Мразь (джен)

— Пэнси, передай мне, пожалуйста, бутерброды, — попросил Гарри.

Паркинсон скривилась, но передала блюдо. Гарри каждый завтрак и обед просил ее передать бутерброды. Когда она заявила, что он над ней издевается, Поттер сообщил, что бутерброды ставят всегда так, по отношению к его обычному месту, что он может задеть рукавом еду Трейси, если потянется за ними сам. И чтобы этого не происходило, ему приходится просить передавать бутерброды. Все первокурсники каждый обед наблюдали за его выходкой, но молчали.

— Спасибо, — вежливо ответил Гарри, взяв один бутерброд из протянутого Пэнси подноса.

В это время в Большой зал влетели совы. Гарри, не рассчитывающий получить почту, запивал бутерброд соком и намеревался уйти пораньше в библиотеку. Он начал чувствовать отставание от Грейнджер и даже Малфоя в чарах, и ему претила сама мысль быть в чем-то хуже них. Кроме зелий — там у Гарри не было шанса из-за разногласий с преподавателем, и он умудрялся получать «выше ожидаемого» даже в то время, как Забини получал «превосходно» за одно и то же зелье, приготовленное в паре. Снейп говорил, что если бы не наставления и аккуратность Блейза, то их зелье можно было бы сливать в раквину, и считал, что Гарри хорошо подмазался, чтобы получать неплохие оценки. Сам же Поттер оценивал свой уровень примерно как равный уровню Малфоя, который получал «превосходно» чаще, чем другие оценки.

В остальных предметах Гарри привык получать похвалу от преподавателей за свою учебу, хоть иногда мог потерять баллы за невнимательность или разговоры. Даже от конкурирующих деканов — МакГонагалл, Спраут и Флитвика, — он почти всегда получал оценки «превосходно». И тем больнее было слышать от Флитвика, что его уровень стал значительно слабее, и он может лучше, когда у него не получилось на прошлом занятии заставить табуретку танцевать. Не получилось у большей части класса, но Флитвик выделил именно его, решив задеть за больное. Вечером того же дня у Гарри уже прекрасно танцевали все табуретки, стулья и кресла в их гостиной, но, чтобы впредь не позориться на уроке, Поттер решил читать не только тему в учебнике до урока, но и дополнительную литературу, где часто описывались более подробные нюансы заклинаний и движений палочками.

Ребята за столом разворачивали газеты. Гарри из принципа не выписывал «Ежедневный пророк», так как всегда мозг взять его у других. Ему казалось, что, если он выпишет газету, кто-то обязательно заметит, что это потому, что он не получал почту от родных. Скажут, что он сделал это для того, чтобы ему писала хотя бы родная Британская редакция. Конечно, вряд ли кто-нибудь бы сказал такое, да и вообще заметил, но отсутствие писем из дома очень задевало Гарри.

— Вот это да! — сказал Нотт, глядя на передовицу.

— Что там? — тут же спросил Гарри, пытаясь уже выбраться со скамьи, чтобы бежать в библиотеку. Он почти на ходу допивал сок.

— Кадры после задержания Петтигрю. Скитер говорит, что взяла интервью у анонимного источника, который видел все происходящее и находился в тот момент в доме!

Гарри закинул ногу обратно и снова уселся за стол.

— Кто уже прочитал, поделитесь, — попросил он.

— Трейси подвинула в его сторону газету, которую сама еще продолжала читать.

«Питтер Петтигрю не убивал свою жену!» — гласил заголовок.

Под ним была фотография, очевидно вырезанная самим Хвостом из видеозаписи. На ней Хвост неожиданно исчезал. Авроры, один из которых был знаком Гарри, так как сопровождал его в дом Хвоста на зимних каникулах, подбегали к Лиззи и приводили ее в чувства. Видно, что жена Хвоста приходила в себя — открывала глаза и оглядывалась.

«Ко мне в руки попали удивительные воспоминания. Воспоминания человека, находившегося непосредственно вблизи места событий. Он не готов раскрывать свою личность, так как после увиденного сомневается в готовности Министерства разбирать дела по совести и закону.

В кадр не вошли самые ужасные из воспоминаний, редакция решила, что газету читают дети и нельзя их шокировать. Но разве нас всех не должно шокировать то, что произошло? В воспоминаниях четко видно, как авроры Джереми Сэвидж и Патрик Уильямсон, прибывшие на задержание Питера Петтигрю по наводке, после исчезновения Петтигрю, пытают его жену с целью вытащить из нее подробности деятельности ее мужа. Бедная женщина кричит и плачет, вырывается и говорит, что заявит об их поведении Министру, на что получает ответ от Сэвиджа, что Министерство — это они. В какой-то момент Сэвидж добивается своего — Элизабет Петтигрю поднимает вверх руки и начинает говорить, но тут же начинает задыхаться. Видимо, то, о чем она говорила, было связано клятвой неразглашения на собственной жизни, но пытки авроров были настолько невыносимыми, что женщина предпочла быструю смерть, чтобы прекратить все это.

Почему наш анонимный наблюдатель не вмешался, спросите вы? Но как он мог пойти против двух обученных авроров? Тогда бы мы, увы, имели вместо одной жертвы две, и эти воспоминания никогда бы не пролили свет на происходящее.

Воспоминания несколькими копиями уже направлены мной Начальнику аврората, его заместителю, Первому заместителю Министра и самому Министру, так как подобное нельзя оставлять безнаказанным. И пока аврорат применяет такие действия против мирных граждан — мы не можем быть спокойны за свои жизни и жизни своих близких.

С благодарностью за ваше внимание,

Рита Скитер».

— Какой ужас, — сказал Трейси.

— Пару месяцев назад ты говорила, что Петтигрю — ужасный человек, — заметил Гарри.

— Ну я же не знала, — пожала плечами Трейси.

— Я думаю, что это был тот второй, грязнокровка Заки, — сказал Малфой. — Его воспоминания.

— Этот, как ты выразился, грязнокровка, покрошил бы тебя на куски, — сказал Гарри, который вообще ничего не знал об Алишере Заки и ни разу его не видел. Но раз он преступник, то можно смело припугнуть им Малфоя.

— Это не отменит того, что он грязнокровка, — вскинул руки Малфой.

— Все равно он забавный, — сказал Гарри.

— Еще скажи, что ты его знал, — протянул Малфой недоверчиво.

— Конечно, Питера же я знал, — сказал Гарри, понимая, что ни в какую библиотеку он уже не успеет.

* * *

— Вам хорошо дается трансфигурация, мистер Поттер, — сказала МакГонагалл, когда Гарри подошел к ее столу, чтобы вернуть реквизит — старую книгу, которую нужно было превратить в тарелку.

— Спасибо, профессор.

Гарри уже собрался уходить, но вдруг захотел спросить МакГонагалл о Питере, хоть и не придумал, как это сделать неочевидным образом. Он кивнул Забини, чтобы тот шел без него.

— Вы что-то хотели, мистер Поттер? — спросила МакГонагалл, увидев, что Гарри так и остался стоять рядом с ее столом.

— Да, профессор. Из-за всей этой истории с Питером Петтигрю… Вы же знаете, они дружили с Сириусом и… отцом. Какими они были? Вы ведь знали их…

— Почему бы вам не спросить об этом профессора Снейпа? Он учился с ними на одном курсе, — предложила ему МакГонагалл.

— Возможно, он знает о них больше, но… понимаете, — Гарри перешел на сокровенный шепот, каким говорят то, что не очень хочется говорить. — Он меня отчего-то невзлюбил. Я, конечно, знаю, что его очень раздражала компания моего отца и Сириуса, но я ведь в этом не виноват, правда, профессор?

— Конечно, не виноват! — встрепенулась МакГонагалл. — Но если ты сейчас задержишься, то пропустишь обед. Если хочешь, я могу угостить тебя чаем.

Гарри не ожидал, что профессор МакГонагалл, всегда лишь сдержанно его хвалившая, выдаст такую реакцию. Он улыбнулся ей искренне, потому что это было на самом деле здорово, что МакГонагалл не имела никаких предвзятостей в отношении цвета галстука студента. Тут Поттер был вынужден признать, что Снейп — отвратительный человек и преподаватель, так как никто больше, кроме него, не выделял студентов по факультетам. Наверняка в душе той же МакГонагалл было приятнее добавлять баллы Грейнджер, чем ему, но за одинаково качественную работу она ставила одинаковые баллы. Впрочем, Снейп тоже. Он только на словах всех выделял, а на деле Грейнджер получала свои «превосходно» по зельям, а если Лонгботтом варил бурду, то и «троллей» получал заслуженно. Только сам Гарри был исключением из его правил. Иногда Поттер даже думал, может быть, ему это кажется. Может быть, он на самом деле полный бездарь в зельях. Но потом отбрасывал эти мысли. Гением в этом предмете он не был, но с программой первого курса точно справлялся на ура.

— Спасибо, профессор.

МакГонагалл взмахом палочки подозвала красивые перламутровые чашки, которые разместились аккуратно на прилетевших за секунду до них блюдцах. Чайник, уже кипящий, тоже прилетел из подсобки, а сэндвичи принес домовик, которого профессор вызвала щелчком пальцев. Она жестом пригласила Гарри к столу. Он чувствовал себя очень странно. Он не думал, что останется на чай, когда решил спросить про Мародеров.

— Ты похож на Джеймса, — сказала МакГонагалл. — Бери сэндвич, не стесняйся.

Гарри аккуратно взял в руки сэндвич, думая над тем, как бы не показаться растяпой. Ему казалось, что именно в такой момент его сэндвич предательски упадет на колени или из него выпадет котлета.

— Питер говорил, что не похож, — осторожно заметил Гарри, не донеся сэндвич до рта. — Он говорил, что я даже больше похож на маму, от Джеймса у меня только цвет волос.

— Ты назвал Лили мамой, а Джеймса по имени? — заметила его оговорку профессор.

Гарри захотелось ударить себя по лбу.

— Сириус называл его так. Или Сохатым. А меня Сохатиком, — улыбнулся Гарри, пытаясь сгладить момент. — Про маму он говорил реже.

— Конечно, ведь твоя мама в школе его на дух не переносила! — тоже улыбнулась МакГонагалл. — Может быть, Петтигрю и прав, ты похож Лили. Особенно в поведении — она была прилежной ученицей. У тебя ее глаза, ни у кого больше таких зеленых глаз не видела.

— Они дружили с первого курса? И Питер с ними тоже?

— Сириус и Джеймс подружились сразу. Я даже думала, что они общались до школы. Но позже Джеймс рассказал, что познакомились они в поезде. Питер поначалу всех сторонился, потом подружился с Ремусом Люпином. И как-то к концу первого курса они вчетвером слились в одну компанию.

— Питер был… плохим человеком?

— Я этого не замечала, Гарри, — призналась МакГонагалл. — Когда его первый раз арестовали, несколько лет назад, многие общие знакомые сказали, что чувствовали в нем какую-то гнильцу, но думаю, ничего они не чувствовали. Если бы вместо ареста он получил Орден Мерлина первой степени, полагаю, те же самые люди сказали бы, что всегда видели в нем хорошие недооцененные качества.

— Сириус говорил, что профессор Дамблдор умеет видеть людей насквозь! — горячо заявил Гарри, стараясь вложить максимум уважения к директору. Столько, сколько вложил бы в эти слова сам Сириус.

— Верно, Гарри. Он единственный, кто чувствовал всю гнилую природу мальчишки, который впоследствии стал Сам-Знаешь-Кем.

— Он тоже учился в Хогвартсе? — выпучил глаза Гарри. Он знал это от Хвоста.

— Да, и, скажу честно, был вежливым молодым человеком, учился отлично. Все учителя были от него в восторге, кроме Дамблдора. Тогда он был на моей нынешней позиции, деканом Гриффиндора.

— Сложно себе представить те времена, — мечтательно сказал Гарри. — Мне кажется, что всегда все было так, как сейчас: профессор Дамблдор — директор, вы — декан Гриффиндора, а профессор Снейп — декан Слизерина.

— Нам всегда кажется, что все было так, как есть. Но и я, и Дамблдор, и Сам-Знаешь-Кто, и твои родители — все мы когда-то были такими же, как и ты — первокурсниками.

Гарри было спокойно в кабинете МакГонагалл. Ее кабинет был уютным, стены обиты деревом, на них было несколько портретов, черная доска была вся изрисована схемой, которая должна была помочь усвоить им несколькими минутами ранее то, каким именно образом идет превращении книги в тарелку. Окна были огромными, похожими на те, что Гарри видел в маггловской церкви. Ему вдруг захотелось спросить про витражи, узнать наконец, почему у магов он никогда не видел таких рисунков на окнах, но он подумал, что это будет очень неуместно.

— Сириус был хорошим человеком? — ляпнул Гарри вместо вопроса про витражи.

— Он был неоднозначным человеком во времена учебы. Каким он был после нее — тебе должно быть виднее, Гарри.

— Я бы так же охарактеризовал его как неоднозначного человека, профессор, — улыбнулся Гарри.

— Сочувствую твоей утрате. И родителей, и крестного.

— Спасибо, профессор. Мэгги очень хорошо ко мне относится, правда, — посмотрел в глаза МакГонагалл Гарри, припоминая ее Империус. — Вы считаете, что Питер стал плохим?

— Он совершал плохие действия, значит, стал. Не таким плохим, каким я его считала до прочтения сегодняшней газеты, конечно. Ты привязан к нему?

— Да. Он был важным человеком для меня. Почти как Сириус, — признался Гарри.

— Тогда помни то хорошее, что он сделал для тебя.

— Это ведь неправильно, считать его хорошим человеком, если он таким не является.

— Он плохой для других, хороший для тебя. Я удивилась, когда ты поступил на Слизерин. Твои родители учились на моем факультете, и Сириус с Питером тоже. Я могла предположить о влиянии Маргарет, но она окончила Райвенкло.

— Я всегда умел обхитрить свою сводную сестру — Меиссу, которая поступит на первый курс в сентябре. Наверное, Шляпа посчитала это веским основанием при выборе факультета для меня, — осторожно сказал Гарри и вежливо улыбнулся.

МакГонагалл улыбнулась в ответ. Но только теперь до Гарри дошло, как она на него смотрит. Изучающе. Ей любопытно, почему он в Слизерине. Она ни на йоту не поверила тому, что он только что сказал. И пока он расспрашивал ее о том, что хотел узнать о Хвосте, Волдеморте и Дамблдоре, она так же изучала его. Пыталась понять, похож ли он на Лили Эванс, на Джеймса Поттера. Может быть, она искала в нем какие-то черты Сириуса, Питера или Мэгги, которые они могли передать ему не на генетическом, а на социальном уровне. Гарри отметил, что с профессором МакГонагалл стоит быть осторожным. Как и с Дамблдором.

— Спасибо вам за все, — Гарри поставил пустую чашку на стол. — Мне сейчас на самом деле очень трудно принять, что люди, которых я любил — были плохими. Мне говорили, что Сириус любил задевать других детей, когда учился в школе, Джеймс любил хвастаться своими способностями к квиддичу, а теперь и Питер оказался…. Спасибо, профессор, что уделили мне время.

— Твоя мама, Гарри, точно была хорошим, добрым человеком. С первого курса, как я с ней познакомилась, и до самой своей смерти.

— Спасибо. Всего доброго, профессор, — Гарри улыбнулся МакГонагалл, подхватил сумку, повесил ее на плечо и поспешил уйти.

Он не мог думать и о Лили, как о хорошем человеке. С учетом того, что Сириус, Мэгги, да и Хвост считали, что она изменяла Джеймсу, раз Гарри родился змееустом. Хорошие жены не изменяют мужьям. Он решил почитать в библиотеке что-нибудь о змееустах, чтобы найти хоть какие-то нити, которые могли бы связать его с человеком, являющимся его биологическим отцом. Причем начать следовало не с Британской ветви. Гарри казалось более вероятным, что у Лили Эванс был курортный роман с иностранцем, чем какая-либо связь с родственником Волдеморта. Тем более, что об их существовании он никогда не слышал.