Олений дракон (джен)

— Лорд Станнис, конечно, сильно изменился за последнее время, — задумчиво сказал мейстер Крессен. — Но употребление подобных... веществ... даже на спор... нет, на него это совсем не похоже. Или я совсем его не знаю.

В углу шатра, наспех отгороженном запасными простынями, устроили что-то вроде госпиталя: Деймон и сдернутый на помощь Джастин Масси стаскивали со слабо трепыхавшегося Эйгора грязную одежду и обтирали чистой водой и разбавленным отваром ромашки, Брин рядом колдовал — не в прямом смысле — над походными котелками с настоями. Крессен притулился подле него с Ренли на руках; малыш даже уже не ревел, а просто прижимался к деду и пырил на мир испуганным олененком. Дать бы ему чего-нибудь, чтобы заснул побыстрее и не видел всего пиздеца, но дедушке Крессену явно было виднее, как успокаивать таких маленьких.

У самого Брина такого опыта не было: сына увезли за море еще в пеленках, дочку он сам просил от него прятать — точнее, от Твари, — а девочки Гвенис были все же постарше.

— А он не употреблял, ни на спор, никак, — Брин подсыпал в котелок еловых иголок — спасибо жрецам с Острова, дали с собой всякого. — Его отравили.

— Отравили? — напрягся Крессен. — По приказу короля?

— Нет, слава богам. Девица какая-то, чуть постарше меня. Приворожить хотела, не рассчитала дозу.

Или просто была из породы тех дур, которые считают, что чем больше бахнуть мужику приворотки, тем вернее он тебя полюбит. Брин в прошлой жизни видел одну такую — поцелуем русалки⁽¹⁾ человека отравить умудрилась, это ж какой-то недостижимый уровень идиотизма.

Крессен поджал губы, задумался на мгновение и коротко кивнул своим мыслям.

— Маргаритки можно отцеживать, — заметил он. — Остужай и попробуем выпоить лорда Станниса, если не возьмет — тогда еловый настой, он как раз доварится. И... Брандон, нам придется объясняться с лордом Робертом. Я подумаю, как это сделать.

Само собой, беда не пришла одна.

— Где эта сволочь?!

Брин как раз отцеживал иголки, когда у него над головой рявкнули так, что чуть уши не заложило; только многолетняя привычка — выработанная при помощи все тех же Мейкара и Хози — позволила ему не дернуться и не перевернуть котелок с лекарством.

Интересно, кто же растрепал до времени, Джастин, что ли... хотя нет, он тут все время был. Видимо, сам лорд Роберт заподозрил неладное, не нашел брата и оруженосца поблизости и пошел их проверить.

— Не держи меня, лисниец! Станнис, нашу с тобой мать, я тебе говорил — хоть одна срань на пиру случится...

— Роберт, тихо!

Ух ты. А Брин и не думал, что дедушка Крессен умеет так греметь.

— Да что тихо-то, мейстер Крессен?! Этот пиздюка кусок то деснице надерзит, то с кронпринцем сцепится, а сейчас до кучи шмаль жрать начал!

— Станнис ничего не употреблял, его отравили!

В шатре повисла звенящая тишина; Брин выглянул из-за занавески — лорд Роберт замер горой у опорного столба и, кажется, не мог вымолвить ни слова.

— Отравили? — хрипло выдавил он наконец. — Кто? Как? Когда?

— Обсудим это потом, — сурово ответил Крессен и всунул ему в руки готовившегося зареветь Ренли. — Успокой пока брата, сядь где-нибудь и, ради Старицы, не мешай септону Брандону и мне — Станнис очень плох!

Лорд Роберт машинально покачал Ренли, рухнул на тот стул, где раньше сидел Крессен — стул заскрипел, но не развалился — и уставился на неподвижного Эйгора на кровати.

— Я... могу что-то сделать?

— Можете, — быстро сказал Брин. Ему-то, неизвестному зеленому жрецу, драгоценное снадобье вряд ли отдадут, а вот для личной просьбы грандлорда, быть может, и расщедрятся. — Мой лорд Роберт, вы сможете достать горный пот, хоть немножечко? Неважно, где, неважно, как — купить, украсть... вы бы нам очень помогли!

— Не надо красть, — Роберт провел рукой по лбу. — У меня в сумках... мы в Долине горцев гоняли перед тем, как на турнир ехать. Нашли эту штуку близ одного селенья, много, папа Джон сказал — это знатное лекарство. Я мейстеру Крессену в подарок вез, ну и просто чтобы в замке было, не лишнее же... бери сколько надо, пацан, о чем разговор.

Что ж, Семеро продолжали являть чудеса и хранить Эйгора. Этак и Брин в них уверует вскорости.

Ну, или это Старые боги сжалились над ним и отвели от перспективы выпаивать братца одними еловыми иголками.

— Он умрет?

— А? — Брин вздрогнул и отвлекся от ступки, в которой толок для снадобья мягкий черный камень.

В шатре было все так же тихо, только огонь трещал да еле слышно постанывал в беспамятстве Эйгор; Деймон, Джастин и мейстер Крессен не отходили на него ни на шаг. Ренли уснул на руках у брата, устав плакать и бояться, а сам Роберт сидел на том же самом месте и все еще не сводил взгляда с Эйгора.

— Станнис умрет? — повторил он свой вопрос.

— Я не знаю, — честно ответил Брин. Его учили не лгать больным и их родичам, хоть это и нелегко давалось. — Мейстер Крессен и я делаем все возможное, но... доза яда была слишком велика. Тут только молиться, мой лорд Роберт.

— Какого яда, это же шмаль? Ею разве можно отравить?

Удивительная незамутненность для человека его возраста и положения; когда Брину в прошлой жизни было столько же, золотая молодежь при дворе и в остальных королевствах знала не только как это делается, но и какую шмаль — или сочетания шмали — для этого лучше выбрать. Особенно просторцы отличались, за ними записывать можно было, что Брин и делал время от времени.

— Этой — можно, мой лорд Роберт. Вы слышали что-нибудь о предельной дозе?

— Ну да, мелькало что-то у Корбреев в разговорах.

— Ее еще называют смертельной дозой, так понятнее. Предельная — потому, что предел человеческого тела достигнут, дальше только привет предкам. Не у всякой шмали такая доза есть, лишь у самой забористой, у кифа примерно вот столько, — Брин взял со стола одну из бронзовых ложечек и продемонстрировал лорду Роберту. — А лорд Станнис получил в полтора раза больше. Кроме того, киф обычно растворяют в молоке или воде, а вашему брату сначала мейстерский огонь в питье плеснули, и только потом эту дрянь засыпали...

— Да хватит юлить уже, зеленый, говори как есть!

Вот и пробуй потом не говорить им неприятную правду в лицо. Никакой благодарности.

— Такое сочетание — это почти мгновенная смерть. Сердце не выдерживает, и... все.

Роберт чуть нахмурился, глядя на брата:

— Но Станнис-то еще жив.

— Да, жив. И был жив, когда я пришел. Это внушает определенную надежду, — Брин взболтал в воде получившийся порошок. — Идемте, мой лорд Роберт, мне понадобится ваша помощь.

— Думаешь? — Роберт принюхался и поморщился. — Я вот не думаю, что моему брату надо эту гадость пить.

— Ему не нужно, а необходимо, — подтвердил Брин. — Но вы правы, гадость жуткая. А... лорд Станнис и когда обычным лекарством его накормить пытаешься, пинается и плюется, как злобная скотина, — и даже без "как". — Сейчас ему тяжко, но я все равно не уверен, что мы с мейстером Крессеном его удержим.

Только спустя несколько долгих, почти бесконечных часов и Брин, и мейстер Крессен смогли с уверенностью сказать, что жизнь Эйгора вне опасности — во всяком случае, на ближайшие сутки. Мейстер Крессен остался у его кровати — наблюдать; Деймона Роберт поманил за занавеску, и Брин, только закончивший наводить порядок на рабочем столе, двинул следом.

— Брин, тебе бы поспать, ты третьи сутки на ногах, — озабоченно шепнул ему Деймон.

— Пусть останется, я быстро, — хмуро кивнул Роберт. — А теперь рассказывайте: кто, как и когда траванул моего брата.

Брин пожал плечами — он пришел уже под конец и ничего не знал. Слово взял Деймон: по нему выходило, что он пошел прогуляться по берегу и у беседки столкнулся со сьером Бринденом Талли; в самой беседке обнаружились бессознательный Эйгор и племянница сьера Бриндена в абсолютно непотребном виде, а при племяннице — кисет, битком набитый шмалью. Роберт слушал его и мрачнел с каждым словом.

— Она созналась, что отравила? Или может, видел ее кто?

— Созналась, мой лорд Роберт, — кивнул Брин. — При мне, сьере Геймоне и своем дядьке. Еще орала, дескать, еще кому-то так же сыпала, и с этим бедолагой все в порядке, не знаю, правда ли.

— Да нахера ей это?

— Когда мы пришли, девица Талли пыталась инсценировать изнасилование, мой лорд Роберт, — негромко и зло ответил Деймон. — Очень неправдоподобно, должен сказать.

— А Станнис не мог ее и впрямь того, под шмалью-то? — задумался Роберт. — Я не сомневаюсь в братишке, но это же шмаль, я просто уточняю!

— Исключено, — мотнул головой Брин. — В том состоянии у него не то что не встало, даже не пошевелилось бы. Да и на ней самой ни следа.

— Даже одежда не изорвана, — подтвердил Деймон. — Мой лорд Роберт, поверьте, я знаю, увы, как выглядит изнасилованная женщина, и вполне могу отличить настоящую беду от маскарада.

— Я вас понял, — Роберт побарабанил по колену. — Только вот не пойму, нахера девчонке Талли это все. Она — младшая дочь, Станнис — младший сын... за каким пеклом такое блядство разводить, мы бы их и так поженили при надобности!

— Если только девчонка уже давно не девочка, — буркнул Брин. — А то и вовсе с подарочком.

Справедливости ради, для дуры Талли в таком случае было бы куда безопасней стравить плод, пока срок небольшой — наверняка состряпала тоже под шмалью, да и потом жрала — и наплести будущему мужу что-нибудь про потерю девичества в седле, в Приречье это была типичная отговорка. Но дура — она и в Соториосе дура, очевидное и простое ей в голову как раз и не придет.

Деймон пихнул было Брина локтем, чтобы поменьше болтал, но было поздно — по лицу Роберта загуляли желваки.

— Так значит, да? — рыкнул он. — Ну ничего, я с вами разберусь, селедки тухлые... Блэкриверс!

— Я здесь, мой лорд.

— Руки в жопу и за мной, прижмем этих блядин по горячим следам. Моим братом шлюху прикрывать, надо же додуматься! — Роберт посмотрел на Брина, и в его голосе прорезалось беспокойство. — Ты, пацан, и впрямь шел бы спать, а то будешь ни зеленый септон, ни серый, а никакой. Рассказ твой Блэкриверс повторит при необходимости.

Брин хотел было поспорить, но Деймон мягко приобнял его за плечи и подтолкнул в сторону кроватей — иди, мол, тебе нужно. И не успел Брин потихоньку улизнуть к котлам, как на его пути возник мейстер Крессен:

— Спать, септон Брандон. На тебе лица нет.

— Но лорд Станнис...

— Я посмотрю, а молодой Масси мне поможет.

— Но...

— Ты не слышал своего лорда и своего старшего товарища? Спать немедленно!

* * *

— Мой... лорд, — "брат", кричало всё внутри, "мой брат", — едва не погиб по вине этой девки! О каком изнасиловании может идти речь, он ходить не мог! Вы обезумели, милорды и мессьеры?!

Ярость затмила рассудок, заставила забыть о том, каково его место в этом новом, неправильном, безумном мире — Деймон говорил с ними как равный. Нет, как высший — как Таргариен, как избранный король Чёрного Воинства.

И конечно, реальность не преминула о себе напомнить: его слова просто оставили без внимания.

Только лорд Роберт положил ему на плечо тяжёлую руку.

— Бринден, ты был свидетелем происшествия. Что ты можешь сказать? — холодно спросил лорд Талли.

— У меня нет причин не верить племяннице, — ответил тот. — Она была беззащитна перед лордом Станнисом, и всё говорило, что только моё появление спасло её честь.

Талли важно кивнул. Рука Роберта стала словно вдвое тяжелее, пальцы вцепились в плечо Деймона, оставляя синяки.

— Может быть, можно будет договориться? — старик Аррен бросил строгий взгляд на своего воспитанника, словно боясь, что тот сорвётся и вытворит что-нибудь.

Лучше пусть боится Деймона.

— Ты ничего не изменишь, если сейчас их всех убьёшь, — невесело сказал Лори над ухом.

— Но можешь всё запомнить и подсыпать им яду потом, — хмыкнула с другой стороны Дени.

О да. Он запомнит.

— Договориться? — Роберт поднялся, медленный и страшный, как горный медведь. — Мой брат невиновен. Его присяжник клянётся в этом, и наш зелёный септон свидетельствует в его пользу. О чём мне договариваться — со лжецами?

Аррен картинно вздохнул. А чего он ждал? Что хозяин Штормов утрётся, получив нелепое обвинение от гнилой рыбины?

— Можно не договариваться, — неожиданно мягко сказал вездесущий Мартелл, но в его чёрных, немигающих глазах не было ни толики добра. — Можно отнести это дело на суд королю и пусть он решает, чьё слово имеет больший вес — лиснийского мошенника или природного Талли.

Вдох. Выдох.

Отче, неправду зриши на земле моей, зриши грешников, блядословие рекущих. К тебе взываю из тьмы бессилия: будь моей силой, к тебе взываю из тьмы отчаяния: будь мне надеждой. Буди огнём, что растопит воск злочиния, буди мечом, что рассечёт путы клевет, буди ветром, что развеет дым обмана, буди светом, что укажет путь к правде. Ты бо, Отче, един Судья, и един Царь, к тебе прибегаем и тебе молимся...

Сколько ещё голосов у него за спиной шептало молитву святого Тиланда, последнюю надежду неправедно обиженных?

— Чего ты хочешь за жизнь моего брата? — сквозь зубы спросил Роберт.

— Сущий пустяк: честь моей дочери, — любезно улыбнулся Талли и Деймон понял, что этот мерзавец ни на секунду не поверил малолетней распутнице.

— Зашить ей порватое? Это к портному, — сплюнул Роберт.

— Зачем так грубо? — снова подал голос Мартелл. — Мой лорд Баратеон, посудите трезво. Это идеальная партия для вашего брата. Младшая дочь и младший сын — никто не скажет, что они не равны друг другу, не так ли? В конце концов, семейство Талли не обошли вниманием даже драконы, — Мартелл гаденько усмехнулся и добавил: — Опять же, подумайте с такой стороны: в этом браке юноша получит самое близкое к тому, чего он желает — разве это не прекрасно?

— Нет, — просто ответил тот.

— Выбор за тобой, — развёл руками Мартелл. — Король будет просто счастлив такому развлечению.

— Я не говорю, что я против! — поспешно выкрикнул Роберт и тише добавил. — Но вы не заставите меня сказать, что я этому рад.

— Вот и чудесно, — хлопнул в ладоши Мартелл. — Когда огласим помолвку?

— Завтра, — потребовал Роберт.

На что он надеялся? Может быть, тоже на Отца и его справедливость.

— Чтобы к завтрашнему вечеру придумал, как этого не допустить. Понял, Блэкриверс?!

* * *

Деймон не знал, чем сьер Мелбин Творожок заслужил свою кличку — и не особо хотел знать, если честно — но был ему благодарен достаточно, чтобы отдать свой единственный золотой. Творожок последние года три гулял с Аннабет, горничной из Риверрана — знакомить с ней Деймона он отказался, зато поведал, что за последние три месяца леди Лиза не оставила ей ни единой кровавой тряпочки и ни одного пятнышка на простынях.

Теперь бы понять, как эту интересную истину подать так, чтобы семейка лжецов не смогла отвертеться — а то ведь наличие бастарда их только подстегнёт.

— Мейстер, — сказал Лори. — Пусть прилюдно сообщит, что девица беременна. От такого не отмоешься.

— Мейстер служит хозяину, — возразил Мейкар. — Нашему не поверят, а чужой едва ли согласится.

— Если у него не будет своих счётов с Талли, — возразил Лори. — Давай, нахле... Деймон, думай. Кто хочет им подгадить, но сойдёт за независимого?

Как будто он разбирался в нынешней политике. А впрочем...

— Есть одна идея.

Гнуть спину Деймон, признаться, умел не очень. Гордость у него была и от природы — драконья кровь не водица — и от воспитания, особенно от тёти Элейны, и от памяти о том, как он был избранным королём. Но ради брата — ради того, чтобы никто никогда не посмел безнаказанно его обвинять — он готов был не то, что спину гнуть — на брюхе валяться.

— Простите, что посмел обратиться, мой лорд, — ниже, ещё ниже поклон, и надеяться паче надежды, что до высокой особы не дошёл слух о разговорах у костра.

— Прощаю, — брезгливо ответил Ланнистер. Значит, Отец миловал. — Ты сказал, что у тебя есть некая ценная информация? Говори быстрее, время — деньги.

— Недостойный слышал, что сына вашей милости, — он нарочно ошибся титулом, выбрав один из королевских, и прямо почуял, как тот замаслился, — сватали за девицу Талли...

— Сватали, — согласился Ланнистер. — Но ты опоздал с любыми новостями, сговор не состоялся.

— Но ваша милость не знает, отчего переговоры начали так внезапно, — не поднимать глаз, не разгибать спину, беседовать с отвратительного фасона туфлями.

— Оттого, что она вошла в возраст, полагаю?

— Можно и так сказать, ваша милость, — этот фанфарон ни разу не поправил Деймона, поэтому стоило продолжать. — Вот только всё Приречье знает, что старый Талли пытается сбыть дочку с рук, пока не вышел срок.

— Какой срок?

— Ну, после которого уже никак нельзя будет сказать, что дитё просто до срока народилось, ваша милость, — нарочито-простовато ответил Деймон.

— Ты! Ты понимаешь, кого и в чём обвиняешь, лисниец?! — неужто и этот в сговоре?

Плевать, отступать некуда. Ниже поклон, раболепнее тон, непреклоннее суть:

— Как не понимать, ваша милость! Да только вот обидно же, что вашим сыном, таким славным юным рыцарем, хотели брюхо прикрыть! Как рыцарю обидно, ваша милость, видит Воин...

— Обидно ему... Селестин! — Ланнистер не крикнул, просто позвал негромко, но мейстер его услышал и явился почти немедленно. — Дочь Талли нуждается в полном медицинском осмотре. Возьмёшь с собой септу Эглантину. Всё понял?

Мейстер низко поклонился и исчез.

— А ты, лисниец, подождёшь здесь. И посмотрим, чего ты заслужил: награды — или казни за клевету на тех, кто неизмеримо выше тебя.

* * *

И конечно, Талли был у костра. Как ни в чём не бывало, улыбнулся Деймону, приветственно махнул рукой:

— Я тебе место придержал, садись.

У Деймона заныла скула.

— Воздержусь.

— Чего так? Сердишься, что ли? — искренне удивился тот.

Найти приличные наследнику Зелёного Дракона слова было очень сложно. Впрочем, если подумать, как раз наследнику Зелёного Дракона — судя по опыту общения с его призраком — приличествовали именно те слова, что шли сейчас на ум.

— Мне очень дорог лорд Станнис, — наконец сказал он.

Талли сочувственно кивнул:

— Бывает. Но ты ж понимаешь, нашу девочку надо было спасать. Пацану-то что, для него все дороги открыты, а ей был бы позор на всю жизнь.

— Он еле выжил, — тихо сказал Деймон. Наверное, пытался всё-таки достучаться — и как всегда, чувствовал, что тщетно. — Пока что выжил. Я не знаю, будет ли он жив завтра, или послезавтра, или потом. Вы так споро его жените, что даже не озаботились об этом узнать — что вы, что лорд Роберт.

— Ну да, некрасиво вышло, девочка переборщила с любовным напитком. Что поделать, умница в семье у нас Кет! — он усмехнулся. — Ничего, оклемается, как раз к добрым вестям. Не каждому, знаешь ли, младшему сыну такая невеста достаётся.

Он не слышал.

— Лорд Станнис может умереть, — внятно, разборчиво повторил Деймон. — Он отравлен, и хотя наш зелёный септон помог ему пройти первый кризис, остаются ещё три. Ваша племянница отравила его, мессьер! А вы, человек, который говорил мне о рыцарстве, оболгали её жертву.

— Громкие слова, Блэк...риверс, — нахмурился Талли. — А по сути-то что? Она моя племянница, я её с детства знаю. Сам-то как бы поступил на моём месте?

Деймон попытался представить хоть одну из своих дочерей или племянниц на месте отравительницы. Фантазия ему решительно отказывала.

— Так-то, молчишь. Значит, понимаешь — своя кровь выше всего. А я — Талли. У нас как? Семья, долг, честь. Так что не обессудь, Геймон — а если твой лорд помрёт, иди ко мне в присяжники? Будем вместе искать в мире правды, а?

Крепкие, сильные руки обняли его со спины, не давая сделать ни шагу. Кровавый туман, заволокший разум, медленно отступил и Деймон разобрал голос Лори:

— Вот так, спокойно. Вдох. Выдох. Ты убьёшь его потом, так, что никто не найдёт следов. Не сейчас. Сейчас ты улыбнёшься и скажешь что-нибудь бессмысленное — никто не умеет это делать лучше тебя. И сядешь у костра думать о том, что лысый лев уже разинул пасть и все усилия этих гнилых рыбин пошли прахом... подумать только, такой красавчик — и такая дрянь!

Лори. Конечно, это был Лори.

Кто, если не он.

— Я покрашусь в рыжий, — сказал Деймон, и, конечно, Талли понял это совершенно неправильно.

* * *

Роберт мерил шагами шатёр, когда явился лисниец — счастливый, словно в Материн День.

— Сегодня на вечернем пиру будет веселье, мой лорд.

— Будет, — согласился Роберт. — Да только не у нас.

— Почему не у нас? У нас тоже. Особое такое веселье, — хмыкнул лисниец. — После которого Талли не навязывать вам брак будет, а униженно умолять, чтобы взяли с любым приданным. И не младшую его гулящую, а старшую умницу.

— Она за Брандона просватана.

— Просватана, да, — хмыкнул лисниец. — До вечера.

— Да что такое будет вечером, несносный ты человек?!

— Ах, мой лорд, кто же портит хорошие сюрпризы? Только знайте, что лорда Станниса это освободит от любого обвинения. И, как я сказал, если вы захотите взять в семью леди Кет — это будет совсем несложно и даже сказать, крайне выгодно.

Звучало бредово, но в сущности, что Роберту оставалось, если не верить?

До вечера Роберт был, как на иголках, и даже вина за столом выпил всего две кружки — Дикон аж посмотрел на него с опаской, как на больного. Шла уже третья перемена блюд; остатки барашка унесли, пришёл черёд лебедей — как положено, плывущих по столу во всей пернатой красе.

Третья перемена блюд, а обещанного чего-то важного всё не было, как вдруг...

— Мой лорд Талли, — прозвучал голос Тайвина Ланнистера, как всегда, негромкий, но отвратительно хорошо слышный. — Я слышал, ваша дочь нездорова?

Талли бросил взгляд на Роберта и ответил:

— Да, ей нездоровится. Вчера было свежо.

— В самом деле, — согласился Тайвин. — Я даже послал к ней своего мейстера. Он говорит, в её положении не стоит слишком много гулять, надо быть осторожнее.

Роберт поперхнулся лебяжьей ножкой и решил, что ослышался.

— Мой лорд Ланнистер? — переспросил Хостер.

— Право, мой лорд Талли, вы некрасиво себя ведёте — не известить нас о том, что уже нашли дочери супруга, — продолжал Тайвин. — И кто же счастливый отец?

Пронзительный, мерзкий смех короля раздался как нельзя вовремя, потому что Роберт уже начал терять ощущение реальности.

— В чём вы обвиняете мою дочь, мой лорд Ланнистер? — Талли силился изобразить спокойствие, но рожа у него всё больше и больше краснела.

— Обвиняю? — с деланным удивлением переспросил Тайвин. — Неужели мой лорд Талли хочет сказать, что леди Лиза ещё не замужем? Нет-нет, я отказываюсь в это верить. Только не в вашей семье. Отчего вы так старательно скрываете имя жениха, мой добрый лорд? Мы жаждем его знать!

Глаза у Хостера бегали, как тараканы в банке: туда-сюда, туда-сюда, а Роберт большими глотками пил белый эль и в ушах у него стучало: "Свобода, свобода, свобода".

Станнис не достанется отравительнице, Баратеоны не прогнутся под рыбий плавник.

— Да, Талли, мы жаждем, — оторвался от гусиной ножки король. — Кого ты предпочёл сыну нашего Десницы, а? Давай, давай, не стесняйся. Мы слушаем! Не может же быть, что честная девица Талли пошла по рукам до брака? Сами знаете, что с такими делают, а?!

Рот его и борода были алыми от брусничного соуса.

Как всегда, когда вмешивался король, все затихли и испугались.

Вот папа Аррен. В отличие от Роберта, он был явно в отчаянии — губы его шевелились в беззвучной молитве, бледно-голубые глаза чуть не выпрыгивали из орбит от напряжения. Как будто что-то плохое случилось, а не Станнис от отравительницы спасся.

Старший Старк переводил взгляд с Талли на Аррена и обратно и рассеянно барабанил пальцами по столу. Эддард и Бенджен обняли за плечи побледневшую, напуганную Лианну — да и другие дамы выглядели не лучше. И то: конечно, шлюшка Талли заслуживала всего, что взбредёт в голову ёбнутому величеству, но он же на ней не остановится!

— Знаем! Их голыми проводят по городу, чтоб каждый видел, чем они согрешили, — против ожидания, раздался голос Брандона. — Не такого я ждал, Талли, когда мечтал увидеть телеса моей невесты!

— Да, да... проводят голыми, — разочарованно повторил король, явно намеревавшийся придумать что поизвратнее. — Голыми и без рубашки! — уточнил он. — И пусть каждый бросит в блудницу камнем или гнилым овощем! А потом её высекут и поставят на заднице клеймо! А потом забреют в Безмолвные!

— Моя Кет невинна! — заорал Талли, уже даже не пытаясь выгораживать малолетнюю шлюшку.

— Ты и про Лизу так же говорил, — бросил Брандон. — Старки не берут пользованный товар. Ваши боги, я вижу, не столь брезгливы — так пусть она достаётся им, а я свободен от клятв.

Роберт допил белый эль и вздохнул. Похоже, предстояло выручать эту, как её, Кейтилин. Ради братишки-то. Ну, да лисниец справится, или Дикон поможет. "Главное — от позорной свадьбы удалось избавиться", — подумал он и, наконец-то ощутив прилив аппетита, вгрызся в молочного поросёнка и щедро плеснул себе в кубок сладкого борского.

* * *

Кейтилин Талли на вечерний пир не пошла.

Во-первых, расхворалась Лиза; еще накануне здоровая и веселая, сегодня сестра лежала в постели, дулась на весь свет и огрызалась на все расспросы, попутно жалуясь на больную голову и живот. Зная, насколько невыносима может быть в таком состоянии Лиза, Кейтилин отпустила септу Демельзу отдохнуть, а сама заняла место сиделки — в конце концов, за столько лет она привыкла к Лизиным капризам и знала их все наперечет, а для бедной септы они каждый раз были неприятной неожиданностью.

Во-вторых, отец с дядей опять поссорились; Кейтилин, вставая ночью, слышала, как они спорили о чем-то, а утром глядели друг на друга лютоволками. Пойти с ними хоть куда-нибудь, хоть на прогулку, значило мирить их весь оставшийся день, а от этого Кейтилин, признаться, порядком подустала.

И в-третьих... если быть совсем-совсем честной с собой, она и на вчерашний-то пир пошла скорее потому, что хотя бы так могла увидеть одного человека. И ей это удалось, они разговаривали, смеялись, даже танцевали вместе не один и не два танца подряд, хоть это было и против всех правил, но потом он исчез, даже не попрощавшись, хотя обещал, что будет ждать. Она сама, конечно, виновата — слишком долго задержалась с горничной: пока прибрала волосы, пока подшила на живую нитку оторвавшийся кусок подола — кто-то наступил в танцевальной сумятице; когда вернулась в зал, то ни того человека, ни его брата в зале уже не было. Его брат держал его куда строже, чем она сама — Лизу и Эдмара, значит, на сегодняшнем пиршестве его тоже не будет, а самой искать встречи с посторонним юношей для обрученной девушки было непристойно. Жаль, конечно; она все же хотела поговорить с ним в последний раз перед тем, как выйдет замуж и станет принадлежать только супругу, но все, что боги ни делают — к лучшему.

Так что пока Кейтилин побудет с Лизой. Пиры в ее жизни еще будут, хоть иногда, а с сестрой неизвестно когда они увидятся в следующий раз.

Отец вернулся из-за стола рано — и Кейтилин давно не видела его в таком бешенстве.

— Мейстер и септа Ланнистеров были здесь сегодня?

Кейтилин отложила вышивку — приданое само себя не сошьет, что бы ни болтали девушки из Простора и Западных земель, — и наморщила лоб, припоминая:

— Да, были. Приходили около полудня, осматривали Лизу. Очень любезно со стороны лорда Ланнистера прислать их, когда помолвка Лизы и сьера Джейме расстроилась.

Правда, и мейстер, и септа так странно на нее посмотрели, когда уходили, будто подозревали и осуждали за что-то. Кейтилин так и не поняла, в чем виновата — не может же она, в самом деле, закутать Лизу в вату и оберегать от любого ветерка?

Тем более, что Лиза в последнее время не очень-то ее слушает.

Отцу ее ответ почему-то не понравился — у него сделалось такое лицо, будто он вот-вот ее ударит.

— Зачем ты их пустила? — почти прошипел он. — Зачем?

— Было бы невежливо их прогнать! — Кейтилин поднялась во весь рост; если уж отец вздумал кричать на нее, то пусть делает это не сверху вниз. — Отец, что происходит? Почему я не могу пустить к сестре мейстера?

— Она ничего не знает, Хос, — предостерегающе сказал дядя Бринден, входя следом и плотно задергивая входной полог. — А я говорил, что не надо скрывать от нее, надо рассказать. Кет у нас умница, может, тоже что-нибудь сообразила бы на этот счет.

— На счет чего? — осторожно спросила Кейтилин.

— Неприятностей, в которые нас втравила твоя сестра, — проворчал отец, понемногу остывая. — И Тайвин Ланнистер.

— Лорд Ланнистер? — раздалось из-за спины.

Лиза, простоволосая и босая, в одной нижней рубашке стояла около занавеси, разделявшей их с Кейтилин половину и мужскую; при виде нее отец покраснел до корней волос и стремительно шагнул вперед, но дядя Бринден перехватил его за рукав, придерживая и успокаивая.

— Лорд Ланнистер? — переспросила Лиза, не сводя с отца испуганного взгляда. — Он... он рассказал тебе мою тайну?

"Какую тайну, о Матерь", — подумала Кейтилин. "О чем она?"

— О да. И не только мне, — отец шумно выдохнул, сжимая и разжимая кулаки. — Лорд Тайвин был настолько любезен, что поведал твою тайну половине собравшихся здесь людей, включая безумного короля! Половина королевства теперь знает об этом! Что я должен делать, скажи на милость, Лиза?!

— Хорошо еще, что Баратеон промолчал, — пробормотал дядя Бринден. — Хотя их мальчишка чуть жив, как я слышал.

Кейтилин почувствовала, что с нее хватит.

— Отец. Дядя. Что происходит, скажите мне наконец?

— Происходит то, Кет, что уместнее всего назвать "катастрофа", — отец болезненно скривил рот. — Твоя сестра от кого-то забрюхатела, а лорд Тайвин Ланнистер через своих септу и мейстера об этом узнал и радостно оповестил половину турнира. А до того твоя сестра решила прикрыть свой грех и опоила чем-то молодого лорда Станниса... уж не знаю, чем опоила и чего ждала, да только он теперь при смерти!

Если бы дядя Бринден ее не поддержал, Кейтилин упала бы, где стояла.

Лиза беременна. Неизвестно от кого, без мужа, и об этом знают чуть ли не все лорды, собравшиеся на турнире... и она опоила чем-то Станниса Баратеона, чем-то, отчего он теперь умирает... и если он умрет...

Матерь и Старица, пощадите ее разум.

— Лиза, — прошептала Кейтилин, чувствуя, как по щекам катятся слезы. — Лиза, что ты наделала?!

Лиза молчала, сопела, уставившись на босые ноги... и вдруг обвиняюще ткнула в Кейтилин пальцем:

— Это ты во всем виновата!

— Я?!

— Ты, ты, кто же еще? Кто пустил сюда эту серую крысу и мерзкую старуху? — Лиза сорвалась на крик. — И до этого все всегда тебе, а я — так, что осталось, тому и радуйся! Лучшие платья — тебе, лучший жених — тебе, даже этот придурок Станнис с тебя глаз не сводил, а на меня и не глянул! И даже Петир... даже он, когда был со мной, когда зачал мне ребенка, думал о тебе, называл меня "Кет"! Почему я всегда должна подбирать за тобой? Ненавижу!

Хлесткая отцовская пощечина заставила ее замолчать.

— Бейлиш, значит, — мрачно протянул дядя Бринден. — Ну погоди, доберусь я до этого сопляка...

— Оставь это мне. И займемся, когда вернемся в Риверран, — оборвал его отец. — Сейчас нужно как можно скорее оспорить слова Ланнистеров для начала, представить все так, будто его люди ошиблись, и Лиза не беременна... хотя бы.

— И как ты ее пузо оспоришь?

— Лунным чаем, как еще. Демельзу и других мейстеров в это впутывать не будем — съезди сейчас на Остров к зеленым септонам и возьми там. Кет... — отец повернулся к ней, и его лицо чуть смягчилось. — Сходи завтра к Баратеонам, навести лорда Станниса. Я слышал, вы поладили, а еще одни обвинения нам сейчас ни к чему.

— Но я не могу, я помолвлена...

— Больше нет. Брандон Старк отказался от тебя и своих клятв сразу, как только узнал про Лизу. В довольно... гм... грубой форме.

В другое время Кейтилин бы обрадовалась неожиданной свободе — хоть она и помнила о своем долге, предстоящий союз тяготил ее, и лорд Брандон не хотел облегчить эту ношу, — но сейчас ей на сердце легла горечь: у нее не будет больше другого союза, не будет своей семьи, она не станет женой и матерью; теперь ей одна дорога — в Молчаливые сестры или септы, потому что никто не возьмет замуж сестру блудницы и отравительницы.

И свою дочь за Эдмара тоже никто не отдаст, а это значит... нет, об этом даже думать страшно.

— Я не буду ничего пить, — подала голос Лиза.

— Будешь, — отрезал отец. — Если в тебе осталась хоть капля чести или хоть капля любви к своей семье, ты выпьешь лунный чай сама. Если нет — я волью тебе его в горло.

— А я помогу, куда деваться, — вздохнул дядя Бринден. — Свое будущее, девочка, ты уже загубила, так не ломай жизнь сестре и брату... так, а это что за шум?

На пороге шатра стояли семеро септ — семь суровых старух в сером облачении.

— Мы пришли за преступницами, — проскрежетала та, что стояла впереди. — Король велел взять под стражу блудниц и держать их там до исполнения приговора.

— Какого приговора? — побелевшими губами спросил отец.

— Который его величество огласил сегодня утром в присутствии высоких лордов. Прилюдного покаяния, порки и клеймения, пострига в орден Молчаливых сестер.

Лиза зарыдала; дядя Бринден оцепенел и с ужасом посмотрел на отца. Кейтилин невольно прижалась к ним обоим и почувствовала, как кто-то из них обнял ее за плечи, словно стараясь спрятать.

— Иди, Лиза, — мертвым голосом сказал отец.

— Отец, нет! Пожалуйста! Не отдавай меня этим старым сукам!

— Иди, — повторил отец. — Я... постараюсь что-нибудь сделать.

Всхлипывавшую Лизу пинками и подзатыльниками — сама она упиралась — втянули в круг септ, но та, что была за главную, не двинулась с места:

— Вторая тоже.

Что?

— Это ошибка, — отчеканил взявший себя в руки отец. — Король не мог приказать арестовать Кет, она невиновна!

Старшая септа неприятно оскалилась:

— Его величество сказал, что девочки всегда берут пример со старших. Его величество сказал, что если младшая сестра гуляет, то и на старшей клейма ставить негде. Его величество сказал, что если старшая сестра не попалась, то она просто более ловка, чем младшая. Девица пойдет с нами и разделит сестрину участь.

Этого не могло быть. Просто не могло. Это все происходит не с ней, это просто страшный зимний сон.

— Отец! — Кейтилин прижалась к нему со всей силы. — Дядя Бринден, я невиновна, поверьте мне, прошу вас!

— Мы верим, Кет, конечно, верим, — сбивчиво зашептал дядя Бринден.

— Мы знаем, что ты ни в чем не виновата, — отец прижал ее голову к груди. — Король в это не верит, но я заставлю его поверить, слышишь, Кошечка?

— Поторопись, пожалуйста! — несколько пар сильных, как стальные клещи, рук оторвали ее от отца и дяди и толкнули к захлебывающейся плачем Лизе. — Я люблю вас!

— А ну помолчи! — пихнула ее в плечо одна из септ. — Не вздумай голосить, как сестрица, живо палки отведаешь!

Бледные, без единой кровинки лица отца и дяди и вышивка на пологе, которую она подправляла только вчера утром, были последним, что видела Кейтилин, когда их с сестрой уводили.

1) Поцелуй русалки — слабое лиснийское приворотное на основе корня мандрагоры. Отсылка к фанфику "Принцы, оргия, два трупа"

Вернуться к тексту