Тридцать полных оборотов (джен)

— Просто я тебя ненавижу.

Поднявшийся промозглый ветер неприятно задувал за ворот мантии. В иное время Сириус закутался бы плотнее, чтобы сохранить тепло. Но сейчас холод был необходим. Потому что Бродяга готов был взорваться.

Перед ним стоял чёртов коротышка, который обвинял его и Джеймса — хотя именно Джим был тем человеком, который ввёл Петтигрю в компанию, обеспечивая тому комфортную жизнь до сего момента.

«Сириус, да ладно тебе, он нормальный. Не всем же рождаться такими звёздными, как ты».

Питер на первом курсе был просто пугалом. Путался в коридорах, падал на лестницах, боялся метлы и вечно мычал что-то нечленораздельное, когда с ним пытались заговорить. Джим был уверен, что мальчишка просто до этого ни с кем не дружил — и что обязательно надо ему помочь. Они же гриффиндорцы!..

«Сириус, не срывайся на нём! Споткнуться и уронить доспехи мог любой из нас!»

Джеймс всегда защищал Петтигрю. Даже если тот действительно был виноват. Но Сохатый находил где-то в себе столько терпения, чтобы его хватало, в итоге, и на Сириуса тоже.

«Сириус! Не смей называть его так! Он наш друг!»

На пятом курсе, когда они смогли впервые обратиться в свои анимагические формы, Бродяга назвал Питера Червехвостом. Тот надулся, как всегда, тихо и жалко, и только Джеймс накинулся на друга с отповедью.

…А теперь эта вонючая крыса обвиняла в том числе и Джеймса!

На кончиках пальцев заискрила стихийная магия. Гнев достиг пика, выжигая все лишние мысли, оставляя внутри идеальную пустоту, звенящую в ушах.

— Импедимента!

Петтигрю, неожиданно для его комплекции, увернулся — и движением снизу метнул Режущее. Сириус сместился, плавно, как в танце. Питер, хоть и неуклюже, двинулся следом, не ослабляя напора чар. В Блэка полетели Связывающие, Слепящие, Оглушающие…

Бродяга понимал, что может победить в их внезапной дуэли — потому что для Питера такое противостояние было новинкой. Стоило заставить Пита войти в нужный ритм — и послать заклинание на противоход. Но с каждым заклинанием тугой узел в груди у Сириуса развязывался. Такое же облегчение мелькало и в водянистых глазёнках Питера. Тот раскраснелся, вспотел, но не останавливался; Петтигрю выглядел живее и искреннее, чем за все годы, вместе взятые. Он переступил через себя, раздавил в себе Червехвоста, которым дразнил его Блэк с первого анимагического превращения, и сейчас Сириус ощущал, что бьётся если не с равным по силе, но с тем, кто может быть его другом.

 — Импедимента!

Брошенное с силой заклинание взрыхлило землю, отбрасывая и Бродягу, и Хвоста. Сириус почти сразу же приподнялся; Питер же остался лежать. Несмотря на ударную волну, он не выпустил палочки. Его грудь вздымалась от тяжёлого дыхания; Питер с трудом уселся — и посмотрел на Блэка, то ли оскалившись, то ли улыбнувшись. С кряхтением поднялся на ноги и двинулся в сторону замка.

Сириус, не в состоянии сдерживать рвущуюся веселость, прокричал:

— Смотри не споткнись, Червехвост!

Пит, не поворачиваясь, ответил неприличным жестом.

Бродяга был готов загавкать от восторга. Наконец в крысе проснулся человек.

* * *

Джеймс сидел на подоконнике и бездумно смотрел на Озеро. Мантия сползла с головы и болталась на одном плече, но он не спешил её поправлять. Он чувствовал себя невероятно опустошенным — хотя ещё полчаса назад метался подбитым зверем по пустому коридору третьего этажа.

Джеймс впервые в жизни оказался за бортом.

Поттер был уверен, что начинается новый виток прекрасной жизни. Он видел в своих мечтах, что улыбка Лили теперь принадлежат ему; в красках представлял их вечера и прогулки, ощущал её талию под своей ладонью, фантазировал о романтических проделках в её честь…

Как его самая сокровенная мечта могла так гнусно обосраться?

Он тяжело вздохнул и откинул голову назад. Камень холодил макушку, но всё же не мог остудить жар разочарования. Защипало глаза.

В таком состоянии — абсолютно разбитом и абсолютно не поттеровском — его обнаружил Бродяга. Тот кинулся к другу, как к умирающему.

— Джим! Джим, ты чего? Что произошло?

Но всё, что смог сделать Сохатый, это прохрипеть:

— Погнали к Розмерте. С меня на сегодня хватит.

* * *

В Хогвартсе было душно.

Артефактору очень не нравилась история с Розье; нападение на Лили было отвратительным, но ничего уже нельзя было сделать сверх того, что уже было сделано. Дамблдор и так втянул его непозволительно глубоко: Томпсон старался не думать о том, как высока вероятность упоминания его личности Розье-старшим на каком-нибудь собрании Пожирателей и зачем это всё потребовалось директору…

«Дыши, Гарри, дыши».

Он выбивался из своего недавно настроенного ритма, мысли опять скакали безумным табуном, тревога нарастала. Если им заинтересуются люди со стороны — особенно с волдемортовой — то вопросов не избежать. Ещё живые Блэки, Малфои, с неизменными регалиями от Попечительского совета, другие чёртовы аристократы наверняка не оставят в покое неизвестного доселе мага и вполне могут вывести его на чистую воду — с его-то купленными документами… Часть его сознания пыталась успокоить словами о том, что Дамблдор ничего не делает просто так. Но другая его часть твердила о том, что Дамблдор из мира А — это не обязательно Дамблдор из этого мира.

Очередной раз Томпсон обратился к своей любимой технике — одно дело за раз — и просто решил добраться до своих комнат. Всё остальное подождёт. Удариться в паранойю он может в любое время.

Покои встретили его, как всегда, тишиной и прохладой; вздохнув, Томпсон скинул с себя мантию и упал в кресло. Ему уже стоило аппарировать в Литтл-Хэнглтон, но он чувствовал, что просто обязан ещё некоторое время побыть в немного ватной тиши своих комнат. Перевести дух, собраться… В памяти Гарри начал по кусочкам воспроизводить мельчайшие детали того самого кладбища, где Волдеморт снова обрел тело. Вспоминать было неприятно, но необходимо.

Когда картинка была перед глазами такой четкой, словно он был там вчера, Гарри призвал из гардероба ничем не примечательную маггловскую одежду, трансфигурировал ботинки в более удобные для случая кроссовки, ещё раз осмотрел комнаты и вышел прочь.

Мантия мягко окутывала хозяина, движущегося к Запретному лесу, к границам аппарационного купола. И только после того, как Гарри подхватил под рёбра привычный крюк, у него мелькнула мысль о том, что он не зачаровал свои комнаты, оставив базовую хогвартскую защиту.

Хлоп!

Привычный закручивающийся тоннель, растягивающийся горизонт, пустота, словно высасывающая лишние мысли…

Хлоп!..

Кладбище выглядело ровно так, как и в памятный день несколько десятков лет вперёд. Гарри не хотел осматриваться и впитывать в себя больше, чем тогда. Ему до сих пор иногда снилось щербатое надгробие, за которым он, нескладный подросток, прятался от глумливых взрослых магов.

До халупы Гонтов было не близко; Томпсон, не снимая мантии, двинулся в сторону рощи. Он почти не замечал сырого стылого воздуха, игнорировал резкие порывы ветра. Гарри мог бы накинуть на себя Согревающее и что-нибудь сделать с ветром, но последнее, что он хотел, так это остаться наедине с собой и своими мыслями в комфортном коконе магии.

Тропа вилась вдоль разросшейся живой изгороди, в ночи она казалась почти чёрной; сухие деревья нависали, стараясь зацепить невидимого пришельца своими узловатыми сучьями. Чем дальше уводила тропа, тем плотнее становились заросли. Ветер шуршал в кронах, но Гарри казалось, что это шипит потревоженный клубок змей. Деревьев становилось больше, а дорога уходила вниз, уводя Томпсона в прогалину. Потянуло болотной сыростью. Чувство страха становилось явным. Видимо, работали чары вокруг дома.

Покосившаяся хижина, с иссохшейся змеёй на двери, излучала тревоги больше, чем оставленное позади кладбище. Томпсона разобрала дрожь, но она не помешала ему решительно отворить дверь.

— Гоменум Ревелио.

В хижине не было никого, кроме Томпсона.

Гарри плотно закрыл за собой дверь, свернул мантию, уложив её в карман, и засветил огонёк под потолком.

Пахло плесенью и разложением. Не хотелось ничего трогать, до того мерзотным выглядело обиталище. Пыль, разросшиеся плантации чёрной плесени, застывшее среди мебели ощущение медленной смерти и забвения. Томпсон силой воли абстрагировался от лишних эмоций и естественной брезгливости. Артефактор должен быть готовым ко всему, если вопрос касается артефактов.

Поиски начались.

* * *

…Предрассветный час для окрестностей Литтл-Хэнглтона был привычно туманным. Уже виднелась светлая полоса на горизонте, ночные птицы совершали последний полёт.

Гарри, сидящий на старом поваленном могильном камне на окраине кладбища, не замечал холода. У него в руке была бутылка пойла, которую он стащил из «Висельника», местного паба. Бутылка, мантия, палочка — всё было при нём.

Кроме чёртового кольца-крестража, которого не оказалось в лачуге.