Охота на лисицу (гет)

В Хогвартсе ранним утром воскресенья никто ни о чем не подозревал. Студенты просыпались с предвкушением вполне веселого дня, так как должен пройти интереснейший матч по квиддичу между Слизерином и Пуфффендуем. Никто так и не заметил исчезновения из школы нескольких человек. Никто, кроме директора.

Профессор МакГонагал, как и всегда, пришла в Большой зал заранее: она мысленно отмечала каждого, кто заходил в помещение, и так проводила учет студентов. И нескольких человек не досчиталась: Лавгуд, Грейнджер, Забини. Очень странная компания, на ее взгляд, которая точно была связана с Джинни Уизли. Их отсутствие лишь усилило тревогу, которая мучила женщину в течении всей ночи. Ведь только вчера вечером она узнала об исчезновении мисс Уизли из Хогсмида, и ее судьба с этого момента представлялась туманной: что же произошло? Гарри Поттер уверял, что операция мракоборцев по спасению девушки пройдет гладко, но мог ли он ошибаться? Профессор потерла висок в надежде избавиться от надвигающейся головной боли. Возникал закономерный вопрос, а когда это с Поттером все было «так»?

И вот, глядя на сотню студентов, которым просто директор обязан обеспечивать безопасность, она поймала себя на мысли, что ответ на этот вопрос один: всё не так. Нельзя обойтись без последствий. Что-то определенно может случится. Профессор МакГонагал была так задумчива, что с трудом разглядела письмо на столе, хотя оно упало прямо на ее пустующую тарелку. Затем несколько минут женщина размышляла о его содержимом. Но когда преподаватели вокруг принялись вопросительно переглядываться, она слегка дрогнувшей рукой раскрыла конверт. Дважды пробежавшись по короткой записке, она едва заставила себя отвести взгляд на третий раз. Губы сами собой сжались в тонкую ниточку. На плечи внезапно навалилась усталость, которую в обычное время профессор МакГонагал привыкла не замечать.

Джинни Уизли при смерти. Несколько студентов сбежали ранним утром из замка к ней на помощь. На территории, принадлежащей Хогвартсу, убито несколько людей. Этого требовалось ожидать?

Теперь директор никак не могла скрыть тот факт, что одна из студенток пропала. Она взглянула на стол Гриффиндора: конечно, студенты растеряны, оглядываются друг на друга, что-то спрашивая у сокурсников. Они ждут ее — капитана команды, которая должна была выступать за них именно сегодня.

Профессор медленно вышла к кафедре. Разговоры моментально умолкли, взгляды каждого обратились к ней. Женщина нервно поправила прическу тыльной стороной ладони:

— Вынуждена сообщить о некоторых изменениях в расписании школьных соревнований. Сегодня матч по квиддичу отменяется.

По залу сразу прокатился недовольный гул. Минерва МакГонагал великодушно позволила подросткам выплеснуть недовольство: их вскрики с вопросами, возмущения и обещания пожаловаться родителям — все это прошло мимо закаленной годами нервной системы профессора. Стоило ей только чуть сдвинуть брови, как на Большой зал обрушилась тишина.

— Сегодня утром одна из наших студенток попала в Больницу Святого, — директор сразу услышала, как за спиной громко зашептались учителя. — В тяжелом состоянии. Считаю, мы можем перенести сегодняшний матч на более удобное время и, — тут голос профессора дрогнул. — И будем надеяться, что к концу года наша школа будет, как и прежде, в полном составе.

Когда МакГонагал вернулась на свое место, весь учительский состав принялся задавать вопросы: кто, что, почему. Все, кроме профессора Слизнорта: он вдруг побледнел и дрожащей рукой отложил ложку в сторону, но сделал это так резко, что она громко ударилась о тарелку. На него обернулись, но он сам ни на кого не смотрел, уставившись в одну точку и бормоча шёпотом себе под нос: «Ужасно, ужасно. Бедная, моя бедная девочка!» МакГонагал не сразу обратила на это внимание, но как позже выяснилось, он точно знал, о ком идет речь.

Когда Гермиона, Невилл, Луна и Блейз вышли к воротам школы, директор уже ждала их. Сложив руки за спиной, Минерва грозно разглядывала поникших, усталых, эмоционально разбитых студентов из-под очков половинок и хмурила брови на манер хищной птицы. Гермиона в других обстоятельствах почувствовала бы укол совести — это выражение лица ее бывшего декана сопровождало годами ее детские кошмары. Но не сегодня: внутри не осталось никаких эмоций. На лицах Невилла и Луны не сходило изумление: у них перед глазами все еще лежало тело Джинни с его длинными когтистыми лапами вместо рук и пробитой грудью — и пятнышко крови под ножом очень быстро расползалось по футболке. Пугающе быстро. А то, что происходило с Гарри в этот момент нельзя было описать словами. Блейз старался сохранить лицо, изо всех сил сдерживал всю боль, что уже проела его изнутри — он искусал себе губы в кровь, чтобы не разрыдаться, как маленький мальчик. Но то, что он видел, было ужасно — и этого уже никогда не забудет.

МакГонагал ясно видела, что пережитое ими не было простой прогулкой. Быстро обговорив с сопровождающим их мракоборцем ситуацию, она сухо попросила ребят привести себя в порядок. Но даже в этой простой фразе сквозила забота: здесь не было никаких угроз о серьезном разговоре или наказании за нарушение сотни школьных правил. Это все будет позже, но сейчас им всем было необходимо простое человеческое понимание.

С того дня слухи расползлись по замку со скоростью лесного пожара; история Джинни сразу обросла невероятными подробностями, а затем откровенной ложью. Гермиона постоянно вступала в конфликты с особо рьяными сплетницами, но, когда ее спрашивали о правде, девушка не могла ничего сказать. Просто не поворачивался язык обсуждать это с ними. Волна выдумок немного поутихла, когда в «Ежедневном пророке» написали огромную статью, в которой во всех подробностях раскрыли дело Аннеты Грин — восхитительно умной мошенницы, которая сумела различными махинациями и браконьерством заработать огромное состояние на черном рынке. И деньги помогли ей одурачить не один десяток чиновников, так что в скором времени она окончательно очаровала самого влиятельного их них. Мистер Гардинер, заместитель министра, отчаянно отбивался от расследования, и Гермиона, с огромным вниманием следившая за этим делом, уже верила, что он сорвется с крючка правосудия. Но Гарри добился справедливости, за это подруга его искренне уважала. Но он вообще не выходил на связь с ней. А от Рона не было никакого толку, он поклялся разбить другу лицо, если тот хоть раз попадется ему на глаза.

— В этот раз он переступил за грань дозволенного, — писал он Гермионе. — Он чуть не убил ее. Как я могу простить ему это? А, Гермиона?

И девушка не могла ничего ему противопоставить, уж слишком неприглядно выглядел Гарри в глазах Уизли. И ее попытки объяснить, что Гарри спасал его сестру от необратимого превращения в животное, просто не могли возыметь эффекта. Джинни еще не очнулась. Она не просыпается уже неделю, блуждая где-то на грани жизни и смерти.

В Хогвартсе на эти мысли ее наводил Блейз, который с мазохизмом продолжал ждать. Ему было плохо, даже хуже, чем Гермиона могла себе представить. Иногда они встречались взглядами, долгими, понимающими, иногда — молчали, сидя где-нибудь в тихом уголке Хогвартса. Обычно первым и последним вопросом в такой встрече становился: «Она еще не очнулась?» После отрицательного ответа, парень уходил в себя. А Гермиона продолжала сидеть рядом, сама не понимая, зачем тратит на это молчание время. Ей всегда помогало зарываться в дела с головой, чтобы в труде пережить свои чувства, а может даже просто убежать от них. Так ведь намного проще, чем изводить тело и душу на бесплодные мысли. Но иногда она думала, что в ее лице он нашел поддержку, которая ему была недоступна рядом с его друзьями. И правда, кто из них знал Джинни? Уважал ее? Скорее всего, им всем было откровенно наплевать.

Время шло неумолимо медленно. Спустя неделю Гермиона, до этого постоянно находящаяся на связи с Роном, обнаружила, что писем от него почти не было, пришла лишь пара коротких записок о критическом состоянии подруги, а потом и они кончились. Из-за этого Гермиона была полностью изолирована от всех новостей. А Луна, Невилл и Эмилия, подруга Джинни, постоянно спрашивали об Уизли, так что Гермиона уже сама не знала, что думать. Почему Рон вдруг перестал выходить на связь? Они боялись сказать свои предположения вслух.

Но 31 марта Гермиона получила довольно объемное письмо. Девушка поспешно вскрыла его дрожащей от волнения рукой и начала читать. Строчки скакали одна на другую: Рон так сильно спешил, что едва ли думал о том, возможно ли вообще прочитать его каракули. Несколько человек прикованы к ней, к ее лицу, чтобы понять: все хорошо или нет? И когда Гермиона вдруг начинает плакать, закрывая лицо руками, Эмилия тут же бросается к ней.

— Вот, — Гермиона отрывает руки от лица, и Эмилия видит ее улыбку. — Сама прочти.

Девушка раскрывает листок и в глаза бросается несколько крупно написанных слов: «Она открыла глаза». Радостный визг оглушил Большой зал. Эта новость быстро пробежалась по факультетам. Потом дошла до директора и преподавателей. Это было огромное облегчение для всего Хогвартса. Матч по квиддичу провели без Джинни: разгромное поражение Гриффиндора немного сбило спесь с лица Линды, которая была уверена в своих капитанских способностях. Но Пуффендуй с легкостью вырвал победу, однако снитч поймала именно Эмилия. Для гриффиндорцев это означало поражение в сезоне: первое за много лет. Команда не находила себе места, но Линда никого больше не тренировала, поставив на них крест. Ребята разбрелись кто куда, одни продолжали тренироваться самостоятельно, другие бросили все и переключились на учебу. Линда понимала, что Джинни никогда бы не допустила такого, даже пожалела о том, что так сильно конфликтовала с ней из-за глупостей. Пришлось все же признать, что быть капитаном — это не только выигрывать матч за матчем, но и вести людей за собой.

* * *

Джинни открыла глаза: глаза ослепил стерильный белый свет, отражающийся от стен и потолка. Это была не ее комната и даже не Больничное крыло школы. Она оглянулась: больше никого здесь не было. Рядом с ее кроватью стоял комод с серебристыми ручками, на нем ваза со свежим букетом цветов, а входную дверь частично прикрыла ширма из плотной серой ткани. Девушка попробовала пошевелиться: лежала она на жесткой постели, но с пушистым одеялом и мягкой подушкой, а еще по помещению витал какой-то особый лекарственный запах — определенно это была палата больницы Святого Мунго.

Девушка хотела было встать, но не смогла даже приподнять руки, их будто набили ватой, и потребовалось немалое усилие, чтобы дотронуться ладонью до лица. Кожа показалась такой холодной и безжизненной, что она принялась растирать ее, пытаясь вернуть чувствительность — постепенно в пальцах приятно закололо, а на щеке выступил румянец. Она прислушивалась: вдруг кто-то зайдет в палату? Но как в помещении, так и за дверью царила абсолютная тишина. Она незаметно для себя снова уснула, и разбудила ее уже целительница. Женщина напевала что-то под нос, склонившись над ворочающейся Джинни.

— О, детка, ты очнулась! — радостно заговорила миленькая ведьма. — Как ты себя чувствуешь?

Джинни попыталась сказать первое за столько времени слово, но в горле пересохло. Ведьма заметила затруднение девушки и быстро налила ей воды из графина, стоявшего на комоде. Изначально он был пуст, но один взмах палочки быстро решил эту проблему. Джинни после первого глотка начала задавать ворох вопросов:

— Как я сюда попала? Что со мной? Откуда эти бинты на груди? Какой сегодня день? — девушка даже покраснела от усилий вспомнить все. В памяти образовался провал, который порой вспыхивал смутно уловимыми контурами событий.

Девушка даже смогла приподняться на локтях, но ведьма в ответ лишь мягко улыбнулась и твердой рукой уложила Джинни обратно в постель. Воркуя что-то про соблюдение покоя, целительница ловко намешивала какие-то порошки, появлявшиеся из кармана халата, в стакане воды. Она заставила девушку выпить мутную серую жидкость до последней капли, от вкуса которой у девушки выступили слезы: жгучая горечь доходила до онемения в горле. Затем, попросив девушку скинуть халат, привычным взмахом палочки отправила бинты, закрывающие всю грудь Джинни, перевязываться. Та опустила глаза, ожидая увидеть нечто ужасное, но на грудной клетке, ближе к горлу, розовел толстый шрам. Он жутко выделялся на светлой коже, и его природа была Джинни неясна, она даже вздохнула от удивления.

— Сегодня 29 марта 1999 года. Ты в Больнице Святого Мунго, поступила с травмой от рукотворных предметов. В частности, от ножа. Но одновременно на тебе применили очень жестокое проклятие, которое, пожалуй, мы встречали лишь в учебниках. Твои руки удалось спасти — они почти полностью обратились в натуральные лисьи лапы. Поскольку такие заклятия всегда оставляют последствия, ногти на твоей правой руке буду расти быстрее обычного и, скорее всего, останутся похожими на когти, — целительница ласково положила руку на плечо девушки, когда та принялась рассматривать свои руки: действительно, ногти слегка изменили форму — стали более вытянутыми и острыми. — Не переживай, с этим можно жить, выглядит даже симпатично.

Джинни кивнула, но продолжала неотрывно смотреть на руки. Отдельные слова ведьмы вызывали у нее ряд ассоциаций, а потом и деталей произошедшего с ней. Воспоминания были тяжелыми, неоднозначными, так что целительница предложила ей выпить Сонный отвар:

— Отдыхай, ты еще слаба. На сегодня хватит с тебя новостей.

Когда она собралась уходить, Джинни, медленно засыпая от зелья, вдруг попросила:

— Когда я увижу родителей? Братьев? — язык заплетался, она изо всех сил пыталась держать глаза открытыми.

— Нет, еще рано для посетителей, — ожидаемый ответ. — Но я могу передать им, что ты очнулась.

— Нет, нет. Пусть они сами… увидят, — Джинни закрыла глаза, но бросила последнее: — Пожалуйста.

— Может быть, — женщина улыбнулась уже заснувшей девушке, похожей в белоснежном окружении палаты на рыжее солнце. — Может быть, позже.

Больница Святого Мунго находилась в старом здании универмага на одной из самых оживленных улиц Лондона. Джинни, немного окрепнув и умирая от скуки, смотрела в заколдованное окно на поток маглов, снующих от одного модного магазина к другому. Отдельные люди ее особенно забавляли: их одежды, шляпы, сумки было очень интересно рассматривать с безопасного расстояния, когда они и знать не знали об этом. Но вдруг в потоке она заметила сразу несколько рыжих людей, которые цепочкой пробирались к старому, никому не нужному магазину.

Джинни от радости чуть не подпрыгнула, правда тут же почувствовала последствия: голова закружилась, поэтому она рухнула обратно в постель, зарывшись в одеяло. Закрыла глаза и принялась ждать. Ей так хотелось сделать сюрприз! А эти минуты до встречи тянулись невыносимо медленно.

— Ты видишь это, Джордж?

— Вижу, Фред.

— Мне кажется, или это румянец на щеках?

— Точно, брат. Она притворяется спящей.

— И не говори, разлеглась тут, пока мы с ума сходим.

— Замолчите, а! — шикнул такой родной женский голос.

— Мама? — Джинни открыла глаза и улыбнулась. И тут же оказалась в объятиях матери.

— Я здесь. Мы рядом.

Миссис Уизли тихо плакала, и даже Фред и Джордж, продолжавшие шутить дальше, были немного растроганы. Джинни, прижимаясь к матери, рассматривала их во все глаза, поражаясь тому, как сильно она скучала по их идентичным улыбкам и бесконечным шуткам. Затем ее взгляд упал на еще более поседевшего и постаревшего на несколько лет отца, на серьезного, почти неузнаваемо повзрослевшего Рона, который смог выдавить из себя полуулыбку только под настойчивым взглядом сестры.

— Если я его встречу, то убью, — Рон сказал ей эти жуткие слова, когда они остались наедине. Его руки тряслись, но он старательно это скрывал. — Я никогда не прощу ему этого.

Джинни серьезно смотрела на него, сидя на кровати и обняв колени. Ей было страшно слышать это от брата, который всегда ее защищал, даже когда этого совсем не требовалось. А тут такой поступок от лучшего друга… да, он сильнее всего был задет произошедшим. А вот Джинни не совсем понимала, что с ней: в душе не осталось ничего — ни обиды, ни злости. Глухое равнодушие, которым бы она с удовольствием поделилась с братом, оскорбленном в своих лучших чувствах.

— Оно не стоит того, Рон, — девушка едва смогла сдержать свой привычный насмешливый тон в разговоре с ним, стараясь до конца оставаться серьезной. — Я на него не злюсь.

— Зато я злюсь. Как он мог поступить так с тобой?! Ты ведь его девушка! — Рон стал пунцовым от одного воспоминания об этом, ведь он всегда был против этих отношений.

— Уже нет, — Джинни поймала его вопросительный взгляд. — Я рассталась с ним на тот момент. Так что, формально, оказалась в беде по случайному стечению обстоятельств.

— Отлично, — эта мысль заметно успокоила Рона. — Но мне необходимо врезать ему. Иначе никак.

— Врежь, — пожала плечами девушка и усмехнулась. — В конце концов, он действительно это заслужил.

Через несколько дней после этого разговора в палату пришел сам Гарри. Когда он появился в дверях, Джинни читала книгу — Гермиона прислала ей учебники, чтобы драгоценная подруга не отставала программы обучения. Но так как у девушки не осталось волшебной палочки — возможно, отобрали браконьеры — она представляла себе движения в заклинаниях, помахивая кончиком карандаша. Парень немного понаблюдал за ней, такой умилительно увлеченной, отчего внутри стало еще тяжелее: гадкое чувство вины не оставляло его ни на минуту. Но никто не должен был этого видеть — Гарри буквально силой заставлял себя держаться.

— Привет, — он подошел к ее тумбочке и взмахом палочки уничтожил остатки увядшего букета, поставив туда новый. — Как ты?

Джинни еще некоторое время бормотала себе под нос, размахивая карандашом, а потом рассеяно бросила на него взгляд, кивнув:

— Привет, — и тут ее голос оборвался. Она вскинула голову, во все глаза глядя на него, и медленно отложила книгу в сторону. — Мерлинова борода! Что ты здесь делаешь?! У меня так швы разойдутся!

Она инстинктивно прижала руку к шраму на груди. Гарри успел отметить, что она смотрит на него с насмешкой, хотя изо всех сил стремится придать своему лицу серьезное выражение. Он видел, что ей стало намного легче: ушла эта мертвенная бледность с лица, которая преследовала его в кошмарах. Тот факт, что ей лучше, позволил парню немного расслабиться — самое страшное уже позади.

Джинни вспомнила, как несколько ночей подряд ей снился странный сон, в полумраке которого Гарри сидел рядом и держал ее за руку. Тогда ей хотелось с ним поговорить, но они молчали. То был всего лишь сон, а там слова не имеют смысла. И теперь, встретившись, они не знали, как поступить дальше. Да и что может быть красноречивее, чем символическая смерть от его рук?

— Пришел убедиться, что ты действительно очнулась, — он повернулся к ней лицом, и Джинни сразу обратила внимание его разбитую губу и лиловый подтек у виска. Гарри перехватил ее взгляд: — Рон давно обещал меня убить, но, кажется, я отделался лишь побоями.

— Думаю, ему стало от этого легче, — усмехнулась Джинни, присев поудобнее. — Садись, — она махнула на стул у кровати. — Я-то еще не скоро выйду отсюда.

— Знаю, — Гарри привычным движением взъерошил волосы и сел. — Мне, правда, очень жаль. Прости.

Такая неожиданная прямолинейность стала для девушки сюрпризом. Она удивленно приподняла брови:

— Не знаю. Может быть, когда-нибудь прощу, — она неопределенно пожала плечами.

Гарри опустил голову на грудь. Сложив руки перед собой, он слегка раскачивался из стороны в сторону и молчал. Джинни становилось неловко, уже даже хотела попросить его уйти. Она ведь должна его ненавидеть, разве нет? Разве не об этом она думала до встречи с браконьерами? Да только ничего этого не было: напротив, все внутри сопротивлялось этому чувству. Глядя на него сейчас, она понимала: он несчастен, и его положение было много хуже, чем ее. Она-то оправится — уже чувствует это — и пойдет дальше, а он… Кто знает, что может случиться?

Джинни смотрела на него, отмечая каждую деталь: и следы побоев, и признаки усталости, болезненную худобу и черную перчатку на правой руке. Перчатка была странным атрибутом его внешности, ведь он никогда такое просто так.

— Что с твоей рукой? — Джинни не могла не спросить, в конце концов, это лучше, чем сидеть в угнетающей тишине.

— Немного задело проклятьем, — он несколько секунд размышлял, а потом стянул перчатку, показав изувеченную руку. Джинни невольно ойкнула, глядя на острые черные когти и густую шерсть, покрывающую пальцы до самой ладони. Гарри поспешил спрятать руку обратно. — Пока ещё не всё свели. Заклинание мощное, и возможно, что эффект будет необратим. Но это ничего, ничем не мешает и ладно.

— А как так вышло? — она поежилась, представляя, как с ней происходило то же самое.

— В момент, когда, — он изобразил удар, — проклятие обратилось против меня. Я очень хотел тебя спасти. Так сильно, что готов был сам принять его на себя.

Джинни очень смутно представляла, как такое возможно. Но магия и ее природа всегда были за пределами обычного понимания. Чувства нередко становятся источником волшебства, а тем более такая серьезная сила, как любовь. Эта мысль у девушки вызывала прилив смущения и жалости к нему: эта любовь давно не взаимна. Гарри, видимо, считал все на ее лице, потому что вдруг порывисто засунул руку в плащ, достал что-то из кармана и кинул Джинни. Она поймала вещь на лету прежде, чем осознала само движение. В руке лежала, приятно согревая ладонь, ее волшебная палочка.

Девушка даже не успела ничего сказать. Гарри вышел из комнаты также внезапно, как и зашел сюда. Цветы на тумбочке пахли ярко и свежо, словно их сорвали несколько минут назад под лучами утреннего солнца. Джинни долго сидела в оцепенении, рассматривая каждый лепесток. В этом состоянии и обнаружилось нечто скверное: в груди засело маленькое поганое чувство злорадства, что он так сильно страдает, что ему также больно, как было ей. Но осознание, что сейчас Гарри уязвим не меньше, чем она сама, было сильнее. Все его попытки извиниться, и помочь, и вытерпеть грубость Рона, и других людей не могут приниматься, как должное.

Джинни хотела бы, чтобы он пришел ещё раз. Тогда бы она поблагодарила его, сказала бы, что прощает, что они оба могут жить дальше. Но Гарри больше не приходил. Девушку перестали преследовать сны с ним, а семья изолировала ее от всех новостей о Поттере, да и от его имени в принципе. Его как будто больше не существовало. И Джинни никому не признавалась в том, что это вымученное молчание, которое, по мнению окружающих, должно помогать, было ей до боли противно.

* * *

— Мы так опоздаем, Джинни. Давай быстрее.

Гермиона радостно кружилась вокруг подруги в своем новеньком голубом платье. С уложенными волосами и с туфельками, напоминающими своим блеском леденцы, она становилась похожа сказочную фею: даже черты вечно строго лица смягчились, став более веселыми и живыми. Событие, заставившее Гермиону сменить свой строгий настрой — такое скорое возвращение Джинни в школу. Маленький сюрприз, который Уизли хотела сделать для своих друзей: лежа в больничной койке, она мечтала вернуться в замок именно до праздника — 2 мая, годовщины битвы за Хогвартс. В это день объявили большой прием для всего магического сообщества, ставший официальным праздником, и школа на один день открыла двери для всех, кто хотел почтить память погибших и подумать о светлом будущем. Эта мысль так зажигала девушку, что она постоянно уговаривала целительницу отпустить ее именно в канун праздника. И подпитанная этой надеждой, Джинни быстро восстанавливалась и вернула себе достаточно сил, чтобы продолжить учебу.

Сейчас на ее тумбочке лежала целая аптечная лавка различных зелий, которые требовалось пить до самого лета. Джинни только и успела, что вытащить ее из чемодана, тогда как остальные вещи все еще лежали неразобранными. Приехала она вечером, во время ужина, поэтому некоторое время оставалась незамеченной всеми, кроме директора, декана и Гермионы. И подруга, как оказалось, ждала ее прямо в спальне.

— Ты меня так напугала, — на следующий день призналась Джинни, надевая серьги-капельки. — Откуда ты вообще знала, что я приеду?

— Магия, — хохотнула Гермиона. — Просто почувствовала, ты скоро появишься.

— Или пытала Рона, — пробормотала под нос Джинни. — Ему вообще ничего нельзя доверить.

— Брось, он очень сопротивлялся, — Гермиона все еще странно улыбалась, глядя на слишком сосредоточенную на своей внешности подругу. — Волнуешься?

В ее тоне сквозило нечто такое, от его Джинни не удержалась и вопросительно посмотрела на Гермиону. Подруга ничего не сказала, да только в легком движении брови, блеске глаз и мелькающей полуулыбке можно было прочитать излишнее понимание — виной такого скоро возвращения Джинни были вовсе не скорые экзамены или даже не друзья, а Блейз. Но никто, конечно же, этого не сказал вслух.

Джинни еще раз поправила серое платье с высоким разрезом до бедра — оно стало за эти месяцы слегка великовато, так как из-за болезни девушка сильно похудела. Тонкие пальцы были заняты укладкой, и их бледность сильно выделялась на фоне красного водопада рыжих волос. И ногти на этом фоне были чуть более вытянутыми и острыми, чем у обычного человека. Гермиона невольно засмотрелась: главным украшением Джинни было не платье, не тоненькая фигура и не украшения, сияющие при малейшем движении, а ее глаза — светящиеся надеждой и радостным предвкушением праздника.

Джинни сама же видела в зеркале лишь свое костлявое тело и страшно стеснялась этой внешней слабости, немного обвисшей кожи там, где всегда красовались крепкие мышцы. Ее пальцы ослабли настолько, что любой квоффл мог бы легко сломать их одним ударом. Да и эта болезненная бледность, почти серость… Но поток ее мыслей прервала Эмилия, ворвавшаяся в комнату:

— Джинни! Как ты? — и кинулась на шею к опешившей от неожиданности Уизли. — Как же мы рады, ты не представляешь!

— Чему? — сдавленно просипела Джинни, так как Эмилия буквально душила ее в объятиях.

— Ты жива, и ты вернулась! Разве это не повод для радости? Теперь все будет, как обычно, — девушка просто сияла. — Вчера не было времени поговорить, но Линда просто развалила команду, понимаешь? Просто ужасно. Мы проиграли с таким позором.

— Но я слышала, что ты поймала снитч? — серьезно спросила Джинни, прерывая этот поток негатива — ей не хотелось из-за этого переживать.

— Да, — Эмилия кивнула.

— Это твоя большая победа, — улыбнулась Джинни. — Никакого позора не было, это все бред. Линда…

— Пойдемте лучше повеселимся, — Гермиона уверенно потащила Эмилию и Джинни на выход.

Джинни осознавала, будучи в больнице, что еще долго будет предметом всеобщего внимания: ее внезапное возвращение вызвало бурную радость однокурсников еще вчера. И она еще никогда не была так популярна среди девчонок факультета: они заваливали ее глупыми вопросами, но смотрели при этом прямо на шрам, виднеющийся в открытой одежде. Джинни нисколько его не стеснялась, он уже заметно уменьшился, а в будущем она планировала его полностью замаскировать магией. Невилл вышел в гостиную вслед за подругами.

— Ох, Джинни, ты отлично выглядишь!

Он спустился с лестницы, широко расставив руки, и Джинни с благодарностью обняла его.

— Всегда пожалуйста, — подмигнул он. — Ну что, готова?

И снова эта загадочная полуулыбка, и этот немой вопрос в глазах. Что же такого произошло, пока ее здесь не было? Если раньше на ее отношения с Блейзом смотрели с недоверием, то теперь каждый второй готов был лично привести его к ней в объятия. Неужели для этого всего лишь нужно было умереть, а затем воскреснуть?

Она ничем старалась не выдать своего замешательства и нетерпения, пока она находилась в башне Гриффиндора. Но чем ближе подходила Джинни к Большому залу, тем сложнее ей было дышать. Она даже слегка ущипнула себя за запястье, чтобы очнуться — но это ведь совсем не сон. Из Большого зала доносился гул разговоров и смеха множества людей, отовсюду разливалась тихая музыка, а запахи пунша и сладостей доносились до студентов еще на Главной лестнице. Внутри Джинни даже слегка растерялась: вокруг столько людей, что у нее невольно началась паника после долгого одиночества в больнице. Ноги слегка подкосились, но Гермиона, верная подруга, ласково подхватила ее под локоть и повела за собой:

— Смотри, Рон уже приехал. И Луна с ним. Да там все Уизли собрались! — Гермиона улыбалась, помахав им рукой. — Неужели, даже Перси пришел к нам.

Рон махал сестре изо всех сил, едва не разлив на голову Луны шампанское, которое держал в руках. Невилл подошел к Луне, и без всякого, привычного ему стеснения сделал легкий поклон и поцеловал ее руку. На лице девушки вспыхнула улыбка радости, такой искренней и чистой, что все почувствовали себя немного лишними и смутились. От неловкости их отвлекло то, что на сцену, которую установили на месте директорской трибуны, вышел Министр магии, Гарри Поттер и еще несколько важных чиновников. Джинни видела, что Гарри совсем не хочется этого, что он бы предпочел отмолчатся где-нибудь в углу и провести время с друзьями. Она оглянулась на Гермиону и Рона, те застыли с каменными лицами, но не отрывали от друга глаз. Стало даже интересно, они общаются? Министр говорил много и долго про консолидацию общества, про победу над остатками Пожирателей смерти, про светлое будущее. И Джинни хлопала вместе со всеми, готовая веселиться, да только никакой радости не приходило.

И все как-то быстро разбрелись. Близнецы постоянно оглядывались: Джордж в поисках какой-нибудь симпатичной девушки, а Фред — в Анджелины, и найдя желаемое, тут же отчалили на поиски своего счастья; Перси при первой же возможности отправился деловито беседовать с каким-то важным господином; чета Уизли веселилась от души, попивая шампанское, давно оставив детей развлекаться самим. Луна и Невилл куда-то исчезли, Эмилия ушла с загонщиком гриффиндорской команды — Майклом, и лишь Гермиона и Рон все еще ютились возле Джинни, стараясь изо всех сил делать вид, что им так вполне отлично, они готовы провести вечер втроем. Но для Джинни это была лишь жалкая попытка успокоить ее.

— Я пойду поболтаю с командой, — уверяла она, уже не зная, как от них избавиться. — А вы потанцуйте, целый вечер впереди.

— Правда? — как-то быстро обрадовался Рон. — Ты точно не будешь скучать?

— Да идите вы уже, — Джинни подтолкнула их к танцполу. — Мне есть чем заняться.

— Да, это точно, — загадочно усмехнулась Гермиона, все еще сомневающаяся в ее словах, но увидев на лице подруги буквально мольбу об одиночестве, рассеяно бросила: — Удачи.

Оставшись одна, Джинни могла больше не скрывать своего разочарования. Нигде, буквально нигде не встретила Блейза. Девушка бродила в толпе, кому-то улыбалась, с кем-то разговаривала, но сладкое ожидание вело вперед, к другим людям и разговорам, чтобы хоть немного скоротать вечер в этих бесплодных поисках. Но чем дальше, тем больше она ощущала, как ее маленькие мечты разбиваются о скалы реальности. А ведь она так старалась, так готовилась к этому дню! Девушка расстроенно подошла к столику с закусками, и принялась с легкой грустью наблюдать за своими более счастливыми друзьями. И чего она ожидала?

Пробежав взглядом по лицам гостей, она обратила внимание на Горация Слизнорта, который с такого расстояния улыбался ей будто не было никогда его предательства: он наверняка бы объяснил это непреодолимыми обстоятельствами и угрозами своей жизни. Это была последняя капля: внутри что-то щелкнуло, какое-то отвращение вперемешку с разочарованием. Джинни решительно отправилась на выход, не обращая ни на кого внимания: пойдет сейчас в комнату, встанет под душ и будет рыдать там до последнего, пока глаза не останутся сухими, как и ее чувства.

Гарри наблюдал за ней весь вечер, видел, как она, опустив голову, пробирается сквозь толпу, совсем одна, расстроенная. Он даже порывался пойти за ней, успокоить, но это желание никак не соответствовало его разумному доводу, что между ними все кончено. Его присутствие все только испортит. Гарри залпом выпил бокал шампанского и поморщился. Нет, он знает, что слизеринец ждет ее, где-то они обязательно сегодня встретятся. Подавив в себе подкатывающую горечь, Гарри решительно пошел в другую сторону — ему нужно вернуть хотя бы старых друзей, а битву за любовь он уже давно проиграл.

Джинни бежала по лестнице вверх, сняв каблуки. Ступни горели огнем, несмотря на холодный камень пола. Да она вся горела: немного прикусывая губы, чтобы не завыть, девушка бежала изо всех сил. В голове разыгралась нешуточная битва между чувствами, которые воспринимались слишком остро, и надеждами, которые уже были отброшены в дальний угол и затоптаны разумом — он-то уверял девушку, что рыдать и страдать в этой ситуации не имеет. Откуда он мог знать, что Джинни будет там? Или почему бы ему не гулять сейчас с какой-нибудь другой девушкой: пригласить ее пройтись под светом звезд этой прекрасной весенней ночью? Разве ему кто-то запрещал это? Откуда у нее исключительные права на Блейза Забини?

Вдруг, она снова совершила ошибку?

И когда Джинни поклялась всем богам, что больше никогда никого не полюбит, ее поймали за руку на одном из лестничных пролетов. Она резко обернулась, готовая от неожиданности ударить преследователя — ее острые плотные ногти вполне могли нанести серьезные увечья кому угодно — и тут же утонула в бездне его черных глаз.

— Здравствуй, Джинни.

Голос Блейза, бархатный, с глубиной морской бездны, заставил ее вздрогнуть и замереть на месте. Он улыбнулся, притягивая к себе девушку, совершенно ошалевшую от столь желанной и в то же время неожиданной встречи. Она не знала, что сказать, а парень и не ждал слов: прижав к себе, он ласково поглаживал ее по голове, пока девушка окончательно не перестала дрожать и успокоилась.

— Ты думала, я не искал тебя? — Блейз тихо задавал эти вопросы, пока Джинни, уткнувшись ему в грудь, тихо всхлипывала. — Но ты так хорошо скрываешься: стоит мне найти тебя, набраться смелости, как ты уже исчезаешь в другой стороне. Так и кружили по всему залу, — она оторвалась от него, заглядывая ему в лицо, и он трепетно, одним нежным касанием убрал одинокую слезинку с ее щеки. — Несмотря на свое состояние, ты отлично бегаешь. Уже и не надеялся поймать тебя.

Джинни все еще молчала, не замечая, как начала улыбаться. Она впервые с внутренним восторгом, ничем больше не подавляемым и не скрываемым, провела рукой по его щеке, по четкой линии скул, которая ей так нравилась, пальцы сами спустились вниз по шее, через ямочку ключицы до сильных плеч. Блейз склонился к ней, а она чуть привстала на цыпочки, обвив руками его шею. Их поцелуй был короток, но полон взаимности.

Джинни с трудом оторвалась от него, дыша слегка прерывисто и возбужденно, и Блейз чувствовал, как бешено бьется ее сердце под этим тонким серым платьем. Она вся была в его руках, мягкая, пышущая теплом и радостью — и это уже казалось пределом его мечтаний. Ей даже не нужно было ничего говорить, чтобы он все понял.

— Может, наденешь туфли, и мы спустимся обратно? Вечер еще не закончился, — он поцеловал ее снова. — Приглашаю тебя на танец.

— Что ж, принимаю приглашение, — ее глаза заблестели от предвкушения. — Боялась, что уже не позовешь.

— Бегай ты еще быстрее, может и не позвал бы, — парень успел коснуться ее щеки, пока она, посмеиваясь, натягивала туфли обратно. — У меня такое чувство, будто на охоте добрался до главного трофея. И бегать за ним пришлось очень долго.

Джинни в ответ лишь показала язык и прошла вперед. Все их движения были порывисты, резки, по-юношески непосредственны, когда они буквально догоняли друг друга, делая вынужденные остановки на поцелуи. Чувства искрили между ними, как фейерверк, и при взгляде на это счастье было бы сложно удержаться от улыбки. Бывает ли любовь ярче и прекраснее, чем возникшая в семнадцать лет?

— Рон, прекрати! Хватит лезть не в свое дело! Они сами разберутся.

— Да че этот хмырь рядом с моей сестрой забыл?!

Джинни обернулась: Гермиона крепко вцепилась Рону в рукав и шикала на него каждый раз, когда он намеревался подойти к сестре. Блейз смотрел на это с некоторым изумлением, ведь Гермиона с беззвучными извинениями улыбалась им двоим. Рону еще предстоит привыкнуть к новому положению вещей.

— Не обращай внимания, — усмехнулась Джинни. — Он еще не понял, что произошло.

Девушка повела его за собой танцевать. К ней вдруг вернулась вся непосредственность и живость, которая ему так нравилась. Ее улыбка, смех, остренькие плечи, на которые он засматривался, кружась с ней в танце, изящность, с которой Джинни поправляла свои огненные волосы — все это было похоже на сон, прекрасный сон, из которого ему не хотелось бы уходить. Люди вокруг превратились в пятна, и короткий миг в мире существовала только она во всей своей красоте.

Этот вечер они проводили так, как всегда мечтали: поглощенные друг другом, танцевали, пока не устали ноги, а в минуты отдыха бесконечно болтали обо всем, что произошло с ними за эти месяцы.

— Гриффиндор проиграл сезон, — заметил Блейз, когда они затронули любимую девушкой тему тренировок. — Ты расстроена?

— Как ни странно, нет. Кубок школы достался самым лучшим. Пуффендуй его действительно заслужил, правда я так и не посмотрела толком, как они играют.

— Лучшими всегда были слизеринцы, — шутливо заметил Блейз.

— Не лучшими, а хитрыми, — в тон ему ответила Джинни, ткнув его пальчиком в грудь. — Но в этот раз у нас нет повода для соперничества.

— Мне кажется, у нас его больше никогда не будет. Ты согласна? — вскинул бровь Блейз.

Она неопределенно пожала плечами, кивнув на фуршетные столы: там стояли чопорные слизеринцы, друзья Блейза, которые с какой-то неприязнью смотрели на злющего до покраснения в ушах Рона, продолжавшего громко ворчать на сестру и Гермиону.

— Кажется, сегодня можно познакомить тебя с моей семьей поближе, — Джинни поджала губы. — Если ты хочешь. Не могу обещать, что это будет приятное знакомство, но это проходит со временем.

— Я буду душкой, — иронично сказал Блейз, но под взглядом девушки искренне добавил: — Я правда постараюсь.

— Что ж, — Джинни крепко взяла его за руку и повела за собой. — Мы оба будем очень стараться.

Примечания:

Спасибо, что были вместе со мной и прочитали эту историю. Я работала над ней очень долго и рада, что все получилось. Все заявленные метки обыграны, герои вместе и, поверьте, вполне будут счастливы. По крайней мере, вижу их только такими)

До встречи. Может быть, в других историях?)