Гордость и предубеждение и лепреконы (гет)

К большому удивлению Гермионы, Драко приехал в дом её родителей в немагической части Лондона быстрее, чем успел забыться визит лорда Малфоя. Мужчина предложил прогуляться. Долгое время никто из них ничего не говорил; Гермиона втайне принимала отчаянное решение, и, возможно, Драко терзал себя тем же самым.

Они подошли к «Дырявому котлу» и заняли столик. Теперь настал момент для приведения решения в действие, и, почувствовав прилив мужества, Гермиона сразу же сказала:

— Вы знаете, мистер Малфой, я ужасная эгоистка. И глубоко сожалею, что, стремясь облегчить свои собственные чувства, я не позаботилась о том, насколько сильно могла ранить ваши. Вы проявили доброту к моей подруге. С тех пор как я узнала об этом, мне нестерпимо хотелось признаться, какую невыразимую благодарность я испытываю. И мне известно, что сами влюблённые чувствуют столь же сильную признательность.

— Если вам неизменно нужно меня поблагодарить, — ответил он, — пусть это исходит от вас одной. Я не могу отрицать, что желание вас порадовать было одной из причин, побудивших меня вмешаться. Но ни ваша подруга, ни мой друг ничем мне не обязаны. Какое бы уважение я к ним ни питал, признаю, мне были важны только вы.

Гермиона чувствовала себя чересчур смущённой, чтобы вымолвить хоть слово. После короткой паузы её спутник добавил:

— Вы слишком великодушны, чтобы играть с моим сердцем. Если ваше отношение ко мне с тех пор, как мы с вами разговаривали, не изменилось, скажите сразу. Мои чувства и все мои помыслы неизменны. Но вам достаточно произнести слово, и я больше не заговорю о них никогда.

— Мои чувства претерпели такие изменения, что теперь отражают ваши, — мягко сказала Гермиона, чувствуя более чем обычную неловкость и тревогу от сложившейся ситуации.

Затем произошла забавная и очень странная вещь.

Достопочтенный Драко Малфой улыбнулся.

Искренне улыбнулся.

Гермиона подумала, что никогда раньше не видела, чтобы кто-нибудь из членов семьи Малфой улыбался. Несмотря на перемену в её чувствах, это зрелище слегка сбивало с толку. Драко поднялся, предложил ей руку, и они пошли дальше без особой цели и направления. Слишком многое нужно было обдумать, прочувствовать и высказать, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.

Вскоре она узнала, что своим нынешним хорошим взаимопониманием они обязаны усилиям его отца, который навестил Драко по возвращении через Косой переулок и там рассказал о визите в «Нору», мотивах и сути разговора с Гермионой. Он намеренно останавливался на каждом ответе последней, что, по мнению его светлости, особенно подчёркивало её порочность и самоуверенность, в убеждении, что такие отношения, несомненно, посодействуют усилиям добиться от сына того обещания, которое она отказалась дать. Но, к несчастью для его светлости, эффект оказался прямо противоположным.

— Его слова подарили мне такую надежду, — сказал он, — которую я едва ли позволял себе испытывать хоть раз в жизни. Я достаточно осведомлён о вашем характере, чтобы быть уверенным — если бы вы были абсолютно, бесповоротно настроены против меня, вы бы признались в этом отцу откровенно и открыто.

Гермиона покраснела и, рассмеявшись, ответила:

— Да, вы достаточно осведомлены о моей откровенности, чтобы поверить, что я способна на это.

— В отличие от вас, мне сложно так легко примириться с самим собой. Воспоминание о собственных словах, поведении, манерах и выражениях — тогда, и сейчас, и уже много месяцев — невыразимо болезненны для меня. Ваш упрёк был сказан как нельзя кстати, я никогда не забуду: «Поведи вы себя чуть более по-джентльменски». Это были ваши слова. Вы не знаете, не сможете вообразить, какую боль они причинили мне, хотя, признаюсь, прошло некоторое время, прежде чем я стал достаточно благоразумен, чтобы допустить их достоверность.

— Ох! Не повторяйте моих слов. Ни к чему поминать прошлое. Уверяю вас, я давно искренне стыжусь этого.

Драко вспомнил о своём письме:

— Неужели оно, — поинтересовался он, — так скоро изменило ваше мнение обо мне в лучшую сторону? Вас так сильно поразило его содержание?

Гермиона объяснила, как оно повлияло на неё и как постепенно стёрло все былые предрассудки.

— Не думайте более о письме, — сказала она в конце. — Чувства человека, написавшего его, и человека, его получившего, сейчас настолько сильно отличаются, что все неприятные обстоятельства, тому сопутствующие, должны быть забыты. Вам следует придерживаться гриффиндорской философии в этом деле. Думать о прошлом только тогда, когда воспоминания доставляют удовольствие.

— Будучи слизеринцем, я располагаю лишь способностью лелеять болезненные воспоминания, которые нельзя, невозможно выбросить из головы. Хотя имеются в моём арсенале и те, которые воистину благословенны. — Драко ухмыльнулся, и Гермиона залилась румянцем. Однако он продолжил, в этот раз с гораздо более мрачным выражением лица: — Многие вещи, которым меня научили в детстве, на деле оказались ужасными заблуждениями. К сожалению, как единственного сына, родители избаловали меня, почти научили быть эгоистичным и властным, не заботиться ни о ком, кроме своей собственной семьи, плохо думать обо всех маглорождённых и всех, кто с ними связан. Таким я был и таким мог быть до сих пор, если бы не вы, дорогая, прелестнейшая Гермиона! Всем, что есть во мне сейчас, я обязан вам! Вы преподали мне урок, поначалу действительно трудный, но очень полезный. Благодаря вам я получил должное порицание: я пришел к вам, не сомневаясь, что буду принят, но вы открыли мне, насколько недостаточны были мои чистокровные притязания.

— За то короткое время, что вы ходили за чаем, вы убедили себя, что я так и поступлю?

— Действительно, убедил. Что вы подумаете о моей самонадеянности? Я верил, что вы желаете, ждёте моих обещаний. Теперь я ловлю себя на том, что лишь надеюсь на это.

Драко остановился и взял её за обе руки.

Настроение Гермионы вскоре снова стало благодатным, она хотела, чтобы Драко объяснил, почему вообще смог полюбить её.

— С чего всё началось? — спросила она. — Я могу понять, как очаровательно вы пытаетесь сопротивляться тому, что уже началось; но что могло сподвигнуть вас в первую очередь?

— Тяжело вспомнить точное время или место, взгляд или слова, которые заложили фундамент. Всё началось слишком давно. Я был уже на полпути, когда понял, что происходит.

— Вы легко устояли против моей красоты, а что касается манер… Моё поведение по отношению к вам по меньшей мере всегда граничило с невоспитанностью, и обычно я заговаривала с вами, скорее желая ранить вас, чем нет. А теперь будьте искренни: вас восхитила моя дерзость?

— Живость вашего ума пленила меня. Вы ярчайшая ведьма нашего поколения.

— Это мне доводилось слышать.

— Теперь вы примете моё признание? — спросил он, позабыв всю прошлую надменность. Его нервозность выдала усилившаяся на её руках хватка. — Пускай оно устарело и потускнело, я уверен, вы как раз та ведьма, которая заставит его сиять. Мисс Грейнджер, я счёл бы за честь провести остаток своей жизни, делая вас счастливой.

— В таком случае, мистер Малфой, — ответила Гермиона, — я скажу да.

Вместе счастливая пара вошла в штаб-квартиру авроров: Гермиона держала Драко под руку. В их походке чувствовалась лёгкость и невозмутимость, словно ничто не могло их остановить.

Драко только что закончил рассказывать Гермионе о банши, их слезах с целебной силой и своих мыслях о поимке лепрекона.

— Скажите мне, Гермиона, вы случайно не сохранили какую-нибудь из монет лепрекона, которыми он осыпал нас?

Гермиона мило покраснела.

— Совершенно случайно, так и есть, — сказала она. — В тот день в мой карман упала одна монетка. Я обнаружила это только вчера.

Драко торжествующе улыбнулся.

— Теперь ничто не помешает нам поймать маленького подлеца, — ответил он, целуя её руку.

В тот день по настоянию Драко Гермиона наблюдала с соседней крыши, как он сам и несколько других авроров, включая Гарри, спрятали монету над магической ловушкой в центральном дворе Гринготтса. В целях безопасности волшебники смазали оголённые участки кожи слезами банши, что придало каждому из них бледное восковое сияние.

Они ждали почти до сумерек, но никаких признаков лепрекона не обнаруживалось. Начали ходить разговоры о возвращении в министерство; многие авроры, особенно те, кто презирал Драко в прошлом, отвергали его план по поимке обезумевшего существа.

— Аркус плювиус, — прошептала Гермиона. Она взмахнула палочкой и снова спряталась в тени.

Обескураженные внезапностью, авроры оказались почти не готовы к появлению лепрекона. Он возник на краю двора и, завидев авроров, бросился к монете.

— Остолбеней! — раздался крик по меньшей мере восьми авроров одновременно.

Лепрекон замер посреди прыжка, рука застыла над монетой. В глазах его плескалось отчаяние завладеть своим золотом.

— Полагаю, в конце концов эта монета оказалась не такой уж и счастливой, — заключил Драко, забирая её прямо из-под маленькой руки.

Авроры разморозили, а затем сковали лепрекона магическими цепями, пока он кричал и безумно пытался вырваться. Гермиона спустилась, чтобы присоединиться к остальным.

— Никогда не видел ничего подобного, — протянул один из авроров, Невилл Долгопупс. — Лепреконы, конечно, озорники, но этот потерял последние крупицы благоразумия.

— Может быть, ему, — предположила Гермиона, — потребуется особое лечение, если он психически нездоров. Вряд ли он сможет получить его в Азкабане?

— Если нет, мы сделаем так, чтобы обеспечить ему должный уход, — сказал Гарри.

— Мисс Гермиона Грейнджер, — гордо сказал Невилл, — всегда защищала проигравших.

— Даже когда сама пострадала от их рук, — произнёс Драко, глядя прямо в глаза Гермионе.

— Что? — воскликнул Гарри. — Лепрекон причинил вам вред? Мистер Малфой, как вы могли позволить такому случиться? Гермиона находилась под вашей опекой, работая в паре с вами. Если вы дали мне обещание не обращаться с ней плохо, это не значит, что могли позволить другому сделать это вместо себя!

— Терпение, Гарри, — сказала Гермиона. Она посмотрела на Драко. — Я не пострадала, так что вы можете быть покойны. Воистину, это я стала той, кто причинил вред ему.

— Не берите в голову, — сказал Драко Гермионе, — мы уже и думать забыли об этом. Не бойтесь, мистер Поттер. Я бы никогда не позволил причинить вред мисс Грейнджер.

Невилл и Гарри с любопытством разглядывали пару, но вопросов не задали.

Господин Кингсли Бруствер, исполняющий обязанности министра магии, использовал всё своё политическое влияние, чтобы обеспечить публичное признание вклада Драко в раскрытие дела о клевере. Репортёры из «Ежедневного пророка» стекались к Драко, нетерпеливо пытаясь получить подробности и комментарии о героической работе бывшего Пожирателя смерти в качестве аврора. Драко, в свою очередь, вовсю нахваливал Гермиону за проведённые исследования и помощь, постоянно упоминая её светлый ум, ставший ему неоценимой опорой.

На церемонии, организованной Кингсли в честь Гермионы и Драко, пара воспользовалась присутствием друзей и семьи, а также прессы, чтобы объявить о помолвке. Одобрительные возгласы раздавались со всех сторон, пока из задней части бального зала не раздался яростный восклик:

— Что?! Вы собираетесь выйти замуж за этого хорька!

Толпа повернулась и расступилась. Там, на лестнице, под баннером и растяжками, стояли Рональд и Лаванда Уизли. У первого багровело лицо и белели сжатые кулаки, а вторая выглядела смущённой и пыталась сделаться как можно более незаметной.

— О, Мерлин, — пробормотала Гермиона.

Драко только улыбнулся.

— Да что же это творится? — продолжал кричать Рон. — Вы отдали это дело Малфою?! Оно принадлежит мне. — Он пронёсся через переполненную залу и наставил указательный палец на Гермиону. — Я не позволю вам выйти за него замуж, — заявил Рон с рычанием. — Будьте уверены, от вас ему нужна только ваша репутация героини войны, он всего-навсего пытается улучшить имидж своей предательской семейки.

— Вы не в том положении, чтобы указывать мне, Рон, — отчеканила Гермиона.

— Признайте это, Уизел, вы проиграли дело и, что более важно, ведьму мечты каждого волшебника. Знайте же: она может быть достойней меня, но это лишь усиливает моё желание заслужить место подле неё. Прекратите играть этот второсортный спектакль.

— Как вы смеете, сэр! Полагаю, что вправе потребовать сатисфакции, — сказал Рон, еле сдерживая голос от гнева и оскорблённого достоинства.

Мерлин милосердный, подумал Драко, неужели этот рыжеволосый дурак действительно предлагает волшебную дуэль?

— Рон вам нужно уйти и остыть, — сказал Гарри, сам пытаясь последовать своему же совету. — Если только вы не желаете поставить в неловкое положение и себя, и свою новую жену любовными притязаниями, которые остались у вас в отношении мисс Гермионы.

— Которая скоро станет достопочтенной миссис Малфой, — добавил Драко со своей фирменной ухмылкой, небрежно сложив руки за спиной.

— Малфой, вы не помогаете, — сказал Гарри.

Лаванда выгадала момент, чтобы схватить мужа за руку, быстро извиниться за его поведение и поспешно заставить покинуть зал.

— Вероятно, этот случай станет не последним. Найдутся те, кто непременно будет оставлять пренебрежительные замечания о вашей предстоящей свадьбе, — глубокомысленно заметил Гарри.

— Я верю, что вместе мы справимся с чем угодно, — ответил Драко, беря Гермиону за руку и целуя кончики её пальцев. Она улыбнулась своему жениху и утвердительно кивнула.

О, он был недалёк от истины.

Взять к примеру лорда Малфой, который оказался крайне возмущён женитьбой сына. В ответ на письмо, в котором сообщалось о бракосочетании, он дал волю всей неподдельной откровенности своего характера. Лорд послал Драко настолько оскорбительные выражения, особенно в адрес Гермионы, что на некоторое время всё общение было прекращено. Однако в конце концов уговоры леди Малфой смогли убедить Драко позабыть об оскорблениях и искать примирения; а после некоторого отпора со стороны отца негодование уступило место либо привязанности к Драко, либо любопытству взглянуть, как держит себя маглорождённая жена его сына. Он даже снизошёл до того, чтобы навестить их в квартире Малфоя, хотя сень его и была осквернена не только присутствием недостойной хозяйки, но и визитами её отца с матерью из немагической части города.

С четой Забини они навсегда остались в самых близких отношениях. Драко, так же как и Гермиона, по-настоящему любил их; оба они сохранили чувство горячей благодарности к людям, которые, обретя друг друга, поспособствовали и их союзу.