Канон (гет)

Вдохновлённый неудачей с Лизой Турпин — а неудача заключалась в том, что она и не подумала “отшиться”, а наоборот, решила, что именно я ей и нужен — на следующий день позвал на прогулку Салли-Энн Перкс. Салли-Энн, как мне и раньше казалось, ввязалась в авантюру с кружком любительниц Поттера со скуки и за компанию. Нет, я не думал, что кто-то из девушек в результате не оказался в выигрыше от всего мероприятия, но большинство, в общем-то, вполне справедливо относились к этому, именно как к попытке всех подружить, а не добиться поцелуев от героя-любовника, на что некоторые всё же в итоге рассчитывали. Да и с точки зрения поцелуев большинство девушек уже были “разобраны” и имели женихов, причём, некоторые из молодых людей учились вместе с нами в школе, но по каким-то идиотским соображениям — то ли по незнанию того, как ухаживать за девушками, то ли не считая необходимым вообще ухаживать за тем, что и так падает прямо в руки — совершенно игнорировали своих наречённых.

В случае Салли-Энн, кстати, дела обстояли именно таким образом — её жених учился в Гриффиндоре и тратил время на что угодно, только не на свою невесту. Когда я с утра спрашивал у него разрешения сопроводить Перкс в Хогсмид, он как раз туда же и собирался, но не с невестой, а с приятелями-гриффиндорцами. И то дело — с приятелями он после выпуска когда ещё свидится, а невеста — вот она, под боком! Подождёт, в общем, невелика персона! Так держать!.. Я даже имя его запоминать не стал — что мне толку от знакомств со столь недальновидными персонажами? Мы с Салли выполнили всю программу Хогсмида по пунктам, причём она настаивала самой заплатить за себя, но Сириус неоднократно повторял мне, что, если уж попросил даму составить тебе компанию, то и платить за всё должен сам. При этом он неизменно добавлял:

— Только если захочет обручальное колечко, пусть сама покупает! Заодно у тебя появится возможность незаметно смыться, — и дико при этом хохотал, довольный своей шуткой.

В общем, поход в Хогсмид с Салли-Энн прошёл в непринуждённой дружеской обстановке. Мы обсуждали какие-то совершенно несущественные темы и в итоге расстались довольные друг другом, я — оттого, что никто не пытался правдами и неправдами напроситься в мой пресловутый гарем, а она — потому, что наболталась на три года вперёд, да ещё и с новым слушателем.

Вечер воскресенья ознаменовался жуткими воплями из Астрономической башни, которые накрыли весь замок, стадион и хижину Хагрида. Не забыв прихватить мантию-невидимку, я спокойно снимал на видео, как на полу, ухватившись за руки, корчится сладкая парочка розово-чёрных цветов, которых настолько сильно приложило Круциатусом, что они ни рук разжать, ни отползти друг от друга не могут, пока прибежавший на шум с дальнего конца замка профессор Флитвик не разметал их в стороны каким-то взрывным заклинанием. Потом, диагностировав перелом лодыжки у Амбридж и запястья у Снейпа, Флитвик с плохо скрываемой злорадной улыбкой удалил им кости в повреждённых конечностях. Впоследствии я пытался восстановить картину происшествия, и получалось, что голубки решили с разбега пасть друг другу в объятья. Надо сказать, в настойчивости им не откажешь. Как и в дурости, впрочем.

В понедельник Шеймус получил от родителей увесистую бандероль. Даже слизеринцам с другого конца зала было видно, что посылка долгожданная, поскольку он только что не мурлыкал, разрывая упаковку в клочья. Внутри оказался довольно толстый фолиант средневекового вида в цветастой запылённой обложке. Довольно поглаживая приобретение, Шеймус приговаривал:

— Вот, давно просил матушку купить. Специальное издание, для волшебников. Роспись алхимическими красками по драконьей коже, книга искусственно состарена на пятьсот лет с помощью индустриального Маховика Времени и покрыта окаменелой паутиной ископаемых африканских акромантулов. Все картинки — живые, а наиболее красочные сцены сопровождаются звуковым сопровождением, — он открыл книгу наугад и ткнул палочкой в картинку с выскочившим на верхушку скалы величественным львом. Весь Большой зал затих, накрытый отразившимся многократным эхом пробирающим до костей грозным львиным рыком. Шеймус удовлетворённо захлопнул книжку. — Вот! Я бы сказал, сколько матушка отдала за неё…

— Пара галлеонов в базарный день, — бросил я, возвращаясь к тарелке.

— А вот и нет, — сердито блеснув глазами, возразил он.

— Полтора? — изогнул бровь я. Я точно знаю, что изогнул, поскольку я много тренировался этому у зеркала.

— А семьсот не хочешь? — вспылил он. Я равнодушно пожал плечами. Красиво жить не запретишь! Некоторые в Кубке огня по году корячатся за чуть большие деньги, и иные за один раз спускают на непонятные книжки с маджонгом и гейшами. Кстати…

— А что за книжка-то? — безразлично поинтересовался я.

Финниган сказал мне название и продолжил расписывать:

— Представляешь, у обычных британских школьников есть шкаф, через который можно попасть в волшебную страну с ведьмами и магическими животными, которые умеют разговаривать!

— Ведьмы умеют разговаривать? — прищурился я. — Брехня!

— Не ведьмы, а магические животные! — обиделся Шеймус.

— А ведьмы, значит, не умеют? Ну, тогда — всё в порядке!

— Здорово! — загорелся Невилл. — Дашь почитать?

Вместо ответа Шеймус прижал книгу к груди, обняв обеими руками и прижавшись к ней щекой. Мне показалось, что его губы прошептали “Моё с-сокровищ-ще!”.

— Невилл, — покрутил я пальцем у виска, — ты это серьёзно? Ты просишь почитать книжку про замаскированный в виде шкафа портальный ключ в волшебную страну, когда у тебя ещё не выучена последняя глава по заклинаниям, не отработано исчезновение на трансфигурации и незачёт по истории магии?

Лонгботтом уткнулся носом в свою овсянку. Финниган, однако, мою последнюю фразу про невыученную главу по заклинаниям предпочёл пропустить мимо ушей. Когда я вечером уходил по своим делам, он уже припал к своей книжке и читал её, как висельник курит последнюю в жизни самокрутку — словно после этой книги жизни дальше нет. Когда я, проводив Дафну и Панси до подземелий, вернулся, он всё ещё читал. В итоге, он всех разбудил в половине третьего ночи, когда, укладываясь наконец спать, с грохотом обрушил балдахин своей постели. А в пять, понятное дело, всех разбудил я. В итоге, когда мы вернулись с зарядки, Шеймус был в настолько паршивом состоянии, что трупом свалился обратно к себе в постель. Минус вечер подготовки и минус утро подготовки.

Чему нас учит закон Мёрфи-Паркинсона? Тому, что из двух равновероятных событий происходит то, что в большей степени способствует возрастанию мировой энтропии. Частный случай — если ты не подготовился к уроку, то тебя обязательно спросят. Заклинания были первым уроком. На завтраке Шеймус так и не появился.

— Куда делся Финниган? — спросила вдруг Гермиона, глядя на меня. Я пожал плечами:

— Спит, наверное, а что?

— Рон! — требовательно позвала она.

— Фто? — отозвался тот, разбрызгивая кашу изо рта. Дин привычно принялся выковыривать овсянку из глаза.

— Где Финниган? — ещё раз повторила Герми. Я нырнул под стол, не дожидаясь ответа.

— А я оффуда внаю? — раздражённо промычал Рон.

— Какая гадость! — донеслось из-за стола Хаффлпаффа, до которого долетел кусок каши.

— Рон, ты теперь староста, и на тебе лежит большая ответственность, — понесло Грейнджер. — Причём не только за младших, которым ты сейчас подаёшь такой замечательный пример застольных манер, но и за старших тоже. Не забывай — их успеваемость не в последнюю очередь зависит от тебя.

— А я фуф пви фём? — послышался его голос.

— Рон! — за её возмущенным воплем послышался “шмяк” каши. Похоже, от последнего обстрела она увернуться не успела. Я уселся по-турецки, примостил подбородок на кулаке, нахмурил брови и стал решать мировую проблему.

Вот, допустим — только на секунду, конечно, — что Сценарий изменить не удастся, и Герми окажется достаточной дурой, чтобы позволить себя окрутить такому лихому гусару, как Рональд Реджинальд Руэл Уизли. Допустим. А теперь — закономерный вопрос — а что дальше-то? А дальше — битва титанов в миниатюре. Вот, к примеру, положить в холодильник включенный утюг — кто кого? Успеет она его запилить прежде, чем сама умрёт от отвращения? Кстати, прирождённый естествоиспытатель, каковым является мой любимый двоюродный братец, опыт с холодильником и утюгом таки поставил. Это, я вам скажу — что-то! Тот же Финниган бы сравнил это эпическое сражение с битвой при Габре — последней великой битвой, в которой принимали участие фианы — в которой Оскар, предводитель фианов, убил Кэйрбра, но и сам был им смертельно ранен. То есть, утюг разморозил холодильник, который сломался и растаявшим льдом из морозилки закоротил утюг. Мораль той басни как ни странно в том, что, кто ни победит — виноват будет Поттер. Как в тот раз я три дня сидеть не мог после взбучки, устроенной мне Дурслем, так и в браке Герми и Рона крайним буду всё равно я. А теперь ещё один вопрос: оно мне надо? Я уж не говорю о головной боли в виде женитьбы на… хм! Эх, что-то мне есть расхотелось!

Расстроившись, я откинулся на чьи-то коленки, и почти сразу рядом со мной появилась кудрявая головка Лаванды.

— А, это ты, Поттер, — обрадовалась она. — А я думаю — кто это меня там за коленки хватает?

— А это я, — кивнул я и потрогал, раз вину за мной уже всё равно признали. Ничего такие коленки, хорошенькие.

— Поттер, — сказала она, — а ты знаешь, что за такие фокусы полагается?

— Пожизненное, небось, — опустил я голову.

— Жениться полагается, — вынесла она вердикт. — Жениться!

— А я о чём? — спросил я, на всякий случай ещё раз потрогав коленку. — Пожизненное, да ещё и с конфискацией!

— Хоть бы на свидание уж пригласил, — упрекнула она меня, шлёпая по руке.

— Всему своё время, — туманно отозвался я и начал выбираться из-за стола.

Рону удалось-таки растолкать Финнигана, когда времени оставалось совсем чуть-чуть… Вот, к примеру, как быстро одеваются секретарши и пожарные — ни одного лишнего движения, изящество и функциональность. В темпе — стринги, тельняшка, лифчик, семейники, колготки, брезентовый комбинезон и туфли на шпильках… Сорок пять секунд. Нет, Шеймус был не такой. Сначала он спросонья влез двумя ногами в одну штанину, потом, разобравшись, понял, что это вообще не штаны, а куртка. Ботинки зашнуровывать не стал и грохнулся на выходе, когда шнурок прищемило дверью. Потом ещё долго ловил по гостиной убегающую от него книгу про вредных магических созданий. В общем, добрались они с Роном до кабинета Флитвика уже после звонка. Хорошо, хоть успели туда попасть раньше самого Флитвика. То есть, Шеймус успел — вывернув из-за угла в дальнем конце коридора, и увидев бредущего к кабинету погружённого в свои мысли профессора, он припустил вдогонку, ужасно громыхая сваливающимися на ходу башмаками. Рон, наоборот, испуганно задержался, не желая попадать под раздачу вместе с ним.

В общем, Шеймус успел обогнать Флитвика и забежать в класс перед ним, только что не прищемив ему нос дверью. Он уселся рядом с Дином с таким видом, как будто вообще первым пришёл. Всё так же погружённый в свои мысли, Флитвик зашёл в класс и рассеянно забрался на свою излюбленную стопку книг.

— Финниган, — вдруг сказал он. Шеймус вздрогнул и отчего-то посмотрел на меня. Я пожал плечами. Может, я где-то там в глубине души и не совсем Поттер, но тот, кто скажет, что я — Финниган, пусть первым бросит в меня камень.

— Мистер Финниган! — негромко повторил Флитвик. Шеймус нехотя поднялся. — Рассказывайте, что выучили.

Я-то знал, что Шеймус ничего не выучил. И Шеймус знал. И Рон с Дином и Невиллом тоже знали. Самое смешное, что и Флитвик тоже знал, скорее всего — иначе как он среди всех учеников, включая тихонько просочившегося позади него Рона, смог выбрать именно Шеймуса? Вот оно, колдовство-то настоящее! И тут Шеймус подумал, что Флитвик-то — тоже человек. И, если Финниган чего-то не выучил, то и Флитвик вполне мог это забыть.

— К-хм, хм! — прочистил он горло. — Итак, заклинание Силенцио…

— Силенцио? — полуутвердительно переспросил Флитвик, что Шеймус воспринял, как знак одобрения.

— Силенцио, — кивнул он. — Это заклинание наводит на человека или животное немоту. Называется “Силенцио” и произносится как “Силенцио”.

— Да, — вздохнул Флитвик. — Действительно, “Силенцио”.

— Ну да, — согласился Шеймус. — Силенцио, заклинание немоты.

— А я что задал? — спросил Флитвик.

— Да, — ответил Шеймус.

— Что — да? — опешил Флитвик. — Что я на сегодня задал?

— Что? — не понял Шеймус.

— Что — что? — начал раздражаться Флитвик. — Я тебя на чистом английском спрашиваю…

— С валлийским акцентом, — пробормотал Шеймус.

— Что я задал? — закончил Флитвик.

В этот момент Дин глупо хихикнул и ткнул в Шеймуса пальцем:

— Да знает он, что нам контрзаклятья заданы. Просто вопроса не понял!

Флитвик, конечно, сразу раскусил нехитрую уловку:

— Мистер Томас, сидите молча. Я надеюсь, что мистер Финниган сам на чистейшем английском и даже без ирландского акцента нам объяснит, наконец, что задано.

Малфой тоненько захихикал, потирая руки.

— Так контрзаклятья и заданы, профессор! — обрадовался Шеймус. — Дин, не подсказывай, я же сам всё знаю! Не отвлекай! — он замолчал, уставившись в потолок.

— Финниган! — зловещим голосом произнёс Флитвик.

— Профессор? — откликнулся Шеймус.

— Я жду, Финниган! — подбодрил его Флитвик.

— Простите, профессор, чего? — не понял Шеймус.

— Вашего доклада, Финниган, — пояснил Флитвик.

— Я только что доложил, профессор, — сказал Шеймус. — Нам были заданы контрзаклятья.

— И что вы можете сказать по заданной теме? — прищурился Флитвик.

Дин начал какую-то невообразимую пантомиму руками.

— Контрзаклятья, — медленно произнёс Шеймус, напряжённо вглядываясь в жесты, которыми Дин пытался ему что-то сказать, — предназначены… для борьбы? — Дин замахал руками и Шеймус исправился. — Сражения? Противодействия? — Дин облегчённо закивал. — Противодействия заклинаниям.

— Блестяще! — Флитвик полностью развернулся к Дину. — Браво! Тридцать очков Гриффиндору за непревзойдённое актёрское мастерство. Что, однако, нисколько не приблизило нас к цели. Минус пятьдесят баллов Гриффиндору…

— За что? — пролепетал Шеймус.

— Финниган, скажите честно, без кривляний и увиливаний — вы готовились? — спросил Флитвик.

— Я… Но я могу объяснить!

— Ну что ж, послушаем, — скрестил руки на груди Флитвик.

— Я… мне… Мне матушка купила книгу…

— Молодец матушка, — одобрил Флитвик. — Книга имеет какое-то отношение к волшебству? — уточнил он.

— О да, — с жаром начал объяснять Шеймус. — Там простая английская девочка через старый шкаф попадает в волшебную страну, заселённую всякими магическими существами, которой правит Белая Ведьма…

— Погодите, Финниган, — остановил его Флитвик. — Скажите мне, правильно ли я понял. Вы потратили вечер на то, чтобы прочитать книжку про замаскированный в виде шкафа портальный ключ в волшебную страну, когда у вас не была выучена последняя глава по заклинаниям?

Шеймус с укором посмотрел на меня. Мне лишь оставалось пожать плечами. Нужно ли говорить, что на трансфигурации Макгонагал сняла с нас ещё двадцать баллов? Весь тот задел, что был создан исключительно стараниями Гермионы, по просьбе Снейпа достающей книжки одну за другой с верхней полки, таял, как весенний снег. Перехватив её полный возмущения взгляд, адресованный отчего-то опять мне, я задумался, не стоит ли теперь Шеймуса вырядить в гольфики и короткую юбчонку, а то что всё одной Герми отдуваться? Я решил, что идея неплохая, и после урока отвёл Финнигана в сторону. Он сразу понял, что ничем хорошим для него этот разговор не окончится, и попытался улизнуть, но Гермиона поймала его у другого выхода.

— Гарри, — кивнул Шеймус, — Гермиона. Хорошая погода, не правда ли? Ой, что это? — он глянул в окно и изумлённо вытаращил глаза. Я-то этот фокус знаю, а вот Герми опять повелась. Встретив мой взгляд, он поник: — Ну ладно, что вы хотели?

— Мы тут посовещались, — сказал я, на пять миллиметров выдвинув клыки и по-дружески приобнимая его за плечи, — и я решил. Пока ты лично не компенсируешь последствия сегодняшнего провала, будешь на уроки ходить в юбке.

— Да ты совсем рехнулся! — вырвался он. — Я на тебя Макгонагал пожалуюсь. Сначала эти дурацкие пробежки по утрам, потом твой дурацкий клуб дуэлянтов, а теперь…

Гермиона, до того с вытаращенными глазами глядевшая на меня, поймала его за шкирку и прислонила к стене:

— Во-первых, про кружок дуэлянтов ты никому не сможешь рассказать, Шеймус, — очень добрым голосом сказала она. — А во-вторых, я уверена, что Макгонагал одобрит любые усилия Поттера сделать тебя человеком. Тебе юбку дать или килт у Макмиллана попросишь?

Вот молодец! Предоставила Шеймусу достойный выход из положения. Но гольфики-то я на него всё равно нацеплю! Он ушёл, а она осталась сверлить меня взглядом. Я двинулся к столовой — нас уже ждут на лужайке во дворе.

— Я не сразу, но поняла твою задумку с юбкой. Это ведь для меня, да? — спросила она, заглядывая мне в глаза.

— Да. Мне неприятно, что так произошло, и вдвойне неприятно то, что произошло это с тобой.

— Да ладно, забудь, — улыбнулась она. — Я получила достаточную компенсацию.

— Компенсацию? — изумлённо поднял я брови.

— Да, — твёрдо кивнула она. — В виде новой подруги.

Я улыбнулся и отвлёкся от того, что она продолжала говорить. Действительно, последствия по этой части оказались совершено неожиданными — Герми переступила через свой снобизм и вдруг обнаружила, что даже с самой отмороженной из слизеринских девушек можно очень даже приятно общаться.

— А что это за пробежки по утрам? — вернула она меня в реальность, подёргав за рукав. — Может, я тоже хочу?

— Да ничего особенного, — пожал я плечами. — Встаём в пять часов, два круга вокруг замка, а потом отжимания и подтягивания в зале под стадионом. Ты с нами?

Она помотала головой:

— Нет уж, это вы как-нибудь сами. Мне и в половине восьмого-то не проснуться.

— Ну, как хочешь, — согласился я.

В четверг внезапно показалось солнышко, причём, как по заказу, как раз когда мы сидели на обеде на лужайке во дворике. Луна, прикрыв глаза, блаженно жмурилась на солнце, вертя в руках какую-то плюшевую зверушку, которую утром прислал её отец, и белую орхидею от меня. Сидящие рядом с ней Краб и Гойл что-то негромко ей рассказывали, даже не заботясь, слушает она или нет. Дафна привычно грела мне спину, прислонившись сзади, а Панси с Гермионой о чём-то шушукались. Девушки наслаждались хорошей погодой, и из-за этого не было привычного мне многоголосого гомона. Я на самом деле был близок к расслабленному состоянию Луны — ужасно хотелось зажмуриться и повернуть лицо к солнцу, как подсолнух. Вдруг и этот лёгкий шелест негромких голосов стих, как птицы замолкают, когда в лес приходит чужак. Голову мне поворачивать было лень, и я лишь скосил глаза.

Рон! Дружище! Принесло же тебя! Что удивительно — до этого он как-то умудрялся игнорировать такое не вписывающееся в его картину мира явление, как мои посиделки с одноклассницами. Даже когда шёл дождь и мы занимали часть стола в Большом зале, он всё равно сидел спиной и не обращал внимания. А тут… То ли он действительно стал меньше есть, и от выделенного обеденного времени у него оставалось достаточно в запасе, чтобы заняться чем-нибудь ещё, то ли тоже хотел посидеть на солнце, то ли почуял что… Факт остаётся фактом — мой кружок имени меня попал в его поле зрения, и увиденное ему жутко не понравилось. Он пробирался между девушек, внимательно вглядываясь в лица. Панси с Гермионой, как только он замаячил на горизонте, тут же отвернулись друг от друга, словно даже и не знакомы. Дафна же у меня за спиной даже не шелохнулась, и с точки зрения Рона это был совершеннейший непорядок — я был зарезервирован для решения проблем личного счастья его сестры — и точка!

Пробираясь ко мне, он успел наступить кому-то на пальцы и опрокинуть термос с чаем. Потратив минуту на прохождение лабиринта моих подружек, он, наконец, гневно раздувая ноздри, остановился в полутора метрах передо мной, загородив солнце. В его обычно голубых глазах сейчас плескалось чёрное море зависти. Я приложил руку козырьком ко лбу, запрокидывая голову, и Дафна тут же по-хозяйски откинула голову мне на плечо. Рон издал сдавленный рык, и сидящая рядом Лили Мун, привстав, переместилась мне под бок, прислонившись головой к плечу. С другой стороны подсела Ханна Аббот. Гермиона села рядом с Дафной, обнимая меня сзади. Подошла Панси и села ко мне на колени. Остальные девушки подтянулись за ними, беря меня в плотное кольцо. Только Луна по-прежнему принимала солнечную ванну для лица в компании Гойла с Крабом. Рон схватился за волосы и попытался их вырвать, а потом, злобно хрюкнув, развернулся и потопал прочь. Как на беду, его путь пролегал мимо Луны. Увидев Гойла и Краба, Рон остановился, только что не топнув ногой:

— А вы что тут делаете? — обращаясь, очевидно, к парням.

— На солнышке греемся! — блаженно сообщила Луна, не поворачивая головы.

— С тобой никто не разговаривает, ты…

Грег медленно поднялся с травы и сложил руки на груди. Рон сглотнул комок в горле. С другой стороны от Луны так же медленно поднялся Краб. Двое-из-ларца застыли исполинскими истуканами с острова Пасхи, глядя на Рона, как на пустое место.

— Что, вдвоём на одного? — запаниковал Рон и обернулся ко мне: — Гарри!

— Не по-пацански! — согласился я. Краб с Гойлом поглядели друг на друга, и на раз-два-три сыграли в камень-ножницы-бумагу. Поглядев на результаты, Краб пожал плечами и сел. Гойл снова повернулся к Рону. Теперь мой друг чувствовал себя совсем неуютно — отступать вроде как было некуда, а биться одному против Гойла ему совсем не хотелось. И впятером не хотелось, чего уж там!

— Ты, Гойл, только и умеешь, что кулаками махать! — заявил Рон.

— А ты его в шахматы обыграй! — снова подала голос Луна.

— А тебя… — начал было Рон, но Гойл сделал шаг в его сторону, и он прикусил язык. — А что с идиотами в шахматы играть? — спросил он.

— Идиотов, Уизли, — ответил Гойл, — Шляпа отправляет в Гриффиндор. Идиотов и тупиц. Ты и Поттер — два сапога пара!

— Идиоты — это вы с Крабом и Малфоем. Готов поспорить, что вы даже не знаете, что такое шахматы!

— Шахматы-махматы, — зевнул Гойл. — Кого волнует, что это такое. Что бы оно ни было, такому дебилу, как ты, проиграть невозможно!

— Да я тебя в три хода уделаю! — заявил Рон.

— А я тебя — с одного удара, — отмахнулся Гойл.

— Что, боишься? — подначил его Рон.

— За твоё душевное здоровье, Уизли, — снова зевнул Гойл.

— На что спорим? — зло сощурился Рон.

— На что? — растерялся Гойл. — Да хоть на три щелбана!

— Только без мокрухи! — недовольно пробасил Краб.

— Мозгошмыги разбегутся — кто их ловить будет? — упрекнула Луна.

— Ну, ладно, — покосился на неё Гойл. — Тогда будешь целый месяц… ей, вон, — он показал на Луну, — каждое утро говорить…

— О, прекраснейшая, — подсказала Луна.

— О, прекраснейшая, — согласился Гойл.

— О, мудрейшая!

— О, мудрейшая!

— Ну ладно, — замахала ручкой Лавгуд. — Текст потом согласуем.

— Понял? — спросил Гойл.

— А ты… — ответил Рон. — А ты… каждое утро будешь мне ботинок целовать!

Я встретился взглядом в Гойлом и помотал головой. На мой взгляд, это — чересчур.

— Договорились, — кивнул он, протягивая лапу Рону. — Винс, разбей!

Краб снова поднялся и разбил их пари. Гойл сел на траву рядом с Луной:

— Ну, доставай свои шашки!

— Шахматы, темнота! — через губу поправил его Рон.

— Да по-барабану. Хоть нарды, — лениво ответил Гойл.

Рон достал из сумки шахматную доску, вывалил на траву шахматы и начал расставлять.

— Э-э-э! — остановил его Гойл. — Что это у тебя такие шахматы странные?

— Шахматы, как шахматы, — раздраженно сказал Рон.

— Не, шахматы не такие, — покачал головой Гойл. — Шахматы — плоские, как в нардах.

Сидящая рядом с ним Луна хрюкнула, спрятав лицо между коленок.

— Идиот! — простонал Рон. — Это шашки!

— Я и говорю, что это — не шахматы! — довольно кивнул Гойл.

— Не-е-ет! — заорал Рон. — Плоские — это шашки, чёрт возьми! Гарри, — беспомощно оглянулся он на меня. — Хоть ты ему скажи!

Половина зрительниц к этому моменту уже сидела, уткнувшись лицом в ладони и дрожа плечами, а другая подбиралась поближе к месту разворачивающейся баталии, чтобы успеть занять места в партере. Панси слезла с моих колен — а жаль — и отправилась на защиту Гойла.

— Как же это такие умные слизеринцы шашек от шахмат отличить не могут? Ай-яй-яй! — поцокал я языком.

— Да ладно уж, Уизли, показывай, что у тебя да как. Поттер, а ты там смотри, чтобы всё путём. А не то… — и он пару раз весьма убедительно ударил себя кулаком в ладонь. Рон тем временем расставлял фигуры.

— Вот, смотри, неуч, — начал показывать он. — Это пешки. Их много и они ходят только на одну клетку и только вперёд, а едят они только наискосок…

Гойл взял с доски одну пешку, поднёс её к глазам и стал её разглядывать.

— Ты что, убогий? — зло спросил Рон.

— А в куда она ест? — поинтересовался Гойл, крутя пешку в руках.

— Что значит “в куда”? — не понял Рон.

— Я вот ем в рот, — он откусил от своего бутерброда и, жуя, продолжил: — А в куда ест эта… как её…

— Пешка! — раздражённо отобрал у него фигуру Рон. — Это называется “пешка”. Если пешка дойдёт до противоположного края доски…

— То она упадёт, во! — с умным видом поднял кверху палец Гойл.

— То она может стать любой фигурой, недоумок! — пояснил Рон. — Ох, лизать тебе мне ботинки!

— Не боись, — жестом остановил его Гойл. — Прорвёмся! Давай, ври дальше.

— Это — король. Он может ходить и есть в любом направлении, но только на одну клетку.

— Он, что, и в зад ест? — спросил Гойл.

— Да-да, — закатил глаза Рон. — И взад он тоже ест.

Луна опять хрюкнула.

— Гы-ы-ы, — ощерился Гойл. — Прикинь, Винс, и в рот ест, и в зад ест. А ещё король называется!

— А-а-а! — зарычал Рон, схватившись за голову, и начал быстро перечислять: — Это ладья, она ест только по прямой, это слон, он ест только по диагонали. Это ферзь, он ест в любом направлении. А это…

— Ути, какой поник! — умилился Гойл, только что не пуская пузыри.

— Хочу-хочу-хочу! — захлопала в ладоши Луна. Гойл снял с доски коня и подал ей. — И правда! — восторженно сказала она. — Поник! А у него есть радужный хвост? — спросила она Краба, с интересом заглядывающего ей через плечо.

— Дай-ка, — протянул руку тот. — Нет, это, скорее, тот тёмненький…

— Сумеречная Блёстка! — завороженно прошептала Луна.

— Точно, — кивнул Краб, возвращая ей фигуру, чтобы она передала её Гойлу.

— Конь! — прорычал Рон. — Ходит! Буквой! “Гэ”!

— У тебя в башке сплошное “Гэ”! — радостно заржал Гойл.

— Две клетки вперёд и одна вбок! — простонал Рон.

— Да всё путём! — успокоил его Гойл. — Мы поняли. Мы ведь поняли, Винс? — спросил он Краба. Тот важно кивнул в ответ.

— Цель игры — в том, чтобы съесть короля противника, — закончив объяснение, Рон облегчённо вздохнул и показал Гойлу на доску: — Вот, начинай!

— А что это я? — возмутился Гойл. — Давай ты!

— Тот, кто начинает, получает преимущество, — пояснил Рон.

— А-а-а, это совсем другое дело! — обрадовался Гойл. — Преимущество — это всегда хорошо! — он потёр руки, а потом растерянно спросил: — А чем ходить-то?

— Поником ходи! — подсказал Краб.

— Ну-у, — с умным видом начал Рон. — Можно вот эту пешку вперёд на две клетки двинуть.

— На две? — подозрительно спросил Гойл.

— А говорил, что только на одну, — угрожающим тоном сказал Краб.

— Я забыл, — начал оправдываться Рон. — Первый ход можно на две.

— А король? — задал резонный вопрос Гойл.

— Нет-нет, — замахал руками Рон. — Король всегда ходит только на одну.

— Точно? — с недоверием спросил Краб.

— Точно! — заверил Рон, а потом хлопнул себя по лбу: — А нет, забыл…

— Это — нормально, — флегматично прокомментировал Краб.

— Король может делать первый ход на две или три клетки, — затараторил Рон. — Если между ним и ладьёй, которая тоже до этого не двигалась, нет фигур, то можно их поменять местами…

— Во, врёт! — с восхищение присвистнул Гойл. — И не краснеет!

— Это называется “рокировка”, — попытался перекричать пронесшийся по девушкам смешок Рон.

— Врать, Уизли, — не мешки ворочать, — резюмировал Краб.

— Я правду говорю, — чуть не плакал Рон.

— Так чё, ходить-то сюда? — пошёл вперёд королевской пешкой Гойл.

— Э-эх! — ударил ладонью о ладонь Краб. — Поником надо было ходить!

— Конём, — пожал плечами Рон, который по мере погружения в родную стихию успокаивался и сосредотачивался. Недолго думая, он двинул свою пешку навстречу пешке Гойла.

— Эй, ты чё? — запаниковал Гойл. — Мы так не договаривались!

Рон снисходительно улыбнулся.

— Поником! — толкал Гойла под локоть Краб. — Поником ходи!

Дотолкался. Гойл промахнулся и ухватился за слона. Краб закрыл рукой лицо, покачав головой.

— А слоником тоже хорошо, правда, Грегори? — ободряюще улыбнулась Луна, погладив того по руке. — Скачи-скачи, мой слоник! — обратилась она к фигуре. Гойл не глядя двинул слона и промахнулся мимо доски. Он нахмурился и вернул слона на исходную позицию.

— Тронул — ходи! — злобно выкрикнул Рон.

Гойл нехотя взялся за слона и стал им примеряться к доске. Наконец, выбрав, он водрузил слона по центру пустого пространства между рядами фигур. Увидев, как Рон с энтузиазмом начал потирать руки, Гойл снова схватился за слона.

— Отпустил — ход сделан! — отрезал Рон. Гойл нехотя оставил фигуру в покое, а Рон, не задумываясь, двинул ещё одну пешку. — Давай, Гойл, твоя очередь! — махнул он рукой.

Гойл озадаченно почесал макушку.

— Поником ходи, — не сдавался Краб. — По-ни-ком!

— Только бы не ошибиться! — пробормотал Гойл.

— Конь — этот! — показал пальцем Рон. Гойл сразу схватился за нужную фигуру.

— Скачи-скачи, мой поник! — радостно заулыбалась Луна.

— Тыг-дык, тык-дык, тык-дык! — прокомментировал Гойл, отсчитывая клетки. Он поставил коня и вопросительно посмотрел на Рона. Тот покровительственно кивнул, и Гойл отпустил. Рон быстро оценил положение и сделал свой ход. Только Гойл поднял руку, как Рон предупредил его:

— Смотри, я своим слоном напал на твоего коня.

— Поника! — поправила Луна.

— И что? — спросил Гойл.

— И ничего, — широко улыбнулся Рон, явно что-то себе замышляя. — Ходи давай, скоро зельеварение!

— Поником! — напомнил Краб. Гойл схватился за второго коня.

— Скачи-скачи, мой поник! — пропела Луна, восторженно хлопая в ладоши.

— Тыг-дык, тык-дык, тык-дык! — походил Гойл. Рон кивнул и походил ещё одной пешкой. Гойл презрительно хмыкнул.

— Нападение, Гойл, начинается от защиты, — свысока пояснил Рон и обвел рукой доску. — То, что ты видишь, называется “защита Филидора”.

— Филидора-Шмилидора, — пробормотал Гойл. — А как это — есть?

— Ну, как… — пожал плечами Рон. — Ставишь свою фигуру на место чужой, а чужую убираешь с доски.

— Про поника уж не забудь! — замолвил словечко Краб.

— А если я этим поником… — начал Гойл.

— Конём! — сквозь зубы процедил Рон.

— Поником вот эту… Как её…

— Пешку! — рявкнул Рон.

— Вот так…

— Скачи-скачи, мой поник! — помахала ручкой Луна.

— Тыг-дык, тык-дык, тык-дык! — Гойл сшиб пешку Рона, ставя на её место своего коня. Рон хмыкнул:

— Вот тебе первый урок, Гойл, — он слоном подвинул ферзя Гойла и снял с доски. — Пешка — самая дешёвая фигура. А ферзь — самая ценная. Съесть пешку ради того, чтобы отдать ферзя, — это, я тебе скажу…

Гойл побагровел:

— Да я тебе сейчас… Да я…

Он схватился за слона и съел ещё одну пешку Рона. Тот лишь хмыкнул:

— Вот, смотри, ты напал на моего короля. Когда ты так делаешь, нужно говорить “шах”. Но это не страшно, — и он сдвинул короля вперёд, уходя от атаки. — Видишь, ничего не произошло. А то, что пешку съел — это ерунда, ферзь всё равно дороже, — он любовно погладил зажатого в кулаке белого ферзя. — Ходи давай, времени совсем нет!

— А поником можно? — попросил Краб.

— Да достали вы уже своими “пониками”! — заорал Рон. — Это конь, а не поник. Понятно? Конь! Конь! Конь! Конь!

Краб флегматично прочистил ухо.

— Скачи-скачи, мой поник! — обрадовалась Луна, увидев, как Гойл поднимает коня.

— Тыг-дык, тык-дык, тык-дык! — мрачно походил Гойл.

Рон глянул на доску и презрительно скривился:

— Это мелко, Гойл! К тому же, я тебе уже сказал, что, когда нападаешь на короля, нужно говорить “шах”... — лицо его вдруг изменилось, он схватился за голову и, чуть не плача от отчаяния, добавил: — И мат!

Он щелчком сшиб своего короля, потом, ухватив себя за вихры, о чём-то немного подумал и смахнул все фигуры с доски, аккуратно сложил доску пополам, подержал её перед собой, шевеля толстыми губами, а затем с силой залепил себе этой доской в лоб.

— Что это он? — спросил Гойл Краба. — Зарубку, что ли, на память ставит?

— Похоже, Грег, тебе сегодня повезло, — усмехнулся Краб. — Ты выиграл в шахматы у самого Великого Уизли!

— Ой, мальчики, это мы что, выиграли, что ли? — захлопала ресничками Луна. Остальные девушки, поняв, что представление закончилось, стали подниматься с травы и двигаться в сторону замка. Гойл подал Луне руку, та благодарно её приняла, поднялась и упорхнула по своим делам. Двое-из-ларца пошли за нашими девушками, причём Краб обернулся и вдруг мне подмигнул. Я подошёл к Рону, который, стоя на коленях перед рассыпанными по земле шахматами, невидящими глазами смотрел перед собой и что-то шептал. Я обнял его за плечи, вырвал из скрюченных пальцев доску и принялся собирать в неё фигуры.

Вечером девицы, давясь от смеха, сочиняли Оду Луне, как они это назвали — то самое приветствие, которое Рон должен был в течение месяца прилюдно декламировать каждое утро. Отведя Панси и Дафну к входу в подземелья, я кивнул на прощанье Панси, потом очень, очень тепло попрощался с Дафной и пошёл в башню Гриффиндора. Рон внимательно просмотрел кусочек пергамента, который я ему подсунул, раздражённо скомкал его и зашвырнул в угол. Герми подняла на него свои глаза:

— Ты что это?

— Я не буду это читать! — крикнул он.

— Во-первых, не ори на меня, — спокойно сказала она. — А во-вторых — будешь!

— Ну буду! — заорал он.

— Почему? — спросила она.

— Потому, — заявил он. — Это — унизительно.

— Что — унизительно? Сделать девушке приятно?

Рон раздражённо засопел, а потом выдал:

— Она водится со слизеринцами!

— И что? — спросила Гермиона. — Что плохого в слизеринцах?

— То! — Рон растерялся было, а потом вспомнил: — У них Малфой есть.

Она поморщилась:

— Ну и что? А у Гриффиндора был Уизли.

— Уизли? — Рон угрожающе раздул ноздри.

— Да, Уизли, — кивнула она. — Перси Уизли.

— Перси? — возмутился было он, а потом сник: — Да, но Перси — совсем другое дело.

— Другое? — усмехнулась Гермиона.

— По крайней мере, он не был мерзким подлым лгунишкой!

— Ты видел честных великодушных карьеристов? — поинтересовалась она. На Рона было жалко смотреть. — В общем, так. Если ты не сделаешь того, что должен, то я со своей стороны не собираюсь общаться с заносчивым снобом, неспособным держать слово.

— Это называется — истинный хозяин собственного слова, — пояснил я Гермионе. — Захотел — дал, захотел — взял обратно. Древняя, между прочим, имперская традиция.

Рон встал и поплёлся доставать из угла скомканный листок.

На следующее утро перед завтраком он торжественно поклонился Луне, прочистил горло и протрубил:

— Приветствую тебя, блистательная Луна Лавгуд, Повелительница нарглов, Гроза мозгошмыгов и Открывательница морщерогих кизляков, которая смехом звонким, как колокольчик, по утрам будит солнце, и спокойным дыханием зажигает звёзды на небе…

Закончив, он замолк, ожидая её реакции.

— И ты здравствуй, достойный рыцарь Рональд Уизли, — с улыбкой склонила она голову.

— Я могу идти? — громким шёпотом поинтересовался он. Она кивнула, отпуская его. — Чёрт, никогда мне не было так неловко! — пробормотал он, усаживаясь рядом со мной.

— И как самочувствие? — иронично спросила Герми. Он замолк, прислушиваясь, а потом с радостной улыбкой объявил:

— Есть хочу!

— Жить будет! — кивнула мне она.

Как и было уговорено, я зашёл за Луной в три часа дня в субботу. Благодарно приняв букет цветов, она взяла меня под руку. Едва увидев её, я понял, что она нацелена на торжество — она была в парадной мантии, волосы аккуратно заплетены в причудливого вида причёску. Да я и сам надел всё чистое и лучшее. По пути в Хогсмид она позволила мне развлекать её светской беседой, в которой мы досконально обсудили содержание последних выпусков “Придиры” и “Пророка”, провели сравнительный анализ и даже разработали пару идей, как бы можно было злобно посмеяться над Ритой Скитер. Моя-то идея была проста, как мухобойка — точнее, моей идеей и была мухобойка, вот только боюсь, Сценарий не выдержит такого над собой издевательства и попросту прихлопнет меня.

Антураж в “Кабаньей голове” был ещё красочнее обычного — полумрак с пробивающимися сквозь редкие просветы в покрытых грязью оконных стёклах лучиками света, в которых кружилась пыль. С потолка и в углах свисала бахромой паутина, грязная до такого состояния, что была похожа на истлевшие лохмотья бездомного бродяжки. Несколько чадящих светильников на стенах, казалось, светили чёрным светом, делая обстановку ещё мрачнее. Услужливый бармен, который обычно встречал посетителей в мои визиты сюда, уступил место неопрятного вида старикану, который, едва мы зашли, бросил на нас ненавидящий взгляд из-под косматых бровей и хлопнул о стойку парой настолько грязных стаканов, что мне даже показалось, что в них что-то шевелится. За столиками сидело несколько не внушающих доверия личностей в балахонах, полностью скрывающих лица.

Луна, завидев это всё, сразу погрустнела, глядя на меня с укором. Я отодвинул для неё стул, с которого на пол спрыгнуло несколько жирных тараканов, покрыл стул своей мантией и предложил ей сесть. Бармен принёс нам пару бутылок карамельной шипучки, а я достал из кармана сумки два припасённых чистых стакана, разлил шипучку и предложил новорождённой. Она уже отошла от первоначального шока, и её лицо вновь приобрело безмятежное выражение, хотя грустинка так и спряталась в уголках глаз. Я знал, что она не станет меня упрекать — не такова была Луна, — но и заставить себя полностью смириться с моим неудачным выбором она не могла.

— Ну, что теперь? — спросила она, отпив из своего стакана. — Клоун, показывающий фокусы, сладкая вата, торт?

— И это всё — тоже, — кивнул я. Она поняла, что это какая-то новая игра, в которую мы будем с ней играть.

— Может, и гости? — спросила она.

— Почему бы и нет? — согласился я. — Кого бы ты хотела видеть?

— Невилла, — ответила она, нисколько не смущаясь. — Винсента и Грегори. Гермиону, Ханну и Сьюзен, — она задумалась. — Может, Рона и Джинни.

— Нет, — сказал я. — Уизли сегодня не будет.

— Хорошо, — согласилась она. — Тогда вот те двое пусть будут Грегори и Винсент, — она показала на две фигуры в чёрном за ближайшим к нам столиком. — А вот те — Гермиона и Невилл.

— Нет, — сказал я. — Это — Ханна и Сьюзен, сама погляди!

Она пригляделась к балахонам двух персонажей, которые сюда зашли явно с большой дороги.

— И правда, — согласилась она. — Тогда Невилл с Гермионой — те?

— Да, точно, — сказал я и помахал мрачной парочке в углу зала рукой.

— Тише ты, — зашипела Луна. — А то они заметят.

— Да ничего, — легкомысленно отмахнулся я. — Это же наши друзья.

— Точно! — она кивнула с важным видом, поддерживая игру.

— Я тебе кое-что приготовил, — сказал я, доставая из сумки подарочную коробку в красивой упаковке и с бантиком сверху. Одной своей нарядностью коробка сразу добавила света, практически затмив светильники.

— Ой, это мне? — обрадовалась она, вскакивая. — А что это?

— Открой! — предложил я.

Она принялась аккуратно разворачивать упаковку.

— Луна, — наклонился я вперёд, ловя её взгляд. — Луна! Просто порви, так веселее!

— Да? — с сомнением спросила она. — А так можно сохранить и вспоминать, как было весело.

— А ты сохрани оторванный кусочек, — предложил я компромисс.

Она нерешительно потянула, разрывая бумагу, а потом, осмелев, в несколько движений полностью избавила коробку от упаковки.

— И бантик тоже сохрани.

Она кивнула и показала на коробку, из-под крышки которой пробивалось какое-то свечение. Коробка представляла из себя небольшой куб со стороной двенадцать сантиметров, и ничего большого туда вместить просто никак нельзя.

— Что там? — спросила меня Луна.

Я пожал плечами:

— Там джинн, который сделает тебя моей рабыней. Открывай давай!

— А прозрачные шаровары у меня будут? — с надеждой спросила она.

— Не такой рабыней! — усмехнулся я. — Таких у меня и так в достатке. Нет, сначала пару лет помоешь посуду, а там и задумаемся о твоём повышении.

— О, так это — квест? — загорелись её глаза. Она подняла, наконец, крышку, и её глазам предстала светящаяся радужным светом студенистая масса, заполнившая куб. — Ой, а что это?

— Возьми в руки и загадай желание! — посоветовал я.

Она попыталась выковырять достать скользкое содержимое коробки, но это было не так-то просто. По консистенции оно напоминало пудинг — прозрачный, светящийся и скользкий пудинг. Несколько минут Луна с высунутым от усердия языком доставала колышущееся желе из коробки и, наконец, извлекла, держа сверкающую массу в руках.

— А теперь что? — спросила она.

— А теперь — загадай желание и обернись вокруг себя.

Она осторожно встала, стараясь не уронить подарок, что-то прошептала и повернулась. Прозрачная масса выскользнула из её рук, и полными ужаса глазами она провожала свой подарок, летящий навстречу щербатому полу. Миг — и он исчезает, коснувшись грязной поверхности, и остаётся лишь яркое разноцветное пятно, в котором нет ни грязи, не паутины, которое начинает расползаться по полу. Корявый дощатый пол сменяется паркетом, разваливающиеся дубовые столы и стулья — тоже дубовыми, но новыми и блестящими. На столах появляются салфетки и корзиночки для хлеба. Как в сказке, пятно перекидывается на стены, выкрашивая их в яркие цвета и сменяя старые факельные светильники на разноцветные стеклянные шары, потом на потолок, превращая сделанные из тележных колёс канделябры в хрустальные люстры, а бахрому паутины под теперь уже белоснежным потолком — в праздничные украшения. На дальней от входа стене проявилась светящаяся надпись “С Днём Рождения, Луна!” Из-за барной стойки вышел клоун в жёлтом костюме с лиловыми отворотами, красным носом, рыжими волосами и зелёным галстуком-бабочкой.

Сама виновница торжества, раскинув руки в стороны и запрокинув голову, с закрытыми глазами кружилась по светлому залу. На большом столе стали появляться пирожные, графины с карамельной шипучкой, конфеты и фрукты. По центру возник большой праздничный торт с пятнадцатью свечками. Гермиона, Ханна, Сьюзен, Невилл, Краб и Гойл скинули балахоны, под которыми скрывались, и направились к нам.

— И не стоило тратить единственное желание, — с упрёком сказал Краб, подавая ей подарок. — Мы бы всё равно пришли!

— Гарри! — шепнула мне Луна, глядя на меня своими безумно счастливыми глазами. — Я совсем не это загадала!

— В гарем не возьму, как не проси, — шёпотом ответил я.

Она весело рассмеялась, словно колокольчик зазвенел, подтянулась у меня на шее и крепко поцеловала в щёку.

— А знаешь, Гарри, — сказала она, — ты — самый лучший. Спасибо тебе!