Щеночек (джен)

Как ни странно, лучше всего встреча прошла с Ли Джорданом, которой Гарри опасался больше всего. Бессменный комментатор школьных матчей и ведущий «Поттерского дозора» не растерял свой энтузиазм и сравнительно легко согласился на нейтралитет и место в «Пророке» — спасибо предусмотрительности Яксли и связям Малфоя. Слава Мерлину, Джордан был здоров и вообще в полном порядке. После встречи с Лэттом Гарри больше всего боялся увидеть кого-то из знакомых в таком же жутком состоянии.

Некоторые из заключенных просили время подумать, многие смотрели с откровенной ненавистью и презрением, и было ясно, что только прошлый печальный опыт удерживает их от откровенных оскорблений. Разговаривать с ними было тяжело, хотя постепенно Гарри учился держать дистанцию и хотя бы делать вид, что спокоен. Во всяком случае, он больше не сбегал из камеры, как во время разговора со старым шляпником.

Гарри шел проводить очередную беседу, когда встретил Долохова перед тяжелой дверью, ведущей к камерам временного задержания. Тот кивнул в ответ на приветствие и остановился.

— Меня ищешь?

— Да нет вообще-то...

— А, я думал, ты грязнокровку забрать.

Дыхание сбилось от накатившего дурного предчувствия.

— Какую грязнокровку? — настороженно спросил Гарри.

— С которой вы всю зиму по лесам бегали, — ответил Долохов и прищурился. — Не знал что ли? Она вчера в Лютном попала в облаву. Могли бы и сразу отпустить после допроса, но больно интересные книжки с собой оказались... Такие у Лорда на особом счету, отдельным докладом идут.

Гарри едва расслышал последние фразы, в голове билась одна-единственная мысль: он знал, знал об облавах в Лютном, даже видел кучу задержанных, когда забирал Рона! Что ему стоило предупредить Гермиону? Ведь она писала о поисках нужной литературы в Лютном.

— С ней все в порядке? — напряженно спросил он.

Долохов равнодушно пожал плечами.

— Наши вроде никого не прессовали из мирных. Хорошо вчера сходили, взяли склад, там работы всем хватило за глаза. Не до того было.

— Если можно, я бы хотел ее забрать, — старательно контролируя голос, сказал он.

— Подожди здесь, — небрежно бросил Долохов. — Да не паникуй, никто у нас задержанных зря не пытает.

Спрашивать, что представляет собой «не зря» в понимании Пожирателя не хотелось.

Гарри стоял в одиночестве, успокаивая себя тем, что с Роном в Аврорате ничего страшного не случилось, а Гермиона умная, с ней точно все будет в порядке.

Обжегшая шею метка стала для него полной неожиданностью. Аппарировать из Министерства было невозможно, значит, придется воспользоваться камином. Гермиону он заберет в следующий раз — тащить ее к Лорду полное безумие. Гарри не хотел сбегать без предупреждения и колебался, надеясь, что Долохов появится в следующий момент.

Расходившийся от метки жар пока что был вполне терпим, но время тянулось невыносимо медленно, каждой прошедшей секундой повторяя, что он заставляет ждать того, чье настроение напрямую отражалось на самочувствии окружающих.

Когда Долохов вышел, нервы у Гарри уже были натянуты до предела.

Вышел он один. Они встретились взглядом, и черные глаза Пожирателя показались спокойной и равнодушной ко всему бездной.

— Она у Лорда.

У Гарри что-то оборвалось внутри. Он молча кивнул и бросился к лифтам, влетел в первый открывшийся и замер в напряженном ожидании. Путь вниз казался бесконечным. Внезапно все тело прошила боль от метки. Один удар. Второй. Двери раскрылись, Гарри выскочил в Атриум и бегом помчался к камину. Руки плохо слушались, когда он схватил банку с летучим порохом. Глаза застилал холодный пот.

Он неуклюже вывалился из камина прямо под ноги Лорда и тут же вскочил, запоздало сообразив, что, возможно, стоило остаться на коленях. Гермионы в комнате не было.

— Ты заставил меня ждать, — ледяной голос морозом продрал его спину.

— Простите, мой Лорд, — торопливо ответил Гарри. — Я был в Министерстве, оттуда нельзя аппарировать.

— Ты знаешь, почему я тебя вызвал? — голос был по-прежнему полон льда, но стал тише и словно опаснее.

Гарри не решался поднять взгляд. Он лишь догадывался. Догадывался, что совершил ошибку. Сложно сказать, когда именно, но совершенно ясно, что заплатить за нее придется сейчас.

— Я думаю, что это связано с Гермионой Грейнджер, мой Лорд, — тихо ответил он в безнадежной попытке купить откровенностью немного снисхождения.

— Должно быть, ты совсем не ценишь жизнь этой грязнокровки, Гарри, — голос приблизился, но стал еще тише, наполнился шипящими нотками. — Раз рассказал ей о нашем маленьком секрете.

Гарри закрыл глаза.

Ему словно залепили прямо в голову бладжером. Страшно пошевелиться и даже вздохнуть. Одно он знал точно — сейчас нельзя злить Лорда. Никаких криков, никаких глупых вопросов. Он сделает все, чтобы спасти Гермионе жизнь.

Что-то прохладное легко коснулось его щеки, затем провело линию к губам. Надавило и медленно двинулось обратно, оставляя за собой глубокую болезненную царапину. Крошечными бусинами выступила кровь.

— Какой храбрый мальчик, до сих пор не начал умолять, — тихий голос Лорда прозвучал настолько близко, что у Гарри все волосы встали дыбом. — Или же глупый.

Сердце на мгновение остановилось, а потом бешено заколотилось. Гарри машинально слизнул кровь с губ, еле удерживая себя от того, чтобы не отшатнуться и не сбежать. Затем разум уцепился за произнесенные слова.

— Пожалуйста, — прошептал он и невольно вспомнил бывшего целителя. Неужели он сейчас так же жалко выглядит?

— Что «пожалуйста», Гарри? — теперь в голосе звучала легкая насмешка. Значит он на верном пути.

— Пожалуйста, сохраните ей жизнь. Мой Лорд.

Гарри почувствовал, как его подбородок дернули вверх, и рискнул открыть глаза, оставив разум безо всякой защиты.

Против ожиданий, Лорд не спешил вторгаться в сознание, продолжая удерживать его голову запрокинутой. Ощущение пальцев, жестко сжавших подбородок, заставляло сердце биться в сумасшедшем темпе. На бледном лице не отражалось никаких эмоций, и Гарри замер, словно кролик перед удавом. Он едва доставал Лорду до плеч и стоял настолько близко, что легко мог коснуться тяжелой черной мантии, если бы поднял руку. Почти сразу — скорее от волнения и напряжения, чем неудобной позы — начала затекать шея, но он не пытался вырваться или хоть как-то проявить свое неудобство, позволяя рассматривать себя так, как того захотел Лорд.

Наконец тот поднял уголки губ в подобии улыбки, отошел и сел обратно в кресло. Гарри почувствовал, что снова может дышать. Первое столкновение он выдержал и, хотя о спасении Гермионы говорить было рано, у него появилась надежда. С Лордом, пребывающим в хорошем настроении, можно было договориться.

— Расскажи мне о своих друзьях, Гарри.

— Что? — изумленно спросил он.

Приказ звучал абсурдно и был слишком внезапен. Он ожидал чего угодно — требований запытать кого-нибудь, убить, принять участие в каком-нибудь унизительном фарсе, но не этого.

— Что именно вы хотите знать, мой Лорд? — быстро поправил себя Гарри.

— Если бы я хотел узнать что-то определенное, применил бы легилименцию или веритасерум. Я хочу, чтобы ты мне о них рассказал, Гарри — мягко, но с ощутимым раздражением в голосе сказал Лорд и кивнул на пол перед своим креслом. — Сядь.

Поколебавшись, Гарри опустился у его ног и начал рассказ.

— Гермиона родилась в семье магглов. Ее родители работают стоматологами, это такие врачи...

— Поттер, — оборвал его Лорд и сделал паузу, в то время как Гарри напрягся в ожидании Круциатуса. — Меня не интересует их биография. Начни с момента вашего знакомства.

Гарри сглотнул, чувствуя бегущие по спине мурашки. Он еще ни разу не видел, чтобы Лорд сдерживал свой гнев. Почему-то это испугало сильнее любых угроз.

Отогнав дурные предчувствия, он начал рассказывать о своей первой поездке в Хогвартс-экспрессе, о том, как к нему в купе зашел Рон, об искавшей лягушку Невилла Гермионе. Сидеть на твердом полу было не слишком удобно и он подтянул к себе ноги, обхватив их руками. Дойдя до случая с троллем, он задумался, вспоминая подробности ссоры друзей. Сейчас даже не верилось в то, что они когда-то были такими упрямыми, наивными и смешными.

— Вслух, Гарри, — мягко сказал Лорд.

Он вскинул голову и неожиданно понял цель этого разговора. Лорд хотел вытащить из него все самое теплое и важное, скрытое в глубине души. Чтобы он сам раскрыл то личное, что связывало его с друзьями. Рассказал все совместные тайны, переживания и мечты чужому человеку, больше того — Волдеморту. Он просто не сможет смотреть им в глаза, помня об этом, не сможет смолчать, не сможет сказать, не сможет солгать. Это будет конец их дружбе.

— Я вас ненавижу, — тихо прошептал он.

— Я знаю, Гарри, — спокойно ответил Лорд. — Ты должен доверять мне, слушаться в любой ситуации и быть откровенным. Будешь при этом ненавидеть или нет — мне все равно.

— Мне кажется, у меня не получится, — криво и безнадежно усмехнулся Гарри. Он помнил о том, что должен ненавидеть Волдеморта — за родителей, за Седрика, за эту войну и ни в коем случае не простил его, как не простил Беллу за убийство Сириуса, как не простил остальных Пожирателей за все совершенное ими зло. Но самого чувства уже не испытывал — словно то кончилось, исчерпав себя еще в первые дни на Гриммо.

Невозможно ненавидеть людей, которых видишь изо дня в день, и которые больше не делают тебе ничего плохого. Он бы и хотел — ради памяти своих родителей и всех пострадавших в войне, но не получалось. Нет, перегоревшая ненависть не значила, что он решил опустить руки и плыть по течению, смирившись с политикой Лорда и его Пожирателей. Просто теперь ему больше всего хотелось не уничтожить, а заставить увидеть всю ту боль и несправедливость, которую они творили. Не раз, прочитав очередное дело, Гарри боролся с желанием пройти по Министерству и каждого ткнуть в результаты этой их политики. И в первую очередь — самого Лорда.

— Скорее всего. Ты слишком светлый, чтобы ненавидеть того, кому служишь. А мне ты уже служишь, Гарри, — уголки тонких бледных губ приподнялись в улыбке. Сделав паузу, он задумчиво добавил: — Пожалуй, даже слишком светлый для мести. Она требует... несколько иного склада.

Почему-то вспомнился Дадли, которому Гарри так ни разу и не припомнил издевательства и обиды, которых немало накопилось за детские годы. Лорд наверняка убил бы за меньшее. Вопрос сорвался с губ прежде, чем он успел подумать.

— А вы отомстили тем, кто обижал вас в приюте?

Красные глаза вспыхнули пламенем. Поза Волдеморта неуловимо изменилась, он сжал палочку, и Гарри понял, что это его последние секунды.

Он подался вперед и заговорил, опережая события, действуя на одних инстинктах.

— Меня воспитывали магглы, — его голос дрожал от напряжения. — Я всю жизнь думал, что их ненавижу, у меня не было ни одного близкого человека, даже домашнего животного и то не было. Иногда я представлял себе, что когда-нибудь вырасту сильным как Терминатор или Бэтмэн, вернусь и... Дальше все было смутно, но они обязательно должны были испугаться и пожалеть о том, как со мной обращались все это время, а потом я бы их там бросил, уехал на красивой машине, а они бы пытались со мной связаться, чтобы извиниться, а я бы их не слушал.

Гарри говорил, не разрывая визуальный контакт, боясь перевести дыхание, упустить внимание того, от кого сейчас зависела его жизнь.

— Потом пришло письмо из Хогвартса. Дядя с тетей долго пытались скрыть, что я волшебник. В итоге нас нашел Хагрид и наколдовал кузену поросячий хвостик. Мне тогда было на это плевать — я только узнал про магию и родителей, — Гарри запнулся, но продолжил, вскинув голову. — Что их убил темный маг, и что они были нормальными, а вовсе не психами, сектантами или алкоголиками.

Он вспомнил о семье Лорда и невольно вздрогнул.

— Для меня это было важно. Я не знаю, что было важнее — крупицы информации о них или открывшийся новый мир, в котором можно было найти себе друзей. Я возвращался к Дурслям каждое лето. Хотя на каникулах нельзя колдовать, они все равно меня боялись, но не начали ни о чем жалеть. Понимаете, даже если бы я стал Терминатором, это бы не помогло. Я и так мог издеваться над кузеном, доводить его и... — Гарри сглотнул и тихо добавил: — Это было приятно — видеть, как он бесится и боится мне ответить.

На лице Лорда не отразилось никаких эмоций — ни насмешки, ни одобрения.

— Но страх ничего не может изменить к лучшему, — повинуясь внезапному порыву, с нажимом сказал Гарри. — Я спас его от дементоров. Это вышло случайно, никто не заслуживает такого жуткого конца. И, знаете, он потом передо мной извинился. Он четырнадцать лет надо мной издевался, потом еще год трясся от страха и только после стычки с дементорами извинился. Ему и правда стало стыдно за свои поступки, я видел.

Гарри поднял взгляд, пытаясь понять, понятно ли изложил свою мысль. Лорд коротко и зло рассмеялся.

— Значит, ценишь одни пряники, Гарри. Как я и думал, Дамблдор испортил тебе вкус, — спокойно констатировал он. — Это было забавно, но глупо. Я уже сказал, что мне нет дела до твоего отношения. Ты можешь бояться и ненавидеть или испытывать стыд и извиняться — я не собираюсь прятать кнут. Это понятно?

— Да, — ответил Гарри, пряча кривую усмешку.

Это в самом деле было глупо.

Глупо было полагать, что Лорд и без его слов не знал, что доброта может дать куда больше, чем чужой страх. Или — совсем уж глупость — что отношение других людей что-то для него может значить. Нет, Волдеморт просто выбрал самую удобную для себя позицию, ту, которая ему нравилась больше всего. Будь это не так, он и стал бы не Темным Лордом, а... тут фантазия у Гарри застопорилась. Представить его в другой роли было нереально.

— Хорошо. Продолжай свой рассказ.

Гарри взглянул на бестрасстное лицо и заговорил. Он рассказывал про себя, Дурслей, Хогвардс, квиддич, родителей, Сириуса, Дамблдора, даже про самого Волдеморта. Никто и никогда не слушал его так: терпеливо и внимательно, не споря, не ужасаясь и не пытаясь поучать.

Он сидел в ногах у Лорда, изредка меняя позу, и раскрывал все больше, чувствуя как с каждым словом из него уходят старые боль, страх и обида. Гарри избегал говорить о мыслях и мечтах друзей, выворачивая наизнанку только собственную душу. И хотя это было почти прямым нарушением первоначального приказа — и очевидного плана отделить его от друзей, Лорд его не одергивал.

Чем ближе рассказ подходил к настоящему, тем тяжелее было его продолжать. Тягостные дни с медальоном в лесу. Тяжелая, изнуряющая многодневная усталость. Гарри умолчал о предательстве Рона и его возвращении, зато выложил собственные мысли и сомнения. Он рассказал про патронус Снейпа, которому уже нельзя было повредить, про налет на Гринготтс и про то, как решился пойти на смерть.

В горле что-то свистело, голос начал дрожать так, что пришлось перейти на шепот. Гарри говорил и смотрел в красные глаза, невольно находя поддержку в их спокойном равнодушии.

Для Лорда не имели значения отдельные слова, события или чувства. Скажи Гарри, что мечтал жестоко изнасиловать соседку, описался однажды от страха, ненавидел и хотел убить сидевшего напротив монстра — тот бы даже бровью не повел, пока это было правдой. Все страхи теряли смысл перед подобным равнодушием.

Что-то похожее Гарри чувствовал, живя на Гриммо. Именно поэтому так легко привык к компании Пожирателей — они не обращали на него особого внимания и уж точно не ждали чего-то правильного или выдающегося. Откровенно говоря, всем было на него плевать, и это невольно расслабляло.

Рассказав о своей встрече с Гермионой в стареньком книжном после принятия метки, Гарри запнулся. Лорд до сих пор не дал ни одного намека на судьбу подруги, не считая жестких слов в самом начале разговора. Сможет ли эта исповедь выкупить ее жизнь? Или все окажется зря? Он не знал, чего ждать от Лорда — казалось, тот может с равной вероятностью как помочь, так и уничтожить, терпеливо ответить на один вопрос и бросить Круциатус в ответ на второй.

Но хуже всего было бы остаться в неведении.

— Что будет с Гермионой, мой Лорд?

После короткого вопроса повисла тишина, и только стук сердца нарубал на куски застывшее время.

— Я сотру из ее памяти последние годы без остатка. Со всеми знаниями и, — он скривил губы, — чувствами.

Небрежные слова ледяными мурашками сбежали по спине. Гарри прикрыл глаза и сглотнул. Память. Память об их совместных годах, их дружбе, борьбе.

Память — это меньше, чем жизнь.

— Спасибо... мой Лорд, — выдавил из себя Гарри. — Вы позволите ей позаниматься летом с учителями, чтобы восстановить... часть знаний?

— Ты хочешь, чтобы я вернул палочку грязнокровке? — холодно спросил тот.

— Без воспоминаний она не будет представлять никакой угрозы, мой Лорд, — ровно произнес Гарри, пытаясь скрыть волнение. — Гермиона очень умна и принесет больше пользы, получив образование.

Он сам не заметил, как задержал дыхание в ожидании ответа. Лорд молчал, откинувшись на спинку кресла, словно тоже чего-то ждал.

Понимание пришло быстро, заставив Гарри стиснуть зубы. Сегодня одних почтительности и расчета видимо было мало.

— Прошу Вас, мой Лорд... — едва слышно сказал он, отбросив маску равнодушия. Ему самому противно было слышать умоляющие нотки в своем голосе. Даже измученный жизнью Лэтт не просил так, стоя на коленях в своей камере.

— Раз это так важно для тебя, Гарри, — по губам Лорда скользнула улыбка. — Я поручу ее заботам Флитвика.

Секундное унижение того стоило. Гарри отлично усвоил урок с бабушкой Невилла и меньше всего хотел его повторения. Должно быть, Лорд выбрал Флитвика из-за метки, но профессор чар на самом деле был лучшей кандидатурой, чтобы позаботиться о Гермионе.

— Спасибо... — его голос звучал почти искренне.