала, что Локи в ней это чертовски нравится.

До башни было совсем недалеко — Тони будто предвидел это, будто знал, что они захотят зайти, побыть наедине, подурачиться. Элис несказанно радовало то, что все козыри сегодня у них в рукаве. В лифте, когда она легла ему на грудь щекой, чтобы Локи её обнял, девушка почувствовала что-то скомкавшееся в своем кармане. Она полезла туда рукой и достала немного поблескивающий, испачканный давно запекшейся и кровью, плотный кусок ткани. Роджерс-младшая вздохнула и спросила:

— Локи, кстати… Это твоё?

Мужчина хмыкнул, и аккуратно погладив костяшки Элис, всмотрелся в ткань.

— Откуда у тебя это, Солнце? — встревоженно спросил Локи.

— Ещё с детства. Когда меня только забрал Стив и привез в башню, ну, ему по делам было нужно, и… в мусоре, что выгребали с последнего этажа, я нашла это. Оно же твое, да?

Локи кивнул, пряча лоскуток ткани в ладони мисс Роджерс. Не самые приятные воспоминания накрыли его с головой, но быстро эту волну от подавил. Привык уже вспоминать об этом и забывать снова. Элис, в тот день, когда он пришел каяться ей во грехах своих, много чего он ей сказал и о том, что наделал в тот день, с которого у неё сохранился кусок его одежды. Не обо всем, даже наоборот, мало о чем — когда-то узнал, что его преступление все называют просто «кражей тессеракта», а не убийством свыше тысячи людей за сутки. И ей он говорил то же самое. Все говорили то же самое. Он прекрасно знал, что наделал намного больше, чем просто кража, но… Большее говорить было нельзя. У всех Мстителей, и вообще людей, которых она знала, и которые знали её, это было табу. Которого и Лафейсон старался придерживаться.

Когда двери лифта отворились, Элис быстро вытащила Локи из него и, держа за руку, закружилась, как в танце. Именно сейчас она поняла то чувство, что описывала ей Ванда — будто действительно вырастали крылья и поднимал её в воздух, разбивая все те оковы, что наложило на неё одиночество.

— Ты же не любишь танцевать, — усмехнулся бог лжи, притянув её к себе, и наклонив, как в танго, — За год что-то изменилось?

— Вроде нет, — улыбнулась девушка, — просто настроение такое — танцевать. Вот и всё.

Мужчина ей улыбнулся, и кивком сказал, что не против потанцевать с ней. Выглядели эти пляски, тем более без музыки, немного глупо, но если верить Старку — на этаже они одни. Ни единой души. Их маленькой участок в большом здании, в котором всё кипит и не стынет. Можно и немного поглупить, прежде чем вернуться к тому, что происходит за окнами, вновь утонуть в рутине, перед этим надо придать значимости этому дню — дню, когда они вновь встретились. На том же месте, где и впервые, будто так задумала сама вселенная. Они танцевали долго, всё, что только можно было себе позволить, всё самое странное, самое быстрое и самое медленное, полностью отдаваясь и танцам, и друг другу. Локи бы, надо признать, никогда бы не подумал, что будет так развлекаться с мидгардской девчонкой. Он бы вообще не подумал, что у него будет что-то с мидгардской девчонкой.

Вечером, перед сном, им обоим захотелось что-то приготовить. Локи задумался о том, что они давно вместе ничего не делали на кухне. А у Элис как раз было желание приготовить что-нибудь по мамиными рецептам. Она редко по ним готовила, только если понимала, что очень сильно скучает. Сегодня её как раз укутали воспоминания обо всем, что было в её жизни до прошлого года. Тепло маминых рук, папин смех, неугомонность брата и постоянные ссоры сестер, сломанная на фигурном катании рука, добродушность соседей, за тем и яркое появление в её жизни Стива, которое стало ничем иным, как спасением, отрадой, посланием с небес, новая школа, в ней — Питер Паркер и ЭмДжей, появление в её жизни маленького, нерасторопного щенка, вместе с ним и Тони Старка, Наташи Романофф, которая научила её драться, как девчонка, Ванды, что помогала недолгое время бороться с кошмарами… Хотелось принести в это важный, безусловно важный день, кусочек прошлого, что согревает её в уходящие холода.

— Элис, мы не переборщили с клубникой? — спрашивает трикстер, отрывая зеленый хвостик от очередной ягоды.

— Всё правильно, Локи, не гони на меня, — улыбнулась она, не отрываясь от замешивания крема, — подай творог.

— У меня руки в муке.

— И нос в креме… — смеется Элис, бросая на Лафейсона взгляд, полный умиления и доброты, а потом вытирая с носа крем и слизывая его с пальца.

— Слушай, Солнце, если бы не ты, я бы никогда не подумал, что буду всерьез что-то печь…

— На что ты намекаешь, Локи? — она разрезала клубнику вчетверо и один кусочек поднесла ко рту Лафейсона, так как он получился не совсем ровным и пожертвовать им было не жалко.

— На то, что ты, мисс Роджерс, сделала невозможное, — он взглянул на неё, — ты что-то во мне перекроила. Просто… полностью. Меня всего. — Элис подняла голову, и с небольшим удивлением на лице посмотрела на него, — Признавайся, колдуешь?

— Пока — нет, — улыбнулась она, убирая скорлупу со стола. Странная тема для разговора во время приготовления торта, не поспоришь. Но, кажется, их это особо не волновало. Хотелось просто слышать голоса друг друга, голоса, которые говорят приятные вещи, рассказывают что-то о днях Локи и Элис друг без друга, что-то грустное, что-то веселое, что-то интересное или не совсем.

Через пару минут Локи уже заваривал клубничный чай, и пока торт печется, он решил присоединиться к Элис, сидящей на диване и листающей социальные сети. Он нежно приобнял её, зарываясь носом в волосы, а она без слов поняла, что надо прижаться к нему, крепко прижаться, так, чтобы слышать стук его сердца. Так Роджерс-младшая и сделала, не веря собственным ушам — он живой. Это не сон. Он правда рядом с ней. Холодный, родной, настоящий, а не тот, что иногда снился ей во снах — облезлый, с кровавыми глазами, сломанными конечностями, толкающий её в самую преисподнюю. Такого Локи никогда и не было. Он всегда был на её стороне. Он никогда её не предаст, не бросит, не подведет… Рядом с ним она может ощущать себя под защитой. Действительно свободной, счастливой… Вслушиваясь в ритм его сердца, она тихо-тихо, сначала одними губами, потом шепотом, а потом и вполголоса, запела:

— Ma vie cesse quand tu pars… Je n'ais plus de vie et même mon lit ce transforme en quai de gare… Quand tu t'en vas… — Локи сразу узнал эту песню, и поглаживая Элис по спине, влюбленным взглядом, с быстро бьющимся сердцем, слушал её пение, тихое, неумелое, но такое приятное, искреннее, исходящее не от гортани, а от души, — Je suis malade, complètement malade… Comme quand ma mère sortait le soir, et qu'elle me laissait seul avec mon désespoir…*

Она подняла голову и взглянула на него с улыбкой, потом чуть подтянулась и коснулась носом носа — нежно, с какой-то своей особой наивностью и искренностью. Локи нежно поцеловал её, не желая, чтобы этот день закончился. Совсем не желая, чтобы это мгновение останавливалось.

Надо признать, скучали они не только друг по другу, но и по таким вот безмятежным вечерам в компании друг друга, за поеданием клубничного торта и клубничного чая. Когда они собирались спать, то не могли не заметить, что от обоих безумно пахнет клубникой. Они засыпали в обнимку, слушая дыхание друг друга. Элис практически не ворочалась — первую ночь после войны бесконечности она спала спокойно, не дергаясь, чувствуя себя… дома. Под охраной, не в одиночестве. Локи изредка дергался, но тут же крепче прижимал к себе свою Элис, зарывался носом в мягкие светлые волосы, и вновь засыпал, крепко, без волнений и печали, обретая, кажется, потерянный рай.

Посреди ночи, он почему-то проснулся. Обнаружив, что спит, почему-то, спиной к Элис, Локи повернулся к ней лицом и не мог вновь не вглядеться — чтобы влюбиться в неё заново, сотый раз за день. Девушка выглядела безмятежно, спокойно, обнимая одеяло и немного посапывая, зарывалась носом в него. Лафейсон погладил её ребрами пальцев по щеке, она промурлыкала что-то себе под нос, и, убирая одеяло, легла на спину и потянулась. Её топ задрался до ключиц, обнажая грудь, и она, заметив это, тут же проснулась и поспешила его опустить. Элис бросила взгляд на пробудившегося Локи, который смотрел на неё голодными глазами. Смутившись, она опустила глаза и тут же залилась краской, украдкой посматривая на Лафейсона. Он снова коснулся холодными пальцами её щеки, Роджерс невольно поежилась, вздохнула и прижалась к его руке. Она, надо признать, просто обожала, когда он так делает.

В окно светили фонари и свет вывесок, но откуда-то снизу, что делало оттенки тусклее и разглядеть в их свете что-либо было невозможно — ни белейшую простынь, ни интерьер комнаты. Только вот светлая кожа Элис, её плечи, усыпанные родинками, её немного растрёпанные волосы, казалось, светились в темноте. Локи коснулся пальцами пряди её волос, заправил её за уши, а после лег на бок, опираясь на локоть, и взглянул в голубые глаза девушки. В них плясало какое-то игривое пламя, и одновременно — доверие с волнением. Мужчина навис над ней, прикрыл глаза и коснулся губами её губ, разгорячённых, обкусанных губ, сладость которых казалась приторной, но разве его это волнует? Его рука скользнула ей на плечо, и Элис ощутила, как по всему телу пробежались мурашки величиною с кулак. Она поежилась под весом его тела, прикрыла глаза и потянулась пальцами к воротнику его рубашки, расстегивая одну пуговицу за другой, будто нарочно, медленно, наслаждаясь каждым сантиметром его кожи, к которой Элис так давно не прикасалась.

Утром девушка проснулась с чувством приятной усталости. Локи обнимал её со спины, ласково прижимая к себе и утыкаясь холодным, как и всё тело, носом ей шею, вызывая приятную волну мурашек. Элис повернулась к нему лицом, не расцепляя объятий, и поправив свои волосы, принялась гладить его лицо подушечками пальцев. Она проводила пальцами по линии скул, по аккуратным бровям, по челюсти, поправляла волосы, гладила шрамы на шее с особой аккуратностью, едва касаясь, но чувствуя его холод. В голове промелькнула мысль, что ни один другой человек бы не стерпел такого холода, а она спокойно лежит и даже не дергается, ощущая его руки у себя на талии.

На этаже они явно были не одни — слышались голоса Ванды и Вижена, очевидно, приехавших погостить, возглас Мишель «не дергаться!», очевидно, адресованный одному из её натурщиков, лепет Пеппер, чьи каблуки громко стучали по полу, так же, совсем приглушенно, где-то вдалеке, слышались Стив и Баки, хвалящие торт и обсуждающие, что отметить медовый месяц в Италии — не такая уж и плохая идея.

— Доброе утро, Солнце… — вполголоса прохрипел Лафейсон, целуя Элис в лоб и прижимая к своей шее. Элис положила руки ему на крепкую, гладкую спину, и прижалась вплотную, закинув ногу на бедро и позволяя ему покрепче обнимать себя, так крепко, как только возможно.

— И тебе доброе… — ответила Элис, щекоча ресницами его шею, — Нас, наверное, обыскались… — добавила она, после того, как прямо рядом с дверью послышалось бурчание Джеймса.

Локи поежился, мурлыкнул и немного отстранился, но так, чтобы можно было взглянуть ей в глаза, и с усмешкой голосе ответил:

— Тебе ли не всё равно?

Элис улыбнулась, понимая, что ей действительно всё равно, и притянув Локи к себе за шею, крепко поцеловала, не давая кислороду пробиться в легкие.Примечание к частиАтенншн, эта глава никак не связана с событиями "Капитан Марвел" и "Мстители 4", если вы читаете это тогда, когда фильмы уже вышли. Все персонажи живы после событий "Войны бесконечности", Танос повержен, а все остальные счастливы и здоровы.

* — Lara Fabian — Je Suis Malade. Перевод ищите в интернете.