Мразь (джен)

Северус Снейп был безработным бездельником, как сказал бы его отец. Хорошо, что этот маггл уже сдох, так что никто теперь не капал Северусу на мозги — кроме него самого. Себя же ему успокоить тем, что все еще, может быть, сложится, удавалось не всегда.

Впрочем, на жизнь ему хватало и мелких подработок, наподобие варки лечащих зелий для раненых товарищей по оружию. Иногда требовались и медицинские услуги, пришлось этому подучиться немного, ведь не могли же Пожиратели обращаться в клинику со своими ранениями — это вызвало бы массу ненужных подозрений.

В целом же, для человека двадцати лет отроду, он жил вполне неплохо, и даже лелеял мечты продвинуться по службе, устроившись на хорошую должность в Министерстве после победы Темного лорда, но не сильно рассчитывал на такой исход, потому что привык реалистично смотреть на вещи. В рядах Пожирателей он был попросту вчерашним школьником с амбициями; таких последователей у Темного лорда было много, а пользы они приносили мало. В отличие от самого Снейпа, конечно же, — как полагал он сам.

В этот дождливый июньский вечер Северус сидел в «Кабаньей Голове» в гордом одиночестве, предпочитая считать это самодостаточностью, и пил кошмарнейший кофе. Все напитки в этой дыре были кошмарными, но в особенности — безалкогольные. Не имея возможности доказать свою полезность боевыми действиями в «акциях устрашения» — не ему ровняться с матерыми Пожирателями старшего поколения, наподобие Долохова — он старался выслеживать, вынюхивать. Но даже в этом не имел успеха. Иногда ему казалось, что в его жизни черная полоса наступила с самого рождения и закончится лишь со смертью.

Именно в момент наиболее тягостных раздумий о черных полосах в судьбе, в паб вошла женщина в огромных нелепых очках, укутанная в серую шерстяную мантию, поверх которой было наброшено сразу три разноцветных шарфа. Шерстяная мантия в июне? Еще одна сумасшедшая; Снейп лениво проводил ее взглядом, но встрепенулся, услышав:

— Мне назначено. Альбус Дамблдор должен ждать меня.

Альбус Дамблдор? Мысли Северуса потекли в самых невероятных направлениях, включая интимную встречу Дамблдора с этой странной женщиной. Пока она что-то уточняла у старика бармена, Снейп проскользнул в туалет. Слушая звук своей струи, ударяющейся о керамику грязного писсуара с огромной трещиной в левом углу, он решил во что бы то ни стало узнать, что же нужно этой барышне от Дамблдора. Ему было в этот момент жизненно необходимо утолить свое любопытство, въедающееся странной, надоедливой, не отпускающей мыслью в его мозг.

Снейп набросил на себя дезюлиминационные чары и осторожно вышел из туалета, стараясь не хлопнуть дверью. В зале той женщины уже не было — значит, прошла в один из двух «переговорных кабинетов», как пафосно называл их хозяин. Снейпу довелось однажды побывать там — обычные комнаты с большим столом посередине. Говорили, что стол там не просто так такой огромный; при случае такой легче всего трансфигурировать в кровать, ведь такая трансфигурация без изменения размеров — всего лишь третий-четвертый год программы Хогвартса.

Северус осторожно остановился у первой двери и, надо же, угадал с первого раза. Из-за двери доносилось бормотание женщины:

— Профессор Дамблдор... Нет, лучше начать не так... Директор Дамблдор. Да, однозначно, нужно сказать директор. Раз я претендую на должность преподавателя, мне не следует звать его профессором, даже если он учил меня когда-то...

Снейп подумал, что дамочка не в себе, коль скоро разговаривает сама с собой. Он хотел уже было уйти: мало ли кто хочет устроиться на работу в Хогвартс? Школу Северус уже окончил, и теперь состав преподавателей его ни в малейшей мере не интересовал, но вдруг за стеной женщина отчего-то сильно закашлялась и вдруг заговорила громко, в отличие от предыдущего бубнежа, каким-то странным замогильным голосом:

— Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда... рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца...

Снейп непроизвольно отступил назад, наступая на швабру, оставленную кем-то вместе с ведром в коридоре прислоненной к стене, и громко выругался. Именно в этот момент у поворота, ведущего из основного зала паба в этот коридор, появился Альбус Дамблдор. Он направил палочку на матерящуюся пустоту, и со Снейпа слетели скрывающие его чары.

Альбус всегда был несколько чудаковат, так что никого не удивило, когда он за ухо — в прямом смысле этого слова — выпроводил Снейпа, как нашкодившего котенка, через весь общий зал под смех посетителей, временами награждая подзатыльниками, и вышвырнул его за дверь. Северус не удержал равновесие и повалился в грязь. Чертыхнувшись, он поднялся и, обернувшись, зло посмотрел на захлопнувшуюся дверь паба.

За это время Сибилла Трелони уже договорила свое пророчество, окончание которого никто не услышал.

* * *

— Грядет? Она сказала именно так?

— Да.

— То есть, он еще не рожден?

— Полагаю, что так.

Темный Лорд был страшнен. Он напоминал Снейпу дедушку Джорджи, которому его — Северуса — отец приходился внучатым племянником. Тобиасу тогда не с кем было оставить маленького сына, и он взял его с собой в больницу, где дедушка Джорджи доживал последние дни, поедаемый маггловской болезнью, именуемой раком. Он был худ, лыс, лишь разве что редкие длинные волосы, напоминающие скорее пух, можно было разглядеть на верхушке его гипсово-белой головы, а на бледном лице отчетливо выделялись синюшные вены. Он — костлявой, сморщенной, трясущейся рукой — небрежно растрепал тогда волосы Северуса. Сейчас такая же костлявая, сморщенная рука направляла на него темную, почти черную волшебную палочку. И эта рука не тряслась.

— Северус Снейп, — Темный лорд произнес это едва слышно, зловещим шепотом. — Значит, ты предположил, что эта информация важна?

— Нет, мой Лорд. Конечно, нет.

Снейп на всякий случай гордо выпрямился, готовясь получить Круцио. При всяком разговоре с Лордом нужно быть готовым к боли — именно это в нем больше всего и не нравилось Снейпу. Порой он жалел, что присоединился к Пожирателям. Боль Северус очень не любил.

— Или, может быть, ты подумал, что меня убьет какой-то сопляк? Меня, продвинувшегося на пути к бессмертию дальше, чем кто-либо другой?

— Н-нет, мой Лорд. Но я посчитал, что лучше рассказать вам, чем не рассказывать. Простите, мой Лорд. Больше такого не повторится, — Снейп выпалил последние слова на одном дыхании, и едва удержался от того, чтобы зажмуриться — это окончательно подтвердило бы его никчемность.

—Вот это правильно, Северус, — неожиданно сказал Лорд, уже без угрожающих интонаций, почти ласково. — Я сам решу, что является важным, а что — нет. Это все, что она сказала?

— Да, — ни секунды не колеблясь, ответил Снейп.

— Точно? — Лорд сощурил глаза. — Легилименс!

Просматривая воспоминания, Лорд сильно хмурился. Поскольку брови на его лице отсутствовали, его мимика казалась странной и трудночитаемой, и нельзя было понять: недоволен он, устал, или, возможно, задумался. Но скорее всего, он был чуточку зол. Еще бы: ведь этот Северус Снейп в очередной раз не смог сделать все так, как следует. Правда, на том моменте воспоминаний, когда Дамблдор грубо вышвырнул Снейпа на улицу, настроение Лорда почти вернулось к прежнему, если не сказать, что улучшилось. Он отменил заклинание.

— Ступай.

Прежде чем уйти, Снейп низко поклонился, при этом стараясь сделать так, чтобы выражение лица ничуть не изменилось. Волосы его нелепо упали на лоб, и он глубоко вздохнул, чувствуя себя идиотом. Как только Северус развернулся, чтобы направиться к двери, Темный Лорд произнес:

— Обливиэйт.

Не хватало только, чтобы поползли слухи, будто Темному лорду напророчено умереть от руки какого-то еще не родившегося мальца.

* * *

— Проклятье! Сохатый...

Сириус Блэк буквально упал рядом с другом и проверил пульс. Пульса не было. Глаза Джеймса были широко раскрыты и выражали недоумение, как будто он перед смертью увидел не то самого Волдеморта в розовой мантии, не то Дамблдора, убивающего магглов Авадой.

Блэк просидел на полу, обнимая мертвого друга, минут пять, в голове его была какая-то вата, мысли в которой были кусочками стекла. Маленькими, острыми, но незначительными. Он бы просидел так и дольше, если бы не услышал плач наверху.

— Сохатик! —Сириус вспомнил о том, что это был дом семьи его друга, и, по-хорошему, ему следовало бы вести себя осторожнее.

Он аккуратно подложил под голову Джеймса свою мантию, как будто подушку, хотя подобные церемонии для мертвого друга уже не имели никакого значения. Достал палочку, на тот случай, если убийца еще наверху, и постарался как можно тише подняться туда. Как назло, скрипнула половица, и Сириус едва слышно чертыхнулся. На втором этаже он обнаружил тело Лили и плачущего новорожденного ребенка. Он сразу же убрал палочку в карман, подошел к кроватке, протянул руки, но так и не решился взять младенца, толком не зная, как это следует делать. Только позавчера были крестины, где он сумел удержать малыша нормально минут пять, после чего во избежание трагической случайности все-таки передал его обратно Лили.

— Мерлин тебя дери, — выругался он, прежде чем отправить Патронуса. И только тогда позволил себе громко заорать— так громко, что его, наверное, услышала даже глухая старушка Батильда Бэгшот, живущая на другом конце улицы.

Сохатик от этого крика, как ни странно, заткнулся.

* * *

— В тот день Пожиратели неплохо повеселились. Убиты еще две семьи магглорожденных и Маккинонны.

— Да вертел я всех этих магглорожденных... Как они посмели убить Сохатого? Я убью их. Вычислю и убью, Хвост, клянусь!

— Успокойся, — полноватый низкорослый человек в полосатом поло закинул ногу на ногу. —Ты их убьешь? А если они убьют тебя?

— Плевать на это, я должен отомстить!

Сириус никак не мог спокойно усидеть в старом потертом кресле, то и дело меняя позу. В нем бурлила необыкновенная энергия, требующая немедленного выхода. Он все-таки сдерживал себя, хотя, скорее всего, делать этого не стоило. Дельным советом для него было бы порубить дрова маггловским способом, но такого совета ему, конечно же, никто не дал.

— Бродяга, я знаю, что к моим словам ты редко прислушиваешься, но у тебя же есть еще Сохатик. Ты его крестный. Джейми хотел бы, чтобы ты о нем позаботился. Я думаю, он хотел бы этого больше, чем мести. Если не он, то Лили уж точно.

— И что ты мне предлагаешь?

— Женись на Мэгги, я не знаю. Найми няню. Помирись с матерью и попроси ее о помощи.

— Да не люблю я ее.

— Мэгги или мать?

— Обеих.

— Ну, Мэгги девушка хорошая, о Гарри она позаботится.

Хвост поднялся с кресла, противно заскрипевшее при этом, и собрал со стола пустые бутылки от маггловского пива.

— Тебе еще принести?

* * *

— Лорд исчез, — сообщил Долохов то, о чем другие говорить боялись. — Метки побледнели, и он не вызывал никого уже три дня. Не потребовал отчета о последних рейдах, не вызывал поговорить о новых назначениях в Министерстве.

— Ты хочешь сказать, что он умер? —вскричала Белла, выхватывая волшебную палочку и направляя ее на Долохова. — Он не мог умереть! Не мог! Ясно тебе это?

Тот даже не шелохнулся и не взглянул в сторону бешеной Лестрейндж. Он с важным видом сидел на удобном стуле, обитом красным бархатом, закинув ногу на ногу, и курил трубку. Мантия его была бежевой, и вместе с трубкой создавала образ маггловского детектива, о чем сам Долохов, разумеется, не догадывался.

— Вы как хотите, а я думаю, что нужно валить. Пока до авроров дойдет, что что-то не так, нас уже здесь не будет, — высказался молодой человек, стоящий у окна.

— Ты всегда был трусом, Нотт! — выкрикнула Белла.

— Давай, попробуй. Сделай что-нибудь разумное, Белла. Только сперва придумай, что именно делать! Что, не можешь? Потому что ты и сама знаешь, что метки посветлели, а это может означать лишь одно.

— Но не исчезли! — возразила Нотту Беллатрикс. — Лорд всегда говорил, что не может умереть. Может быть, это проверка?

— На что?

— На преданность!

— Вот и ступай в лапы к аврорам, а я предпочту...

— Трус!

— Белла, успокойся. Нам нужно продумать, что мы должны делать в такой ситуации, неважно, проверка это или нет, — очень тихо, но отчетливо произнес Рудольфус. Впрочем, даже ему редко удавалось успокоить Беллу.

— Сложность заключается в том, господа... и дамы, — несколько презрительно произнес Долохов, — что мы не знаем, чего ждал бы от нас Лорд в такой ситуации. Мы можем продолжить действовать без него, и он будет недоволен. Мы можем бездействовать, и будем наказаны за бездействие.

Снейп не принимал участия в обсуждении. Он все пытался понять, кто же из них убил Лили. В голове рождались причудливые планы по взрыву дома Лестрейнджей, где сейчас собрались все Пожиратели, чтобы наверняка убить и того, кто причастен к ее смерти. Попытки выяснить личность убийцы привели лишь к насмешкам. Мальсибер вспомнил, что Лили — его «настоящая маггловская любовь», и кто-то сказал, что это от порченой крови, — трудно сказать, кто именно, потому что Снейп был тогда не в том состоянии, чтобы запомнить это. Он чувствовал себя почти таким же беспомощным, как в детстве, еще до поступления в Хогвартс. Над ним снова смеялись, его снова презирали.

Северус вышел в уборную, чтобы умыться холодной водой, а обсуждение продолжилось без него; никто даже не заметил его отсутствия. И тогда он предпринял единственное, что еще мог, как ему казалось, предпринять. Отправил Патронуса Альбусу Дамблдору с сообщением об исчезновении Темного лорда.

* * *

Сириус спустился в столовую их нового небольшого дома, где и обнаружил Мэгги. Она нарочито громко ставила на стол посуду, по этой громкости и по резкости ее движений он понял, что Мэгги снова не в духе. На ней был синий халат, светлые волосы собраны в неаккуратный пучок, а глаза покраснели. Но несмотря на это, Мэгги все равно казалась красивой.

— Что опять не так? — поинтересовался он, скрестив руки на груди.

— Интересные слухи ходят.

— И какие же интересные слухи могли тебя так расстроить?

— Беллатрикс Лестрейндж беременна.

— Хо-хо. Вот это да. Круто, вау, она умеет трахаться, — попытался изобразить восторг Сириус. — Что не так?

— Ее мужа убили почти четыре месяца назад.

— Точно, — Сириус засмеялся, и смех его напоминал собачий лай.

— Она говорит, что беременна от тебя! — Мэгги села за стол и принялась почти спокойно пить сок из огромного стакана с изображением Санта-Клауса на прозрачном стекле. Однако скованность в движениях говорила о том, что спокойствие ее деланное. — говорит, что я — полукровка, недостойная рожать наследников семьи Блэк. Поэтому...

Мэгги отшвырнула стакан с соком, он опрокинулся, и оранжевая жидкость начала стекать со стола, оставляя постепенно растущую полупрозрачную лужицу на новом светлом паркете.

— Что это за бред?!

— Бред? Ты сам в этом точно уверен?

И Мэгги, не сказав больше ни слова, вышла из столовой.

* * *

Дом Питера Петтигрю был серым, неуютным, и в нем пахло так, как будто жил здесь не молодой двадцатилетний Питер, а старая бабка, обожающая кошек. Конечно, до него так оно и было, а он сам снял эту квартиру лишь недавно. Шторы на пыльном окне были украшены розовыми оборочками, которые, скорее всего, домовладелица сшила сама, под звуки очередного сериала, доносящиеся из телевизора. Теперь же некоторые из оборочек оторвались, отделившись от основной прозрачной ткани, и выглядели ужасно неопрятно. Но Питер этого не замечал, иначе давно поменял бы эти нелепые шторы.

Сам же он был одет все в ту же полосатую футболку поло, как будто других у него не было. Казалось, что он слегка поправился, потому что теперь футболка еще плотнее обтягивала его живот.

— И ты виделся с Беллой?

— Цисси просила за нее ходатайствовать на суде. Ну, чтобы ее в психушку отправили, а не в Азкабан. Белла клялась, что она не убивала Сохатого и не знает, кто это сделал.

— Но между вами ничего не было? — уточнил Хвост.

— Ты же ее видел? Она похожа на швабру, которой Кричер моет полы. Я очень сомневаюсь, Хвост.

— А может, ты напился?

— Да нет, вроде. Эта сумасшедшая налила огневиски себе, мне тоже стакан протянула. Один стакан только выпил.

— Теряешь хватку, Бродяга, раз тебя после стакана уносит так, что ничего не помнишь.

— Хвост!

Питер дернулся и сразу замолчал. Могло показаться, что он понял: его другу не до шуток, но на самом деле он просто не хотел попасть под Сириусов тяжелый кулак. Только Сохатый мог безнаказанно шутить над Блэком столько, сколько ему вздумается.

— Как мне теперь с Мэгги помириться? Мы женаты всего четыре месяца, а уже начались ссоры. Нет уж, семейная жизнь — не для меня.

— Ничего, поми́ритесь.

В этом Питер был уверен. Вот только говорить о своей уверенности Блэку он не собирался. Питер обладал уникальной способностью, которую сам не замечал, а другие не ценили. Он чувствовал людей. Угадывал их желания и страсти. И он знал, что Мэгги хотела носить фамилию Блэк, хотя, конечно же, он ни разу об этом с ней не говорил. О таком вообще говорить не принято.

— Дело Лестрейндж ведь еще рассматривается, да?

— Ага. Теперь срок скостят точно, раз она беременна, — ответил Сириус, спрятав лицо в ладонях.

— Сохатик-то как?

— Да нормально. Мэгги и в этом меня упрекнула. Что она, заботясь о моем крестнике, сама ждет ребенка... Это все какое-то дерьмо, Хвост.

* * *

— Ходят странные слухи, Сириус. Будто ты помог Беллатрикс Лестрейндж избежать Азкабана, — сказал Дингл, потягивая сливочное пиво.

Орден Феникса теперь собирался уже не так часто, но еще не все Пожиратели были пойманы, и не все жертвы их террора обнаружены. Сириус на собраниях появлялся совсем редко — уж как-то сразу все на него навалилось, и он теперь предпочитал жалеть себя, вместо того, чтобы действовать. Сейчас же, после слов Дингла, на него как будто тяжелым камнем упал груз всех принятых им решений.

— Да идите вы все к черту! — рявкнул Сириус, встал из-за стола и вышел, в сердцах хлопнув дверью.

— Скажи: Сириус самый лучший крестный!

— Сирриус самый лучший кррестный, — Гарри лишь недавно научился выговаривать некоторые буквы и произносил их с особенным старанием.

— А Мэгги истеричная сука.

— Мегги истерричная сука.

— Ты понимаешь, что я говорю?

— Да.

— Вот черт. Тогда не говори Мэгги, что она истеричная сука. Так, давай-ка, садись на метлу.

У Гарри была раньше детская метла, но она ему быстро наскучила. Потому что летать где-то под коленями Сириуса было неинтересно. Теперь он уже садился на большую метлу, но летал только вместе с Сириусом. Ему очень нравилось летать. Он любил смотреть на их дом и реку с высоты — они казались такими маленькими, почти игрушечными. Однажды они летали совсем далеко, там, где проходила железная дорога, и она выглядела совсем как та, которую он раскладывал в гостиной, пока ему не надоело это занятие. Теперь она пылилась вместе с другими неинтересными уже игрушками, а вот летать ему не надоедало никогда.

— Настоящий Сохатик, — говорил Сириус. — Вырастешь, поступишь в Гриффиндор и станешь ловцом в команде факультета.

Гарри никогда не играл в квиддич даже на детских метлах, потому что очень редко общался с ровесниками. Разве только с Мей, но она очень плохо летала на метле. Наверное, это оттого, что Мей была младше Гарри на целый год. Впрочем, это не мешало ему верить в свои исключительные способности к полетам, ведь так считал сам Сириус. Сириусу он верил.

— Мэгги, — сказал Гарри, показывая пальцем на фигурку у крыльца.

Она стояла, скрестив руки на груди. Это было видно с высоты их невысокого полета, отсюда даже можно было разглядеть ее недовольное лицо. Сириус глубоко вздохнул, прежде чем развернул метлу и начал снижение. Он мягко приземлился перед Мэгги, ловко подхватив Гарри одной рукой.

— Мы опаздываем, — тихо сказала Мэг.

Ее голос всегда был спокоен. Она никогда не кричала, но от нее неизменно веяло какой-то странной правотой и справедливостью, словно морозом. Гарри она казалась красивой. Ее волосы всегда были аккуратно зачесаны, большие голубые глаза смотрели на мир открыто и спокойно. Иногда она, оставаясь прекрасной, вдруг становилась ужасной. И тогда Гарри ее боялся, хотя она ни разу его не ударила. Она даже никогда не кричала на него, как делал иногда Сириус.

— Мы опоздываем, Сириус, — повторила Мэгги.

— Куда?

— На крестины дочери Кэтти; ты забыл?

— Я терпеть не могу твою подружку.

— Я всего лишь попросила не позорить меня и сходить на крестины к ее дочери. Я ведь не прошу тебя с ней подружиться.

— Так крестины сегодня? — Сириус, совсем как Джеймс когда-то, растрепал рукой волосы.

Мэгги развернулась и вошла в дом. Она опять была в синем, этот цвет она очень любила. Цвет ее факультета.

— Ты слишком много времени проводишь с Гарри, Меисса обижается, —сказала Мэгги, не оборачиваясь. Знала, что Сириус идет за ней.

— Мей плохо летает. Зачем заставлять ее делать то, что ей не нравится?

— Ты делаешь то, что нравится тебе. Это Гарри хотел полетать или ты?

Мэгги развернулась у лестницы и посмотрела в глаза Сириусу. В ее взгляде был немой упрек.

— Я не сидел с Гарри, и ты обижалась, что я повесил на тебя заботу о чужом ребенке. Я провожу время с ним, и ты обижаешься, что я это делаю, — Сириус поставил Гарри на пол и сказал, нагнувшись к нему: — Беги-ка ты к себе в комнату, малыш.

— Потому что ты все делаешь через жопу, и тебя вечно бросает из крайности в крайность, — четко и тихо произнесла Мэгги, после чего повернулась обратно и начала подниматься по лестнице.

Они жили на юге, далеко от Лондона, но это не имело никакого значения, ведь дом был подключен к каминной сети. Не имело значения для взрослых. Сириус как-то говорил Хвосту, что переживает из-за того, что детям не с кем играть, кроме как друг с другом. Напротив, Мэгги считала, что так они не понаберутся всякого дерьма. Не принесут домой вшей, пообщавшись с маггловскими детьми из неблагополучной семьи, как случалось в детстве у самой Мэгги. Их не назовут странными и над ними не станут смеяться. Так тоже бывало в детстве с Мэгги, потому что они жили среди магглов. Она хотела бы, чтобы ее детство прошло в тишине, подальше от магглов. Так, как и шло сейчас детство ее дочери и Гарри. Иногда Гарри казалось, что Мэгги ненавидит магглов, но она, конечно же, никогда не говорила ничего подобного.

Их дом был единственным в округе, Сириус купил его сразу же, как только женился на Мэгги. Не приводить же было ее в дом матери, сказал он как-то Хвосту. Тем более, что оттуда его давно выгнали; Гарри знал эту историю. Дом был небольшим, зато место уж точно не было мрачным, в отличие от дома на площади Гриммо, где прошло детство Сириуса. Судя по его рассказам, это было по-настоящему жуткое место с самыми настоящими монстрами. А в их доме были огромные окна — во всю стену — в гостиной и столовой, большая веранда и еще две комнаты наверху. Сириус считал, что место, где растут дети, не должно быть мрачным. Он и сам хотел бы, чтобы его детство прошло в таком доме — светлом и уютном, без кошмарных морд обезглавленных домовиков в коридоре, без боггартов и пугающих всякими страшными историями портретов.

Комната Гарри была единственной жилой комнатой на первом этаже. Он очень боялся засыпать в темноте и просил Мэгги и Сириуса поменять их с Меиссой спальни, чтобы быть ближе к взрослым. На что, естественно, получил отказ и упрек в том, что он старший, а ведет себя, как маленький. Оставлять ночник ему не разрешала Мэгги, потому что он должен был понять и привыкнуть, что никаких страшных монстров под кроватью нет и никогда не было.

— Гарри, — Сириус заглянул в его спальню. — Тебе нужно переодеться.

Гарри не шелохнулся. Он сидел на кровати прямо в ботинках — за это от Мэгги он получил бы нагоняй, но Сириусу было плевать на такие мелочи.

— Ну давай, поднимайся. Там будет весело, наверное. Хотя я бы на это особенно не рассчитывал. — Сириус достал из шкафа синюю мантию. Среди детских вещей было много одежды синих цветов, потому что она хорошо сочеталась с мантиями и платьями Мэгги. — Надевай.

Гарри осторожно слез с маленькой кровати, застеленной темно-синим пледом.

— Не хочу.

— Брось капризничать, надевай. Там будут твои ровесники. Девочка Абботов, Дэвисы и, возможно, Уизли. Хотя вряд ли их позвали.

— Хвост?

— Нет, этого придурка на такие мероприятия позовут, только когда он перестанет быть придурком, — Сириус отошел, оглядывая Гарри. Мантия была уже слегка коротковата. — Вроде... прилично.

— Сириус, ты готов? — поинтересовалась Мэгги, заглядывая в комнату. Ее не было всего несколько минут, но за это время ее волосы стали совсем гладкими и легли аккуратными завитушками, сколотыми жемчужными заколками. — О, Мерлин, его волосы!

Мэгги подбежала к Гарри, оттерла какое-то едва заметное пятнышко с его щеки, выхватила палочку и принялась колдовать над Гарри. Спустя минуту его волосы уже не торчали, как прежде, зато теперь они неприятно лезли в глаза. Гарри провел рукой по волосам, пытаясь убрать их со лба.

— Не порти! — строго приказала Мэгги, и он послушно убрал руку. — Как раз закрывают шрам. Идем.

Гарри пользовался камином всего два раза в жизни, и каждый раз на его чистой, свежей мантии оставались следы пороха и, что еще хуже, — черные разводы сажи. На Мей таких следов почему-то не бывало, и эту его «неаккуратность» Мэгги считала неприятной, раздражающей чертой. Очень уж ее злило, что Гарри пачкает вещи сильнее и быстрее, чем Мей. Он не догадывался, что причина его «неаккуратности» конкретно в этом случае была в том, что Мей всегда перемещается с Мэгги, а с ним — Сириус, который и сам, выходя из камина, каждый раз отряхивал мантию.

— Сириус!

— Миссис Сэмьюэлс, — Сириус поклонился пожилой даме в ярком красном платье и поцеловал ей руку. — Как всегда, прекрасно выглядите!

— Ты, как всегда, мне льстишь, негодник. Как дела, Гарри?

— Хор-рошо.

— Что нужно спросить в ответ? — вежливо улыбаясь, поинтересовалась Мэгги, выходя из камина вслед за Сириусом.

— А как у вас дела?

— Ох, какой маленький джентельмен, — старушка Сэмьюэлс потрепала Гарри по голове. — Меисса, моя маленькая принцесса!

— Бабушка! — Мей тут же запрыгнула на руки миссис Сэмьюэлс.

Гарри знал, что по-настоящему она не была бабушкой Мей. Он слышал, как Мэгги говорила, что Констанция Сэмьюэлс на самом деле терпеть не может своих племянников — саму Мэгги и дядюшку Кристиана, и их детей, и только на публике всегда играет заботливую старушку. Но Мей, наверное, еще этого не понимала. Гарри бы тоже не понял, если бы не услышал от Мэгги.

— Амос.

— Сириус.

Гарри видел этого Амоса впервые. С ним был мальчик, который казался Гарри совсем уже взрослым. И смотрел тот немного высокомерно, как старшие дети смотрят на младших.

— Седрик, верно? Какой у тебя уже большой сын.

— Чужие дети растут быстро. Мне казалось, что твоим должно быть меньше, — усмехнулся Амос, указывая на Гарри.

— Это Гарри Поттер, мой крестник.

— А, Поттер, — сочувственно протянул Амос и улыбнулся Гарри.

Гарри не улыбался в ответ. Он не мог улыбаться по необходимости, и это жутко бесило Мэгги. В особенности то, что на всех семейных фотографиях он выглядел так, как будто ему перед этим отказали в покупке мороженого.

— Пааап! — Мей наконец освободилась из объятий миссис Сэмьюэлс.

— Идите играть, — Сириус указал на детей у лестницы.

Мей сразу же побежала в ту сторону. Гарри шел медленно, присматриваясь к играющим. Их тут было четверо, двое из них были старше него, как ему показалось. Он не любил оказываться в компании старших. Ладно еще, взрослые, но старшие дети его раздражали особенно, ведь они могли вдруг начать вести себя, как взрослые, в любой момент — просто потому, что ты для них «маленький».

— Галли, мы будем кататься с пелилл! — возвестила Мей, как только он подошел.

— Сирриус будет тебя ругать.

— Не-а. Он не узнает!

Гарри оглянулся. Лестница хорошо просматривалась из любого места просторной гостиной, в которой, наверное, поместилось бы целых три гостиных из его дома.

— Увидит, — констатировал он обреченно.

Остановить Мей он не мог, она тут же закатила бы истерику, но и нагоняй за то, что позволил ей кататься на периллах, получит он. Ведь он старший, и должен приглядывать за Мей, и к тому же — он мальчик!

— А как тебя зовут? — поинтересовался один из тех мальчиков, которые выглядели намного старше него.

— Гаррри, а тебя?

— Роджер. Ты смешно говоришь.

— А у тебя смешная мантия, — не остался в долгу Гарри, разглядывая черно-белую, в шахматную клетку, мантию Роджера.

Роджер на это лишь рассмеялся, показал Гарри язык и побежал вверх по лестнице. Чтобы запрыгнуть на перилла и скатиться с них. Он ловко соскочил перед Гарри, и улыбнулся.

— Боишься, что папа тебя накажет?

— Он не мой папа.

— А почему ты ходишь с чужим папой? — вмешалась девочка со светлыми косичками.

— Потому, что мой папа умер.

— И ты боишься, что тебя будет ругать чужой папа?

— Ничего я не боюсь!

В это время Гарри заметил какое-то необычное движение. Мей попыталась залезть на перила, но она была самой младшей из них, и самой маленькой. Вот она перекинула свое тело через перила, но слишком резко и сильно, и начала заваливаться с другой стороны. Падать было высоко. Гарри оттолкнул светловолосую девочку в сторону, даже не обратив внимания на то, что она упала, не обратив внимания, как она заревела диким голосом, — он бежал к тому месту, где Мей должна была упасть, но понятия не имел, что будет там делать. Может быть, если она просто упадет на него, это будет не так больно?

— Левикорпус! — произнесла Мэгги, под ноги которой завалился Гарри.

Она осторожно взяла на руки перепуганную Мей и начала гладить ее по голове. Мэгги смотрела на Гарри, не говоря ни слова, но в глазах ее был мороз, которого так боялся Гарри. Как будто он в очередной раз подвел ее ожидания.

— Что случилось? — спросил подбежавший Сириус.

— Гарри позволил Меиссе залезть на перилла, — спокойно ответила Мэгги.

— Я не позволял! Она сама! — выкрикнул Гарри.

Он смотрел на Сириуса, ища поддержки, зная наперед, что Мэгги ему не поверит. Он слышал, как смеется Роджер, как кто-то спрашивает у светловолосой девочки с косичками, что случилось, и не нашел ничего лучше, чем просто выбежать в открытые двери.

— Гарри, вернись!

Гарри поправил полы своей черной длинной мантии, чтобы они не помялись. Он впервые был одет во все черное: в черных брюках, ботинках, мантии. Только рубашка была белой. Не то черной рубашки не нашлось в продаже, а может быть, Мэгги хотела, чтобы рубашка отличалась по цвету. Его волосы аккуратно уложили набок, и строго велели ему не портить внешний вид. Поэтому Гарри чинно сидел в мягком кресле, стараясь понять: от его ног до пола такое же расстояние, как от его коленей до ступней, или меньше, то есть, прикидывал, в два раза ему нужно будет вырасти, чтобы сидеть как взрослый, упираясь ногами в пол, или, может быть, уже меньше? Он глянул на Мей и улыбнулся.

— Она была твоей бабушкой, — сказал он ей, продолжая улыбаться.

Ее тоже одели в черное платье и черные лакированные туфли; на ней была черная мантия, и выглядела она — как маленькая злая колдунья из сказки. Не спасали от этого впечатления даже светлые, как и у Мэгги, волосы, сплетенные в косу и скрученные в пучок одновременно. Она доставала ногами до пола, потому что сидела на своем игрушечном стуле, на который обычно сажала куклу Кэт, прежде чем начать над ней издеваться, стараясь влить в нее овсяную кашу, или же накрасить ей губы фломастерами. Мей тоже сидела чинно, положив руки на коленки, выполняя наказ не портить внешний вид.

— Неправда, — нахмурилась Мей.

— Правда.

— Если б она была моей бабушкой, я бы ее знала!

— Она мама Сириуса, а значит тебе она — бабушка! — настаивал на своем Гарри.

— Я знаю всех своих бабушек! — отпиралась Мей.

— Она просто тебя не любила, — поддразнил Гарри.

— Бабушка не может не любить, — уверенно заявила Мей, отворачиваясь и всем видом показывая нежелание общаться на эту тему.

— Меисса, Гарри. Я похож на священника? — усмехнулся Сириус, спускаясь по лестнице.

Гарри видел священников на картинке, и Сириусу для сходства не хватало нескольких деталей: короткой стрижки и креста. Мантия его и впрямь очень походила на ря-су. Ря-са. Гарри знал и это слово, потому что назвал как-то раз одежду священника мантией, и Мэгги его поправила. Сириус улыбался.

Гарри было непонятно, отчего он громко засмеялся, когда узнал, что его мать умерла. Он думал, что это как-то неправильно; Мей бы не засмеялась, если б умерла Мэгги. И он бы не засмеялся. Наверное, Мей разревелась бы или устроила истерику, не в силах поверить, что такое возможно. Гарри и сам не был уверен, что смог бы сдержать слезы, хотя он бы, конечно, попытался это сделать.

— Ты похож на идиота. Сириус, не кривляйся, прошу тебя. Это похороны твоей матери.

Мэгги тоже была во всем черном, и выглядело это настолько непривычно, что Гарри на нее пялился, хоть ему и объясняли, что долго смотреть на людей, показывать на них пальцем и говорить о них, если они выглядят странно, — неприлично. Мэгги как будто стала выглядеть младше, как старшеклассницы в школьных мантиях, которых он видел в Косом переулке. Он даже подумал, что Мэгги, наверно, еще совсем не старая, как другие взрослые.

— Похороны — это та же свадьба, — беспечно произнес Сириус. — Встречается куча родственников, которых ты уже в лицо забыл, все делают вид, что опечалены смертью этой полузнакомой им женщины.

— Твоя мать — полузнакомая женщина? — приподняла уголок губ Мэгги.

— Если бы. К сожалению, я очень хорошо знал эту суку.

— Сириус! — прошипела Мэгги.

Она подошла к Гарри и поправила выбившиеся из его ужасной и глупой прически волоски. Ему это не нравилось, но он уже знал, что препираться бесполезно. Потом поправит сам, так, чтобы Мэгги не заметила.

— Знала бы ты, как мне претит возвращаться в этот проклятый дом!

— Просто веди себя прилично один вечер. И так уже похороны организовали Малфои, потому что ты даже не почесался! Мне будет ужасно стыдно из-за этого. Если бы ты сказал мне раньше, я бы помогла им, но ты специально скрывал!

— Тебе всегда стыдно. Только и думаешь, что скажут другие, — не дав опомниться задохнувшейся от возмущения Мэгги, Сириус подхватил Гарри, быстро пересек маленькую гостиную и исчез в камине.

Выйдя в каком-то очень темном месте, он оглянулся и опустил Гарри на пол. В небольшой комнате, где вместо обоев была темно-зеленая шелковая ткань, никого не было. Гарри споткнулся обо что-то на полу, присмотрелся и увидел деревянную игрушку — лошадку. Она была потертой и казалась очень-очень старой. Наверное тот ребенок, который с ней играл, уже давно вырос и состарился. Как и сама игрушка. Гарри положил ее себе в карман.

В комнату вошла красивая светловолосая женщина, которая очень напомнила Гарри Мэгги. И даже мантия на ней была такая же — черная и длинная, в пол. Только глаза ее были еще светлее; не голубые, а серые. Она, не сказав ни слова, подошла к Сириусу и обняла его.

— Цисси, — неловко похлопал ее по плечу Сириус.

Камин вспыхнул снова, из него вышла Мэгги с Мей на руках, прошла несколько шагов и поставила Мей рядом с Гарри. Лицо ее было растерянным; Гарри впервые видел, чтобы Мэгги так выглядела. Какой-то мальчик, с такими же белыми волосами, как у Мэй, заглянул в комнату. Мей тут же его заметила и побежала к нему. Гарри пришлось последовать за ней. Никто из взрослых их не остановил.

— Нам сказали не бродить здесь; говорят, в комнатах много боггартов, — медленно произнес светловолосый мальчик.

— Боишься? — спросил Гарри.

— Нет.

— Я хочу увидеть мертвую бабушку! — заявила Мей.

— Ты же только что говорила мне, что она не твоя бабушка, — снова поддел ее Гарри.

— Ну и что? — спросила Мей, и побежала туда, откуда слышались голоса.

В помещении, куда они вошли, народу было много. Гарри видел и больше — на свадьбе — но здесь все были в черном и чувствовалась какая-то странная торжественность. Здесь не хотелось играть и шуметь, как на свадьбе. Как будто самым правильным для него было сесть на какой-нибудь диван и сидеть неподвижно целую вечность, пока эта торжественность не разрешится каким-либо образом без его, Гарри, участия.

Но, наверное, только Гарри ощущал эту сковывающую торжественность. Гроб стоял у стены, и Мей уже вовсю пыталась заглянуть в него, но ей не хватало роста. С места же, где стоял Гарри, прекрасно было видно мертвую старуху. Ее лицо казалось злым и грустным одновременно. Гарри стало жалко эту женщину, ведь она когда-то была мамой Сириуса. Так же, как Мэгги сейчас делает для Гарри, она одевала его и покупала ему мороженое. Мэгги потом тоже умрет, и у нее будет злое и грустное лицо? А когда умерла его настоящая мама — Лили — она тоже смотрелась такой же злой и грустной? Все, кто умирает, перед смертью такие?

— Твоя сестра ведет себя неправильно, — сказал светловолосый мальчик. — Она же ваша бабушка!

— Ее, не моя.

— Я думал, вы брат и сестра.

— Так и есть, — подтвердил Гарри.

Он не любил рассказывать другим детям, кем ему приходится Мей, потому что не все сразу понимали это. Да и ему самому порой было очень приятно думать, что Сириус и Мэгги — его настоящие мама и папа, а Мей — его настоящая сестра. Как будто они — самая нормальная, правильная семья, как и все остальные, в которых не живут чужие дети. Он не любил чувствовать себя чужим. Но иногда ему казалось, что эта его мысленная игра в настоящую семью оскорбляет его умерших маму и папу, которые, как говорил Сириус, наблюдают за ним, как и все умершие близкие наблюдают за теми из живых, кого они любили. Сириус очень любил его папу — Джеймса. Наверное, папа тоже любил Сириуса, и наблюдает за ним так же, как и за Гарри. Тогда, наверное, он не должен ревновать или обижаться, если Гарри иногда мысленно представляет, как будто Сириус — его настоящий папа? Но все-таки, он отчего-то никогда не спрашивал, можно ли ему называть Мэгги и Сириуса мамой и папой. И даже сама эта мысль вызывала странное чувство, как будто это неправильно. Такое, какое бывает, когда делаешь что-то запрещенное и знаешь, что оно запрещенное.

— Гарри! Меисса! — Мэгги уже успела их потерять. Гарри почувствовал, что из-за нее ни с кем никогда не подружится.

Он молча развернулся и направился к Мэгги, даже не успев спросить, как зовут светловолосого мальчика. Мэгги дотронулась рукой до его плеча, Гарри ощутил, как дрожат ее руки. Может быть, она заболела? Меисса не услышала, как ее позвали, или, что тоже могло быть, сделала вид, что не услышала.

— Мэг, — к ним подошел какой-то незнакомый Гарри мужчина.

— Что тебе нужно, Крауч? — недружелюбно поинтересовалась Мэгги.

— Маргарет Сэмьюэлс, я хотел всего лишь выразить свое восхищение, ты прекрасно выглядишь.

— Прекрати дурачиться, — строго сказала ему Мэгги, так же, как она говорила Гарри, если он вел себя неподобающим образом.

— Не делай вид, будто бы опечалена смертью сумасшедшей Блэк, Мэг. Здесь всем понятно, что ты ждала этой смерти, как благословения. Наконец-то Сириус получит доступ к сейфу Блэков, ты ведь ради этого вышла за него?

— Хватит говорить ерунду, Барти, — почти прошипела Мэгги, и крепче сжала руку на плече Гарри, как будто ища в этом прикосновении поддержку.

— Ерунду? Ты, должно быть, устала перебиваться на временные подработки Сириуса. Где он там работал в последний раз? Разносил еду заключенным в Азкабане? Паршивая работенка, на такие идут от безысходности, — тот, кого Мэгги назвала Барти, улыбался. Он казался Гарри немного моложе Сириуса. — Но у Сириуса не такое безысходное положение, поэтому он продержался лишь полгода. В крайнем случае, всегда можно продолжить опустошение сейфа Поттеров.

Высокий дядя Барти присел на корточки перед Гарри и улыбнулся ему. Потрепал его по волосам — то есть, сделал то, что Гарри в исполнении взрослых ненавидел больше всего. Но сейчас это даже неплохо: наконец-то его волосы не будут так по-дурацки зачесаны набок.

— Малыш, а ты знаешь, что твои приемные мама и папа тебя обворовывают?

— Крауч, иди вон отсюда! — прошипела Мэгги. — Ты понятия не имеешь, почему я вышла замуж за Сириуса, и как я жила все эти годы. То, что мы взяли в сейфе Поттеров, мы вернем. У Гарри будет та же сумма, которую оставили ему родители!

— Теперь-то да, когда вы получили доступ к сейфу Блэков, — усмехнулся Крауч и снова посмотрел на Гарри. — Смотри в оба, малыш.

Крауч поднялся и посмотрел на Мэгги, склонив голову набок. Если бы Гарри мог видеть ее лицо, то знал бы, что оно покрылось чуть заметными красными пятнами.

— Только ты не родила сына, Мэг. За Сириусом будет наследовать не твоя дочь, — он наклонился к Мэгги совсем близко и прошептал едва слышно, но Гарри услышал: — Поторопись, девочка. Тебе срочно нужен сын.

Барти отошел, еще раз оглянувшись и подмигнув Мэгги, и затерялся в толпе. Мэгги глубоко вздохнула, и присела перед Гарри, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Мы не обворовываем тебя, Гарри, — тихо сказала Мэисса. — Мы взяли в долг.

— Хорошо, — ответил Гарри, толком не понимая, о чем речь. Он понял лишь то, что незнакомый дядя сказал, что Мэгги делает что-то плохое. Потом он узнает, что именно. Когда-нибудь.

* * *

На кладбище было солнечно. Деревья уже сбрасывали осеннюю листву, и все вокруг казалось ярко оранжевым. Мей валялась в листве, падая в нее и поднимаясь обратно. Отчего-то ей казалось, что это весело.

— Вот вы где! — их с Мэй нашел тот светловолосый мальчик, которого они встретили в мрачном доме. Он был не один.

— Там скучно! — сразу же заявила ему Мэй, имея ввиду взрослых, столпившихся у ямы и гроба.

— Ты ведешь себя неправильно, — поучительно заявил мальчик. — Мне мама сказала не играть на похоронах, потому что это некрасиво.

— Мне мама такого не говорила! — Мей скорчила рожу, высунув язык.

— Ну и дура! — сказал еще один мальчик, пришедший вместе с тем, светловолосым.

У него были кудрявые черные волосы, как у собаки, которую держала миссис Констанция Сэмьюэлс. Кажется, порода называлась «пудель». Глаза его были черными, как большие бусины, и он щурил их на ярком солнце.

— Это ты дурак! — Мэй накинулась на оскорбившего ее мальчика.

Она повалила его на землю, в то место, откуда как раз недавно собрала все листья, и начала колотить мальчика кулаками. Ему это, естественно, не понравилось. Он быстро перевернул Мей, и начал кидать ей в лицо то, что попадалось под руку на земле. К сожалению, листья в том месте были убраны, поэтому попадался ему влажный песок.

— Отпусти, Ригель, — осторожно сказал светловолосый мальчик. Он дернулся вперед, как будто желая разнять Ригеля и Мей, но остановился, передумав.

Гарри осторожничать не стал. Не то, чтобы Мей была права, но кидаться землей в лицо — это уж слишком. Он попытался оттащить кудрявого мальчика, но тот ловко оттолкнул его. Гарри упал, но сразу же поднялся, и на этот раз ему удалось оттащить Ригеля. Тот теперь переключился на Гарри, кидая ему в лицо землю. Несколько крупинок попали в глаза, те заслезились, и Гарри разозлился. Перевернувшись, он уселся на ноги Ригелю. И точно так же начал хватать землю, а потом засовывать ее другому мальчику в рот. Скоро тот закашлялся, все еще пытаясь вырываться.

Гарри был в бешенстве. Больше всего он не любил тех детей, которые считают себя умнее и лучше. Потому что их возраст не допускает этого, так могут только взрослые! А этот мальчик посмел думать, что Мей глупая только потому, что она не грустит на похоронах незнакомой бабушки. И он обидел его самого, сделал ему больно. Никто и никогда не делал Гарри больно специально!

Его откинуло от Ригеля заклинанием, и он больно упал на спину. Приземлился он на кучу листьев, но под ними оказалась ветка. К ним подбежала разъяренная женщина с длинными кудрявыми черными волосами, и в глазах ее была настоящая ярость. Гарри никогда не видел таких злых взрослых. Она подхватила Ригеля на руки и начала стучать по его спине, чтобы он прокашлялся. При этом она смотрела на Гарри так, будто сейчас же убьет его. Почему-то Гарри подумал, что и везти хоронить его далеко не надо, как раз тут, на кладбище, его и закопают. От этого он как-то истерически захихикал, отчего злая тетя сверкнула глазами так, что Гарри тут же замолк.

— Чей это мерзкий ребенок? — выкрикнула женщина, обращаясь к взрослым.

Гарри видел, как от толпы отделилась Мэгги. Как она побежала в их сторону и как на секунду остановилась, глядя на женщину, которая, как понял Гарри, была мамой этого Ригеля. Но тут же продолжила идти, но уже более медленно.

— Что здесь произошло? — спросила, подойдя, Мэгги почти строго, однако голос ее при этом дрогнул.

— Сто здесь плоизошло? — передразнила ее кудрявая женщина. — Ваш сын чуть не убил моего!

— Гарри? — Мэгги повернулась к нему.

— Он бил Мей! И кидал ей в лицо песок! — попытался оправдаться Гарри, хотя и понимал, что сделал более нехорошую вещь, чем Ригель.

Гарри видел, что Мэгги впервые не знает, что сказать. Она открыла рот, закрыла его. Потом открыла снова и очень тихо, но так, что Гарри понял, как сильно ему достанется дома, сказала:

— Извинись.

— Нам не нужны извинения, — сказала кудрявая женщина, отряхивая от земли все еще покашливающего сына на своих руках. — Гарри? Гарри Поттер? А ты, должно быть, Мэгги Сэмьюэлс? Ах, прости, Мэгги Блэк. Позор нашего рода! Жалкая полукровка!

Кудрявая женщина рассмеялась и ушла прочь, продолжая оглядываться и смеяться. Мэгги подошла к Мей и начала приводить ее в порядок. На Гарри она даже не смотрела, лишь бросив в его сторону:

— От тебя всегда одни проблемы.

Убрав землю с мантии ревущей Мей, поправив ей прическу и вытерев сопли, она взяла ее за руку, подошла к Гарри, который стоял, низко опустив голову, зная, как он нехорошо поступил и понимая всю правоту Мэгги. Мэгги протянула ему руку и Гарри за нее ухватился, чувствуя, что ладонь ее ледяная, такая же ледяная, как и взгляд. Они пошли в сторону взрослых, где уже выравнивали землю, которой засыпали гроб.

— Что случилось? — спросил Сириус, когда Мэгги встала рядом с ним.

— Твои дети чуть не поубивали друг друга, папаша, — выплюнула ему в лицо Мэгги тихим шепотом, но продолжила стоять рядом, гордо выпрямив спину. Руки ее лежали на плечах Гарри и Мей, стоящих впереди, и Гарри чувствовал, что рука у Мэгги дрожит.

Гарри и Мей собирали паззл, который вчера вечером Мэгги помогла им собрать больше чем наполовину. До ее помощи дела их продвигались совсем медленно. Теперь уже собранная голова рыцаря начинала кричать, если кто-нибудь из них ошибался с местом расположения очередного кусочка.

— Не туда ставишь! Разуй глаза! — кричал на Гарри рыцарь.

— Замолчи! — огрызнулся Гарри.

— Да как ты смеешь разговаривать так с достопочтенный сэром Реймондом, мальчишка?

— Заткнитесь оба! — прикрикнул Сириус.

— Вот как-то так оно и произошло, — вздохнул Хвост, сидящий в кресле, закинув ногу на ногу, с бокалом обычного маггловского коньяка.

— И теперь что, попробуешь откупиться?

— Было бы на что откупаться. Я ж тебе не Малфой.

— Скорее всего, ты мог бы отделаться и штрафом, но там будет огромная сумма… — нахмурился Сириус. — Но ты, конечно, та еще скотина. За такое в Азкабан и нужно.

— Спасибо, мой верный друг, — усмехнулся Хвост, но как-то мрачно и разочарованно.

Гарри казалось, что Хвост с каждой их встречей становится все толще. Глаза его были маленькими и бегали из стороны в сторону, не задерживаясь подолгу на каком-то одном предмете или человеке. Поначалу это казалось Гарри странным, но потом он привык к этой привычке лучшего — после Джеймса Поттера, конечно — друга Сириуса. Он учил Гарри, что главное — не показывать на людях свой характер. Даже если ты зол или что-то тебя раздражает, если хочешь достичь успеха, люди не должны знать, как легко тебя разозлить. Хвост нравился Гарри. Он разговаривал с ним почти как со взрослым.

— Ты сделал что-то плохое? — спросила Мей, подбежав к Хвосту. Когда рыцарь, не смея ослушаться приказа взрослого, замолчал, она сразу же потеряла к нему интерес.

Мей говорила, что паззл ей совсем не нравился, что ей обидно, когда с ней грубо разговаривают, как делает нарисованный рыцарь. Но если рыцарь замолкал, то сразу же переставал ее интересовать. Сириусу это дурацкий огромный паззл тоже не нравился. И даже самого Гарри раздражал, но он упорно продолжал его собирать, потому что уже начал и должен теперь закончить начатое. Мэгги говорила, что тот, кто бросает начатое на полпути, — никогда не получит желаемого и будет неудачником. Гарри не хотел быть неудачником.

Хвост посадил Мей к себе на колени и стал ее щекотать. Та засмеялась и начала вырываться.

— Взрослые — они такие. Все время делают что-то плохое, — с опозданием ответил Хвост. Гарри был уверен, что после щекотки Мей уже забыла, какой вопрос задала.

— И мой папа тоже?

— Твой папа был тем еще любителем делать гадости.

— Какие гадости он делал? — Мей посмотрела на Сириуса, как будто спрашивая разрешения поговорить о нем с Хвостом. Сириус усмехнулся, позволяя.

— В школе он постоянно досаждал школьному завхозу Филчу и нашему однокурснику из Слизерина, Нюниусу. Он будет у вас вести зелья, когда поступите в школу. Если, конечно, не уволится к тому моменту.

— Под конец примазался к Дамблдору, скользкая змея, — вставил свое Сириус, как будто обращаясь не к Мей, а просто размышляя вслух.

— Его зовут Нюниус? — удивился Гарри, подобрав очередной кусочек паззла.

— Нет, но это имя подходит ему больше, — хохонул Сириус.

— А что ты сделал, Хвост? — серьезно поинтересовался Гарри, упустивший первую часть разговора. Они с Мей пришли в гостиную позже, потому что обедали по расписанию. Это Сириус, взрослый, мог пропустить обед. — Почему тебя хотят посадить в Азкабан?

— Потому что я облажался, — произнес Хвост обреченно, но тут же усмехнулся, как будто не желая показывать свою слабость. Как он и учил Гарри.

— Как ты мог вообще таким заниматься? Ты же... гриффиндорец, черт тебя дери.

— Бродяга, деньги не пахнут.

— Гнусное выражение. Им можно оправдать любое дерьмо, сделанное за деньги. — Сириус поднялся с кресла. — Нет, серьезно? Так можно и убивать, оправдываясь: да деньги не пахнут, а мне заплатили.

— Ты кого-то убил? — испугалась Мей, театрально прикрыв рот ладошкой.

— Нет, твой папа образно говорит, я никого не убивал.

— Убивали другие, конечно! А ты был всего лишь посредником!

— Продавцом, Сириус. И никто не умер, скорее всего. Это всего лишь… эксперимент.

— Еще одно сомнительное оправдание! Да как ты вообще мог! Я знаю тебя столько лет, мы дружим со школы, но оказывается, что ты можешь делать то, чего я от тебя никак не мог ожидать.

Гарри заметил, что они говорят загадками, чтобы он и Мей не поняли, что же именно сделал Хвост. Им, детям, достаточно знать, что Хвост сделал что-то плохое, но никого не убил. Наверное, это главное. Ведь убийство — самое страшное преступление. Так Сириус сказал Гарри, когда тот спросил, какой поступок будет самым плохим из всех, что может сделать человек.

— Ты странно рассуждаешь, Сириус. Мы все делаем разное, и один поступок может быть и плохим, и хорошим. Допустим, человек продает органы. Это плохо. Но тем, кому он их продает — хорошо. Жизнь за жизнь. Между ними посредник, тот, кто осмелился взять на себя ответственность за этот обмен жизнью. Ну и заработал, ясное дело. Или ты бы никогда не согласился на преступление ради жизни Мей, например? Ты бы не переступил через свои принципы ради ее жизни? Это так… к примеру, конечно же.

— Ты сейчас чушь несешь, Хвост! У тебя была безвыходная ситуация? Кто-то из твоих близких умирал? — Гари чувствовал, что Сириус злится. Он уже повысил голос. Гарри не любил, когда Сириус был злым.

— Бродяга, нам с тобой обоим известно, что ты тоже переступал... мелочно, гадко, и не перед лицом смертельной опасности. Но ты мог себе позволить оставаться честным и думать, будто совесть твоя чиста. Когда ты нуждался в деньгах, но тебе надоедала очередная дурацкая работа, ты увольнялся. Брал деньги из сейфа Сохатика, и жил на них. Я же лишь искал место, где смогу их заработать менее неприятным способом. Извини, что не мог врать самому себе, будто всегда поступаю порядочно. Возможности не представилось, — Хвост развел было руками, но одной из них придерживал Мей, поэтому жест, который он хотел изобразить, вышел каким-то неполным.

Он сказал это специально? Гарри подумал, что да. Специально для него. Потому что Хвост его любил, Гарри чувствовал это. Он также чувствовал, что Мей ему нравилась гораздо меньше. Он бы никогда не сказал это Хвосту, Мей или даже Сириусу, потому что это выглядело бы глупо. Гарри ведь не знал наверняка. Только чувствовал.

Гарри уже спрашивал Мэгги, что имел ввиду высокий дядя на похоронах мамы Сириуса, говоря про деньги, и Мэгги все ему объяснила. Она говорила с ним как со взрослым! Она сказала, что у Сириуса был некоторый запас золота, который остался от наследства дяди Сириуса — Альфарда Блэка. Но этих денег было немного, и когда они купили и обустроили дом, они почти закончились. Сириус хотел найти хорошую работу, но найти хорошую работу — дело непростое. Он работал в нескольких местах, но везде ему платили очень мало и условия работы были плохими, да и вспыльчивый характер Сириуса не способствовал продвижению по службе. И когда им совсем не хватало средств, Сириусу приходилось одалживать деньги из сейфа Поттеров, чтобы покупать на них еду и одежду, в том числе, и для самого Гарри. Но они никогда не брали оттуда золото, если в этом не было острой необходимости.

— Хватит, мы это уже обсуждали, и я все вернул, — Сириус сжал кулаки. Последнюю фразу он произнес медленно, с деланным спокойствием. Если Сириус начинал говорить таким тоном — значит, он очень и очень зол.

— Вернул. Потому что Вальбурга умерла, — Хвост не смотрел на Сириуса, уставившись в одну точку на полу, где-то на уровне глаз рыцаря. — Ты знал, что она умрет так рано? Или вернул бы их в старости, когда Гарри уже считал бы, что ты егообокрал?

— Гарри живет у меня, поэтому я никого не обворовывал.

— То есть, ты считаешь, что жить у тебя для него большая честь, поэтому он должен тебе приплачивать?

Сириус мгновенно оказался у кресла, где сидел Хвост, и ударил того в нос. Мей, все еще сидевшая на коленях Хвоста, посчитала лучшим выскользнуть, ловко извернувшись. Она подползла к Гарри по мягкому ковру. Хвост посмотрел на Сириуса с неприязнью, потирая рукой ушибленное место.

— Слышать правду всегда неприятно, да, Бродяга? — Хвост встал, поправил, съехавшую красную футболку, развернулся и направился к выходу из дома, чтобы аппарировать.

— Хвост! Хвост! — Гарри выбежал за ним следом, и успел ухватить его за руку как раз в тот момент, когда он аппарировал...

...И неаккуратно свалился на пыльный ковер, где его сразу же стошнило. Облачка пыли поднялись от его рук, на которые он приземлился, и пылинки попали в глаза, отчего они заслезились. Вытерев рот рукавом, Гарри попытался подняться.

— Ох, Мерлин! — воскликнул Хвост и тут же подхватил Гарри на руки.

Он прошел в небольшую комнату, уложил Гарри на грязный пыльный серый диван, на который был неаккуратно накинут вязаный плед, исчез на мгновение и вернулся со стаканом воды.

— Пей, — Хвост приподнял голову Гарри. — Детям не просто так не разрешают аппарировать даже со взрослыми, Гарри. Тебе нужно вернуться домой.

— Н-нет, — Гарри едва смог произнести это, и закашлялся.

Он кашлял еще некоторое время, после чего его снова вырвало прямо на его рубашку. Хвост быстро убрал все заклинанием и сел рядом с ним на диван. После второго очищения желудка Гарри стало заметно лучше. Ни говоря ни слова, он смотрел на стену, где висела картина, на которой одинокий человек, стоя на берегу моря, любовался закатом. Картина не двигалась и смотрелась нелепо на фоне выцветших светло-зеленых обоев из тонкой бумаги, больше похожей на газетную, поклеенных на неровную поверхность стены, которая где-то поднималась буграми, а где-то имела углубления, в которые поместился бы целый кулак Гарри.

— Зачем ты пошел за мной?

— Ты поругался с Сириусом.

— Но это не причина убегать, Гарри.

— Ты сделал что-то очень плохое, Хвост? — Гарри развернулся на диване так, чтобы смотреть ему в глаза.

— Я так не думаю, — Хвост провел ладонью по лбу Гарри, наверное, проверяя температуру.

— Почему же Сириус был так зол?

— Видишь ли, он разозлился на меня не потому, что я сделал что-то плохое, а потому, что я напомнил ему, что он тоже делал плохое.

— Я уже слышал про сейф Поттеров раньше, и Мэгги мне все объяснила. Разве Сириус крал у меня деньги?

— Нет, конечно. Понимаешь, его выжгли с родового дерева и лишили доступа к имуществу. До смерти своей матери у него не было доступа к сейфу Блэков, и когда у него и Мэгги не хватало средств, он... одалживал их у тебя. Но не всегда на… необходимые вещи. Иногда он брал деньги не для того, чтобы прокормить семью, а на другие, не самые хорошие, вещи. Он привык ни в чем себе не отказывать, но при этом не мог привыкнуть к тому, что ради этого нужно работать или каким-то еще способом получать деньги. Раз уж ушел из дома, пошел против матери, то нужно быть полностью самостоятельным. Не только на словах. Но ему повезло, и вначале дядя помог ему, а потом этот дядя скончался, оставив все свои сбережения Сириусу. И Сириус так и не повзрослел, так и не понял, что большинству людей все дается с большим трудом. Надо быть очень упорным, Гарри, чтобы заработать деньги и положение в обществе.

— Мэгги меня учила доделывать начатое до конца, чтобы добиться успеха! — гордо сказал Гарри. Он уже знал этот урок!

— Мэгги мудрая женщина, слушай ее, Гарри. Вначале я не любил ее, но она была почти ребенком, едва только окончила школу, когда они с Сириусом поженились.

Гарри не думал, что человек, уже окончивший школу, может считаться ребенком, но промолчал.

— Но почему Сириус не спрашивал у меня разрешения, когда брал золото из сейфа? — Гарри очень не любил, когда его вещи брали без спросу. Из-за этого у него было много ссор с Мей. Раньше, когда он говорил с Мэгги на эту тему, он не думал об этом, но сейчас вдруг понял, что Сириус мог ведь спросить у него. Он бы разрешил, конечно же, и все выглядело бы куда правильнее.

— Он не специально, Гарри. Сириус думает, что ты еще маленький и неспособен понять многие вещи.

— Все взрослые так считают! — обиженно заявил Гарри и отвернулся.

Он огляделся по сторонам. Комната, где он находился, оказалась очень тесной и грязной, Мэгги бы с ума сошла в таком месте. Окно было не прозрачным, а серым, занавески съехали в сторону, и на них были жирные пятна. Потолок был низким и коричневым, как от копоти. В одном месте даже совсем черным. Будто бы здесь когда-то прямо на полу жгли костер.

— Где мы?

— В Лютном. Это лавка, где я работал. Вернее, лавка на первом этаже, а здесь жилые комнаты.

Гарри тут же спрыгнул с дивана и подбежал к окну, ловко запрыгнув на подоконник. Посмотрел на мощенную улочку, на деревянный дом напротив, выкрашенный в зеленую краску, и подумал, что отчего-то Лютный выглядит не таким уж мрачным, как он себе представлял. Более узкий, чем Косая аллея, — здесь, наверное, с трудом разойдутся два толстых человека, таких, как Хвост, а в дом напротив при желании можно запрыгнуть прямо из окна, на подоконнике которого сидел Гарри. Улочка выглядела грязноватой. Но не мрачной. Он попытался увидеть как можно больше, но угол обзора был нешироким, да и переулок сворачивал вправо, поэтому Гарри видел только два каменных серых дома, стоящих рядом с зеленым деревянным.

— Из-за этого тебя хотят арестовать? За работу в Лютном? — осенило Гарри.

— Нет, если б за такое сажали в тюрьму, то Лютного бы не было.

— Скажи, что ты сделал? — Гарри спрыгнул с подоконника и вернулся на диван. Сел рядом с Хвостом.

— Ты еще слишком маленький, Гарри.

— Все говорят, что я слишком маленький. Что я не могу понять многие вещи. И потом оказывается, что вместо того, чтобы спросить моего разрешения, они решают за меня, как мне было бы лучше! — горячо воскликнул Гарри.

— У многих поступков есть полутона, Гарри. В детстве их сложно видеть. Потому что вначале нужно научиться различать однозначно хорошее или плохое. Мы иногда делаем что-то плохое, потому что хотим обидеть человека. Иногда делаем что-то хорошее, но оно тоже делается, чтобы обидеть кого-то. Иногда люди делают плохое, потому что не считают это плохим. Или делают плохое, чтобы потом было хорошо.

— Как можно сделать что-то хорошее, чтобы обидеть? На хорошее не обижаются! — с убежденностью заявил Гарри, скрестив руки на груди.

— То, что Сириус поступил в Гриффиндор и не стал злым темным волшебником — это хорошо?

— Конечно! — не раздумывая, согласился Гарри.

— Вот видишь, — улыбнулся ему Хвост. — А он сделал это лишь назло своей матери. Он сделал хороший поступок, чтобы обидеть.

— Но он же стал добрым волшебником? — с сомнением, в котором читалась надежда, спросил Гарри.

— Не сразу. Он любил обижать младших, мог сделать больно. Один раз в школе он даже едва не убил человека, его остановил твой отец. Конечно, потом он стал добрым волшебником.

— И ты сделал что-то хорошее, но кого-то обидел?

— Наоборот, я сделал что-то плохое, но не потому, что хотел сделать именно плохое. У меня такая работа, и мой... начальник предложил мне сделать что-то плохое. У меня есть девушка, я хотел сделать ей предложение, мне нужны были деньги, поэтому я согласился сделать что-то плохое, чтобы потом я мог сделать что-то хорошее, понимаешь?

— Нет, — честно ответил Гарри. — У тебя скоро свадьба?

— Уже не знаю, но я хотел бы, чтобы она была.

— А я нет! — с детской честностью и убежденностью заявил Гарри. — Все взрослые после свадьбы становятся другими. У них появляются свои дети и они забывают, что когда-то любили других детей!

— Любовь, кроме материнской, конечно, — временное явление, Гарри.

— Материнской? Если у меня нет мамы, значит, меня никто не будет любить… не временно?

— Я не знаю, — Хвост притянул к себе Гарри и обнял его. — Сириус тебя любит, но я не могу сказать, будет ли он любить тебя всегда. И он не умеет прощать что-то серьезное. Он даже перед смертью не простил свою мать, хотя она просила с ним встречи. Он не ответил на ее письмо, когда она была серьезно больна.

— И тебя он не простит? Я не хочу, чтобы ты перестал приходить к нам.

— Простит, если я сам извинюсь перед ним.

— Так извинись!

— Все не так просто, Гарри. Сегодня я думал одолжить у Сириуса денег, но понял, что он мне их не даст. Из принципа, понимаешь? Я даже не начал говорить об этом. Разозлился, почувствовал настроение Сириуса, это его ощущение правоты, и разозлился. Я был неправ, Гарри. Но мне обидно, что для него наша с ним дружба значит меньше принципов, которых он придерживается. Он не кричал на меня, но в разговоре о штрафе, Сириус даже не подумал сказать, что поможет мне. Я знал, он прокручивает в голове мысль, что он мной разочарован. Так же, как и другими. Все окружающие его постоянно разочаровывают и…

Хвост резко замолчал на полуслове. Передумал говорить то, что собирался. Обнял Гарри еще крепче.

— Не говори это Сириусу. Давай это будет наш с тобой маленький секрет, хорошо?

— Хорошо. Хочешь, я одолжу тебе денег, Хвост?

— Спасибо, малыш. Но, боюсь, без разрешения Сириуса ты не сможешь этого сделать.

Хвост встал, поднял Гарри на руки над собой, посмотрел ему в глаза.

— Тебе пора возвращаться домой, а то Мэгги с ума сойдет. И помни: о том, что я тебе сказал — ни слова.

* * *

— Ужас, как он перенес аппарацию? — обеспокоенно спросила Мэгги, обнимая Гарри.

— Неплохо. Его стошнило, но в таком возрасте могло быть и хуже. Мне пора, Мэгги.

— Не останешься на ужин? Я как раз накрыла на стол.

— Боюсь, не могу. У нас с Сириусом произошло небольшое недопонимание, и мне лучше уйти.

— С Сириусом у половины Британии вечно происходят недопонимания, — улыбнулась Мэгги.

Живот ее был круглым, и Гарри знал, что она очень хотела сына. Но результаты каких-то анализов показали, что она родит девочку. Она делала вид, что не расстроилась, но Гарри видел, как она плакала в тот день.

— Увидимся, Мэгги. Пока, Сохатик.

— Пока, Хвост! — Гарри помахал ему рукой.

Как только за Хвостом закрылась дверь, Мэгги очень осторожно, держась рукой о стену за собой, присела рядом с Гарри.

— Ты знаешь, почему они поссорились? Сириус отказался мне говорить.

— Знаю. Потому что Хвост сделал что-то плохое, чтобы было хорошо. Он хотел жениться, и ему нужны были деньги, но теперь его хотят арестовать за это плохое, а Сириус сказал, что не ожидал от Хвоста такого, ведь он знает его много лет, — быстро и сумбурно выдал все «секреты» Гарри.

Он не стал упоминать, что больше всего Сириуса вывело из себя упоминание того, что они брали деньги из сейфа Гарри, а до этого Сириус и Хвост вроде бы даже мирно общались и пили спиртное. Ему показалось, что Мэгги бы не хотела этого знать. Не сказал он и о том, о чем пообещал молчать.

— Ты не знаешь, что именно плохого он сделал?

— Нет. Но Хвост говорил про какие-то органы, как пример. И спрашивал, пошел бы Сириус на преступление ради жизни Мей.

— Что на это сказал Сириус?

— Ничего.

Мэгги поджала губы, как будто была недовольна — не то ответами Гарри, не то тем, о чем говорили Сириус и Хвост в пересказе Гарри. Она поднялась, все так же облокотившись о стену позади себя, и вышла, чтобы позвать к столу Сириуса и Мей.

За ужином в этот день было тихо, одна только Мей говорила без умолку о недособранном паззле и о том, как тот посмел назвать ее грубиянкой. Гру-би-ян-кой. Это было новое слово для нее и звучало красиво, хоть и означало нехорошую девочку. В окнах уже было темно, а темноты Гарри по-прежнему боялся. Он даже боялся просто выглядывать в окно. В очертаниях подъездной дороги и невысоких холмов ему мерещились чудовища, только и ждущие, когда он на них посмотрит. Они не существовали, если на них не смотреть — это простое правило Гарри усвоил еще совсем маленьким. Поэтому, если он хотел ночью писать, нужно было всего лишь зажмуриться и идти к туалету на ощупь.

— Может быть, нам переехать на Гриммо? — невзначай бросила Мэгги. — В этом доме нам негде обустроить еще одну детскую.

— Ноги моей не будет в том доме, — бросив на стол вилку, заявил Сириус. — Не смей даже говорить об этом! Я лучше куплю новый дом.

— Конечно, ведь тебе больше некуда потратить деньги! — прошипела Мэгги. — Ведешь себя как ребенок, который боится страшного дома с приведениями!

— Там мрачная дыра, в которой детям не место. Этот дом способен разрушить психику кому угодно!

— Ты говорил, что разрушением психики занималась твоя мать, а не дом. Тем более, что там всегда можно сделать ремонт, и это выйдет гораздо дешевле, чем покупка нового дома, — настаивала на своем Мэгги.

— Если ты такая умная, найди способ убрать головы домовиков с лестничного коридора, где чары вечного приклеивания, тогда поговорим. — Сириус поднялся, не доев, и вышел из столовой, недовольный разговором.

— Уже, — тихо прошептала Мэгги и улыбнулась.

— Эта буква пишется в другую сторону, — указал Гарри на ошибку Мей в написании заглавной «R».

— Мама, Гарри говорит, что я неправильно пишу! — Мей тут же бросилась к Мэгги, сидящей в кресле в маленькой гостиной без камина, где она теперь ежедневно занималась с Гарри и Мей, обучая их чтению, письму и счету.

Вначале она пыталась проводить эти занятия в библиотеке, но там висели портреты, которые постоянно комментировали то ее манеру обучения, то действия детей, и она предпочла переместиться в более спокойную обстановку, поставив в небольшой комнате, которую Мей как-то назвала второй гостиной, и это название прижилось, большой стол, за который усадила Мей и Гарри.

— Гарри прав, — устало ответила Мэгги.

— Но почему? Вот же она! — ткнула Мей в учебник.

— И у тебя она в другую сторону, — спокойно ответила ей Мэгги.

— Ты просто глупая, — как бы невзначай заметил Гарри.

— Это ты глупый! Ты старше меня, а только сейчас учишься писать!

— Хватит! — строго осадила обоих Мэгги, и дети замолчали.

Некоторое время в гостиной был слышен лишь звук часов, висевших над столом и скрип перьев — Гарри с Мей должны были переписывать текст. Мэгги последние несколько месяцев была более уставшей и осунувшейся, чем когда-либо. Гарри знал, что это из-за маленькой Миры, и теперь он считал маленьких детей большим злом для взрослых. Ему стало понятно, почему Мэгги как-то сказала, что она стольким пожертвовала ради них, а они — неблагодарные. Если они с Мей отнимали у нее столько же сил, то в таких словах не было ничего удивительного.

Полгода назад они переехали. Здесь ему нравилось больше, чем в их старом доме. Тут можно было бегать по лестницам, заходить в комнаты и прятаться в старых шкафах, под столами или за бархатными занавесками. Главное — не задеть штору, которая закрывала портрет старой Вальбурги Блэк. Она начинала истошно вопить и обзывать их осквернителями, мерзкими полукровками и позором рода Блэк. Мэгги сказала, что ее портрет в отличие от голов домовых эльфов убрать почему-то нельзя. С головами же справились просто — вырезали кусок стены и заново закладывали камнем. Наверное, с портретом такое не прошло, потому что он был очень большой, и стена могла обвалиться, впрочем точной причины Гарри не знал.

Дом теперь не выглядел таким, каким он показался Гарри в день похорон старухи Вальбурги. В большой гостиной с камином переклеили обои на светло-серые, обновили диваны и кресла, повесили красивые настенные подсвечники вместо старых, на которых было ужасно много копоти. В комнате Гарри на третьем этаж было светло и уютно. Теперь у него была большая кровать, как у взрослых. Она была старинной, ее оставили из старой мебели, и только обновили ее цвет. Комната напротив принадлежала Мей, и она была обставлена точно так же, как и его спальня: большой деревянный шкаф, высокая кровать, письменный стол, чтобы можно было делать задания у себя в комнате, неживые картины на стенах, занавески в цвет пледов. Его занавески и плед были темно-синими, как и раньше, а у Мэй они были фиолетовыми. На третьем этаже уже была готова и детская для маленькой Миры. Мэгги перенесла в комнату старые игрушки для малышей, которые стали неинтересны ему и Мей, но пока что сама Мира спала вместе с Мэгги, в ее спальне на втором этаже.

Светлыми и уютными были их спальни, две гостиные, столовая и кухня, где вместе с Мэгги готовил самый настоящий домовой эльф Кричер! Он был немного придурошным, как и портрет старухи Вальбурги, любил обозвать их предателями, но Сириус приказал ему слушаться всех членов семьи. Поэтому он, бурча себе под нос разные гадости, все же делал Гарри бутерброд с какао, если его попросить. Гарри относился к нему как к забавной игрушке, которая выполняет твои маленькие прихоти. Иногда он просил его сделать то, с чем и сам мог справиться, например, завязать шнурки.

Остальные комнаты оставались мрачными. Многие из них были закрыты, но Гарри знал, что если очень-очень захотеть войти, то дверь откроется. У него еще не было волшебной палочки, и он не мог колдовать по-взрослому, но уже учился делать некоторые вещи. И открытие дверей было в их числе. Некоторые комнаты ему нравились, например, библиотека с портретами. Гарри любил поговорить с портретами, кроме старухи Вальбурги, конечно. Почти все остальные предки Сириуса были более интересными и вежливыми собеседниками, и даже не всегда расстраивались, узнавая, что он не их пра-пра-правнук, и вообще не Блэк. Другие комнаты его пугали: в одной из них он столкнулся с боггартом, который принял образ монстра из темноты, у которого было три человекоподобные головы и восемь мохнатых паучьих лап.

Гарри очень скучал по Хвосту. Из разговоров взрослых он знал, что тот вернется из тюрьмы через полгода. И Сириус по-прежнему говорил о нем, как о ком-то чужом. Они так и не помирились, что очень расстраивало Гарри. Сириус стал больше общаться с другим своим школьным другом — Люпином. Гарри не любил его, потому что тот был какой-то весь правильный, разговаривал с Гарри, как с дурачком — так часто любят говорить с детьми взрослые, — и всегда выглядел каким-то несчастным. Даже ни разу не принес им с Мей гостинцы, как это делал Хвост! И еще Гарри не мог называть его Лунатик, как это делал Сириус. Он и сам не знал, почему, но с того момента, как он помнил этого друга Сириуса, с которым Сириус виделся нечасто, тот всегда был для него мистером Люпином. Хотя сам Люпин просил называть его Ремом.

— Мэгги… — В гостиную вошел Сириус и протянул Мэгги письмо.

— От кого?

— В Министерстве просили передать тебе от имени Попечительского совета.

— И ты его даже не открыл? — улыбнулась Мэгги.

— Я и так знаю, что там. Тебе предлагают стать членом Попечительского совета Хогвартса.

Гарри прислушался к разговору. Мей тоже навострила ушки, переглянулась с Гарри и улыбнулась. В последнее время их старались выгнать из комнаты, где взрослые разговаривали на серьезные темы, поэтому они часто прятались за диванами, занавесками и под столом. Конечно, в большинстве случаев их замечали, но не всегда. Сейчас главное было не начать разговаривать, чтобы взрослые не вспомнили, что они в комнате.

Мэгги вскрыла конверт, пробежала глазами по письму.

— Тут сказано, что я должна дать ответ в течение недели, — сообщила она.

— И ты, конечно же, согласишься.

— Безусловно.

— Как ты думаешь, почему они прислали приглашение тебе, а не мне?

— Как будто сам не знаешь.

— Знаю, — зло выплюнул Сириус. — Конечно, знаю! Потому что ты полукровка, твое мнение там не будет ничего значить, зато они могут прикрываться разношерстным составом, и говорить, что не имеют никаких предпочтений для чистокровных.

— Не только. Ты глупец, если так плоско мыслишь. Ты как маленький ребенок, который не видит ничего дальше своего носа, тебе плевать, в какой обстановке будут учиться твои дети.

— О, только не говори мне, что ты там будешь что-то решать, и эти Пожиратели возлагают надежды на твое очень ценное для них мнение. Я думал, что моя жена умнее.

— Я думала, что мой муж тоже. У Лоры сейчас в Хогвартсе учится дочь. Там все меняется, там все отличается уже даже от того, как учились мы. И я как-то высказывала свое мнение на этот счет. Его слышали и Лора, и ее муж. Им просто нужен мой голос, вот и все. Потому что мое мнение не так уж и отличается. И для своих детей я хочу только лучшего будущего.

— Напомни-ка... Лора — это Лора Селвин? Не думал, что Селвины станут поддерживать отношения с тобой.

— Она моя кузина, с чего бы ей со мной не общаться! — раздраженно ответила Мэгги. Наверху заплакала Мира, Мэгги встала и вышла из гостиной.

— Сука! Ты вообще никто! — крикнул ей вслед Сириус, не заметив, что в комнате находятся дети. — Обычная полукровная шлюха, если бы не Гарри, я вообще бы на тебе не женился! Иногда я думаю, что практичнее было бы нанять ему няню, чем связывать свою жизнь с такой стервой!

Мей хотела встать, но Гарри потянул ее на себя и приложил палец к губам. Он знал, что бывают такие моменты, когда лучше переждать, потому что сейчас Сириус начнет неловко оправдываться, и в этой ситуации всем будет нехорошо. Лучше, чтобы он не заметил, что они были в комнате и все услышали.

— Вот же сука! — вскричал Сириус, стукнул кулаком по стене, прежде чем почти бегом выскочить из гостиной.

Гарри облегченно выдохнул.

* * *

— Па-а-па любит ме-е-ня! Это не-е-правда, что он же-е-нился на ма-а-ме из-за тебя! — у Мей была истерика, она захлебывалась слезами и говорила невнятно.

Гарри считал Мей глуповатой, но она поняла все, что сказал Сириус. Гарри тоже все понял.

— Это правда! — по-детски жестко сказал Гарри. — И не только это! Хочешь, я тебе кое-что покажу? Если взрослых нет в гостиной с камином.

— Что-о ты мне пока-ажешь? — Мей не то всхлипывала, не то икала.

— Идем, — Гарри взял Мей за руку и выглянул из второй гостиной. В коридоре никого не было.

Казалось, что они одни в доме. Сириус после ссоры наверняка куда-то ушел, потому что Гарри слышал, как Мэгги крикнула ему вслед: «Ну и проваливай!», и после этого хлопнула входная дверь. Сама Мэгги была где-то дома, но ее не было слышно на первом этаже. Возможно, она была с Мирой в своей спальне. В этом доме у них с Сириусом были разные комнаты. Наверное, это было правильным, ведь у каждого должна быть своя комната. Просто раньше в их старом доме не было для этого места, а теперь комнат было много.

Не услышав никаких тревожных звуков, Гарри, все так же держа Мей за руку, прошел к большой гостиной с камином. Он знал, в каком месте нужно искать — там, где обоина приклеена не очень аккуратно и едва держится. Гарри как-то прятался за креслом, когда к Сириусу приходил мистер Люпин, который никогда не заменит Гарри Хвоста, и Сириус отодвигал эту обоину, что-то показывая. Гарри помнил, когда они приезжали в этот дом на похороны старухи Вальбруги, тут была какая-то картинка, и он спросил у Сириуса спустя несколько дней, что за картинку они заклеили. Тот ответил, что это было родовое дерево благороднейшего и древнейшего семейства Блэк, где отображаются все его члены, если магия, которой заколдовали гобелен очень давно, посчитала необходимым их отобразить. Гарри спросил, как магия определяет эту необходимость, и Сириус сказал, что не знает всех правил. Раньше он думал, что дерево неспособно показывать потомков выжженных членов семьи, но его дети показаны. Наверное, потому, что Мей и Мира — единственные, кто носит фамилию Блэк, а он последний мужчина, носящий эту фамилию. Но, может быть, и по другой причине. Потом подумал. Как будто что-то решил, и сказал: «Нет, все равно не сходится». Гарри спросил, почему тогда они заклеили это дерево, ведь его можно просто отмыть, на что Сириус засмеялся своим лающим смехом и долго не мог остановиться, потом подхватил Гарри на руки, посадил его себе на колени и сказал, что это оттого, что благороднейшего и древнейшего семейства Блэк больше не существует, и в родословном дереве нет необходимости, пусть его мамаша хоть в гробу перевернется. И продолжал смеяться. Гарри так и не понял, как это семейства Блэк не существует, если есть сам Сириус, Мэгги, Мей и теперь еще и Мира, но больше не стал ничего прашивать.

Позже, когда никто не следил за Гарри, он отодвинул ту обоину и долго изучал кусочек семейного дерева, которое Сириус показывал Люпину.

— Вот! — показал Гарри на семейное дерево Блэков, задрав обоину выше своего роста.

— Я этот рисунок видела вообще-то! — скривилась Мей, тоном своего голоса выражая всю глупость своего сводного брата. Она уже перестала реветь. — Когда мама и папа приезжали клеить эти обои, я сидела тут. Это у тебя была простуда!

— Ты не видела все, — Гарри ткнул пальцем в лицо, изображенное так же неправдоподобно, как лица братьев Перевелл в его книжке со сказками Барда Биддля. — Читай!

— Ри-гель Лест-рейндж, — прочитала она по слогам. — И что?

— Помнишь кудрявого мальчика на похоронах мамы Сириуса? Это он. Ригель Лестрейндж на самом деле сын твоего отца, — Гарри, улыбаясь, провел пальцем от изображений Беллатрикс Блэк, ее мужа, Рудольфуса Лестрейнджа. — Он не сын ее мужа, видишь, стрелка идет от выжженого человека. Это Сириус. Вот от него стрелки — ты, Мира, видишь? Ты, Мира, и Ригель Лестрейндж! Он твой брат!

— Как это? А почему вместо моей мамы тут просто лицо, но не подписаны ее имя и фамилия?

— Наверное потому, что она не Блэк.

— Но ведь Рудольфус Лестрейндж больше не Блэк, чем моя мама, — задумчиво сказала Мей.

— Действительно, — теперь и Гарри задумался, опустив обоину на место. Но тут же отбросил эти мысли. — Знаешь что… Вот почему твоя мама после похорон захотела еще одного ребенка. Ей нужно было родить сына, иначе все наследство уйдет этому Ригелю, а родилась Мира. Но наследником должен быть мальчик! Тебе не достанется ни-че-го!

Мей некоторое время молчала, делая какие-то свои выводы. Гарри был уверен, что неправильные.

— И что мне делать? — спросила она наконец.

— Когда вырастешь, тебе нужно будет выйти замуж за богатого мужа. А еще лучше, за этого Ригеля, — посоветовал ей Гарри.

— У тебя же хорошее наследство? Я выйду замуж за тебя! — заявила Мей, и Гарри поморщился. Весь его план обидеть Мей снова разбился о ее глупость.

— Я не буду на тебе жениться! И лучше не говори свой маме, что я показал тебе это, — Гарри махнул в сторону стены. — Ей не понравится.

— Ей не просто не понравится, она разозлится на тебя!

— Даже если так, ты ее расстроишь. Они с Сириусом не зря держат все это в тайне. Они не хотели нам говорить такие вещи. Ты разве хочешь расстроить Мэгги?

— Нет.

— Вот и не говори. Это будет наш с тобой секрет. И ищи богатого мужа!

* * *

Сириус поднялся из-за стола, взял с полки бутылку огневиски, плеснул в стакан и вернулся обратно. Мэгги внимательно следила за ним, но не сказала ни слова. Сириус сделал пару глотков, поставил стакан, насадил на вилку кусочек бифштекса, но не спешил его есть. В последние месяцы все их семейные ужины превратились в такие: все молчали и просто ели, даже Мей уже ничего не комментировала, чувствуя витающее в воздухе напряжение.

— Ты не хочешь ничего сказать о том, что сегодня написали в Пророке? — поинтересовался Сириус, и только задав свой вопрос, положил в рот кусочек бифштекса.

— Что именно из сегодняшних новостей нуждается в моих комментариях?

— Введение в Хогвартсе с этого года обязательных двухгодичных курсов английского и латинского языков для младшекурсников и замена Биннса.

— Это логичные реформы, — пожала плечами Мэгги.

— И зачем же чистокровным понадобились такие реформы? — сощурился Сириус.

— Потому что они не хотят, чтобы их дети были безграмотными? Потому что находятся те, кто в отличие от меня, не учит своих детей писать, и некоторые дети приходят в школу, не умея даже читать? Потому что заклинания и многие рецепты зелий в книгах на латинском языке, и они не могут их понять? Или может быть, ты многое помнишь из того, что проходил на уроке с Биннсом? Ах да, прости, ты, должно быть, весело играл с друзьями на его лекциях, а мы посмели испортить детям развлекательные уроки!

— У них не бывает ничего просто так, они проиграли в войне, теперь хотят захватить магглов и управлять ими иным способом, — с деланным спокойствием произнес Сириус, отрезая еще один кусочек бифштекса.

— Ты бредишь, Сириус, — сказала Мэгги так, будто и не сомневалась в том, что Сириус сошел с ума. — Как знание языка должно помочь захвату магглов? Думаешь, такие вещи делаются через победу на лингвистических олимпиадах?

— Эта реформа выглядит слишком... нормальной, чтобы в ней не было второго дна.

— Эта реформа должна улучшить качество образования. Мы разговаривали с преподавателями. Даже твой ненавистный Снейп отмечает, что многие дети делают по три ошибки в одном слове, потому что обучение письму у них было несистематическим.

— Это все не просто так. — Сириус отложил вилку и поднялся, захватив с собой стакан с огневиски. Он подошел к полке, где стояла бутылка, взял ее в руки. — Или ты дура и не видишь, что происходит, или ты в этом замешана!

— Параноик, — ледяным, спокойным тоном произнесла Мэгги и продолжила есть, как ни в чем не бывало.

Сириус посмотрела на нее как на злейшего врага, прежде чем выйти. Такое теперь происходило довольно часто, он уходил в одну из комнат на последнем этаже и пил там огневиски. Иногда вообще уходил из дома. В последнее время он плохо разговаривал не только с Мэгги, но и с Гарри, и с Мей.

— Почему папа стал такой злой? — спросила Мей.

— Он недоволен жизнью, Меисса. Не обижайся на него, его можно пожалеть.

— Жалость — это самое плохое чувство. Так сам Сириус говорил, — вмешался Гарри.

— Ты считаешь, что он достоин других чувств, Гарри? — Мэгги внимательно на него посмотрела. — Когда он был моложе, он о чем-то мечтал, но не сделал ничего, чтобы эти мечты осуществить. А теперь он ищет везде врагов, которых у него нет. Враги есть у достойных людей. Если у тебя есть враги — это не так уж плохо, это значит, что твое мнение имеет значение и кто-то им недоволен. У Сириуса нет врагов, и теперь он пытается сделать своим врагом меня.

— Значит, он не прав? — спросила Мей.

— Ты еще маленькая, но когда вырастешь, поймешь, что реформы, которые мы приняли, пойдут на пользу всем магам. Если бы их принял любимый Сириусом Дамблдор, он бы восхищался их нужностью и своевременностью, но так как их выдвинули чистокровные из Попечительского совета, он ищет второе дно там, где его нет. Ведь дети всех членов Совета учились, учатся или будут учиться в Хогвартсе, даже если они чистокровные. Никто не желает собственным детям зла.

— Папа стал много пить.

— Я вижу, Меисса. Я это вижу.

— Ты разговаривал со змеей? — строго спросила Мэгги.

— Ябеда! — прошипел Гарри в сторону Мей. Она показала ему язык.

— Я с тобой разговариваю, Гарри Поттер!

— О-тстнь от р-бенка! Мей п-казал-лось. — Сириус был пьян после свадьбы Хвоста. И до невозможности счастлив, потому что наконец-то помирился со своим другом.

Гарри казалось, что случись эта история со змеей в другой день, тогда бы и Сириус тоже встал на сторону Мэгги. Хорошо, что они не начали скандал при гостях, а отложили все до вечера. И никто из гостей не узнал, что он может говорить со змеями, потому что Мэгги приказала Мей молчать. Гарри знал, какая это плохая способность: Сириус рассказывал ему о злом Слизерине и его сумасшедших потомках, которые были злыми черными магами, и потому он скрывал свою способность с тех самых пор, как ее обнаружил. Он даже начал считать себя плохим человеком, но потом отбросил эти мысли и решил, что если никто не узнает, то можно смело считать себя хорошим.

— Мне не показалось, — упрямилась Мей, улыбаясь.

Гарри уже воображал, как подведет ее к боггарту, которого недавно отловила в шкафу одной из закрытых комнат Мэгги и, не придумав как от него лучше избавиться, закрыла его обратно. Нужно подсунуть в эту комнату что-то, чтобы заинтересовать Мей, и, когда она войдет, открыть шкаф. Нет, лучше открыть шкаф как-нибудь до этого, чтобы ему не пришлось заходить вместе с ней, и она снова не наябедничала бы. Только как самому избежать встречи с боггартом?

— Замолчите! — сказала Мэгги, обращаясь к Сириусу и Мей одновременно. — Я разговариваю с Гарри.

— Н-не с-смей меня з-тыкать, женщина! — тут же ощетинился Сириус.

— Это ты! Ты во всем виноват, собака! — Мэгги повернулась к Сириусу. — Из-за тебя ребенок нам не доверяет! Потому что ты вечно кормишь его байками про свой прекрасный Гриффиндор и злых врагов вокруг!

— Н-не с-смей об-бижать моего кр-рстника! — выкрикнул Сириус, встал с кресла, в котором полулежал до этого, споткнулся о собственную мантию и рухнул на пол.

Гарри поморщился. Защиты от Сириуса ждать не стоило, а когда он проспится — тем более. Он ненавидел все, связанное с темной магией, а змеиный язык можно было отнести только к этому.

— Ничтожество, — прошептала Мэгги себе под нос, но Гарри ее услышал. Она отвернулась от Сириуса, пытающегося подняться. — Итак, Гарри, ты владеешь змеиным языком. И почему же ты нам этого не сказал?

— Чтобы не было такого скандала, как сейчас, — огрызнулся Гарри.

Гарри узнал о своей способности, когда они еще жили в старом доме и выбирались иногда к озеру. Но как он мог сказать о таком Сириусу, да даже и Мэгги, если последним, кто говорил со змеями, был Тот-Кого-Нельзя-Называть? Он ведь не хотел, чтобы его считали злым!

— Потому что это плохая способность, которая бывает только у плохих людей! — все так же широко улыбаясь, почти пропела Мей.

— Меисса, выйди вон! Я разговариваю не с тобой, — бесстрастно, не глядя на дочь, приказала Мэгги, не сводя с Гарри взгляда.

Она не оборачивалась, чтобы убедиться, что Мей вышла. Когда Мэгги была в таком настроении, ослушаться ее не хватило бы смелости даже у Миры, которая вообще еще ничего толком не понимала.

Мэгги перешагнула через упавшего и сразу же уснувшего на полу Сириуса, прошла к креслу, и указала Гарри на соседнее кресло. Ему ничего не оставалось, кроме как сесть напротив Мэг.

— Ты знаешь, что значит твоя способность говорить со змеями?

— Что я плохой? Но ведь я не виноват, я не выбирал ее!

— Плохой, не плохой… Ты уже большой и можешь понять, что все не так однозначно, как об этом пишут в сказках или рассказывает Сириус.

— Почему я умею говорить со змеями?

— Понятия не имею. В Британии парселтангом владели лишь потомки Слизерина, последними из них были Гонты.

Гарри смотрел на Мэгги. Она недовольно поджала губы, обдумывая что-то свое, как будто желая принять какое-то важное решение. Гарри готов был разреветься.

— Я не хочу быть злым волшебником! Не хочу! Я не виноват, что могу говорить со змеями!

Мэгги сделала вид, что не замечает подкатывающей истерики Гарри. И продолжила, как ни в чем не бывало:

— Конечно, не считая последних Гонтов, многие поколения змееустов были сильными, известными волшебниками. Хотя и темными. Я поговорю с Мей, чтоб она и заикаться не смела о твоей способности. Но с ним… — Мэгги ткнула в сторону похрапывающего Сириуса. — Когда он придет в себя, сам будешь разбираться. Это сейчас он пытался тебя защитить, пока его разум утонул в виски. Ты знаешь, как он ненавидит все, связанное с темной магией. Скажи ты мне раньше, я бы тебе помогла. Но ты не доверяешь мне. Сам теперь и расхлебывай. А эта твоя способность — не плохая и не хорошая.

Мэгги ушла из комнаты, и только тогда Гарри позволил себя по-настоящему разреветься, чего давно уже с ним не бывало. Сириус ворочался на полу, а Гарри все ревел и ревел, представляя, что бы сказал его отец, если б обнаружилась эта его способность. Может быть, он даже обвинил бы маму в измене? Никто бы не был рад такой способности у своего ребенка.

* * *

— Гарри, извини нас с Мэгги, что мы так резко с тобой обошлись из-за змеиного языка.

Сириус был трезв и спокоен, Мэгги поджимала губы, как всегда, когда она была недовольна. Значит, решение извиниться принадлежало не ей, а Сириусу. Гарри смотрел на них исподлобья и молчал.

— Этот дар темный, но ведь не семья и не какой-то дар определяют, каким волшебник станет. Это все у нас здесь, — Сириус указал на свой висок указательным пальцем. — И то, кем ты станешь, зависит только от тебя.

Мэгги усмехнулась. Открыто, не скрываясь.

— Что я опять говорю не так, женщина?

— Я бы на месте Гарри не очень доверяла твоим словам. Зачем ты лжешь ребенку?

— Я не лгу! Я не хотел идти по тому пути, который готовили для всех Блэков. Чистота крови навек! Тьфу! И я не пошел. Поступил назло матери в Гриффиндор.

— И это сделало тебя светлым магом? Лишь жест в сторону мировоззрения, которому ты толком не следовал ни в школе, ни после нее? — Мэгги повернулась к Гарри. — Милый ребенок, знаешь ли ты, что твоего крестного едва не отчислили из школы за попытку убийства? Ох, я-то помню, каким он был «светлым» магом!

— Что ты несешь? Я был ребенком, но когда вырос, боролся против Пожирателей! Женился на тебе, гребаная ты сука!

— Да лучше б ты стал Пожирателем и женился на своей кузине, она бы хоть родила не бастарда. И мне бы судьбу не поломал.

Мэгги выбежала из комнаты. Гарри еще никогда не видел ее такой злой, такой грубой. Она всегда старалась разговаривать при них с Мей вежливо, нейтрально. Сириус прикрыл глаза.

— Ты жалеешь, что женился на Мэгги? — решился спросить Гарри после того, как молчание затянулось.

— Да, — прямо ответил Сириус. — Понимаешь, в жизни все не так просто, как кажется. Ты думаешь, что мы — взрослые — знаем, что правильно, а что нет. Потому что смеем вам что-то разрешать, а что-то запрещать. Но на самом деле, ни черта мы не знаем. Даже не знаем, правильные или нет наши запреты и разрешения.

Сириус грустно усмехнулся и откинулся в кресле, вытянув ноги. Гарри сидел на самом краю, чтобы доставать ногами до пола, и внимательно слушал все, что говорит его крестный, хоть его мысли и норовили уйти куда-то далеко. Почему-то ему хотелось понять, что случилось с Мэгги. Отчего она, почти всегда спокойная, вдруг такое сказала.

— Иногда мне кажется, что неправильным было даже то, что я поступил против воли родителей, хамил матери и делал все назло ей. Нельзя жить назло кому-то, Гарри. Нужно жить так, как чувствуешь. Сердце подскажет, как надо. Если ты обижаешься за что-то на нас с Мэгги и хочешь сделать назло нам или нам в угоду, то задумайся, чего бы хотела твоя душа. Ты будешь счастлив только тогда, когда станешь тем, кем сам хочешь быть.

—А кем бы ты хотел быть?

— Магглом, — глаза Сириуса заблестели, и он подвинулся ближе к Гарри. — Ездить на крутом байке, распевать с ними песни у костра под гитару, пить пиво. Не сливочное, обычное, маггловское. Жениться на какой-нибудь красотке и путешествовать с ней по миру. Пожить в Японии и в Китае.

— А ты так делал?

— Недолго. У меня был байк и друг-маггл; иногда я посиживал с ним в барах. И это, говорю тебе, было самое крутое время. Но тогда шла война, и мне этот мой личный пир во время чумы казался чем-то кощунственным. Мне казалось, что я предаю друзей. Опять я делал что-то для других или вопреки другим. Мой брат тогда собирался стать Пожирателем, и я никак не мог остаться в стороне. И матери назло, и друзей поддержать. Да мне было восемнадцать лет всего, черт возьми! Я только школу тогда закончил.

— То есть, ты думаешь, что не нужно делать так, как хотят взрослые или друзья, но и нельзя поступать назло им?

— Не совсем. Что-то объективно плохое делать нельзя. Но в остальном, постарайся не зависеть ни от моего мнения, ни от мнения Мэгги, Мей, своих друзей, ни от обстоятельств. Это будет очень сложно, но сердце подскажет тебе правильную дорогу.

Гарри понравился дом Селвинов. Свадьба старшего сына кузины Мэгги, Лоры Селвин, была очень пышной, и гостей здесь собралось даже больше, чем на похоронах старухи Вальбурги Блэк несколько лет назад. Мей сразу же после церемонии убежала с другими детьми, но Гарри решил вначале побродить по дому, потому что любил бывать в гостях и смотреть, чем дома других семей отличаются от их собственного. Он стоял в коридоре второго этажа, рассматривал портреты и разговаривал с ними. Он находил забавным их высокомерие, как будто они вовсе и не умерли. Высокомерие живых людей раздражало Гарри, но в портретах — каких-нибудь напыщенных старых дедушек и бабушек в нелепых нарядах — одно даже забавляло.

— Невеста — уродина! В мое время бедную девушку с такой внешностью родители ни за что не смогли бы выдать замуж! — возмущалась старуха с красной сеткой сосудов в глазах, так четко и правдоподобно прорисованных, что работа художника впечатляла.

— И не говори, Каролина. Она ужасно худа! — согласился мужчина в белом парике.

— А мне кажется, невеста очень красивая! — решил поддразнить их Гарри.

— Какой дурной вкус, молодой человек! Прям как у моего потомка, выбравшего себе эту девушку в жены!

— Вы старомодны и давно умерли, сейчас ее внешность считается красивой, а ваш парик — дурацким!

— Дразнишь портреты?

Гарри обернулся. Нахмурился. Перед ним стоял тот мальчик, Ригель, с которым у него когда-то давно произошел конфликт. Теперь он знал, что тот является сыном Сириуса, но знал ли об этом сам Ригель? С их последней встречи Ригель сильно вырос и был такого же роста, как и Гарри, хотя точно был младше на год. Волосы его остались такими же кудрявыми и черными. Именно по ним Гарри его и узнал. Ему показалась забавной собственная осведомленность о происхождении этого мальчика, носящего чужую фамилию, он расслабился и улыбнулся:

— Да, они забавные. Мне иногда кажется, что это ужасно. Я бы не позволил рисовать свой портрет. Когда-то его парик, наверное, был модным, но сейчас так никто не одевается, а он даже не понял, что прошло много веков.

— Да, парик идиотский. Это Рослин Селвин, он пытался провести закон о возможности замены тюремных сроков денежными штрафами. Дядя Люциус считает, что этот закон позволил бы людям покупать плохие поступки, но при этом Министерство стало бы богаче, а значит, смогло бы помочь бедным. Так что его предложение было хорошим и плохим одновременно. Мама говорит, жаль, что закон не приняли.

— Но от этого ведь теряется суть наказания, — рассудил Гарри.

— В этом и был смысл! — весело улыбнулся Ригель, показав крупные белые резцы. — Я Ригель Лестрейндж.

Ригель протянул руку и Гарри понял, что тот не помнит их первую встречу. Конечно, ведь это было давно, а Ригель еще и младше него. Это тоже показалось Гарри забавным, как будто он взрослый и у него есть на другого человека, как его называют… компромисс… компромат, вот!

— Гарри Поттер, — Гарри пожал руку. — Почему ты не с другими детьми у фонтана?

— Они играют в глупую игру. Я несколько раз убил Драко и еще одну девчонку, но они сказали, что я не попал. Как глупо играть в войну с этими ненастоящими палками и потом спорить, попал ты во врага или нет! Потому что доказать ничего невозможно!

Гарри увидел, что по лицу Ригеля пошли красные пятна и он сжал кулаки. Видно, его очень расстроил проигрыш в этой игре. Сам Гарри не пошел играть изначально, они с Мей и Мирой уже играли в эту игру, и если с Мей получалось хоть что-то толковое, то в силу малого возраста, Миру «убить» было невозможно. Она не понимала саму… кон-цеп-цию проигрыша.

— Поэтому я не пошел с ними. Не люблю эту игру. У нас с Мей есть такие штуки с водой, и с ними лучше играть. Потому что по пятну воды видно, попал ты или нет!

— Круто. Так я бы тоже поиграл!

— Приходи к нам в гости, поиграем, — Гарри пошел вдоль коридора к лестницам, надеясь, что Ригель пойдет за ним. — Будет весело. У нас большой дом, там всегда интересно играть.

Гарри знал, что в их доме Ригеля и на порог не пустят.

— Не знаю, разрешит ли мама, но я спрошу у нее. Слышишь?

Гарри остановился. Какие-то странные звуки доносились с третьего этажа, справа от лестничного холла. Едва слышные. Наверное, домовик убирает комнату. Ведь все гости и хозяева дома были на первом этаже. Вряд ли это могло быть чем-то интересным, но все же…

— Посмотрим? — спросил Гарри.

— Вдруг там боггарт?

— Тогда придет Мэгги и уберет его, она большой специалист по боггартам, знаешь, сколько их в нашем доме! Идем.

Они крались, едва слышно, к деревянной лакированной двери, из-за которой доносились звуки. Мягкий ковер, которым был застелен коридор, заглушал их шаги. Они остановились у нужной двери, но понять, что происходит за ней, было невозможно. Гарри осторожно приоткрыл дверь. Он секунду смотрел на открывшуюся ему картину, не зная, видит ли то же самое Ригель, и вообще забыв, что он не один. Он был уже достаточно взрослым, чтобы понять почти все, что он видел. На четвереньках стояла голая Мэгги, а сзади ее толкал дядя, которого он совсем недавно видел. Это был сам мистер Селвин — хозяин этого дома. На полу, с раскиданными во все стороны волосами, лежала тетя Лора. Гарри узнал ее по золотистым волосам. В голове некстати возникло воспоминание, как они с Мей спорили, рыжие у Лоры волосы или русые. Секунда. Всего одна секунда, пока взгляд Мэгги не впился в глаза Гарри. И он понял, что надо убегать.

— Проклятье! — услышал он сдавленное ругательство.

— Бежим! — сказал он Ригелю, и они помчались по лестнице вниз.

Гарри свернул на второй этаж, задев ковер, который отогнулся. Именно об этот отогнутый ковер и споткнулся Ригель, а Гарри продолжил бежать. Он знал, что не убежит далеко, ведь он почти не знает этот дом, но считал увиденное невероятно важным. Гарри забежал в первую попавшуюся комнату, оказавшуюся чьей-то спальней, схватил с тумбочки книгу и перо, вырвал первую страницу, и начал быстро, как только мог, писать. Когда шаги были уже совсем близко от двери, он закинул перо далеко под кровать, а страницу сунул себе за пазуху.

* * *

Гарри снял мантию, и на пол упал сложенный вдвое лист бумаги. Гарри поднял его. Это был титульный лист из книги Гилдероя Локхарта. Гарри положил его на кровать и продолжил переодеваться, избавляясь от этих неудобных выходных вещей. В футболке или водолазке ему было гораздо комфортнее, чем в рубашках.

Он переоделся в удобную пижаму и сел на кровать, взяв в руки выпавший лист. Развернул его. На обратной стороне, неаккуратно, с кляксами, было выведено размашистым и угловатым, несомненно его собственным, почерком: «М трахал дядя Сэлвин рядом была голая Лора».

— Что…

Несколько минут Гарри не мог собраться с мыслями, потому что они как будто были живыми и убегали, и ему казалось, что он не думал вовсе, а просто сидел и смотрел на написанные фразы, рассказывающие, о чем он думает. Спустя некоторое время он встал с кровати, подошел к окну. На улице стояла ясная погода, и луна казалась особенно яркой. Он мог написать это и не помнить, как писал и сунул записку за пазуху, только в одном случае. Ему стерли память. Но стереть ее могли как раз из-за того, что написанное — правда. М — это точно Мэгги. Нет, вначале, конечно, ему пришла в голову мысль, что на М начинаются имена всех женщин в их семье, и он даже улыбнулся этому неожиданному открытию, но из содержания выходило, что это могла быть только Мэгги. Вряд ли он сократил бы имя менее знакомого человека, ведь имя Лоры он записал полностью. Как Мэгги могла делать такое с мистером Селвином? Он же был старым! Гарри поморщился.

Записать увиденный — или услышанный — секрет он записал, а вот что с этим делать, он понятия не имел. Рассказать Сириусу? Они с Мэгги опять покричат друг на друга, но ничего не изменится. Никогда ничего не меняется! А главное, что во всех их ссорах он не знает, чью сторону принять, потому что иногда кажется, будто права Мэгги, а иногда — будто Сириус. Наверное, сейчас будет прав Сириус, но он начнет оскорблять Мэгги и говорить, что женился на ней из-за него — из-за Гарри — и Гарри будет чувствовать себя виноватым даже в том, что Мэгги, мистер Селвин и Лора... Что там делала Лора? Гарри думал, что этот процесс предназначен исключительно для двух людей — мужа и жены. Ну или хотя бы просто для мужчины и женщины, которые любят друг друга. Гарри решил подумать об этом позже, а пока спрятать записку. Он задумался, где бы ее точно никто не искал. Наверное, за старой тумбочкой. Кому бы понадобилось ее отодвигать?

Гарри аккуратно сложил записку вдвое и закинул ее в щель между стеной и тумбой. Заглянул в щель, чтобы убедиться, что записка легла как надо. И увидел, что она там не одна. Он быстро, что есть силы, отодвинул тумбочку с одной стороны. За ней лежали еще две записки, только написанные не на книжных страницах, а на обычных листах бумаги, на которых он делает свои задания, и которые всегда неаккуратной кучей лежат на столе в спальне. Он развернул первую из них.

«М и С говорили что я не сын Дж П т к змееуст который станет темным магом всегда так было».

Во второй было:

«Лора предлагала М убить С когда родит сына».

Прим. автора: впереди две очень спорные главы, но щито поделать. Автор очень просит молча отписаться, если вам не зашло.

С уважением, Г.К.

Гарри осторожно отворил дверь спальни Сириуса. Тот спал. На полу валялась бутылка виски — так он ждал жену, рожавшую ему наследника в клинике Мунго. Гарри сказал Сириусу, что видел Мэгги со старшим Селвином, когда узнал, что Мэгги ждет ребенка. Он посчитал, что будет честным рассказать. Почти мгновенно он пожалел об этом. Гарри думал попросить Сириуса не говорить Мэгги, что именно он рассказал этот секрет, он хотел сказать, что знает это случайно, но не успел ничего пояснить. Сириус взбесился и тут же пошел искать Мэгги. Они ругались весь вечер, Мей привела Миру во вторую гостиную и пыталась отвлечь от голосов родителей, но у нее ничего не вышло, и она сама в итоге разревелась.

С тех пор Мэгги почти не разговаривала с Гарри. Она ни с кем почти не разговаривала дома, часто пропадала, а один раз Гарри видел, как Сириус ударил ее. Он хотел попросить прощения у Мэгги, но она сказала, что всегда поддерживала его, относилась к нему, как к своему сыну, а он предал ее доверие. Она заявила, что Гарри уже взрослый и сделал один свой настоящий выбор в жизни. Говоря такое, Мэгги показала на синяк, оставленный Сириусом как раз в тот день, пару дней назад, когда они с Сириусом почти дрались и Сириус выбил рукой у Мэгги палочку, чтобы она не могла колдовать. Мэгги сказала, что этот синяк на ее теле — последствие его выбора. И ему самому надо решить, хорошо он поступил или плохо.

Хорошо или плохо? Вот бы он мог слышать те разговоры, сохраненные лишь в виде записок, которые он теперь закопал недалеко от дома, положив в бутылку из под виски Сириуса, чтобы листы не сгнили. Каждый вечер он писал себе, что в бутылке лежат секреты, клал записку под подушку, чтобы утром проверить, помнит ли он в какой бутылке и какие секреты. Он так и не придумал, что бы сделал, если бы не вспомнил, но тогда бы он точно знал, что ему стерли память, и что он знал какие-то секреты. И знал бы, что стерли память ему дома, это сделали Мэгги с Сириусом. Он считал чрезвычайно важным помнить об отношении людей к себе. Августус Ринг, автор исторического путеводителя по чарам, который Гарри нашел в библиотеке, считал, что самое страшное заклинание — не Авада Кедавра, а Обливиэйт. Можно поступить подло с человеком и заставить его забыть, относиться к себе так же, как до этого подлого поступка. Хорошо или плохо не знать? Когда Сириус и Мэгги говорили, что он не сын Джеймса Поттера, чья это была мысль? Мэгги говорила, что он станет злым темным магом или Сириус? А как реагировал тот, кому это было сказано? Заступался за него или соглашался? Хорошо или плохо он поступил, рассказав Сириусу об измене Мэгги? Но разве сама Мэгги хорошо поступала?

Сейчас Сириус спал, на столе его лежала какая-то книга, пергаменты, почему-то валялся черный носок, маггловская зажигалка и графин с водой. Гарри прикрыл дверь и вернулся в большую гостиную с камином. Он даже задремал в кресле, но проснулся от бубнежа Кричера.

— Что такое? — спросил он.

— Мерзкая полукровка родила сына. Мерзкие полукровки захватили дом благороднейшего семейства Блэков. Мерзкая полукровка спрашивает меня, и я должен отвечать. Бедная, бедная Вальбурга.

Гарри подскочил к Кричеру, завернувшему обоину в том самом месте. На родовом дереве Блэков от выжженного пятна, которое когда-то было Сириусом Блэком и белого пятна без имени, которое должно было быть Маргарет Сэмьюэлс, появилась третья линия и новое имя — Авиор Блэк. Было поздно, темно, и это новое имя почему-то казалось ярче других. Эта яркость раздражала Гарри. Он сам не знал, почему не спал этой ночью, когда и Мей, и Мира давно видели свои сны, и даже Сириусу, казалось, было не так уж важно, несмотря на все его слова, от него ждет ребенка Мэгги или от Селвина. И теперь Гарри не понимал, что за щемящее чувство возникло у него в груди. Ощущение неправильности и грусти. Теперь, когда в семье Сириуса появился сын, о нем все вообще забудут. Мэгги только этого и ждала. И Сириус тоже, потому что ему просто было важным, чтобы его наследник был не чистокровным, как Ригель Лестрейндж, чтобы «благороднейшего и древнейшего семейства Блэк», как он говорил, не существовало. Мэгги сказала, что относилась к нему, как к своему сыну. Относилась ли? Если бы он был в семье Мэгги и Сириуса как сын — им бы не нужен был другой сын, несмотря на все эти заморочки с наследством!

— Скоро все, что тебе дорого, будет принадлежать мерзкой полукровке! — зло бросил Гарри, повернувшись к домовику.

— Родословное дерево Блэков можно заклеить, закрасить, но нельзя закрасить кровь! Кричер знает, что старший сын Сириуса — вот здесь, — Кричер показал пальцем на нарисованного Ригеля.

— Он бастард, и будет наследовать только в случае смерти его, — Гарри ткнул в новое имя.

Гарри поднялся с колен, вытер рукавом потекшие сопли и собрался уйти. Но у двери остановился. Обернулся, глядя на Кричера, который сидел на корточках, пошатываясь, смотрел в одну точку дерева и повторял едва слышно: «мерзкие полукровки».

— Ты же владеешь хорошей магией? Ты можешь зарисовать этого Авиора и показать Сириусу?

— Кричер не может. Ребенок все равно будет. Кричер так не сделает.

— А ты подрисуй к белому пятну, которое обозначает Мэгги, Ричарда Селвина, и проведи от них линии к ребенку. Ты же хочешь, чтобы настоящим наследником дома Блэков был чистокровный Ригель? Чтобы род Блэков процветал, а полукровки выметались вон из этого дома. Тогда сделай, как я говорю! Я-то уйду отсюда, как только мне исполнится семнадцать. Ноги моей здесь не будет!

С этими словами Гарри выбежал из малой гостиной, уже не сдерживая слезы. Он не понимал, что с ним творится, и почему он так не хотел, чтобы у Мэгги родился сын. Он ведь никогда не был сыном Сириуса. Но его воспитывали как старшего в семье, учили заботиться о Мей и Мире, как будто бы он был их старшим братом. Но при этом он всегда им был чужим.

Гарри вошел к себе в комнату и сел на кровать, подтянув к подбородку колени. Слезы текли сами собой. Он думал, как хорошо было бы жить с родными мамой и папой. Они, наверное, были не такими как Сириус с Мэгги, не изменяли друг другу, и там он бы был настоящим сыном, его бы учили заботиться о настоящих сестрах. В памяти его возникла записка о стертых воспоминаниях, как Мэгги и Сириус обсуждали, что он, возможно, не сын Джеймса, и от этого Гарри заревел еще сильнее. Ни об этой записке, ни о той, где Лора предлагала убить Сириуса, Гарри не сказал никому. Первое касалось только его, оно было личным, а второе было слишком важным, и Гарри справедливо опасался, что ему могут не только стереть память. Он понимал, что убийство — это самое страшное преступление, на которое способны только темные злые маги! Хвост за меньшие проступки был в Азкабане. Было странно считать Мэгги темной и злой. Это мысль казалась какой-то абсурдной. Может, они обсуждали это все в шутку, а ему стерли память, потому что решили, будто он не поверит, что это была шутка?

Он не заметил, как уснул. Ему снилось, что он назло Мэгги и Сириусу становится самым злым волшебником в истории, чтобы им стало стыдно за него. Но спал он недолго, проснулся от крика домовика, понял, что лег, не переодевшись в пижаму, и в голову сразу же закралась мысль, что Мэгги за это его бы выругала. Он выбежал по направлению крика в сторону спальни Сириуса на второй этаж.

Когда он вбежал туда, ему показалось сразу, что что-то не так, но он не мог сообразить, что именно. Он осматривал комнату, и только когда домовик приподнял Сириуса, понял, что на его теле совершенно нет головы. Вообще. А комната какая-то странно мокрая. Он зажмурился и открыл глаза.

— Кричер плохой домовик! Кричер погубил хозяина! Кричер должен убить себя! — сказав это, безумный домовик бросил тело Сириуса, грубо оттолкнул Гарри, как будто даже не замечая, что толкает человека, а не предмет мебели, и убежал.

Гарри упал от толчка Кричера, но быстро поднялся. Он приблизился к тому, что еще несколько часов назад было крестным. Сириусом. Который считал, что Гарри не сын Джеймса Поттера. Который пил маггловский виски, пока его жена была в больнице и рожала его сына. Который ударил Мэгги, женщину намного слабее его, к тому же беременную. Который учил его летать на метле и читал вслух истории из книг, когда еще сам Гарри не мог читать. Который говорил ему, что он не должен делать ничего назло и вопреки, но Гарри не послушался, он делал назло! Палочка выпала из руки Сириуса и откатилась на полметра, в другую сторону откатился бокал с виски. Ошметки мяса, костей и мозгов валялись у стены, на стене, везде… Как будто у Сириуса была не одна голова, а несколько, так было много всяких кровавых очень мелких кусков, костяшек и самой крови. На кровати лежали какие-то бумаги. Гарри осторожно, стараясь не задеть Сириуса, перешагнул через его ноги и схватил бумаги.

«Мерзкая шлюха, пиздуй к своему Селвину. Наверное, я так и не вырос и продолжаю мстить матери, но я хочу стереть с лица земли род Блэк. Я изучил наследное право Блэков, и я имею право влиять на ход событий. Могу написать завещание на любого человека мужского пола, кого считаю «достойнейшим продолжателем традиций благороднейшего дома Блэков». И я желаю, чтобы через двадцать лет не осталось ни одного волшебника, носящего эту проклятую фамилию. Да будет так».

Второй бумагой оказалось завещание, написанное на его, Гарри Поттера, имя, где говорилось, что после смерти Сириуса Блэка ему отходит все имущество Блэков, но с обязанностью заботиться о Меиссе и Мире до их замужества и обеспечить им щедрое приданое.

Гарри бросил бумаги и попятился из комнаты. Он побежал по лестнице на первый этаж, в гостиную к стене, где отодвигалась обоина, и увидел аккуратно сделанную подделку, все как он незадолго до этого сказал Кричеру. От белого пятна, которое дерево никаким именем не обозначало, шло две нити, связанные с именем Сириуса Блэка и оканчивающиеся именами Меиссы и Миры. Но вот дальше, третья линия, была не объединена с Сириусом, а шла от Ричарда Селвина, которого до этого, несколько часов назад, тут не было, и заканчивалась именем Авиора Блэка. Гарри провел пальцем по холсту, попытался ногтем отскрести нарисованное, но у него ничего не вышло. Это не было простой краской, это было магией Кричера.

И Гарри стало по-настоящему страшно. Еще никогда и ничего он не боялся так сильно, даже когда провел полдня в одной комнате с боггартом, пока Мэгги не нашла его. Теперь Кричер всем расскажет, кому принадлежала эта идея, и его арестуют. Отправят в Азкабан к дементорам, а ведь он совсем не хотел ничего такого! Он даже любил Сириуса!

— Кричер! — Гарри, пошатываясь, выбежал из гостиной. — Кричер!

Домовик не откликался. Он вообще имел привычку через раз притворяться глухим и игнорировать зов «этих мерзких полукровок». Гарри завернул к лестнице, ведущей в каморку Кричера, и не выдержал. Его вырвало на деревянные темные ступени, он закашлялся и в очередной раз за сегодняшнюю ночь заревел. Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем он смог подняться, но уже светало, из окна в холле виднелось светлое небо. Наверное, он просидел на лестнице не меньше двух часов.

Наконец, он поднялся и, держась за стену, побрел в комнатку Кричера. Чтобы увидеть то же, что он уже видел в спальне Сириуса. Он аккуратно осмотрел пространство вокруг на предмет прощальных записок, но ничего подобного не обнаружил. Наверняка, домовик был умнее, и его записка появятся прямиком в Аврорате. В том, что он в полной заднице, Гарри не сомневался.

Последнее, на что хватило его сил, это позвать Хвоста через камин. Как только Хвост, одетый в полосатый домашний халат, вышел из камина, Гарри позволил себе провалиться в тяжелый, глубокий сон без снов. Или, скорее, в обморок.

* * *

— Ты обнаружил тело твоего крестного?

Аврор был с ним мягок, но Гарри весь дрожал. Потому что ждал в любой момент, что его отправят к дементорам в Азкабан, и он проведет там остаток своей жизни. В библиотеке, где он часто делал уроки, висел портрет Арктура Блэка, жившего еще лет двести назад, который провел десять лет в тюрьме и любил рассказывать им с Мей всякие ужасы. Он говорил, как все светлое и радостное отнимают дементоры, что в душе остаются только самые плохие воспоминания. И Гарри представлял, как изо дня в день видит умершего Сириуса, потому что никаких светлых воспоминаний дементоры ему не оставят.

Хвост, которому Гарри все рассказал, говорил, что все будет в порядке, если они будут молчать. Он сказал, что поговорит с Мэгги, не рассказывая ничего про дерево и роль Гарри. Хвост так же заметил, что домовики при всем их упорстве, чаще всего глуповаты, и Кричеру бы не хватило мозгов. Он даже пошутил, что Гарри должен был заметить разницу в количестве вышибленных мозгов человека и глупого эльфа. Шутка показалась Гарри очень жестокой, но он понимал, что Хвост, скорее всего, пытался его подбодрить. Просто не очень умел это делать.

— Да.

— Ты не спал ночью?

— Спал. Но я услышал крик домовика, — Гарри потупился в пол, он не мог смотреть в глаза аврора.

— Ты знал, что твой крестный напишет завещание на твое имя?

Гарри покачал головой и сжал кулаки. Начинается. Его начинают в чем-то подозревать. Но он ведь не виноват! Он не знал, что этот проклятый домовик, сделает так, как он ему предложил! Он вообще сказал это просто так, от злости, не подумав.

— Знаешь, почему он так сделал?

— Да.

— И почему же?

— Потому что Мэгги родила сына от другого мужчины, — очень тихо прошептал Гарри своим ботинкам.

Хвост сказал врать до конца. И Гарри послушал его, он решил рассказать правду только в самом крайнем случае, если терять уже будет нечего.

— Ты знал, что у твоих опекунов были плохие отношения?

— Да. Они ссорились. Один раз Сириус бил Мэгги, когда она была уже беременной, это было несколько месяцев назад. И это я во всем виноват!

Гарри разревелся. Натурально, вспоминая все, что привело к тому, что случилось. Это из-за его злости на Мэгги, потому что она стирала ему память! И не один раз. А сколько раз он не писал записки! Между прочим, использовать часто Обливиэйт вредно, он читал об этом! Это плохо сказывается на психике, так писали в книге! Это не этично! Гарри много читал и любил вставлять в свою речь, и даже просто в свои мысли, умные слова, такие как этика или психика. Это уже получалось непроизвольно. И жутко раздражало Мей, которая всегда говорила, что он умничает. От этого он использовал всякие умные слова еще чаще.

— Почему ты считаешь себя виноватым?

— На свадьбе Кристофера Селвина и Оливии Нотт я видел Мэгги и Ричарда Селвина вместе. Ну, они… — Гарри не знал, как прилично назвать этот процесс, потому что знал только грубое слово, но уже не помнил, где его услышал. — Делали то, что делают взрослые в своих спальнях, чтобы появились дети.

Про Лору Гарри умолчал, понимая, что такое бы, скорее всего, сильно осуждали. По крайней мере, тот же Арктур Блэк с портрета в библиотеке, очень осуждал такие отношения, когда Гарри решил спросить у него насчет того, что он видел.

— Они стерли мне память, но до этого я успел убежать, вырвать лист из книги, написать в нем, что видел, и спрятать его в мантии. Дома нашел этот лист и понял, что это значит. Я рассказал Сириусу. Из-за этого он стал плохо относиться к Мэгги, а Мэгги стала плохо относиться ко мне.

— Ты знаешь, что незаконное применение Обливиэйта карается наказанием в Азкабане?

— Нет! Не нужно, я не хочу делать плохо Мэгги! Она хорошая!

— Мы об этом еще поговорим, Гарри Поттер.

— Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, аврор Робардс, не надо делать ничего плохого Мэгги!

Гроб был закрыт. Он был белым и стоял на постаменте. Похороны организовал Хвост, Гарри знал, что ему помогал мистер Люпин, Мэгги в организации не участвовала. И сейчас она не присутствовала на церемонии. Хвост пришел к ним в дом и забрал их с Мей и Мирой. Гарри, как самый старший, подобрал черную соответствующую мантию для Миры, Мей плела ей косы.

— Умер папа, но такое чувство, что сейчас у меня нет мамы тоже, — так сказала Мей, плетя Мире косы.

— Хвост говорил с Мэгги. Дай ей время, она… расстроена.

— Не тем, что папа умер.

Раньше Гарри считал Мей глупой. Но теперь он понял, что она не глупа. Она не умеет долго думать об одной проблеме и переживать. В голове возникла было мысль, что так Мей и надо, пусть почувствует то же, что он чувствовал в последнее время — каково это, быть ненужным. Но Гарри тут же отогнал эту мысль, посчитав ее неправильной. Хотя бы по отношению к Мире, ведь они с Мей в четыре года не оставались совсем одни, когда казалось, будто взрослые совсем о них позабыли. Мей в таком возрасте была на похоронах неизвестной бабушки и с любопытством заглядывала в гроб. А Мира идет на похороны собственного отца, и гроб там будет закрытым.

Гарри обошел белый гроб. Дотронулся рукой до крышки, попытался приподнять ее, но она так просто не поддавалась. Он осмотрел гостей, убедился, что никто не смотрит в его сторону.

— Алохомора, — прошептал он.

* * *

Маггловская церковь была красивой внутри. Чем-то напоминала Хогвартс, каким он его видел на картинках в книгах. Если бы перед деревянными скамейками стояли столы — ну точно вышел бы учебный кабинет. Но столов не было. Гарри очень понравились витражные окна. Он не знал, что они так называются, но это не мешало ему стоять у окна и рассматривать изображение на нем. Он подумал, что магглы творят чудесные вещи, не обладая магией. Представил, как человек все это расписывал вручную, красками, наподобие тех, что были у Мей. Только у Мей получалось что-то уродливое, а у маггла, который рисовал окно — это вышло потрясающе.

Он сел на одну из дальних скамеек, не зная, что ему еще сделать. Он даже не очень понимал, зачем пришел сюда. Хвост говорил, что некоторые магглы верят, что человек после смерти может переродиться. Желание, с которым он шел в церковь было не очень оформленным, но он подумал, что, скорее всего, мог бы попросить маггловского бога сделать так, чтобы Сириус переродился и стал магглом, как он хотел. Магглы… они на самом деле тут разговаривают с богом?

— Добрый день, молодой человек.

Гарри вздрогнул. Глубокий голос эхом прокатился по пустому помещению. Гарри обернулся и увидел стоящего над ним пастора. Самого настоящего, в такой мантии, как и была на картинках! И его сердце забилось чаще. Гарри вспомнил, как Мэгги рассказывала про инквизицию. Про то, что маггловская церковь не любила волшебников. А вдруг они как-то могут узнать, что он волшебник?

— Добрый день, — осторожно, не глядя на пастора, поздоровался Гарри.

— Никогда не видел тебя здесь раньше.

— Я никогда здесь и не бывал.

— Ты нечасто бываешь в церкви, верно? Извини, но я вижу, как тебе здесь неуютно. Ты как будто не знаешь, что тебе делать.

— Моя семья не бывает в церкви, — Гарри знал, что в разговоре со взрослыми нужно опираться на мнение других взрослых.

— Но что-то привело тебя сюда сейчас?

Интересно, можно ли ему рассказать? Гарри так хотелось кому-нибудь рассказать все, что с ним произошло. Не Хвосту, который помог ему, но как будто не мог почувствовать всей трагедии, которая случилась для самого Гарри. Гарри улыбнулся. Этому магглу он тоже ничего не мог рассказать. Ни-че-го. Иначе он нарушит Статут, да и мысли маггла потом сможет прочесть любой недоучка. Даже Гарри сейчас сможет, если постарается. Это же маггл!

Магглы часто презирают все, связанное с магией, — так говорила Мэгги. Она считала, что Сириус бредит, рассказывая о хороших магглах. Не ему об этом говорить, когда он рос среди волшебников, а единственный маггл, с которым он хорошо общался, не знал, что имеет дело с магом. Магглы, если узнают, на что ты способен, будут бояться тебя. Презирать и ненавидеть, а на деле — завидовать, — так говорила Мэгги. Гарри посмотрел на витражные окна. Почему он никогда не видел до этого таких красивых окон, если волшебники могут сделать все, что пожелают?

— У меня умер крестный, — ответил Гарри.

— Крестный? Твой духовный отец. Он был тебе близким человеком?

— Самым близким. Он воспитывал меня, когда мои родители умерли. Я хотел бы попросить у него прощения.

— Ты считаешь, что виноват перед ним?

— Очень.

— Ну что ж. Сделай так, как хочешь. Попроси у него прощения. Помолись за него, как можешь. И приходи сюда еще. Я вижу, что ты не очень хочешь говорить со мной, но знай, что церковь — не то место, где ты должен чувствовать себя скованно. Бог видит тебя всегда и везде, не стоит его бояться именно в церкви.

Гарри не стал говорить, что он не боится никакого бога. Он дождался, пока пастор отойдет. Гарри снова остался один и смотрел некоторое на время на витражное окно. А потом шепотом, так, что даже сидящий рядом не смог бы разобрать слов, начал разговаривать с маггловским богом, зачем-то объясняя ему все, что он хотел и не хотел, чтобы произошло, оправдываясь, что хотел совсем иного, извиняясь перед кем-нибудь, перед маггловским богом или самим Сириусом, за свою злость, которая и стала причиной всего, что случилось.

* * *

— Тебе нужно научиться защищать свои мысли до Хогвартса.

— Почему? Аврор не пытался прочесть мои мысли!

Хвост больше не жил в той пыльной квартире в Лютном. Они с женой переехали в Лондонскую странную квартиру с белыми стенами. В гостиной у потолка были прикреплены странные штуки, и когда Гарри спросил, что это, Хвост сказал, что видеонаблюдение. Маггловское средство запоминания воспоминаний. Он сказал, что оно надежнее, чем магические способы. Если вытащить свое воспоминание и просмотреть в Омуте памяти, то в нем будет ровно то же, что ты и запомнил из разговора. А если ты отвлекся на минуту, подумал о чем-то другом, то и воспоминаний об этой минуте не останется, причем она будет пропущена так ловко, что и не заметишь, где упустил что-то из виду. А маггловское устройство запомнит все сказанное слово в слово. Оно запишет это на специальную кассету. У Хвоста было много кассет, они стояли на полке вместо книг, отчего гостиная и казалась странной. На корешке каждой из них римскими цифрами была подписана дата.

— Аврор не имел на это права. В школе будет Нюниус, в смысле Снейп, которому плевать на такие условности. Все равно доказать факт использования легилименции невозможно.

Хвост больше не полнел. После Азкабана он вышел совсем худым, а вокруг глаз его образовались морщины. В волосах его появилась проседь, отчего они выглядели какими-то совсем блеклыми. Конечно, он набрал вес с тех пор, но у него больше не было огромного пуза, как раньше. Гарри не мог сказать, лучше Хвост стал выглядеть после тюрьмы или хуже. Но теперь он точно был намного серьезнее и сосредоточеннее, а чувство юмора его стало более черным.

— Мне нужно не только защищать свои мысли, но и уметь защищать себя! Научи меня хотя бы одному боевому заклинанию, Хвост!

— Будешь отбиваться от Мэгги? — ухмыльнулся Хвост.

— Да, если она попытается меня убить или стереть мне память!

— Зачем ей тебя убивать? — Хвост скрестил руки на груди. — В твоих руках теперь состояние Блэков, и я бы на твоем месте поспешил всем сообщить, что писать завещание не собираюсь. В случае твоей смерти за тобой никто не будет наследовать, а по завещанию Сириуса ты обязан дать Мей и Мире хорошее приданое. Если Мэгги не захочет оставить девочек с голыми жопами, то никто тебя не тронет. По крайней мере, до их свадеб.

— Все равно научи! — почти потребовал Гарри. Но после этого смутился, доставая из внутреннего кармана мантии палочку. — У меня есть вот это.

— Сириуса? — Хвост узнал палочку. — Из гроба стащил?

— Да, — виновато ответил Гарри, хотя никакой вины за собой не чувствовал. Магов хоронят с их палочками, но Сириус не хотел быть магом. Когда Гарри открывал гроб, чтобы достать палочку, он даже не думал, что будет ее использовать, пока не заметил нечто странное. — Она почему-то меня очень хорошо слушается. Почему, Хвост? Я ведь и раньше ее брал у Сириуса, пытался ей колдовать, но она не слушалась. Мне Алохомора легче давалась вообще без палочки, чем с ней, но теперь с палочкой проще.

— Не маг выбирает палочку, это палочка выбирает мага, — задумчиво сощурил глаза Хвост, отчего морщины проступили совсем отчетливо. — Обычно мы покупаем свои палочки, но есть и другие способы сделать так, что палочка тебя признает.

— Какие? — глаза Гарри загорелись.

— Не бери в голову, — Хвост улыбнулся, встал с дивана, резко выхватив свою палочку. — Думаю, Оглушающему заклятию ты сможешь обучиться при должном старании.

— Подожди, Хвост. Я хотел спросить… Это ты переколдовал дерево?

— Конечно, я. Магия домовика была никудышной. Я поговорил с Мэгги, она согласилась с моими доводами, и теперь твоего сводного братика зовут Бен, и никто больше не расколдует этот чертов рисунок. Знаешь, Гарри, когда кто-то говорит тебе, что что-то решает магия — не верь этим глупцам. Блэки любили говорить раньше, что магия определяет написанное на дереве, но это определяла не магия, а какой-то их предок, заколдовавший это дерево.

Спустя несколько часов после смерти Сириуса, когда аврор Робардс уже опросил Гарри, и тело Сириуса куда-то забрали, дерево стало показывать Бенджамина Селвина вместо Авиора Блэка.

* * *

— Меисса, выйди, — Мэгги вошла в библиотеку, где Гарри и Мей делали уроки по математике. — Я присяду?

— Ты спрашиваешь у меня? — удивился Гарри.

— Ты же теперь хозяин этого, — Мэгги обвела рукой библиотеку, имея ввиду весь дом.

— Садись, — внутри у Гарри все сжалось, но он осторожно отложил в сторону перьевую ручку и листы бумаги с учебником, успев несколько раз глубоко вздохнуть.

— Благодарю. Можно тебя спросить, как ты это все провернул, щенок? — Мэгги наклонилась ближе, глядя в глаза Гарри.

— Что провернул? — сердце как будто остановилось, чтобы забиться чаще.

— Я прекрасно знаю, от кого рожала сына, Гарри Поттер! Можешь считать меня идиоткой, шлюхой, кем угодно, но я знаю это однозначно, и мой сын — от Сириуса. Но родовое дерево Блэков показывает другое. Причем то, что знали лишь я, ты, Сириус, Ричард и… Лора Селвин. Сириус мертв, да и не было смысла ему подделывать что-либо, Ричарду с Лорой тем более, остаешься ты, маленький змееуст. Ах, прости за такое обращение, глава благороднейшего и древнейшего дома Блэк.

Гарри было страшно. Все внутренности сжались в тугой комок и его слегка подташнивало от страха. Тем не менее, он выпрямился и посмотрел на Мэгги.

— Ты утверждаешь, что я владею магией, которая недоступна тебе, потому что тебе хватило сил лишь заклеить обоями режущее глаза имя Ригеля Лестрейнджа? Хочешь, я скажу правду? Я тебя боюсь, и боюсь мистера Селвина, потому что вы будете мне мстить за то, чего я не делал. Ты пришла угрожать мне, но я сказал аврору, что вы использовали на мне заклятие Обливиэйт. И если я почувствую угрозу, я попрошу судить вас! Я этого не хочу, Мэгги, я уговаривал аврора Робардса убрать из протокола упоминание об этом. Я люблю Мей и Миру, я даже, наверное, люблю тебя, но не нужно меня винить во всяких ужасных вещах. Тем более, если ты говоришь, что знала, от кого рожала сына, то почему ты сейчас говоришь, что он от Селвина, и дала ему фамилию Селвин?

— Потому что ты мне испортил жизнь! Мне и моему новорожденному сыну! Он-то тебе что плохого сделал? Я не хочу, чтобы он остался без гроша в кармане, а как сын Селвина, он будет хоть как-то обеспечен. И это все из-за тебя, змееныш, — гневно прошептала Мэгги.

Гарри впервые в жизни было настолько сложно говорить. Даже с аврором было проще. Он должен говорить, как взрослый, не как ребенок, которого отчитывают, не как провинившийся. Гарри слышал до этого фразу «бить словами», но только теперь понял, что это значило. Это был его первый словесный бой, и он не должен его проигрывать, даже если он еще маленький, а Мэгги взрослая и может говорить красивее! Он начал осторожно и тихо, копируя серьезные интонации, с которыми взрослые предупреждают детей «в последний раз».

— Мэгги, я знаю, что вы использовали Обливиэйт не один раз. Поэтому, пожалуйста, давай оставим все так, как есть, чтобы мы не сделали друг другу очень больно. Я бы этого не хотел. Я ведь знаю и другие вещи, и я их больше не забуду, я проверяю это каждый день.

— Как скажешь, мой маленький змееуст, — Мэгги улыбнулась и растрепала его волосы, как маленькому. Она давно уже так не делала, и Гарри понял, что она сделала это специально.

Потому что больше не могла ничего сделать или сказать, ведь он выиграл этот свой первый словесный бой.

Но проиграл другую битву. Ему вдруг ясно подумалось, что Мэгги права. Кричер — домовой эльф, которому Сириус приказал слушаться всех членов семьи. Когда он сказал этому туповатому домовику переделать дерево — это был приказ? Кричер принял решение или он — Гарри Поттер — решил, что в ту ночь Сириус подумает, что его сын — не его сын? Гарри закрыл глаза и много много раз повторял себе, что он не желал смерти Сириусу и не отдавал приказ домовику.

«Я ему не приказывал, не приказывал», — шептал он себе под нос еще долго, пытаясь в эти слова поверить.

Сова приземлилась рядом с тарелкой Гарри. Красивая, белоснежная, каких он еще не видел ни разу. Он была воспитанной и аккуратной, ничего не перевернула и не задела. За тем, как он отвязывает от ее лапы письмо, наблюдали все.

— Это… от Малфоев? — удивился Гарри.

Мэгги прыснула, но ничего не сказала. Мэгги теперь любила называть его маленьким змееустом, говоря, что он начал правильную карьеру. Сам же он ощущал свою беспомощность. Он враг в собственном, теперь уже во всех смыслах этого слова, доме. Он не владеет магией, как взрослый. Ему можно легко стереть память. В его голове легко покопаться, хотя Хвост научил его прятать воспоминания, но против прямого Легилименс он не выстоит. Его можно убить. Любого можно убить. Убийство — страшное преступление, но теперь Гарри знал, насколько. Потому что умереть — это очень легко. Он вешал колокольчик на дверь ночью, чтобы хотя бы услышать, если Мэгги решит войти в его комнату. Он хранил под кроватью палочку Сириуса, чтобы быстро использовать единственное боевое заклинание, которому его обучил Хвост. Он плохо спал, просыпаясь от каждого шороха, и сильно похудел. Дом больше не был уютным местом.

Гарри развернул письмо, и из него выпало второе. Не письмо даже, а маленькая записка. Он отложил ее в сторону.

«Мистер Поттер!

Сообщаем вам, что 5 июня 1991 года состоится торжество, посвященное одиннадцатилетию нашего сына, Драко Малфоя, и поступлению его в Хогвартс. Насколько нам известно, вы так же поступаете в этот год в школу, и вам будет интересно и полезно пообщаться с вашими ровесниками. Ждем вас и вашу семью в три часа.

С уважением, Нарцисса Малфой».

Письмо было написано на красивой бумаге, на которой всегда писали приглашения. Ждем вас и вашу семью. Гарри протянул письмо Мэгги, и перевернул записку.

«Хочу на тебя посмотреть внимательнее, маленький хитрый засранец.

Белла Лестрейндж».

Гарри поморщился. Он смутно помнил мать Ригеля еще по первой встрече, с тех пор видел ее пару раз и старался всегда обходить стороной.

— Плохие новости? — улыбнулась Мэгги.

— Это от Лестрейндж.

— О да, у нее ведь теперь тоже на тебя зуб, маленький змееуст, не так ли?

— Вы еще с ней объединитесь против меня, вот будет для всех потеха.

Гарри постарался продолжить есть, хотя ему хотелось уйти подальше из столовой. Чувствовал он себя очень плохо. Как всегда, в последние месяцы. И какого черта его пригласили Малфои? Сириус ведь никогда не поддерживал отношения с семьями своих кузин. Даже с семьей Андромеды, хотя та вышла замуж за магглорожденного и была светлой волшебницей.

— Драко Малфой — это тот белобрысый мальчик, который хвастается тем, что он умеет, и какие вещи ему купил отец? — спросила Мей. — Мне он не понравился. Я бы не стала поздравлять его с днем рождения и дарить ему подарки.

Гарри готов был разделить мнение Мей, но чувствовал, что он не может так сделать.

* * *

— Мистер Поттер, — Нарцисса Малфой протянула ему руку, и он почти коснулся ее губами, как его когда-то учил Сириус.

— Добрый день, миссис Малфой. Чудесно выглядите, — вежливо улыбнулся он.

И понял, что теперь впервые он пришел не с Сириусом и Мэгги. Это Мэгги пришла с ним. Нет, к нему все так же будут относиться как к маленькому, взрослые ко всем детям так относятся, но что-то едва заметно изменилось. Что-то, о чем не говорят. Например, раньше, если бы он был приглашен на этот праздник, его бы даже не заметили или сказали: «Это Поттер? Гарри Поттер? Какой он уже большой, мне казалось он младше. Привет, Гарри». Теперь его приветствовали иначе, и в этом была издёвка. Он ее чувствовал, но не мог ничего изменить.

Он прошел в просторную гостиную, интерьер которой был выполнен в колониальном стиле, и искал глазами других детей. Но все было сложнее, тоньше, он ловил на себе взгляды, к нему подходили взрослые, чтобы задать обычные вопросы о его делах или поинтересоваться, какой факультет он выберет, когда поедет в школу. Он так же задавал им ненавязчивые вопросы, напрягал всю свою память, чтобы вспомнить, у кого из них есть дети и какого возраста, чтобы можно было в ответ интересоваться успехами в учебе их детей. Он не знал, что нужно делать. Что говорить, и как отсюда поскорее сбежать. Ему хотелось поскорее пробраться обратно к камину и назвать адрес дома. Это было единственным его желанием. И оно только усилилось, когда он поймал взгляд и улыбку Беллатрикс Лестрейндж. Неожиданно его спас Ригель.

— Привет! — на этот раз он его не забыл. — Идем! Драко и остальные в другой гостиной. Как я вам завидую. Уже в этом году едете в школу!

Казалось, будто Ригель Лестрейндж не настроен против него. Даже Мей в последнее время была какой-то отрешенной и не улыбалась никому по-настоящему, но в Ригеле он не чувствовал никакой угрозы. Лестрейндж улыбался ему, кажется, искренне.

— Ты же младше на год?

— Да, мне в августе следующего года только исполнится одиннадцать. Жду не дождусь, я уже устал сидеть дома! У тебя хотя бы сестры есть.

— Как будто с ними бывает весело, — пробубнил Гарри, снова решив не уточнять, что фактически они не являются его сестрами.

Все дети столпились вокруг коробок с подарками, которые по очереди открывал Драко Малфой, извлекая оттуда то, что ему подарили гости. Интересно, что купила Мэгги?

— С Днем Рождения! — выдал Гарри, толком не зная, следует ли ему представляться. Сам он помнил Драко еще по похоронам Вальбурги Блэк, а на свадьбе Кристофера Селвина они виделись, но не общались.

— А, ты Поттер? Я уже открыл ваш подарок. Это был набор по уходу за метлой, которую я даже не смогу привезти с собой в школу!

— Не я выбирал, извини. Подари кому-нибудь в Хогвартсе, если тебе не нравится, — пожал плечами Гарри.

Мей была в числе девочек, сидящих на одном из диванов и хихикающих, Мира с самыми младшими лазила по подлокотникам и спинкам дальних кресел. Почему-то Гарри именно сейчас понял, как они не похожи. Мей была светловолосой и какой-то утонченной, Мира же больше походила на сестру Ригеля. Темноволосая и кудрявая. Как Беллатрикс Лестрейндж. Раньше ему казалось, что эта их непохожесть — обычная штука. Мей в маму, а Мира в папу. Но сейчас он понял, что они — Блэки. Как Нарцисса и Беллатрикс. Ему отчего-то стало очень стыдно за то, что они не могут гордиться тем, что носят эту фамилию, как это, скорее всего, делали в свое время кузины Сириуса. Сейчас фамилия Блэк была у всех на слуху ввиду не самых приятных обстоятельств. А Мей и Мира являлись дочерьми самоубийцы, которому изменяла жена. Гарри чувствовал себя паршиво на этом празднике, но он подумал, что Мэгги среди взрослых, должно быть, еще хуже.

— Почему первокурсникам нельзя брать свои метлы и играть в квиддич? Мне кажется, я бы смог неплохо играть за сборную Слизерина.

— Будешь играть на втором курсе, — ответил Гарри. Он тоже любил летать и хотел попасть в сборную, но его почему-то не обижало правило запрета собственных метел. — Наверняка старшекурсники играют лучше, ведь они почти взрослые.

— Ты просто не видел, как я играю! — похвастался Драко.

— Горю желанием увидеть, — безразлично ответил Гарри, и Ригель засмеялся.

— Да что ты понимаешь, Поттер? Ты обычный! Родители столько о тебе говорили, думаешь, я не слышал их разговоров? Особенно мама и тетя Бэлла. А ты на самом деле обычный! Не лучше, чем я!

— Он тебе завидует, — рассмеялся Ригель. — Мой кузен привык быть во всем самым лучшим, но с ним сюсюкаются, как с ребенком, а ты целуешь руку тете Цисси, как взрослый.

— Ничему я не завидую!

— Завидуешь! — показал язык Ригель. — Завидуешь! Хочешь быть как взрослый? Убей своего отца!

Драко вскочил с пола и побежал за Ригелем, который продолжал смеяться. Гарри смотрел, как Ригель вначале бежит в сторону девочек, которые завизжали при его приближении, переворачивает там кресло, возвращается в его сторону, чтобы повалить его. После чего Драко накинулся с кулаками уже на самого Гарри, а Ригель все продолжал хохотать, изредка отбиваясь в этой куче от бессистемных ударов младшего Малфоя. Разнимали их толстяки примерно их же возраста, до этого монотонно наблюдавшие за тем, как Драко разворачивает коробки.

— Гойл! Ты на их стороне? — возмутился Драко, когда его оттащили от Гарри.

— Ни на чьей я стороне, но драться в таких местах нельзя. Все будут недовольны, — пробубнил тот, кого Драко назвал Гойлом.

— Видишь, даже Крэбб и Гойл на нашей стороне, — прошептал прямо в ухо Гарри Ригель, после чего быстро поднялся на ноги и протянул Гарри руку.

Гарри принял это предложение, в котором он, в принципе, не нуждался, так как уж с пола встать он был способен самостоятельно. Но почему-то необязательная помощь Ригеля казалась ему символичной.

— Интересно, почему ты на моей стороне? — тихо спросил Гарри, пока Драко продолжал возмущаться и препираться с Гойлом, говоря толстяку, что это его дом, и он в нем волен делать все, что пожелает.

— Ты нравишься моей маме. Она назвала тебя мелким гаденышем! От нее это большой комплимент. Обычно она называет людей идиотами или трусами. А еще я помню, что было на той свадьбе. Ты не помнишь? — сощурил глаза Ригель. — У меня мама большой специалист по ментальным чарам и сразу увидела, что на меня наложили Обливиэйт!

— Я помню, что было тогда, — Гарри сощурил глаза так же, как и Ригель. Если тот пытается с ним играть, то он был не намерен проигрывать какому-то сопляку! После всех разговоров с аврорами, Мэгги и даже с Лорой Селвин, не Лестрейнджу выводить его из себя.

— Да, и кто же снял с тебя Обливиэйт, если его накладывали с согласия твоей… тети? Кто она тебе?

— Никто. Она мне никто.

— И что же конкретно ты помнишь? Ты блефуешь и хочешь показаться умнее, чем есть на самом деле.

— Мы застукали Мэгги, и обоих Селвинов, занимающихся сексом, — как можно более нейтрально и прямо сказал Гарри, он уже узнал более культурное слово, которым этот процесс называли. — Я помню, Ригель, не нужно было брать меня на слабо. В отличие от тебя, у меня нет мамочки, которая специалист по ментальным чарам, и мне приходится выкручиваться самому!

Гарри услышал сзади одиночные аплодисменты и резко обернулся. На него смотрела черными глубокими глазами Белла Лестрейндж. Она слегка склонила голову, рассматривая Гарри как занятный экспонат. Ее темные волосы с легкой, едва заметной проседью, были собраны в замысловатую прическу, и одета она была в черное с серебром платье. Гарри признал, что она, наверное, красивая женщина и понял, почему Сириус изменил Мэгги. Мэгги была холодной, а Белла Лестрейндж нет. На лице ее отображались настоящие эмоции, она как будто была живее других людей. Гарри почувствовал исходящую от нее опасность. Единственная известная Пожирательница смерти, даже не думавшая скрывать свою принадлежность к организации и никогда не заявлявшая, что была под Империо или ее заставили.

— Какой самостоятельный мальчик, — сказала она, прекратив хлопать в ладоши. — Какой любопытный маленький самостоятельный мальчик.

Гарри хотел провалиться сквозь землю. Один только вид Беллы Лестрейндж его пугал, и он сейчас больше всего на свете жалел, что когда-то посоветовал глупому домовику злую шутку. Потому что пусть с такими взрослыми общаются другие взрослые, а у него не хватало ни сил, ни умений.

— Вы хотели сказать что-то помимо этого, миссис Лестрейндж?

— Самостоятельный мальчик пытается копировать манеру взрослых! — Беллатрикс подошла ближе, ущипнула Гарри за щеку. Ни один взрослый не позволил бы ущипнуть себя! Это было бы унизительно. Для Гарри сейчас это тоже было унизительно.

— Извините, миссис Лестрейндж, мне нужно сходить в комнату по нужде. Я пройду? Спасибо, вы прекрасно выглядите, миссис, — Гарри не смог придумать ничего лучше, чем бегство.

Он уже успел покинуть гостиную и шел по коридору, когда его схватили за плечо и развернули к себе. Лицо Беллы было буквально в десяти дюймах от его лица. Он посмотрел в ее черные глаза прямо, не скрываясь, и подумал о родословном дереве Блэков и том, как при Кричере назвал Ригеля Лестрейнджа бастардом. Она поймет, что он думает об этом специально. Конечно же, поймет!

— Смотри не заиграйся, самостоятельный мальчик. Но начал ты красиво. Я слежу за тобой, — Она улыбнулась ему, и опустила руку, которой до этого больно сжимала его плечо. — Надеюсь, ты не будешь таким же глупцом, как мой кузен-идиот.

Гарри не побежал, как мог себе позволить сделать еще год назад. Не разревелся. Он собрал в себе все силы, которые остались, и улыбнулся Белле в ответ.

— Постараюсь вас не разочаровать, миссис Лестрейндж.

Он слегка поклонился, скорее даже кивнул внимательно смотрящей на него Белле, прежде чем на самом деле отправиться в туалетную комнату. Там он посмотрел на себя в зеркало. Волосы его растрепались в драке, на щеке алело пятно в том месте, где его ущипнула Белла, а взгляд его был каким-то мокрым и безумным, как будто он только что играл два часа в квиддич. Гарри потер виски и расхохотался. Все это безумие вдруг показалось ему до невозможности забавным. Его считают злым и жадным говнюком, урвавшим себе состояние. Отличное начало жизни! А ведь он еще даже в Хогвартс не поступил!

Все это нужно было как-то исправлять, но вот как? Больше всего на свете Гарри хотел вернуться на год назад и не выходить в ту проклятую ночь из своей комнаты, как это делала Мей.

На них пялились. В основном, конечно, на Мэгги. В волшебном сообществе женщину, состоящую в браке, но родившую ребенка от другого мужчины, презирали. Мужчину, впрочем, тоже не хвалили. Особенно если ребенок был от магглы, но ему приходилось давать чистокровную фамилию. Такие строгие законы были раньше. Сейчас, конечно, все изменилось. Но судя по взглядам, бросаемым на Мэгги, изменилось не сильно. Гарри даже гордился ею. Она шла, высоко подняв голову, держа за руку Миру. Рядом с ней, одетая в красивую светлую серую мантию, почти шаг в шаг шла Мей, волосы которой Мэгги собрала в высокую прическу. Гарри шел чуть позади них. Они остановились у Гринготтса.

— Надеюсь, тебе хватит совести брать деньги из своего сейфа? — шепотом, почти не разжимая губ, спросила Мэгги.

Гарри показал ей ключ от сейфа Блэков. И так же шепотом, сказал:

— Ты можешь убить меня. Но за мной никто не наследует, и сейф останется закрытым навечно, если не примут тот закон, который обсуждали в газете. Но даже если его примут, вам не достанется ничего, ведь все отойдет Министерству, — Гарри улыбнулся. — Поэтому хватит меня злить, очень тебя прошу!

На самом деле, Гарри сам хотел позлить Мэгги. И еще прокатиться на самые нижние уровни Гринготтса. Он никогда там не был, потому что сейф Поттеров был относительно новым, а к сейфу Блэков Мэгги и Сириус при нем до этого никогда не спускались. Гарри всегда хотелось посмотреть на настоящих драконов! Он не собирался брать много денег и растрачивать их, он действительно планировал сделать почти все имущество приданым Мей и Миры.

— Как скажешь, маленький земееуст, — улыбнулась ему в ответ Мэгги.

— Мей, ты хоть раз спускалась на нижние уровни? Там драконы! Их ослепили и били цепями, поэтому чтобы туда пройти, нужно иметь специальные звенящие штуки, драконы их боятся и отступают!

— То есть, чтобы ограбить банк нужно чем-то позвенеть? — сморщилась Мей.

— Планируешь способы заработка, а, сестрица?

— Ничего я не планирую! Издевательство над животными — это ужасно!

— Там будут драконы? — радостно воскликнула Мира, до которой дошла суть разговора.

— Ага, измученные, искалеченные драконы! Что может быть прекраснее! — Гарри улыбнулся Мире.

— Да все прекраснее, чем искалеченные драконы, — скривилась Мей. Гарри расхохотался.

— Нас ждут приключения, сестрица.

Мэгги никак не реагировала на их разговор, хотя Гарри специально старался говорить ерунду и выставлять себя идиотом, чтобы она злилась. Но она снова почти демонстративно не обращала на его реплики внимания. От чего Гарри еще больше хотелось разозлить Мэгги, расшевелить ее. Чтобы она начала ругаться, но не молчала или вежливо улыбалась, как будто он для нее посторонний человек, в отношении которого нужно вести себя так, как подобает с точки зрения этикета.

— Да что вы такие кислые? — спросил Гарри, когда они уже спускались в тележке вместе с гоблином. — Как будто я виноват во всех ваших бедах.

— Хватит паясничать, Гарри, — равнодушно сказал Мэгги. — Ты выбрал свою судьбу. И мою заодно. Так веди себя хотя бы соответствующе.

— Соответствующе — это как? Как, по-твоему, будет соответствующе? Мне почти угрожает Белла Лестрейндж, на меня пялятся на улице, считая не то убийцей того, кто меня — сироту бедного, пригрел, не то просто гребаным везунчиком. На тебя все пялятся еще больше, считая тебя шлюхой, а я должен вести себя соответствующе? Чему соответствовать, а?

Гарри почти кричал и едва сдерживался, чтобы снова не расхохотаться. Кажется, очередной выход "в свет" дался ему непросто. И Мей, сидящая рядом с ним в тележке, сделала то, чего он от нее не ожидал. Она обняла его и гладила по спине, пока они ехали, шепча: «Я верю тебе».

* * *

— Еще мантии остались и волшебная палочка, — сказала Мей, глядя в список покупок.

— Нам нужен домовик. Где их берут? — поинтересовался Гарри у Мэгги.

— Не имею представления.

Гарри пожал плечами.

— Как хочешь. Не мне же в дом он нужен. Ты там живешь и готовишь, — Поттер открыл дверь в магазин мадам Малкин. — Сам справлюсь!

— Тоже в Хогвартс? — поинтересовалась мадам Малкин.

— Конечно, в Хогвартс!

— Поттер, это ты?

— Малфой, — с досадой в голосе почти простонал Гарри, становясь на соседнюю табуретку.

— Мой отец сейчас смотрит метлы, а мать выбирает мне волшебную палочку. А где твои родители? Ой, прости, я забыл, что они умерли.

— Малфой, ты ведешь себя, как придурок. Сообщи своему отцу, что ты мне сказал, и спроси, можно ли так общаться.

— Уверен, что с полукровками можно.

— Это сейчас опасная шутка, Малфой. А я сегодня итак не в духе.

— Я закончила, — вмешалась мадам Малкин, глядя на Драко. Но он не обратил на нее никакого внимания.

— Ты мне угрожаешь?

— Ничуть. Почему все мои слова принимают за угрозу? Даже ты повелся. Ой, смотри.

Гарри увидел в окне проходящую мимо Беллатрикс Лестрейндж. Она помахала ему рукой, и он помахал ей в ответ, на что получил от нее в ответ ее безумную улыбку. Она прошла мимо, исчезла, не намереваясь глупо пялится на них в окно. Но очень уж удачный момент она выбрала, чтобы пройтись по Косой аллее. Улыбка Гарри растянулась почти до ушей. Несмотря на то, что он жутко боялся Беллу, в ней было что-то совершенно искреннее, то, чего теперь так не хватало Гарри. Даже угрожала она ему искренне, пообещав следить за ним. Ни один другой взрослый не мог бы сказать ему такое прямо в глаза.

— Что ты себе позволяешь? — недоуменно спросил Драко.

— Поздоровался с твоей тетушкой, Драко, — Гарри улыбался. — Твои мантии готовы, мадам Малкин уже давно ждет оплаты. Надеюсь, у тебя все в порядке с финансами?

— Конечно, в порядке, идиот! — оскорбился Драко.

— Так иди расплачиваться, — Гарри указал в сторону мадам, упаковывающей его мантии.

— Еще увидимся, — сказал Малфой, спрыгивая с табуретки.

— Был рад встрече! — крикнул Гарри уже удаляющемуся Малфою.

* * *

Гарри провел довольно долгое время в магазине Олливандера, пока ему, наконец, не подошла палочка из остролиста с пером феникса. Олливандер сказал, что палочка с такой же сердцевиной принадлежала Тому-Кого-Нельзя-Называть, а потому от Гарри стоит ожидать великих дел. Услышавшая это Мэгги сказала, что не сомневалась в его великих делах.

Уже дома Гарри решил поговорить с Мэгги. Он постучал к ней в комнату, когда она кормила грудью маленького Бена. Ее ничуть не смутило это, и она сказала Гарри проходить. Гарри, как мог, старался не смотреть на женскую грудь, и понял, почему Мэгги разрешила ему войти в это время. Она над ним издевалась!

— Ты ненавидишь меня, — Гарри сел в кресло.

— У меня есть причины тебя любить?

— Но нет причин и ненавидеть, кроме слепой уверенности, что я как-то подстроил самоубийство Сириуса.

— Гарри, милый мой, моя уверенность была бы слепой и иррациональной, если бы не семейное дерево Блэков. Я знаю, от кого мой сын. И я знаю, что на дереве ложь.

— Я нашел Сириуса. Аврор сказал мне, что последними заклинаниями, которые произнес Сириус было две Авады и Бомбарда. Видимо, с убивающим проклятием ничего не вышло. Кстати, как ты думаешь, светлый волшебник может применять темную магию по отношению к себе? Это будет… этично? Впрочем, не суть. Ты не видела, что происходит с головой, если в нее выстрелить Бомбардой с близкого расстояния? Это ужасное зрелище. Я звал Кричера, но он не откликался. Тогда я пошел к нему в его каморку, по дороге меня стошнило на лестнице, и я потерял сознание. Когда очнулся, все-таки дошел до каморки Кричера, увидел там то же самое, что и в спальне Сириуса. У меня хватило сил только позвать Хвоста. Если я такой хитрый, лживый, то я, очевидно, еще и отличный актер. Даже авроры повелись, глупые! Я ведь им предоставил воспоминания, чтобы они их осмотрели со всех сторон в Омуте памяти!

— Не сомневаюсь в твоих актерских способностях, Поттер. Если это все, что ты хотел мне сказать, то оставь меня, пожалуйста.

— Почему ты живешь здесь? — Гарри смотрел прямо в голубые глаза Мэгги, и она показалась ему молодой, моложе той же Беллатрикс Лестрейндж. Сколько ей лет?

— Ты хочешь меня выгнать?

— Нет, но ты ведешь себя так, будто я тебе противен. У тебя есть дом. Тот, где мы жили раньше. Я сам не могу туда уйти, слишком много заморочек с подключением камина и другими вещами, которые я сам бы не смог сделать без помощи взрослых.

— Дом был оформлен на Сириуса, так что это у тебя есть еще один дом, Гарри Поттер.

— Я перепишу его на тебя! Мне там не нравилось, но если вам там будет комфортно…

— Нет, ты действительно не понимаешь, Гарри? Мои дочери — Блэк! И я знаю, что мой сын — тоже Блэк! Я не собираюсь сбегать отсюда, чтобы окончательно отдалиться от общества, чтобы моих дочерей сторонились, как прокаженных. И если допустить, просто предположить, что ты, действительно, не виноват в смерти Сириуса, то ты сделаешь все, чтобы они остались в обществе и были перспективными невестами.

Гарри показалось, что Мэгги окончательно сходит с ума. И она остается в этом доме, только чтобы копать под него, найти что-то, доказывающее его виновность. Он был уверен в этом!

— Тогда прекращай меня злить! Разговаривать со мной, как с дерьмом. Называть меня маленьким змееустом. Имей хоть каплю уважения! Я ведь никому не сказал про Лору. Между прочим, Белле Лестрейндж тоже про вас известно, но я не стал позорить тебя больше, чем ты сама это сделала. Почему это не сделала Лестрейндж, мне не ведомо. Наверное, из-за Селвинов, они не последние люди в Министерстве. Но ведь я знаю еще о нескольких случаях применения Обливиэйта в отношении меня. Как минимум, это сочтут жестоким обращением с ребенком, и тебе будет светить немалый штраф, который я за тебя оплачивать не стану! Я разревелся перед аврором как последний маменькин сынок, уговаривая его не писать в протокол, что ты стирала мне память, чтобы тебя не судили!

— Что еще раз доказывает твои прекрасные актерские способности, Гарри.

Гарри подошел к Мэгги, все так же держащей на руках сына. Тот уже уснул, но бретелька платья так и осталась опущенной, обнажая грудь. Гарри подцепил бретельку, надел ее на плечо Мэгги. Он посчитал, что это его действие будет значить, будто он не повелся на провокацию и издевательство Мэгги, хотя кому он врал? Уж точно не себе, ведь он знал, как сложно было не смотреть на голую грудь! Его взгляд так и норовил соскользнуть от глаз ниже. Он наклонился к Мэгги и прошептал ей на ухо:

— В одном из стертых воспоминаний был и твой разговор с Лорой об убийстве Сириуса, когда ты родишь мальчика. Опытные люди в Аврорате восстановят это воспоминание, даже если ты сотрешь его и в своей, и в моей, и в Лориной голове, а я уже научился… не забывать важные события. Я спасал твою репутацию, как мог! Но, увы, это все, что было в моих силах.

Гарри улыбнулся Мэгги.

— Купи домовика. Как-то неправильно, что тут нет эльфа.

* * *

— Хвост, ты же знаешь, что я умею говорить со змеями? — спросил Гарри, держа в руках и рассматривая статуэтку Фемиды в кабинете Хвоста, заваленном всяким хламом.

Кабинет, как и гостиная, тоже был странным. В нем стоял маггловский компьютер, так Хвост назвал эту штуку с большой белой ерундой, показывающей картинки. Гарри даже как-то играл там в скучную игру, которую ему показал Хвост. Он сказал, что Гарри должен научиться пользоваться таким, потому что именно магглы будут определять, как мир будет жить в ближайшие десятилетия, и если Гарри не хочет считать себя умственно и морально отсталым, то не должен пренебрежительно относиться к достижениям маггловской науки. А еще на них, на этих достижениях и на магглах, можно зарабатывать. У Хвоста получалось.

— Да, Сириус говорил мне об этом.

— Или ты подсмотрел это в моих воспоминаниях, когда учил меня их прятать!

— Или так, — согласился Хвост. — Если тебе так приятнее считать. Хочешь думать, что твой крестный был лучше, чем он был на самом деле, и не выдавал твой секрет? Пожалуйста. Чем бы дитя не тешилось…

— Я не дитя!

— Как скажешь, — снова согласился Хвост.

— Я ведь похож на Джеймса Поттера? Я долго рассматривал фотографии, и пришел к выводу, что все же похож на него, — Гарри не смотрел на Хвоста. Теперь он рассматривал лифт стеклянного дома напротив, в котором поднимались люди, все еще держа в руках статуэтку. Лифт тоже был стеклянным, и они, поднимаясь, видели с высоты, наверное, весь город! В квартире Хвоста не было такого лифта, хоть он тоже жил на высоком этаже.

— Во внешности человека самой определяющей чертой являются глаза, они у тебя — копия глаз Лили. Остальные черты… губы и у Лили, и у Джеймса были довольно тонкими, и сложно сказать, в кого они. Нос у тебя обычный, прямой, такой у многих, даже у Сириуса нос был похож по форме. Если бы ты носил очки, сходства бы прибавилось, но к твоему рождению медицина уже продвинулась вперед, и близорукость тебе исправили в четыре года.

— Но ведь близорукость — она тоже передается по наследству, да, Хвост? И я хорошо летаю на метле!

— Половина магов хорошо летают на метлах. Гарри, зачем тебе это все нужно? Какая к черту разница, сын ты Джеймса или кого-то еще?

— Сириусу это было важно, — заметил Гарри.

— Теперь нет. А для Мэгги имя Джеймса Поттера — такое же имя, как и любое другое, и с ним у нее связаны лишь отдаленные воспоминания о том мальчике, что был на два года старше нее в школе, или о том человеке, которого часто упоминал ее муж. Ей плевать.

— А тебе это важно?

— Нет.

Гарри снова посмотрел на поднимающихся в лифте магглов. Он хотел оказаться среди них и посмотреть на город из этого лифта. Ничто не мешало ему посмотреть на город с высоты полета на метле, но это было слишком просто.

— Мне это важно. Я хочу знать хоть одну хорошую семью, где муж и жена на самом деле любят друг друга! Ты любишь свою жену, Хвост?

— Думаю, что люблю.

— А почему у вас нет детей?

— Мы их не хотим пока что.

Гарри замолчал. Он вытащил из кармана мантии свою новую волшебную палочку, покрутил ее в руках. Она ощущалась родной, такой же, как и палочка Сириуса. Даже лучше! Она стала бы самой лучшей палочкой в мире, если бы Олливандер умолчал о такой незначительной ерунде, как о сердцевине.

— Остролист? А внутри что? — спросил Хвост, и тут же отвлекся на какой-то звук, донесшийся от его компьютера.

— Перо феникса. Самая редкая сердцевина из всех палочек, что делает старик Олли. Способна творить высшую и сложнейшую магию — так было написано в книге.

— Значит и ты способен творить эту магию, но почему-то ты расстроен этим.

— Потому что этот феникс дал два пера. И вторая палочка принадлежала Сам-Знаешь-Кому.

Хвост отвлекся от своего компьютера и внимательно посмотрел на Гарри. Потер свой нос, прежде чем снова вернуться к тексту, который он набирал на клавиатуре.

— Ну, знаешь… Тот все же мог творить высшую и сложнейшую магию, как писали в твоей книжке, так что не вижу поводов для беспокойства.

— Олливандер сказал, что ожидает от меня великих дел, ведь Тот-Кого-Нельзя-Называть творил великие дела. Ужасные, но великие! Так он сказал.

— Я бы, конечно, поспорил о величии травли магглов, так что не слушай старого маразматика. Он на этой недоказанной мистике о палочках совсем свихнулся. Хотя, так-то я сам даже подумывал присоединиться к Лорду, если между нами.

— Да ладно? В смысле? Вы же с отцом… с Джеймсом, Сириусом и мистером Люпином были в Ордене Феникса! Мне Сириус столько об этом рассказывал!

— Понимаешь, в Ордене не было… желания изменить мир. Как это ни парадоксально, именно орденцы были контрреволюционерами, защищающими существующий режим. А режим этот, скажем прямо, то еще дерьмо. Ремус не может найти работу, потому что он оборотень. Он сейчас у меня работает, но ему это все жутко не нравится, потому что он считает, что я занимаюсь нехорошими делами.

— А ты занимаешься нехорошими делами, Хвост? Вдруг тебя снова арестуют?

— Рано или поздно, Аврорат снова потянет ко мне свои лапы, но я постараюсь избежать ареста. И опять же, я занимаюсь нехорошими вещами лишь с точки зрения существующего режима, который, как я уже и сказал, дерьмовый. Вот смотри, ты же знаешь Ремуса? Он, по-твоему, похож на животное?

— Какое животное? Нет. Что?

— Оборотень. С точки зрения нашего Министерства, он — животное. Это все ерунда, Гарри, — Хвост махнул рукой. — Не думай об этом. Я лишь попытался быть с тобой честным. Поэтому и сказал, что по молодости закрадывались в мою голову темные мыслишки о присоединении к Пожирателям. И насчет палочки не переживай, перо феникса — крутая сердцевина. Если палочка выбрала тебя, значит, ты сильный маг. И это главное. Подумаешь, была такая же у кого-то там еще, какая разница? Не так много фениксов на свете, чтобы это было чем-то совсем уж неординарным. Может, у Олливандера все палочки с перьями феникса от одной-двух птиц.

Гарри стало легче. Действительно, феникс — очень редкая птица. И в книге о палочках писали, что не каждое перо подойдет. Оно должно быть отдано птицей добровольно, а самих фениксов на всю Британию найдется не больше пяти. Их популяция в мире всего несколько сотен, конечно же, одинаковые сердцевины у палочек с перьями не могут считаться каким-то знаком, как он сам об этом не подумал! В производстве палочек и в разных легендах было много всякой ерунды и мистики, которую невозможно доказать. Взять ту же Бузинную палочку, которая согласно легенде передавалась через убийство предыдущего владельца…

— Хвост? Палочка Сириуса меня слушается, потому что считает, что я убил его?

— Поттер, — дверь открылась, и в купе бесцеремонно ввалился Малфой и его два шкафоподобных друга, которые разнимали их драку в особняке Малфоев. — Я так и не поинтересовался у тебя, куда ты собираешься поступать?

— В Хогвартс.

— Все поступают в Хогвартс, — заметил Гойл.

— Как видишь, — улыбнулся ему Гарри.

Гойл, сбитый столку, бессмысленно уставился на Гарри.

— Чего хотели? Я тут книгу читал до этого, а вы мне помешали, — Поттер указал на книгу в черной обложке, из которой он от силы за весь путь смог прочитать половину страницы. Слишком уж много мыслей лезло в голову по дороге в школу, поэтому он то и дело ловил себя на бессмысленном разглядывании пейзажа за окном.

— Ребят, — Драко указал Креббу и Гойлу за дверь и продолжил, лишь когда дверь за ними закрылась. — Ты почему-то нравишься моей тете Белле. И она считает, что ты можешь поступить в Слизерин, как и я. Но так как наши отношения не сложились сразу, хочу предложить тебе нейтралитет. Я перестаю задевать тебя, ты меня. Хорошо?

Поттер пожал плечами.

— Ты первый начал.

— Я не просил у тебя извинений! Я лишь сказал, что мы сохраним нейтралитет.

— Я тебя понял, Малфой.

— Но почему тетя Белла считает, что ты поступишь в Слизерин? Поттеры всегда учились в Гриффиндоре. А твоя мать вообще была грязнокровкой!

— Ты предложил сохранять нейтралитет, и оскорбляешь мою мать? — Гарри захлопнул книгу.

— Ладно, проехали, — Драко примирительно поднял руки.

— Если бы мы были друзьями, я бы мог поделиться своими доводами относительно факультета. Но мы сохраняем нейтралитет. Так что теперь, чтобы я не начал злиться и не посчитал, что ты навязываешься ко мне в друзья, оставь меня одного, как ты, наверное, помнишь, я читал, — Гарри потряс перед Драко закрытой книгой.

— Я ни к кому не навязываюсь в друзья, — прошипел Малфой. — До встречи в школе!

Гарри вернулся к чтению книги, найденной буквально позавчера в библиотеке. Она была посвящена магии волшебных популяций, таких как кентавры или домовые эльфы. Их магия значительно отличалась от человеческой, и они могли делать то, что не мог человек и наоборот, некоторые людские заклинания им не давались. Но Гарри по-прежнему продолжал отвлекаться и читал одну и ту же строку по несколько раз, чтобы понять смысл. Он очень завидовал тому же Малфою, который ехал в Хогвартс не один в купе, как он. У того уже были друзья! А у Гарри их никогда не было, только Мей, но он не считал ее другом. Гарри пришлось выгнать Малфоя, сказать ему, чтобы оставили его одного. Он не хотел, чтобы Малфой подумал, будто его компания желательна, но перед собой Гарри был честен. Он был бы рад даже компании Малфоя и его друзей. Кого угодно, лишь бы не чувствовать себя так одиноко.

Но до самого Хогвартса Гарри так и ехал совершенно один, лишь однажды к нему вошла какая-то девочка, искавшая жабу, которую он не видел, о чем и сообщил этой девочке. Больше им было не о чем разговаривать.

* * *

Гарри заметил, что над головой Драко Шляпа задержалась лишь на секунду, в то время как другие ученики могли сидеть с ней на голове по несколько минут. Над тем, на какой факультет распределить ту девочку, которая искала жабу, Шляпа думала долго. Кребб и Гойл тоже довольно быстро распределились в Слизерин. Из других знакомых Гарри Трэйси Дэвис попала в Слизерин, а Ханна Аббот в Хаффлпафф. Остальных Гарри не знал. Он рассматривал потолок, с плавающими в воздухе свечами, лица первокурсников, стоящих рядом с ними. Они были взволнованы, как и он, а вот старшекурсникам было плевать на распределение — они перешептывались с друзьями, продолжая рассказывать летние события, из-за чего в зале стоял легкий гул.

— Поттер, Гарри.

Как бы он не хотел думать, что ему безразлично, что о нем скажут другие, Гарри боялся. И если раньше он боялся, что не поступит в Гриффиндор, как его мама и папа, как Сириус, то теперь он как раз боялся, что Шляпа отправит его в Гриффиндор. Потому что он должен быть сильным и не показывать Мэгги и остальным свои слабости. Больше у него нет возможности распускать сопли, а факультет Гриффиндор Мэгги, окончившая Райвенкло, считала сборищем раздолбаев и выпендрежников, как она однажды заявила Сириусу. Ему ни в коем случае нельзя казаться таким!

Он шел на ватных ногах к табурету, ему показалось, что даже гул голосов смолк. Но конечно, ему это показалось — никто из старшекурсников не стал прекращать своих интересных бесед ради его распределения. Как только профессор в темно зеленой мантии, имя которой вылетело у Гарри из головы, хотя он помнил рассказы о ней Сириуса, Хвоста и Мэгги, и они ее как-то в них называли, надела на него Шляпу, все голоса тут же исчезли для него уже на самом деле, и он погрузился в тихую темноту.

— Я вижу много отваги... ещё неплохой ум, есть талант, о да... и неукротимое желание показать себя. Куда же определить вас?

— Вы ведь знаете, куда я должен поступить.

— Должен? Я вижу много страха и темноволосую женщину, которую вы боитесь. Но она не мать. Обычно дети боятся не угодить матери.

Эта клятая Шляпа видела даже то, что он сам от себя хотел скрыть! Ему казалось глупостью, бояться постороннюю женщину, но больше всего его пугала Беллатрикс. Он пообещал ей не разочаровать ее! Только вот что он должен сделать для этого? Ему точно нельзя поступать в Гриффиндор, все Блэки, кроме Сириуса, учились в Слизерине. И Лестрейндж, когда была маленькой и носила фамилию Блэк, тоже. Наверное, она насмехалась над гриффиндорцами. Беллатрикс Лестрейндж была Пожирательницей Смерти, единственной известной женщиной среди членов организации. Она избежала тюрьмы, и Мэгги как-то сказала, когда ругалась с Сириусом, что несмотря на то, что он считает себя хорошим человеком и борцом с режимом Пожирателей, именно он помог Беллатрикс — одной из самых преданных последовательниц Того-Кого-Нельзя-Называть, избежать наказания, и что он погряз в двойной морали. Гарри не знал, как именно Сириус помог, он забывал спросить об этом у Хвоста.

Ему вдруг прямо сейчас, под Шляпой, пришла в голову мысль, что на Мэгги все пялились на улицах, потому что она изменяла мужу и якобы родила ребенка от другого мужчины. Интересно, когда родился Ригель, что говорили о Белле? Она, конечно же, не была замужем к тому моменту. Ее мужа убили в ходе одной из операций, когда все Лестрейнджи были в розыске, и Аврорат вел за ними охоту. Но она не соблюла положенный траур. И родила сына, будучи вдовой, которая не вышла замуж повторно. Более того, ей пришлось дать ребенку фамилию умершего мужа, потому что в таком случае женщина дает ребенку свою фамилию, но сама она была уже Лестрейндж. Интересно, как к Ригелю Лестрейнджу будут относиться сыновья Рабастана Лестрейнджа, когда подрастут? Гарри постарался отбросить эти мысли, сейчас для них было неподходящее время.

— Неужели я не подхожу для того, чтобы учиться в Слизерине?

— Отчего же? Вы могли бы стать великим, все здесь, в вашей голове. И Слизерин поможет на пути к величию! Но есть и другие пути, которые могли бы принести не величие, но счастье. Нет? Ну что ж, пусть будет Слизерин!

Гарри выдохнул с облегчением. Он уже представлял издевательства Малфоя, если бы его отправили в Гриффиндор. «Прости меня, Сириус, — мысленно прошептал Гарри, направляясь к столу факультета. — Кода ты писал завещание, ты подумал, что из этого выйдет? Не подумал! А мне теперь все это расхлебывать! Я бы на самом деле хотел учиться в Гриффиндоре. Честное слово, Сириус! Но вдруг Беллатрикс или Мэгги посчитают меня глупым или слабым? Извини, конечно, но тебя они таким считали. Обе. Учат везде одному и тому же. Это ведь не так важно!»

— Долго ты сидел под Шляпой. Никак доказывал ей, что не подходишь для Хаффлпаффа, куда она распределяет всех тупиц? — съехидничал темноволосый мальчик, которого официально Гарри не знал, но видел на свадьбе Кристофера Селвина. Невеста — Оливия Нотт, кажется, была его тетей.

— Как видишь, я ей это доказал, — растягивая слова, как делал Малфой, ответил Гарри, оглядывая своих новых однокурсников.

Крэбб, Гойл, Малфой, этот, предположительно, Нотт, Трейси среди девочек, из которых она и была его единственной знакомой. Кажется, он видел еще одну — брюнетку с короткой челкой — на дне рождения Малфоя. Но тогда ему было не до знакомств с новыми людьми. Мей наверняка ее знает.

— Видимо, не много в тебе качеств для нашего факультета, раз Шляпа сомневалась, — сказал Малфой.

— Она просто думала, то ли я очень умный, то ли я очень хитрый. В твоем случае, как я понял, об уме речи не было?

— Поттер!

— Нейтралитет, помнишь? Будешь писать письмо домой, передавай тетушке привет.

Гарри посмотрел за преподавательский стол и увидел, как на него смотрит молодой преподаватель. Смотрит зло, как будто Гарри и его уже успел разочаровать. Наверное, это и есть Нюниус. И только теперь до Гарри дошло, что этот Нюниус будет его деканом! Всегда, когда он слушал о нем какие-то рассказы, связанные с детством Сириуса, он представлял его тем человеком, который будет врагом. Даже когда он поступит в Хогвартс на Гриффиндор — тот останется деканом вражеского факультета. Было что-то неправильное в том, что этот мрачный человек теперь не должен стать его врагом, как это было у его отца… Джеймса, и Сириуса. И судя по взгляду, этот Нюниус считал это так же неправильным.

«Не Нюниус, а Снейп», — подумал Гарри, вспомнив, что про него говорили, как про хорошего легилимента.

* * *

— Какая неожиданная встреча на нашем факультете, Поттер, — сказал ему более взрослый мальчишка, которого Гарри знал до Хогвартса, но из-за заметной разницы в возрасте никогда с ним не общался.

Дэвид Селвин. Пятикурсник. Младший сын Лоры и Ричарда Селвинов. Не наследник, будущий работник Министерства или какой-нибудь помощник в делах по работе старшего сына — Кристофера. Роль младших сыновей всегда казалась Гарри какой-то несправедливой в семьях, придерживающихся традиционных укладов.

— Рад тебя видеть, Селвин.

— Оставь свои заученные фразы для приемов, здесь они ни к чему. Ты не рад меня видеть, потому что это было бы глупо.

— Хорошо, Селвин, я на самом деле не рад тебя видеть.

Все собрались в гостиной после ужина. Сириус, естественно, никогда не говорил Гарри, что его ждет мрачное помещение в подвале с кожаными гладкими неуютными диванами. Гарри не любил кожаную мебель — такую редко ставили в уютных домах, но он видел кожаные кресла в Министерстве, когда Мэгги как-то брала их с Мей с собой. У Хвоста в кабинете тоже был кожаный диван. В отличие от мягкой мебели с тканевой обивкой, кожаные кресла были гладкими и холодными, и ассоциировались с чем-то официальным. Света в гостиной, как ни странно, хватало. Но подсвечники были старыми и заляпанными, в копоти, как в старых, не отремонтированных комнатах их дома. Сириус говорил, что после церемонии все собираются в гостиной, яркой, уютной, если день выдался прохладным — разжигают камин, и староста или другие старшекурсники отвечают на разные вопросы, рассказывают что-то, первокурсники продолжают знакомиться друг с другом. Это будет веселый, запоминающийся вечер, — так говорил Сириус. Гарри очень сомневался, что ему будет сейчас весело.

— На самом деле я знал, что ты сюда поступишь, — продолжил Селвин, улыбаясь.

Он был больше похож на Лору. Ричард был темноволосый, с жесткими волосами, которые он коротко стриг. Глаза, насколько помнил Гарри, у него тоже были не светлыми. Дэвид же был голубоглазым и волосы его были золотистыми, того самого цвета, который то ли рыжий, то ли нет. У Селвинов было трое детей. Дочь, Элизабет, сейчас жила в Америке и изучала там живопись. Кажется, так про нее говорили, но Гарри мог и неправильно запомнить. Вроде бы ей было двадцать.

— Мамочка сказала? — как можно проще и ехиднее постарался сказать Гарри, но, возможно, вышло у него жалко.

— Не смей говорить о моей матери! — Дэвид смотрел в глаза Гарри.

Смотрел пристально, а на лбу его выступила вена. Слишком пристально, чтобы это было случайностью. Слишком напряженно, чтобы считаться хорошим легилиментом, впрочем, для пятикурсника простое умение — уже неплохое достижение. «Хвост, какой же ты молодец, что издевался надо мной почти год, вытаскивая наружу и перетасовывая все воспоминания», — подумал Гарри. Уж лучше пусть Хвост знает о нем все, чем кто-то посторонний! Конечно, такая поверхностная легилименция была не очень продуктивной, от нее можно было достаточно легко защититься, но и применял ее каждый второй, кто умел. Даже Гарри пытался на магглах летом. Выходил на улицу, садился на лавочку в сквере напротив другой лавки, на которой сидели магглы, и пытался прочесть их мысли. Иногда выходило, если получалось сосредоточиться, и ничто его не отвлекало в течение хотя бы пяти минут. Это были сомнительные результаты. Было неприятно это осознавать, но чего-чего, а способности к ментальным наукам у Гарри не имелось.

Догадавшись, что Селвин пытается использовать легилименцию, Гарри мог бы заменить свои мысли любыми, он даже умел представлять черноту — на случай, если хотел показать собеседнику, что он в курсе о попытке прочесть мысли. Думать о таком абстрактном, как о черном цвете, очень долго было сложно, но он мог не подпускать на передний план другие мысли несколько минут. Хвост мог вообще ни о чем не думать в таком случае — это было уже настоящее мастерство, до уровня которого Гарри может никогда не дойти. Но сейчас черный цвет ему был не нужен. Он вспомнил Лору на той свадьбе, голую, лежащую на полу. Он постарался ограничить обзор воспоминания так, чтобы исключить из него Мэгги и Ричарда, но не был уверен, что у него это вышло качественно. Гарри улыбался, глядя на Дэвида, который покрылся красными пятнами от злости.

— Я убью тебя! — не разжимая зубы прошипел Селвин, и двинулся к Гарри, выхватывая палочку. Кто-то из старшекурсников окликнул его, видимо, желая предотвратить драку, но Дэвида это не остановило.

Гарри тут же ловко перепрыгнул через спинку кожаного дивана, выхватил свою палочку и внезапно приставил ее к своему виску.

— Не подходи, иначе я себя убью!

Не ожидавший такой реакции Селвин остановился. Все смотрели на Гарри. Он улыбался, держа палочку у своего виска.

— Поверь мне, я знаю нужное заклинание. Зрелище будет жуткое, обещаю! — улыбаясь во весь рот, сказал Гарри.

— Я должен сейчас расстроиться? Сказать: Поттер, нет, не убивай себя? — наконец, отошел от ступора Селвин, но подходить ближе не стал.

— Во-первых, да. В комнате много людей, которые не хотят этого видеть, тем более, тут много девочек. Во-вторых, спроси у своей матери, выгодно ли мне умирать, в том числе и для твоего… финансового положения.

— Причем здесь мое финансовое положение? Что ты несешь?

— Может быть, и не при чем, — сказал Гарри, не знавший, как обстоят финансовые дела у Селвинов, но предположив, что в случае его смерти именно им придется взять на себя заботу о Бене, а возможно и о Мэгги, Мей и Мире. Хотя последнее маловероятно, и вряд ли они бы это сделали, но Лора, скорее всего, не желает его смерти. Гарри казалось, что она на самом деле любит Мэгги и хочет для нее и ее детей счастья. — Но ты все же спроси.

— Ты псих! — сказал Селвин, но желания нападать у него больше не было.

— Зато живой и здоровый псих, — логично заключил Гарри.

— Мне кажется, вам пора в спальню, — Селвин решил не обращать внимания на Гарри, он повернулся к другим первокурсникам, сидящим на кожаных диванах. — Шейла покажет девочкам спальни. Я мальчикам.

Гарри пришлось снова перепрыгнуть через спинку дивана, чтобы пойти со всеми первокурсниками за Селвином. Вначале тот показал общие для всех курсов душевые и туалеты. Гарри подумал, что утром там не протолкнуться, потому что и душевых, и туалетных кабинок было точно меньше, чем мальчиков со всех курсов. Гарри не считал, но кабинок было не больше десяти. Перед спальными комнатами был еще один небольшой холл с двумя диванами, из которого можно было пройти в восемь дверей. На семи из них были указаны цифры, причем не по порядку. Например, цифра 1 была посередине между цифрами 4 и 2. Именно дверь с цифрой 1 и открыл Селвин.

— Спальня. Располагайтесь. Спокойной ночи, и не проспите завтрак! Надеюсь, хоть кто-то из вас сможет наколдовать будильник?

— Разумеется, — медленно произнес Малфой.

Гарри не знал чар будильника.

— Тогда до завтра, — Селвин кивнул Малфою, не глядя на других. Видимо, посчитал его за главного, раз тот умеет ставить будильник. Это было неприятно — зависеть от Малфоя в вопросах собственного пробуждения хотя бы один день. Гарри намеревался разучить к завтрашнему вечеру нужное заклинание.

А Малфой тем временем вошел в спальню и очень быстро, целенаправленно подошел к кровати, стоящей у окна, за которым виднелась какая-то мутная ерунда. Дверь располагалась посередине. Слева и справа от нее у стен стояло по три кровати. Около каждой из них с одной стороны находилась тумбочка, с другой небольшой шкаф. Гарри не растерялся, и быстро сел на кровать слева от себя, которую было не видно от двери, логично предположив, что самыми плохими будут средние кровати. Вышло так, что со своего места Гарри отлично видел кровать Малфоя, стоящую по диагонали. Крайнюю кровать напротив занял смуглый мальчик, который за все это время ничего не сказал. За вторую кровать у окна разгорелся спор между Крэббом и Ноттом.

— Я первый сюда подошел! — говорил Нотт.

— Нет я! Я еще до поступления хотел занять эту кровать! — отвечал ему Крэбб.

— Я тоже! Мой отец спал на кровати у окна!

— Мой тоже! И мама!

Малфой забрался на кровать с ногами в ботинках, скрестил руки и закинул их за голову, всем своим видом демонстрируя уверенность в себе. Он улыбался, глядя на разгорающийся спор между Ноттом и Крэббом, который постепенно перерастал в драку, где каждый норовил оттолкнуть другого и залезть на кровать, как это сделали остальные, обозначая принадлежность.

Гарри подошел к столам у окна, видя, что на его место никто не претендует. Гойл спокойно занял среднюю кровать рядом с Малфоем. Домовик свалили их чемоданы на стол, и Гарри достал из-под низа свой. При этом чемодан, стоящий на его чемодане, свалился на пол.

— Поттер! Ты уронил мой чемодан! — возмутился Крэбб, обернувшись на звук падающей вещи.

Нотт, воспользовавшись возможностью пока Крэбб отвлекся, залез на кровать, за которую и был спор.

— Все, бери свой чемодан и вали отсюда! — сказал Нотт, улыбаясь Крэббу.

— Эй! — возмутился Крэбб и повернулся к Гарри. — Это ты все подстроил!

— Да мне вообще пофигу, кто из вас где будет спать, — сказал Гарри, доставая из чемодана вещи и раскладывая их по полкам.

Первым уроком шел английский язык. Тот предмет, которого не было в годы обучения Мэгги и Сириуса, и который ввели по решению Попечительского совета четыре года назад. Гарри помнил тот странный скандал, когда Сириус кричал на Мэгги, увидев в этой реформе какое-то второе дно. В кабинете было два ряда по четыре парты — то есть, вместимость его была шестнадцать человек. Их было одиннадцать — шесть мальчиков и пять девочек. Многие рассаживались парами. Нотт сел с Драко за вторую парту. Впереди них сидели девочки: та, что носила каре с короткой челкой и какая-то толстая уродина, которую Гарри точно нигде не видел до Хогвартса. На другом ряду первую парту тоже заняли девочки, за второй сидели Крэбб и Гойл.

Гарри не знал, с кем бы мог сесть, поэтому просто прошел за третью парту позади Малфоя с Ноттом. Если с ним никто не захочет сидеть, то они займут другие парты. Именно это сделала еще одна девочка с длинной русой косичкой, и Гарри даже не знал, рад он этому или нет. Сидеть одному было неприятно, это как будто подчеркивало отсутствие достойного положения среди ровесников, но и сидеть с девчонкой ему не хотелось.

Он уже думал, что останется за партой один. Но в класс буквально за минуту до начала урока вбежал смуглый мальчик, что занял кровать напротив Гарри. Он осмотрел обстановку, оценил наличие свободных мест: по одному сидели Гарри и та девочка на третьих партах, четвертые парты оставались свободными. И направился к третьей парте у окна, которую занял Гарри. Он достал тетрадь, учебник и перо, повесил сумку на крючок, посмотрел на Гарри, но не стал говорить ему ни слова.

— Класс, добрый день! — в боковую дверь у доски вошла преподавательница.

Она была довольно молодой и высокой, носила темно-бордовую мантию, а волосы ее были собраны в такую же длинную косу, как и у девочки, сидящей на третьей парте. Лицо ее было осунувшимся и каким-то изможденным, как будто она не выспалась в свой первый рабочий день в этом году. В ответ ей послышались разрозненные приветствия.

— Нет, так дело не пойдет! Я с вами поздоровалась не для того, чтобы услышать в ответ балаган! Когда я приветствую вас, вы должны встать!

— Может быть, нам еще поклониться, — пробубнил себе под нос Малфой.

— Если это потребуется, молодой человек, — ответила профессор. — Итак, меня зовут Дженна Корнер, для вас — профессор Корнер, и я буду вести у вас курс английского языка. Сегодня я раздам вам тесты, чтобы узнать, какая работа нам предстоит в следующие два года, а пока мы с вами познакомимся.

Она начала зачитывать список. Из него Гарри узнал, что девочка с каре и короткой челкой — Пэнси Паркинсон, ее уродливая соседка — Миллисента Булстроуд, рядом с Трейси Девис, которая была кузиной Роджера Дэвиса, сидела светловолосая девочка, которую звали Дафна Гринграсс. Одна за третьей партой сидела Салли-Энн Перкс, и почему-то, когда назвали ее имя, Малфой на нее оглянулся и сощурил глаза. Гарри узнал, что Нотта звали Теодор, а Гарриного соседа по парте — Блейз Забини. Оставалось только запомнить и не перепутать.

Урок был обычным, они с профессором повторяли то, что Гарри уже знал, но он все равно аккуратно записывал все в конспект. Чрез некоторое время он заметил, что так делают не все. Крэбб рисовал что-то в тетради, Забини слушал профессора Корнер, но тоже ничего не писал. Гарри почувствовал себя глупо, ему показалось, что сейчас все подумают, будто он не знает таких элементарных вещей, и он тоже отложил тетрадь в сторону.

Следующей в расписании была трансфигурация, и на входе в кабинет слизеринцы столкнулись с выходящими гриффиндорцами, у которых трансфигурация была первой. Драко специально толкнул плечом рыжего мальчика, но сделал вид, будто задел случайно. После чего начал оттирать свою мантию от несуществующей грязи.

— Ты испачкал моя мантию! — возмущался Малфой.

— Как я по-твоему это сделал?

— Ты задел меня своей мантией! Смотри, она у тебя не черная, значит, в пыли.

— Ни в какой она ни в пыли! — возмутился рыжий мальчик.

— Ой, точно, — скривился Малфой. — Она просто поношенная и выцветшая! Рыжий, в обносках своих братьев. Должно быть, ты Уизли? Из семьи, в которой детей больше, чем могут позволить себе родители!

Гойл и Крэбб захохотали, рыжий мальчик покраснел до самых ушей.

— Ты загораживаешь проход! — сказал рыжему Забини, тот отодвинулся, и Блейз прошел в класс. Гарри хотел было протиснуться следом, но слишком далеко стоял от входа, чтобы успеть пока рыжий снова не загородил проход. А повторять действия Забини было глупо — нельзя так копировать других людей, если уважаешь себя. Даже если их действия показались правильными и достойными. Пришлось остаться в коридоре.

— Малфой, какой же ты идиот! — произнесла девочка из Гриффиндора.

— А ты вообще кто?

— Что здесь происходит? — из класса выглянула профессор — та самая, что надевала на них Распределяющую шляпу.

— Ничего, профессор, — Драко улыбнулся, прежде чем пройти в класс, еще раз толкнув плечом этого Уизли.

Гарри прошел следом. Он так же сел за третью парту, которую уже занял Забини. Превратить спичку в иголку у него получилось, за что Слизерин заработал пять баллов. В отличие от профессора Корнер, профессор МакГонагалл сразу же задала им огромное домашнее задание, которое Гарри, как он полагал, только писать будет целую вечность, не считая времени, которое придется затратить на поиск информации.

За обедом Забини так же сел напротив Гарри, но продолжал молчать. Гул стоял еще более сильный, чем за ужином на распределении. Это утром в Большом зале было тихо, видимо, многие были достаточно сонными, чтобы общаться. Теперь же все делились первыми впечатлениями. Гарри видел, как за столом Гриффиндора тот рыжий Уизли и другие мальчишки смеются над чем-то, что рассказывал, сильно жестикулируя, один из двух одинаковых мальчиков, таких же рыжих, по виду курса на три-четыре старше. За столом Райвенкло девочка, которую только вчера распределили, мешала какао одной рукой и держала книгу в другой, продолжая читать даже во время обеда. За столом Хаффлпаффа какой-то первокурсник показывал всем что-то, напоминающее фотоальбом.

В это же время, сидящий чуть в стороне от Гарри Малфой рассказывал, как однажды, летая на метле, чуть не врезался в маггловский вертолет. Гойл и Крэбб готовы были заглянуть ему в рот — так внимательно они его слушали. И верили.

— И как же ты мог не заметить вертолет? — спросил Гарри.

— Я задумался, Поттер. Когда очень хорошо летаешь, не думаешь над тем, что рядом с тобой. Не обязательно думать, как и куда ты летишь, полет дается непроизвольно, — говорил Малфой со знанием дела.

— Напомни-ка, ты хотел быть ловцом? Как ты собираешься ловить снитч, если не заметил огромный вертолет?

Малфой, естественно, возмутился. Он долго говорил, какой Гарри профан в области полетов, который не понимает вообще ничего в квиддиче. Но это было не так уж важно. Важным было то, что сидящий напротив Забини слегка улыбнулся. Нотт, как будто, тоже приподнял уголки губ, когда Гарри говорил про поимку снитча, и это был хороший знак. Если Гарри не хотел дружить с Малфоем, потому что тот только и может, что паясничать, это не значит, что он не хотел дружить вообще ни с кем.

Он не собирался унижаться перед Малфоем и потакать его глупым выходкам! Пусть тот и был чистокровным наследником Малфоев. Единственным любимым и желанным сыном. Только вот Гарри сейчас обществе занимал положение не хуже! Он знал, что его дети уже могут быть чистокровными, несмотря на то, что он считался полукровкой. Потому что у них все бабушки и дедушки будут магами. Финансовое положение Гарри едва ли было хуже, чем у Драко. Конечно, совершеннолетним он станет только в семнадцать лет. Но эти законы касались только магии и Статута о секретности, в остальном же все регулировалось традициями и решениями внутри семей. И у самого Гарри было два ключа от двух сейфов. Ключ от Сейфа Поттеров ему передал Сириус, когда Мэгги только забеременела третьим ребенком, а Гарри еще не было десяти лет. По завещанию же Сириуса ему отходило состояние Гарри без назначения опекуна, и человек из Министерства передал ключ Гарри прямо в руки. Причем до этого — Гарри не видел, но знал, что так оно должно было быть — этот ключ забрали у Мэгги. Малфой мог сколько угодно кичиться своими деньгами, но это были деньги его отца. Пусть их и могло быть больше, чем в обоих сейфах Гарри вместе взятых.

Летом Гарри одолжил некоторую сумму Хвосту, тот обещал вернуть все с неплохими процентами. Если так и случится, то Гарри, возможно, еще и преумножит состояние. Он взял эти деньги из сейфа Поттеров, не желая в случае неуспеха растрачивать чужое. То, что должно стать приданым Мей и Миры.

* * *

Зелья проходили вместе с Гриффиндором. Перед дверью Малфой опять пытался задеть Уизли и у него, в общем-то, получалось. Поэтому они оба раздражали Гарри. Малфой тем, что строил из себя короля жизни, Уизли тем, что велся на провокации.

Теперь же профессор пытался задеть самого Гарри на уроке. Это было объяснимо, ведь он — Гарри Поттер, сын того самого Джеймса Поттера, крестник того самого Сириуса Блэка, и просто сын друзей того самого Питера Петтигрю. Разве что, профессор был взрослым, а взрослые так себя вести не должны. Может быть, он всего лишь проверял, насколько его опекуны справились с задачей воспитания, и каков уровень его знаний по зельям? В этом вопросе приходилось признать, что уровень его — крайне плачевен. Он помогал измельчать рог двурога, когда Мэгги почти каждый год варила им с Мей и Мирой Бодроперцовое зелье. Один раз он помогал Хвосту резать какой-то ингредиент, напоминающий обычный огурец, только воняющий так, будто огурец сделан из трупа кошки. На этом его изыскания в области зелий заканчивались. Так что, если профессор хотел узнать, как справились с воспитанием его опекуны, то он мог справедливо признать, что в его области — весьма плохо. Гарри ответил только на один из трех вопросов.

— Как жаль, мистер Поттер, что на деньги, которые есть у вас в избытке, нельзя купить мозги, — сказал ему профессор.

«Чертов Нюниус», — подумал Гарри, как только Снейп от него отвернулся.

Малфой и подхалимы смеялись над его отсутствующими ответами и над этой «шуткой» профессора. Хотя Гарри был уверен, что если Малфой, может быть, и знал ответы, то Крэбб и Гойл — точно нет. На первой парте сидела та девочка, что искала в поезде жабу, и тянула руку в верх. Вот она-то точно все знала! Гарри почувствовал себя идиотом и решил каждый день на ночь читать учебник по зельям хотя бы полчаса. Дома раньше, когда нужно было делать что-то необходимое, но неприятное, он выделял объем, который сделает. Но из этого ничего хорошего не вышло — он делал все абы как, лишь бы поскорее закончить. Мэгги как-то посоветовала ему выделять не объем, а время. Тогда выходило бы, что быстрее закончить никак все равно не получится, и нужная проблема прорабатывалась бы тщательнее. Это помогло, и с тех пор Гарри никогда не ставил в планы задачи, связанные с завершением процесса, а только выделял время на процесс.

Когда Снейп сказал разбиться на пары, Забини снова подошел к нему. Одному из гриффиндорцев пришлось работать в паре с девочкой Перкс, над которой в гостиной Слизерина, не имея других мишеней для отработки остроумия, прошлым вечером издевался Малфой, так как она была официально грязнокровкой. Хоть и говорила, что мать родила ее от волшебника, который отказался признать дочь. Сам Гарри не знал, что лучше и как бы он поступил на месте Перкс: признал бы себя грязнокровкой перед всем Слизерином и гордо вздернул подбородок, или же говорил бы про бросившего его отца. И то, и другое было неприятным. Второе, наверное, даже больше. Сириус говорил, что на факультете Слизерин учатся одни чистокровные, но тот же Снейп тоже был полукровкой, и сейчас среди однокурсников Гарри из одиннадцати человек, двое были полукровками, если верить Салли-Энн насчет отца.

Забини подвинул к Гарри агатовую ступку, и Гарри попытался измельчить змеиные зубы, но это было не очень-то просто сделать. На крупные зубы приходилось сильно надавливать пестиком, и из-за этого кусочки зуба, раздробившись, вылетали из ступки.

— Ты неправильно делаешь, — впервые заговорил с ним Забини. Голос его был рассудительным. Он тоже говорил медленно, как и Малфой, но не растягивал так противно слова. — Нужно накрывать ступку сверху ладонью, чтобы из нее ничего не вылетало. Теперь тебе придется выкинуть все, что ты уже измельчил и начать с самого начала, потому что для этого зелья важен не вес, а количество. Нужно, чтобы было ровно шесть зубов.

Гарри вздохнул, высыпал содержимое ступки на пергамент, скомкал его и забросил в урну, стоящую неподалеку. Снейп увидел его маневр.

— Вы даже не можете сделать что-то столь элементарное, как размельчение ингредиентов в ступке. В этом процессе, Поттер, не требуется даже мозгов. Очевидно, руки у вас тоже растут не из правильного места.

— У меня плохая наследственность, профессор, — улыбаясь, заявил Гарри.

Если он ожидал, что профессор смягчится, если сам Гарри признает, что не так уж сильно уважает Джеймса Поттера и память о нем, то он очень сильно ошибался. Снейп подошел к нему совсем близко, и прошипел, глядя в глаза.

— Ваша мать, Поттер, была прекрасным зельеваром. Не смейте оправдывать свои лень и глупость такими вещами!

— Хорошо, — ответил опешивший Поттер, не очень понимая, что он сделал не так.

Совет Забини оказался действенным, и в этот раз кусочки измельченных зубов не разлетались в разные стороны. У них уже почти получалось хорошее, правильное зелье, которое соответствовало описанию в учебнике, когда котел каких-то гриффиндорцев взорвался. Гарри от неожиданности подпрыгнул на месте и уронил себе на ногу ступку, случайно смахнув ее со стола.

— Лонгботтом! Вы добавили иглы дикобраза до того, как сняли зелье с огня? — разъярился Снейп. — Минус двадцать баллов с Гриффиндора!

Гарри был рад, что в этот раз Снейп недоволен не им, а кем-то еще.

* * *

— Вверх! — метла привычно легла в руке.

Гарри еще никогда не летал на столь старых метлах и не был уверен, что полет будет гладким. Однако, он все равно был очень рад, что впервые за последние три недели у него снова появится возможность полетать. Малфой стоял рядом с Перкс. Гарри был уверен, что он встал рядом специально. И когда у Перкс не получилось с первого раза взять метлу в руку, он начал шептать «грязнокровка». Почти не слышно, Гарри, стоящий напротив точно не слышал, но и без звука по губам было понятно, какое слово произносит Малфой. Стоящие напротив Гойл и Нотт улыбались. Крэбб, который находился по левую руку от Малфоя, заметил их улыбки и стал глупо озираться в поисках источника веселья. Перкс готова была разреветься, отчего метла не хотела слушаться ее еще больше.

Наконец, спустя некоторое время у самых отстающих — Перкс и Грейнджер — получилось схватить метлу. Мадам Трюк сказала оседлать метлы и плавно оттолкнуться от земли, взлететь на высоту примерно одного метра. Гарри уже предчувствовал, как это будет скучно, однако не успел он взлететь, как услышал крик. Перкс, которую метла не слушалась совершенно, не смогла задержать свой полет на низкой высоте и выпрямить метлу. Та раскачивалась взад-вперед, норовя сбросить Салли-Энн. Перкс верещала так, будто увидела боггарта. Гарри постарался не обращать на нее внимания и выполнил задание профессора, задержавшись в метре от земли. Он видел, как расплылся в улыбке Малфой и, вроде как, никого не оскорбляя, сказал, что это все оттого, что волшебники должны учиться летать в раннем возрасте, а не в одиннадцать лет.

— Сосредоточься! Девочка, ухватись крепче за древко! — кричала мадам Трюк.

Лонгботтом, как и Гарри, взлетевший на метр по другую сторону от Перкс, схватил ее за мантию, когда ее метла совершила особенно опасный маневр, который бы точно сбросил ее с метлы. Лонгботтому удалось задержать Перкс, но при этом сам он не удержал равновесия, когда пришлось оторвать обе руки от древка, и свалился на землю. Салли-Энн не удалось восстановить равновесие, и мадам Трюк свой рукой выправила ее метлу. Лонгботтом поднялся, прижимая к себе левую руку.

— Милый, у тебя, кажется, сломано запястье, — сказала мадам Трюк, осмотрев его руку.

Лонгботтом поморщился, когда преподавательница надавила ему на руку, проверяя чувствительность.

— Всем спуститься! Пока меня не будет, чтобы ни одной метлы в воздухе! А то вылетите из школы раньше, чем успеете сказать слово «квиддич».

Гарри, зависший в воздухе, посмотрел вслед удаляющейся мадам Трюк, и все же решил последовать ее приказу. Он ловко, в отличие от Лонгботтома, спрыгнул на траву, одновременно подхватив метлу левой рукой.

— Вы видели его рожу? — сказал Малфой, подхватив что-то на земле. — Лонгботтом — спаситель грязнокровок! Это ведь его напоминалка?

— Малфой, отдай! — от гриффиндорцев отделился Уизли. Ситуация начинала принимать уже знакомый оборот.

— А то что? — Малфой запрыгнул на метлу. — Попробуй забери!

— Рон! Мадам Трюк сказала, что отчислит того, кого увидит на метле! — попыталась задержать Уизли Грейнджер.

Гарри уже понял, что это бесполезно. Он почти отвернулся, не желая привлекать внимание к своей персоне в таких детских скандалах. Вот если бы его мнение имело какой-то вес среди слизеринцев, тогда он мог сказать Малфою, чтобы тот оставил Уизли, сказать, что оно того не стоит. Но в данной ситуации он знал, что его не послушали бы ни Малфой, ни Уизли. Гарри хотел, чтобы когда-нибудь настал такой момент, когда его будут уважать и слушать то, что он говорит.

Но неожиданно Уизли не стал взлетать вслед за Малфоем, зависшим в паре метров от земли. Уизли взял метлу в руку, сощурился от светящего в глаза солнца, когда он посмотрел наверх в сторону Малфоя, и со всей силы швырнул в того метлу. Она пролетела почти по прямой траектории с легким наклоном, аккуратно ударив Малфоя прямо в лоб древком. Гарри очень старался не улыбаться, но знал, что уголки губ все равно приподнялись. Он не желал портить отношения с Малфоем, сохраняя тот самый нейтралитет, но все же готов был аплодировать Уизли.

Малфой, злой и красный от обиды и боли, тут же спустился на землю. Он как раз подходил к Уизли, выхватывая палочку и поливая все семью рыжего грязью, когда сзади раздался голос мадам Трюк.

— Что здесь происходит?

— Уизли бросил в меня метлу! — тут же наябедничал Малфой.

— Ты не отдавал напомналку Невилла! Это не твоя вещь! — отозвался Уизли.

— Мадам Трюк, — вмешалась Грейнджер. — Рон не хотел, он случайно ударил Малфоя, пытаясь отобрать у него напоминалку!

— Но напомналка не его! — ответил Малфой. — Я хотел отдать чужую вещь хозяину! Откуда мне знать, что вы передадите напоминалку Лонгботтому? Вы ему тоже не друзья! И ты специально бросил в меня метлу!

— Случайно! — подхватил Уизли вранье Грейнджер.

— Специально! — сказали в один голос Малфой, Крэбб, Гойл, Нотт, Паркинсон и Булстроуд.

— Случайно! — отозвалось так же несколько голосов гриффиндорцев.

— Хватит! — прокричала мадам Трюк. — Оба хороши! По двадцать баллов с Гриффиндора и Слизерина! Давай сюда напоминалку.

В это декабрьское утро за два дня до начала каникул, Гарри завтракал как обычно, сидя между Крэббом и Дэвис. Место напротив занимал Забини, общение с которым у Гарри был странным. Они садились вместе на всех предметах, ждали друга в коридорах после окончания уроков, даже много говорили. Но Гарри никогда и ничего не рассказывал Блейзу о себе. Тот тоже не говорил ни об одном событии, произошедшем до Хогвартса. Может быть, это все же была дружба? Они обсуждали преподавателей, снятые баллы, Забини оказался хорошим зельеваром, он посоветовал Гарри интересные и простые книги для понимания этого предмета. Они спорили о каких-то моментах трансфигурации, вместе могли улучшать рецепты зелий, отчего Снейпу приходилось нехотя ставить высшие баллы, хоть он и находил моменты, чтобы сделать Гарри замечания.

Гарри не был идиотом, и поэтому внимательно слушал любые разговоры. Из них он знал, что Забини — единственный сын женщины, отравившей нескольких мужей. Может быть, поэтому тот так хорошо разбирался в зельях? Его мать никогда не обвиняли в убийствах, и официально никаких отравлений не было. О третьем и последнем ее муже, согласно газетным сводкам, которые Гарри втайне от Блейза отыскал, говорилось, что того неудачно расщепило в процессе сложной дальней аппарации. Но все считали, будто мать Забини травит своих мужей. Чаще всего это были иностранцы, последний ее муж был китайцем.

Удивительно, но Гарри больше знал о детстве Нотта, мать которого убили, так же используя какой-то яд, когда самому Теодору было четыре года. Его отец не женился во второй раз и воспитывал сына сам. Теодор жаловался, что из-за страха потерять сына, как и жену, убийство которой так и не было раскрыто, отец не соглашался покупать Нотту метлу до прошлого года. Он всегда переживал, если Нотт высоко летал, пытался самостоятельно варить зелья или один гулял в лесу рядом с их домом. Теодор говорил, что понимает отца, но его это все жутко бесит. Гарри так же много знал о детстве Малфоя, в разговорах тот постоянно кичился дорогими игрушками, книгами, издевательством над глупым домовым эльфом. Но из этих разговоров выходило, что детство его было довольно одиноким и жалким, видимо, с кузеном Ригелем он общался не так часто. Он знал кое-что о Пэнси, Трейси и Дафне. Даже о Миллисенте, хотя она была последним человеком, с которым Гарри бы хотел иметь общение. Больно уж она была страшной и противной.

Но сам Гарри, последовав примеру Забини, ни разу не ввернул в разговор какую-нибудь историю из прошлого. Максимум, что он мог припомнить, как в доме говорил с картинами и сослаться на мнение какого-нибудь из живших раньше Блэков. Это было тем самым его любимым приемом, когда свое мнение подкрепляешь мнением более авторитетного источника, даже если сам этот авторитетный источник, знай он об этом, открещивался бы от твоих слов, как только мог.

Приземлившаяся на стол сова была неаккуратной и задела тарелку Трейси, чуть не уронив ее. Гарри поспешно извинился. Совы часто задевали посуду, благо — не гадили. Видимо, действовала какая-то магия или… воспитание? Гарри не думал над этой проблемой.

Он редко получал письма, дважды обменялся письмами с Мей, один раз ему писала Мэгги, один раз Хвост. Последние поздравили его с поступлением еще в сентябре и не считали нужным поддерживать общение дальше. Из этого Гарри прекрасно понимал, что он никому особо не нужен, его успехам никто не рад, и от него никто не ждет ни хороших баллов, ни его рассказов о школьных буднях. Он осознал это отчетливо совсем недавно — в декабре, когда почты у его однокурсников стало особенно много, стол по утрам буквально атаковали совы. Все начали говорить, где и как проведут каникулы, что им написали родители, к кому они поедут или кто приедет к ним в гости, а он не получил ни одного письма. Гарри было стыдно за свой поступок, но он закрылся в одной из кабинок в душе и ревел там, шумом воды скрыв свои всхлипы. Эта его реакция была такой неожиданной, что он даже сам не понял, как так вышло. И уже позже, утерев сопли и выйдя из душа, он так и не смог сказать, отчего его эта ситуация так задела. Он не маменькин сынок, как Драко! Ему вовсе не нужно, чтобы его нахваливали, а оценками гордились! Он учится магии, чтобы стать хорошим магом, а не для того, чтобы его кто-то похвалил за табель успеваемости.

И вот теперь ему кто-то прислал письмо. Он осторожно отвязал сверток от лапки неуклюжей неприметной совы, напоминающей школьную, которая тут же улетела, не дожидаясь ответа.

«Гарри, надо поговорить. Напиши Мэгги, чтобы не встречала тебя на Кингс Кросс. Хвост».

— Гарри, я видела тебя с ним в Косой аллее! — сказал Пэнси, сидящая по левую руку от Забини.

Она не могла увидеть записку. Тем более откуда она знала, что Хвост — это Питер Петтигрю? Гарри быстро смял записку в кулаке, понимая, что никаких секретов в ней нет.

— С кем? — вскинул он голову.

— С ним! Он на первой полосе! — Паркинсон протянула Гарри Ежедневный пророк, который он не выписывал. И ткнула пальцем в фотографию, противно улыбаясь.

«Питер Петтигрю прикрылся телом собственной жены от заклинаний авроров», — гласил заголовок.

Недавно Аврорату стало известно, что ранее судимый Питер Петтигрю существенно нарушает Статут секретности, продавая магглам зелья, артефакты и другую продукцию магического происхождения, а также помогает в переговорах, незаконно используя магию на магглах. Таким образом магически вмешивается в маггловские финансовые операции, впоследствии стирая магглам память о способах достижения результатов. Так же, предположительно, он спонсировал незаконные эксперименты на людях совместно с магглорожденным-генетиком Алишером Заки, решившим в свое время после Хогвартса остаться в маггловском мире и получать там образование. Оба мага были объявлены в розыск. Аврорату удалось выследить местоположение Питера Петтигрю. В ходе операции, Петтигрю прикрывался своей женой, когда авроры пытались подобраться к нему, тем самым, не давая служащим использовать серьезные заклинания. Ступефай, попавший в супругу Петтигрю, сбил ее с ног, но Петтигрю в этот момент исчез. Возможно, сработала неизвестная защита, созданная Петтигрю в собственном доме. Но перед исчезновением, Петтигрю успел бросить в свою жену Смертельное проклятие. Авроры обнаружили уже мертвую женщину, лежащую на полу. Вероятно, супруга была в курсе некоторых аспектов деятельности Петтигрю, и он поспешил устранить свидетеля. Теперь Питеру Петтигрю грозит максимальный срок — пожизненное заключение в Азкабане. Поиски Алишера Заки пока не принесли результатов. Выяснение всех обстоятельств продолжается.

— Убить свою жену…— недоуменно протянула Дэвис, читавшая газету, слегка наклонившись к Гарри. — Какой кошмар!

— Я его знал, — протянул Малфой, лениво отшвырнув свою газету на середину стола. — Он организовывал похороны Сириуса Блэка вместе с моей мамой.

Как же, вместе! Гарри помнил, что тогда почти все было на Хвосте, Мэгги ни с кем не разговаривала, а Нарцисса плакала, но ничего толком не делала. Лестрейндж даже не явилась на похороны кузена.

— Ага, знал, — психанул Гарри. — Лишь бы похвастаться знакомством с известным человеком, даже если он печально известен. Малфой, весь мир не крутится вокруг тебя, уверен, Хв... Питер даже не знает, как тебя зовут!

— Зато знает, как зовут тебя, — ухмыльнулась Пэнси, накручивая на палец короткую гладкую прядь волос. — Я же сказала, что видела тебя с ним прошлой зимой. Вы ели пудинг у Фортескью, я сидела за соседним столом и наблюдала.

— Мы с тобой даже не были знакомы!

— Да, конечно, — примирительно согласилась Пэнси, и наклонилась чуть ближе, чтобы создать атмосферу таинственности, но продолжила говорить ничуть не тише, только медленнее. — О твоей семье столько всего говорили, что тебя не знали только слепые или глухие, Поттер. Знаешь, меня даже не удивило, что этот твой… друг, — Пенси подбородком указала на фото Петтигрю, хмурящегося с газеты, которую бросил на стол Малфой. — Оказался таким.

— А ты бы смог убить свою жену? — спросила Булстроуд, противно хихикая.

— А не пойти бы вам, милые дамы, к дракклам!

— Фуу, как грубо, — слышал он хихиканье Паркинсон и Булстроуд.

— Это все дурная кровь, не иначе!

Продолжая сжимать в кулаке записку от Хвоста, Гарри поднялся, не обращая вннимания на смеющихся однокурсниц, схватил сумку и поспешил к кабинету, в пустом лестничном коридоре испепелив клочок бумаги. Мало ли, вдруг кто-то знал, что Хвост — это Питер.

Ему было мерзко. И от разговоров девочек, и от самой ситуации. Он не любил жену Хвоста Лиззи — высокую и какую-то сухую женщину с пустым отсутствующим взглядом. Но вот так просто убить человека, близкого человека… Вдруг Хвост так же легко мог убить и его? Вдруг он может посчитать, что Гарри знает какие-то тайны. Было неприятно разочаровываться в людях, ведь Хвост… Это же Хвост!

* * *

— Гарри, — к нему подошел незнакомый человек лет тридцати самой обычной внешности: русые волосы, зачесанные набок, светлые небольшие глаза, прямой нос. — Идем.

Гарри осторожно пошел вслед за человеком, одетым в твидовый пиджак и простые черные брюки. Ему было страшно и в то ж время любопытно, что от него понадобилось Хвосту. Они вышли в маггловскую часть вокзала, Хвост схватил Гарри за руку, и они сразу же аппарировали.

Они оказались в лесу. Хвост, не останавливаясь, направился в сторону небольшого холма, Гарри глубоко вздохнул несколько раз, пытаясь справиться с тошнотой, и последовал за ним. Ему становилось все более страшно, потому что он не мог придумать причины, по которой Хвосту, на поиски которого направлены все силы Аврората, понадобилось что-то от него — Гарри Поттера, не окончившего даже первый курс. Вряд ли он просто соскучился!

— Почти пришли, — сказал Хвост.

И действительно, спустя минуту перед ними резко возник дом, как будто они прошли сквозь чары и барьеры, скрывающие его, из-за которых дом не был виден издалека.

— Вау! — вырвалось у Гарри. Он увидел строение, где только первый этаж был каменным, а три последующие стеклянные. Он никогда не видел таких красивых домов.

— Мы в Шотландии. Отсюда открывается красивый вид, было бы кощунством скрывать его за толстыми стенами. Входи.

Гарри оказался в просторной светлой гостиной, в которой все было так по-хвостовому. Как и в его прошлой квартире. На деревянной тумбе стоял большой цветной работающий телевизор. Гарри остановился и некоторое время наблюдал за поездкой какого-то мальчика на велосипеде. Улицы на экране выглядели почти настоящими. Наверное, шел какой-то фильм. Гарри знал о том, что это такое. Кожаные светлые диваны и кресла стояли в центре огромного помещения, обеденный стол в столовой, который было видно из гостиной, был стеклянным, как стены следующих трех этажей. На журнальном столике стояли живые красные цветы. Их наличие удивило Гарри.

— Ты теперь здесь живешь, Хвост?

— Сейчас да, раньше я здесь только принимал… гостей.

В гостиную вошла девушка, одетая в спортивную одежду. Она была высокой. Точно выше Питера, даже когда он был в образе другого более высокого человека, и очень стройной. Волосы ее были собраны в неаккуратный хвост. И Гарри мог сказать, что она выглядела странно. Кукольно. Как лучшие куклы из магазина Дэллис, что находился в Косой Аллее и славился реалистичностью своих изделий. В прошлом году Мегги купила такую куклу Мире: идеально большие глаза, тонкий нос, правильной формы губы. Но Мира решила накрасить куклу и теперь ее губы были фиолетового цвета. У вошедшей девушки губы не были испорчены фиолетовой краской.

— Ой, Пит. Я ожидала вас позже, Ал еще не приходил сегодня.

— Мне он не нужен, у нас разговор с мистером Поттером.

Гарри поморщился от официального обращения. В устах Хвоста это звучало неприятно, даже если вместо самого Хвоста Гарри разговаривал с незнакомым внешне человеком — Оборотное зелье еще действовало.

— Мистер Поттер, присаживайтесь. Принести вам чай или сок? — спросила девушка.

— Сок, если можно, — попытался вежливо ответить Гарри.

Ему становилось все более некомфортно, он присел на краешек кожаного кресла, сделанного из такой же мягкой кожи, из какой была выполнена любимая сумочка Мэгги, которую Мира разрисовала прошлым летом. Кресло даже не было скользким и гладким, как кожаные диваны в гостиной Слизерина или в старом доме Хвоста. К материалу, из которого оно были сделаны, хотелось прикоснуться не только задницей, когда садишься, но и провести рукой, почувствовать бархатистую нежную кожу. Гарри так и сделал. Он начал выводить круги указательным пальцем на подлокотнике.

Хвост постепенно начинал походить на себя. Наверное, он ждал этого, прежде чем начать разговор. Всегда приятнее разговаривать со знакомым человеком и смотреть в знакомое лицо. Он развалился в кресле напротив более удобно, по-хозяйски, закинул руки за голову и прикрыл глаза, как будто устал. В тишине прошло несколько минут, пока высокая девушка не принесла Гарри сок, а Хвосту кофе.

— Благодарю, Алиша, — улыбнулся Питер и шумно отхлебнул кофе из чашки. Мэгги говорила, что так делать не положено по этикету, но Хвост никогда не любил бывать на мероприятиях, где этот этикет соблюдали.

Еще несколько мгновений они сидели в абсолютной тишине. В доме не было никаких лишних звуков, ни тиканья часов, ни скрипа половиц. Дом был молчаливым, красивым и жутким, как теперь казалось Гарри. И эта кукольная Алиша была жуткой. Она осталась стоять в гостиной. Не присела, не ушла. Она как будто стояла над душой Гарри. Его это злило, но Хвост не собирался прогонять ее.

— Гарри, мне нужна твоя помощь, — резко и прямо сказал Хвост.

Хвост уже полностью преобразился. Он почти не изменился с тех пор, как Гарри его видел в последний раз. Слегка лохматый, но уже лысеющий и седеющий. Он всегда выглядел таким глуповатым простаком, но доброжелательным, готовым помочь в трудной ситуации. Сириус рассказывал, что Хвост часто выручал их в школе. Хвост выручил Гарри в ситуации с самоубийством Сириуса. Он поговорил с Мэгги.

— Моя помощь? — удивился Гарри.

— Да. У нас был кот, Чертенок, помнишь?

— Да, пятнистый большой книззл. Я его помню.

— Его забрали авроры.

— Зачем им книззл? — удивился Гарри.

— Да просто, чтобы он не сдох один в квартире. Так вот, Гарри. Все знают, что Сириус был моим другом. Все знают, что я общался с твоей семьей. Поговори с Мэгги, напиши какое-нибудь заявление, чтобы тебе отдали Чертенка. Скажи, что часто бывал у нас дома и любил этого кота, и теперь хочешь забрать его себе. Наверное, заявление надо писать в Отделе регулирования магических популяций, уточни этот момент. В общем, там как-нибудь разберись, ты уже не такой маленький.

— Ээ, хорошо, Хвост. Я заберу Чертенка, если мне позволят это сделать. Он так сильно тебе нужен?

— Нет, плевать мне на кота, можешь оставить его себе. Книззл этот больной, у него вечные аллергии, и Лиззи выписывала ему специальные таблетки из Индии. Там сложный набор лекарств, и они хранятся у меня дома в гостиной, в нижнем ящичке шкафа с кассетами. В небольшой черной тканевой сумке. Потребуй, чтобы тебе разрешили найти лекарства. Они могут проверить содержимое сумки, позволяй им любые проверки, это не важно.

— Чертенкок правда такой больной? — Гарри хорошо помнил кота, который любил сидеть на бумагах Хвоста в его старом кабинете с компьютером. Тот выглядел весьма бодро.

— Нет, он здоров. Но нужные документы предоставит ветеринар Хопкинс, у него клиника в Лондоне, мы водили его туда. Это не важно. Мне нужно, чтобы ты достал кассету из видеокамеры в гостиной. Я знаю, что это будет сложно, придется отвлекать авроров, тебе придется на месте что-то придумывать. Последние события записывались на ту кассету, что внутри, помнишь же? Я объяснял принцип. Мне нужно знать, что произошло, когда я сбежал.

На некоторое время снова воцарилась тишина. Гарри было страшно идти в Министерство. Требовать кота, врать, что он привык к животному, хотя он лишь гладил Чертенка несколько раз, и тот не очень-то его любил. Он был более благосклонен к Мей. Но отвлечь аврора настолько, чтобы забраться на стул и вытащить кассету — это было практически нереально. Гарри был уверен в этом.

— Хвост, зачем ты убил Лиззи?

— А? Что? Я не убивал ее, конечно же, — буднично отмахнулся Хвост, сделав еще один шумный глоток.

— Но в газетах писали…

— Поэтому мне и нужна та кассета, Гарри. Поверь мне, я больше твоего хочу понять, что случилось с Лиззи.

Хвост поставил чашку на журнальный столик. Он поднялся, подошел к креслу, где сидел Гарри. Присел перед ним на корточки и посмотрел прямо в глаза. Веки его казались тяжелыми и нависшими, а под глазами свисали приличных размеров мешки. Но маленькие светлые глазки все так же озорно бегали, как будто не могли задержаться на одной точке.

— Гарри, мне нужно знать, что эти проклятые авроры сделали с моей женой.

— С чего ты взял, что они не вытащили кассету и не забрали все? Вдруг я приду, а там ее нет? Или они сами найдут ту сумку, а я даже не попаду к тебе в дом!

— Они бы не смогли ее забрать. Они ящики с кассетами даже не видят, как и камеру. Так и скажи в Министерстве, что не Хранитель, но доступ есть, поэтому забрать лекарства можешь только лично. Камеру можем видеть лишь я, Лиззи и ты.

— Я? — удивился Гарри.

— Помнишь, мы говорили летом, что рано или поздно Аврорат выйдет на меня? Мне тогда показалось, что я могу доверять тебе. Я специально придумал историю с больным котом, чтобы случись что, ты смог бы попасть в дом. Кот на самом деле начал у них сильно линять, я его… немного травил, чтобы история была правдоподобной.

— Кот умрет, если его не забрать? — испугался Гарри.

— Конечно, нет. Но все же советую ему дать те «лекарства» из Индии, они на основе безоара. Чертенок перестанет линять.

Хвост сидел перед Гарри. Он выглядел искренним. Как Гарри мог поверить, будто тот убил свою жену? Это же Хвост! Да, тот занимался какими-то странными вещами, но он ему говорил летом, что любит Лиззи. Почему Гарри ему не верил и подумал нехорошее? Гарри почувствовал, как совесть начинает его грызть. Как он посмел думать плохое про того, кто всегда его поддерживал!

— Хорошо, я постараюсь сделать все, как ты сказал, Хвост.

Когда Гарри пришел домой, после разговора с Хвостом, разложил вещи и был приглашен на ужин, Мэгги вручила ему пригласительное письмо. Письмо не удосужились отправить ему заранее в Хогвартс, но номинально оно было написано верно: его — Гарри Поттера, и его семью, как уже звучало однажды в приглашении к Малфоям, звали на рождественский прием к Селвинам.

— А если я откажусь? — спросил Гарри у Мэгги.

— Это будет… некрасиво с твоей стороны, — не глядя на Гарри бросила Мэгги. — Селвины — уважаемые люди, чтобы отказываться от их приглашения.

— Тогда пусть в следующий раз они шлют приглашения на мое имя, а не адрес дома, где меня нет! — вспылил Гарри.

— Ты можешь передать свои недовольства Ричарду Селвину при личной встрече, Гарри, — абсолютно спокойно произнесла Мэгги, глядя на него открыто.

Она снова издевалась. Все было как прежде, будто он и не уезжал на семестр в школу.

— Хорошо, я понял тебя, — улыбнулся ей Гарри. — Тогда я возлагаю на тебя обязанность по пересылке мне писем, приходящих на этот адрес, иначе ты рискуешь… — он не стал договаривать.

— Чем?

Гарри не хотел ссоры. Не хотел угрожать судьбами людей, которые ни в чем не виноваты. Он много чего не хотел. Ему было очень обидно, что к нему относятся, как к идиоту, что Мэгги только и находит повод над ним поиздеваться или демонстративно игнорировать его четыре месяца в школе, ни разу не поинтересовавшись его делами. Хотя бы из приличия.

— Ты чувствуешь себя чужой в этом доме? — спросил Гарри.

Сам он себя чужим здесь чувствовал. Каникулы только начались, а он уже хотел вернуться в Хогвартс.

— Я должна?

— Да.

Мэгги улыбнулась, но ничего не ответила. Ужин был вкусным, вкуснее, чем в Хогвартсе. Там не подавали жареные ребрышки. Мей как будто изменилась за эти несколько месяцев. Казалась немного выше, а ее светлые волосы, собранные в обычный низкий хвост — домашнюю простую прическу, были длиннее, чем помнил Гарри.

— Мей, помнишь Чертенка?

— Конечно, помню. Я спрашивала, куда его дели после всего случившегося. Мама сказала, что он уже у новых хозяев.

— Мы должны забрать его себе, ты так не считаешь?

— Я была бы не против, мне нравился этот кот, но если его уже пристроили другим людям…

— То можно его у них забрать. Хвост как-то жаловался мне, что Чертенок — проблемный книззл, у него были вечные аллергии. Даже на пыль, представляешь!

— Я помню, блала его на луки, а он линял и чихал! — вставила свое Мира. — И вылывался!

— Потому что ты делала ему больно, — пояснила Мей таким голосом, будто говорила это не пятилетней Мире, а непроходимому тупице.

— Лиззи и Хвост покупали Чертенку всякие лекарства, он давал их при мне. Там какой-то сложный состав, они выписывали их из Индии, помню, — непринужденно говорил Гарри, отрезая сочный кусочек мяса. — Хвост как-то сказал, что без этих лекарств этот книззл помрет. Жаловался еще на породу, что вот дворовые обычные коты всегда здоровые, а этих продают дорого, так он еще и сдохнет раньше времени, а по уму никакой он не книззл.

— Неправда! Он был умным котом!

— Все равно он скоро умрет без лекарств, — Гарри положил в рот кусочек мяса, смотрел он в это время на Мэгги, которая весь разговор о коте молчала.

— Мама, я не хочу, чтобы Челтенок умилал! — воскликнула Мира и забила кулочками по столу в знак протеста.

— Думаю, в Министерстве все знают, что наша семья общалась с семьей Хвоста, как бы печально не было это афишировать общественности, — траурным тоном сказал Гарри. — И никого не удивит, если мы попросим Чертенка себе. Полагаю, после Рождества, можно обратиться в Отдел популяций, наверняка там искали ему новых хозяев.

— Мама, мы же можем так сделать? — спросила Мей.

— Попробуйте, — пожала плечами Мэгги.

— Ты сходишь с нами в Министерство? Мам, мама… ну, пожалуйста!

Мэгги на это только вздохнула. Гарри улыбнулся уголком рта.

* * *

Гарри подумал, что Селвины были главными конкурентами Малфоям по богатству и пафосу, который они излучали. Дома этих семей были невероятно огромными, и те, и другие устраивали пышные праздники по малейшему поводу, и старались пригласить как можно больше народу, чтобы их богатство и пышность увидело как можно большее число магов. Причем одни и те же праздники они отмечали в разное время, чтобы была возможность позвать одних и тех же гостей, а также друг друга, как будто специально давая магам повод сравнить их, да и самим сопоставить свой уровень. Эта конкуренция была какой-то даже забавной.

Гарри думал над этим, стоя под огромной люстрой в самом центре главного, большого зала, где народу было больше, чем на обеде в Хогвартсе, а серьги и украшения приглашенных дам сияли так же ярко, как хрусталь люстры, на которую Гарри смотрел. За роялем играли непринужденную музыку, не танцевальную, но Поттеру хотелось под нее щелкать пальцами в такт, что он и делал.

— Вот бы она сейчас упала, — шепотом сказал он нелепую мысль, продолжая смотреть на люстру.

— Она бы тебя прибила, Поттер, — усмехнулся знакомый голос.

Гарри обернулся. Сзади него стояли Нотт и Малфой, рядом с последним улыбался, показывая свои огромные передние зубы Ригель Лестрейндж. Слова принадлежали, конечно же, Малфою.

— Это уже мелочи жизни, Малфой. Представь, какой бы был переполох. Как бы все женщины завизжали. Смотри, твоя мать стоит достаточно близко, чтобы ее лицо расцарапало осколками!

— Не смей ничего говорить о моей матери!

— Даже то, что она очень красивая женщина, а это прекрасное светло-серое платье ей очень идет? Прости, но я ей это уже сказал минут десять назад, ты опоздал с предупреждениями.

— Какой же ты идиот!

— Прекрати, ты сам ведешь себя как идиот, — не глядя на Малфоя произнес Ригель.

— То есть, по-твоему, нормально стоять и размышлять, как было бы здорово, если бы на тебя свалилась огромная люстра? — Малфой развернулся к своему кузену.

— Но если бы она упала, то бы было неожиданно и весело! А так тут настолько скучно, что я могу предсказать каждое событие этого вечера, — ответил на выпад Ригель. — И мы вообще-то с тобой поспорили!

— Но потом ты увидел Поттера, любующегося люстрой, и решил подойти к нему!

— Тебе просто слабо, ты готов на что угодно отвлечься, даже на Поттера, лишь бы не сдерживать свои пустые слова! — Ригель показал Малфою язык.

— Ничего мои слова не пустые, мне не слабо!

— Тогда идем! Поттер, пойдем с нами!

— А он-то нам зачем? Он потом наябедничает Селвинам! — возмутился покрасневший Малфой.

— О чем спор? — наконец поинтересовался Гарри, улыбаясь Ригелю. Видно, что Лестрейндж развел Малфоя на какую-то ерунду, на такое посмотреть — и хорошее настроение на вечер гарантировано.

— Я считаю, что Драко вырос будто изнеженная барышня и только строит из себя человека, который хоть на что-то способен, — Ригель почти все время улыбался, причем от него исходила какая-то заразительная, магнетическая искренность, что самому Гарри хотелось улыбаться в ответ и поскорее узнать, что за глупость Лестрейндж придумал для своего кузена.

— Может тебя растили как изнеженную барышню, вот ты по себе и судишь? — не остался в долгу Малфой, но все же в этом споре он был ведомым.

— Ваши препирательства услышала даже я! — к ним подошла Мей, которая отделилась от группы девочек, в числе которых были и Паркинсон с Гринграсс, и которые поглядывали на спорящих Малфоя и Лестрейнджа. Видимо, разговор был действительно громким. Хорошо, что вроде бы никто из взрослых не обращал на них внимания.

— Так в чем суть? — почти шепотом спросил Гарри.

— Я заявляю, что Малфой не сможет убить курицу из курятника Селвинов любым, доступным ему способом, а он говорит, что это для него вообще не проблема, — тут же отозвался Ригель.

Мей скривилась.

— Вы серьезно?

— Я тоже думаю, что Малфой не сможет этого сделать, — подначил Поттер. — Слишком не его это, когда надо действовать. Он только и может, что языком трепать.

— А ты сам смог бы убить курицу? — внезапно спросила Мей, и повернувшись к Ригелю добавила. — И ты? Или вы только и умеете, что подстрекать и говорить всякую ерунду? Накинулись на человека, чтобы заставить его делать то, что он не хочет!

Гарри от неожиданности уставился на нее. Она уперла руки в бока и выглядела так странно, как будто отголосок беззаботного детства, когда Мегги отчитывала их за глупые ссоры и споры. Он давно не слышал ничего подобного от взрослых, и никак не ожидал услышать от Мей.

— Я бы смог. Не переживай, — усмехнулся Ригель. — Ты просто струсила. Или тебе жалко бедную курицу. Только ты девочка и тебе такое простительно, а вот барышне Малфою нет. Верно, Гарри?

— Я не барышня! Уж я-то не струсил, мы вообще-то шли в этот гребанный курятник, пока ты не заметил Поттера! — Малфой был красным, как рак.

— Поттер, твоя сестра спросила тебя, а ты уклонился от ответа на вопрос, — впервые подал голос Нотт.

— Слова — это мусор, я могу говорить, что угодно. Так какая разница, что я скажу? — Гарри посмотрел на Нотта снисходительно.

Ригель поднял руки в примирительном жесте, он все так же улыбался. Этой искренней и немного безумной Блэковской улыбкой, которая иногда появлялась на лице Сириуса, и которую ему уже довелось видеть на лице Бэллы Лестрейндж.

— Ребята, есть только один способ узнать наверняка, — сказал он, оглядывая всех присутствующих. — Но я боюсь, нет ли среди нас ябед?

Ригель выразительно посмотрел на Мей. Она в ответ состроила противную гримасу. Гарри знал Мей уже много лет и знал, как с ней нужно общаться.

— Не смей говорить такое о Мей! Она не из глупых девчонок, которые тут же бегут к мамочке! — сказал он, зная, как его слова подействуют. Теперь Мей в жизни не расскажет никому из взрослых о споре.

— Ну тогда идем? — развел руки Ригель.

Мей показала девочкам жестами, чтобы те оставались. Махнула рукой, вроде как сейчас она подойдет. Они насторожились, но остались, не пошли за ними. Ригель припрыгивал, то ли от нетерпения, то ли от радости. На них на всех были легкие парадные мантии, и зимний холод быстро освежил Гарри мозги. Он понял, что Мей, сама того не желая, очень сильно усугубила ситуацию. До этого она принимала такие обороты, что Ригель бы посмеялся над попыткой Малфоя убить ту чертову курицу, или же Малфой убил бы ее, и все вернулись бы в дом. Сейчас же все может развернуться иначе.

Фонтан во дворе не работал, а Ригель и другие почему-то прекрасно знали, где в этом доме находится курятник. Все уверенно направились мимо фонтана, постепенно дорога из красивой, выложенной камнем и расчищенной, превратилась в обычную, засыпанную щебенкой, а мороз уже давно начал пробираться под легкие мантии. Гарри чувствовал, как у него стучат зубы от холода, и понимал: если на ночь они с Мей не выпьют бодроперцовое зелье — простуда им обеспечена.

Наконец, они пришли на место. Курятник был большим, но не больше, чем у Хагрида, разводившего птиц, наверное, для целой школы, а не одной семьи. А вот запах был тем же, что и за хижиной Хагрида. Гарри, продолжая стучать зубами от холода, посмотрел на небо. Ночь выдалась ясной, а небо звездным, что было удивительным для этого времени года. Поттер пригляделся и увидел падающую звезду. Он проследил за ее движением, даже не слушая голоса Ригеля и Малфоя, которые уже открыли деревянную, выкрашенную в синий цвет, дверь. Гарри поспешил протиснуться вслед за ребятами, последней входила Мей. Он тут же ощутил приятное тепло — помещение прогревалось, и это, казалось, единственное, что ему было нужно в данный момент. Обитатели курятника встрепенулись от шума. Их кудахтанье как будто было здесь каким-то лишним, хотя лишними тут были как раз они.

— Ну что, герой, — сказал Ригель, — выбирай любую.

— Ступефай! — слабым голосом произнес Малфой, но заклинание подействовало. Одна из куриц свалилась на пол, но тут же быстро встрепенулась, поднялась и побежала в сторону от Малфоя. Остальные курицы оживились и начали кудахтать громче прежнего.

— Инкарцеро! — связанна курица рухнула на пол, застеленный соломой.

— Убить, Драко, а не поймать, — Ригель, стоящий позади, ухмылялся. Он засунул руки в карманы, и вся его поза была уверенной и вальяжной, будто он показывал, какой Малфой жалкий, в отличие от него.

Малфой подошел к курице, нахмурился. Тонкая складка пролегла между его бровей — таким задумчивым Гарри не видел Малфоя даже на уроках. Наверное, он продумывал, какое из заклинаний, что он умеет применять, будет смертельным и быстрым. Приходилось признать, что и в голове Гарри такое было одно, но он был уверен, что оно, во-первых, не получится, во-вторых, лучше его никогда не произносить. Хотя… Вдруг в его жизни возникнет ситуация, когда ему будет необходимо защититься от противника? Может быть, это будет какая-нибудь тварь, на которую не будут действовать простые останавливающие защитные чары? Или противник будет человеком, но настолько искусным в защите, что ни одно из заклинаний, от которых есть барьеры, не подействует? Что тогда бы порекомендовали учителя по Защите от темных искусств, кроме Авады Кедавры? «У тебя нет таких противников, — тут же подумал Гарри. — Такие есть у сильных магов. У политиков, наверное. Или у таких, как директор Дамблдор, противником которого был сам Гриндевальд. Или у таких, как Бэлла Лестрейндж, которую многие ненавидят за то, что она избежала Азкабана…»

— Ты идиот! Маменькин сынок и нежная барышня, вот кто ты, Драко! — смеялся Ригель.

За собственными размышлениями, происходящее вокруг Гарри было каким-то туманным. Нереальным. Глупым. Это сон. Ведь не может же быть такого на самом деле? Чтобы они впятером стояли в курятнике вокруг орущих обитателей этого места, Малфой, покрытый пятнами тяжело дышал и, руки его дрожали настолько, что он уронил палочку. Курица орала. Где-то у ее шеи виднелась рана, перья были в крови, она каталась по полу, пытаясь освободиться от веревок, пачкая кровью соломенную подстилку. Но курица была вполне живой, а вот Малфой, казалось, сейчас умрет. Он наклонился, чтобы поднять палочку, нащупал ее, но встать уже не смог. Упал на колени и спрятал лицо в ладонях.

— С дрожащими руками только Секо пытаться применить! — смеялся Ригель. — Ты жалкий маменькин сынок, трусливая девчонка! На что тебе палочка, если ты ей можешь сделать меньше, чем я без нее?

С этими словами Ригель схватил кричащую курицу и руками свернул ей шею. Она совершила еще несколько движений прямо в его руках, как будто по инерции продолжая свои попытки вырваться из пут Инкарцеро, отчего Ригель скривился. Спустя пару секунд ее тушка безвольно повисла в руках Ригеля, он подошел к замершей Мей и бросил труп курицы ей под ноги. Она взвизгнула и отскочила на назад. Ригель тоже отступил на несколько шагов назад в сторону насестов, как будто любуясь произведенным впечатлением: испуганной Мей, Малфоем, так и не оторвавшем ладоней от лица, Ноттом, который тоже смотрел на происходящее с легко читаемым шоком в глазах.

— Твоя сестрица спрашивала, слабо ли тебе, Гарри Поттер…

— Бомбарда! — Гарри молниеносно достал палочку, не желая ничего слушать.

Ригель стоял позади насестов полубоком, и жертвой Гарриной Бомбарды стала ближайшая к нему курица. Заклинание пронеслось мимо лица Лестрейнджа. Он не попал в голову, заклинание угодило в грудь птице, но так вышло даже лучше. Куски живой плоти ошметками разлетелись по курятнику, обрызгав стоящего ближе всех Ригеля. Его лицо было в перьях, крови и какой-то слизи, куриная голова отделилась целиком и улетела в сторону Малфоя, открывшего красное лицо с не менее красными глазами, и тут же отшвырнувшего прилетевшую в его сторону голову, вместе с каким-то непонятным возгласом. Ригель демонстративно и спокойно вытер с лица перья, размазав кровь и слизь.

— Не смей так разговаривать со мной или Мей! — сказал Гарри, направляя палочку на Ригеля. — Этот тон оставь для своего изнеженного кузена, а я не собираюсь терпеть к себе такое отношение, Лестрейндж.

Ригель улыбнулся все той же магнетической безумной улыбкой, которая теперь, когда его лицо было покрыто пятнами размазанной крови, а на щеке осталось прилипшее перо, выглядела по-настоящему ужасной.

— Я не хочу с тобой ссориться. Мне кажется, я единственный понимаю, почему тебе кажется забавным, если люстра упадет, а осколки порежут лицо миссис Малфой, Гарри Поттер, — Ригель расхохотался.

Гарри сам не понимал, почему ему казалось забавным падение люстры. Тем менее вероятным было то, что это понимает Ригель. Но Гарри не стал озвучивать эту мысль, и просто улыбнулся Лестрейнджу в ответ лишь одним уголком губ.

Пробраться в квартиру к Хвосту оказалось очень сложно. Новую хозяйку Чертенка в Министерстве Гарри назвали сразу, ей оказалась только окончившая Хогвартс и проходящая в данный момент курсы подготовки авроров Нимфадора Тонкс. Гарри знал ее не слишком хорошо, потому что Сириус по какой-то причине не поддерживал отношения со всеми родственниками, даже с кузиной Андромедой, которую сам же ни раз называл единственной нормальной Блэк.

Кота отдавать Тонкс не хотела. Тот уже весь облез и явно нуждался в лечении. Ветеринар, к которому она его отвела, единственный в Лондоне, занимающийся домашними животными помимо сов, про которого и говорил Хвост, сказал, что кот нуждается в тех самых индийских лекарствах.

Тонкс пыталась лечить его другими лекарствами, она связалась с продавцом из Индии, но оказалось, что у него с нового года закончилась лицензия на продажу этих лекарств и пока он ее будет переоформлять, пройдет три недели. Видимо, Хвост и тут все предусмотрел.

Когда Тонкс впустила в очередной раз свору детей — Гарри, Мей и Миру в свою маленькую квартирку проведать любимого кота, который до этого им всем был не интересен, но Гарри каждый день старался нагнетать нужную атмосферу, Чертенок уже не вставал. И Поттер подумал, что он ведь действительно сильно отравлен и умрет. Шерсть его скомкалась и росла какими-то проплешинами, потому что он ее счесал с половины своего тела, выглядел он худым, а взгляд его выражал ничем не прикрытую ненависть к человечеству, особенно к единственному его представителю — Мире, которая так и норовила его поднять, чтобы «погладить и успокоить».

— Он умрет, — сказал Поттер очевидное, хотя Хвост и не говорил ему, что дойдет до таких последствий. Кота было жаль.

Мира тут же разревелась, отчего Чертенок стал смотреть на нее еще более злобно. Волосы Тонкс приобрели черный оттенок вместо привычного розового — плач Миры ей, как и Чертенку, не пришелся по душе. Мей посмотрела на Гарри, как бы уточняя — правда это или нет. Она чувствовала во всем происходящем какой-то подвох. Гарри пожал плечами. Он переживал, что не успеет сделать то, что поручил ему Хвост. До конца каникул оставалось два дня.

— Говоришь, что можешь открывать шкафы в доме Петтигрю? — Тонкс недоверчиво сощурилась. — Все?

— Не знаю, но Питер говорил, что включил меня в список доверенных лиц. Он говорил, что это для того, чтобы я приносил ему пиво из холодильника, — попытался пошутить Гарри. Холодильник у Хвоста был защищен получше, чем дома многих волшебников, но там вместо продуктов находились какие-то ингредиенты для зелий. Гарри как-интересовался, зачем Хвосту маггловский холодильник, и тот сказал, что у него в доме минимум магии, чтобы не фонило разными заклинаниями. Магические места привлекают внимание Министерства. Чтобы показать, как работает этот холодильник, Поттеру пришлось прочитать адрес холодильника — он находился под Фиделиусом, будучи в комнате. Хвост говорил, что много Фиделиусов, наложенных в одном месте, не должно привлечь внимание — они будут ощущаться как один, но если один из них будет снят, то авроры удивятся.

— То есть ты говоришь, что можешь разобрать эту защиту, где одни Фиделиусы внутри других?

— Не могу, я имею доступ. Могу открыть вам холодильник! — распсиховался Гарри.

Он уже не знал, как подойти к Тонкс. То ли пообещать ей, что они смогут по новой обыскать дом, но тогда придется действительно что-то открывать, кроме шкафов в гостиной. Выйти на связь с Хвостом Гарри опасался и поэтому не знал, можно ли ему предлагать это аврорам. То ли продолжать приводить жалостливую Миру, которая каждый раз ревела, стоило сказать вслух, что Чертенок совсем болен. Но времени больше не было.

— И что будет в холодильнике?

— Да откуда я знаю? Я не общался с Питером с августа! Я был в Хогвартсе!

Гарри постепенно переставал жалеть, что Сириус не поддерживал отношения с Тонксами. Нимфадора оказалась мнительной и упрямой до безумия. Хоть и бывала иногда забавной, ее способность метаморфа восхищала Поттера.

— И ты, имея доступы к холодильникам, шкафам и прочему, хочешь сказать, что не знал, чем занимается твой приятель?

— Он не мой приятель, а друг Сириуса, — обреченно вздохнул Гарри. — Мне одиннадцать лет! Ты думаешь, он доверял мне свои секреты? В холодильнике было пиво, он предпочитал не использовать в доме магию разного вида, там было все в маггловской технике: компьютеры, телевизор, холодильник, плита — все! И все скрыто Фиделиусами. Хранителем была Лиззи, это я точно знаю.

Русская матрешка. Как-то так сказал Хвост. Он говорил, что рано или поздно они найдут эту квартиру, но не найдут в ней ничего интересного. Оказывается, многое из того, что видел Гарри, приходя туда — видел только он. Это он выяснил из разговоров с Тонкс — о видеозаписях они точно не знали. Наверное, Хвост хотел запутать авроров. Скорее всего, у него даже вышло.

— Я н-не хо-о-о-очу, чт-о-о-обы Челте-е-е-енок умилаааал! — громче прежнего взвыла Мира.

— Я поговорю завтра с коллегами, — по-деловому сказала Тонкс.

С коллегами. Гарри улыбнулся ей, не став делать акцент, что никакой она не аврор, и поговорит она со своими учителями, а не коллегами.

— Там все опечатано, но все скрывающие чары рано или поздно снимут, это не самая надежная магия, любые заклинания можно снять или отменить, кроме… Поэтому они и не хотели тебя пускать. Вдруг ты…

— Вдруг я с ним в сговоре? Ты серьезно? — Поттер натурально выпучил глаза и уставился на Тонкс.

— Да, я им тоже говорила, что ты сопляк, стал бы тебе что-то доверять такой, как Петтигрю. Но у них свои доводы, мол, детьми легко манипулировать…

— Ты уверена, что хочешь работать с такими тупицами, из-за упрямства которых умрет книззл?

Тонкс слабо улыбнулась. Гарри тяжело вздохнул. Как же правы ее коллеги. Детьми все только и делают, что манипулируют. А потом ничего не говорят, потому что ты еще маленький и глупый!

* * *

Разрешение выглядело пафосно, на нем стояли три размашистые подписи, и говорилось в нем, что они — Гарри Поттер и Меисса Блэк, в сопровождении опекуна Маргарет Блэк, могут войти в опечатанный дом Питера Петтигрю, чтобы взять необходимые лекарства. Гарри радовался любопытности Мей, которая весь вечер прожужжала уши Мэгги, чтобы та, когда придет в Министерство получать это разрешение, обязательно вписала и ее тоже.

— Мей, мне нужна твоя помощь, — Гарри заглянул в ее комнату. Она уже ложилась спать, включен был только ночник.

— Заходи, я еще не сплю, — Мей отбросила одеяло, и села на кровати, скрестив ноги по-турецки.

— Завтра мне нужно будет отвлечь авроров…

— Я знала! — Мей подпрыгнула на кровати, глаза ее загорелись. — Я так и знала, что все это не просто так! Ты не думай, что ты самый умный и смог всех обмануть. Не такой уж ты хитрый, каким себя считаешь!

— К сожалению, — вздохнул Гарри, и улыбнулся Мей. — Поможешь?

— Я не представляю, как можно отвлечь авроров! Если громко заору, они на меня обернуться на секунду. Тебе хватит секунды?

Гарри засмеялся, представив эту ситуацию, Мей тоже начала смеяться. Поттер, чувствуя, как напряжение всех этих дней отступает, позволил себе начать щекотать Мей, как в раннем детстве, отчего она начала смеяться и вырываться. Она запуталась ногами в одеяле и скатилась с кровати на пол. Села, облокотившись о кровать, Гарри сел рядом, скопировав ее позу. Она все еще поглядывала на него, продолжая посмеиваться, Поттер тоже улыбался. Такой беззаботный вечер!

— Дай руку, — сказал Гарри, и Мей протянула ему свою ладонь.

Он вложил в нее кольцо, которое нашел Кричер два года назад. Сириус хотел выбрасывать все, связанное с темной магией, когда оно в очередной раз находилось в доме. И они с Мей подговорили домовика оставлять эти вещи. Гарри тогда думал, что за них можно попросить хорошие деньги, когда они подрастут. Мей мечтала купить себе огромного плюшевого медведя чтобы спать на нем вместо кровати, а Гарри хотел самую лучшую метлу. Тогда к выходу в будущем году во всех журналах рекламировали Нимбус-2000.

Мей смотрела на кольцо. Гарри достал из кармана маленький безоар, начал его подбрасывать правой рукой, а ловить левой.

— У авроров наверняка есть свои безоары, — вздохнула Мей.

— Не сомневаюсь, но вдруг… Я не хочу твоей смерти.

— Ну, спасибо и на этом, — сказал Мей, и отчего-то снова засмеялась. Она, улыбаясь, посмотрела на Гарри, но глаза ее больше не смеялись, как минутой ранее. Они были ледяными. Как у Мэгги, когда она злилась. — Ты знаешь, о чем подумал Ригель Лестрейндж в том дурацком курятнике и почему он… уступил тебе?

— О чем?

— Что ты показал ему, как ты убил моего отца, — жестко припечатала Мей. — Он сын безумной Лестрейндж, которая пытала магглов для забавы. Я читала о ней! Он тебя уважает только потому, что думает, что ты такой же, как они. Ты такой же?

— Я не убивал Сириуса и не стал бы пытать магглов для забавы. Не вижу в этом ничего забавного, — серьезно ответил Гарри. Такая мысль ему не приходила в голову, но сейчас он постарался это представить и выходило, что ему такое бы точно не понравилось. Он никогда не общался с магглами, но выглядели они так же, как и маги, и говорили на том же языке. Они точно не были курицами из курятника Селвинов.

— Тогда они скоро перестанут тебя уважать, — весело заявила Мей. — Но пока ты такой же, ведь ты даешь мне кольцо с ядом! Будет больно?

— Я не знаю. Если ты не можешь… Мей, — Гарри пересел так, чтобы смотреть Мей прямо в глаза. — Если ты не хочешь, я не заставляю тебя. Если ты меня боишься… Я даже не знаю, что и думать, потому что я не хочу, чтобы тебе было больно. Я не убивал Сириуса! Он сам, Мей!

— Я тебя не боюсь! — вскинула голову Мей. — Ты пытаешься казаться взрослым, хитрым и расчетливым. Но ты бы не смог так же, как Ригель, задушить ту курицу руками. Ты можешь только кинуть заклинание и остаться с чистенькими руками, как будто ты не при чем. Спокойной ночи, Гарри!

Мей поднялась и забралась обратно на кровать, подобрала с пола упавшее одеяло и укутала им ноги, подложив под них одеяло со всех сторон, чтобы ночные монстры и ветер не смогли добраться до ног. Гарри всегда делал так же. Поттер тоже встал с пола и пошел к выходу из комнаты.

— Ты поможешь мне завтра? — оглянулся он напоследок.

— Я же не швырнула эта проклятое кольцо тебе обратно. Значит, помогу.

* * *

Их было двое — авроров. И Тонкс. Они следили за каждым шагом. Гарри осторожно вошел в гостиную, мимолетно бросил взгляд на камеру, из которой ему предстояло вытащить кассету. И начал открывать шкафы, которые с каждым открытием дверцы становились видны аврорам. Поттер на этих каникулах прочитал все про Фиделиус и знал, что после смерти Хранителя, обязанность переходит на всех, кто имел доступ. Поэтому он сейчас как один из Хранителей, открывал доступ аврорам. Гарри решил, что так и было задумано Хвостом, ведь почти все ящики были пустыми или содержали ненужный хлам, вроде елочных игрушек или старых журналов. Может быть, на шкафах была какая-то еще защита, к которой у Гарри уже не было доступа, но на самом деле за ненужным хламом было что-то еще. Или Хвост просто издевался над аврорами, спрятав под Фиделиус каждый маленький ящик с безобидными вещами.

— А Петтигрю готовился заранее, все убрал, — усмехнулся один из авроров — высокий и худощавый, с длинными волосами, собранными в хвост.

— Я хочу в туалет! — сказала Мей.

— Потерпишь несколько минут, — сказал тот же аврор.

— Я очень-очень сильно хочу!

— Да пусть ребенок сходит в туалет, — другой аврор потолще и пониже ростом был явно добрее. — Тонкс, сопроводи ребенка, только проверь, чтобы этот придурок не повесил каких-нибудь проклятий на толчке.

Мей посмотрела на Гарри, прежде чем покинуть гостиную. Тонкс приобняла ее за плечи. Волосы ее были ярко-розовыми, значит она не злилась.

Гарри казалось, что прошло не меньше минуты, прежде чем он услышал крик Мей.

— Аврор Уильямсон! Срочно! — издалека послышался голос Тонкс.

Оба аврора и Мэгги выбежали из гостиной. У него было мало времени. Гарри быстро схватил руками стул, стоящий у стены и побежал к углу, где была прикреплена камера. Не думая над тем, как именно достается кассета, он просто со всей силы вырвал камеру. Она поддалась легко, как будто ее крепили с таким расчетом. Он тут же приложил камеру к порталу, активировав его помощью слов «эй, ты». Порталы делал для них с Мей Хвост в качестве шутки, когда еще Сириус был жив. Говорил, что в случае поединка с противником, кричишь ему «эй, ты», и исчезаешь. Они потом попортили много таких порталов с Мей, и несколько раз получали нагоняй от Мэгги, когда шутили с ней. Однажды Мей использовала портал прямо во время обеда, и они с Сириусом долго смеялись, а Мэгги отругала Мей за некрасивое поведение.

Гарри быстро спрыгнул со стула, оттащил его обратно к стене, пожалев, что не владеет заклинанием Акцио. После этого он вышел в коридор и пошел в сторону голосов. Закинул маленький кусочек безоара, до этого лежавший в кармане, который он демонстративно утром показал Мей, на полку в коридоре на случай, если кто-то вздумает проверить его карманы.

Мей уже привели в чувство. Она полусидела в коридоре, облокотившись о стену.

— Я обратила внимание, что что-то блестит у мусорного ведра в туалете, мне стало интересно, и я взяла кольцо в руки. Оно показалось мне старинным, красивым, я его примерила и почувствовала ужасную боль… — рассказывала Мей. Голос ее был очень слабым, наверное, сильную боль она и в самом деле почувствовала.

— Ну, на Петтигрю повесить еще и хранение темных артефактов, — сказала Тонкс, сидящая с Мей на полу, и обнимающая ее. Теперь ее волосы были красными, а черты лица как будто более заостренными.

Гарри подошел к Мей, присел напротив и посмотрел на нее. Выглядела она бледной, а взгляд ее не предвещал ничего хорошего. Видимо, яд в кольце действительно был болючим. Поттер оглянулся, и глаза его встретились с глазами Мэгги. Он понял, что она все знает.

— Я нашел пакет с лекарствами, — сказал он.

* * *

Его припечатало к стене, горло больно сдавило, словно тисками, но все же он мог дышать. С трудом, но мог. Сглотнуть ему уже не удалось.

— Ты. Чуть. Не. Убил. Мою. Дочь! — Гарри очень давно не видел Мэгги такой злой, и еще никогда она не смела применять к нему столько физической силы.

— Мама! Я бы не умерла! — вмешалась Мей.

— Заткнись!

— Зачем? Зачем, Моргана тебя дери, Поттер, тебе так нужно было в дом Петтигрю? И ради этого ты готов рисковать жизнью моей дочери?

— Я…н…гу… — Гарри хотел ответить, но давящие тиски у горла едва пропускали воздух, говорить не выходило вообще.

— Если бы моя дочь умерла, клянусь, задушила бы тебя собственными руками, а твое тело скормила бы свиньям!

Мэгги была в ярости. Ее аккуратная прическа растрепалась, на щеках аллели яркие пятна. Спустя несколько секунд она отменила заклинание, и Гарри рухнул вдоль стены, хватаясь за горло и тяжело дыша.

— Зачем. Тебе. Нужно. Было. В. Дом. Петтигрю?

Гарри не думал, что в этом был какой-то особенный секрет, но решил молчать из принципа. Может быть, если Мэгги будет думать о Хвосте хуже, чем он есть на самом деле, как об убийце Лиззи, и при этом знать, что он поддерживает отношения с ним, то будет вести себя осторожнее. Но тут Поттер просчитался.

— Империо! — уже спокойным и каким-то отрешенным голосом произнесла Мэгги.

Еще до того, как заклинание достигло цели, Гарри охватил ужас. Он уже не помнил, когда в последний раз так сильно боялся. А потом страх прошел. Не осталось ничего, только странная пустота и ощущение правильности происходящего.

— Зачем тебе нужно было в дом Питера, Гарри? — спокойно, почти ласково спросила Мэгги.

— Мне нужно было достать кассету из видеокамеры.

— Зачем?

— Хвост хотел посмотреть последние события, которые на ней записаны.

— Что значит записаны?

— Это маггловское изобретение, оно записывает происходящее. Хвост сказал, что не убивал Лиззи и хочет узнать, что произошло после того, как он покинул дом.

— И ты не подумал, что можно обсудить это со мной?

— Нет.

— Почему?

Странное ватное состояние в мозгах начинало проходить. Он точно не хотел вести этот разговор, он не хотел отвечать, но…

— Я не хочу просить у тебя помощи, не хочу никаким образом от тебя зависеть.

Мэгги улыбнулась. Сквозь белую пелену густых ватных облаков, Гарри понял, что она может узнать все, что угодно. И это будет так приятно, выложить ей все секреты, как на ладони. Но ведь этого нельзя делать. Он помнил, что секреты — это такие вещи, которые рассказывать нельзя. Только Мэгги не попросила его рассказывать секретов.

— Поклянись, что больше никогда не причинишь вреда моим детям! — приказал знакомый голос в голове.

Конечно! Он никогда не причинит им вреда! Но ведь это неправильно. Он может сделать это случайно, а клятвы — очень серьезные вещи. Что тот голос имел ввиду под вредом? А вдруг он захочет принести пользу, а голос посчитает это вредом. Он не должен слушать глупый голос. Но это так просто, так правильно, сказать: «клянусь».

Гарри собрал все свои силы, где-то на задворках сознания возникли и воспоминания о Непростительном, которое кто-то произнес. Мэгги! Это была Мэгги! А сейчас она просит сделать его правильные вещи! Но ведь это Мэгги, он не сделает ничего для нее! Медленно, очень медленно он поднял руку и посмотрел на свою ладонь. Вначале он загнул мизинец, затем безымянный палец. Сложнее всего было с указательным, он никак не хотел сгибаться. Но зато, как только он смог это сделать, то в голове тут же прояснилось.

Совершенно четкие воспоминания о произошедшем. Испуганная Мей, прислонившаяся к стене и прикрывшая рот ладошкой, которая была в шоке от случившегося не меньше самого Гарри. Растерянная Мэгги, и он — Гарри Поттер, показывающий ей средний палец.

— Какая же ты сука, Мэгги, — сказал он, качая головой.

— Ты не сможешь заявить в Министерство, ведь я расскажу о Питере, и о твоей попытке отравить мою дочь! — сощурила глаза Мэгги, пристально наблюдая за Гарри. Но слова ее звучали истерично, надрывно.

И он понял, что она на самом деле боится и в шоке от того, что произошло. От чего именно в шоке? От того, что ее злость зашла так далеко, что она позволила себе применить Непростительное или от того, что Гарри смог от него освободиться?

— Он не пытался меня отравить, у него был безоар, — шепотом произнесла Мей.

— И ты ему веришь? — Мэгги повернулась к дочери, ища поддержку в ней. — Он смог обмануть всех, забрать себе наследство Блэков, возможно, он даже убил твоего отца, Меисса…

— Но ведь ты на самом деле изменяла папе, почему Бен не мог…

— Потому что я знаю наверняка!

— Не хочу никого из вас слышать, не хочу, не хочу! — Мей, закрыв уши, выбежала из большой гостиной с камином, где все и произошло.

Гарри подошел к Мэгги, готовой разрыдаться. Он посмотрел на нее снисходительно и обнял ее. Она пока еще была выше почти на целую голову.

— Тшшш, ты не специально. Ты ведь не хотела применять ко мне Непростительное? — спросил Гарри шепотом. — Не хотела?

— Не хотела, — едва слышно ответила Мэгги, не шевелясь.

— Я так и думал. Я не виню тебя. Вышло не очень красиво, ты же понимаешь? — Гарри погладил Мэгги по волосам. Они были приятными на ощупь, как дорогой шелк, хоть некоторые пряди и были спутанными. Он постарался распутать их пальцами.

— Да, — Мэгги все так же не шевелилась.

— И ты ведь понимаешь, что не стоит лишний раз упоминать, что Бен — не сын Ричарда, а то он будет не бастардом Селвинов, а вообще никем? — прошептал Гарри, и резко отстранился.

Мэгги смотрела ему в глаза. Она молчала и, казалось, действительно не могла поверить, что события сегодняшнего дня происходили на самом деле.

— Что-то случилось с Малфоем, — заметил Забини, глядя в сторону парты, за которой сидели Малфой с Ноттом.

— С чего ты взял? — поинтересовался Гарри.

— Прошло два дня, а Малфой никого не задевал, даже Перкс не обзывал грязнокровкой.

— И?

— Обычно он любил это делать.

— Наверное, он поумнел, — пожал плечами Гарри.

— Наверное, — недоверчиво протянул Забини.

— Хватит болтать! Третья парта! — возмутилась МакГонагалл. — Пять баллов со Слизерина за разговоры. Я сказала внимательно прочитать главу учебника и тренироваться!

Малфой не оглянулся. Гарри тоже это заметил. Раньше, если с их факультета снимали баллы из-за него — Гарри Поттера, Малфой всегда кривился и мог высказать что-то такое, будто Шляпа ошиблась. Теперь же оглянулись только Паркинсон с Булстроуд. Последняя скривила такую неприятную гримасу на своем и без того страшном лице, что Гарри показал, будто его сейчас вырвет. Паркинсон покрутила пальцем у виска.

Как только прозвенел колокол, возвестивший о конце урока, Гарри тут же поспешил в столовую. С утра он не сходил на завтрак, так как вместо этого был в совятне, чтобы отнести посылку с той самой кассетой — ему казалось наименее подозрительно отсылать что-то со школьной совой. И теперь он ждал обеда так, как еще никогда не ждал. Забини еле поспевал за ним.

Гарри уселся на привычное место, напротив него сел Забини, сбоку Трейси, слева от Блейза Крэбб, Малфой и Гойл. Нотт сидел на той же стороне, что и Гарри, по другую от него сторону. Поттер сразу наложил себе побольше картофеля, выбрал окорок побольше, потянулся за бутербродом и случайно разлил сок Девис.

— Поттер, — скривилась Трейси, — Ну что ты делаешь? Нельзя было попросить передать тебе этот бутерброд?

— Извини, Дэвис, — сказал Гарри.

— У свиней свинские привычки, — одновременно с извинениями Поттера сказала Паркинсон.

— Свинья — это твоя подружка Булстроуд, у нее даже морда соответствующая, — тут же ответил Гарри.

— Ты жалкий идиот, Поттер, — скривилась Паркинсон. — Как твоя грязнокровная мамаша.

Гарри уронил вилку, и она с шумом ударилась о тарелку. Больше всего ему хотелось засунуть эту вилку Паркинсон в глаз, чтобы она визжала как свинья на убое, и он бы мог ей сказать, что свинья — это она.

— Пэнси, хватит, — тихо сказал Нотт. — Ты ведешь себя некрасиво.

Паркинсон посмотрела на него с недоумением. Сощурила глаза.

— Я веду себя некрасиво? Поттер разливает на Трейси сок, а я веду себя некрасиво! Видимо, свинство передается по наследству вместе с грязной кровью, — Паркинсон посмотрела в сторону Салли-Энн, которая в этот момент хотела положить себе салат, но поймав взгляд Пэнси тут же уронила салат на стол, не донеся его до своей тарелки. — Ну я же говорила! Дурная кровь!

— Если ты еще раз назовешь меня так и будешь что-то говорить о моей матери, то окажешься в Больничном крыле быстрее, чем сможешь пожаловаться своей чистокровной мамочке, — прошипел Гарри.

— Да, угрожай мне! — развеселилась Пэнси. — Ничего ты мне не сделаешь!

* * *

— Если добавить в это зелье на три капли больше драконьей крови, то спустя три дня оно взорвется, — сказал Блейз, отмеряя ровно двенадцать капель над их котлом.

Они впервые готовили сложное зелье, варка которого должна была затянуться на несколько уроков. В их котле была кристально чистая голубая жидкость, у друзих зелье было разных оттенков — от фиолетового, до темно-синего. Отличился как обычно Лонгботтом.

— Розовое! — сказал Снейп, заглядывая в котел к Логнботтому и Уизли.

В классе послышались смешки, Малфой обернулся посмотреть на покрасневшего Логботтома. Грейнджер вздохнула, взглянув лишь на мгновение в сторону Лонгботтома, и принялась мешать свое синеватое зелье.

— Вы начали добавлять кровь дракона до того, как помешали зелье должным образом? Таких непроходимых тупиц, которые не могут прочитать рецепт, написанный в книге для первокурсников крупным шрифтом, за годы своей преподавательской деятельности я еще не припомню, — продолжал унижать покрасневших Лонгботтома и Уизли Снейп.

Малфой хихикал уже громко.

— А чтобы оно взорвалось через 4 дня, нужно добавить 4 лишние капли? — спросил Гарри.

— Пять, — ответил Блейз.

— На каком этапе?

— На любом.

— Лонгботтом, выливайте ваши помои. Со следующего урока вы начнете все заново! — говорил Снейп. — Потом придете дополнительно вечером на отработку, и будете доделывать то, что не успеете.

Звонок в подвале слышался тихо, но все только его и ждали. Все начали накрывать свои котлы и закупоривать пробками жидкие ингредиенты.

— Чтобы не было толпы, и никто ни на кого не пролил зелья, вначале Слизерин ставит свои котлы на полку у левой стены. Как только слизеринцы покидают класс, туда же ставят свои котлы гриффиндорцы, — скомандовал Снейп. — Не забудьте подписать, а то вашей памяти не хватит вспомнить в следующий понедельник, куда вы поставили свой котел!

— Всегда вначале Слизерин, — прошептал Дин Томас.

Паркинсон понесла их с Булстроуд зелье одна из первых. Она аккуратно приклеила записку, на которой было написано «Пэнси и Милли», и Поттер, поднося их с Блейзом котел скривился от этой надписи.

— На твоем котле надо написать «потти», — усмехнулась Паркинсон, проходя мимо Гарри.

Лонгботтом, несший свое зелье на стороне, где сидели гриффиндорцы, к сливной раковине споткнулся. Розовая жидкость полилась на пол. Гарри убрал палочку в карман. Девчонка Браун завизжала и запрыгнула на парту, когда зелье полилось ей под ноги. Паркинсон аккуратно обошла розовую лужу, Булстроуд пыталась сделать это так же грациозно, но зацепилась мантией за угол парты.

— Вы даже не в состоянии по ровному полу пронести котел три метра, ничего не испортив! — зашипел Снейп.

Гарри открыл котел, подписанный «Пэнси и Милли» и быстро влил туда пять капель драконьей крови. Он поставил пузырек с драконьей кровью на место, но тот чуть было не упал. Его подхватил Забини и поставил на полку более устойчиво. Гарри так же, как и Пэнси до этого, аккуратно обогнул розовую лужу, которую Снейп не спешил убирать, решив заставить это делать руками Лонгботтома и Уизли в перерыве. Забини ничего не сказал насчет добавленных капель.

— Это ты сделал так, чтобы Лонботтом упал, я видел! — поравнялся с Гарри Малфой. Нотт, Крэбб и Гойл шли рядом. — И ты добавил что-то в зелье Пэнси!

— Молодец, попроси Орден Мерлина первой степени за наблюдательность, — огрызнулся Гарри. — Или иди наябедничай Снейпу.

Гарри резко обернулся и посмотрел на Малфоя, подняв брови в манере, свойственной Снейпу.

— Давай, вперед! Я ведь итак знаю, чего ты стоишь, испорть впечатление о себе еще больше, Малфой!

— Я не ябеда! — вскинулся Малфой. — Я лишь заметил, что все видел, Поттер. И что я знаю твой маленький секрет.

— Вот и посмотрим, Малфой, чего стоят твои слова на этот раз, и умеешь ли ты хранить секреты.

Гарри развернулся и бегом побежал по лестницам. Он знал, что Забини не станет его догонять.

* * *

Зелье Паркинсон и Булстроуд взорвалось, когда Гарри нарезал корень лопуха. Блейз в это время помешивал их зелье, которое было уже не ярко-голубым, а серо-синим, густым и мутным. Гарри отпрыгнул с ножом в руках в сторону, Блейз аккуратно уклонился от летящих в их сторону ошметков. Паркиснон завизжала. В их тандеме с Булстроуд именно Пэнси была тем, кто отвечал за правильные помешивания, как в их паре делал Блейз. Поэтому зелье не нашло лучшего момента, чем взорваться, когда Паркинсон мешала его три раза по часовой стрелке, пятнадцать против. Булстроуд, нарезавшая корень лопуха, почти успела отпрыгнуть, но осколок котла все же порезал ей ухо.

— Малфой, Нотт, срочно проводите мисс Паркинсон в Больничное крыло, — сказал тут же материализовавшийся рядом с местом происшествия Снейп. — Так, у мисс Булстроуд задето ухо, ее тоже с собой захватите.

Гарри осторожно приблизился к своему столу и попытался очистить от ошмтеков темно-синего зелья Паркинсон корни лопухов.

— Это все уже испорчено, как и зелье, — сказал Блейз.

Малфой, поддерживающий ревущую Паркинсон, проходя мимо их парты, выразительно посмотрел на Гарри. Поттер улыбнулся ему и слегка кивнул. Малфой ничего на это не ответил.

Снейп взял двумя пальцами остывшее зелье с парты Паркинсон и Булстроуд, принюхался.

— Если бы у Лонгботтома рвануло зелье, то вместо Больничного крыла его бы вначале заставили убирать все, — прошептал Финниган.

— Потому что ваш Лонгботтом — счастливчик, и умудряется испортить зелья и котлы так, что его самого последствия никак не задевают, Финниган. — тут же сказал Снейп, продолжая принюхиваться к остаткам зелья Паркинсон. — Минус пять баллов за препирательства с преподавателем.

— Я не препирался!

— Еще минус пять баллов с Гриффиндора.

Снейп сказал это уже почти на ходу. Он, не сказав ничего, даже не дав наставлений ничего не трогать, вышел из кабинета быстрым шагом.

— Драконья кровь опасна, он понял почему котел взорвался, — прошептал Забини. — Если срочно не принять меры, у Паркинсон останутся шрамы.

— Мне плевать на ее шрамы, — прошептал Поттер.

— Что это вы такие невеселые? — начал Уизли. — Только и можете смеяться, если что-то не получается у нас, а если у вас, то делаете вид, что все нормально?

— Уизли, по-твоему, мы должны быть веселыми и радоваться, что кому-то больно? — вступила в диалог с рыжим Гринграсс.

— Вы же слизеринцы, любите, когда всем плохо и больно! Только и можете радоваться чужим бедам!

— Нет, Уизли, мы радуемся только вашим бедам, — улыбнулась Трейси.

В кабинет заглянули Малфой и Нотт, вернувшиеся из Больничного крыла.

— Поттер, иди к Помфри, — прошептал Малфой, проходя мимо.

Гарри схватил его за мантию, чтобы тот остановился.

— Наябедничал все-таки? — прошипел он Малфою в ухо.

— Ты же сам обещал отправить Паркинсон в Больничное крыло, — зло прошипел Малфой, — Она это запомнила! Я не ябедничаю, ясно тебе?

— Это хорошо, Малфой.

Гарри собрал свои вещи в рюкзак, намереваясь больше не возвращаться в класс. Он шел по коридору, касаясь пальцем стен, как будто оставляя за собой невидимый след. По дороге ему встретился Кровавый барон, и Гарри вежливо поздоровался с привидением. По лестницам он почти бежал, перепрыгивая через одну. Ему не нравилось подниматься медленно. Поттер даже не знал, боится ли он разговора со Снейпом. Наверное, его могут за такое отчислить. Вроде бы в правилах говорилось, что запрещено намеренно причинять вред ученикам, и за это полагалось исключение. Но все всегда его причиняли, и еще никого не отчисляли.

Перед дверью в Больничное крыло, Гарри растрепал волосы подсознательным жестом, после чего попытался их пригладить так, чтобы не было видно странного шрама на лбу. Сириус с Мэгги говорили, что этот шрам был у него с рождения, наверное, он, едва успев родиться, умудрился обо что-то удариться. Жизнь с самого начала была к нему неблагосклонной и подставляла углы даже в детской кроватке! Он постучал в дверь Больничного крыла.

— Входите, Поттер, — услышал он неприязненый голос Снейпа.

— Меня звали? — спросил он, протискиваясь в белые пенаты.

Он оглянулся. Все кровати были свободны, кроме одной, где лежала Паркинсон с какими-то бинтовыми примочками на лице. Булстроуд уже сидела на стуле в углу комнаты, видимо, медицинская помощь ей больше не требовалась.

— Это ты что-то подложил в мое зелье! — крикнула сразу же с кровати Паркинсон.

— Нет, — нахмурился Гарри.

— Ты говорил на прошлой неделе, что отправишь меня в Больничное крыло!

— Я бы столкнул тебя с лестницы, если бы захотел это сделать, — пожал плечами Гарри. — Я не силен в зельях.

— Поттер… — прошипел Снейп. — В зелье было добавлено пять лишних капель драконьей крови. В прошлый четверг. Когда Лонгботтом случайно разлил свое неудавшееся зелье.

— И это он их добавил! — тут же вставила свое Паркинсон.

— Нет, я плохо в этом всем разбираюсь, вы же знаете, профессор.

— Спросите у других, — предложила Паркинсон. — Мы с Милли ушли самые первые, там оставались Драко, Теодор, Винсент и Грегори! И Дафна с Трейси тоже!

Как раз в этот момент в кабинет вошел Дамблдор. Он очень тихо прикрыл за собой дверь. Гарри очень не хотел с ним разговаривать.

— Спросите, — пожал Гарри плечами.

— Мисс Булстроуд, вы уже можете идти, — обратился к сидящей тихо Булстроуд Снейп. — И позовите сюда всех своих однокурсников, раз мисс Паркинсон настаивает.

— Гарри, — директор присел на один из тех стульев у стены, где сидела покинувшая Больничное крыло Булстроуд. — Мне всегда неприятно, когда в нашей школе происходят такие инциденты. Когда один ученик подвергает риску здоровье другого ученика.

— Да, это неприятно, профессор Дамблдор, — согласился с ним Гарри.

Снейп усмехнулся. Он облокотился о стену, между его бровей пролегла складка и он рассматривал Гарри, стоящего посреди комнаты. Он стоял между сидящим на стуле Дамблдором у одной стены, и стоящим у двери Снейпом у другой стены.

— Если бы профессор Снейп не понял, что причина в лишней драконьей крови, то у меня на лице на всю жизнь остались бы шрамы, директор Дамблдор! — жаловалась Паркинсон.

Гарри подумал, что ей бы это не повредило. Она была похожа на мопса из-за приплюснутого носа. Конечно, в чем-то ее внешность была даже милой: глаза были большими и выразительными. Паркинсон точно не была такой жирной уродиной, как ее подруга Булстроуд, но все равно она не была красивой девочкой. Из класса красивой была только Дафна, но она была какой-то слишком спокойной, и Гарри ее почти не замечал. Трейси была обычной, может быть, если бы она распустила волосы, которые всегда собирала в низкий конский хвост, то могла бы стать симпатичнее. Салли-Энн всегда хотела казаться незаметной, чтобы Малфой не обзывал ее грязнокровкой, и часто преуспевала в своих попытках. Поэтому Гарри часто забывал о ее существовании.

В дверь постучали и Дамблдор позволил всем войти. В больничном крыле собралась целая толпа людей, и сердце Гарри забилось чаще. Почти все из них знали, что это он подлил драконью кровь в котел Паркинсон. Почти все из них неплохо относились к чистокровной Паркинсон и гораздо хуже к нему — сыну грязнокровки, воспитанному предателем своей чистокровной известной семьи.

— Милые дамы и господа, — улыбнулся всем вошедшим Дамблдор. — Мисс Паркнсон утверждает, что Гарри Поттер подлил в ее зелье лишние капли крови дракона, чтобы изуродовать ее лицо.

Дафна в этот момент прикрыла рот ладошкой в испуге и посмотрела на лежащую на кровати Пэнси в бинтовых повязках.

— Не волнуйтесь, мисс Гринграсс, профессор Снейп вовремя понял причину произошедшего, и у мисс Паркинсон не будет шрамов. Но тот, кто подлил в котел мисс Паркинсон кровь дракона, должен был сделать это в прошлый четверг, когда вы все ставили свои котлы на специальную полку в классе для недоделанных зелий, — Дамблдор внимательно окинул взглядом каждого из-под очков половинок.

Его мантия была фиолетовой, на ней были изображены звезды. Наверное, такие мантии были модными в прошлом веке, потому что Гарри часто видел стариков в странного вида и фасона одежде. Люди, которые были возраста профессора Снейпа никогда не одевались так странно.

— Поэтому я хотел бы спросить вас, видели ли вы, кто подливал кровь дракона в котел мисс Паркинсон в четверг?

Малфой сразу же замотал головой. Нотт прошептал тихое «нет». Гойл и Крэбб сделали так же, как Малфой — они всегда за ним повторяли. Перкс, стоящая в стороне ото всех, потупилась и едва заметно покачала головой.

— Я ничего не видела, — сказала Трейси.

— И я, — слабым голосом заявила Дафна.

— Ты врешь! — тут же закричала Паркинсон. — Ты сказала мне в четверг, что это Поттер подставил подножку Лонгботтому, чтобы тот разлил зелье!

— Я тебе не говорила ничего такого, — Дафна посмотрела на ребят, прежде чем повернуться к Паркинсон.

— Говорила! Милли, ты же помнишь?

На лице Булстроуд читался весь ее простой мыслительный процесс. Она не понимала, почему все поддерживают Поттера, а не ее подругу, и она хотела бы поддержать ее, но не хотела идти против большинства. Ей было сложно понять, как такое возможно, что все на стороне Поттера. Она несколько раз открыла рот, закрыла. Открыла снова, чтобы сказать:

— Нет.

Дамблдор нахмурился. То, что Булстроуд врет понял бы даже Лонгботтом.

— Мистер Забини, вы работаете в паре с мистером Поттером, верно? — спросил он.

— Да, все так.

— И вы тоже не видели, кто испортил зелье мисс Паркинсон?

— Она сама могла его испортить, у нее редко выходят идеальные зелья, — вскинув голову, заявил Забини. — Или это сделали гриффиндорцы, они ставили свои котлы после нас.

— Мисс Паркинсон, почему вы считаете, что именно мистер Поттер испортил ваше зелье? — спросил Дамблдор у Пэнси.

Несмотря на бинты, на ее лице можно было легко видеть недоверие — она никак не ожидала, что даже Дафна соврет. Гарри понимал, как он рискует, во всей этой затее все держалось на Малфое с Ноттом — если они примут его сторону, то на его стороне сразу же будет большинство. Никто не идет против большинства. И Поттер понял, что может себе позволить такую выходку. Чувствовал, что после случившегося в доме Селвинов, Малфой не захочет, чтобы Гарри его публично унижал, вспоминая, как тот разревелся и выронил палочку, так и не сумев сдержать свои слова. Гарри никому об этом не говорил и не собирался рассказывать.

— Я не хочу об этом говорить, — вздохнув, сказала Паркинсон.

Гарри едва заметно улыбнулся. Даже Паркинсон отступила от своих слов и отказывалась от дальнейших попыток доказать свою правоту!

— Пэнси, передай мне, пожалуйста, бутерброды, — попросил Гарри.

Паркинсон скривилась, но передала блюдо. Гарри каждый завтрак и обед просил ее передать бутерброды. Когда она заявила, что он над ней издевается, Поттер сообщил, что бутерброды ставят всегда так, по отношению к его обычному месту, что он может задеть рукавом еду Трейси, если потянется за ними сам. И чтобы этого не происходило, ему приходится просить передавать бутерброды. Все первокурсники каждый обед наблюдали за его выходкой, но молчали.

— Спасибо, — вежливо ответил Гарри, взяв один бутерброд из протянутого Пэнси подноса.

В это время в Большой зал влетели совы. Гарри, не рассчитывающий получить почту, запивал бутерброд соком и намеревался уйти пораньше в библиотеку. Он начал чувствовать отставание от Грейнджер и даже Малфоя в чарах, и ему претила сама мысль быть в чем-то хуже них. Кроме зелий — там у Гарри не было шанса из-за разногласий с преподавателем, и он умудрялся получать «выше ожидаемого» даже в то время, как Забини получал «превосходно» за одно и то же зелье, приготовленное в паре. Снейп говорил, что если бы не наставления и аккуратность Блейза, то их зелье можно было бы сливать в раквину, и считал, что Гарри хорошо подмазался, чтобы получать неплохие оценки. Сам же Поттер оценивал свой уровень примерно как равный уровню Малфоя, который получал «превосходно» чаще, чем другие оценки.

В остальных предметах Гарри привык получать похвалу от преподавателей за свою учебу, хоть иногда мог потерять баллы за невнимательность или разговоры. Даже от конкурирующих деканов — МакГонагалл, Спраут и Флитвика, — он почти всегда получал оценки «превосходно». И тем больнее было слышать от Флитвика, что его уровень стал значительно слабее, и он может лучше, когда у него не получилось на прошлом занятии заставить табуретку танцевать. Не получилось у большей части класса, но Флитвик выделил именно его, решив задеть за больное. Вечером того же дня у Гарри уже прекрасно танцевали все табуретки, стулья и кресла в их гостиной, но, чтобы впредь не позориться на уроке, Поттер решил читать не только тему в учебнике до урока, но и дополнительную литературу, где часто описывались более подробные нюансы заклинаний и движений палочками.

Ребята за столом разворачивали газеты. Гарри из принципа не выписывал «Ежедневный пророк», так как всегда мозг взять его у других. Ему казалось, что, если он выпишет газету, кто-то обязательно заметит, что это потому, что он не получал почту от родных. Скажут, что он сделал это для того, чтобы ему писала хотя бы родная Британская редакция. Конечно, вряд ли кто-нибудь бы сказал такое, да и вообще заметил, но отсутствие писем из дома очень задевало Гарри.

— Вот это да! — сказал Нотт, глядя на передовицу.

— Что там? — тут же спросил Гарри, пытаясь уже выбраться со скамьи, чтобы бежать в библиотеку. Он почти на ходу допивал сок.

— Кадры после задержания Петтигрю. Скитер говорит, что взяла интервью у анонимного источника, который видел все происходящее и находился в тот момент в доме!

Гарри закинул ногу обратно и снова уселся за стол.

— Кто уже прочитал, поделитесь, — попросил он.

— Трейси подвинула в его сторону газету, которую сама еще продолжала читать.

«Питтер Петтигрю не убивал свою жену!» — гласил заголовок.

Под ним была фотография, очевидно вырезанная самим Хвостом из видеозаписи. На ней Хвост неожиданно исчезал. Авроры, один из которых был знаком Гарри, так как сопровождал его в дом Хвоста на зимних каникулах, подбегали к Лиззи и приводили ее в чувства. Видно, что жена Хвоста приходила в себя — открывала глаза и оглядывалась.

«Ко мне в руки попали удивительные воспоминания. Воспоминания человека, находившегося непосредственно вблизи места событий. Он не готов раскрывать свою личность, так как после увиденного сомневается в готовности Министерства разбирать дела по совести и закону.

В кадр не вошли самые ужасные из воспоминаний, редакция решила, что газету читают дети и нельзя их шокировать. Но разве нас всех не должно шокировать то, что произошло? В воспоминаниях четко видно, как авроры Джереми Сэвидж и Патрик Уильямсон, прибывшие на задержание Питера Петтигрю по наводке, после исчезновения Петтигрю, пытают его жену с целью вытащить из нее подробности деятельности ее мужа. Бедная женщина кричит и плачет, вырывается и говорит, что заявит об их поведении Министру, на что получает ответ от Сэвиджа, что Министерство — это они. В какой-то момент Сэвидж добивается своего — Элизабет Петтигрю поднимает вверх руки и начинает говорить, но тут же начинает задыхаться. Видимо, то, о чем она говорила, было связано клятвой неразглашения на собственной жизни, но пытки авроров были настолько невыносимыми, что женщина предпочла быструю смерть, чтобы прекратить все это.

Почему наш анонимный наблюдатель не вмешался, спросите вы? Но как он мог пойти против двух обученных авроров? Тогда бы мы, увы, имели вместо одной жертвы две, и эти воспоминания никогда бы не пролили свет на происходящее.

Воспоминания несколькими копиями уже направлены мной Начальнику аврората, его заместителю, Первому заместителю Министра и самому Министру, так как подобное нельзя оставлять безнаказанным. И пока аврорат применяет такие действия против мирных граждан — мы не можем быть спокойны за свои жизни и жизни своих близких.

С благодарностью за ваше внимание,

Рита Скитер».

— Какой ужас, — сказал Трейси.

— Пару месяцев назад ты говорила, что Петтигрю — ужасный человек, — заметил Гарри.

— Ну я же не знала, — пожала плечами Трейси.

— Я думаю, что это был тот второй, грязнокровка Заки, — сказал Малфой. — Его воспоминания.

— Этот, как ты выразился, грязнокровка, покрошил бы тебя на куски, — сказал Гарри, который вообще ничего не знал об Алишере Заки и ни разу его не видел. Но раз он преступник, то можно смело припугнуть им Малфоя.

— Это не отменит того, что он грязнокровка, — вскинул руки Малфой.

— Все равно он забавный, — сказал Гарри.

— Еще скажи, что ты его знал, — протянул Малфой недоверчиво.

— Конечно, Питера же я знал, — сказал Гарри, понимая, что ни в какую библиотеку он уже не успеет.

* * *

— Вам хорошо дается трансфигурация, мистер Поттер, — сказала МакГонагалл, когда Гарри подошел к ее столу, чтобы вернуть реквизит — старую книгу, которую нужно было превратить в тарелку.

— Спасибо, профессор.

Гарри уже собрался уходить, но вдруг захотел спросить МакГонагалл о Питере, хоть и не придумал, как это сделать неочевидным образом. Он кивнул Забини, чтобы тот шел без него.

— Вы что-то хотели, мистер Поттер? — спросила МакГонагалл, увидев, что Гарри так и остался стоять рядом с ее столом.

— Да, профессор. Из-за всей этой истории с Питером Петтигрю… Вы же знаете, они дружили с Сириусом и… отцом. Какими они были? Вы ведь знали их…

— Почему бы вам не спросить об этом профессора Снейпа? Он учился с ними на одном курсе, — предложила ему МакГонагалл.

— Возможно, он знает о них больше, но… понимаете, — Гарри перешел на сокровенный шепот, каким говорят то, что не очень хочется говорить. — Он меня отчего-то невзлюбил. Я, конечно, знаю, что его очень раздражала компания моего отца и Сириуса, но я ведь в этом не виноват, правда, профессор?

— Конечно, не виноват! — встрепенулась МакГонагалл. — Но если ты сейчас задержишься, то пропустишь обед. Если хочешь, я могу угостить тебя чаем.

Гарри не ожидал, что профессор МакГонагалл, всегда лишь сдержанно его хвалившая, выдаст такую реакцию. Он улыбнулся ей искренне, потому что это было на самом деле здорово, что МакГонагалл не имела никаких предвзятостей в отношении цвета галстука студента. Тут Поттер был вынужден признать, что Снейп — отвратительный человек и преподаватель, так как никто больше, кроме него, не выделял студентов по факультетам. Наверняка в душе той же МакГонагалл было приятнее добавлять баллы Грейнджер, чем ему, но за одинаково качественную работу она ставила одинаковые баллы. Впрочем, Снейп тоже. Он только на словах всех выделял, а на деле Грейнджер получала свои «превосходно» по зельям, а если Лонгботтом варил бурду, то и «троллей» получал заслуженно. Только сам Гарри был исключением из его правил. Иногда Поттер даже думал, может быть, ему это кажется. Может быть, он на самом деле полный бездарь в зельях. Но потом отбрасывал эти мысли. Гением в этом предмете он не был, но с программой первого курса точно справлялся на ура.

— Спасибо, профессор.

МакГонагалл взмахом палочки подозвала красивые перламутровые чашки, которые разместились аккуратно на прилетевших за секунду до них блюдцах. Чайник, уже кипящий, тоже прилетел из подсобки, а сэндвичи принес домовик, которого профессор вызвала щелчком пальцев. Она жестом пригласила Гарри к столу. Он чувствовал себя очень странно. Он не думал, что останется на чай, когда решил спросить про Мародеров.

— Ты похож на Джеймса, — сказала МакГонагалл. — Бери сэндвич, не стесняйся.

Гарри аккуратно взял в руки сэндвич, думая над тем, как бы не показаться растяпой. Ему казалось, что именно в такой момент его сэндвич предательски упадет на колени или из него выпадет котлета.

— Питер говорил, что не похож, — осторожно заметил Гарри, не донеся сэндвич до рта. — Он говорил, что я даже больше похож на маму, от Джеймса у меня только цвет волос.

— Ты назвал Лили мамой, а Джеймса по имени? — заметила его оговорку профессор.

Гарри захотелось ударить себя по лбу.

— Сириус называл его так. Или Сохатым. А меня Сохатиком, — улыбнулся Гарри, пытаясь сгладить момент. — Про маму он говорил реже.

— Конечно, ведь твоя мама в школе его на дух не переносила! — тоже улыбнулась МакГонагалл. — Может быть, Петтигрю и прав, ты похож Лили. Особенно в поведении — она была прилежной ученицей. У тебя ее глаза, ни у кого больше таких зеленых глаз не видела.

— Они дружили с первого курса? И Питер с ними тоже?

— Сириус и Джеймс подружились сразу. Я даже думала, что они общались до школы. Но позже Джеймс рассказал, что познакомились они в поезде. Питер поначалу всех сторонился, потом подружился с Ремусом Люпином. И как-то к концу первого курса они вчетвером слились в одну компанию.

— Питер был… плохим человеком?

— Я этого не замечала, Гарри, — призналась МакГонагалл. — Когда его первый раз арестовали, несколько лет назад, многие общие знакомые сказали, что чувствовали в нем какую-то гнильцу, но думаю, ничего они не чувствовали. Если бы вместо ареста он получил Орден Мерлина первой степени, полагаю, те же самые люди сказали бы, что всегда видели в нем хорошие недооцененные качества.

— Сириус говорил, что профессор Дамблдор умеет видеть людей насквозь! — горячо заявил Гарри, стараясь вложить максимум уважения к директору. Столько, сколько вложил бы в эти слова сам Сириус.

— Верно, Гарри. Он единственный, кто чувствовал всю гнилую природу мальчишки, который впоследствии стал Сам-Знаешь-Кем.

— Он тоже учился в Хогвартсе? — выпучил глаза Гарри. Он знал это от Хвоста.

— Да, и, скажу честно, был вежливым молодым человеком, учился отлично. Все учителя были от него в восторге, кроме Дамблдора. Тогда он был на моей нынешней позиции, деканом Гриффиндора.

— Сложно себе представить те времена, — мечтательно сказал Гарри. — Мне кажется, что всегда все было так, как сейчас: профессор Дамблдор — директор, вы — декан Гриффиндора, а профессор Снейп — декан Слизерина.

— Нам всегда кажется, что все было так, как есть. Но и я, и Дамблдор, и Сам-Знаешь-Кто, и твои родители — все мы когда-то были такими же, как и ты — первокурсниками.

Гарри было спокойно в кабинете МакГонагалл. Ее кабинет был уютным, стены обиты деревом, на них было несколько портретов, черная доска была вся изрисована схемой, которая должна была помочь усвоить им несколькими минутами ранее то, каким именно образом идет превращении книги в тарелку. Окна были огромными, похожими на те, что Гарри видел в маггловской церкви. Ему вдруг захотелось спросить про витражи, узнать наконец, почему у магов он никогда не видел таких рисунков на окнах, но он подумал, что это будет очень неуместно.

— Сириус был хорошим человеком? — ляпнул Гарри вместо вопроса про витражи.

— Он был неоднозначным человеком во времена учебы. Каким он был после нее — тебе должно быть виднее, Гарри.

— Я бы так же охарактеризовал его как неоднозначного человека, профессор, — улыбнулся Гарри.

— Сочувствую твоей утрате. И родителей, и крестного.

— Спасибо, профессор. Мэгги очень хорошо ко мне относится, правда, — посмотрел в глаза МакГонагалл Гарри, припоминая ее Империус. — Вы считаете, что Питер стал плохим?

— Он совершал плохие действия, значит, стал. Не таким плохим, каким я его считала до прочтения сегодняшней газеты, конечно. Ты привязан к нему?

— Да. Он был важным человеком для меня. Почти как Сириус, — признался Гарри.

— Тогда помни то хорошее, что он сделал для тебя.

— Это ведь неправильно, считать его хорошим человеком, если он таким не является.

— Он плохой для других, хороший для тебя. Я удивилась, когда ты поступил на Слизерин. Твои родители учились на моем факультете, и Сириус с Питером тоже. Я могла предположить о влиянии Маргарет, но она окончила Райвенкло.

— Я всегда умел обхитрить свою сводную сестру — Меиссу, которая поступит на первый курс в сентябре. Наверное, Шляпа посчитала это веским основанием при выборе факультета для меня, — осторожно сказал Гарри и вежливо улыбнулся.

МакГонагалл улыбнулась в ответ. Но только теперь до Гарри дошло, как она на него смотрит. Изучающе. Ей любопытно, почему он в Слизерине. Она ни на йоту не поверила тому, что он только что сказал. И пока он расспрашивал ее о том, что хотел узнать о Хвосте, Волдеморте и Дамблдоре, она так же изучала его. Пыталась понять, похож ли он на Лили Эванс, на Джеймса Поттера. Может быть, она искала в нем какие-то черты Сириуса, Питера или Мэгги, которые они могли передать ему не на генетическом, а на социальном уровне. Гарри отметил, что с профессором МакГонагалл стоит быть осторожным. Как и с Дамблдором.

— Спасибо вам за все, — Гарри поставил пустую чашку на стол. — Мне сейчас на самом деле очень трудно принять, что люди, которых я любил — были плохими. Мне говорили, что Сириус любил задевать других детей, когда учился в школе, Джеймс любил хвастаться своими способностями к квиддичу, а теперь и Питер оказался…. Спасибо, профессор, что уделили мне время.

— Твоя мама, Гарри, точно была хорошим, добрым человеком. С первого курса, как я с ней познакомилась, и до самой своей смерти.

— Спасибо. Всего доброго, профессор, — Гарри улыбнулся МакГонагалл, подхватил сумку, повесил ее на плечо и поспешил уйти.

Он не мог думать и о Лили, как о хорошем человеке. С учетом того, что Сириус, Мэгги, да и Хвост считали, что она изменяла Джеймсу, раз Гарри родился змееустом. Хорошие жены не изменяют мужьям. Он решил почитать в библиотеке что-нибудь о змееустах, чтобы найти хоть какие-то нити, которые могли бы связать его с человеком, являющимся его биологическим отцом. Причем начать следовало не с Британской ветви. Гарри казалось более вероятным, что у Лили Эванс был курортный роман с иностранцем, чем какая-либо связь с родственником Волдеморта. Тем более, что об их существовании он никогда не слышал.

Гарри ехал в поезде в купе со всеми мальчишками из их класса. Он сидел на одной стороне с Забини и Ноттом, Малфой сидел на противоположном диване между Крэббом и Гойлом. Наверное, Гарри должен был собой гордиться, что в той или иной мере смог наладить отношения со всеми, но чувствовал лишь раздражение — ехать в купе с одним только Забини на рождественские каникулы ему было куда интереснее. Они обсуждали принцип построения заклинаний на латыни и даже продумывали, как в теории могли бы звучать новые, неизвестные заклинания, которые могли бы работать. На практике у них, конечно, ничего не вышло. Сейчас же Гарри слушал поток хвастовства Малфоя.

— Я обязательно стану ловцом в будущем году, я играю лучше Хиггса, — лениво говорил Малфой. — Вы слышали, в июле в продажу поступит новая метла Нимбус-2001. Попрошу отца купить ее мне.

— Я бы тоже попробовал себя на позицию ловца, — сказал Гарри.

— Ты проиграешь мне, — уверенно заявил Малфой.

— Посмотрим, — не менее уверенно произнес Гарри, вальяжно откинувшись на диване. — Я не хочу позорить тебя при всей школе, так что давай встретимся летом и устроим турнир, идет?

Квиддич отнимал у Джеймса много времени, так говорил Хвост. Перед особенно важными турнирами Джеймсу приходилось списывать домашнюю работу у Ремуса Люпина, потому что он не успевал совершенно ничего. Гарри очень любил летать и хотел попробовать себя в роли ловца, но думал, что все же откажется от этой затеи. Учеба, считал он, гораздо важнее. Так он говорил себе. На самом же деле Гарри не хотел никакой ответственности, он боялся подвести весь факультет, боялся нарушить этот хрупкий баланс, когда его все более или менее уважают. Старшие курсы относились к нему нормально, так как он приносил хорошие баллы учебой, однокурсники — так как он смог поставить себя таким образом, что его не считали недостойным факультета Слизерин, и даже Малфоя он мог переубедить или взять на слабо. Это его положение многого стоило, чтобы банально потерять его, один раз не поймав снитч.

Но все же почувствовать дух соперничества, соревнования, свободы полета — ему хотелось. Именно поэтому Гарри в голову и пришла идея сыграть с Малфоем летом. Если он выиграет, то будет еще один повод подмять под себя Малфоя, отказавшись от позиции ловца в школе. Малфой будет знать, что занял это место лишь потому, что Гарри ему уступил. Если он проиграет — ну что ж, этого не увидит вся школа, и можно будет польстить Малфою, сказав, что тот действительно хороший ловец — эффект будет тем же. Гарри за учебный год, который провел в компании слизеринцев, понял, что Люциус и Нарцисса избаловали своего сына так, что им очень легко манипулировать. Наверное, когда он станет старше, поумнеет, потому что в учебе Драко был совсем не глуп, но в жизненных обстоятельствах и в общении с людьми ему бы дала фору даже Грейнджер, которая так же кичилась своими достижениями в учебе, как Малфой финансовым и политическим положением отца.

— Идет, — сказал Малфой. — Все ради тебя, Поттер, чтобы ты не опозорился перед всеми. Потом решим, где именно сыграем.

* * *

— Малфои, Селвины, Девисы, — перечислял Гарри фамилии, написанные на конвертах. — Нотту старшему написала?

— Написала, — Мэгги бросила перед Гарри конверт, предназначенный Нотту.

— Лестрейнджам?

Мэгги передала конверт, адресованный Рабастану Лестрейнджу.

— Я про Беллатрикс.

— Не хочу видеть эту женщину в своем доме! — заявила Мэгги.

— Прекрати. Это глупо, — сказал Гарри. — Ты ведешь себя так, как будто Белла имеет больше прав на этот дом. Может быть, так оно и есть, если бы мы спросили Кричера, но он умер, да и при жизни его мнение не особенно ценилось. И если кто-то говорит тебе иначе…

— Ты говорил мне иначе, — Мэгги посмотрела Гарри в глаза. — Ты говорил мне, что я должна чувствовать себя в этом доме чужой. На рождественских каникулах, помнишь?

Гарри улыбнулся и опустил глаза в пол. Они сидели в кабинете на третьем этаже, который должен был быть кабинетом хозяина, но Сириус никогда в нем не проводил время по причине отсутствия в этом необходимости. Раньше этот кабинет был запущен, в шкафах скопилось много пыли, и никто не приводил его в порядок еще со времен Вальбурги. Но за последний год Мэгги вместе с новой домовушкой Долли очистили все комнаты.

— Это говорил я. Белла не имеет права так говорить. Она и Ригель в любом случае приглашены, только приглашение можешь написать ты, как хозяйка дома и как положено, а могу я. И пусть тогда Лестрейндж знает, что ты ее боишься.

— А я ведь ее не боюсь, я ей восхищаюсь, — сказала Мэгги отстраненно. — Жаль, что я не могу быть такой же.

— Мей тут мне рассказывала, как Лестрейндж магглов пытала. Никогда не поздно начать, — пробурчал себе под нос Гарри, еще раз проверяя, все ли приглашения написаны.

Он завидовал беззаботной Мей, которой было абсолютно плевать, кто именно придет в гости на ее одиннадцатилетние, потому что такие вопросы должны были волновать только Мэгги и его, Гарри Поттера, ставшего случайно главой их семьи. Мей же выбирала себе платье и туфли.

Гарри даже радовался, что в прошлом году ему не пришлось самому собирать гостей на свое одиннадцатилетние, так как к тому времени еще не прошел год положенного траура по Сириусу. А полученные подарки, он был уверен, не перекроют всех трат.

* * *

Он сидел за взрослым столом рядом с Мэгги. На нем была строгая серая мантия, галстук на тон темнее ее, белая рубашка, черные брюки и ботинки, начищенные Долли до блеска. В этом всем ему было очень жарко и неудобно. Волосы его Мэгги зачесала набок, при этом он все равно спустил несколько прядей так, чтобы шрама не было видно. Отчего-то Гарри ненавидел этот шрам, как будто с ним было связано что-то плохое, что он был не в состоянии вспомнить. Впрочем, вряд ли получение каких-либо шрамов могло сопровождаться приятными воспоминаниями.

Ради приличия ему предстояло просидеть за этим столом еще некоторое время. Тут были самые «близкие» к их семье люди. Старушка Констанция Сэмьюэлс в неизменной парадной красной мантии, которая поджимала свои тонкие губы, накрашенные в тон мантии, брат Мэгги Кристиан со своей женой, Лора и Ричард Селвины и еще некоторые родственники и друзья Мэгги. Гарри подумал, что мог бы пригласить Хвоста за этот стол, он имел полное на это право, но в силу очевидных обстоятельств, Хвост приглашен не был. Других близких именно для него, Гарри, а не для Мэгги, не было. Наверное, он мог бы считать близким человеком Мей, но она сидела за другим столом с детьми и что-то обсуждала с девочкой Гринграсс, которая должна была поступить с Мей в Хогвартс в этом году.

— Чем ты думаешь заняться после школы? — спросила его миссис Сэмьюэлс из вежливости.

— Я еще не думал над этим вопросом. Тем более, в школе еще не начались все предметы, чтобы я уже точно мог судить, что мне нравится, а что нет, — расплывчато ответил Гарри.

— Чего тебе не хватает в школе? — спросила Лора. — Ты же знаешь, мы с Мэгги входим в Попечительский совет, и нам очень важно мнение… изнутри.

— Ну, — Поттер улыбнулся Лоре. — Профессору Снейпу не хватает объективности, а завхозу Филчу вежливости. Не думаю, что Попечительский совет способен изменить эти обстоятельства.

— Каково отношение… по статусу крови?

«Не издеваются ли над тобой, малыш?» — перевел ее вопрос Гарри.

— Абсолютно адекватное. Даже у нас, в Слизерине, учится девочка из маггловской семьи, — Гарри слегка поморщился, но только совсем немного, чтобы Ричард Селвин, этот проклятый Пожиратель, слушающий его, заметил это. — Она, правда, утверждает, что ее отец был магом.

— Но ты ей не веришь?

— Любой бы на ее месте такое утверждал, — сокровенным шепотом поделился своими предположениями с Лорой Гарри.

Она легко и непринужденно засмеялась. Лора была красивой женщиной. Высокой и статной, а ее длинные рыжеватые волосы отлично сочетались с тоном ее бледно-зеленого платья. И Гарри было вполне приятно с ней разговаривать, несмотря на ее попытки его задеть. Он воспринял это как игру и решил ей подыграть. Она заметила это и, как показалось Гарри, оценила.

— О, Мей собирается пройти во вторую гостиную, чтобы смотреть подарки, — Гарри увидел, как Мей с девочками уходит из большой гостиной с камином, за ними шли Ригель, Драко и другие. — С вашего позволения, я составлю ей компанию.

Гарри подумал, что все приличия соблюдены, и теперь можно откланяться. Ему бы не было так противно сидеть за этим столом, если бы не старуха Сэмьюэлс, которая сама не понимала, как тут оказалась и как ей себя вести. Она ненавидела грязнокровок похлеще, чем Пожиратели, и презирала Мэгги. А тут Мэгги принимает у себя за столом тех, кто должен был бы презирать ее так же, как и она. Видимо, преклонный возраст уже не давал ей необходимой гибкости мозга, и ее речи часто были какими-то нелепыми. Или она просто была старой сукой, подумал Гарри, догоняя удаляющихся детей.

— Привет всем, с кем еще не здоровался, — Гарри здоровался со столькими людьми за этот день, что уже забыл, кого мог обойти своим приветствием.

— Наконец-то! — обрадовался ему Ригель больше, чем другие в этой компании.

Их малая гостиная была намного меньше, чем могла бы быть у Малфоев. Дом Блэков находился в Лондоне и занимал четыре этажа ввысь, но в ширину он был не особо большим. Просторными были столовая и гостиная с камином, и то просторными по сравнению с другими комнатами этого дома. По сравнению с залами в загородных домах Малфоев и Селвинов эти помещения были совсем уж маленькими. Но Блэки всегда гордились чистотой крови, а не несметными богатствами. Было даже как-то нелепо, что теперь они не могли гордиться даже этим, а единственный чистокровный Блэк носит фамилию Лестрейндж.

Мей галантно присела на пуфик вокруг подарков. На ней была розовая, отливающая в фиолетовый цвет мантия с рукавом в три четверти, а под ней светло-сиреневое платье до колен. Туфли ее были жемчужно-белыми, как и заколки в волосах. Будь она чистокровной Блэк, она была бы очень перспективой невестой. Сейчас же ее может спасти только одно — хорошее приданое. Если она, конечно же, хочет остаться в этом обществе. Всегда можно сделать как Сириус.

Ей подарили набор пергаментов, книги американского автора Эмили Вайнс, которые советовали в качестве дополнительных для освоения первых курсов школьной программы в игровой форме. Автор очень просто в манере приключений девочки Алисы описывала учебу и применение заклинаний главными героями. Гарри не читал эти книги, посчитав их слишком девчачьими. В числе подарков был набор по уходу за палочкой, которую Мей еще не купили, зажим для галстука, которые в Хогвартсе носили все. Кто-то умудрился подарить Мей белоснежную живую сову…

— Спасибо, Малфой, — ответила Мей на мысленный вопрос Гарри о дарителях птицы, прочитав поздравления на открытке, привязанной к лапке совы.

— Это мама, — сразу же сказал Драко, не желая, чтобы кто-то подумал, будто он выбирал подарок для девчонки.

Из темно-синей обертки Мей достала книгу, название которой гласило «Интересная и полезная магия, которой не научат в школе».

— О, это от нас, — сказал Ригель.

Гарри заинтересовано посмотрел на книгу. На самом ли деле там речь идет об интересной и полезной магии, или это насмешка от Лестрейндж, и там говорится о чарах домоводства.

— Можно? — спросил Гарри, поднимая книгу, которую Мей отложила в сторону.

Он пролистал книгу и понял, что она не о рецептах. В ней говорилось об искусстве дуэлей и о том, как освоить простую невербальную магию уже на первых этапах обучения магии, какие простые упражнения делать ежедневно, чтобы усвоение окклюменции давалось легко.

— Это не шутка, Поттер, я сам читал эту книгу! — видимо, Ригель подумал, что Гарри мог воспринять этот подарок как издевательство. И оскорбился. — Мы бы не стали дарить всякую ерунду! Это… невежливо.

— Я и не думал, что вы подарили ерунду, — соврал Гарри. — Я не читал эту книгу, вот мне и стало интересно.

— Тогда рекомендую! — начал агитировать Ригель. — Там то, что поможет тебе стать отличным магом в будущем. Всякие мелкие советы, на которые обычно не обращают внимания. Она входит в учебный план Дурмстранга, и там обязательна к прочтению всеми первокурсниками!

— Спасибо, — сказала Мей, глядя на Ригеля.

Мей знала, кем ей приходится Ригель. Знал ли Ригель это?

— Обращайся, — просто ответил он, улыбнувшись Мей.

— Тут скучно, — протянул Малфой, развалившийся на кресле в вальяжной позе, будто был не в гостях, а у себя дома.

— Пойдемте на улицу! — предложил Роберт Макнейр, окончивший в этом году третий курс Хогвартса.

— Здесь вокруг маггловский район, это почти центр Лондона, — сказал Гарри осторожно, не желая себе из-за их прогулки никаких проблем.

— Так даже лучше, — улыбнулся Ригель, хлопнув в ладоши. — Нужно всего лишь снять мантии, я знаю, как вести себя среди магглов!

Гарри глубоко вздохнул. Он очень переживал, что в случае чего, прилетит именно ему. От Мэгги, от Министерства, если кто-либо из них вздумает применить магию или как-то напортачить.

— Ну, ладно, — обреченно произнес Гарри.

Девочки с ними не пошли, решив подняться на крышу дома, чтобы посмотреть на Лондон. Вид с крыши раньше казался Гарри красивым, пока он не увидел вид из окна квартиры Хвоста, находящейся в высотном здании. После этого все, что он мог видеть с крыши дома Блэков — площадь, парк и размеренное движение машин по узким дорогам — казалось ему жалкой пародией. Младшие мальчишки — близнецы Лестрейнджи, сыновья Рабастана, тоже не пошли, но потому, что Роберт сказал им оставаться, так как они еще маленькие.

На улицу шли сам Гарри, Ригель, Драко, Нотт, Эллиот и Роберт Макнейры.

Последние попали в список приглашённых, так как их отец работал в Отделе магических популяций, и хоть и занимал там несущественную должность, помог Мэгги с оформлением всех разрешений на эльфийку Долли. Роберт был довольно высоким и худощавым подростком с серыми блеклыми волосами, а Эллиот поступал в этом году в школу вместе с Мей и Ригелем, и был пухлее своего брата. По габаритам Эллиот напоминал Лонгботтома. Все перед выходом сняли мантии, повесили их на вешалку, стоящую в коридоре.

Гарри подумал, что они все равно выглядят слишком примечательно для магглов. Как будто они сбежали со свадьбы. В начале июля нечасто можно увидеть детей, одетых в парадную одежду. Гарри неплохо знал район, но у него на такой случай имелись футболки, которые он надевал, если хотел прогуляться.

— Можно зайти в магазин и взять там пиво, — сказал Роберт.

— Сливочное? — уточнил Ригель.

— От сливочного пива никакого толку, — сказал Роберт.

— У нас нет маггловских денег, — заметил Гарри, который понял, о каком пиве идет речь. — И нам его не продадут.

— Продадут, — усмехнулся Роберт, доставая палочку.

— Если у меня из-за тебя возникнут проблемы, я тебя убью, — предупредил его Гарри.

— Да ничего ты мне не сделаешь, сопляк. И никаких проблем у тебя не будет, тут же нет грязнокровок поблизости? Все эти следилки только для них, если я буду колдовать в Лондоне, ничего не будет.

— Тогда если у меня из-за тебя возникнут проблемы, я убью тебя, используя магию, — сказал Гарри.

Роберт был на голову выше него. Он на это замечание только рассмеялся.

— Вон магазин, — сказал он, указывая на мини-маркет, который находился по другую сторону от площади. — Идем.

Гарри с остальными пошел вслед за Робертом. Идея выйти на улицу ему нравилась все меньше и меньше. Они пересекли площадь, Роберт уверенно открыл дверь в магазин. Он прошел внутрь, ища нужные полки. Когда он добрался до холодильников, в которых стояло пиво, он подозвал Эллиота и приказал ему подержать несколько банок. Отсчитал пять, которые передал брату, одну оставил себе и сказал всем направляться к кассам.

— Здравствуй, тетя, — сказал Роберт кассиру — немолодой пухлой маггле.

— Несовершеннолетним не продаем, — грубо ответила маггла.

— Конфундус! — направил на нее свою палочку Роберт.

— Спасибо, всего доброго! — улыбнулась им маггла.

— Эй, Элли, раздай всем по банке. Я не жадный! — ухмыльнулся Роберт, пока его брат вручал банки обычного маггловского пива всем остальным.

Гарри посмотрел на банку. Некоторое время он думал, как ее открыть, потом сообразил. Жидкость противно зашипела и вылилась ему на руку.

— Фу, — скривился Ригель, попробовав напиток. — Ну и мерзость.

Они остановились во дворах, неподалеку от этого магазина. Гарри подумал, что для всех магглов они выглядят нелепо, и кто-нибудь сейчас обязательно сделает им замечание, и не успел он об этом подумать, как…

— Не рановато ли вам пить пиво, господа? — услышал Гарри знакомый голос, и резко обернулся.

— Хвост! — обрадовался Гарри, хоть его и удивило, что тот не скрывался под Оборотным зельем, а был собой.

Гарри было неловко от того, в каком виде он предстал перед Хвостом — с банкой алкогольного напитка в руках. Но он не мог сдержать улыбки.

— Ты вообще кто такой? — ощетинился Роберт.

— Питер Петтигрю. А ты, должно быть, сын Уолдена? Одно лицо, только пивного живота не хватает! — сказал Хвост, ударив Роберта по животу. Хвост был даже немного ниже Роберта. — Но ты, я смотрю, уже стремишься исправить это различие с отцом, а?

С этими словами, Хвост взял из рук Роберта банку пива, отхлебнул, скривился, и вернул напиток растерянному Роберту.

— Ну и дурной же у вас вкус, не могли взять нормального пива?

Гарри засмеялся. Ему стало так легко и хорошо рядом с Хвостом. Он понял, что очень скучал. Хвост — единственное, что связывало его с детством, Сириусом и хорошими событиями в его жизни. И даже сейчас он смог легко и непринужденно поднять Гарри настроение, унизив этого выскочку Роберта.

— Держи, — Хвост протянул Гарри пухлый конверт, — Открой, когда будешь один.

— Хорошо.

— Счастливо, — сказал Хвост, и, обращаясь к Роберту, добавил. — В следующий раз бери темное пиво этой марки, оно поприличнее.

Сказав это, Хвост аппарировал, оставив их всех с их банками пива в руках.

— Это был Питер Петтигрю? Серьезно? — восхищенно сказал Ригель. — Крутой мужик!

Гарри лежал в гостиной на диване, наблюдая, как Долли убирается после гостей. Он не хотел за ней следить, но на него напало такое странное сонное состояние: сказывалось, что он встал в 6 утра, чтобы все успеть, а еще впервые в жизни выпил почти полную банку ужасно невкусного пива. Напиток ему совершенно не понравился, но он свалил все на дурной вкус Макнейра, который выбрал для них какую-то гадость. Гарри знал, что Сириус и Хвост часто брали маггловское пиво и выпивали по несколько банок, значит, напиток должен был быть повкуснее. Теперь же Поттеру было попросту лень встать с дивана, чтобы подняться в свою комнату.

Он вспоминал разговор с Беллой Лестрейндж. Как только они вернулись в дом, Белла нашла его. Она тут же почувствовала от него запах этого проклятого пива, принюхиваясь как собака. Гарри посочувствовал Ригелю, которому скорее всего влетит за такое. Белла в свойственной ей манере склонила голову набок, внимательно глядя на него. Гарри заметил, что ногти ее накрашены черным лаком, и это показалось ему очень необычным. До этого он никогда не видел, чтобы женщины красили ногти в этот цвет. Седые отдельные волоски ярко выделялись на черных кудрях Лестрейндж, но это ничуть не портило ее внешность — яркую и запоминающуюся. Как будто ей даже шло быть не молодой девушкой, какой могла казаться Мэгги, а именно женщиной. В этом она была схожа с Лорой Селвин, та тоже выглядела эффектно в своем возрасте. Гарри никак не мог представить их обеих маленькими девочками возраста Мей, хотя точно знал, что когда-то они такими были.

— Мой племянник поделился со мной твоей идеей устроить турнир на позицию ловца, Гарри Поттер, — заговорила Белла вообще не о том, о чем мог ожидать Гарри.

— Если честно, миссис Лестрейндж, мне кажется странным, что ваш племянник нагружает вас такой неважной информацией, — сказал Гарри то, что пришло ему в голову. Непринужденный диалог между Беллой и Драко Малфоем, в котором он хвастливо говорил бы о квиддиче, казался каким-то нелепым.

— Отчего же? Мне эта информация показалась очень важной. С учетом того, что вам нужно место, где бы вы могли провести этот турнир, а я могу вам такое место предоставить, — Белла улыбнулась, когда Гарри нелепо открыл рот.

Лестрейндж нашла отличный, невинный предлог, чтобы пригласить его. Не к чему придраться! Дети просто хотят поиграть в квиддич. Только Гарри прекрасно знал, что за предлогом должно быть что-то другое, и это неизвестное другое его пугало.

— Я был бы вам очень благодарен, миссис Лестрейндж, — улыбнулся Гарри. — Но, полагаю, мне нужно будет спросить разрешения.

— Не думаю, что ты такой человек, которому необходимы разрешения тех, кто не имеет никакого права давать такие разрешения, — Белла смотрела на него своими черными завораживающими глазами. — Я просто приглашаю тебя в гости, чтобы вы с моим племянником могли устроить турнир. У меня не такой роскошный дом, как твой, — на последнем слове Белла сделала особенный акцент, — но все же я смогу найти тебе комнату и обеспечить должный прием на пару дней.

Пару дней! Гарри было страшно, потому что он совсем не верил в то, что Белла на самом деле захотела порадовать его и Малфоя квиддичем.

— Полагаю, разрешения от Мэгги мне не нужны, — сказал Гарри. — Но все же, мне еще нет двенадцати…

— К моменту, когда я тебя приглашаю, тебе уже будет двенадцать, — усмехнулась Белла, как будто издеваясь над ним. Как будто желая еще раз подчеркнуть, что он — маленький ребенок, которому всего двенадцать.

Она смотрела на него, ожидая, какое оправдание он придумает, но Гарри больше не мог их придумать. Ему оставалось только спросить про даты и поблагодарить за приглашение. Однако он медлил. Ему срочно нужно было посоветоваться с Хвостом, что делать в такой ситуации.

— Ах, ты хотел спросить не разрешения, а совета, — вдруг сказала Белла. Ее глаза были в десятке дюймов от его, и в голове возник образ Хвоста, прощающегося с ним на маггловской улице. — Мой сын посчитал этого жулика крутым мужиком! Огромный пробел в моем воспитании. Не такой огромный, как твои пробелы в окклюменции, конечно же, Гарри Поттер.

Белла наклонилась к нему, чтобы прошептать на ухо:

— Никогда не пей алкоголь, если не уверен в своей ментальной защите. Хлипкие щиты исчезают почти мгновенно. Завтра пришлю тебе письмо с приглашением, все будет официально, сможешь показать его своей… мамочке.

— Она мне не мамочка, если вы про Мэгги! — тут же сказал Гарри оскорбленно.

— Я знаю, Гарри Поттер. До встречи.

Белла быстро отошла в сторону, слилась в толпе взрослых, и Гарри понял, что вместе с ней исчез и какой-то тяжелый аромат сладких духов, какой Мэгги бы посчитала вульгарным и неприличным. Применение легилименции было незаконным, но тут даже не к чему придраться. У многих легилиментов получалось случайно видеть те мысли, которые были на поверхности, при обычном вежливом взгляде в глаза. И если бы он надумал пожаловаться, то Белла бы просто сказала, что он сам выпил алкоголь, а она этого не ожидала, и потому чтение мыслей было случайным. Она не полезла глубоко, не стала узнавать никаких его секретов, она дала ему понять, что могла бы это сделать с легкостью, но не стала.

Гарри достал из кармана брюк конверт, который передал ему Хвост. В нем были маггловские купюры — Хвост решил отдать долг в этой валюте, возможно, ввиду сложностей с законом и нежеланием появляться в Гринготсе, — и пустой лист без какой-либо подписи. Гарри сел на диване, попросил Долли принести ему карандаш, и написал: «Хвост, нужно поговорить. Приходи завтра на ужин».

Гарри надеялся, что правильно понял назначение пустого листа.

* * *

Хвост пробежался глазами по приглашению. Они сидели за столом без Миры, Гарри попросил Мэгги уложить ее спать пораньше, чтобы она не видела Хвоста. Она еще была слишком маленькой, чтобы понимать, что некоторые вещи нельзя никому говорить, и Гарри полагал, что у них могут возникнуть проблемы, если Мира при ком-нибудь скажет, что видела Хвоста в их доме. Мэгги была полностью согласна с Гарри в этом вопросе.

— Ну, по крайней мере, она не причинит тебе никакого вреда, — заключил Хвост.

— Почему?

— Она прислал приглашение. О том, что ты будешь гостить у Лестрейндж знают Мэгги, Мей, я, хоть мой голос и не будет учитываться в случае чего. Ты можешь сообщить о том, что собираешься погостить у Лестрейндж кому угодно, хоть самому министру Фаджу. Белла не делает из этого никакого секрета, значит, ты вернешься из ее дома в добром здравии, — Хвост бросил приглашение на стол. — А младший Малфой сейчас итак у нее живет, Люциус очень сильно облажался, и в его доме идут обыски.

— Это из-за того, что он Пожиратель Смерти? — спросила Мей.

— Нет, это из-за того, что он осел, милая, — улыбнулся Хвост. — Его артефакт нашли в доме магглов, причем сделал это Артур Уизли со своими ребятами из отдела. Нашли бы другие, Люциус, возможно, и смог бы договориться. Но Уизли слишком принципиален. Так облажаться — это нужно еще постараться. Не исключаю, что его подставили.

— Кто мог это сделать? — спросила Мэгги. — Сейчас в Министерстве, конечно, жара, но это из-за тебя, а не прошлых дел.

— А, Уильямсон с Сэвиджем закономерно огребают? Приятно наблюдать за этой историей, — улыбнулся Хвост, облизывая пальцы. Он ел куриный окорок руками, не думая над правилами приличия. — Малфой сильно влияет на Фаджа. Полагаю, это может не нравиться многим. Хоть тому же Дамблдору.

— Вряд ли Дамблдор стал бы заморачиваться, — Мэгги немного скривилась, глядя на манеру еды Хвоста.

— Конечно, зачем ему заморачиваться, если можно заморочить других. Что-то мне подсказывает, что это или Селвины, или Лестрейнджи. Так что, Мэг, можешь там поспрашивать у своих, — Хвост подмигнул Мэгги. Гарри знал, что это ее заденет, но она ничего не ответила, сохраняя маску невозмутимости на лице.

— Рабастан Лестрейндж? — спросила она так, будто не почувствовала в словах Хвоста укола в своей адрес.

— Ну не Белла же. Она как раз максимально далека от политики.

— Что ей от меня нужно? — спросил Гарри, который в отличие от Хвоста медленно расправлялся со своим окороком, орудуя ножом и вилкой.

— Фамилия ее сыну, — пожал плечами Хвост. — Других вариантов у меня нет. Прямо об этом она, конечно же, не скажет. Но будет к тебе принюхиваться, выискивать твои слабые стороны…

— Как я связан с фамилией ее сына?

— О, наивный милый малыш, в твоих руках такая власть, а ты даже не понял.

Появилась Долли, которая забрала пустую тарелку у Хвоста. На его тарелке остались только две косточки, в отличие от остальных — если есть с ножом и вилкой, то сложно оставить лишь кости, обязательно есть мясо, к которому не удалось пробраться.

— Ее сын сейчас вообще никто. Он даже не может считаться официально чистокровным, так как он даже не бастард Блэков. Он просто… бастард.

— Питер! — прошипела Мэгги.

— Спорю на свою волшебную палочку, что Гарри и Мей прекрасно знают всю эту историю. Да, малыш? — Хвост улыбнулся Мей, но она не ответила ему тем же, посмотрев на него сердито.

— Но он все же носит фамилию Лестрейндж, — сказал Гарри задумчиво.

— И Рабастана крайне не устраивало такое положение, — Хвост схватил из большой вазы с фруктами яблоко. — Во всех семьях жена наследует за мужем только в одном случае: если она родила сына. Вальбурга злоупотребляла своим положением, не давая Сириусу доступ к сейфу, но по идее вдова должна передать все имущество совершеннолетнему наследнику. Рудольфус был старшим сыном, но после его смерти все перешло Рабастану, а не Белле. Белла осталась со своим довольно скудным приданым. Все, что у нее сейчас есть, она заработала сама.

— Где она работает? — заинтересовалась почему-то Мей.

— Где приходятся к месту ее способности к магии.

— К темной магии, ты хотел сказать, — уточнила Мэгги.

— Безусловно, к ней тоже. Но не всегда. Стоит признать, что Лестрейндж искусна в любой магии, и она одна из немногих женщин в Магической Британии, которые никак не зависят от денег мужчин, — Хвост шумно отхлебнул чай. — Я даже думаю пригласить ее поработать со мной, есть у меня в планах одно нерешенное давнишнее дело, в котором она придется к месту.

Хвост вдруг неожиданно улыбнулся во весь рот, обнажив свои мелкие зубы. Как будто его позабавили свои собственные мысли. Он посмотрел на Гарри, снова потянулся за еще одним яблоком.

— Знаешь, я ведь не представляю, как она живет и где. Ты там это, присмотрись, оцени ее финансовое положение. В обществе она осталась только благодаря Малфоям. Вот увидишь, на одиннадцатилетие Ригеля будет приглашено гораздо меньше людей, чем даже к Мей.

— Что ты мне посоветуешь, Хвост? — спросил Гарри.

— Приглашение принять так же официально — ответить письмом. Вести себя как можно более просто. Случайно показать Белле, что ты змееуст и попросить ее хранить твой секрет.

— Питер, ты рехнулся? — спросила Мэгги. — Такое скрывают, а она подумает, что Гарри как-то связан...

— С Волдемортом! — хохотнул Хвост. — Правда, Гарри, вот увидишь, как изменится ее отношение, гарантирую. Она же от одного вида своего хозяина испытывала оргазм.

— Питер… — зашипела Мэгги.

— Питер, тут же дети! — передразнил Хвост Мэгги и прикрыл рот ладошкой, повернувшись к Гарри и Мей. — Как ты можешь такое говорить!

Мей впервые за этот ужин улыбнулась Хвосту. Она была очень серьезной и все эти разговоры о фамилии Ригеля — ее законной фамилии для ее незаконнорожденного брата, — нервировали Мей. Гарри чувствовал это.

— Надеюсь, Гарри хватит ума не идти на поводу у Лестрейндж, — сказала Мэгги.

— Надеюсь, у Гарри хватит ума сделать так, чтобы Лестрейндж и ее сын были у него в вечных должниках за столь мелкую услугу. Не переживай, Мэг, фамилия не дает никаких прав бастраду, тебе ли знать.

Хвост поднялся, бросил второй огрызок на стол. Стряхнул крошки на пол со своей очередной полосатой футболки поло. Погладил по волосам Мей, по-взрослому протянул руку Гарри, прощаясь.

— Но пока ты еще не сможешь обхитрить Лестрейндж, не рекомендую с ней играть.

* * *

— О, Мэг, — к ним подошла школьная подруга Мэгги Кэтти, — Ты не представляешь, что сейчас было!

Кэтти Вэйнс была полноватой женщиной, и Гарри казалось, что она каждый год ходит в Косой переулок в августе от скуки. Ее старшей дочери было только восемь лет, а младшему сыну пять. Но она бывала тут очень часто.

— Привет, Кэтти, — поздоровалась с ней Мэгги.

Гарри ей лишь кивнул. Он рассматривал метлы, думая, слишком ли затратным будет приобретение новой метлы Нимбус-2001, если он не собирается играть в команде факультета. Ему хотелось во что бы то ни стало выиграть соревнование с Малфоем, потому что опозориться при Лестрейндж он совсем не желал.

— Выглядит она хорошо, — сказала Мей.

— Метла должна хорошо летать, а не выглядеть.

— Она стоит так, что просто обязана летать хорошо! — выдала свое профессиональное заключение Мей.

— Подрались? Люциус Малфой?

Гарри оглянулся в сторону Мэгги с Кэтти.

— Кто подрался? — переспросил он.

— Только что в книжном, подрались Люциус Малфой с Артуром Уизли. Вот для всех было зрелище! — с удовольствием ответила Кэтти.

— В смысле… они устроили магичесую дуэль? — решил уточнить Гарри.

— Куда там! Кулаками, как магглы!

— Мей, кажется мы пропустили с тобой что-то интересное.

— Да, я бы на такое посмотрела, — сказала Мей.

— Их поведение отвлекло всех от Локхарта, он сегодня раздает автографы. Кстати, дети, — радостно сообщила Кэтти, — Он будет вести у вас Защиту! Вам очень повезло, он прекрасный знаток этого предмета. Я сегодня пришла сюда только ради его автографа.

— А куда делся Квиррелл?

— Он уволился, — сказала Мэгги. — Мы пойдем, Кэт. Меиссе еще нужно выбрать палочку, а это процесс не из быстрых.

— Да-да, конечно. Меисса, еще раз поздравляю тебя! — улыбнулась Кэтти.

Гарри Кэтти никогда не нравилась, как и Сириусу. Но с Кэтти всегда дружила Мэгги, хотя Поттеру тоже казалось, что она устает от ее болтовни. И сейчас Мэгги поспешила уйти. Это казалось Гарри странным, ведь Кэтти регулярно бывала у них в гостях.

— Ты не говорила, что у нас сменился преподаватель! — упрекнул Мэгги Гарри. Уж кому, как не ей это знать.

— Преподаватель по этому предмету меняется каждый год, это было очевидным, — ответила Мэгги. — Так было даже когда я училась. Говорят, эта должность проклята Сам-Знаешь-Кем. В этом году было особенно сложно найти кандидата, пришлось брать этого писателя. Я его словам ни капли не поверила, про все эти его подвиги. Но пришлось Совету утвердить его кандидатуру. Он только и может, что обворожить доверчивых бесполезных домохозяек.

Себя Мэгги такой, вероятно, не считала. Колокольчик возвестил Олливандера, что к нему пришли посетители. В магазине никого не было. Ходил слух, что на двери установлено специальное заклятие, которое отводит от нее взгляд тех, кому нужно приобрести свою волшебную палочку, если в магазине уже есть покупатель. Таинство подбора палочки должно происходить только в кругу близких, ведь по сердцевине и дереву можно многое узнать о волшебнике. Многие даже скрывали от посторонних, из чего именно сделана их палочка. Малфой, например, так и не признался.

— Мисс Блэк! — воскликнул Олливандер, внимательно глядя на Мей своими водянистыми светлыми глазами. — Помню, в былые времена каждый год по Блэку приходило в мой магазин.

— В былые времена и Олливандеры передавали свое искусство старшему сыну. Кому вы его передадите, мистер Олливандер? — ехидно ответила Мэгги.

— Вы правы, Маргарет Блэк. Совсем другие времена настали. Совсем.

Олливандер внимательно посмотрел на Мей. Ему на помощь тут же пришли метровые ленты, обмерившие Мей со всех сторон. В этом магазине пахло стариной и пылью. И еще каким-то ладаном, какой привозил Мэгги брат из Индии, когда ездил туда по делам. Олливандер удалился вглубь магазина, чтобы принести подходящие, по его мнению, палочки, только кинул на Гарри какой-то задумчивый взгляд.

— Обычные проклятия спадают со смертью волшебника, — прошептал Гарри, присаживаясь на специальные стулья, стоящие у стены — процесс выбор палочки мог затянуться, и стулья стояли тут, чтобы семья юного мага могла посидеть в ожидании.

— А не обычные — не спадают, — Мэгги села на соседний стул.

— Чем ему должность преподавателя-то не угодила?

— Говорят, он хотел занять этот пост, а Дамблдор вышвырнул его из школы. Потому что считал, что он вместо Защиты преподавал бы сами темные искусства.

— В Дурмстранге же преподают, — прошептал Гарри. — И все равно не похоже, чтобы от злости можно было бы готовить очень сложное проклятие. Больше похоже на что-то, брошенное в порыве гнева. А такие проклятия сходят со смертью мага.

— Из этого ты вполне можешь сделать вывод, Гарри, — Мэгги закинула одну ногу на другую, качая острым носиком серой замшевой туфли.

— Он не… умер?

— Странно, что твой любимый Хвостик не рассказал ничего тебе, ведь с Сириусом в свое время у них был целый спор на эту тему, — Мэгги продолжала покачивать ногой.

— И где же он тогда?

— Все делают вид, что не в курсе.

— Но почему? — Гарри всем корпусом развернулся к Мэгги, которая даже не смотрела в его сторону. Он еще понизил голос, чтобы его точно не услышал Олливандер. — Ведь Пожирателям должно быть выгодно продолжение их… борьбы.

— Разве что, только тем, кто в Азкабане.

— Мама, — Мей подбежала к ним. — Мне подошла палочка! Она с волосом единорога, как и твоя, но сделана из кедра.

Дом Беллы Лестрейндж находился на склонах холмов и был окружен красивым ландшафтом. Если уйти немного за дом, там проходила мелкая речушка, которая журчала по ночам — Гарри услышал ее шум в первую ночь и, если обычно шум воды считался успокаивающим, то здесь он так переживал, что ему казалось, что он не может уснуть именно из-за этого журчания.

Дом был небольшим, почти как их старый дом, где они жили, когда Гарри был совсем маленьким. Разве что, еще две маленьких комнаты находились на третьем этаже вместо чердака — одну из них отдали Гарри, а другую занимал Драко Малфой. Комнаты были с покатым потолком, здесь помещались только довольно узкие кровати и шкафы для вещей. На втором этаже спали сама Белла и Ригель, третья комната была закрытой, и Гарри не знал, что там находилось. Он сразу же побывал в комнате Ригеля — она была довольно просторной, хоть в ней и стояла такая же узкая кровать. Но в комнате умещались стол, шкаф, тумба и кресло. Она была обита серыми шелковыми тканевыми обоями и выглядела очень прилично. Гостиная была довольно темной, в этом доме не было таких больших окон во всю стену, как в их старом доме в Шотландии. На небольших же окнах занавески были плотного зеленого цвета, не помогало даже то, что их открывали по утрам. Вся мебель была новой и добротной, и по всему можно было заключить, что Белла Лестрейндж не бедствовала, если учесть то, что сказал о ее финансовом положении Хвост. Конечно, дом был небольшим, но вполне приличным для жизни двух человек. Во дворе действительно были оборудованы кольца для игры в квиддич.

Гарри привез с собой новую метлу — Нимбус-2001. Он не стал покупать ее, рассудив, что ради одного единственного раза ее цена неоправданно высока. Однако вечером перед отъездом к Лестрейндж, три совы принесли ему посылку от Хвоста с короткой подписью: «Не опозорься. Вместо подарка на день рождения». Даже то, что это именно от Хвоста Гарри лишь предположил: вряд ли кто-то еще имел приличное количество денег на такую покупку и был в курсе их с Драко спора, чтобы присылать ему такие вещи в подарок, причем с опозданием на три недели.

— Как же мне повезло, что я родился в конце августа, а не в сентябре! — говорил Ригель за обедом. — Не представляю, что бы я еще делал тут целый год.

— То же, что в и школе, — ответила Белла. — Учился бы магии. Возможно, даже более продуктивно.

— Вы слышали, что новым преподавателем по Защите будет Гилдерой Локхарт? — решил поддержать диалог Гарри.

— Он пустое место, — просто ответила Белла. — Как и большинство преподавателей. Флитвик неплох. МакГонагалл, да простят меня все боги за похвалу этой мерзостной суки, да и Вектор. Бабблинг сама знает предмет хорошо, но обучает слабо.

— А профессор Снейп? — спросил Гарри. Ему было на самом деле интересно мнение Лестрейндж.

— Жалкий трус, вот кто ваш профессор.

Белла не предпринимала никаких попыток подначить Поттера или начать разговор на интересующие ее темы. Она успешно делала вид, будто пригласила Гарри Поттера по просьбе своего племянника только ради квиддича. Их мини-матч был назначен на следующий день.

* * *

Гарри увидел снитч раньше Малфоя. У них были одинаковые метлы. Драко выпросил у папочки Нимбус-2001, как и обещал, а значит, в плане материального обеспечения у них были равные шансы. Ригель во всю восхищался метлами и летал на них весь прошлый вечер, пытаясь сравнить две одинаковые модели.

Малфой и в самом деле летал хорошо, хоть в чем-то его хвастовство имело основания. Поэтому он почти догонял Гарри, не боясь входить в вертикальное пике, так же, как и сам Поттер — снитч был почти у самой земли. Но все же, Гарри увидел его первым, и потому был ближе. Он схватил его одной рукой, понимая, что уже не успевает до конца выровнять метлу. Поэтому ему пришлось неаккуратно свалиться с низкой высоты. Он раскинул руки на земле, в правой сжимая снитч. Гарри улыбался. Он очень любил летать и уже давно не чувствовал этого пьянящего чувства полета, ветра и скорости.

Сбоку раздались двойные аплодисменты. Белла и Ригель вынесли по такому случаю стулья из столовой и сидели в числе зрителей весь их импровизированный матч. Но сидели тихо. Ригель не знал, за кого ему болеть, и поэтому решил молчать.

— Это было здорово! — прокричал Ригель. — Вы оба молодцы!

— Давай, льсти мне, — скривился Драко, проходя мимо.

Ему было тяжело признать поражение, и он прошел в дом, не говоря ни слова. Белла проводила его взглядом. Гарри показалось, что на ее лице появилась легкая брезгливость, видимо, избалованность племянника ее раздражала.

Лестрейндж поднялась, вслед за ней со своего стула встал Ригель.

— Пора ужинать, — просто сказала она, и стулья полетели за ней следом.

Гарри не увидел ни взмаха палочки, ни произнесенных слов, и был впечатлен тем, как просто Лестрейндж левитировала стулья. Дома она носила черные брюки и черную же свободную блузку вместо платьев и мантий. На ее ногах всегда были шнурованные сапоги, несмотря на стоящую на улице жару. Видимо, туфли и платья она надевала только для торжественных случаев, в повседневной жизни предпочитая удобную одежду. Удобную для постоянного колдовства или для поединков, подумал Гарри.

Малфой наотрез отказался спускаться на ужин, он никак не мог пережить свое поражение. Белла не стала его уговаривать, сказав, что если он проголодается до завтрака, то ничего не получит. Столовая примыкала к гостиной, и Гарри наблюдал, как Белла ставит на стол появляющиеся из воздуха блюда. Он никогда до этого не видел такой незаметной работы домовика.

— Какой у вас прикольный домовик, — сказал Гарри Ригелю, сидевшему рядом с ним на диване.

— У нас нет домовика, — просто отозвался Ригель.

— Но…

Гарри стало не по себе. Утром этот кто-то невидимый материализовывал перед ним полотенца, убрал намокший коврик из ванной, и даже дернул его за плечо. Гарри набрал полную ванную и, как он любил делать, нырнул туда с головой. Он хотел просидеть под водой столько, сколько сможет, чтобы задыхаться, когда вынырнет, чтобы почувствовать единственное желание живого человека — жить. Он любил так делать и каждый раз устраивал соревнования с самим собой — насколько долго в этот раз он сможет не дышать. Но в доме Лестрейнджей, как Гарри думал, ему помешал домовик, испугавшийся, что гость решил утопиться. Кто-то аккуратно коснулся его плеча, заставив его вынырнуть раньше времени и в страхе начать озираться по сторонам.

— У всех свои секреты, Гарри Поттер, — сказала подошедшая к ним Белла. — Проходите к столу.

Это не могла быть сама Лестрейндж, это было бы просто нелепо. Тем более сейчас это бы не выглядело так, будто кто-то подает ей внезапно материализовавшиеся блюда.

— Необычно, — осторожно заметил Гарри. — Но вы правы, миссис Лестрейндж, у всех свои секреты.

— Если ты не догадаешься об этом моем секрете, я расстроюсь, а если догадаешься, мне придется взять с тебя клятву, — с едва заметной улыбкой сказала Белла в то время, как кто-то невидимый положил в тарелку Гарри мясные рулетики.

Гарри задумался. Он посмотрел на Беллу, грациозно расправляющуюся со своим рулетом. Она сидела во главе довольно длинного стола с такой королевской осанкой, как будто к ее спине привязали доску.

— Можно мне немного салата, — попросил Гарри, и когда салат начал появляться в его тарелке, схватил того, кто его накладывал.

Он, под внимательным и насмешливым взглядом Лестрейндж и под взглядом улыбавшегося во весь рот Ригеля, ощупал руку.

— Это человеческая рука, — сказал он, и в тот же миг чары невидимости спали.

Гарри обернулся, чтобы посмотреть на смотрящую на него почти так же насмешливо, как и Белла, женщину. Ее черты лица были очень правильными, глаза огромными, нос прямой, светлые волосы лежали аккуратными золотистыми кудрями, как будто ее прическу укладывали к какому-то мероприятию, и вряд ли этим мероприятием был ужин в этом не очень богатом доме. Женщина была высокой, черты ее лица были совершенно незнакомы Гарри, но все же находили отклик в его памяти.

— Алиша… — потянул он задумчиво.

— Алиша — это самостоятельная личность, если ты про… подружку Петтигрю. Причем ее сущность вызывает сомнения даже у нее самой, потому что она обладает памятью до момента своего… рождения. Она — первая, прототип. Эта же — просто функциональная кукла, они сейчас очень популярны. Петтигрю с Заки сколотили на этом дерьме целое состояние.

— Но почему вы ее скрывали от меня?

— Потому что, они незаконны, разумеется. Но потом я предположила, что с Алишей ты знаком, — Белла ответила, не глядя на него. В этот момент ее больше интересовали рулетики.

— Почему они незаконны, если вы говорите, что она — всего лишь функциональная кукла?

— Спроси у своего дружка, который не боится марать руки, — внезапно очень серьезно сказала Белла, до этого разговаривавшая с ним в непринужденной манере. — Есть сферы магии, в которые даже я не рискну залезть. А обычно я ничего не боюсь, Гарри Поттер.

— Вы не рискнули, а Питер рискнул? — Гарри нахмурился.

Он, конечно, не считал Хвоста добрым и светлым магом, но что это за сферы такие, в которые такие люди, как Белла Лестрейндж не рискуют соваться? Да и кто такая Белла? Пожирательница Смерти, помилованная министром только в девяностом году, а до этого осужденная с отсрочкой наказания до одиннадцатилетия сына? Такое про нее писали. И кто такой Питер Петтигрю? Так, жулик, как сказала сама Белла недавно. В картине мире Гарри все было именно так: Хвоста он не боялся и даже любил, а вот страшную Беллу — побаивался.

— Мелкий засранец когда-нибудь доиграется, что, умерев, не сможет ни стать привидением, ни перейти за грань, а его портреты, если он додумается их заказать, будут орать истошным воплем, но не смогут вымолвить и слова — такую он проживет вечность. Такие муки ждут его в посмертии, — жестко сказал Белла, и слова ее звучали как какое-то злое пророчество сумасшедшей колдуньи. Гарри на мгновение показалось, что даже свет свечей стух, когда Белла говорила это. Глаза ее округлились и злыми бусинами смотрели на «функциональную куклу». — Ее зовут Сара. И она поняла все, что я сказала.

Гарри подумал, что он ни черта не знает о магии. Он снова почувствовал себя маленьким мальчиком вокруг взрослых и мудрых людей, которые все знают, а он только и может шевелить ножками и ручками, и беспомощно издавать какие-то звуки ртом.

— Мне придется дать вам клятву? — осторожно спросил Гарри.

— Возможно.

Верить ли Хвосту? Его пугали страшной безумной Лестрейндж, пытавшей магглов и испытывающей от этого удовольствие. Сириус любил рассказывать про «этих Пожирателей». Кто-то из них — Пожирателей — убил Поттеров. Возможно, это была даже сама Белла, которая испытывает в его присутствии в ее доме сейчас какое-то извращенное наслаждение. Он вполне мог представить, как она, улыбаясь своей открытой улыбкой, которую унаследовал Ригель, внимательно глядя на Лили Поттер как на занятный экспонат, как на эту «функциональную куклу» Сару, произносит почти ласково: «Авада Кедавра». Верить ли Белле, которая считает то, чем занимается Хвост, страшнее убийства грязнокровок и магглов?

— Знаете, есть детская клятва друзей… — решился Гарри.

— Для нее нужно взаимно хранить секреты друг друга, — тут же ответила Белла, сощурив глаза. — Но если ты считаешь, что за такой секрет подойдет твое знакомство с Питером или Алишей, то уволь. Об этом не догадается только полный мудак.

— Нет, я расскажу вам какой-нибудь свой секрет.

Лестрейндж внимательно посмотрела на Гарри, думая, наверняка, над тем, совсем ли он идиот. Она склонила голову набок, улыбаясь лишь одними глазами, в которых была какая-то искра — редкое явление в глазах этих взрослых.

— Ты просто сам хочешь мне что-то рассказать! — хлопнула в ладоши Белла.

Гарри польстило, что идиотом она его не посчитала.

— Да. Я не могу поговорить о таком с Мэгги, — Гарри перешел на шепот. — Я ей даже рассказать не могу, если честно, — решил соврать Поттер.

— Ригель может это услышать? — спросила Лестрейндж, серьезно относясь к его словам.

— Может, если даст клятву. Можно даже эту детскую, конечно. Я читал о ней, ее называют детской, потому что маги обязуются хранить секреты друг друга. Но она ведь серьезная?

Гарри было плевать, даст ли ему Ригель какую-либо клятву. Иногда без всяких клятв было проще — оставалось место для манипуляций. В случае с Малфоем, не потребовавшем никаких клятв о неразглашении его слез и позора в курятнике Селвинов, именно добровольное молчание сыграло Гарри на руку. Всегда можно сказать, что ты очень доверяешь человеку, особенно если секрет не сильно важный.

— Она серьезная. Но обычно дети и не рассказывают кому попало секреты… своих друзей.

«Мы с тобой не друзья, Гарри», — хотела сказать Белла.

— Хорошо. Я змееуст, — просто сказал Гарри.

Он не знал, какую реакцию ожидал увидеть от Беллы. Она за два дня, проведенных в ее доме, показалась ему сильной рассудительной женщиной, которая может что-то объяснить или прямо высказать свое мнение о том, о чем другие не скажут. Но он точно не ожидал, что Белла подскочит со своего места и почти мгновенно окажется рядом с Гарри, свалив его со стула и приставляя палочку к его горлу. Хвост обещал, что с ним ничего в ее доме не случится!

— Врешь! — прошипела Белла, ее черные глаза безумно и высокомерно смотрели на него, а одна из кудрявых прядей застилала лицо. Она попыталась ее сдуть, но прядь тут же вернулась на место. Палочка больно утыкалась в шею, как будто была готова вот-вот проткнуть кожу.

Гарри краем глаза заметил, что Ригель никак на это не отреагировал. Он странным образом продолжал есть, очищая банан от кожуры, и не глядя в сторону происходящего. Он подозвал к себе Сару и что-то шепнул ей на ухо. Она кивнула и материализовалась рядом с Беллой, насильно оттащив ее за волосы от Гарри. Это было уже совсем чем-то неожиданным.

Белла зло на нее посмотрела, но внезапно сказала: «Спасибо». Гарри вообще перестал понимать, что происходит.

— Докажи! — крикнула Белла, поднявшись на ноги. — Серпенсортия!

Змея прилетела Гарри прямо в руки, и первым его действием было оттолкнуть ее, что он и сделал, отшвырнув змею на приличное расстояние. Но обиженная змея тут же поспешила мстить, снова приближаясь к Гарри.

— Стой, — сказал он на парселтанге, и змея замерла. — Укуси ту, что тебя вызвала.

Змея повернулась к Белле, которая шокировано наблюдала за броском змеи в ее сторону, не предпринимая никаких попыток избежать укуса. Этого Гарри тоже не ожидал, и уже хотел отменить свой приказ, когда Сара уничтожила змею в ее последнем прыжке в направлении Беллы, бездумно смотрящей в стену.

Спустя долгие минуты три, в течении которых Гарри так и оставался сидеть на полу, Белла словно сбросила с себя оцепенение, подошла к Гарри, присела рядом с ним. Она дотронулась руками до его волос, подняла подбородок, вглядываясь в глаза, но не пытаясь читать его мысли. Она как будто заново всматривалась в его черты.

— Сын грязнокровки, но не бастард, — прошептала она.

— Как ваш сын, — так же шепотом добавил Гарри.

Белла этого как будто даже не заметила или значение слов Гарри в данный момент не казалось ей таким уж важным. Она встала, протянула Гарри руку, помогла подняться.

— Гонты живы, и Блэки будут жить, — тем же шепотом сказала она.

И только тогда до Гарри дошло, какую злую шутку предложил с ней сыграть Хвост. И с ней, и с ним. Теперь она будет считать его бастардом Волдемортовых родственников, что очень печально. Быть официально признанным Поттером для всех ему было приятно, даже если он и хотел найти хоть какую-то информацию о биологическом отце, от которого он мог унаследовать свой дар.

— На самом деле, я больше склоняюсь к тому, что моим отцом был кто-то не из Британии…

— Твоя мать не уезжала из Британии. Поэтому либо ты бастард, как мой сын, как ты только что заметил, или кто-то из родителей твоей грязнокровной мамочки был сквибом Гонтов.

— Вы следили за перемещением моей матери?

— Я следила за перемещением всех грязнокровок, — Белла вернулась за стол. Она убрала мешавшую ей прядь, снова засунув ее к остальным прядям в заколке. Она самостоятельно налила себе сок, не прося ничего у Сары, выпила несколько глотков. — Извини за мое поведение, Гарри Поттер. Я не должна была так себя вести.

Белла глубоко дышала, но сидела с такой же прямой спиной, как и до этого.

— Это было неожиданное признание, — сказал Ригель, который до этого молча наблюдал за происходящим. Может быть, вспышки гнева его матери были для него привычными. — Я, правда, офигел. Никогда не думал, что увижу живого змееуста!

— С тебя секрет, помнишь? — сказал Гарри.

Ригель покраснел. Опустил глаза в свою пустую тарелку, сжал кулаки, разжал. Было видно, что он готовится сказать что-то действительно очень важное.

— Я писался до восьми лет, — сказал он едва слышно.

Белла Лестрейндж расхохоталась.

— Ты рано встал, поезд только в 11.

Гарри не ожидал, что кто-то еще проснется в половину седьмого, и он точно не ожидал, что это будет Лора Селвин, о наличии которой в доме Поттер не знал. Ее волосы были пушистыми и слегка лохматыми, видно, что она с утра еще не приводила себя в порядок. Она села на стул, подогнув под себя одну босую ногу, а вторую поставив на стул — как садятся дети, пока их не приучат сидеть нормально. На ней был серый шелковый халат и выглядела она на кухне в доме Блэков более гармонично, чем сам Гарри.

— Я еще не собрал вещи, — ответил Гарри, сделав вид, что появление Лоры на их кухне — обычное явление.

— Не боишься собирать вещи в последний момент? Вдруг что-нибудь забудешь? — поинтересовалась Лора, поставив на стол локти и обхватив свое лицо руками.

— Не так много вещей нужно в школе, чтобы сборы были чем-то… нетривиальным, — ответил Гарри, и тут же отпил чай из кружки бесшумно. Не как Хвост.

— Хорошее беззаботное время — учеба, — мечтательно сказала Лора.

— Наверное. Я не знаю, что будет после учебы.

— Ничего хорошего, — тут же отозвалась Лора и засмеялась.

— Тогда мне стоит вам посочувствовать? — вскинул брови Гарри, улыбаясь.

— О, — сделала вид, что умилилась Лора. — Это так трогательно, Гарри.

Некоторое время они молчали. Гарри пил свой чай, Лора наблюдала за ним. Долли появилась на мгновение, но, увидев, что хозяин еще не допил чай и убирать со стола не нужно, тут же исчезла.

— Скажи, ты же видел дерево Блэков до того, как оно было изменено? — сказала Лора, разглядывая Гарри.

Не уронить на стол чашку, которую Гарри держал в правой руке, ему позволило лишь понимание того, что Лора тут не просто так, поэтому он ждал от ее присутствия какой-нибудь гадости каждую секунду. Он даже держал левую руку под столом, чтобы быстро щелкнуть пальцами в случае чего. Мало ли, вдруг Лора совсем свихнулась и решит напасть на него. Тогда ему бы срочно пришлось звать Долли на помощь.

— Я видел его до рождения Бена и после. Видел, что вначале имя Бена было Авиор Блэк. Если вы об этом. Вроде бы Ригеля там просто заклеили вместо со всем деревом, чтобы не мозолил глаза нежной натуре Мэгги.

— И стрелка, указывающая родителей Авиора Блэка, шла от Мэгги и Сириуса.

— Мэгги вообще нет на этом дереве. Вместо нее там пятно без имени, — сказал Гарри. — Но стрелка шла от этого пятна и вашего мужа, если вам угодно узнать именно это, Лора.

Гарри решил, что момент позволяет назвать ее по имени, а не миссис. Миссис Селвин — светская дама в красивом платье, а не эта женщина в халате, сидящая на кухне босиком, поставив ноги на стул.

— Как складно ты умеешь врать, Гарри.

— Ваше право так думать, — пожал плечами Гарри.

Это его секрет. Его и Хвоста. На что Лора рассчитывала, заявившись к нему на кухню? Ее муж признал Бена, значит, поверил и сама Лора была не против. Или ее не спросили. В любом случае, Гарри считал, что он далек от возраста Миры, чтобы его можно было развести на ненужный ему разговор так банально. Он даже успокоился, допил, наконец, свой чай.

— Мы в ноябре заберем Бена у Мэгги, — сказала Лора. — Так положено, чтобы он рос в доме Селвинов.

— Мне-то что с этого? — спросил Гарри, нахмурившись.

Может быть, это Мэгги подослала Лору? Чтобы все-таки допытаться, как он изменил дерево, и чтобы ему пришлось признать Бена Блэком. А теперь Лора пытается давить на жалость, ведь забирать родного сына у матери в два года — это жестоко. Но единственный человек, которого Гарри жалел во всей этой истории, уже умер: он почти два года назад разнес себе голову Бомбардой. Почему-то посочувствовать сыну Мэгги у Гарри не выходило. Потому что изначально из-за него, даже задолго до его рождения, Гарри Поттер был в семье Блэков, в которой не было наследника, чужим ребенком. Так пусть теперь Блэк будет таким ребенком в семье Селвинов!

— Мне пора собирать вещи, — сказал Гарри, покидая кухню.

* * *

— Блэк, Меисса, — Мей была самой первой в списке.

Она отделилась от толпы первокурсников. Цвет мантии ей не шел, она казалась какой-то строгой и очень худой в черном. Мэгги заплела ей утром высокий хвост, и ее длинные светлые волосы спадали на плечи, особенно выделяясь на черном фоне. Мей забралась на табурет. Мало кто наблюдал за ее распределением: старшекурсники перешептывались, Малфой что-то рассказывал Нотту, Забини смотрел на Мей, но, казалось, мысли его были где-то далеко от процесса. Мей сидела под Шляпой довольно долго, прежде чем та огласила свой вердикт:

— Гриффиндор!

Гарри нахмурился, но тут же вернул своему лицу обычное выражение. Мей спрыгнула с табурета и направилась к своему столу. Гарри поймал ее взгляд и кивнул ей, слегка улыбнувшись. Она улыбнулась ему в ответ. Сразу после Мей девочка Гринграсс направилась в Слизерин.

Гарри то и дело отвлекался на разговор с Малфоем или вслушивался в разговоры других, поэтому пропускал половину распределения. Тем более, что распределялись незнакомые ему люди. Он увидел, как к их столу подходит какой-то неизвестный ему первокурсник и занимает одно из ближних к преподавательскому столу мест. Там были их прошлогодние места — первокурсников. Теперь же они передвинулись немного ближе ко входу, но общая структура сохранилась. Гарри так же сидел между Дэвис и Ноттом, напротив сидел Забини.

— Лестрейндж, Ригель, — произнесла МакГонагалл.

Гарри видел, как Малфой повернул голову в сторону табурета. Но также, краем глаза заметил усмешку на лице какого-то третьекурсника, сидящего рядом с Робертом Макнейром, после произнесения фамилии Ригеля.

— Слизерин! — возвестила Шляпа ожидаемое.

Ригель улыбался, он помахал рукой Гарри, Драко, кому-то еще из старших курсов, поздоровался за руку с первокурсником, распределенным до него, кивнул Астории Гринграсс. В общем вел себя так, будто тысячу лет здесь учился и знает всех и вся. Гарри подумал, что над ним тоже могут издеваться, ему еще предстоит доказывать, что он этого факультета достоин, несмотря на имидж его матери.

— Спорю на свою новую метлу, что та рыжая — это Уизли! — разглядел среди первокурсников рыжую девочку Драко.

— Кто с тобой спорить будет, если это итак всем известно? — тут же ответила Пэнси. — Джиневра Уизли.

Тем временем, Эллиота Макнейра распределили в Слизерин, и Ригель так же протянул ему руку. Он решил занять тут место доброго хозяина и приветствовать всех новых первокурсников, будто не распределился несколькими минутами ранее, а всегда тут был и встречает новых собратьев по факультету.

— Кстати, как ваш турнир на ловца прошел? — спросил Нотт, обращаясь скорее к Малфою, чем к Гарри.

— Ничего особенного, — ответил Гарри, но едва заметная самодовольная улыбка говорила о результатах турнир. — Прошел и прошел. Я не буду пробоваться в команду.

— Почему? — вдруг спросила Пэнси, которая обычно не разговаривала с Гарри. — Если ты хорошо летаешь, то просто обязан! Слизерин должен взять кубок, и команде нужны хорошие игроки!

— Мы с Драко разрешили этот вопрос летом, он будет пробоваться.

Малфой молчал и этим молчанием, вместо потока своего обычного хвастовства, выдавал себя с головой. Но формально Гарри никому не рассказал, что он выиграл это соревнование.

— Постойте-ка! — воскликнула Трейси. — Мне кажется, или я вижу Локхарта в числе преподавателей?

— А Квирелла не видишь, все верно, — сказал Гарри.

— Отец сказал, что им пришлось принять его кандидатуру, — обрадовался смене темы Малфой. — Никто не хочет идти преподавать. Вы знаете, из-за… того проклятия, — многозначительно добавил Драко.

— Да, Мэгги и Лора Селвин говорили то же самое про него, — сказал Гарри, хотя с Лорой он о таком никогда не разговаривал. Но он решил подчеркнуть, что у Малфоя среди знакомых в Попечительском свете только отец, а у Гарри двое человек. — Совету пришлось одобрить его кандидатуру за неимением лучшего.

— Все равно он душка! — сказала Трейси.

Локхарт прямо-таки светился счастьем. Особенно забавным было то, что сидел он рядом со Снейпом, лицо которого словно говорило: «И почему я опять не сдох за лето».

— Вроде бы больше никаких изменений, — сказал Малфой, внимательно осмотрев преподавательский стол. — Разве что, борода Дамблдора стала еще длиннее.

Девочка Уизли тем временем последней направилась к столу Гриффиндора. Она села напротив Мей. Гарри бросил взгляд на своих одноклассников, которые говорили о квиддиче, Локхарте и даже бороде Дамблдора. Они боялись сказать то, что хотели? Что его сводная сестра, как и Сириус, в Гриффиндоре. Что Меисса Блэк в некотором роде снова предала семью, как и ее отец, ведь Блэки только недавно снова стали появляться в том обществе, где они были своими когда-то давно. До войны, до того, как главой семьи стал Сириус.

Но почему никто не хотел говорить с ним на эту тему? Гарри был уверен, что за его спиной все выскажут все, что думают по этому поводу. Они его боятся, уважают или не хотят трогать, опасаясь скандала, который просто испортит им настроение?

* * *

Гарри смог подловить Мей только через день — их немного раньше отпустили с травологии, и он ждал ее у ненавистного кабинета зельеварения. Мей вышла вместе с той рыжей девочкой — Уизли, и Гарри подумал, что они, наверное, работали в паре. Оставалось надеяться, что сестра была умнее своего брата Рона, потому что работа в паре с последним не могла быть плодотворной.

— Привет, — Гарри ухватил Мей за мантию — она чуть было не прошла мимо, не заметив его в тени подземельного коридора.

— Привет, Гарри, — улыбнулась Мей. — Джинни, можешь не ждать меня, — сказала она Уизли, но та отчего-то очень неодобрительно посмотрела на Мей и окинула странным взглядом Гарри, прежде чем очень быстро пойти к лестницам.

— Поздравляю с поступлением, — сказал Гарри.

— Спасибо.

— Как первый урок зелий?

— Мы потеряли десять баллов из-за Колина Криви, который решил сфотографировать Снейпа на уроке, представляешь? Потом он начал объяснять, что мама просила сделать ему фотографий в школе, и он хотел прислать ей фото преподавателей. Представляешь, как отреагировала бы мама, пришли я ей фотографию Снейпа?

Гарри засмеялся. Но чувствовал он себя странно. Он должен был спросить, поговорить с Мей откровенно. Только беда была в том, что откровенно говорить он не любил. Ему это казалось слабостью. И прямо спросить — это тоже слабость. Как будто ты сам не смог разгадать задачу. Но Мей ему — почти как сестра. Она не задача.

— Почему ты выбрала Гриффиндор, Мей?

— Шляпа выбирает факультет для мага, Гарри.

— Мы с тобой прекрасно знаем, что ее можно уговорить, — ухмыльнулся Гарри.

— А почему ты выбрал Слизерин? — спустя год вдруг спросила Мей.

— Пойдем к лестницам, а то опоздаем на обед. Честно? Я не хотел учиться там, где учились родители и Сириус, чтобы мне не напоминали, как я похож на кого-то из них. А Шляпа предлагала мне Гриффиндор, — все было не так, Гарри хорошо помнил, что просил Шляпу отправить его в Слизерин, так как не желал прослыть слабаком перед Мэгги и Беллой.

— А я наоборот хочу, чтобы все замечали, что я похожа на отца!

— Не хочешь, чтобы мама тобой гордилась? — поддел Гарри.

— Думаю после школы работать где-нибудь, заняться чем-то интересным. Не хочу быть как мама — сразу же выйти замуж.

— Но это никак не связано с факультетом.

Они прошли мимо Почти Безголового Ника, который кивнул Мей, как будто хорошей знакомой, и никак не отреагировал на идущего рядом Гарри.

— У меня могут быть проблемы из-за твоего поступления, — очень тихо сказал Гарри, оглядываясь — не слушает ли кто. Такое нельзя знать кому попало.

— Но ты ведь сможешь их решить? Вы же должны быть хитрыми и изворотливыми, — ответила Мей и весело добавила. — Тем более, это ведь твои проблемы, а не мои. Меня все хорошо приняли.

— Или сделали вид.

Они подходили к дверям Большого зала, и второкурсники из Хаффлпафа, которые шли им навстречу, чуть ли не показывали на них пальцами: какая диковинка — слизеринец и гриффиндорка вместе идут на обед. Гарри знал только их имена, а они не знали, кем ему приходится Меисса Блэк. Поговорят о них в своей гостиной — кто-нибудь просветит на тему того самого Гарри Поттера, который отхапал себе наследство Блэков и вроде как теперь «главный Блэк», хоть и Поттер.

— Нам придется общаться меньше, — сказал Гарри.

— Как будто мы очень много общались в прошлый год! — обижено заявила Мей. — Хоть бы раз прислал письмо, рассказал, что происходит в школе. А я ждала, что ты будешь писать, между прочим!

— Прости… — Гарри был настолько ошарашен ее заявлением, что не мог сказать что-то еще.

Он обижался на Мей, потому что она ему не писала, а теперь оказалось, что Мей обижалась на него за то же самое.

— Я уже сделала свой выбор, Гарри, — они вместе вошли в Большой зал.

Мей пошла к своему столу — рядом с собой ей заняла место девочка Уизли. Гарри направился к своему месту, которое для него никто не занимал, оно просто было его местом, а потому пустовало. Он заметил, что разговоры стихли, как только он подошел к столу.

— Если вы говорили обо мне и распределении Меиссы, то можете продолжить, — спокойно сказал он, присаживаясь на лавку между Ноттом и Трейси.

— Ничего особенного, — сказала Пенси, — После Сириуса Блэка уже никто не удивляется ничему.

— Другие времена настали, тут и чистокровных Блэков не сыскать нынче, — сказал Гарри, глядя на Ригеля Лестрейнджа.

— Блэков да, — ответила Пэнси, проследив за его взглядом. — Не сыскать.

Гарри понял, что общаться с Мей ему придется действительно намного реже, чем было бы, поступи она хотя бы в тот же Райвенкло. В противном случае, он будет рыть себе могилу на факультете. Да, ему поручено финансово заботиться о девочках Блэк, но не более. Ни учеба, ни что-либо еще его интересовать не должны. Мей, как она и сказала, уже сделала свой выбор.

Они шли с ужина. В коридорах уже было темно, а за окнами слышалось, как барабанит дождь по подоконникам. Гарри даже немного замерз — пора было надевать свитер поверх рубашки, теплые деньки уже прошли.

— Если наш первый матч будет в такую погоду, то шанс, что он затянется — очень велик, — говорил Малфой о квиддиче.

Его взяли в команду, и его отец купил всем членам команды новые метлы. Или хронология этих событий была иной — сам Малфой не признавался, но гриффиндорцы в один голос кричали, что место ловца в команде Слизерина куплено.

— Кто о чем, а Малфой о квиддиче, — едва слышно заметил идущий позади вместе с Гарри Забини.

— Квиддич — хорошая игра. Летать мне нравится, я бы и сам хотел играть, — ответил Гарри.

— И почему не играешь?

— Не хочу занимать свое время тренировками, — отмахнулся Поттер. — Ты лучше скажи, почему те бобы надо было нарезать полосками, а не кружочками? Вот как от этого меняются свойства?

— Нарезая кружочками, ты бы резал поперек волокон, потерялось бы много сока и состав зелья был бы уже иной.

— Но тогда почему в наших чертовых учебниках пишут просто «нарезать»?

Малфой резко остановился, и Гарри чуть не врезался в него. Впереди стояли гриффиндорцы, которые ушли раньше. Среди них была и Мей, но без своей подружки Уизли. Она стояла рядом со смуглой девочкой, имя и фамилию которой Гарри не помнил.

— Тайная комната снова открыта! — заявил вдруг Малфой.

— Что? — удивился Гарри.

— Это на стене написано, — ответил Забини, который был на полголовы выше ростом. — Тайная комната снова открыта. Враги наследника трепещите!

Гарри аккуратно пролез между Ноттом и Крэббом в первый ряд, чтобы самому увидеть причину остановки. Красным цветом, с очевидным намеком на кровь, на стене была выведена эта надпись. Но выведена она была краской, не кровью — это было очевидным. На подсвечнике висела мертвая кошка Филча.

— Вот это я понимаю уровень шутки, — сказал Гарри. — Если это сделали близнецы Уизли, то они на ступень поднялись в моих глазах.

Гарри смутно помнил легенду о Тайной комнате. Он читал ее еще давно, когда только научился читать и грезил поступлением в Хогвартс. Тогда-то он и прочел историю Хогвартса, и там была описана легенда, согласно которой Слизерин соорудил некоторую комнату, где заточил чудовище, и когда придет наследник Слизерина, то он чудовище это освободит, чтобы очистить школу от грязи. Статус крови миссис Норрис Гарри не знал, но, кажется, в ней не было магии вовсе, она даже не была книззлом или полукниззлом.

— Миссии Норрис! Моя миссис Норрис! — завопил Филч.

— Расступитесь! — к месту спешили преподаватели во главе с Дамблдором.

Директор принюхался. Сделал несколько взмахов волшебной палочкой. Гарри заметил, какая она у него старая, необычная. Он никогда не видел таких. Ему стало интересно, сколько ей лет и какая у нее сердцевина. Поттеру почему-то казалось, что внутри точно не волос единорога.

— Она не мертва, Аргус, — авторитетно сказал директор. — Она оцепенела.

— Всем студентам немедленно пройти в свои гостиные! — потребовала МакГонагалл.

Гарри еще раз взглянул на преподавателей, в числе которых был и Снейп, наблюдающий за кошкой, сощурив глаза. Что-то было не так: они все отнеслись к произошедшему серьезно, в то время как сам Гарри поначалу заподозрил в этом всего лишь шутку.

Весь вечер студенты только и говорили о случившемся, припоминая детали легенды.

— Отец говорил, что в последний раз Тайная комната открывалась пятьдесят лет назад, — рассказывал всем желающим послушать Малфой. — И тогда погибла грязнокровка. Я не знаю всех деталей.

— Обвинили Хагрида, — вдруг сказал Роберт Макнейр.

— Хагрид — наследник Слизерина? Какой позор! — тут же встрепенулась Трейси.

— Дети! — презрительно фыркнул Дэвид Селвин. — Разве не ясно, что Хагрида подставили? Наследник Слизерина — это вам не хаффлпафец с патологической тягой к справедливости, ему нужно было свалить вину за убийство на кого-то, и Хагрид был отличной кандидатурой. Полулюдей никогда не любили.

— А я знаю, что это за ужасный зверь там, в Тайной комнате! — весело заявил Ригель, сидящий на полу на пушистом ковре с историей Хогвартса в руках. — Василиск!

— Это было бы логично, — согласился пятикурсник Тормод Роули, который был назначен старостой в этом году. — Салазар Слизерин говорил со змеями.

Ригель улыбнулся Гарри, и Поттер зло посмотрел на него в ответ. Только этого ему еще не хватало!

— Тогда и то, что миссис Норрис окаменела — логично. Убивает только прямой взгляд! — подхватила четверокурсница Кейти Гэмп. — А из яда василиска есть окаменяющее зелье. Конечно же, сейчас такое никто делать не будет, есть аналоги. Но... в теории, понимаете, да?

— Точно, я слышал про этот яд, — продолжил Забини. — Все сходится.

— Кроме одного, — Ригель лишь на мгновение посмотрел на Гарри, но тут же окинул взглядом всю разновозрастную компанию, собравшуюся в гостиной. — Кто же этот наследник Слизерина, умеющий говорить со змеями?

* * *

Другие факультеты тоже не теряли зря времени: на следующий день о легенде про Тайную комнату мог не знать только слепой и глухой. Легенда всеми трактовалась по-разному, и вариаций ее Гарри насчитал не менее десятка — это из тех, что он услышал на уроках, переменах и в библиотеке. Возможно, их было больше.

Они сидели вечером с Блейзом в библиотеке, пытаясь писать огромное эссе по трансфигурации. У МакГонагалл была традиция — она каждый год в первое же занятие задавала огромное сочинение. Чтобы его написать, приходилось перебирать горы литературы. Старшекурсники объяснили, что так она пытается заставить всех прийти в норму после двух месяцев безделья.

— Тут говорится, что ошибка в формуле не даст результата, но у Крэбба была ошибка, и произошло неполное превращение, — Гарри пытался понять, в какой из книг ложь — в двух была совершенно разная информация.

— Но неполное превращение и есть отсутствие результата, может быть автор имел ввиду это? — ответил Забини.

— Я тоже так решил, но смотри. Вот тут, — Гарри перелистнул книгу на несколько страниц вперед, — сказано, что в случае ошибки в формуле происходят ошибки в трансфигурации. Значит, в первом случае он имеет ввиду, что результата не будет вообще!

— Значит откладываем эту книгу, на нее не ссылаемся.

— Может быть это Лестрейндж, — услышал Гарри шепот через стеллажи. Они с Забини переглянулись и замерли. — Все сходится: чистокровный, поступил в Слизерин, кто его отец — неясно.

— Может быть он вообще сын Сами-Знаете-Кого!

Гарри прыснул, но тут же постарался держать себя в руках, чтобы не выдать себя. Он оглянулся, вытащил пару книг со стеллажа, пытаясь рассмотреть говорящих. Среди них были его сокурсники: Рон Уизли, Невилл Лонгботтом, Дин Томас, Симус Финниган, а также хаффлпафцы Джастин Финч-Флетчли и Эрни Макмиллан.

— Он сын Блэка, это всем известно, — сказал Макмиллан.

Блейз встал со своего стула и повторил за Гарри — вытащил несколько книг, чтобы видеть говоривших.

— Тем более, Блэки всегда были… Ну, вы знаете. Белла Лестрейндж же в девичестве Блэк.

— Они брат и сестра? — скривился магглорожденный Джастин.

— Кузены, — ответил Макмиллан.

— А новенькая девочка Блэк?

— Она нормальная, — сказал Уизли. — Гриффиндорка же. Ее отец ведь в Гриффиндоре учился, хоть и Блэк.

— Ну тогда точно мелкий Лестрейндж! — сказал Лонгботтом. — Хотя его отец, получается, тоже был гриффиндорцем.

— А как же Малфой? — спросил Рон.

— Может быть и Малфой, он тоже всегда кичился своей чистокровностью.

Гарри поставил книги обратно.

— Скучно, — сказал он довольно громко.

— Да, и теории какие-то дурацкие, — подхватил Забини.

— Эй! — тут же материализовался между стеллажами Уизли. — Подслушивать нехорошо!

— Мы тут вообще-то до вас сидели, — ответил Гарри. — Хотите сохранить свои секреты, нужно вначале убедиться, что никого поблизости нет. И теории у вас одна отстойнее другой!

— Почему это они отстойные?

— А тебе не приходило в голову, Уизел, — ответил вместо Гарри Забини, — что Наследником должен быть кто-то из старшекурсников? Чтобы суметь обхитрить преподавателей и избежать наказания? Какая проблема — открыть Тайную комнату! Это полдела. Если кто-то умрет или оцепенеет человек, начнется расследование, прибудут авроры. Наследником должен быть человек, который готов бросить им вызов, понимаешь? Или твоих мозгов недостаточно?

— Ну и кто это может быть? — сказал ошарашенный Уизли, даже не заметив, что его обозвали Уизелом.

— Так мы тебе и выложили тут все свои соображения, конечно, — сказал Гарри.

— Да вы просто своего дружка прикрываете! — убежденно заявил Уизли, прежде чем вернуться к своим друзьями.

* * *

Все уже забыли про кошку миссис Норрис, и разговоры про тайную комнату утихли. Дни шли своим чередом, Гарри много времени проводил за книгами, пытаясь не отстать от Грейнджер с которой он даже ни разу не разговаривал, но при этом они оба знали, что являются главными конкурентами на курсе.

Еще он пытался найти что-то про такую магию, о которой говорила Лестрейндж. Ту самую, жуткую и страшную, что и Непростительные в сравнении с ней — полная ерунда. Конечно же, в библиотеке ничего подобного не нашлось, тут все книги по темной магии были в Запретной секции.

И вот, спустя несколько недель спокойной жизни, произошло нападение. Пострадал в этот раз человек — полукровка Дженна Лич, внучка бывшего министра магии, которая училась на третьем курсе Райвенкло.

— Гарри, — кто-то поймал Поттера за рукав мантии, пока он шел к кабинету Локхарта. У Гарри возникла идея спросить у того разрешение на посещение Запретной секции под предлогом интереса к его предмету.

— Ты меня напугал, — сказал Гарри, увидев, что это всего лишь Ригель Лестрейндж.

— Ты никогда не бываешь один, да? Всегда или в толпе всех второкурсников или с Забини? — широко улыбнулся наблюдательный Ригель.

— Так проще, и никто вроде тебя не застанет врасплох, — ответил Гарри, так же улыбаясь.

— Отличная тактика! Правда. Я уже три недели хочу поговорить с тобой один на один, а все никак не выходит.

— Мне нужно к Локхарту, боюсь, если я надолго задержусь, могу не успеть, — намекнул Гарри на то, что долго говорить не намерен.

— Скажи, это ты открыл Тайную комнату? — прямо спросил Ригель.

— Глупости! Я бы не стал этого делать. В такое время, — Гарри ожидал, что Лестрейндж задаст именно этот вопрос.

— Какое?

— Неподходящее. Дамблдор — сильный маг, не признать это может только дурак. Полагаю, он быстро вычислит того, кто совершает нападения.

— Если не найдут виновного, Дамблдора могут снять с должности.

— Возможно. Я не открывал Тайную комнату, Ригель. Если это все, я пойду. Мне, правда, некогда.

Гарри, распрощался с Ригелем и поспешил к кабинету Локхарта. Уходя, Поттер не заметил, что их разговор слышал Малфой. Он не видел, что Ригель тут же подошел к своему кузену, что-то шепча ему на ухо.

Локхарт обставил свой кабинет в полном соответствии со своим дурным вкусом: со стен на студентов смотрели Локхарты в огромном количестве, они все улыбались, поправляли золотые локоны и стряхивали с мантий несуществующие пылинки. Как преподаватель, Локхарт оказался бесполезен.

Гарри не повезло. В кабинете Локхарта была Грейнджер.

— Гарри, проходите, — радушно сказал хозяин кабинета.

На нем была светлая бежевая мантия и ботинки ей в тон. Грейнджер что-то показывала Локхарту в его же книге.

— То есть, вас интересует рецепт этого зелья, Гермиона?

— Да, и я уточнила у мадам Пинс, что книга, в которой я могла бы прочитать этот рецепт, находится в Запретной секции.

— Не стесняйтесь, Гарри, — у Локхарта была противная привычка называть всех студентов по имени, как будто он хотел казаться всем добрым другом. — Проходите. Тут Гермиона интересуется зельем из моей книги. Что вы скажете по этому поводу?

Гарри глубоко вздохнул, подошел ближе, заглянул в книгу, чтобы узнать, о каком зелье шла речь. Гермиона бросила на него неприязненный взгляд, но тут же тряхнула головой, как будто ей так было проще убрать с лица ненужное выражение.

— Я тоже хотел уточнить этот рецепт, профессор, — улыбнулся Гарри. — Как раз у нас с Гермионой и вышел спор по этому поводу, — не глядя на Грейнджер сказал Поттер. — Она считает, что зелье получится, если положить вместо корней арморации обычный чеснок, а я считаю, что ничего из этого не выйдет.

Гарри понятия не имел, о каком зелье идет речь, но книжка была о вампирах, поэтому оставалось только импровизировать. Гермиона Грейнджер была занудой, но дурой никогда не являлась.

— Да, профессор Локхарт, — тут же подхватила она. — Поэтому мы и хотели получить разрешение на посещение Запретной секции.

— Хорошо-хорошо, — улыбнулся Локхарт во весь рот, но было в его улыбке что-то фальшивое и наигранное. — Всегда приятно, когда студенты интересуются предметом.

Локхарт своим красивым почерком, натренированным переписками с поклонницами его творчества, на пустом листе написал, что разрешает Гермионе Грейнджер и Гарри Поттеру проход в Запретную секцию. Грейнджер, мило улыбаясь не менее фальшивой улыбкой, тут же выхватила из рук Локхарта разрешение.

— Огромное вам спасибо профессор, — сказала Гермиона. — Мы пойдем. И все же, в это зелье можно добавить чеснок, вот увидишь!

— Нельзя! Всего доброго, профессор Локхарт.

Гарри поспешил выйти за Грейнджер, которая взяла его разрешение.

— И куда ты спешишь?

— Воспользоваться возможностью посетить Запретную секцию, конечно.

— Это общее разрешение, Грейнджер. Мне тоже прискорбно это признавать, но нам придется подойти к мадам Пинс вместе.

— Ты забываешь, что оно у меня в руках.

— Нет, это ты забываешь, что оно у тебя в руках, — лениво сказал Гарри. — А там моя фамилия. Если ты решишь им воспользоваться без меня, то я пойду к МакГонагалл и расскажу ей, что ты запрещаешь мне посетить Запретную секцию по общему разрешению. А уж если она это разрешение отменит вовсе, то извини, Грейнджер. Не думаю, что вашему декану понравится, что второкурсники выпросили разрешение туда, где всякие страшные книжки по жуткой черной магии!

— Я и забыла, что слизеринцы еще и ябеды.

— Любые средства хороши. Ты вот только что неплохо этому индюку врала, а вроде как честная гриффиндорка.

— Профессор Локхарт — не индюк!

— А я считал тебя умнее…

Под эту нехитрую перебанку, они спустились на этаж ниже и подошли к библиотеке. Гарри был очень рад, что по пути им никто не встретился, и о его позоре — шествии по коридорам с Грейнджер — никто не узнал.

Мадам Пинс долго смотрела на разрешение, прежде чем неодобрительно покачать головой, но все же впустить их в Запретную секцию. Существовало несколько видов разрешений — на конкретную книгу, на день или вообще на посещение секции, бессрочно. Последнее как раз и написал Локхарт, и такие разрешения не могли не огорчать мадам Пинс. Гарри был уверен, что скоро его у них заберут.

— И что же тебе нужно тут найти? — спросила Грейнджер.

— Книги по темной магии, конечно же, — ответил Гарри. — Хочу прочитать про один ритуал, где используется кровь девственницы. О, кажется, ты подойдешь для этого ритуала!

— У тебя чувство юмора хуже, чем у Уизли.

— А зачем ты спрашиваешь? Я же не спрашиваю, что понадобилось тебе в Запретной секции.

— Ну и ладно, — сказала Гермиона.

Гарри посмотрел, что она и в самом деле направилась к полкам, где были книги по зельям. Гарри тоже не соврал — он пошел в противоположную сторону, где значилась табличка «Защита от темных искусств». Ничего про сами темные искусства тут как будто бы и не было, но Гарри рассудил, что в защите найти что-нибудь можно.

Он провел в Запретной секции три часа, но никак не продвинулся в своих поисках. Зато книги по темной магии тут действительно имелись в большом количестве. Он пытался структурировать как-то темную магию по способу воздействия, использованию заклятий или ритуалов, по разным критериям, чтобы как-то отделить от всего этого разные сферы, но выходила полная ерунда. Все выглядело довольно прилично. Гарри не нашел ничего о магии, за которую полагалось такое страшное посмертие, как предрекала Лестрейндж.

— Я думала ты шутишь про темную магию, — произнесла Грейнджер брезгливо, взяв в руки одну из книг на его столике.

— Хорошее чувство юмора никогда не было моей сильной чертой, Грейнджер, — сказал Гарри, поднимая книгу повыше, чтобы не видеть лица Гермионы. — Все архетипично. Я слизеринец, сижу с книгами по темной магии.

Она фыркнула и покинула библиотеку, прихватив с собой какой-то фолиант. Видимо, в отличие от него, ее поиски увенчались успехом. Гарри же оставалось только прямо спросить или у Хвоста, или у Лестрейндж.

Поттер достал из сумки тот чистый лист, который передал ему летом Хвост, почесал нос, прежде чем написать простое:

«Привет, Хвост.

Кто такая Алиша, и как она была создана?»

Кто-то подбросил Локхарту идею организовать дуэльный клуб. Все в этом клубе было не так, Локхарт совершенно не умел держать дисциплину. Вначале он попытался разбить всех на пары, но следить за таким количеством дуэлянтов одновременно было невозможно. И Снейп, который не иначе, как по указанию Дамблдора и с расчетом на приличную премию, согласился ассистировать Локхарту, прекратил этот балаган. Он сказал, что лучше вызвать на помост по парам, а все остальные пусть будут зрителями.

Из этого всего стало что-то получаться. Вначале вызывали старшекурсников, которые знали много заклинаний, и за их дуэлями было интересно наблюдать. Фамилии называл Снейп, и как Гарри мог видеть, он выбирал самых успешных студентов, видимо, чтобы они были примером для остальных. Из четверокурсников Снейп выбрал близнецов Уизли и зрители молчали, не зная, за кого болеть, да и вообще не различая близнецов. Из третьего курса он вызвал Джона Ренделла из Слизерина и Энни Лаудер из Райвенкло, и девчонка Лаудер сделала Ренделла. Тот шел к своим с таким лицом, будто готовился к эшафоту после проигрыша. Из второкурсников…

— Драко Малфой и Гарри Поттер, — назвал студентов Снейп.

Гарри было лестно, что Снейп посчитал его достойным, но он не хотел публичного унижения в случае, если проиграет. Хорошо хоть, его противником стал Малфой, а не Грейнджер. На примере Ренделла Гарри видел, как позорно проиграть девчонке.

— Риктусемпра! — сказал Малфой.

— Экспеллиармус! — Гарри выучил это заклинание, которое проходят на четвёртом курсе, еще в одиннадцать, когда с ним занимался Хвост.

Никто из них не попал в противника. Они обменивались простыми заклинаниями, Гарри даже в шутку — злую, конечно же, — бросил в Драко Бомбардой, но так, чтобы точно не попасть. А потом использовал и то, что не удалось у Малфоя на курицах Селвинов, порезав Драко мантию. Малфой не оставался в долгу, и Гарри уже стоял в промокшей насквозь мантии. В целом, это было довольно увлекательно, пока Малфой не крикнул:

— Серпенсортия!

Гарри впервые в жизни испытал дежавю, только ему это все не снилось или казалось ранее — оно уже было до этого. Ему так же почти в руки прилетела змея. Он так же откинул ее от себя, и она так же, как в доме Лестрейндж, начала снова к нему приближаться.

— Випера эванеско! — выкрикнул Гарри. — Экспеллиармус! — палочка Малфоя аккуратно пролетела через помост и словно сама легла в руки Поттеру. — Серпенсортия! Серпенсортия! Серпенсортия! Серпенсортия! Серпенсортия!

Гарри прочитал про это заклинание, как только вернулся домой от Лестрейнджей, и он знал, как уничтожить вызванную змею. Ему хотелось еще и направить вызванных змей на Малфоя. Подсказать им: быстрее, давайте, кусайте этого говнюка. Но он не мог. Малфой отбрасывал от себя змей, не имея возможности воспользоваться палочкой, которую держал в руках Гарри.

Снейп поспешил на помощь Малфою, одним взмахом палочки уничтожив всех змей. В зале была полная тишина. Серпенсортия не было ни темным, ни опасным заклинанием. В общем-то, Гарри считал, что он одержал обычную победу в дуэли.

— Минус десять баллов со Слизерина за то, что подвергли своего однокурсника опасности, Поттер! — прошипел Снейп. — По правилам, дуэль считается оконченной, как только вы завладели оружием противника. Жду вас завтра в семь на отработку в своем кабинете, Поттер!

— Это по правилам, в жизни все будет иначе, — громко сказал Гарри, спрыгивая с помоста.

Он не выдал свою способность говорить со змеями — это было главным. Но то, как он разозлился, конечно, было плохим признаком. Гарри никак не мог успокоиться. Найдя в толпе студентов Ригеля, он схватил его за галстук и приподнял, прошептав на ухо: «Я тебя убью». Ригель как раз стоял у выхода. Когда Гарри покинул Большой зал, в котором и был организован дуэльный клуб, Лестрейндж тут же выскочил за ним.

— Подожди, Гарри!

Поттер резко обернулся. Он отшвырнул к стене не сопротивляющегося Ригеля и приставил к его горлу палочку — так же, как делала его мамаша летом.

— Мне пора рассказывать всему факультету о твоих туалетных подвигах детства? — прошипел Гарри.

— Я никому не говорил, — сдавленно ответил Ригель — палочка у горла мешала говорить нормально. — Я только позволил Драко подслушать наш разговор и намекнул ему, что ты мог бы быть наследником Слизерина.

— Это почти равноценно тому, что ты рассказал мой секрет. Может быть, твои туалетные дела не так интересны, как наличие у вас дома Сары? Мне сообщить об этом в аврорат? — Гарри знал, что никогда не станет этого делать.

— Я не хотел тебя обидеть, Гарри! Это же, наоборот, круто, что ты можешь быть Наследником, а тебе приходится это скрывать! Я лишь позволил Малфою услышать наш разговор в коридоре, больше ничего.

— Это уже не важно.

Гарри отпустил Ригеля, убрал палочку. Поправил сбившийся галстук и мантию.

— Предатель, — сказал он.

— Постой! Прости, пожалуйста! Пожалуйста! — Ригель ухватился за мантию Гарри, останавливая его. — Хочешь, я встану перед тобой на колени?

Не дожидаясь ответа Гарри, Ригель и в самом деле завалился перед ним на колени, все так же продолжая держать Гарри за мантию, видимо, чтобы он никуда не делся.

— Я просто хотел, чтобы Малфой знал, какой ты крутой!

Именно в этот момент завершились занятия в дуэльном клубе, и из дверей Большого зала начали выходить студенты. Первыми вышли старшекурсники, которых Гарри не знал. За ними Грейнджер, Рон и Джинни Уизли, Лонгботтом, Мей и та темнокожая девочка-первокурсница, которую Гарри уже видел.

— Встань, не позорься. И меня не позорь.

Гарри за шиворот поднял Ригеля и отвернулся от гриффиндорцев, которые остановились, увидев Ригеля на коленях перед Гарри. Поттер развернулся к лестницам. Ригель не отставал.

— Так ты простишь меня?

— Если ты сделаешь что-нибудь полезное.

— Например?

— Ты знаешь, как была создана ваша Сара?

— Нет, но мама говорит, что это была очень страшная магия.

— Так узнай, мне же интересно. Тебе самому разве не интересно?

— Интересно, конечно. Но такое взрослые просто так не скажут, — вздохнул Ригель.

Гарри, оглядывающийся на Ригеля, врезался в Филча. Тот начал возмущаться, что надо смотреть куда идешь. Гарри прошел мимо и даже не стал извиняться, Лестренйдж все так же шел рядом. Поттер вспомнил, как два дня назад наткнулся на Филча, когда они с Забини возвращались на три минуты позже отбоя. Тот устроил им такой разнос, все причитал, что сожалеет об отмене телесных наказаний, потом в темноте вгляделся в нашивки на их мантиях и сказал, что это их — слизеринский — подонок его миссис Норрис околдовал.

— Тогда хотя бы убей кошку Филча, — сказал Гарри то, что внезапно пришло ему в голову, и тут же пожалел о своих словах. Но их уже было не вернуть — это выглядело бы жалко.

— Я даже не знаю, где ее сейчас держат!

— Вот видишь, — Гарри повернулся к Ригелю, который все продолжал идти за ним по пятам, — от тебя совсем никакой пользы, только и можешь вредить!

— Хорошо, я узнаю, где кошка, если ты меня за это простишь, — улыбнулся Ригель.

Гарри тяжело вздохнул, называя пароль от входа в гостиную. Ригель иногда казался ему совершенно нормальным, а порой — полным придурком. Он уже однажды запрыгивал на стол в гостиной, чтобы громко закричать: «Хватит обсуждать наследника Слизерина в гостиной, вероятно, он тут присутствует и ему только смешно от ваших дурацких догадок!».

* * *

На следующий день по взгляду Уизли и Лонгботтома Гарри понял, что в число подозреваемых «наследников» попал и он. Это все было полной ерундой, потому что он хоть под Веритасерумом мог сказать, что никакую Тайную комнату не открывал. Но вот Снейп смотрел на него так, будто готов был бросить в него Адское пламя, чтобы он горел заживо. Это сулило больше проблем, чем домыслы гриффиндорцев. Еще и эта дурацкая отработка…

— Гарри, надо поговорить, — подловила его на лестнице Мей.

Они не разговаривали очень давно. Почти успешно притворялись, что друг другу они — чужие люди. Гарри кивнул однокурсникам, с которыми шел, чтобы не ждали его. У Мей были слегка спутанные волосы в косе — видно, что самой себе плести косы ей было сложно, и без помощи Мэгги ей приходилось ходить лохматой.

— Что-то случилось? — спросил Гарри.

— Случилось? Ты вчера перед всей школой чуть не убил Малфоя! А если бы Снейп не успел? Ты хоть понимаешь, что ты наделал?

Гарри наклонился к Мей, чтобы прошептать ей на ухо:

— Как ты понимаешь, если бы Снейп не успел, я бы приказал змеям не трогать Малфоя.

— Ты бы не успел!

— Успел бы. Я хорошо контролировал ситуацию.

Гарри понимал, что Мей права. Он знал, что ничего не собирался говорить змеям, а единственным желанием было подсказать им поскорее на Малфоя напасть, и ситуацию контролировала его злость, а не он сам. Но Мей об этом знать не обязательно.

— Как учеба в Гриффиндоре? Что-то я перестал тебя видеть с Уизли.

— Мы сейчас дружим с Риммой Сагил. Джинни какая-то странная в последнее время. Всех сторонится.

— Зря ты все-таки выбрала Гриффиндор.

— Нет! — горячо заявила Мей. — Это ты умеешь других убеждать, уговаривать сделать то, что тебе нужно. Вчера даже Ригель перед тобой на коленях стоял! Теперь многие из тех, кто это видел, думают, что ты этот Наследник. У нас в Гриффиндоре все проще.

— Если что-то сделать проще, это не значит, что так правильнее, — сказал Гарри то, что Снейп говорил ему по поводу нарезки ингредиентов для зелий, но Поттер решил, что в этой ситуации фраза годится и для жизненных вопросов.

— Я знаю, что это не ты… — Мей смотрела в пол, не желая поднимать взгляд на Гарри. — Но я должна спросить. Это ведь не ты открыл Тайную комнату и совершаешь эти нападения? — в голосе Мей было столько надежды, что Гарри захотелось на мгновение соврать, лишь бы увидеть ее реакцию.

— Что было бы, если бы это был я? — Гарри скрестил руки на груди, улыбаясь. — Ну, вот вдруг. Представь, ты узнаешь, что это я. Побежишь рассказывать взрослым?

— Это было бы правильным решением, — все так же глядя в пол, ответила Мей. — Но я, скорее всего, не смогла бы так поступить. Я бы постаралась уговорить тебя прекратить нападения.

— Это не я, Мей. Мне самому интересно, если честно.

Гарри вдруг понял, что ему и в самом деле интересно вычислить, кто совершает эти нападения, где находится Тайная комната. Поттеру казалось странным, что ни авроры, ни Дамблдор, не вычислили виновника. Он не мог понять причины, ведь нападения совершает не какой-то очень взрослый и опытный преступник, а школьник. Гарри подумал, что стоит узнать подробности дела Хагрида, только вот в библиотеке вряд ли хранились газеты тех времен, а в Министерские архивы доступ ему никто не предоставит. Оставалось как-то поспрашивать всех, даже самого Хагрида.

— Мей, ты знала, что Тайную комнату открывали пятьдесят лет назад? — спросил Гарри, будто невзначай.

— Нет.

— Тогда погибла магглорожденная, и знаешь кого обвинили? Хагрида! Представляешь?

— Быть такого не может, — не поверила Мей.

— Сама у Хагрида спроси! Интересно, как звали погибшую…

— Хагрид не может быть наследником Слизерина, он учился в Гриффиндоре!

— Конечно, не может, Мей. Понятно, что его подставили, — Гарри очень рассчитывал, что Мей станет интересно, и она в самом деле пойдет к Хагриду.

— Кстати о Хагриде. У него кто-то всех петухов передушил, это не Ригель?

Гарри рассмеялся. Стоит один раз что-то сделать, и теперь всех петухов готовы вешать на Ригеля. Отсмеявшись, Гарри, почти свозь слезы сказал:

— Не знаю. Но если это он, то это очень смешно, — Гарри рукой вытер проступившие сквозь смех слезы.

— Не вижу в этом ничего смешного! — серьезно сказала Мей.

— Ладно, я как-нибудь спрошу у него, — все еще посмеиваясь, пообещал Гарри.

Он представил, как Ригель выходит по ночам из Хогвартса, чтобы душить петухов. А когда они закончатся, пойдет в совятню. Птичий душегуб, самый страшный маньяк в истории школы. Гарри снова засмеялся.

* * *

Гарри глубоко вздохнул, прежде чем постучать в дверь кабинета зельеваренья.

— Входите, Поттер, — тут же услышал он голос Снейпа за дверью.

— Добрый вечер, — осторожно поздоровался он.

В кабинете кроме Снейпа был еще Лонгботтом. Гарри не помнил, чтобы ему назначали отработку на зельях — значит, заработал ее на переменах или за прогулки после отбоя. Лонгботтом исподлобья посмотрел на Гарри и вернулся к чистке котлов.

— Чистите котлы четвертого курса, Поттер. Там очень сложноотмываемое зелье, — Снейп указал на полку, где стояли зелья четверокурсников. — Никакой магии! Надеюсь, это поможет вам осознать, что все поступки несут определенные последствия.

— Надеюсь, — вздохнул Гарри, глядя на котлы и считая их. Девятнадцать!

— Вы, Поттер, такой же, как и ваш отец. Не думаете, прежде чем делать! — прошипел Снейп.

Гарри вздохнул, не желая что-либо отвечать на этот выпад. Он снял с полки первый котел, вылил в раковину темно-желтое зелье, посмотрел на остатки зелья на стенках и вздохнул еще раз.

— Северус! — в камине возникла голова Дамблдора. — Добрый вечер, мистер Лонгботтом, мистер Поттер, — поздоровался директор, увидев их с котлами и щетками в руках.

— Здравствуйте, профессор Дамблдор, — выпалил Лонгботтом.

— Добрый вечер, — пробубнил Гарри.

— Северус, зайди ко мне в кабинет, срочно. Если тебе не сложно, загляни по дороге к Минерве, я не застал ее через камин в кабинете.

Голова Дамблдора исчезла, он не стал дожидаться ответа Снейпа.

— Если я приду и увижу, что работа не сдвинулась с места или пойму, что вы использовали магию, то ваша отработка перенесется на завтра, вам ясно? — рявкнул Снейп.

— Угу, — в один голос отозвались Поттер и Лонгботтом.

Снейп вылетел за дверь так быстро, что по кабинету даже прошелся легкий ветерок. Как только дверь за ним закрылась, Гарри отставил в сторону котел и начал ходить вдоль полок.

— Что ты делаешь? Если ты не очистишь хотя бы пару котлов к приходу Снейпа, он влепит тебе еще одну отработку, — предупредил Гарри добродушный Лонгботтом. — У меня такое уже было.

— Я ищу чистящее средство или что-то, что может его заменить, потому что этими щетками я буду чистить котлы целую вечность! — Гарри оглянулся на Лонгботтома. — Спорим, что у них срочное собрание, потому что произошло новое нападение?

— С чего ты взял?

Гарри смотрел названия на флаконах, наконец, он нашел нужное. То, что могло помочь ему очистить котлы в силу своих кислотных свойств. Правда, оно могло испортить котел, но Поттера такие мелочи уже не интересовали.

— А с чего бы им еще срочно проводить собрание вечером? — ответил Гарри, налив в котел немного красной шипящей жидкости. Процесс чистки сразу пошел быстрее, Поттер снова уселся на стул перед котлами.

— Не знаю. Или, ты знаешь это, потому что сам совершил нападение, пока шел сюда! — выпалил Лонгботтом.

— Да, между делом. Вообще же не вопрос, нужно же было как-то поднять себе настроение перед чисткой котлов. Развлечься, так сказать, — ответил на это Гарри, капнув в котел еще немного жидкости. — Ты знаешь, что пятьдесят лет назад было похожее нападение? Тогда была убита магглорожденная, а в убийстве обвинили Хагрида.

— Неправда!

— Правда! Хотел бы я узнать подробности, только боюсь, что Хагрид ничего не расскажет.

— Конечно, тебе он не расскажет, а нам расскажет! Он наш друг.

— Вот и узнайте у него, — предложил Гарри. — Мне было бы неприятно, если бы мой друг оказался убийцей, — скривился Поттер, чтобы подначить Лонгботтома.

— Хагрид — не убийца! — тут же повелся на провокацию Лонгботтом. — Завтра же пойду и спрошу у него, ты эту глупость выдумал сам только что, я уверен.

— Не выдумал. Делать мне больше нечего, — презрительно бросил Гарри, отставляя чистый котел в сторону, и выливая желтое зелье из второго котла.

Он готов был выть, потому что впереди его ждало еще восемнадцать котлов. Гарри надеялся, что Снейп сжалится и отпустит его ближе к отбою, потому что он точно не очистит эти котлы без использования магии до ночи.

Гарри шел, набросив на себя мантию-невидимку. Он редко пользовался этой вещью. Сириус рассказывал, что только они не творили с помощью мантии. Гарри не очень-то хотелось делать те вещи, которые увлекали Мародеров: ему не казалось веселым подбрасывать в кабинеты, где шли занятия, навозные бомбы или заниматься чем-то подобным. Хотя вот на урок Снейпа он бы с радостью подбросил навозную бомбу в котел к кому-нибудь, только там его не спасла бы никакая мантия-невидимка. Но сейчас Гарри было необходимо стать незаметным.

По дороге он встречал разных студентов и аккуратно их обходил. Гарри оказался прав — когда он шел мыть котлы, было совершено еще одно нападение, в этот раз на Финч-Флетчли и гриффиндорское привидение. Гарри казалось странным, что авроры не расспрашивали всех и вся, не ходили туда-сюда по коридорам. Как будто все эти нападения были полной ерундой. Поттер понял, сколько власти на самом деле имеет директор, если ему удается замять эти дела. Вопрос был в том, зачем он пытался все замять: казалось, что поиск виновного должен был быть общей целью и директора, и Аврората. Было в этой истории что-то странное.

Гарри шел в мантии-невидимке к неработающему женскому туалету. Он увидел идущую впереди МакГонагалл, и тут же нырнул в нишу. Сириус говорил, что мантия работает безотказно — это была очень странная вещь, которая передавалась в семье Поттеров от отца к сыну много поколений, и мантия сохраняла свои свойства, в отличии от других подобных вещей. Про нее ходили легенды, будто она была подарена предку Поттеров самой Смертью, правда Гарри не верил в такое. Но то, что секрет создания таких удивительных вещей был утерян, приходилось признать.

МакГонагалл прошла мимо, и Гарри вынырнул из своей ниши. Лонгботтом не подвел. Он и Уизли в самом деле направились к Хагриду, чтобы узнать подробности, но Хагрид не захотел их с ними обсуждать и выставил их за дверь. Когда Мей об этом узнала, то так же пошла к Хагриду, и она-то уже смогла разговорить лесника. Гарри три дня следил за гриффиндорцами, поэтому его отсутствие среди второкурсников Слизерина уже становилось подозрительным, но результат того стоил. Хагрид натурально разревелся при Мей, сказал ей, что, когда он учился на третьем курсе, его исключили из школы, и он провел некоторое время в Азкабане по обвинению в непредумышленном убийстве. Он даже рассказал, как потом перед умершей извинялся, ходил и говорил ей, что это не его акромантул ее убил. Мей тут же спросила, как он смог извиниться перед мертвой, на что Хагрид отмахнулся, мол, она же стала привидением. Но больше говорить наотрез отказался. Сказал, что Дамблдор будет недоволен.

Гарри пришлось самому узнавать, были ли в Хогвартсе какие-либо привидения, которые появились не так давно, как Кровавый барон или Серая дама. В тот же вечер в библиотеке он нашел список приведений Хогвартса. Из которого выходило, что самым подходящим привидением была Миртл Уоррен, погибшая как раз пятьдесят лет назад.

Дверь в туалет открывалась легко и даже не скрипела, как можно было ожидать от туалета, который давно не работает.

— Кто здесь? — сразу услышал он противный девчачий голос.

— Привет, Миртл.

— Кто здесь? — повторила своим писклявым голосом Миртл. Она состроила неприятную обиженную гримасу, круглые очки с толстыми стеклами добавляли образу какой-то комичности. Быть привидением ей не шло, хотя, возможно, она была некрасивой и при жизни.

Гарри скрытно пробирался через коридоры не для того, чтобы раскрыться перед привидением, которое могло доложить о его визите Дамблдору. Но все же поговорить с Миртл ему было нужно.

— Я не причиню тебе зла, — сказал он осторожно.

— Почему я тебя не вижу? Покажись, иначе я тебе не поверю!

— Ты же поверила Хагриду, что он тебя не убивал, — сразу же сказал Гарри.

— Конечно, поверила! — возмутилась девочка-привидение. — Потому что перед смертью я видела два огромных желтых глаза, а не черные паучьи! Я видела в книге, как выглядят акромантулы!

— Но тогда кто тебя убил?

— Том Риддл! — тут же ответила Миртл. — Но это я только недавно узнала, услышала разговор профессора Дамблдора и профессора МакГонагалл.

— Он был наследником Слизерина?

— Кем? Риддл был старостой Слизерина, это я помню. Он был хорошим, никого не обижал, в отличие от Оливии Хорнби! Она дразнила меня, и я ушла плакать в этот туалет. Я сидела вот тут, — Миртл подлетела к одной из кабинок и показала на унитаз, — когда услышала голоса. Говорили мальчишки на выдуманном языке, я открыла дверь, чтобы прогнать их, потому что это женский туалет! И я умерла.

— Прямо тут? — спросил удивленный Гарри.

— Да. Меня никто не искал. Когда преподаватели заметили мое исчезновение, директор Диппет допросил Оливию Хорнби, и она сказала, что я часто закрывалась в этом туалете. Директор велел ей привести меня, и когда она пришла сюда, то увидела мое мертвое тело, — весело сказала Миртл, будто рассказывала о самом забавном случае в своей жизни. — Ты бы видел ее лицо!

Гарри уже не очень вслушивался в болтовню Миртл. Он достал палочку и попытался, как советовали в книгах, почувствовать магию. Он прикрыл глаза, но почувствовал только вонь канализации и услышал шум капающей воды с одного из старых кранов. Иногда Гарри казалось, что в магии он — полный бездарь. Обнадеживало лишь то, что такими бездарями были все вокруг, а его даже считали успешным студентом. Но когда он пытался сделать что-то по-настоящему серьезное, у него редко это получилось.

Поттер вздохнул и подошел к раковинам, чтобы закрыть капающий кран. Все они были ржавыми, с них стекала красно-коричневая вода тонкими струями, окрашивая в этот цвет белые раковины. И только один кран не имел никаких ржавых подтеков.

— Странно, — Гарри освободил руку из мантии-невидимки, чтобы потрогать кран, который выглядел более новым, чем остальные.

— Он никогда не работал, — сказала Миртл, проследив за появившейся в воздухе рукой.

— Да быть такого не может! — произнес Гарри, увидев выгравированную змею.

Канализацию в Хогвартсе провели намного позже, чем Слизерин должен был создать Тайную комнату. Потомки Слизерина учились в Хогвартсе и после, хотя бы те же Гонты, но нигде Гарри не встречал упоминаний об открытии Тайной комнаты. Гарри еще раз провел пальцами по змее, как будто гладил ее, прежде чем наугад сказать:

— Откройся, — это Поттер произнес уже на парселтанге.

И вовремя отшатнулся, когда раковины разъехались в стороны, открывая довольно большой люк, ведущий в подземелья.

— Мерлин всемогущий, — Гарри аккуратно подошел ближе, заглянул внутрь, и тут до него дошло, что, если это вход в ту самую Тайную комнату, теперь он не смог бы под Веритасерумом ответить, что не открывал ее.

Гарри стало холодно и жутко от темноты люка. Но все же он пытался разглядеть в нем что-то, прежде чем понял, что Миртл больше нет в туалете. Наверняка побежала сообщать директору! Поттер, не заботясь попытками обратно закрыть люк, тут же выбежал из туалета, и очень вовремя — как только он выскочил за дверь, увидел спешащих к туалету Дамблдора, МакГонагалл и Снейпа. Гарри постарался слиться со стеной и не дышать, когда они проходили мимо, и он тут же побежал подальше от этого туалета, как только преподаватели оказались внутри.

С лестниц в сторону туалета смотрела девочка Уизли. Взгляд у нее был сосредоточенный, как будто что-то просчитывающий. Она прислушивалась. Гарри решил, что он уже на безопасном расстоянии, и остановился неподалеку. Уизли держала в руках тетрадь или книгу в мягкой обложке, и у Гарри создалось впечатление, что он уже где-то видел ее, точно такую же, хотя он не мог вспомнить ни названия, ни сказать, о чем она. Но она ощущалась так, будто была ему знакома. Он вдруг захотел отобрать у Уизли эту вещь, которая как будто принадлежала ему.

— Кто-то кроме меня в школе владеет парселтангом, — сказала Уизли каким-то другим голосом. Вроде бы и своим, но уверенным и властным.

— Не знаю, кто бы это мог быть, Том, — это тоже сказала Уизли, но уже голосом неуверенной в себе девочки.

Гарри пробрало до дрожи, настолько жутко это все выглядело. Он знал, что бывают душевнобольные, разговаривающие с собой, но ему всегда казалось, что это забавно. Он видел как-то нищенку, которая гуляла недалеко от площади Гриммо. Она была пьяной, глаза ее были заплывшими, и она разговаривала сама с собой. Они с Мей смеялись, начали дразнить ее, а нищенка их даже не заметила. Сейчас Гарри было не смешно.

— Кто-то рядом, — Джинни начала оглядываться по сторонам.

Гарри понял, что ему пора бежать. Он не знал, почему все же решился это сделать, но он выхватил из рук Джинни черную тонкую книжку, как будто заранее знал, что именно она — ответ на все вопросы, возникшие сегодня.

* * *

Гарри не хотел больше писать Хвосту, потому что на его вопрос об Алише тот ответил коротко: «Спроси у нее сам». Гарри не представлял, как пишет письмо Алише с интересующими его вопросами, это выглядело бы невежливо.

Но в его руках был дневник Тома Риддла, которого Миртл назвала своим убийцей, а все страницы в нем оказались пустыми. При этом Гарри впервые в жизни, как взрослый, чувствовал исходящие от тетради волны магии и ощущал, какая она душащая, приторная, густая. Он не знал, к кому еще может обратиться.

«Хвост, надо увидеться, очень-очень срочно. Сегодня или завтра».

Гарри поглядывал на записку весь урок трансфигурации и был максимально не собран, хорошо хоть они не проходили новую тему, а закрепляли материал, и это позволило ему не опозориться на уроке, что обязательно привлекло бы внимание МакГонагалл.

«Иди в Хогсмид через статую Одноглазой ведьмы после ужина», — появилось в ответ под конец урока.

Гарри едва мог заниматься какими-то делами, дожидаясь ужина. Он старался вести себя как обычно — пошел в библиотеку с Забини после обеда, спрашивал про квиддич на ужине, но он едва мог усидеть на месте. После ужина сказал Забини, чтобы тот не искал его, и пошел в сторону главного выхода из замка. Блейз проводил его любопытным взглядом, пожал плечами и ушел. Гарри подождал некоторое время, прежде чем набросить на себя мантию-невидимку. Хваленой карты Мародеров не хватало. Гарри прекрасно понимал, что у директора, наверняка, есть еще больше способов отследить перемещение учеников. Возможно, тут даже есть такие же чары, которые позволяют хозяевам дома определять, кто и в какое время в их доме появлялся, то есть видеть не только настоящее на карте, но и прошлое.

Путь по узкому проходу казался вечным, и еще более неожиданным было то, что выход находился в погребе «Сладкого королевства». Гарри задел какое-то ведро на полу, и оно громко звякнуло. Поттеру пришлось вжиматься в стену, пока молодая помощница ставила ведро на место.

Хвост ждал его у входа в «Сладкое королевство», укутанный в пальто и шарф — на улице уже стояли зимние морозы. Гарри тоже был в зимней мантии, но пока он добирался в ней по проходу из Хогвартса, успел согреться настолько, что морозный воздух казался приятным.

— Давай руку, — сказал Хвост, и они тут же аппарировали в тот дом с тремя стеклянными этажами, где Гарри был почти год назад.

Гарри огляделся. Все так же работал телевизор, на этот раз там шла какая-то программа о животных, кресла казались такими же новыми, как и год назад, а освещение было маггловским, оттого тут было совсем светло, как днем. Все в этом доме ощущалось иначе, как-то интереснее, ярче, при этом проще и удобнее.

— Что же такое срочное случилось? — спросил Хвост, поднимаясь по лестнице.

Гарри поспешил вслед за ним. Хвост открыл одну из дверей, ведущую в кабинет, очень похожий на тот, что был в старой опечатанной аврорами квартире Хвоста. Большой стол, заваленный бумагами, маггловский компьютер, кожаные кресла и диваны, у одной из стен стеллажи с книгами. Хвост сбросил с себя пальто и шарф, кинув их на одно из кресел, и тут же уселся за компьютер, будто Гарри отвлек его от важных дел. Гарри снял зимнюю мантию, достав из внутреннего кармана тетрадку, и аккуратно повесил мантию на подлокотник того же кресла.

— Вот, — Гарри кинул на клавиатуру дневник Тома Риддла. — Ты же слышал про нападения в Хогвартсе?

— Слышал.

Хвост схватил тетрадку, внимательно ее просмотрел, а когда увидел, что это дневник Тома Риддла, заметно оживился.

— Откуда у тебя это?

Гарри кратко пересказал то, как вычислил старую жертву наследника Слизерина, как случайно открыл проход в Тайную комнату, как убегал под мантией-невидимкой и встретил первокурсницу Джинни Уизли, разговаривающую с собой, а в руках ее был этот дневник.

Хвост взял дневник в руки, обсмотрел его со всех сторон, понюхал. Сделал несколько взмахов палочкой. Гарри понял, что продолжает стоять посреди комнаты, и завалился в кресло, не занятое зимними вещами, закинув ноги на подлокотник.

— Занятная вещица. Интересно, сколько их всего…

— Таких дневников много?

— Не дневников, но вещей этого человека с такими свойствами. Это вторая, которая попала в мои руки.

— Какими такими свойствами?

— Жить после смерти, — просто ответит Хвост, как будто это что-то объясняло. — Том Риддл — это Темный Лорд, так его звали.

— Я думал, он носил фамилию Гонт, — удивился Гарри.

— Он хотел бы ее носить, но эта фамилия была у его матери, а отец его был обычным магглом. Говоришь, у девчонки Уизли ее отобрал? Видимо, это Люциус вещицу подбросил. Я бы на твоем месте вернул эту тетрадь на место.

— Хвост, — Гарри посмотрел в окно, но за ним было так темно, как будто окно было закрашено черной краской, — это дневник заставлял Джинни открывать Тайную комнату?

— Да, хотя это немного странно, обычно такая вещь не должна вести себя активно, если ей ничего не угрожает. Можешь оставить ее у меня ненадолго?

— Да, конечно. Ты не знаешь, почему из-за нападений в школе еще не допрашивали всех, не делали предположений, кто мог бы совершать эти нападения? В одно из нападений даже я шел на отработку Снейпа, мог бы попасть в число подозреваемых. Но я ни разу не видел в школе авроров!

— На живца ловят, наверное, сам же видел, как они быстро примчались, как только ты открыл Тайную комнату.

— Тогда почему они никак не поймают Уизли?

— Думаю, им прекрасно известно, что это Джинни Уизли. Такие вещи, как этот дневник, вне тела не могут быть особенно рациональными, потому что у них есть память, но нет мозга. И сейчас он использует ресурсы мозга первокурсницы, поэтому они не очень осторожны.

— Тогда я вообще ничего не понимаю, — Гарри откинулся в кресле, ему было немного обидно, он снова чувствовал себя глупым. — Если всем известно, что это Джинни Уизли, то чего они ждут?

— Момента, когда она будет одержима и попадется, чтобы ее не обвинили, как мне представляется. Это не так просто, как может показаться. Поставить дежурство в том туалете они не могут — несмотря на нехватку рациональности у Тома Риддла, все же он неглуп и легко притворится девочкой Джинни, как только поймет, что в туалете кто-то есть. Он обладает памятью, наверное, взрослого человека, не знаю какого именно возраста. Думаю, он может легко определить такое. Возможно, входов в Тайную комнату несколько. Скорее всего, нападения совершаются очень быстро. В последний раз пострадал призрак. Полагаю, их попросили подстраховать. Сам же говоришь, что плакса Миртл тут же сообщила обо всем Дамблдору.

— И все это ради того, чтобы оправдать девочку Уизли? — скривился Гарри. Ему это показалось неправильным.

— Девочка и в самом деле ни в чем не виновата, — пожал плечами Хвост.

— И поэтому можно делать так, чтобы пострадали другие, лишь бы не обвинить невиновного?

— Ну тут да, — Хвост развел руками, — Мораль такая… двоякая.

— А зачем мне тогда возвращать дневник? Давай выкинем его, да и все?

Хвост еще раз посмотрел на дневник, провел над ним палочкой, засунул палочку в карман пиджака, пролистал дневник.

— Что-то в нем не так, помимо основного свойства. Потому что хоркруксы должны вести себя тихо и не отсвечивать, пока у них нет тела…

— Хоркруксы… что это, Хвост?

— Да, ерунда одна, их Лорд понаделал, не знаю сколько. Говорю же, это вот вторая вещь, которая попадает мне в руки. Но это не та, что я ищу. Искал я последнюю, вернее предпоследнюю, а эта, кажется, первая.

— А зачем тебе последняя или предпоследняя?

— Эх, Гарри… Если я ее найду, то смогу столько всего в жизни сделать. Но это не важно. Постой…

Хвост хохотнул, подскочил со стула и быстрыми мелкими шагами подошел к книжным полкам. Вытащил какую-то большую книгу в темной обложке, начал ее листать с маниакальным блеском в глазах.

— Джинни Уизли, говоришь, Тайную комнату открывала? Стоп. Нам с тобой, Гарри, теперь предстоит хранить очень важный секрет. Мне все не давал покоя твой логичный вопрос, где же авроры. Вроде как логику какую-то я выстроил, как мне это видится, но все равно она была шаткой. Но я только что понял, — быстро говорил Хвост, как будто боялся не успеть довести мысль до конца. — Дамблдор-то про эти вещи не знает! Вот теперь-то все сходится, он не думает, что у Уизли есть какой-то там дневник, он думает, что разумом девочки завладел Лорд. Оригинал. Настоящий.

— Я тебя не понимаю, Хвост. Мэгги говорила, что он не умер…

— Верно, и Дамблдор думает, что это он, — Хвост отбросил книгу на диван.

Гарри силился прочитать ее название, но оно было вытерто настолько, что уже не читалось. Тем временем, Хвост стал расхаживать по кабинету взад и вперед, заложив руки за спину. Это выглядело очень комично, и Гарри улыбнулся.

— Но это не он, Хвост?

— Нет, я же говорю, что это первая… вещь.

— Хоркрукс, — сказал Гарри.

Хвост резко остановился перед Гарри и посмотрел на него так, будто и не видел его до этого.

— Забудь это слово и никогда не произноси его в обществе приличных магов.

— Почему?

— Просто послушай моего совета и забудь. Так, план меняется, Гарри. Теперь нам нужно, чтобы дневник ни при каких условиях не попадал в руки Дамблдору. До каникул ничего не предпринимаем, я подумаю, что делать дальше.

— Ты серьезно остаешься в школе на каникулы? — спросил Гарри у Малфоя.

— Мои родители уезжают в Штаты, их пригласил на рождественский ужин сам президент МАКУСА!

— И почему же он пригласил только твоих родителей, без тебя?

— Не твое дело, Поттер!

— Ладно, — легко согласился Гарри.

Они сидели за своим столом в Большом зале на последнем перед каникулами завтраком, и должны были отправиться после него в Хогсмид. Гарри очень удивило, что Малфой остается на каникулы в Хогвартсе. Раньше Поттеру казалось, что в числе тех, кто не покидал школу на Рождество, были люди из неблагополучных семей. Он мог понять, почему остается Грейнджер. В маггловском мире ей нельзя колдовать, и она предпочла остаться в школе. Почему остаются все Уизли было для него загадкой. Нотт сказал, что это наверняка потому, что у их родителей не хватило денег на еду, и они решили оставить детей на дармовых школьных харчах. Гарри сомневался, что в этой шутке была хоть доля правды. Но то, что в школе на каникулах оставался Малфой, а за ним повторили Крэбб и Гойл — было совсем уж чем-то странным.

— Моя миссис Норрис! — в Большой зал вбежал Филч, неся в руках свою кошку.

Ее голова странно болталась, примерно так же, как голова Почти Безголового Ника. Наверное, это было связано с тем, что кошка окаменела, и когда Ригель попытался свернуть ей шею, вышло именно так, как вышло — голова просто как будто отвалилась от тела. Но все же еще держалась.

Филч тем временем положил кошку на стол прямо перед Дамблдором. У Снейпа был такой вид, будто он прямо сейчас оторвет этой кошке голову окончательно и швырнет Филчу в лицо. МакГонагалл скривилась, сказав недовольно:

— Аргус!

— Мою кошку убили! — прохрипел Филч. — Ее убили! Миссис Норрис! Я убью тех, кто это сделал. Убью, Альбус!

— Я думаю, использовали африканское режущее проклятие, — авторитетно заявил Локхарт, неуместно улыбаясь.

— Ей просто отломили голову, — сказал Снейп.

— Возьми миссис Норрис, Аргус, и пойдем за мной, — спокойно ответил директор, вставая из-за стола. Сегодня он вышел к завтраку в праздничной мантии со снежинками. К такой светло-голубой шелковой мантии совершенно не шел идущий рядом завхоз в потертой жилетке с трупом кошки в руках.

Только когда Дамблдор ушел, Гарри позволил себе посмотреть в сторону Ригеля. Он глубоко вздохнул, потому что вся эта затея с кошкой была глупой и жестокой, но Гарри не хотел казаться жалостливым слабаком, поэтому не отменял брошенных неуместных слов. Поттер едва заметно кивнул Лестрейнджу, и тот просиял, как будто прощение Гарри было очень значимым для него. Гарри оставалось надеяться, что Ригель не наследил, и потом он нигде не заявит, что убил кошку потому, что ему сказал это сделать Гарри Поттер.

— Люциус попросил Драко остаться в школе, — сказал Ригель уже в поезде. — Они не могут в этом году дать праздничный ужин из-за проблем с Министерством, и решили сделать вид, будто так и было задумано.

— А что не так с ужином? — спросил Гарри. Они стояли в коридоре поезда, Поттер смотрел в окно и думал над тем, как ему себя вести с Лестрейнджем. Кажется, с головой у Ригеля было не все в порядке.

— На него могут явиться авроры с обыском неожиданно, будет неудобно перед гостями. Они решили, что уедут пока все не утрясется. Обидно. Я из-за этого тоже все время проведу дома, нас никто не позовет.

— Почему?

— Селвины не позовут нас без Малфоев. Мою маму не очень любят.

— А я бы сам не ходил к Селвинам, но в этот раз они прислали приглашение даже мне лично, а не домой. Может еще на пару дней останусь у одного… знакомого.

— У Петтигрю что ли? — тут же сообразил Лестрейндж.

— Возможно.

— Интересно, — Ригель провел ладонью по запотевшему стеклу, — они поймают того, кто совершает нападения?

— Дамблдор знает, кто это.

— Откуда ты знаешь? — тут же встрепенулся любопытный Ригель.

— Знаю. Но Дамблдор по определенным причинам не хочет раскрывать личность нападавшего. И правильно делает! Не стоит такое разглашать.

У Гарри было время подумать над всем, что произошло. Поттер не мог считать директора плохим человеком, у него, наверняка, были основания подвергать учеников опасности и позволять первокурснице ходить околдованной Лордом. Но, по мнению Гарри, это было как-то немного неправильно. Дамблдор из рассказов Сириуса всегда был человеком добрым и справедливым, волшебником, который был против неравенства по статусу крови, который активно поддерживал сохранение Статута, чтобы не позволить магам управлять магглами — то есть, заботился и о благополучии магглов. Он никого не убивал даже когда шла война; в известной дуэли с Гриндевальдом вышел победителем, оставив соперника в живых. Как и говорил Снейп — дуэль заканчивается, когда один из дуэлянтов завладел оружием другого. И оттого у этой истории с Тайной комнатой был какой-то мерзкий привкус. Гарри мог представить, что так, как поступал Дамблдор, делают Мэгги, Хвост, Сириус, Белла, Малфои, Селвины и почти все, кого он знал. Он не любил Дамблдора за его чудаковатость и немного побаивался, но сейчас он чувствовал разочарование.

* * *

— Что говорят в Попечительском совете по поводу нападений? — спросил Гарри, аккуратно отрезая кусочек бифштекса.

Долли нарядила большую елку в гостиной, но кроме этого атрибута, больше ничто в доме Блэков не говорило о приближении праздника. Не было ни ожидания чуда, какое бывало у Гарри в детстве, когда он гадал, что же ему подарят, ни атмосферы веселья и предвкушения чего-то грандиозного. Гарри посмотрел на Миру, уныло ковыряющуюся вилкой в тарелке, и задумался, есть ли хотя бы у нее в этом доме ощущение праздника.

— Да ничего, Малфой пытается подговорить всех поставить подписи под увольнением Дамблдора, но у Люциуса сейчас дела идут не очень, и все выжидают, — охотно ответила Мэгги, что удивило Гарри. Он ожидал, что она, как всегда, сделает вид, что разговаривать с ним ей неприятно. — Проблемы возникли только с Дженной. Ее мать маглорожденная, но отец полукровка, а дед вообще бывший министр. Семья со связями. Но они в хороших отношениях с Дамблдором, и он что-то там наговорил родителям девочки, чтобы они не побежали сразу во все инстанции кричать. Хотя они забрали дочь домой, Лич не лежит в Больничном крыле. А родителям второго мальчика… как его…

— Финч-Флетчли, — подсказала Мей.

— Его родителям не сообщили даже. Перед рождеством сказали, что он останется в школе. Они, кстати, очень обеспеченные магглы. Лора была у них. Сказала, что живут в особняке не хуже, чем у Селвинов.

— Ты знаешь, что Дамблдор знает, кто совершает нападения? — спросил Гарри.

Гарри казалось, что в их столовой как-то темно и мрачно. Несмотря на то, что тут сделали ремонт, как и в других комнатах, все равно было странно видеть, как квартира Хвоста, подключенная к маггловскому электричеству, была гораздо светлее. В окнах соседних маггловских домов Гарри видел разноцветные гирлянды на рождественских елках. На елке, которую украсила Долли, таких гирлянд не было. Финч-Флетчли не попадет домой на Рождество, где его родители-магглы наверняка украсили елку цветной гирляндой.

— Нет, откуда ты это знаешь?

— Потому что это было очень просто вычислить.

— Это не Хагрид! — тут же заявила Мей.

— Нет. Ты ведь почти узнала, кто была та девочка, что умерла пятьдесят лет назад.

— Что значит почти? — возмутилась Мей. — Это была Миртл Уоррен, привидение Хогвартса! Она живет в туалете, и умерла там же. Она знает, кто ее убил, говорит, что сейчас это делает он же. Но он уже мертв!

— Стоп! Зачем вы влезли в это дело? — разозлилась Мэгги. — Это вам не детская игра — вычисли преступника!

— Мэгги! Ты не понимаешь? Директор подвергает опасности школу, точно зная, как остановить нападения! Зная, кто за ними стоит! Мы с Мей вычислили, а ему вообще не составило труда это сделать! — разозлился Гарри.

— И кто же это, раз вы такие умные?

— Я не пойду против директора, — ухмыльнулся Гарри. — У меня нет ничего, что я мог бы ему противопоставить. Я в школе студент, не преподаватель, не член Попечительского совета, чтобы мое мнение хоть что-то значило. Но если тебе интересно, то Дамблдор считает, что эти нападения совершает Сама-Знаешь-Кто. Опосредовано, через ученика.

— Тогда тем более не лезьте в это дело, оба! Вы меня слышите? — щеки Мэгги покрылись красными пятнами. — Вы в школе, чтобы учиться, остальное вас не касается, ясно?

— Я бы и не полез, если бы Мей не подумала, что я наследник Слизерина, и не решила, будто бы это я открыл Тайную комнату, — Гарри сощурил глаза, наблюдая, как Мей краснеет.

— Я должна была уточнить! — начала оправдываться Мей. — Ты умеешь говорить со змеями, а эта способность пошла от Салазара Слизерина, это все знают!

— И ты решила, что я буду нападать на магглорожденных? Да у меня мать маглорожденная! — Гарри зло посмотрел на Мей.

— Извини, — тут же тихо сказала Мей, которая, казалось, иногда забывала, что у Гарри были другие родители, которых ни он сам, ни тем более Мей, не знали. — Я не подумала.

— Хватит! — рявкнула Мэгги. — Замолчите! Чтобы даже не думали лезть в дела Дамблдора, он раздавит и не заметит, если вы… помешаете.

— Отец говорил, что Дамблдор хороший, — возразила Мей.

— Не стоит мешать его хорошим делам, — сказал Гарри мысль, которая пришла ему в голову еще несколько дней назад. Он тогда подумал, что не так важно, хорошие ты преследуешь цели или плохие, путь к их достижению всегда будет состоять из зла и несправедливостей.

— Прекратите! Просто не смейте лезть в это дело! — почти прокричала Мэгги.

* * *

Костюм Ришальды Уормак, приглашенной танцовщицы, был слишком открытым и блестящим. Она была похожа на русалку из мультика, который Хвост показывал им с Мей два года назад, когда тот был, как он сказал «премьерой». Только кожа ее была смуглее, чем у Русалочки. Такая бывает у тех, чьи родители разной расы. Ее нельзя было назвать совсем смуглой, но все же…

— Любуешься почти голой бабой? — спросил кто-то, усаживаясь на диван рядом с Гарри.

— Почему бы не полюбоваться, — пожал плечами Гарри. — Зря ее что-ли Селвины позвали.

— Говорят, такие как она, за деньги готовы не только танцевать.

Гарри жалел, что среди гостей нет Люциуса Малфоя. Он хотел бы подойти к нему и прямо заявить, что он благодарен за то, что тот сделал в школе в этом году. Фраза бы прозвучала невинно, но Малфой знал бы, что Гарри знает о том, что он подбросил дневник Тома Риддла девочке Уизли. Хотя, возможно, сама судьба не дала ему такого шанса. Не ему тягаться с Малфоем в умении обвинять кого-либо так, чтобы и придраться не к чему было. Вообще со взрослыми лучше лишний раз не говорить в такой манере. Но это со взрослыми…

— Что тебе нужно, Ренделл?

Гарри никогда не общался с третьекурсником Джоном Ренделлом, но, как и о большинстве людей с факультета, он многое слышал и о Джоне. Полукровка, который изо всех сил старался быть лучшим во всем — учебе, внешнем виде, стоимости мантий, манере держаться, квиддиче. Мать родила его от первого брака с магглом, после смерти мужа переосмыслила жизнь, вышла замуж за богатого старика Эреба Кэрроу, дети которого — Амикус и Алекто — были старше матери Ренделла. Мать Ренделла, Люсия, теперь уже, Кэрроу родила Эребу чистокровных дочерей и радовалась жизни. Оттого-то, видимо, Джон, носящий фамилию маггла, и стремился преуспеть в учебе, чтобы быть не хуже тех людей, в обществе которых ему приходилось жить.

— Скучно без толпы тех, кто вечно ходит за тобой, да? Не знаешь даже, куда смотреть, что решил пялиться на эту шлюху?

Гарри ожидал, что отношение к нему изменится, и даже не знал, хотел он этих изменений или нет. После того, как он победил Малфоя в дуэли, да еще таким «подлым» способом, продолжив нападать, после того, как обезоружил, а сам Малфой не стал мстить — многие слизеринцы смотрели на Гарри косо. Малфой все же был тем еще напыщенным индюком, но себя уважать заставлял. И если он позволил сойти с рук выходке, опозорившей его перед всей школой, то многие теперь полагали, что здесь что-то нечисто. Сам Гарри тоже задавался вопросом, что же именно нечисто. Ну не должен же был Драко повестись на недосказанности и глупые предположения Ригеля? И уж тем более, не должен Малфой просто банально его бояться, вряд ли Гарри знал больше заклинаний. Хотя он, конечно же, считал себя несколько умнее и хитрее. Малфой, хоть и попал в Слизерин почти моментально — Шляпа не долго думала над его распределением, — особой хитростью не выделялся, а все его попытки хитрить могли показаться хитрыми только неискушенным хаффлпаффцам-младшекурсникам.

— Да нет, не особо скучно, Ренделл. Спасибо, что интересуешься, — ответил Гарри, повернувшись к Джону и невинно улыбаясь ему.

— Думаешь, ты крутой, если смог обезоружить Малфоя? Да хрен там! Ты такой же полукровка, ничего особенного.

— Такой же, как ты, имеешь ввиду? Насколько я помню, ты вообще проиграл девчонке.

— Какая разница? Ты полукровка, и ты никак не изменишь этот факт! — прошипел Ренделл. — Ты всегда будешь жалким полукровкой. Они, — Ренделл показал рукой в зал, — делают вид, что ты такой же. А на самом деле мы оба знаем, что мы здесь быть не должны. Как брак моей матери с магглом был ошибкой, так и брак твоего отца с грязнокровкой. Мы с тобой — ошибки для них всех. Дети, которым лучше бы не рождаться.

— Если тебе угодно так считать про себя, то, пожалуйста. Мое же рождение меня полностью устраивает. Если ты не доволен самим фактом своего появления на свет, то к возрасту… сколько там тебе, четырнадцать? К этому возрасту ты должен уже знать способы, как исправить положение.

Гарри отвернулся от Ренделла в сторону танцующей восточный танец Ришальды. На нее почти никто не смотрел. Фон, декорация этого вечера.

— Знаешь, мне всегда было интересно, Ренделл. Как вообще появляются такие люди как ты, Флитвик или Хагрид. Это же что-то противоестественное. Как можно совокупляться с великаном, гоблином или… магглом. Почему, Ренделл, твоя мать легла под маггла?

Гарри знал, что он говорит, и как его слова подействуют. Только не знал, зачем он это делает. Ренделл тут же незаметно придвинулся ближе и приставил палочку Гарри в бок, больно задевая ребро. Поттер не шелохнулся, он знал, что не успел бы достать свою палочку, да и в голову не шло никакое заклинание, чтобы его применение было актуальным и эффектным.

— А то, что твою мать зачали и родили магглы — это не считается? Знаешь, что, Поттер? Ты зазнался. Тут нет твоих дружков, думаю, если ты посидишь немного в тишине и подумаешь над своими поступками и словами, это пойдет тебе на пользу.

— Если это значит, что ты наконец-то свалишь, то я только за.

— Конечно, свалю, Поттер. Петрификус тоталус!

Ренделл незаметно убрал палочку, поднимаясь с дивана. Ухмыльнулся, прежде чем развернуться и уйти.

Гарри остался сидеть, не имея возможности пошевелиться. Положение было довольно глупым. Поттер рассчитывал разозлить Ренделла, вывести его из себя, заставить использовать магию против безоружного себя, то есть поступить так же «подло», как поступил Гарри с Малфоем. Но он не учел, что Джон был человеком спокойным и обладал иным темпераментом, разозлить его или взять на слабо — было не так просто, как Малфоя. И теперь Гарри думал, сколько же ему предстоит так неподвижно сидеть на этом диване. Наверняка, Мэгги будет искать его только перед уходом.

Было очень странно ощущать себя словно прикованным к дивану. Гарри вдруг стало интересно, как чувствуют себя окаменевшие жертвы нападений — так же, как он сейчас? Или у них мозги тоже окаменели, и они не в состоянии думать? Если в состоянии, то это, должно быть, страшно. Если Гарри было не по себе сейчас, когда он знал, что рано или поздно его обязательно найдут. Он хотел, чтобы это были Мэгги или Мей, а не кто-то из Слизерина. Потому что на факультете приобрести должное положение очень сложно, а потерять его очень легко.

— Привет, Гарри, — на диван рядом с ним уселась Паркинсон. — С Ренделлом не вышло? Поиздеваться над ним так, чтобы тебе за это ничего не было? Ах да, ты не можешь ответить.

Пенси поправила ему волосы, упавшие на глаза. Гарри давно было пора подстричься, но почему-то Мэгги не напомнила ему об этом.

— Забавный шрам, как будто кто-то ножом его нарисовал, — сказала Паркинсон, проведя пальцами по шраму-молнии на его лбу. — Вообще я не собираюсь над тобой издеваться, просто забавно, что и ты можешь попасть в такое унизительное положение. Теперь я могу рассказать об этом всем, и они станут меньше тебя уважать, раз ты позволил себя так унизить. Финита!

Гарри не шевелился, хотя чувствовал, что уже может это сделать. Он не смотрел на Пэнси, все так же продолжая наблюдать за Ришальдой. Как будто ничего не изменилось, и он сам хотел сидеть неподвижно в этой позе, а Паркинсон ему никак не помогла.

— Говори кому угодно, — произнес он через некоторое время. — Только Ренделл ответит за свои действия, можешь составить ему компанию и в этом.

Гарри понятия не имел, как будет мстить Ренделлу за эту его проделку, но понимал, что оставить все как есть нельзя. Ему необходимо показать, что он не позволит так к себе относиться. Показать самому Ренделлу, Пэнси и всем, кто вообще может узнать об этой ситуации с Петрификусом.

Прим. автора: прошу прощения у всех любителей животных и обещаю, что больше убивать этих невинных созданий зря не буду. Другое дело — люди ;)

— Мира! — Гарри подбежал к Мире и схватил ее, оттаскивая от Чертенка.

Это не помогло. Потому что у Миры в руках был приличных размеров камень, который она неизвестно откуда достала, и она швырнула его прямо в книззла, который, кажется, итак уже был мертв. В руках Гарри Мира начала вырываться и кричать.

— Мэгги!

Гарри поудобнее перехватил Миру, чтобы она не вырвалась. В ответ на его действия она начала руками щипать Гарри, чтобы он ее отпустил.

— Что случилось? — в комнату вбежали Мэгги, за ней Мей.

Все это происходило в его — Гарри — спальне. После того, как Поттер приехал на каникулы, Чертенок предпочитал находиться в его комнате, занимая место прямо посреди кровати. Кот, очевидно, пытался сбежать от своей участи, залазил несколько раз под кровать, пытался залезть под тумбочку, но все это было безуспешным, он только оставлял кровяные следы и разводы, когда Мира его вытаскивала обратно. Когда в спальню Гарри вбежала Мэгги, Мира начала вырываться еще больше.

— Мама, помоги! Гарри не пускает меня!

Гарри резко ослабил хватку, и Мира буквально выпала на пол. И тут же заревела громче прежнего.

Мэгги хмурилась, глядя на состояние спальни и тушку кота, она открыла рот, но тут же закрыла его, не найдя подходящих слов. Мира продолжала валяться на полу, стуча кулаками по паркету, Мей смотрела на Чертенка и была готова вот-вот разрыдаться. Гарри тяжело дышал, потому что Мира хоть и была маленькой, но вырывалась очень активно, и он приложил немало усилий, чтобы ее удержать.

— Твоя дочь убила Чертенка, — сказал Гарри.

— Это не я, это Гарри! Мама, Гарри убил Чертенка! — Мира подползла к окровавленному трупику книззла, челюсть которого была сломана, и от этого рот его был открыт как-то неестественно, вязла тушку на руки и начала гладить, завывая еще сильнее.

— Да ну вас всех! — махнул рукой Гарри. — Правильно говорят, что у Блэков через одного с головой не все в порядке.

Сказав это, Гарри вышел из собственной комнаты, не желая как-то участвовать в представлении Миры. Он прошел в гостиную и завалился на диван.

— Долли!

Эльфийка, одетая в наволочку, тут же возникла перед Гарри.

— Долли слушает хозяина, — с поклоном произнесла она.

— Пойди и уберись в моей спальне. Когда закончишь, а Мира прекратит свою истерику, пусть она и Мэгги найдут меня.

Полторы недели назад Гарри не знал, как вести себя с Ригелем. Теперь он не знал, как ему поговорить, и что сказать Мире. Наверное, это должна была сделать Мэгги, но Мира убила его книззла, пусть Чертенок вообще был не особо нужным кому-либо животным, и Гарри его не брал с собой в Хогвартс, но все же именно он считал себя хозяином после того, как Тонкс вернула его им год назад. Поттер выбивал пальцами какой-то ритм, а его мысли ускользали от произошедшего к Ренделлу и к Хвосту, который что-то придумал и ждал Гарри завтра у себя, чтобы это придуманное обсудить. Мысли его ускользали оттого, что где-то на границе сознания появилась идея о возмездии и вселенской справедливости. По его указанию Ригель убил кошку Филча, и само мироздание решило отмстить Гарри аналогичным образом. Поттер понимал, что это случайность, ни в мировое зло, ни в мировую справедливость он не верил, иначе мир был бы совершенно иным, если бы в нем каждый преступник тут же получал по заслугам. Украл кошелек — через неделю украли у тебя. Обманул — вскоре обманули тебя. В таком мире, управляемом абстрактной справедливостью, никто бы не крал и не обманывал. Поэтому Гарри старался отвлечься и не думать о всяких глупостях, чтобы не стать суеверным человеком.

В гостиную вошла Мей. На ней было фиолетовое платье, которое шло ей гораздо больше, чем черная школьная мантия. Мей с ногами забралась в кресло, стоящее почти напротив дивана, на котором развалился Гарри.

— Я думала, Мира любит Чертенка, — сказал Мей едва слышно.

— А я думал, что Ригель такой в мать, а не в отца, — так же тихо сказал Гарри.

— Мне кажется, она не хотела. Думаю, что все не так.

— Как?

— Когда я была дома в прошлом году, все было иначе. А теперь Мира тут одна…

— Она не одна, а с Мэгги. Только вашей матери вы обе были не нужны, с этим пора давно смириться и жить дальше, — жёстко сказал Гарри, даже не глядя на Мей. — Вместо тебя Мэгги хотела бы сына, вместо Миры — тем более. И то лишь потому, что это был вопрос сугубо денежный, вашим родителям дети были, кажется, не нужны. Даже рад, что мы с вами не родные!

— Я знаю это, — просто ответила Мей, не глядя на Гарри.

— Ты хотел поговорить с Мирой? — спросила Мэгги, появившись на пороге гостиной.

Она держала за руку зареванную Миру. Гарри посмотрел на нее: черноволосую и кудрявую, ни капли не похожую на Мэгги или Мей. Глаза ее были темными, не черными как у Беллы, а карими, но все равно она походила на сестру Ригеля больше, чем на сестру Мей. Гарри сел на диване, решив, что разговаривать с людьми, когда ты сам лежишь, некрасиво.

— Мира, сядь рядом с Мей, — попросил он.

Мира послушно прошла в соседнее кресло, забралась в него, не поднимая голову и не глядя на Гарри. Она аккуратно поправила края задравшегося платья, положила руки на колени, строя из себя примерную девочку.

— И что это было сейчас там, в моей спальне? Только не ври, что ты ничего не делала, Мира, ты же не глупая девочка. Давай, для начала ты скажешь, что это ты убила Чертенка.

— Да, — опустив голову, призналась Мира.

— Зачем?

— Ты был в школе, и он играл со мной. А когда ты приехал, он всегда спал в твоей спальни, и вообще убегал от меня, когда видел! — зло сказал Мира.

— То есть, ты ревновала кота ко мне? — уточнил Гарри.

— Нет! Он был мои другом! И предал меня!

— А если бы ты дружила с человеком, а он бы предпочел играть с кем-то другим, а не с тобой, его бы ты тоже убила?

— Он бы тоже предал меня!

— Но если бы ты его убила, то тебя бы посадили в Азкабан. Сходи в библиотеку, там висит портрет Арктура Блэка. Спроси его, что тебя ждет в Азкабане. Прямо сейчас.

— Мне сейчас идти туда?

— Да. И я узнаю, приходила ты туда или нет, так что можешь даже не пытаться меня обмануть.

Мира спрыгнула с кресла и покинула гостиную. Мэгги, стоявшая все это время в проходе, отодвинулась, пропуская дочь. Гарри надеялся, что с остальной частью воспитательной работы справится портрет. Арктур столько ужасов про дементоров им с Мей в свое время рассказал, что его красноречие явно отбивало желание делать что-то такое, за что можно попасть в Азкабан. В своих подробных рассказах Арктур был очень убедителен.

— Решил делать вид, что ты у нас тут самый главный? — спросила Мэгги.

— Решил заняться воспитанием. Как посмотрю, ты явно не справляешься. Может, спросить у Лестрейндж? У нее должен быть опыт воспитания трудных детей.

— Не умничай, я делаю все так же, как и с вами, — Мэгги, наконец, зашла в гостиную и села на то же кресло, где до этого сидела Мира. — Не знаю, что делать в такой ситуации.

Мэгги помолчала какое-то время, глядя на стену, на которой под обоями размещалось родословное дерево Блэков. Потом подняла взгляд на Гарри.

— Спасибо, — как будто сквозь зубы сказала она.

Гарри не стал уточнять, за что она его поблагодарила: за короткий и неумелый воспитательный разговор с Мирой, за то, что он не разозлился настолько, чтобы выпороть Миру, хотя следовало бы, или за то, что он не высказал кучу всего, что мог думать о воспитании Мэгги.

* * *

— Нет, Хвост. Из этого ничего не выйдет, — обреченно сказал Гарри.

— Что за упадническое настроение? Все выйдет, нужно просто быть осторожными.

— Если даже вы, будучи школьниками, создали карту Мародеров, где можно было отследить перемещения конкретного человека, то Дамблдор это сделает вообще легко.

Гарри сидел в кожаном кресле в гостиной Хвоста и чувствовал, что он в нем как будто тонет — настолько оно было мягким. Хвост излагал свои идеи насчет того, как завершить начатое Люциусом так, чтобы и дневник не засветить, и все же прекратить расследования поимкой преступника, то есть девочки Уизли. И от этих идей Гарри было не по себе. Он как никогда ощущал свою непохожесть на Мародеров и Джеймса Поттера в частности, потому что ему казалось, что Джеймсу такая проделка пришлась бы по вкусу.

— Как будто новость сообщаешь. Конечно, он будет знать! Но Дамблдор — председатель Визенгамота, если ты помнишь. А также, глава Международной конфедерации магов. Если бы ты был внимательным, то заметил бы, насколько часто Дамблдор обедает в Большом зале в выходные дни, и насколько реже — в будни.

Гарри нахмурился. Он не очень-то следил за преподавательским столом во время завтраков, обедов и ужинов, но многие из профессоров точно периодически пропускали трапезы. В полном составе преподавательский стол можно было застать разве что в начале учебного года, когда проходило распределение. А также в конце, когда подводили итоги. И то, профессор Трелони могла не прийти. И Дамблдор, и все деканы, и другие преподаватели — периодически отсутствовали в Большом зале, но Гарри никогда не пытался систематизировать их пропуски трапез и связать с днями недели. Он думал, что пропуски случайны — проспал завтрак, задержался и не успел на обед, настигла мигрень на ужине. Все же люди, в конце концов.

— А вдруг мы подумаем, что Дамблдор уехал в Министерство, а на самом деле он пропустит обед, потому что захочет посидеть в тишине своего кабинета, чтобы не слышать и не видеть надоевших нас?

Хвост глубоко вздохнул, без слов показывая все, что он думает о непроходимой тупости Гарри. Он привстал, чтобы взять с дивана пульт, и начал переключать каналы. Некоторое время он молчал.

— Полное дерьмо, смотреть нечего, — возмутился он, вставая. — Ты думаешь, Гарри, у меня ранний склероз? Я был одним из создателей карты Мародеров. Конечно, у меня не было многих лет практики в гомункулусовых чарах, но, думаю, в свои почти тридцать три года я справлюсь с ними лучше, чем в пятнадцать. И тебя могу научить заодно.

Хвост потянулся, будто спина у него затекла от сидячего положения. Похрустел шеей.

— Там у меня это… дела остались, — сказал он, направляясь наверх. — Проблема для большинства взрослых волшебников — попасть в Хогвартс, не имея приглашения. Для меня это не проблема. Вечером еще поговорим. Не хватает в тебе духа авантюризма!

Хвост поднялся по лестнице, оставив Гарри одного в гостиной. Гарри не хотел бежать за Хвостом, чтобы продолжать разговор, выяснять все детали, когда весь план не нравился от начала и до конца. Может быть, Гарри и в самом деле не хватало этого духа авантюризма, или Арктур Блэк из портрета перестарался со своими рассказами про Азкабан, но Гарри понимал, что эта идея Хвоста выходит далеко за рамки шутки, школьных разборок, подбрасывания лишних ингредиентов в зелья и прочего, от чего максимум, что может последовать — пара отработок. В самом трагичном случае — исключение из школы. За все то, что придумал Хвост, кажется уже полагался Азкабан. Гарри никогда не читал никаких сводов законов и не знал этого наверняка, но замышлялась далеко не шалость. Хорошо Хвосту, он-то итак в розыске, ему терять нечего!

— Моральный выбор — это всегда так сложно, мистер Поттер, — из кухни в гостиную вошла Алиша, держа в руке чашку с чаем.

Она аккуратно, чтобы не разлить чай, села на то место, где до этого сидел Хвост. Гарри показалось, что в ее внешности что-то стало не так. Она как будто стала менее кукольной, хотя все же черты лица были слишком правильными, и от этого становилось немного не по себе. На Алишу не хотелось долго смотреть, самым правильным решением, тут же возникавшем в голове, было отвести взгляд. Гарри переборол это желание, продолжая смотреть в большие голубые, но как будто какие-то мертвые глаза.

— Причем здесь моральный выбор?

— Тебе сейчас кажется, что ты боишься именно попасться. Но к этому всему добавляется огромный груз ответственности и понимания, что попасться — это правильно. По сути, ты выбираешь между тем, совершить преступление или нет, но тебе кажется, что этот выбор — не моральный. Что тебе плевать, что ты подставишь первокурсницу, а еще один человек превратится в камень. Но ведь это не так?

— Уизли итак совершала все эти нападения, из-за нее окаменели два человека! — горячо возразил Гарри. — Это даже правильно, если мы все это остановим и сделаем так, чтобы виновная понесла наказание! Тем более, ей одиннадцать, скорее всего, Дамблдор найдет способ доказать, что она была околдована!

— Вот, — Алиша мягко улыбнулась, — это он и есть — моральный выбор. Наверное, каким-то аналогичным образом, может быть, с более сложными и выверенными под традиционную мораль доводами, и рассуждал Дамблдор, когда сделал свой выбор. Может быть, он даже надеется изловить каким-либо способом Лорда или то, что от него осталось, а оттого готов рискнуть даже жизнью девочки Уизли. Благополучие всех — оно важнее, Гарри Поттер, чем одна жизнь. Разве ты так не думаешь?

— Нет.

Гарри нахмурился. Ему было очень странно разговаривать с Алишей. Сара в доме Беллы вообще почти не говорила, она была именно, что «функциональной куклой». Алиша же, по ощущениям Гарри, сейчас над ним просто-напросто издевалась. Она закинула ногу на ногу и сидела с такой же прямой спиной, как Белла, не позволяя себе откинуться в мягком кресле, как это сделал Гарри.

— Почему же?

— Потому что ты все-таки ничего не поняла, — Гарри улыбнулся Алише. — Я боюсь именно попасться, а не делать. Да, очень сложно выбрать, кто мог бы стать жертвой, ведь мандрагоры созреют только весной, и кому-то придется пролежать в Больничном крыле пару месяцев. Мне было бы очень грустно на месте этого человека, а еще к этому следует добавить отставание в школьной программе из-за пропуска стольких занятий. Но это будет последним нападением. То есть, ситуация обратная. Я своим действием собираюсь остановить преступления.

— Своим преступным действием, — добавила Алиша.

— Ну, да, — согласился Гарри. — Но это другое! Дамблдор позволял происходить преступлениям, совершая преступление своим бездействием. А я их остановлю!

— То есть, ты все же согласен на идею Питера? Я бы не сказала, что его задумка мудра, хотя она может выгореть. Насчет страшных авроров, которые тебя поймают… С февраля я начинаю работать в Аврорате.

— Ты? — удивился Гарри. — Ты же… — Поттер запнулся.

— Давай, скажи, что ты хотел сказать, — улыбнулась Алиша.

— Неважно.

— Сложно, да? Сложно сказать живому человеку, что он — не человек?

— Я не… Не это хотел сказать. И вообще, я просто не понимаю… ну, всего.

— Да не переживай ты так, — успокоила его Алиша. — Все нормально. По документам я Алиша Крамер, у меня есть биография, однако, она не досконально продумана и прописана. Можно найти много всяких нестыковок, если искать, но никто не искал. В Британию приехала девушка, работавшая до этого в аналогичной организации в Новой Зеландии.

— Новая Зеландия далеко, — осторожно сказал Гарри. — Наверное поэтому они не проверяли. Другое дело, если бы ты была аврором в МАКУСА.

— Питер тоже так сказал.

— А ты прошла курсы подготовки авроров?

— Если бы мне понадобилось взять волшебника уровня хотя бы Долохова, то я бы не справилась. Но, полагаю, я буду лучшим аврором, чем Нимфадора Тонкс.

Гарри не знал, что он может ответить Алише. Хвост сказал ему, что он может спросить у нее напрямую, как она была создана, кто она. Алиша выглядела как человек, было странно видеть ее правильное лицо, она создавала какое-то жуткое впечатление, но все же думала и говорила, как человек. И как он может задавать ей таки вопросы?

— Если на службе в тебя попадут Авадой, ты умрешь?

— Придется, — с сожалением вздохнула Алиша. — Теоретически, после смерти можно восстановить слепок личности абсолютно каждого, и магические портреты это подтверждают. Можно сделать не портрет, а… скульптуру. Оживить ее и получить живого умершего человека. Будет ли он самим собой, вот какой вопрос не дает мне покоя уже несколько лет.

— Скажи… — Гарри решил смотреть в глаза Алише, задавая этот вопрос. — Ты… скульптура?

— В некотором роде. На вопрос кто я, к сожалению, я не знаю ответ. Я родилась человеком, если тебе так будет угодно. В месте, где есть волшебники, но нет никаких волшебных школ. Волшебники там собираются и молятся богам, чтобы пошел дождь — и дождь в самом деле идет. Но это не настоящий дождь, эти молитвы заменяют им странный ритуал, который мог бы вызвать эффект, схожий с Агуаменти. Только не из палочек, а с неба. Они даже ходят читать свои молитвы в христианские церкви. Если в том месте какому-то очень важному человеку нужно, чтобы что-то произошло, то проводят ритуал с жертвоприношением. Покупают ребенка по цене билета на самолет из Лондона в Нью-Йорк, ну и вот… Меня купили гораздо дороже, потому что мой отец умел вызывать дождь. Но только я оказалась не забитой заживо в ступке, как измельченный для зелья флоббер-червь, а попала сюда, в Британию. Тут меня тоже убили, конечно, но не таким зверским способом.

Алиша замолчала и впервые за их разговор отвернулась, как будто больше не хотела смотреть на Гарри. И даже жалела, что рассказала ему это историю. Гарри было неловко от возникшей паузы, и поэтому он спросил:

— Это сделал Хвост?

— Не помню, или он, или Алишер. Мне они казались на одно лицо, как все белые. Хотя Алишер повыше, он худее, но в той моей ситуации не очень-то обращаешь на это внимание. Это было в восемьдесят девятом году, незадолго до начала гражданской войны в моей стране. Хотя там по-прежнему ничего не изменилось.

— Что за страна?

— Либерия, — Алиша вдруг рассмеялась, и Гарри впервые увидел в ее глазах блеск, который был свойственен живым людям. Она как-то вдруг сразу перестала быть такой неестественной и кукольной. — А ты знаешь, что я, получается, младше тебя, Гарри Поттер?

— Как так? — спросил опешивший Гарри.

— Там, в Либерии, я родилась в восемьдесят четвертом году, — Алиша продолжала смеяться.

Гарри перестал понимать что-либо окончательно.

Гарри сказал Хвосту что ни за что не повезет с собой в школу домашнего питомца — крысу. Нет, и точка! Да из-за этого над ним весь факультет будет смеяться, а ему такого точно не нужно. Поттер согласился пронести Хвоста в его анимагической форме, за которую тот и получил свое прозвище, в Хогвартс, а дальше пусть он сам выживает, как хочет.

Поттер впервые увидел Хвоста в облике крысы. Анимагия вообще казалась Гарри чем-то странным, хотя он собирался стать анимагом, и как-то даже пытался читать книги по этому вопросу. Если уж всем Мародерам, кроме Люпина, удалось это сделать, то чем он хуже? Но все же нести в кармане мантии крысу, зная, что это Хвост, ему было неловко.

Вылезая из кареты, запряженной фестралами, которая доставила их к замку, Гарри аккуратно выпустил Хвоста так, чтобы его однокурсники, ехавшие вместе с ним, ничего не заметили. На этом его миссия по доставлению Хвоста в Хогвартс была завершена.

Спустя две недели, когда Гарри доедал свой обед в Большом зале, в записке, через которую Гарри и Хвост общались, появилась просьба подойти на восьмой этаж после обеда. Гарри тут же посмотрел на преподавательский стол, и за ним не обнаружилось ни Дамблдора, ни Снейпа.

На восьмом этаже разгуливала Джинни Уизли. Гарри остановился, нащупал в кармане волшебную палочку на всякий случай, готовясь в любой момент выхватить ее.

— Да не напрягайся ты так, Гарри.

Мелкая Уизли прошлась вдоль стены три раза, и в стене неожиданно появилась дверь. Гарри вспомнил, что Сириус рассказывал ему что-то такое о Выручай-комнате, только вот Поттер успел об этом забыть и никогда до этого не искал комнату.

— Хвост, это ты?

— Нет, Мерлин во плоти! Идем, — Хвост, в облике Джинни Уизли, открыл дверь. — Как видишь, волосы Джинни уже есть.

Гарри прошел в комнату, принявшую вид, аналогичный кабинету Хвоста. Появились даже окна во всю стену, за которыми можно было рассмотреть зимний заснеженный лес.

— Интересно, а если попросить Выручай-комнату принять вид Запретной секции, тут можно будет прочитать все книги оттуда?

Хвост-Джинни остановился, нахмурился, отчего на детском лице Джинни пролегла глубокая складка между бровей.

— Не знаю, никогда так не делал. Попробуй.

Он прошел за свой компьютер, попытался его включить, но ничего не вышло. Монитор так и остался черным и был даже пыльным, каким бы стал монитор в доме Хвоста, если бы тот не пользовался компьютером хотя бы две недели.

— Проклятый Хогвартс, тут же не работает ничего маггловское, даже комната не справилась! Ну и хрен с ним.

Джинни, выражающаяся в манере Хвоста, выглядела очень забавно. Хвост прошел к дивану и разлегся на нем, положив на подушку ноги в потертых девчачьих туфельках. Он поправил гриффиндорский галстук на шее, приподнял задницу и подтянул белые колготки.

— Чувствую себя извращенцем, если честно, — сказал он, заканчивая поправлять колготки.

— Зачем ты вообще сейчас выпил Оборотное с волосом Уизли? — спросил Гарри, улыбаясь.

— Как зачем? А попробовать, работает оно или нет? В школе были предметы, которые мне давались относительно легко, но зельеваренье в числе моих успешных СОВ не значилось. Сколько раз варил Оборотное, и каждый раз в нем не уверен, как будто впервой. А на Империо ты почему-то не согласен!

— Потому что за его применение дают Пожизненный срок в Азкабане! — возмутился Гарри. — Да и не получится оно у меня.

— Да получилось бы, — махнул рукой Хвост. — Готов поспорить на свою волшебную палочку, что рано или поздно ты соберешь коллекцию из всех трех примененных Непростительных!

— Зачем бы мне понадобилось кого-то убивать?

— То есть то, что тебе может понадобиться кого-то пытать, ты не исключаешь? — хохотнул Хвост тонким голосом Уизли. Из-за облика его шутки выглядели какими-то немного более вульгарными, чем если бы то же самое говорил сам Хвост.

— Я не думаю, но все же это хотя бы не убийство. Хвост, а ты собрал свою коллекцию из трех примененных Непростительных?

— Конечно, нет! Зачем бы мне понадобилось кого-то пытать? — передразнил Хвост Гарри, почти копируя интонацию, с которой тот спрашивал, зачем бы ему понадобилось убивать.

Хвост порылся в карманах школьной мантии и извлек из нее сложенный помятый пергамент. Потряс им перед Гарри.

— Вернемся к насущным делам. Даже создавать не пришлось! Та самая карта Мародеров. Оригинальное издание.

— Она все-таки была у Филча?

Гарри бросил сумку рядом с креслом и снял мантию, потому что Хвост заказал уж слишком жаркий кабинет. Видимо, он совсем отвык от школьных зимних холодов, когда обогревались только спальни и гостиные, и то из щелей порой дуло так, что это не сильно помогало. Гарри вытащил из кармана мантии палочку и засунул ее за пояс брюк.

— Не самое удачное место для хранения палочки, — заметил его действия Хвост. — Ты бы ее еще в задний карман положил, чтобы сесть и сломать пополам. А карту я нашел тоже у Уизли, только у близнецов. Итак, Дамблдора нет в замке каждую пятницу с девяти до двух-трех, я проверил, он действительно в это время в Министерстве. В другие дни — только если его срочно вызвали, так что ориентируемся пока на пятницу.

— Не он же один может отследить перемещения по школе! А если у него что-то вроде карты, то…

— Да, это главный вопрос. Поэтому я и предлагал Империо, тогда Уизли сама справится, на всех картах только она и будет! — Хвост присел на диване, снова поправляя колготки, — Да как они вообще в этом ходят! Я буду выяснять вопрос насчет отслеживания перемещений. Но, полагаю, в критической ситуации им просто не до этого. Когда ты открыл тот люк в туалете, потом тебя никто не допрашивал. Хотя даже Дамблдор был на месте. Думаю, они просто сразу примчались, не задаваясь вопросом, кто это сделал, так как полагают, что это делает один и тот же человек. А тебе я пока дам карту, ты лучше знаешь студентов, подбери жертву, чтобы по статусу крови подходила, последи, если нужно.

Хвост протянул Гарри пергамент, карта уже была «открыта», его приветствовали господа Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост. Гарри подумал, что он бы не смог так тщательно проработать карту, ему бы не хватило терпения. Он любил получать результат побыстрее. Возможно, вчетвером рисовать это все было не так уж сложно и даже весело, но в одиночку Поттер бы точно забросил это занятие через несколько дней.

— Правда, что Алиша будет работать в Аврорате? — решился задать вопрос Гарри.

— Ага, — протянул Хвост.

— Если меня поймают, она поможет мне?

— Сомневаюсь, она там не для этого, — честно ответил Хвост. — Мы окончательно отбрасываем вариант с Империусом, да? Ну, тогда если тебя поймают, жизнь на этом не закончится. Можно и не оканчивать школу, знаешь ли. В Азкабан тебя вряд ли посадят, ты же никого не собираешься убивать. Я надеюсь. Хотя, ты можешь отойти от нашего плана и убить кого-нибудь неугодного, но тут следует учитывать, что сделать это будет сложно, если привидения у Дамблдора на подстраховке. Наверняка, не только они. Так что надежнее убивать каким-нибудь другим способом, а не василиском. Яда подсыпать там, чужой палочкой Аваду бросить, заставить пойти в Запретный лес, там есть колония акромантулов… Ну, что-нибудь такое.

— Я не хочу никого убивать!

— Тогда и не переживай насчет того, что попадешься. Исключат из Хогвартса, постараемся договориться с Каркаровым насчет Дурмстранга.

— А ты знаешь, Хвост, что Алиша сказала мне, что она младше меня?

— Это вопрос спорный, я бы сказал. Если бы магглы смогли создать думающую машину в нашем, девяносто третьем году, и она была бы по умственному развитию равна взрослому человеку, она была бы младше тебя?

— Но она же не была бы живой!

— Ах, вот в чем дело. Это тоже вопрос спорный. Например, те две вещи Риддла, и дневник в том числе, в каком-то смысле живые. Вообще, что для тебя живое?

— Живое двигается, думает и осознает себя, — попытался описать свои представления Гарри. Хотя ему казалось, что в этом всем не хватает чего-то важного, как раз того, что разграничило бы живое от неживого.

— Так в моем первом примере про маггловскую машину, она бы тоже двигалась, думала и осознавала себя! Или ты бы считал ее неживой потому, что она выглядит как кусок металла, отлитый в правильную форму, а живое — должно быть кожаным или шерстяным? Или пернатым? Или иметь чешую? Уметь расти и стареть? А дерево живое? Оно не двигается, вряд ли думает, и уж тем более осознает себя.

— Я не знаю, Хвост.

— Вот и я не знаю, — пожал плечами Хвост. — Так уж вышло, что Алише кажется, будто она помнит свою прошлую жизнь. А мне может казаться, что я самый великий волшебник на свете. Или что я каждый раз, аппарируя, распыляюсь в пространстве на субатомные частицы и собираюсь заново, и в новом месте — это уже не я, а копия. Алишер мне рассказал эту ерунду про частицы. У всех нас свои… загоны. Давай, думай над тем, кто будет подходящей жертвой, а я послежу за МакГонагалл и Снейпом в отсутствие Дамблдора.

— Я думал, может быть Салли-Энн Перкс подойдет? Она учится на моем факультете, поэтому проще отследить ее действия. К тому же, магглокровка в Слизерине…

— Она полукровка. Но, в целом, вариант подходит.

— Она правда полукровка?

— О, да, — сказал Хвост улыбаясь, и посмотрел на Гарри, — Тьфу, нет, Гарри! Я не ее отец! Я бы не бросил своего ребенка. Дети — это святое. Все, иди думай.

Гарри вздохнул, вытащил палочку из ремня брюк, надел мантию, положил в карман и палочку, и карту Мародеров, и направился к выходу. Он понимал, что Хвост просто не хочет говорить об Алише прямо, и, возможно, посоветовал спросить у нее, потому что она сама не очень-то и знает, как она была создана и кто она. Гарри не знал, как ответить на вопрос, кто является живым, но почему-то Алишу он считал живой, а мифическую маггловскую думающую металлическую машину — нет. Где проходила граница между живым и неживым, он сказать не мог.

Когда он был на лестнице между пятым и четвертым этажами, его поймал Ренделл. Схватил за рукав мантии.

— Куда-то спешишь, Поттер?

— Как видишь, да. Разговора с тобой сегодня нет в моем плотном расписании дел, — отозвался тут же Гарри, одергивая руку.

— Если хочешь кое-что узнать, то тебе придется подвинуть что-то в твоем расписании и остановиться.

— Допустим, у меня есть одна минута, Ренделл. Я тебя слушаю.

— Ты думаешь, что девчонка Паркинсон помогла тебе у Селвинов? Нет, Поттер. Это она сказала мне, что ты будешь один, и никто из дружков не придет тебя расколдовать. Она просила меня применить к тебе это заклинание.

— А ты повелся, как последний дурак? — усмехнулся Гарри, хотя если то, что говорил Ренделл было правдой, это было несколько неприятно. Поттер полагал, что внутри своего курса он сумел выстроить отношения так, что его уважали.

— Думай, как знаешь, — бросил Ренделл. — Я вообще-то нормально поговорить хотел, — добавил он как-то брезгливо. Ренделл перепрыгнул через несколько ступеней и ушел по коридору четвертого этажа. Гарри не пошел за ним.

— Мы проигрываем в квиддич Хаффлпаффу! — возмущался в гостиной Тормуд Роули.

— Это все оттого, что Поттер не хочет играть на позиции охотника, — сказал вдруг Малфой. — Он отлично летает!

Гарри вздохнул. Только этого ему еще и не хватало. В гостиной ему часто было неуютно, потому что тут было много людей, которых Гарри плохо знал. Каждый мог в любой момент что-то спросить или попросить передать, и это раздражало Гарри. Но он не сбегал позорно в спальню, и каждый вечер сидел в неуютных холодных креслах некоторое время, которое казалось ему приличным, чтобы никто не решил, что его отсутствие в гостиной по вечерам — не случайность, а боязнь, и чтобы никто не начал этим пользоваться.

— Я неплохо играю за ловца, а не охотника, но я не хочу играть в команде, — тут же сказал Гарри.

— Почему? — спросил Роули.

— Мне некогда.

— Все игроки, значит, находят время на тренировки, а тебе некогда? — спросил Ренделл, который был одним из охотников в команде.

— Чтобы выигрывать, нужно любить квиддич, — сказал Гарри. — Нельзя заставить человека выигрывать, даже если он хорошо играет.

— Если ты хорошо летаешь, то это твой долг перед факультетом! — авторитетно заявил Роули.

— А что мне в ответ должен факультет? — сказал Гарри прежде, чем подумал, что лучше этого не говорить.

— Нормальное отношение, уважение? Да много всего, — усмехнулся Роули.

— Мне кажется, Гарри Поттер сейчас заявил нам всем, что в нашем уважении он не нуждается и никаких ответных услуг он оказывать нам не намерен, — проговорил Ренделл, глядя Гарри в глаза. — Или же, он просто ничего не умеет, и игрок из него посредственный.

Сказав это, Ренделл запустил в Гарри что-то маленькое, Гарри дернулся, чтобы увернуться и понял, что именно в этот момент кто-то подставил ему подножку. Он заметил, как третьекурсница убирает в карман палочку. Гарри неуклюже свалился на колени, несколько человек засмеялись. Булстроуд противно захихикала, Паркинсон, Забини, Малфой и Нотт молчали. Гарри, не поднимаясь с колен, поднял голову и оглядел всех присутствующих. Ригеля в гостиной не было, остальные смотрели выжидающе, как будто хотели посмотреть, какой будет его реакция. Поттеру показалось, что сейчас именно его пытаются взять на слабо, заставить бросить в Ренделла какое-то проклятие, от которого он легко увернется, а в ответ бросит в него что-нибудь позорное, от чего лицо Гарри покроется гнойниками, и все будут только смеяться. Этот вариант развития событий совершенно не устраивал.

Гарри аккуратно поднялся, обтер пыльные руки об мантию, отчего на ней остались серые разводы, подошел к Ренделлу, держащему палочку в руках и готовому в любой момент применить какое-нибудь, заранее подготовленное проклятие. Ренделл был выше, и Гарри не хотел подходить совсем близко, чтобы их разница в полтора года не бросалась в глаза еще сильнее из-за роста. Он остановился на некотором расстоянии.

— Зря ты это устроил, — сказал Гарри, после чего развернулся и вышел из гостиной, не зная куда направиться, только желая остаться в тишине и одиночестве.

Он выбрал жертву. Это было сложнее, чем если бы следующим окаменевшим человеком стала бы Грейнджер, это было довольно однозначное заявление всему факультету, но зато после этого очевидного выбора, Гарри стало гораздо легче. Моральный выбор, да? Если Грейнджер ничего ему не сделала, как и любой другой грязнокровка, и решиться на план Хвоста было очень сложно, потому что Поттеру казалось неправильным, что по его вине кто-то пострадает, то Ренделла было ничуть не жаль. Пусть страдает!

Их было двое, и этого было мало. Чтобы ученик был не на уроке в то время, в которое обычно отсутствовал Дамблдор, он должен был либо на урок по какой-то причине не пойти, либо находиться в Больничном крыле. Ни один из этих вариантов не подходил. Вряд ли Ренделл именно в нужный им день решил бы прогулять уроки, а в Больничном крыле совершить нападение было сложнее — там за всеми очень незаметно следили эльфы, чуть что, докладывая мадам Помфри. Хотя вариант отправить Ренделла в Больничное крыло был заманчивым, но ему итак предстояло пролежать там до весны, если родители не придумают что-нибудь раньше.

Хвост одобрил вариант с Ренделлом. Вроде бы полукровка, и в рамках легенды — грязная кровь уже и на факультете самого Салазара. Хвост сказал, что Риддл, как ему показалось, мог бы выбрать в качестве жертвы такого же полукровку, как и он сам, но живущего в полной чистокровной семье. Из зависти. Плюсом было то, что отчим Ренделла не какой-то там маггл или магглорожденный, и нападение будет большим скандалом, который Дамблдор уже не сможет замять. Но с другой стороны, Хвост признал, что слизеринцы могут подумать о причастности Гарри, и если кто-то из них скажет об этом, то к Поттеру могут быть вопросы. Не такие серьезные, чтобы это был допрос, потому что мало ли с кем конфликтовал Ренделл. Хвост сказал, что это в любом случае будет тупик, если Гарри сам не выдаст себя какой-нибудь глупостью.

Империус использовать все же пришлось. Не Гарри, а Хвосту, и только для того, чтобы первокурсник с Хаффлпаффа заглянул в теплицы, где проходили занятия у третьего курса, и сообщил Ренделлу, что его срочно ищет МакГонагалл. Гарри крутил в руках палочку Джинни Уизли — тонкую, непослушную. Она не считала его хозяином и не желала выполнять его заклинания, они получилась совсем уж плохо. Поттер отложил палочку на старую парту, взял флакон с заготовленной жидкостью, залпом выпил ее, и тут же ему захотелось проблеваться — настолько невкусным было Оборотное зелье.

Спустя некоторое время Гарри сидел в пустом кабинете на поломанном стуле, от которого отлетела спинка, и надевал белые колготки на тонкие девчачьи ноги, в полной мере понимая, почему Хвост, когда был в теле Джинни, сказал, что чувствует себя извращенцем. Гарри, зная, что он в кабинете совершенно один, сразу после того, как подействовало Оборотное зелье, потрогал девчачье тело в том месте, где оно наиболее сильно отличалось от его тела. И тут же одернул руки, решив, что прикасаться к телу Джинни Уизли, пусть даже руками Джинни Уизли — это как-то противно. Гарри старался настроиться именно на то, что ему нужно сделать, а не на такие мелочи, как колготки, которые он надевал.

Закончив переодеваться, Гарри захотел посмотреть на себя в зеркало, но зеркал в пустом пыльном классе не было. У второкурсников Слизерина шел урок трансфигурации, на котором присутствовал Хвост, выпивший Оборотное зелье с волосом Гарри. Сегодня они должны были проходить новые заклинания, и Поттер очень просил Хвоста не огрызаться и не умничать, чтобы потом не было проблем с МакГонагалл, да и чтобы его поведение не вызывало подозрений.

В последний раз проверив, что палочка Уизли лежит в кармане, а палочка Сириуса, на случай, если что-то пойдет не так, спрятана за поясом дурацких колготок, где она держалась вполне удобно, Гарри вышел из класса. Сама Джинни Уизли лежала в этом же классе в углу без сознания — на нее Поттер старался не смотреть.

Миртл не должна была находиться в туалете, Хвост незадолго до пары трансфигурации довел ее до истерики, чтобы она убралась из туалета подальше и не мешала — Гарри нужно было незаметно открыть Тайную комнату, найти василиска и направить его по трубам в тот коридор, что находился недалеко от кабинета МакГонагалл, где и должен был появиться Ренделл.

Гарри, постоянно оглядываясь, прошел к туалету Миртл. Весь план был продуман ровно до этого момента. У Гарри не было никакой возможности получше изучить Тайную комнату, хотя Хвост, проанализировав места нападений, сказал, что василиск перемещается по канализации и теоретически должен суметь выползти около мужского туалета неподалеку от кабинета МакГонагалл. У нужной раковины Гарри остановился, вздохнул.

— Откройся, — приказал он.

И раковины снова разъехались в стороны, открывая темный и жуткий люк, в который на этот раз Гарри предстояло все же спуститься, а не сбегать под мантией невидимкой. Ее Гарри тоже прихватил с собой, если уж придется сбегать, то под ней. Поттер аккуратно сел на край образовавшегося люка, морально готовясь к прыжку. Он думал над тем, почему вообще согласился на все это. Пусть бы не было больше никаких нападений вовсе, а дневник бы лежал спокойно в кабинете Хвоста. Но Хвост считал, что так у Дамблдора будет больше шансов узнать про этот дневник что-то такое, что Хвост хотел бы от директора скрыть. Копия дневника с протеевыми чарами, сделанная так, будто Волдеморт просто переписывался с Джинни, представившись ей своим настоящим именем только потому, что это имя значилось на дневнике и ему пришлось так сделать, лежала у Джинни в сумке.

Гарри закрыл глаза и прыгнул вниз. Он тут же почувствовал под своей задницей бетон, по которому он съезжал, будто в неудачном варианте горок в маггловском аквапарке, в который их с Мей водил когда-то давно Сириус. Ему вдруг отчетливо представилось, как сейчас в конце этого пути он свалится в канализацию и умрет там, задохнувшись, потому что чары головного пузыря он не умеет применять. Но реальность его удивила даже больше, он приземлился на обглоданные кости мелких животных, которыми, видимо, и питался василиск. Поттер быстро поднялся на ноги, потому что наступать ботинками, в данном случае туфлями Уизли, на что-то вроде костей было менее противно, чем чувствовать это руками. Дальнейший проход был один, и Гарри ничего не оставалось, кроме как пойти туда.

Наверное, он решился на весь этот кошмар потому, что ему самому было интересно увидеть василиска. Другой причины, по которой Гарри еще согласился бы идти сейчас по мрачному коридору, от одного вида которого бросало в дрожь, он не мог. Коридор вскоре закончился достаточно просторным залом с огромной мраморной человеческой головой. По дороге Гарри видел сброшенную шкуру василиска, но где искать самого зверя, он не представлял.

— Эй, есть тут кто-нибудь? — спросил он у пустоты на парселтанге.

Пустота ответила шумом и движением в стороне мраморной головы, отчего у Гарри, будь ему не двенадцать лет, а девяносто, непременно случился бы инфаркт, а так у него просто сердце в груди заколотилось, как бешеное. Изо рта головы начала выползать огромная змея. Гарри тут же закрыл глаза.

— Что тебе нужно, человек?

— Маленькая просьба, — Гарри не знал, как положено разговаривать с василисками. По легенде, они были достаточно умны, но все встреченные до этого Поттером змеи были глупыми. — Ты ведь выползал, ну… чтоб напасть. Нужно сделать то же самое.

— Убить другого человека?

— Нет-нет, - тут же запротестовал Гарри. — Окаменить, ты же так делал? От непрямого взгляда, ведь так?

— Что значит, непрямой взгляд? Мне смотреть в сторону? Но если я не буду смотреть на человека, то с ним ничего не произойдет.

— А как просили до этого?

— Указывали на человека или место, куда я должен посмотреть.

Гарри понял, что или Риддл продумывал нападения более тщательно, чем они с Хвостом, или же Дамблдор и в самом деле страховал жертв от нападений таким образом, что никто не умер. Поттер вдруг подумал, что и Миртл, и миссис Норрис были, возможно, случайными жертвами. Миртл повезло меньше, а кошка вынюхивала что-то во время первой вылазки Уизли-Риддла, но туалет был затоплен, и миссис Норрис смотрела на пол, а не прямо. Может быть, Риддл и хотел ее выкинуть за ненадобностью, но решил, что она может служить хорошим предупреждением, ведь все-таки миссис Норрис — кошка сквиба.

— Хорошо. Нам нужно на этаж выше, выбраться в мужском туалете справа от лестниц и дождаться одного человека, — сказал Гарри. Ему казалось странным говорить пусть с огромной, но все же змеей, стоя перед ней с закрытыми глазами, и при этом говорить такими сложными предложениями. Он до этого и не знал, что в языке змей есть столько слов, но они как будто сами приходили в голову, это было врожденным знанием, и он не мог сказать, каков его словарный запас в парселтанге.

— Залезай на спину, сам ты отсюда не выберешься.

Василиск реагировал так, будто слушаться человека было для него обычным делом. Не задавал лишних вопросов, не упрямился. Может быть, Слизерин как-то его выдрессировал. Гарри прошел к ступеням, от которых было удобно запрыгнуть василиску на шею. Не найдя ничего лучше, Гарри обхватил змею, будто обнимая, чтобы не свалиться, и понадеялся, что василиску не будет от этого больно, и он не сбросит его от злости. Гарри позволил себе открыть глаза. Все происходящее казалось каким-то сном, потому что в действительности он не мог разъезжать на спине огромной змеи по канализации замка. А двигались они, действительно, по ней, Поттеру пришлось пригнуться, чтобы головой ничего не задеть. Пахло тут так, как и должно пахнуть в канализации, и Гарри старался дышать как можно реже, чтобы его не стошнило от этого запаха.

Путь на один этаж выше был недолгим, и вскоре Гарри на василиске оказался в мужском туалете. Когда он понял, что здесь точно так же отодвинуты раковины, как и в женском туалете Миртл, он почувствовал себя идиотом. Наследник туалетов.

Спрыгнув с василиска на пол, Гарри подошел к отодвинутым раковинам, повернул кран одной из них. Из него полилась холодная вода, и он умыл ей лицо.

— В коридоре скоро должен будет пройти человек немного выше меня, посмотри на него, — сказал Гарри, забыв, что он сейчас в теле девчонки Уизли. — Идем.

Оставалось надеяться, что у Дамблдора все под контролем и обойдется без жертв. Гарри старался отогнать из головы мысль, что может убить Ренделла. Пусть тот и бесил, но это ведь не повод для такого радикального и жестокого поступка.

Поттер открыл дверь, выглянул в коридор. В учебное время в нем ожидаемо никого не оказалось, и Гарри прислонился к стене. Он думал, что в легенде о Тайной комнате что-то не так, ведь канализации не было при Салазаре Слизерине. Она появилась в школе в конце девятнадцатого века, не раньше. Казалось, будто кто-то очень безумный, скорее всего из профессорского состава, решил воплотить в жизнь легенду и обустроил канализацию таким образом, будто специально для перемещения василиска.

Ждать пришлось недолго, но Поттеру казалось, что прошла целая вечность. Он смотрел в окно напротив, когда услышал крик, причем голос принадлежал не Ренделлу. Гарри резко обернулся, чтобы заметить привидение — на этот раз пострадала Серая Дама, и Гарри только сейчас почувствовал, как за ним следят. Множество глаз с портретов, которые резко начали переговариваться и кричать, хотя до этого Поттер даже не замечал их. Ренделл так и застыл позади Серой Дамы с открытым ртом и приподнятыми руками, в правой руке он держал палочку, будто собирался защищаться, но не успел. Из класса трансфигурации на крик выбежала профессор МакГонагалл. За ней начали выглядывать однокурсники Гарри.

— Все назад! — прокричала МакГонагалл.

Первой за ее спиной стояла Пэнси Паркинсон. Гарри стоял позади василиска, надеясь, что змея послужит ему укрытием, если профессор выкрикнет какое-нибудь серьезное заклинание.

— Паркинсон! — крикнул Гарри, и чуть не испугался, услышав голос Джинни на английском, а не шипение на парселтанге. — Хочешь со мной поиграть?

— Мисс Паркинсон, живо в класс, — не глядя ни на кого, кроме Гарри-Джинни сказала МакГонагалл.

Гарри ухмыльнулся, и резко сорвался с места, тут же исчезнув за поворотом, едва успев крикнуть василиску: «Скройся». Он заранее рассчитал место, чтобы тут же уйти из коридора, предполагая, что если он развернется и побежит, то проклятие МакГонагалл полетит ему в спину. В это время, как и рассчитывали Гарри с Хвостом, прозвенел колокол, на лестницах и в коридорах начали появляться ученики. Но именно это и стало проблемой — один из старшекурсников, видя, что МакГонагалл бежит за девчонкой Джинни, выкрикнул какое-то заклинание на лестнице, и Гарри почувствовал острую боль в плече. Свернув в коридор, Поттер забежал в присмотренную заранее подсобку, где стояло ведро со шваброй, на которую была небрежно наброшена старая школьная мантия, служившая половой тряпкой, надел на себя мантию-невидимку, и тут же вышел, продолжая идти вдоль стены, чтобы его никто не задел. МакГонагалл буквально в одной двери от него открыла подсобку, побежала к следующим дверям, открывая каждую. Гарри заметил, что то же самое на другой стороне от лестниц делает Флитвик. Значит, он и найдет Джинни без сознания в пустом классе. Палочку Джинни Гарри выбросил еще на лестнице, ее, скорее всего, поднимет кто-то из школьников, или это уже сделала МакГонагалл.

Поттер, так же держась у самой стены и стараясь не зашипеть от боли, прошел обратно вниз, к классу трансфигурации и замер у стены. И только сейчас понял, как он тяжело дышит и с какой силой стучит его сердце. Казалось, еще немного, и оно выпрыгнет из груди. Ни Ренделла, ни Серой Дамы тут уже не было. Он расстегнул рубашку и засунул руку под нее, проверяя плечо. Оно было в крови.

— Повторяю, всем студентам оставаться там, где вы находитесь в данный момент. Не покидать кабинетов. Если вы уже вне кабинета, зайдите в ближайший от вас класс. Если вы в туалете, ориентируйтесь на шум. Как только вы слышите шум, закрывайте глаза. Повторяю…

Повторяю? Гарри не слышал объявление раньше, но, возможно, ему просто было не до этого. Как ни странно, делал это объявление Снейп. Гарри удивился, как быстро распространяется информация среди преподавателей, наверняка у них есть какая-то очень быстрая система тревоги, а правила поведения они продумали на такой случай заранее.

Гарри осторожно заглянул в класс рядом с кабинетом трансфигурации. Полки с какими-то старыми склянками были прикрыты серой тряпкой, и Поттер оторвал от тряпки кусок, чтобы положить его между рубашкой и свитером на плечо. Он боялся, что кровь просочится до мантии, и ее увидят.

Он вернулся в коридор под мантией-невидимкой и просидел на подоконнике напротив класса трансфигурации еще минут десять. Оборотное зелье перестало действовать, и он бы посочувствовал Хвосту, который был вынужден выпить его повторно — тот взял дополнительную порцию с собой, но не мог. Потому что боль в плече не проходила.

— Внимание, студенты! Все уроки сегодня отменяются, пройдите в свои гостиные. Из гостиных до получения разрешения не выходить, — сообщил магически усиленный голос Снейпа.

Гарри подумал, что это было удачным решением — говорить именно Снейпу. Большая часть учеников его боялась и возникало меньше желания ослушаться, чем если бы это сказал кто-либо из других преподавателей. Из класса трансфигурации начали выходить одноклассники Гарри. Он еще раз потрогал плечо, убедившись, что пока еще кровь не дошла до мантии.

— Я сразу напишу отцу, как мы придем в гостиную, — говорил Малфой. — Уверен, что теперь Дамблдора точно лишат директорского кресла!

— Дамблдор и из этого сможет выпутаться, — не согласилась Трейси.

Хвост шел позади других, и как только все скрылись за поворотом к лестницам, Поттер накинул на него мантию-невидимку, и уже сам завернул следом за одноклассниками. Он успел засунуть в руку Хвосту записку, которую написал еще в пустом кабинете, где он оторвал кусок тряпки. В ней он коротко описал свою проблему с плечом.

Идя вслед за другими, Гарри думал, как много пропустил из разговоров, до этого он даже пытался подслушивать под дверью в коридоре, пока не понял, что это бесполезно — он все равно ничего не смог разобрать. Сейчас главное было не говорить ничего, что могло бы показаться странным, вдруг это уже обсуждали. И чтобы кровь на мантии не была видна. Гарри хмурился, стараясь сделать непринужденный вид, хотя почти все его мысли занимала боль в плече.

— Где он вообще, почему объявляет Снейп? — спросил Нотт.

— Если директор отсутствует, его должна заменять МакГонагалл, она же его заместитель! — вспомнила должность МакГонагалл Паркинсон.

— Думаю, она была занята другим, и пыталась отловить Уизли, — ответил ей Нотт.

— Надеюсь, у нее получилось! — подхватил Малфой. — Забавно, что это именно она.

— Да не она это, мы уже обсуждали сто раз, — устало вздохнул Забини.

— Я имею ввиду, что именно ее использовали для такого. Это же правда забавно!

На первом этаже к ним присоединились другие слизеринцы — третий и первый курс. Третьему курсу сразу начали рассказывать, что напали именно на Ренделла, их сокурсника, все спрашивали, что именно произошло, и Малфой купался во внимании, рассказывая, что именно рядом с их классом произошло нападение и они видели василиска.

— Ты не видел василиска! — возразила ему Паркинсон. — Это я его видела, я первая вышла!

— Я тоже вышел вслед за тобой, Паркинсон! — возмутился Драко.

— Парселтанг, — назвал пароль Гойл.

Вся толпа вошла в гостиную, где уже собрались ребята с других курсов. Не хватало только шестикурсников, видимо, занятия у них проходили в одном из отдаленных кабинетов. Гарри хотел бы пойти в душ, смыть кровь с плеча и пот от таких пробежек по этажам, но не мог себе этого позволить. Он едва дотронулся до мантии у плеча, убеждаясь, что она еще сухая. Хотя чувствовал, как кровь течет вниз по руке, и как рубашка, намокая, липнет к телу.

— Напали на слизеринца, — сообщил староста-пятикурсник Трэверс.

— Мы знаем, мы это видели! — снова загорелся Малфой. — Это был Ренделл.

Гарри сел в одно из свободных кресел. Тут же на подлокотнике его кресла возник Ригель, но он молчал, и это устраивало Поттера. Все равно мест было не так много, некоторые уже садились на ковер, не желая уходить в спальни, чтобы не пропустить сплетни.

— Интересный выбор, — сказала та третьекурсница, что ставила Поттеру подножку, когда Ренделл хотел его проучить. — И почти сразу после того, как один второкурсник заявил, что Ренделл пожалеет о своем поведении.

— Я такого не говорил, не надо вольно обыгрывать мои слова, — как можно более спокойно сказал Гарри и поморщился. Он надеялся, что никто не понял, что от боли.

Гарри видел, как Паркинсон поджала губы, и он знал, о чем она думает. Что Уизли обращалась сегодня к ней, предлагая ей поиграть. Но она не стала озвучивать свои мысли, только посмотрела на Гарри. Поттер скрестил руки на груди, глядя на Паркинсон. Правда, из-за боли в плече сделал это не так эффектно, как хотел бы, и вообще пожалел об этом действии.

— Паркинсон, хочешь со мной поиграть? — повторил он слова, которые говорил ранее в образе девочки Уизли.

Паркинсон отвернулась и ничего на это не ответила.

— Я был в классе все это время, расслабьтесь.

— Как будто нельзя управлять действиями человека на расстоянии, — хмыкнул Селвин.

— Конечно, можно. Я ведь большой специалист в таких делах.

— Что это? — спросил Ригель, увидев кровь, которая все же успела дойти до запястий, а скрещенные руки, оказывается, неудачно задрали мантию.

— Испачкался, — сказал Гарри, выразительно глядя на Лестрейнджа. — Какой-то глупый цирк, — сказал он, решив, что уже может пойти в спальню, а оттуда заглянуть сразу в душ.

— Драко, ты видел василиска своими глазами? — услышал Гарри и обернулся от такого глупого вопроса Ригеля.

И тут же заметил, как Лестрейндж ухватился за мантию Малфоя, останавливая его. Видимо, до этого Драко собирался пойти вслед за Поттером. У Гарри не было сил думать над этим.

В двери Большого зала вошли четверо взрослых. Увидев вместе Люциуса Малфоя, Лору Селвин и Алишу, Гарри чуть не подавился тостом. Четвертый гость тоже был знаком Гарри — это был аврор Робардс, который когда-то опрашивал его по поводу смерти Сириуса. Они прошли к преподавательскому столу и стали о чем-то тихо говорить с Дамблдором. Причем говорили Малфой и Робардс. Алиша рассматривала потолок, который видела впервые, а Лора высматривала среди студентов знакомые лица, едва заметно улыбнулась своему сыну, Гарри и еще нескольким ученикам. Дамблдор поднялся и словно сопровождаемый свитой направился к выходу из Большого зала

— Отец сказал, что Дамблдор на волоске от увольнения. Мать Ренделла устроила в Министерстве скандал.

— Зачем они здесь?

— Будут опрашивать студентов.

Гарри понял, что ему не избежать вопросов по поводу конфликта с Ренделлом. Но ни у кого, кроме Ригеля, вроде бы не возникало сомнений, что Гарри провел все время в классе, значит Хвост вел себя не подозрительно, беспокоиться ему не о чем. Но все же Поттер чувствовал напряжение, особенно в его виновности были уверены третьекурсники и Паркинсон. Они не обвиняли его. Просто смотрели. Правда, и то, что Ренделл сын маггла обсуждали — эта версия была среди очень нелояльных сторонников чистоты крови, которые посчитали, что Наследнику не по нраву, что на факультете самого Салазара Слизерина есть полукровки. Эти даже не рассматривали вариант, что какой-то другой полукровка Гарри Поттер может быть Наследником. И если обычно Гарри не любил всех этих снобов, то в этот раз их мнение было самым безопасным, и он надеялся, что они растолкуют остальным, насколько идея, будто двенадцатилетний полукровка открыл Тайную комнату — глупая. В то, что Джинни Уизли нападала по своей инициативе, не верил никто.

— А где сейчас младшая Уизли? — спросил Гарри.

— В Больничном крыле, — ответил слушавший их разговор Ригель. — Я решил проверить утром до завтрака. Мы с Эллиотом заглянули в палату, увидели там ее, подбросили ей пару кнатов в качестве морального ущерба за неудобства, принесенные нашим факультетом, — улыбался Ригель. — За это нас, правда, выгнала мадам Помфри и сняла баллы. Я даже не думал, что она имеет право их снимать!

— Как она могла! — театрально скривился Малфой. — Нет бы оценить, их семья на пару кнатов может питаться целую неделю!

Гойл и Крэбб угодливо захихикали. Гарри было не смешно. Он не жалел Уизли, ей ничего не грозило, в то, что она действовала по собственной воле мог поверить только сумасшедший. Но, наверное, ей было страшно.

— Будет знать, как глупо пользоваться сомнительными артефактами, — зачем-то вслух прошептал Гарри, стараясь себя успокоить.

— Так ты использовал артефакт? — улыбнулась Паркинсон, услышав его шепот.

— Ты глупая, если еще ничего не поняла, — зло прошептал Гарри, готовый ее ударить чем-нибудь потяжелее, да так, чтобы она провалялась в Больничном крыле не меньше, чем жертвы нападений.

Он схватил рюкзак и вышел из Большого зала, не допив сок.

Гарри вызвали в кабинет директора на уроке зельеваренья. По пути к кабинету он много раз повторял, что никто не знает, его вызвали лишь потому, что опрашивают всех студентов, и кто-нибудь из третьекурсников точно упомянул, что у него был конфликт с Ренделлом. Он нервно хихикнул, когда в голову пришла мысль, что если Паркинсон будет много болтать, то ее придется убить.

— Ягодный мармелад, — назвал он идиотский пароль горгулье.

Она отъехала в сторону, освобождая проход с винтовой лестницей. Не успел Гарри и сделать шаг по неподвижной лестнице, как она тут же пришла в движение.

— Когда-нибудь я расшибусь на эти лестницах, — произнес Гарри, едва успев ухватиться за перилла.

Он постучал, услышал: «войдите», и открыл дверь. Гарри впервые был в кабинете директора. Он оказался просторной круглой комнатой, у всех стен, кроме тех, где были окна, стояли разные стеллажи с немыслимыми предметами и старыми книгами, под потолком на шесте сидела ярко-красная птица феникс. Поттер никогда не видел таких красивых птиц, только на картинках в сказках, когда-то совсем давно. Он так и стоял посреди комнаты, рассматривая живого феникса.

— Это Фоукс, Гарри, — услышал Поттер добродушный голос Дамблдора.

— Он красивый.

— Мистер Поттер, присаживайтесь, не надо нас задерживать, — нетерпеливо сказал аврор Робардс.

— Извините, — Гарри сел в свободное кресло, стоящее так, что он видел всех присутствующих кабинета, но и они видели его.

— Третьекурсница Марта Льюис сообщила нам, что у вас был конфликт с мистером Ренделлом, который вчера стал жертвой нападения. Другие ее сокурсники подтвердили это. Что вы скажете?

— Зимой, это было у Селвинов, — Гарри посмотрел на Лору. — Он подошел ко мне и начал задирать, говорить всякие гадости. Я тогда сидел на диване. Ну… — Поттер пожал плечами, стараясь смотреть на Лору и аврора, а не на Дамблдора. — Я тоже ему в ответ наговорил гадостей. И он незаметно применил ко мне Петрификус Тоталус. Я так и остался сидеть на диване. Меня нашла Паркинсон. С тех пор мы…не очень ладили с Ренделлом.

— В чем проявлялось то, что вы не ладили?

— Аврор Робардс, — вмешалась Лора. — Прошу меня извинить, конечно, но какое отношение рассказанная сейчас мистером Поттером история имеет к нашему делу? Зачем мы тратим время на эту ерунду?

— Миссис Селвин, при всем уважении, нам известно, что своих жертв Наследник выбирал не случайно. Не стоит нам указывать, как выполнять нашу работу.

Гарри улыбнулся Лоре. Он размял костяшки пальцев, раздумывая, стоит ли говорить то, что могло бы подлить масла в огонь. Его подозревают? Это допрос или опрос? Он глубоко вздохнул, посмотрел на Фоукса, словно ища поддержки в том, что собирался рассказать у птицы.

— Аврор Робардс, я хочу кое-что сказать, — решился Гарри.

— Мы вас внимательно слушаем.

Поттер ненадолго задержал взгляд на Дамблдоре, посмотрел на Люциуса Малфоя и на Алишу, которая смотрела на него, как на идиота. Видимо, решила, что он сейчас расскажет про Хвоста.

— Мы с Мей… с Меиссой Блэк узнали, что Тайную комнату якобы открывали пятьдесят лет назад, и тогда арестовали Хагрида. Его исключили из школы, сломали его волшебную палочку, — Гарри опустил взгляд, стараясь ни на кого не смотреть. — Мы выяснили, что жертвой была Миртл Уоррен, и сейчас она является привидением Хогвартса. Но она сказала Мей, что перед смертью видела два желтых глаза, а не глаза акромантула, — Гарри замолчал.

— Продолжайте, мистер Поттер.

— Нечего продолжать, аврор Робардс. Скажите, вы расследовали это дело до нападения на Ренделла? Я учусь на втором курсе, а Мей на первом, и мы догадались найти Миртл. И найти место, где она умерла. Из этого легко предположить, что где-то поблизости мог бы находиться вход в Тайную комнату. А ведь мы даже не занимались расследованием, просто Мей поговорила с Хагридом!

— Почему вы не сказали об этом раньше? — спросил Малфой.

— Потому что это дело взрослых, разве не так? Я думал, что все не так просто, как кажется. Полагал, что очевидное, будто чудовище в Тайной комнате — это василиск, всего лишь очевидное, но на самом деле все иначе, — Гарри посмотрел на Робардса. — Мы живем, думая, что нас защитит Аврорат, что в школе мы будем в безопасности, ведь тут есть взрослые преподаватели, которые точно не допустят никаких серьезных происшествий…

Гарри опустил голову совсем низко. Его удивляло, что Дамблдор не произнес ни слова. Зато он почти физически чувствовал самодовольство Люциуса Малфоя. Алиша лишь записывала в блокнот все, что говорил Гарри. Видимо, ей доверили ответственную должность секретаря.

— Я не хотел никого обидеть, но сейчас, когда уже известно, что в школе совершено серьезное преступление, точно известно, что где-то здесь, поблизости, обитает огромная змея, мне страшно. И кажется, будто снова все лишь делают вид, что решают проблему, расспрашивая, с кем конфликтовали пострадавшие. И если я каким-то образом попал в список из-за конфликта с Ренделлом, то, например, о существовании Лич до нападения я вообще не знал. Она училась на другом курсе и факультете, мы с ней точно никогда не общались. Я бы не стал этого говорить, но мне обидно…

— Вы все правильно делаете, мистер Поттер, что говорите, — сказал Малфой. — Жизнь и здоровье людей — высшие ценности, они никак не должны цениться ниже любых других целей. Например, цели усидеть в директорском кресле, да, директор Дамблдор?

— У меня не было такой цели, Люциус. Привидения патрулировали коридоры, все портреты следили за происходящим, и в случае необходимости, готовы были позвать к подозрительному месту привидений. Как директор, я использовал все ресурсы школы для защиты учеников. Вы бы на моем месте закрыли школу?

— Я бы на вашем месте, директор, вызвал авроров, чтобы они занялись поиском всех входов в Тайную комнату, которые, как нам теперь известно, связаны с канализацией замка.

— Вы думаете, Тому Риддлу не составило бы труда все эти входы открыть снова? — Дамблдор отпил из чашки чай. Он был спокоен и, казалось, совсем не переживал. Точно не за свою директорскую должность. — Вы недооцениваете Волдеморта.

— Нападение совершала первокурсница, директор Дамблдор, — впервые заговорила Алиша. — При ней была найдена записная книжка с протеевыми чарами, но ничего не указывает на то, что с девочкой общался… умерший маг.

— Ничего, милая, — снисходительно заметил Дамблдор. — Даже выгравированное на тетради имя. Кроме того, что никакие протеевы чары не заставят человека выучить парселтанг.

Гарри видел, как при разговоре о протеевых чарах в тетради Люциус Малфой нахмурился.

— Получается картина еще более интересная, — с очаровательной улыбкой сказала Лора.

Она выглядела как всегда ярко, даже в странном для волшебниц сером брючном костюме. Лора закинула ногу на ногу и водила кругами в воздухе зеленой туфелькой, выбранной под цвет мантии. Гарри подумал, что она решила заглянуть в школу, одевшись в цвета своего факультета.

— В чем именно картина более интересная, миссис Селвин? — вежливо поинтересовался Робадрс, хотя Гарри казалось, что Лора его раздражает.

— Получается… сколько лет назад исключили Хагрида… пятьдесят? — Лора посмотрела на Дамблдора, затем на Малфоя, и только после этого повернулась к Робардсу. — Выходит, директор Дамблдор покрывал преступления Того-Кого-Нельзя-Называть, когда тот был студентом? Если уж нынешние второкурсник с первокурсницей догадались опросить привидение и сделать логичный вывод о непричастности бедного полувеликана. Это вызывает вопросы как к директору, так и к составу аврората того времени.

Лора повернулась к директору, который выглядел так спокойно, как будто сидел на самой скучной лекции, не желая слушать преподавателя.

— Вам не жалко было бедного полукровку Хагрида? — спросила она, глядя в голубые глаза, не проявившие к ней никакого интереса. — Он провел некоторое время в Азкабане, его палочку сломали, а ему самому запретили колдовать.

— Вы, миссис Селвин, получше ознакомьтесь с материалами того дела, прежде чем высказывать свои предположения, — равнодушно заметил Дамблдор, едва удостоив взглядом Лору. — Но нынешнее дело интереснее, чем может показаться, и чем оно видится вам.

— Чем же? — спросил Робардс.

— Нападающих было два, хоть они и действовали через бедняжку Уизли, — улыбаясь, сказал директор, глядя только на Робардса.

— С чего вы это взяли?

— Если тетрадь с протеевыми чарами и способна заставить каким-то образом действовать человека, в чем лично я сильно сомневаюсь, то она явно не залечила бы ему глубокий магический порез на плече.

Гарри постарался стать как можно незаметнее в кресле. Когда он ушел в душ, наспех сняв одежду и бросив ее на пол, Хвост нашел его под струями воды, почти без сознания. Поттер совершенно не представлял, как остановить кровотечение, потому что единственное заклинание, которое он знал на этот счет, видимо, действовало лишь на полученные обычным физическим способом раны, а не на проклятия. Поэтому он так и остался в душе, боясь выходить в спальню, а кровь все текла и текла, смешиваясь с водой и окрашивая ее в красный. Гарри даже подумал, что его смерть будет очень глупой. Он пришел в себя, когда Хвост пытался залить ему в рот какое-то зелье. Странный порез, кровь из которого никак не желала останавливаться, хоть он и был неглубоким, Хвост залечил, но шрам так и остался, просто выглядел так, будто Гарри поранился месяц назад. И сейчас Поттер надеялся только на то, что директор, подозревающий в нападениях Волдеморта, точно не подумает на какого-то второкурсника из семьи, никогда Волдеморту не служившей.

* * *

— А ты готов рисковать, — прошептала Лора, поймав Гарри после обеда в коридоре.

— Чем? — нахмурился он.

— Представляешь, как может измениться отношение директора к тебе после твоих обвинений? — Лора улыбнулась, заправив прядь за ухо.

— Очень надеюсь, что у вас с Малфоем хватит сил сместить его с должности, — тихо сказал Гарри. — Но я не переживаю, я лишь сказал то, что являлось правдой.

— Правдой. Уверена, что не всей.

— Всей правды никто не знает, Лора, — улыбнулся ей Гарри, вспомнив, что уже называл ее по имени.

Лора наклонилась к его самому уху, Гарри поежился, когда прядь ее длинных волос неожиданно коснулась его руки.

— Верно, маленький змееуст, — сказала она ту фразу, которую так часто говорила ему Мэгги после смерти Сириуса. — Мы поднимем материалы старого дела Хагрида, но не могу обещать, что мы найдем там что-нибудь интересное.

Прошло два месяца; за это время в школу время от времени наведывались авроры в сопровождении представителей Попечительского совета. В числе последних несколько раз появлялась и Мэгги. Но директор по-прежнему занимал свою должность, а Уизли продолжала ходить на занятия, хотя сторонилась всех остальных учеников и практически ни с кем не разговаривала; лишь иногда ее можно было увидеть в компании Мей.

От Малфоя, у которого с отцом, по-видимому, были более доверительные отношения, чем у самого Гарри с Мэг, Поттер узнал, что дело пятидесятилетней давности так и осталось нераскрытым — всех тогда устроило исключение Хагрида, и школу не стали закрывать даже на время. В газетах писали, что ученик завел монстра, но теперь школа в безопасности, не уточняя, что убил ученицу вовсе не этот монстр. Сам Хагрид поначалу признал свою вину, решив, что его паук и в самом деле мог напасть, а потом уже, когда Дамблдор взялся за его защиту, от этого признания отказался. Потому-то Хагрида и отпустили из Азкабана, но исключили из школы, сломав его волшебную палочку. Не за убийство, а именно за содержание в школе опасной твари, запрещенной к свободному разведению на территории Британии, и за то, что он подверг других учеников смертельной опасности. Эта полумера, по-видимому, устроила всех, включая самого Дамблдора и ныне покойного директора Диппета, так как позволила школе продолжить работу в обычном режиме, а газетам — написать об опасной твари, которую завел один из учеников, предоставляя читателям возможность самим додумать, будто бы именно эта тварь и убила Миртл.

Гарри захотелось побиться головой об стену. Он не сообразил подумать о том, что убийце — если бы таковым признали Хагрида — никогда не позволили бы занимать в школе какую бы то ни было должность, несмотря на любое заступничество Дамблдора. Догадайся он о такой очевидной вещи сам, ни за что не стал бы говорить о своих случайных открытиях в присутствии Робардса и самого Дамблдора. Впрочем, в директорский кабинет его больше не вызывали, кажется, он все-таки не слишком заинтересовал следствие, и это не могло не радовать. Главное теперь было — не попадать в Больничное крыло, чтобы не подставиться, ведь по шраму на плече все сразу же поймут, что это он изображал из себя Джинни Уизли при нападении на Ренделла.

Спраут сообщила, что мандрагоры созрели, и Снейп уже начал готовить раскаменяющее зелье, чтобы вернуть к жизни жертв василиска. Зелье было сложным в изготовлении и требовало времени.

* * *

Гарри устало шагал по коридорам замка, возвращаясь из Выручай-комнаты в гостиную. Он не спешил пока делиться с однокурсниками сведениями о комнате на восьмом этаже, хотя иногда подумывал, что, может быть, стоит все-таки рассказать о ней хотя бы Забини. Выручай-комната могла предоставить почти любую желаемую вещь, кроме еды, с одним лишь условием — выносить из комнаты эту вещь было никак нельзя. Правда, с книгами из Запретной секции она тоже справлялась плохо: она могла предоставить книги, Гарри мог их читать, но если он пытался законспектировать почитанную книгу, то стоило лишь выйти из комнаты, как чернила исчезали. Когда это случилось в первый раз, то очень разозлило Гарри, так как он заполнил конспектами несколько свитков пергамента, и было очень жаль напрасно проделанной работы. После этого случая пришлось и конспекты оставлять в комнате, тогда к ним можно было вернуться в другой день.

До отбоя оставался целый час, и далеко не все школьники разошлись уже по факультетским общежитиям, поэтому Гарри не спешил. Он размышлял о зельях. У каждого ингредиента было свое волшебное свойство, но на уроках они не вдавались в подробности сочетания разных по свойствам компонентов, которые могли дать совершенно неожиданный результат, очень далекий от суммы эффектов отдельных ингредиентов. До этого Гарри не думал об этом, но в попытках отыскать что-нибудь про таинственное слово — хоркрукс — он наткнулся на потрепанную книгу, где писали об искусстве комбинации разных аспектов в зельеварении.

— Как именно все происходило, Уизли, расскажи? — услышал он вдруг знакомый голос Ригеля.

— Отстань от нее, Лестрейндж! — прозвучал еще один знакомый голос.

Гарри заглянул за поворот коридора на третьем этаже и увидел Ригеля, прижимающего волшебную палочку к животу девчонки Уизли. Та явно готова была разреветься.

— Я не помню, я уже говорила! — прошептала Уизли. Было видно, что она очень боится Ригеля. Почему-то однокурсник казался ей более опасным, чем незнакомый артефакт когда-то, хотя для Гарри все было бы наоборот.

Неподалеку от Уизли и Лестрейнджа стояла Мей. Она тоже держала в руках палочку, но не решалась ее использовать.

— Лестрейндж, я расскажу все МакГонагалл! — выкрикнула Мей.

— Так, что здесь происходит? — раздался за спиной Гарри голос Снейпа. От неожиданности он едва не выронил из рук волшебную палочку, которую достал перед тем, как заглянуть за поворот.

— Я только что заглянул в коридор, профессор, — поспешил оправдаться Гарри.

— По десять баллов с Гриффиндора и Слизерина, — ядовито прошипел Снейп.

— Но я ничего не сделал! — возмутился Поттер.

— И я! — подхватила Мей.

— Вот именно, вы оба ничего не делали, когда надо было вмешаться. Мисс Уизли, можете идти. Поттер, Лестрейндж и Блэк, жду вас на отработке завтра в семь.

Джинни быстро проскользнула к лестницам и поспешила скрыться.

— Но я не могла их разнимать, я не знаю нужных заклинаний! — попыталась отвертеться Мей.

— Насколько я знаю школьную программу — а я ее знаю прекрасно — профессор Флитвик учит вас тому, чтобы применять полезные чары в подобных ситуациях. Я знаю не меньше пяти заклинаний из программы первого курса, которые можно было использовать для защиты вашей подруги. И десять баллов с Гриффиндора за пререкания с преподавателем. — Снейп посмотрел на Мей с легкой брезгливостью. — Марш в свои гостиные, и не забудьте про завтрашнюю отработку.

Гарри развернулся к лестницам.

— Подожди, — крикнул ему Ригель, но Гарри в результате только ускорил шаг.

— Да постой же ты, Гарри! — Лестрейндж перешел на бег, чтобы догнать Поттера.

— Лестрейндж, ты можешь мне объяснить, почему от тебя вечно одни проблемы?

— Потому что ты мне не доверяешь! — возмутился Ригель.

Гарри, запнувшись на месте от такой наглости, остановился и развернулся лицом к Лестрейнджу. Несмотря на разницу в возрасте, они были одного роста.

— То есть, ты хочешь, чтобы я тебе доверял после таких вот выходок? Из-за тебя я заработал отработку, придурок!

— Ты мог бы и не заглядывать в этот коридор, так что моей вины тут нет, — парировал Ригель. — Откуда мне было знать, что ты там пройдешь?

— А что тебе было нужно от Уизли?

— Узнать, что ей известно про нападения. Ее не исключили, хотя все знают, что в нападениях виновата она, даже если и действовала под принуждением. Драко говорит, что настоящий Наследник внушал ей, что нужно делать, через специальный артефакт, но ведь всех чистокровных с детства учат не брать в руки непонятые магические вещи! Ладно бы еще грязнокровка попалась… Мне кажется, что все что-то от нас скрывают.

— Потому что мы не должны лезть в дела, которые нас не касаются. По крайней мере, не так открыто, Лестрейндж.

Гарри развернулся и пошел в сторону гостиной, но уже медленнее — так, чтобы Ригель мог спокойно идти рядом с ним.

— Ну я же не пошел расспрашивать преподавателей или авроров. Через девчонку Уизли — самый… не открытый способ.

— А ты думаешь, что за ней не следят? Думаешь, ты один такой умный, кто решил у нее разузнать подробности?

— Я точно знаю, что ты что-то знаешь, но молчишь. Драко говорит, что его отец был очень зол, но не признается, отчего именно. Но что-то там совсем не так просто, как об этом писали газеты! И ты знаешь об этом больше меня, — Ригель схватил Поттера за руку, чтобы тот остановился, и, оглянувшись по сторонам, прошептал: — Я видел кровь у тебя на руке в тот день. Я помог тебе, отвлек Драко и остальных, чтобы ты мог уйти в душ!

— Может быть, я поцарапался? — рассерженно прошипел Гарри.

— На уроке трансфигурации? — Ригель широко улыбнулся. — Очень сомневаюсь.

* * *

На этот раз работы было не так уж много — всего восемнадцать котлов на троих. Каждому по шесть. Гарри сощурился, глядя на доставшиеся ему котлы, заглянул в них, после чего встал и отнес два котла Ригелю, оставив себе четыре.

— Это из-за тебя мы здесь, так что тебе и мыть больше, — рассудительно заметил он.

— Тогда и мои два забирай! — сразу же спохватилась Мей.

— Мой свои котлы сама! Я согласен, что Гарри случайно попал под раздачу, и вообще, он старший, а ты вообще… никто!

— Я тоже здесь из-за твоей дурацкой выходки.

— Неужели?

— Да, ведь это ты напал на Джинни!

Гарри не спешил вступать в дискуссию, радуясь тому, что на его долю осталось всего четыре котла. Снейп, назначив им задание, сразу же ушел из класса, и Поттер мысленно поблагодарил звезды за это — угрюмо молчать в присутствии Снейпа было бы намного скучнее, чем слушать перебранку Мей с Ригелем.

— А ты стояла как истукан и ничего не делала. Даже если ты забыла все заклинания, которые знаешь, могла бы хоть пнуть меня, повалить на пол, придушить сзади, побежать к преподавателям или… хотя бы укусить меня за ухо!

— Я… но я девочка, и ни за что не стану делать такие дурацкие вещи!

— Нет, все дело в том, что ты просто ждала, когда я заставлю твою подружку говорить, Блэк, — в эту фамилию Лестрейндж постарался вложить как можно больше презрения. — Тебе самой интересно, какие секреты скрывает Уизли.

— Не суди всех по себе… хм… Лестрейндж, — ответила Мей с таким же презрительным акцентом на фамилии своего противника.

— Ты имеешь что-то против меня, полукровка? — возмутился тот.

— Довольно! — попытался остановить их Гарри.

— А ты против меня… бастард! — Для Мей слова Гарри часто не были указом. Она, так же как и Ригель, поднялась и отложила в сторону котел, который оттирала от липкого варева.

— Оба, заткнитесь! — Гарри тоже пришлось бросить свой котел и, подскочив, встать между Мей и Ригелем. Котел откатился в сторону и с грохотом упал, ударившись о ножку парты.

— А ведь ты ей совсем не доверяешь, — улыбнулся Ригель. — Она знает даже меньше, чем я, иначе ей не было бы так любопытно вчера, и она сделала бы хоть что-нибудь. А сейчас она готова была даже подраться со мной!

— При чем тут Гарри? — спросила Мей, забыв о том, что только что собиралась драться.

— Ну, я же говорю, — сказав это, Лестрейндж уселся на пол, взял в руки отброшенный в сторону котел и как ни в чем не бывало продолжил его чистить.

* * *

— Я поеду в купе один, — заявил Гарри одноклассникам за завтраком.

— Ладно, — пожал плечами Забини.

— Корону не потеряй, Поттер, — посоветовал Малфой.

Но никто не усмехнулся шутке Малфоя, только его вечные подпевалы Крэбб и Гойл скривились в улыбках. Паркинсон лишь нахмурилась, но сразу же отвернулась и продолжила завтрак. Нотт постарался сменить тему:

— В следующем году будет круто, мы сможем бывать в Хогсмиде.

— Филч все равно проверяет карманы, когда все возвращаются в школу. Это скучно, — тут же отозвался Малфой, который, как показалось Гарри, почувствовал себя неловко оттого, что никто не засмеялся в ответ на его шутку.

— Как будто ты не сможешь придумать, как что пронести, — усмехнулся Нотт. — В конце концов, можно спрятать что-нибудь в носки.

Гарри посмотрел на Ренделла, который молча поглощал свой завтрак. Когда месяц назад окаменевших жертв вернули к жизни, Ренделл вечером явился в гостиную. Все, кто был там в это время, лишь пристально посмотрели на него, но никто не стал задавать вертящихся на языке вопросов. Никто не посмел — в присутствии такого количества людей.

Ренделл поднял глаза на Поттера, но Гарри решил никак не отвечать на этот взгляд и продолжал смотреть, незаинтересованно, как мог бы смотреть на учителя во время урока. Наверное, все, кто интересовался произошедшим во время нападеня, задали свои вопросы в более подходящее время. Гарри было интересно, что происходит с памятью и работой мозга во время такого окаменения, но он оставил эти вопросы при себе.

Закончив завтрак, Поттер подошел к столу Гриффиндора, наклонился к Мей и прошептал ей на ухо:

— Поедешь со мной в купе.

И, не дожидаясь ответа, отошел и направился к выходу из Большого зала. Он втайне боялся, что она громко ответит что-нибудь унизительное.

— Ну, и чего ты хотел? — спросила Мей, когда нашла купе, где сидел Гарри. — Между прочим, мне пришлось спрашивать у твоих слизеринцев, где ты!

— Сядь, Мей. Я подумал… После того, как мы были на отработке, тогда, с Лестрейнджем и он сказал, что я тебе не доверяю. Ты ведь знаешь, что ты мне как сестра…

Мей села напротив Гарри, неприлично водрузив локти на стол и посмотрела на него с подозрением.

— Что ты хочешь сказать, Гарри? — насторожено спросила она.

— Я подумал, что если и могу кому-то доверять, то только тебе. Мы с тобой — семья, что бы ни случалось, Мей. Из-за твоего распределения в Гриффиндор мы не можем часто общаться в школе, но я уверен, что ты не предашь меня.

На самом деле, Гарри не был в этом уверен, но Мей, в отличие от Ригеля, не доставляла ему никаких трудностей, хотя тоже знала, что он — змееуст. Она никому никоим образом не намекала на его секреты. И ему самому не помешало бы заручиться доверием Мей на тот случай, если ему что-то понадобится от гриффиндорцев.

— И?

— Поэтому я готов ответить на любые три твоих вопроса.

— Ты знаешь, кто приказывал Джинни нападать на школьников в этом году? — сразу же выпалила Мей.

— Да. Осталось два вопроса, Мей.

Мей в поезде задала два вопроса из трех, требующих однозначного ответа «да» или «нет». Она спросила, имеет ли Гарри какое-то отношение к нападениям, и только третьим вопросом догадалась спросить, что именно он знает о нападениях, которые были в этом году. Он не стал врать и рассказал о своем участии, как он выразился, в прекращении нападений, стараясь преподнести это так, будто бы благодаря ему и Хвосту те и прекратились. Потом они долго спорили об этической стороне этого поступка, но Мей не могла отрицать, что нападения и в самом деле прекратились, и Джинни ничего больше не угрожало, в отличие от той ситуации, в которой оставил ее Дамблдор. Ведь всем известно, что длительное воздействие темных артефактов никогда не проходит бесследно.

— Я пригласила Джинни и Римму в гости на несколько дней, — сказала Мей, зайдя в библиотеку, где Гарри искал книгу с рецептом Оборотного зелья.

От такой новости Поттер едва не упал с табуретки, на которую взобрался.

— Зачем?

— Они мои подруги, — просто ответила Мей, отодвигая стул и присаживаясь на него.

— Я никогда не приглашал своих друзей погостить, потому что видеть в доме того же Ригеля было бы неприятно для Мэгги.

— Так то Ригеля! — отмахнулась Мей, — Джинни и Римма для нее нейтральные люди. Я ж не виновата, что ты дружишь с теми, кто неприятен маме!

Гарри на это смог лишь тяжело вздохнуть. Он не думал, что сможет посмотреть Джинни в глаза после того, как бегал по коридорам в ее облике. Было в этом что-то неправильное, такое, чего не должно было происходить. У Гарри было время подумать над тем, что они с Хвостом сделали, и это было в любом случае некрасиво по отношению к мелкой первокурснице.

— Мне будет тяжело общаться с Джинни, — честно признался он и спрыгнул с табуретки, решив поискать книгу в другой раз.

— Я вовсе не прошу тебя общаться с ней! Можешь и дальше изображать из себя угрюмого слизеринца...

— Ну, спасибо тебе за такую характеристику.

— Обращайся, — задорно улыбнулась Мей, — Я вот думаю, не сходить ли погулять в парке с Мирой, ей очень скучно сидеть одной дома. Когда мы были в ее возрасте, то играли друг с другом, а Мира остается тут совсем одна.

Гарри прекрасно помнил, как Мира приревновала его к Чертенку, и чем это закончилось. Он опасался, что в какой-то момент ее спонтанная жестокость приведет к неприятным последствиям. Мире и в самом деле нужно побольше общаться со сверстниками и учиться хорошему отношению к другим детям. И к животным.

— Думаешь, знакомство с маггловскими детьми будет ей полезно?

* * *

Как бы не опасался Гарри, но их прогулка по маггловским окрестностям прошла весьма неплохо. Мей объяснила Мире, как надо вести себя в присутствии магглов, о чем стоит говорить, а что категорически запрещено. Мире даже удалось подружиться с маггловской девочкой из дома на соседней улице, и она начала учиться ездить на велосипеде, одолженном ей новой подружкой. Они втроем выходили в парк почти каждый день; Мэгги же пропадала в Министерстве из-за суеты с назначением нового преподавателя по Защите.

Локхарт, как и все его предшественники, уволился в конце учебного года, после того, как его опозорили два семикурсника из Гриффиндора. Гарри не знал точно, с чего начался конфликт, но завершился он тем, что семикурсники подняли Локхарта в воздух и сняли с него штаны под смех всего класса. После этого встал вопрос об отчислении этих студентов, но Попечительский совет принял решение отстранить их от занятий на оставшиеся две недели, но допустить к сдаче итоговых экзаменов. Локхарт не выдержал постоянных насмешек школьников, так как сплетня про его подштанники быстро разлетелась по всем курсам и факультетам. Не желая больше терпеть такого неуважительного отношения к себе, он решил уволиться и вернуться к написанию своих фантастических книг.

Дни каникул, как это и бывает обычно, проходили быстро. Гарри старался читать книги, но не сильно усердствовал в этом. Несколько дней он провел в гостях у Хвоста. Там между ними произошел занятный разговор.

— Помнишь, Хвост, ты сказал, что девочка Салли-Эн Перкс, моя однокурсница, — полукровка, а не магглорожденная? Откуда ты это знаешь?

Хвост сидел в своем кабинете за компьютером, но, по всей видимости, не занимался ничем важным, потому что на столе стояла банка с пивом, содержимое которой он периодически переливал в себя. Стол его был завален всякими бумагами, какими-то пузырьками с неизвестными зельями, и пустыми чашками. По-видимому, Хвост любил пить чай, занимаясь делами, а вот относить кружки на кухню забывал. Гарри нравилось гостить у Хвоста.

— Это очень забавная история, но ее я знаю лишь с одной стороны — со стороны ее матери. Возможно, все не совсем так, как она говорила.

— Откуда ты знаешь ее мать?

— Давно, даже не помню когда точно, ее мать обратилась к хозяину лавки в Лютном, в которой я работаю. Хотела купить проклятую вещь. — Хвост сделал паузу, прерывавшись на глоток пива. — Я не особо интересовался этим делом, но магглу в Лютном не часто встретишь. Оказалось, ее брат был магглорожденный волшебником, и через него она могла как-то ориентироваться в нашем мире.

— Зачем ей понадобилась проклятая вещь?

— Она хотела убить мужчину, который бросил ее и не признал их общего ребенка.

— И... у нее вышло?

Хвост почесал подбородок, глотнул еще пива.

— Ничего у нее не вышло, она случайно убила жену этого человека.

— А жена была волшебницей?

— Разумеется. А сам мужчина был Пожирателем Смерти.

— Подожди, Хвост, ты хочешь сказать, что Пожиратель смерти яшкался с магглой?

— Именно это я и хочу сказать, Гарри. И именно по этой причине он не признал ребенка: вряд ли остальным Пожирателям понравился бы исход этой интрижки с магглой, признай он его.

Гарри начал запутываться в этой ситуации. Пожиратель смерти, магглорожденный брат женщины, ставшей любовницей этому Пожирателю... Гарри потер виски и откинулся на спинку дивана. Компьютер издавал какой-то смутно раздражающий звук.

— Я не понимаю, — сказал он, — какая-то путаница.

— На самом деле, я и сам не знаю всю эту историю целиком. По рассказу этой магглы, они познакомились в Европе, в гостинице, на чемпионате мире по квиддичу. Вроде как ее магглорожденный брат работал в Министерстве и предложил сестре немного подзаработать, уладив все бумажные дела с маггловской стороны. Я ни разу не был на чемпионате, но там отчуждается большая территория, и ее отчуждение по Статуту необходимо сделать грамотно, чтобы магглы не беспокоились о временно пропавшей с их карт земли. Обычно на магглов вешают Конфундусы и Обливиэйты, но часто задействуют и магглорожденных, а также их близких родичей.

— Да, я как-то читал о коллапсе в Испании, когда информация о странных мероприятиях просочилась к маггловским властям и магам пришлось подчищать память многим магглам, — вспомнил Гарри.

— Ну вот, как-то так и познакомились, этот Пожиратель и маггла. После короткой интрижки маггла забеременела. Естественно, Пожиратель не мог признать ребенка, дав полукровной дочери свою фамилию. Вроде бы, он согласился выплачивать на воспитание девочки какие-то средства. Но когда их Лорд исчез, его любовница-маггла решила, что он может признать ребенка, а тот не спешил этого делать. В итоге... Я не знаю, как ей это удалось, но маггла проникла в дом этого Пожирателя и подбросила проклятую вещь. Но ее ожидания не оправдались, тогда погибла жена Пожирателя, а не он сам. Месть удалась, но лишь наполовину.

— Жутковатая история, — выдохнул Гарри. — Хвост, а ты знаешь, какой именно это был Пожиратель?

— Да, конечно. Это был отец твоего одноклассника Теодора Нотта. А теперь оставь меня одного; мне нужно кое-что доделать.

Гарри нехотя встал с дивана и вышел из кабинета. Он решил спуститься на первый этаж и найти что-нибудь перекусить на кухне. И прямо на лестнице бегущий Поттер врезался в незнакомого ему человека. Он поднял глаза и едва не раскрыл от удивления рот, осознав, кто перед ним стоит.

— Ты, должно быть, Гарри Поттер?

— А вы... Алишер Заки?

Гарри внимательно и оценивающе посмотрел на разыскиваемого Авроратом преступника. Он был коротко острижен и носил черную бороду. Глаза его были такими же черными, как и борода, но не блестели сумасшедшим блеском, как черные глаза Ригеля Лестрейнджа. Алишер был высоким и худым, одет по-маггловски: в джинсы и белую футболку.

— Приятно познакомиться с тобой, Гарри, — протянул Алишер руку.

— Взаимно, мистер Заки, — Гарри осторожно пожал ее.

— Ты интересный молодой человек, Гарри Поттер. Надеюсь, я не ошибусь, если скажу, что тебя ждут великие дела.

— Не думаю. Я обычный.

— Скромный.

— Если вам так больше нравится.

Кивнув, Алишер проскользнул мимо Гарри к кабинету Хвоста.

Гарри остался стоять на лестнице в противоречивых чувствах. Еще один взрослый ждал от него чего-то великого, а он не чувствовал в себе силы даже сделать домашнюю работу за лето. Ему казалось, что он всех разочарует — станет обычным клерком в Министерстве, великие дела которого состоят в рассмотрении жалоб на неправомерное использование магии. С чего вдруг все они — Белла, Ригель, Хвост, а теперь вот, этот Алишер, — решили, что он хоть в чем-то необычен? Гарри был способным учеником, это признавали все учителя, кроме Снейпа. Но не более того. Он не придумывал своих заклинаний, не улучшал зелья, не изучал сложные аспекты волшебства, которые не проходят в школе, в окклюменции и легилименции он был самой обычной посредственностью, умеющей ставить только простые и хлипкие щиты.

Тряхнув головой, отгоняя тяжелые мысли о неоправданных ожиданиях, Гарри все же спустился на первый этаж и направился на кухню, которая так же, как и все в доме Хвоста, было оборудована по-маггловски. Здесь были маггловским холодильник, плита, духовка, кофеварка. Именно к ней и направился Гарри.

— Привет, Гарри.

— Здравствуй, Алиша, — обернулся на знакомый голос Гарри. Алиша стояла в проходе. — Кстати, все хотел спросить, тебя назвали в честь Алишера?

— Именно, — усмехнулась та.

— Но почему?

— Потому что он создал меня, и видимо решил, что назвать изобретение в честь самого себя будет уместно. Он страшный человек.

— Страшнее Хвоста? — Гарри вспомнил, как Белла Лестрейндж говорила о страшной магии, которой не брезгует Хвост.

— Намного, — Алиша прошла наконец на кухню, отодвинула стул и присела. — Он настоящий психопат. Питер не такой, он по-своему любит тебя, в какой-то мере он любил Лиззи, хоть это и не закончилось для нее ничем хорошим. Заки интересует только истина. Он хочет узнать, есть ли бог, создавший людей, их неумирающие души. Хочет понять, как он создал эти души. И понять, как можно победить этого бога, чтобы занять его место.

— Звучит... грандиозно, — Гарри взял чашку приготовленного кофе и сел за стол рядом с Алишей. — А Хвост, выходит, хочет стать помощником бога?

Алиша усмехнулась. С каждым разом она, казалось, выглядела все более человечной. На лице ее появлялись эмоции, вокруг глаз при улыбке собиралась россыпь солнечных морщинок, а волосы уже не были уложены в аккуратную прическу, спадая легкими волнами на плечи. И Гарри не мог сказать, привыкал ли он понемногу к ее кукольной внешности, или же она действительно становилась менее кукольной и более человечной.

— Как тебе Аврорат? — решил сменить тему Гарри.

— Могло быть и хуже, но... это невероятно скучная работа. В основном, расследуются преступления наподобие нарушения Статута о Секретности. Бытовуха, типа незаконного использования Оборотного; мелкое мошенничество.

— А разве использовать Оборотное зелье это преступление? — удивился Гарри. Зелье было сложным в изготовлении, но не требовало особенно редких и сложных ингредиентов.

— Нет. Ничто не является преступлением, пока не ущемляет чьи-то права. Можно хоть непростительными кидаться, если от этого никто из людей и волшебных тварей не пострадает. Можно выпить Оборотное в качестве розыгрыша, шутки, любовных игр, а можно — для ограбления под чужой личиной. Недавно был случай с изнасилованием магглы. Преступник действовал под личиной какого-то маггла, маггла опознали, быстро нашли, но оказалось, что это не он. Пришлось стирать память полицейским, взявшимся расследовать это дело. Маггла увидела применение волшебства, и из-за этого местная полиция собиралась положить бедняжку в больницу. Они даже перестали верить, что ее изнасиловали.

— Интересно, — задумчиво ответил Гарри. — Вы нашли преступника?

— Нашли.

Алиша отошла к холодильнику, достала из него сок, открыла один из шкафчиков, чтобы достать стакан.

— А как можно найти преступника, если он принимал Оборотное?

— Ну, — Алиша налила сток в стакан и продолжала, не глядя на Гарри: — Для начала, конечно же, отыскать того, кем преступник обернулся. Если это маггл, то может быть достаточно слегка покопаться в его памяти. Ведь выпивший Оборотное должен был как-то достать частичку того, чей облик он собирается принять. Если это маг, тогда стоит расспросить его о новых знакомых, о случайных и нелепых столкновениях с другими людьми в последнее время. Не забивай себе голову; работа Аврората довольно скучна теперь, когда ваш Волдеморт не терроризирует больше волшебное сообщество.

— Я бы не назвал это скучной работой, — не согласился с ней Гарри. — Точно уж интереснее работы какого-нибудь секретаря, который целыми днями перекладывает бумаги. Слушай, Алиша, а ты случайно не знаешь, что такое хоркруксы?

Алиша обернулась и внимательно посмотрела на Гарри. Подошла к столу, усмехнулась, не отводя от него глаз, потом села напротив, шумно поставив на стол стакан с недопитым соком. Некоторое время она молчала, глядя на настенные часы, висящие над дверью. Обе стрелки на них остановились на цифре пять.

— Ужасная магия — эти хоркруксы, вот что я о них знаю, — все же ответила она после долгой паузы.

— Это я уже понял, но про них нигде не найти сведений.

— И правильно, некоторые знания нельзя доверять людям. Хоркруксы — это ловушка для глупых алчных людей, жаждущих бессмертия. Это все равно, что в засуху принести в жертву себя и всю свою семью богу Урожая, тогда дождь-то пройдет, но собирать урожай будет уже некому.

— Если честно, то я ничего не понимаю, Алиша.

— И нечего тут понимать. Это черная магия, необратимая жертва бессметной души. Смертный маг становится бессмертным, а душа его — наоборот. И проживает потом человек свою вечность с умирающей душой, а когда она окончательно умрет, от человека останется лишь живая оболочка, пустышка, которой остается лишь выживать, крича от бессилия и боли.

Гарри задумался. Не об этой ли магии говорила Белла?

— Он когда-нибудь доиграется до того, что, умерев, не сможет ни стать привидением, ни перейти за грань, а его портреты, если он додумается их заказать, будут орать истошным воплем, но не смогут вымолвить и слова — такую он проживет вечность. Такие муки ждут его в посмертии. Белла Лестрейндж говорила это про Хвоста, — объяснил Гарри. — Скажи, а Хвост...

Гарри махнул рукой, не зная как правильно обозначить вопрос, касающийся этих хоркруксов и отношения Хвоста к ним. Алиша смотрела на свой стакан с недопитым соком. Она снова подняла глаза к часам, и ответила, не глядя на Гарри:

— С его душой все в порядке.

АВТОР РЕШИЛ, ЧТО У НЕГО НЕТ СИЛ И ВОЗМОЖНОСТЕЙ ПРОДОЛЖАТЬ ДАННЫЙ ФАНФИК, ПО ЭТОЙ ПРИЧИНЕ АВТОР ВЫКЛАДЫВАЕТ СИНОПСИС С СОБЫТИЯМИ, КОТОРЫЕ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ПРОИЗОЙТИ ДАЛЕЕ.

1993 год

Летом в гости к Мэй приезжают ее подруги, в числе которых Джинни. Гарри шарахается от неё, как от приведения, однажды обидно обзывает ее нищебродкой и, злясь на себя, и желая по неясной ему самому причине сделать какую-то гадость, сбегает в Косой переулок, пишет анонимные записки Теодору Нотту и Салли-Энн Перкс, где рассказывает, что Нотт-старший отец Салли-Энн, отправляет их местными совами. Сам же навещает могилы Поттеров и полностью уцелевший дом в Годриковой впадине.

В школе Теодор Нотт начинает травлю Салли-Энн, к которой активно присоединяются слизеринцы, особенно Ригель. Гарри сохраняет нейтралитет и смотрит на все свысока, внутренне гордясь тем, что именно он хозяин положения дел и знает, что мать Салли-Энн убила мать Нотта. Салли-Энн тоже слизеринка, и тоже хитрит, ища тайной поддержки среди других факультетов и устраивая всякие дебоши, вроде проклятия метел слизеринской команды по квиддичу. Ригель перегибает палку после истории с мётлами, и в результате сбрасывает Салли-Энн с лестницы. Она не умирает, но Гарри говорит ему и другим слизеринцам, что это перебор, и если бы она умерла, Ригеля бы просто исключили и сломали палочку, а то и отправили бы в Азкабан. Он говорит, что они слизеринцы и должны действовать хитрее. Нотт пытается указать Гарри место и говорит, что это вообще не его дело, на что Гарри в ответ признаётся, что это он отправил им записки и знает больше них.

1994 год.

Нотт безуспешно пытается добиться от Гарри подробностей, но Поттер только говорит, что узнал это от Петтигрю. Травля не прекращается, хотя и становится тише и не выходит за рамки Слизерина. К концу учебного года Гарри сообщает Нотту и Ригелю, которые сдружились на почве травли Салли-Энн, что в обмен на прекращение травли он расскажет больше.

* * *

Далее должен был идти ещё один мини-фик в серии о летних событиях, где главными действующими героями были Нотт и Ригель. Они выслеживают в магловском мире Салли-Энн, чтобы попытаться выяснить обстоятельства ее рождения, но Салли-Энн, увидев их, бросается через дорогу, и ее насмерть сбивает машина. Таким образом обыгрывалось канонное, что Салли-Энн Перкс не было в списке сдающих СОВ на пятом курсе.

* * *

Гарри в школе, видя, что Салли-Энн не вернулась, расспрашивает Ригеля и Нотта. Они рассказывают правду, но Поттер им не верит, зная характер Ригеля и то, что он мог бы спокойно убить человека, если бы не опасался последствий. Гарри думает, что они смогли подстроить автокатастрофу, а добавленное Ригелем с улыбкой, что вопрос травли так или иначе решён, только убеждает Поттера в том, что Нотт и Ригель убили Салли-Энн. Поттер понимает, что его ничтожное послание анонимных записок привело к таким последствиям и решает проверить, к каким последствиям приведёт то, что он скажет, что мать Нотта отравила маггла. Он сливает свои воспоминания разговора с Петтигрю и отдаёт их Нотту, заставляя того поклясться, что он никому и никогда не покажет это воспоминание. Так у Нотта возникает большая ненависть к магглам и грязнокровкам, уже имеющая обоснование, а так же презрение к собственному отцу. Несмотря на обстоятельства, Поттер и Забини начинают чаще общаться с Ноттом и Ригелем, видимо, на почве общей тайны.

Турнир идёт своим чередом, Поттер в нем не участвует, единственный чемпион Хогвартса Седрик Диггори.

1995 год

Петтигрю и Белла Лестрейндж готовят возрождение Волдеморта, хоть Лестрейндж и разочарована в своём хозяине из-за того, что он создал крестражи, считая магию души священной и неприкосновенной. Причём возрождение не «последней копии», а из крестража-медальона или чаши. При этом Петтигрю находит самого Волдеморта, скрывающегося в лесах и запечатывает в виде крысы в специальный сосуд. Он находит ироничным, что темнейший маг живет у него в подвале в виде питомца, а Алишер Заки проводит опыты по изучению влияния крестражей на магию и прочее.

Сцена на кладбище повторяется, но без смерти Седрика Диггори, кубков-порталов и участия Поттера. Петтигрю внушает возродившемуся Волдеморту, что Поттер — его бастард от грязнокровки Лили Поттер. Так как возродившаяся копия не в курсе последних событий и пророчества, то ему приходится поверить, так как парселтанг — наследственная фигня. Волдеморт недоволен собой и не может понять, как он в прошлом (ака будущем для данного крестража) мог опуститься до сношений с грязнокровками.

Летом 1995 года Гарри отправляется к Петтигрю и встречает там Волдеморта. Тот говорит, что пусть он и трахал его грязнокровную мамашу, но признавать перед всеми Гарри своим наследником он не собирается, и он будет служить ему так же, как и любой другой Пожиратель. Лорд заставляет Поттера принять Метку, таким образом Гарри становится самым молодым 15-летним Пожирателем смерти.

На этом фик «Мразь» заканчивается, следующий в серии фик описывает события после 1998 года. Он должен был называться «Пророчество»

1998 год.

Гарри заканчивает Хогвартс, по которому уже в определенных кругах ходит слух, что он сын Лорда и знает парселтанг. Эти круги питают к нему уважение и страх, как в своё время было с мальчиком Томом Риддлом. Это настораживает Дамблдора и он напоследок после сдачи выпускных экзаменов вызывает Гарри к себе с беседой о добре. На что Гарри отвечает, что добро умерло когда-то давно, ещё до его рождения, вспоминая и свою историю, и историю Салли-Энн Перкс.

Поттер понимает, что его жизнь какое-то дерьмо. Мэй вертится в кругах, близких к Ордену Феникса, а самым большим злом ему кажется уже не Волдеморт, а Алишер Заки. Который к тому времени может по праву считаться лучшим специалистом в магии души, создаёт человеческие копии вроде Алиши, как думает Гарри, сам создал свой крестраж, и окончательно превратился в безумца. Являясь магглорожденным, Заки, естественно, не может присоединиться к Волдеморту, да и Дамблдор не поймёт его идеи, поэтому он создаёт свою собственную сторону.

Волдеморт, создав ещё пару крестражей, превращается в канонного идиота. Гарри организовывает сговор с Петтигрю, Беллой Лестрейндж и Ригелем Лестрейнджем по уничтожению крестражей и самого Волдеморта, в обмен на помощь последних обещает дать фамилию Блэк чистокровному Ригелю. К этому времени Гарри уже не верит Петтигрю, считая того хитрым манипулятором, но все же большим знатоком магии души, поэтому сговор организован именно с ним. Лучшими «друзьями» Поттера являются по-прежнему Ригель, Теодор Нотт, ненавидящий магглов и грязнокровок и все так же презирающий своего отца, и Забини. Но настоящими друзьями он считает только Мэй и Алишу, с которой проводит много времени.

1998-1999 год

Компания занята уничтожением и поиском крестражей Лорда. Параллельно Гарри пытается разыскивать крестраж Алишера Заки и его ставку, но безуспешно. Дамблдор тоже уже сомневается, что самое большое зло — это Волдеморт и Пожиратели, так как то тут, то там появляются доказательства создаваемой искусственно «армии клонов» Алишера. Заки официально уже не поддерживает связь с Петтигрю, который остался на стороне Волдеморта (и Гарри).

1999 год.

Все крестражи Лорда уничтожены и Гарри убивает Волдеморта прямо на собрании Пожирателей. Он выступает перед Пожирателями, что да, он убил своего отца, потому что тот не видит дальше своего носа и борется с фикцией, когда главный враг не грязнокровки, а конкретная грязнокровка — Алишер Заки, так же как и Волдеморт не брезгующий магией души, разбирающийся в магловской генетике и создающий армию из душ, не инферналов безмозглых, а вполне себе людей.

2000 год.

Нотт убивает своего отца и магглу — мать Салли-Энн, считая, раз Гарри убил своего «неправильного отца», то и ему можно. Все Пожиратели подчинены Поттеру. Через Мэй он пытается донести до Дамблдора, что главный враг — Алишер Заки, а не они друг другу. И вроде бы доносит. Но Пожирателям не нравится, что им предстоит работать вместе с грязнокровками и прочим сбродом Дамблдора. Начинается серия убийств в Министерстве и перестановок, из которых Поттер делает вывод, что «люди» Заки везде, их не отличить от людей, они повсюду, они были в Министерстве, рядах Пожирателей и Ордена Феникса всегда, просто потому, что как Алиша не отличаются от людей, более того, Алиша была первым экземпляром, после Заки научился делать их человечнее, а биографии правдоподобнее. Возможно, как кажется Поттеру, даже заменяя настоящих людей этими копиями.

2001 год.

Поттер сходит с ума, ему кажется, что каждый новый встреченный маг выглядит чуточку ненатурально, прям как Алиша раньше, ему везде мерещатся союзники Заки. Он знает единственный способ борьбы с крестражами и созданиями магии души — Адское пламя, и на одном из собраний Пожирателей смерти, когда приводят двух новых адептов, они кажутся ему искусственными, как Алиша в первую их встречу, он начинает бросаться во всех Адским Пламенем, поджигая людей, помещение, все вокруг. Он все бросается Адским огнём и бросается, не замечая, что самому уже некуда отступать. Гарри сгорает в Адском пламени, тем самым уничтожая последний крестраж Волдеморта в себе и исполняя пророчество Трелони о победе над Темным Лордом.

В завершающей сцене Петтигрю, Алиша и Алишер стоят на природе среди холмов Шотландии и Заки говорит, что все должно было быть иначе, что он не собирал армию, несколько созданных им с помощью магии души человек, включая Алишу, не роботы-солдаты для войны, а его дети. В этой сцене видно, что Алишер — самый настоящий безумный учёный, не преследующий корыстных целей. И ему жаль, что Поттер сошёл с ума и не понял, что серия перестановок и убийств в Министерстве за его спиной — деятельность его же Пожирателей, недовольных Поттером и его одержимостью.

— Знаешь, таких людей как ты никогда не любили, — говорит ему Петтигрю и уходит.

— Вы с Петтигрю думаете, что создали таких, как я, но вы создал таких, как Гарри Поттер!

— Мне жаль, — отвечает Алишер.

Алиша выхватывает палочку и убивает Заки.