Финория. Взгляд дракона (гет)

Хотя Финора видела расклад Линария мельком, она хорошо запомнила роковые четыре карты, а наспех сочинённое — не иначе! — объяснение о чёрной кобыле, вместо того чтобы развеять тревогу, лишь усилило её. Но идти сейчас в людскую и расспрашивать конюхов было бы не самой лучшей идеей, и принцесса решила разложить карты сама, как только выпадет свободная минутка. Не сегодня, конечно: весь дворец так и кипел подготовкой к новогоднему балу.

Служанки и фрейлины заполонили покои Финоры. По традиции, её маскарадного платья никто не должен был видеть до бала, из всего её окружения только швеи знали, что наденет принцесса. В таком же секрете хранились платья придворных дам, так что обсуждать свои наряды девушки не могли. Для обсуждения хватало других тем.

— Как думаешь, тот нахальный хинорец будет на балу? — краем уха слышала Финора, как шушукаются фрейлины за её спиной.

— А разве его не объявили вне закона?

— Ты что, с луны свалилась? Указ давно отменён. Это не шпион, а просто мелкая сошка. Дворянин из какой-то другой страны, а в Хинории только служит.

— Значит, он снова может приехать сюда.

— Думаю, не хватит наглости. А что, ты на него запала?

— Фи, скажешь тоже. Ростом не вышел. Я уж если на кого западу, так это на баронета Ханта. Какой мужчина! Одни усы чего стоят…

Даже горничная не знала, что наденет Финора. С утра принцесса была в том самом светло-зелёном платье с бантом на поясе, которое недавно примеряла, но главный вечерний наряд хранился в запертом шкафу, скрытый от чужих глаз. Перед новогодним балом три швеи стали более приближёнными к её высочеству, чем горничная, и у Флиры появилось много свободного времени. На что она его тратила, никто не знал.

«Весна — юность года», — сказал поэт. Но сам Новый Год в Финории и других северных странах отмечали не с календарным началом весны, а с наступлением тепла, в самый разгар цветения, когда леса покрывались молодой листвой. Двадцать дней подряд тут и там гремела музыка на балах, а по ночам сверкали праздничные фейерверки. Впрочем, последнее к Финории не относилось: траур по Фино-младшему должен был продолжаться по всей стране, пока дышат его родители, и только ради принцессы король Фино не стал запрещать балы.

Да, фейерверков и праздничных костров в Финории не было. Но на бальные платья запрет не распространялся, и великолепие женских нарядов затмевало цветущую природу. Новогодний бал славился не только масками и интригой — это был единственный бал в году, когда никто не следовал моде. На Новый Год разрешалось нарядиться во что угодно, хоть сделать себе платье из листьев, лишь бы оно не нарушало приличий. Среди танцующих можно было встретить длинноухую принцессу народа Эль в платье из серебряных нитей, Озёрную Деву с рыбьим хвостом, Принцессу Розу в пышном платье из атласных роз, синеволосую Принцессу Колокольчик, зеленоволосую Лесную Деву в платье, украшенном ивовыми ветвями, крылатых фей и многих других сказочных героинь.

Кавалеры тоже наряжались, но попроще — в основном в охотников да старинных разбойников, чей образ был взят из книг: в полосатой рубахе, широких штанах, красном или синем камзоле, сапогах с отворотами, а ещё с золотым ожерельем (иногда поддельным) и в яркой повязке на голове. Конечно, настоящие разбойники так не одевались — те предпочитали неброскую одежду, неотличимую от повседневной городской.

Две королевы не участвовали в маскараде и танцах — похоронив Фино-младшего, обе одевались только в чёрное. Чтобы не нарушать общего порядка, они надевали на Новый Год бархатные чёрные маски без украшений, и это была их единственная дань празднику.

Бал начался засветло. Все ещё были без масок и в обычных бальных нарядах. Перевоплощение в сказочных существ и героев легенд предстояло во второй части празднества, с наступлением темноты, а в первой части всё происходило, как и на других балах. Многие дворяне привезли с собой детей — в общем зале, расположенном в другом крыле, стояло множество закрытых экипажей. Маленькие аристократы танцевали наравне со взрослыми, но один-два танца посвящались только им. Тогда взрослые отступали к стене, а танцевать выходили только дети.

Открывали бал король Фино с дочерью. Все танцы в первой части были старинные и чопорные, с поклонами и реверансами. Финора-средняя в бархатном чёрном платье и газовой вуали на волосах сидела на диване у стены и смотрела на танцующую дочь со светлой грустью. Её свекровь, тоже в трауре, сидела на соседнем диване рядом с мужем, Фино-старшим. Свечи ещё не зажгли — бальный зал насквозь пронизывали жёлтые лучи вечернего солнца. Этот мягкий свет вместе с меланхоличной музыкой создавал неповторимую атмосферу: время будто откатилось назад, в далёкую древность, когда на месте дворца стояла деревянная крепость, а короли назывались князьями. Не прозвучало ещё славное имя «Фино», и страна не называлась Финорией — земли в горном кольце были известны как Еловая падь.

В узорчатых деревянных домах жили крестьяне, а в городе за высокой стеной — знать. От кого защищали горожан крепостные стены, теперь никто не упомнит. Вокруг города и до самых Эльских гор зеленели густые леса, наполненные дикими зверями и птицами, расстилались луга, где паслись козы и овцы, а над бескрайними просторами Еловой пади летали огнедышащие драконы и другие удивительные существа, которых больше нет.

Мир был иным, не то, что сейчас — люди были сильнее и здоровее, поля плодороднее, а солнце — ярче. Женщины носили другие платья, музыканты играли на других инструментах, и каблуки танцующих в бальном зале ударяли не в мрамор, а в деревянный настил, но песни были те же. Промчались века, но песни сохранились — менестрели сберегли наследие народа Эль, передавая ноты из поколения в поколение, и вот теперь принцесса Финора и её отец открывали бал под ту же музыку, под которую когда-то другой правитель выводил в свет свою дочь, юную княжну, от которой не осталось ныне и костей.

Прозвучал финальный аккорд, чисто пропел треугольник, и король Фино с Финорой-младшей низко поклонились друг другу. Все захлопали.

— Ригодон! — объявил распорядитель, и полилась музыка. Теперь танцевали все.

— И всё-таки она хороша! — сказала одна кухарка другой, кивнув на Финору, танцующую с баронетом Хантом, первым красавцем королевства. Служанки стояли у входа в зал и прятались за шторами, чтобы не мешать господам развлекаться.

— Как стрекозка зелёная, — умилилась та. — Шлейф как крылья.

— Скоро крылышки-то пообломают, — пробормотала посудомойщица, присоединяясь к их беседе. — Дней двадцать осталось до помолвки?

— Восемнадцать вроде, — сказала прачка. Завязалась обычная болтовня.

— Жаль принцессу, такая хорошенькая, и такому зверю достанется.

— Двадцать четыре ей. А свадьба только через год — эвона сколько ещё времени.

— Это если Хино не потребует ускорить свадьбу. Господам такое позволяется, а нам нет.

— Почему же нет? Твоя дочка в восемнадцать замуж выскочила.

— Закрой рот! Моя дочка законное разрешение получила, сам король подписал бумагу.

— Это потому что ей деваться некуда было. Хорошо, что кавалер попался порядочный, согласился жениться. Другой бы сбежал, и осталась бы твоя дочка одна с дитём.

— Закрой рот, тебе говорю!

— Да не ругайтесь вы! Как две козы, право слово. Я вот считаю — хорошие у нас законы. Случилась промашка — ладно уж, получи разрешение, а так — ни-ни до двадцати пяти. Если бы крестьянки да работницы замуж в восемнадцать выходили, то сколько б у них детей было? Кто такую ораву прокормит? Да и работать когда? Господа-то, они хитрые, больше двоих не заводят, а нам, беднякам, сколько Матона-Шестерица пошлёт. Поэтому чем позже замуж, тем лучше. Я вот в тридцать один вышла, и всё у меня прекрасно. Троих вырастила, и все в люди вышли. Ни за кого краснеть не пришлось.

— Вон, короли-то наши, двоих завели, и что толку? Где королевич? Нету его. А королевишна как тростинка, хорошо, если одного осилит. А ну как не осилит и одного? И пойдут наши короли в деревню доживать свой век, новый король нас всех из дворца прогонит, а стране новое название припишут.

— Побойся Десятерых, дурёха. Оторвут тебе когда-нибудь твой длинный язык.

Музыка сменилась. Объявили павану. Принцесса пропустила этот круг, и многие последовали её примеру. Осталось лишь три пары, все остальные предпочли просто слушать музыку. Трубы молчали, играли только лютнисты. Это была одна из тех солнечных песен, где в общую мажорную гамму нет-нет да и прокрадываются щемящие минорные нотки. Такие мелодии коварны, они обладают властью над человеком и способны как поднять, так и испортить настроение. Они проникают в самое сердце, напоминая, что жизнь конечна, и заставляют вспомнить тех, кто ушёл.

Служанки тоже заслушались. Какие воспоминания навеяла им павана, никто не знал, по роду службы им не полагалось рассказывать о своих чувствах, однако беседа остановилась — чтобы разгореться с новой силой, едва зазвучала следующая пьеса.

— А ежели с принцессой так?

— Как?

— Как с кухаркиной дочкой.

— Оставьте мою дочку в покое! Она порядочная замужняя женщина, поняли? А принцесса ваша со своим женихом и не видится.

— Гулять можно не только с женихом… Помните, как она отплясывала с хинорцем на зимнем балу?

— А, такой светленький, как его, Орино? И что, она с ним не только танцует?

— Орион, а не Орино. И, представь себе, да. Весь дворец знает.

— Ой, какая стыдобушка! Если что случится, то как пить дать ускорят свадьбу, чтобы прикрыть грех.

Последнюю фразу сказала прачка, осуждающе покачав головой. Флира, стоящая поодаль в жемчужном платье и синем фартуке, с усмешкой поглядывала на своих недавних товарок. Она ждала второй части бала. Переодевать принцессу ей не придётся, это сделают швеи, но пока всем горничным надлежало быть под рукой у хозяек: подай-принеси, налей лимонаду, поставь тарелку, помаши веером… А с наступлением темноты она будет предоставлена сама себе. Даже горничная не должна знать на новогоднем балу, которая из танцующих дам её госпожа. В своих мыслях Флира была уже там, в вихре танца, но услышав, как перемывают косточки Ориону и Финоре, она побледнела.

— Марш на кухню, скоро сладости подавать! — шикнула она на кухарок. — А ты на столах салфетки замени, — процедила она прачке. — Нечего без дела торчать да обсуждать господ.

— Ишь, нос задрала. Думаешь, если в горничные к принцессе поступила, то и сама принцессой стала? Командирша нашлась, — заворчали те, но послушались.

Застолий как таковых на балах не устраивали, зато по краям зала в изобилии стояли столики с напитками и угощениями. Горничные в серых платьях и белых передниках сновали, поднося новые кушанья и собирая опустевшую посуду.

Жёлтые лучи постепенно становились оранжевыми, затем — розовыми. Когда мягкие сумерки заполнили зал, музыканты положили инструменты и скрылись в нишах. Распорядитель объявил перерыв.

Начиналась самая таинственная часть празднества. Танцующие удалились для переодевания, в зале засуетились слуги. Остатки солёных блюд унесли и расставили фарфоровые тарелки с пирожными. Вкатили стремянку для зажигания свечей. Внесли кадку с деревцем, украшенным блестящими лентами. Обычно в дворянских и крестьянских семьях на Новый Год используют одно и то же дерево, но в Финорском дворце каждый раз сажали новое. Всё лето оно стояло в кадке возле парадного входа, а осенью его пересаживали в парк или сад. В этот раз была слива. Дерево обвязали светящимися бантами и сложили под ним конверты с предсказаниями, написанными светящейся краской — древним даром народа Эль. Эти предсказания надлежало читать в темноте до наступления утра, пока недолговечная краска не погасла.

У покоев принцессы собралась небольшая толпа: двое солдат, лакей и три швеи. Ничего странного в том, что её высочество задерживалась, не было, и охранники даже не послали к королеве лакея с докладом. Известно, что у принцесс свои причуды: Финора могла внезапно озаботиться причёской или вовсе отказаться от бала — мало ли что придёт в голову девушке, способной отдать два бочонка золота за безделушку. Слухи о безумной трате всё-таки просочились и даже дошли до короля — у него с дочерью по этому поводу был неприятный разговор, — но самого украшения никто не видел. Думали, что это либо алмаз, либо изумруд, и все сходились во мнении, что принцессу обманули. Капитан Зейро хранил тайну, и на караванщика не пала тень — торговцев каждый день проходило по дворцу немало, и даже сам Фино не знал, что и у кого купила его дочь, но списание счёта не заметить было нельзя.

К новогоднему балу история начала забываться, да это было и не первое безумство Финоры-младшей. Ведь это она придумала моду запускать во дворец животных: сначала оленёнка, а потом, когда оленёнок вырос и превратился в олениху — целое оленье семейство. Финора-средняя кое-как уговорила дочь ограничиться одной оленихой, и животное ни в чём не знало отказа. Уборщицам прибавилось дел…

Швеи молча переглядывались. Пышное золотое платье с золотым шлейфом, расшитое гранёным стеклярусом, золотыми цепочками и украшенное по подолу золотыми розами, ждало принцессу в гардеробной в отдельном шкафу, куда не было доступа даже горничной. Ожидалось, что оно произведёт фурор и станет самым блистательным нарядом, но Финора так и не пришла. На первом этаже гремела музыка, маскарад давно начался, а платье так и висело в шкафу. Бедные швеи, которым очень хотелось посмотреть костюмированный бал, не смели покинуть своего поста и прождали весь вечер. Их поистине ювелирная работа, над которой они долгими ночами не смыкали глаз с самой зимы, пропала втуне. Золотая Маска не появилась на балу.

— Кто эта девочка, виконт? — спросила одна из придворных дам у своего кавалера, взглядом указав на очаровательную темноволосую маску в кофейно-бежевом платье. Оба, и кавалер и дама, были уже в возрасте и не принимали участия во всеобщей игре. Конечно, для порядку они надели маски, но прекрасно знали друг друга и не скрывались от остальных.

— Где? Вон та? Может быть, молодая графиня, дочь графа Пикро?

— Лиселла? Но ведь ей всего четырнадцать, а этой девушке явно за двадцать. Или вы о Мирелле? Но Мирелла блондинка.

— Маркиза, вы думаете, что купить парик — большая трудность?

— Какое чувство вкуса, — продолжала восхищаться дама. — Никаких вычурностей, никаких «озёрных дев» — обычное платье, зато какое милое. Эта девушка наверняка принадлежит к высшей знати. Она как минимум герцогиня.

— Герцогинь в Финории всего шесть, и половина из них не влезут в такое платье, даже если похудеют вдвое, — возразил виконт. — Да и в целом она не производит впечатления дамы из высшего света. Это не герцогиня и даже не графиня. Посмотрите, как она ходит.

— Не вижу ничего странного в её походке, — дама посмотрела на девушку в лорнет.

— Она переваливается, как утка.

— Да, и впрямь что-то есть. Полагаете, это переодетая служанка пролезла на бал? Но как это могло произойти?

— На новогоднем балу нет ничего невозможного.

— Вы правы. Подождём снятия масок. Ай, а это что за чудище?

— Почему чудище? Весьма изящное платье. Вот только эти ветки… Они могут помешать танцам. Я бы не осмелился обнять даму в таком костюме — после этого мне пришлось бы отправиться к аптекарю.

— Но кто это?!

— Разве вы не читали сказок в детстве? Это же Карагана, душа срубленного вяза.

— А вы шутник! — дама погрозила ему пальцем. — Вы прекрасно поняли, что я спросила не об этом. Кто скрывается под маской?

— Какая-нибудь отвергнутая красотка, которая хочет своим нарядом показать, как она разочарована в людях и в мире. Она совсем юна — посмотрите на руки и талию.

— Ну, знаете ли, у меня такая талия была и в тридцать. А мои запястья и сейчас тонки. Взгляните!

Вместо ответа пожилой виконт бережно взял её хрупкую кисть и поднёс к своим губам, поклонившись. Объявили «два цветка». Виконт церемонно пригласил маркизу, и она не смогла отказать. Старые друзья закружились в танце, как в былые времена, и забыли о странной гостье.

В бальном зале имелось четыре входа. Через который из них проникла Карагана, не заметил никто. Она вошла в самый разгар быстрого танца, когда сменяющиеся пары лихо отплясывали чечётку, и сразу слилась с толпой. Её тёмно-серое платье не бросалось в глаза издалека, но вблизи приковывало взоры. Простой лиф из жатого велюра — материала, напоминающего кору, не был украшен ничем, зато юбка состояла почти вся из украшений. Но каких! Это была рваная рыбацкая сетка на ситцевом чехле, расшитая колючими ветками вяза. На голове Караганы красовался венок из корявых веток — не венок даже, а корона, уродливая, но по-своему гармоничная. Лицо таинственной гостьи закрывала густая дымчатая вуаль. Такой же дымчатый шлейф, порванный внизу на бахрому и испещрённый дырами, реял за этой мрачной маской. На шее у Караганы вместо ожерелья висел на кожаном ремне деревянный кинжал.

На неё поглядывали кто косо, кто с улыбкой. Не каждая осмелится нацепить на себя такое рваньё! Но в общем и целом платье было скромно, устоев не нарушало, и дворцовым сплетникам оставалось лишь гадать, кто же прячется под вуалью, да ждать окончания маскарада. А Карагана встала у стены, как и десятки других дам, и стала наблюдать за пёстрой толпой, небрежно обмахиваясь веером.

Воздух был напоён горько-сладким запахом ароматических свечей. В Финории нет висячих люстр, вместо них залы освещаются настенными канделябрами, подчас огромными. Подсвечники в бальном зале достигали высоты в два акрин и изображали деревья. Ни одно бронзовое дерево не повторяло другое, каждая работа была уникальна и по-своему изящна. Искусству финорских кузнецов могли позавидовать даже мастера из Ламирии, которая славится ремёслами. Вмонтированные у самого пола в узкие белые панели между коврами, деревья-подсвечники разветвлялись к верху, совершенно не мешая танцующим.

Часть свечей горела в подставках из цветного стекла в форме тюльпанов, колокольчиков и лилий, отчего зал превращался в чудесный сказочный мир. Как знать, может, когда-то, при народе Эль, в Иэне и вправду росли светящиеся цветы — вот были времена! Красота. Но это, разумеется, досужие сказки. Как может цветок светиться? Мир всегда был таким, как сейчас. Так написано во всех учебниках Иэны, а если где-то в старой книжке написано по-другому, такую книжку полагается сжечь, чтобы не забивала головы приличным людям.

Ко второй части бала дети не допускались. Что за несправедливость! Ведь именно в этом возрасте хочется прикоснуться к чудесам, дать волю фантазии, представить, что стеклянные цветы — настоящие и хоть час в году побыть не самим собой, а разбойником, менестрелем народа Эль или горным духом. Маленьким графиням и баронессочкам так хотелось бы ненадолго перевоплотиться в лесных волшебниц, птиц или мотыльков — но увы, строгий закон позволял это лишь тогда, когда уже неинтересно. Все предсказания в конвертах, написанные придворными каллиграфами по гадательной книге, предназначались только взрослым.

Новогоднее дерево сверкало и переливалось. Кто-то уже выудил себе конверт, кто-то тянул время, боясь вытащить плохое предсказание. Флира торопилась — в любую минуту её могли разоблачить и с позором выгнать из зала, и тогда прощай новогоднее гадание, а заодно и место горничной. Она жадно схватила первый попавшийся конверт и сунула в карман, собираясь прочитать позже, но потом не удержалась и схватила ещё один. Зачем, не знала сама, наверно, просто по привычке. Вдруг пригодится?

Увидев стоящую невдалеке Карагану, Флира презрительно дёрнула губой. «Экое чучело!» — фыркнула она себе под нос и начала стрелять глазами в поисках кавалера для следующего танца. Бал уже вскружил ей голову, и дело здесь было не только в рюмке выпитого вина.

Объявили «волну» — и не танец даже, а нечто среднее между топтанием на месте и объятием: кавалер держал даму за талию, дама клала руки ему на плечи, и пара медленно покачивалась в такт музыке, как на волнах озера. «Волну» придумали для того, чтобы дать передышку танцорам, но влюблённые парочки использовали её по-своему. Понятное дело, такой танец позволялся лишь на Новый Год, когда все скрывались под масками.

— Разрешите вас пригласить, сударыня, — раздался рядом голос, от которого у Флиры внутри всё запело.

Перед ней стоял кавалер чуть выше её самой, в костюме охотника и с деревянной шпагой на поясе. Тканевая маска скрывала всё его лицо, кроме серых глаз. Флира, забыв, что сама в маске, улыбнулась и подала ему руку. Ей никогда не приходилось разговаривать с графом Орионом, и она не знала его голоса, но она навсегда запомнила эту манеру двигаться и стройную фигуру. Отдавшись волнам медленного танца и уверенным рукам партнёра, Флира поблагодарила Десятерых, что это не «трижды-шаг» или какой-то другой сложный танец. Наблюдая за балами из-за портьеры, она выучила танцев восемь, и теперь, если её приглашали на незнакомый, манерно отказывала. Хороша бы она была, если бы пришлось отказать графу Ориону!

Её руки в шёлковых перчатках лежали на его плечах, его узкие, но сильные ладони обнимали её талию, а в голове черноволосой красавицы билась одна мысль: «Не видать тебе его, белобрысая коза. Он мой».

Могла ли подумать Флира полгода назад, перемывая на кухне посуду в тазу, что ей доведётся танцевать с графом Орионом в королевском бальном зале? От счастья она не чуяла ног под собой. Ей хотелось прильнуть к своему кавалеру, положить ему голову на плечо, как позволяли себе некоторые смелые девицы, и просто молчать, ни о чём не думая. Но здравый смысл, который не изменял Флире даже в такие мгновения, требовал действий: танец скоро кончится, и птичка улетит. Нужно срочно что-то сделать: заговорить, спросить какую-нибудь ерунду, оступиться. Или лучше упасть в обморок?

Но граф избавил её от раздумий — он заговорил сам.

— Скажите, прекрасная маска, не знаете ли вы, которая из дам — принцесса Финора?

Флиру перекосило — хорошо, что она была в маске. Но она взяла себя в руки и как можно веселее ответила:

— Скажу вам по секрету, сударь: её высочества нет на балу. Она готовится к помолвке и думает только о своём будущем муже.

— Благодарю, сударыня. Вы, должно быть, её подруга?

— Да, я фрейлина. И мне кажется, что мы с вами знакомы!

— Узнаем в конце бала, когда придёт время снимать маски, — вежливо ответил граф.

— Зачем же так долго ждать? — промурлыкала Флира. — Можно выйти в сад и снять их прямо сейчас.

— Хорошая идея, но я бы предпочёл не разрушать тайну. Маскарад бывает только раз в году, почему бы им не насладиться сполна?

— Мне, признаться, наскучили балы, — гнула своё Флира, попытавшись зайти с другого боку.

— Похоже, не только вам, сударыня. Но уверены ли вы, что её высочества нет в зале?

— Да. Она сама мне сказала, что не пойдёт на вторую часть праздника, — с глубокой искренностью в голосе соврала Флира. Уж что-что, а врать она умела хорошо.

— Странно. Насколько мне известно, принцесса любит балы. Что заставило её отказаться? Может быть, она нездорова? — встревожился граф, и Флира под маской скорчила недовольную мину.

— С ней всё в порядке. И любит она не балы, а короля Хино, — с досадой ответила она. Заметив, что он глядит по сторонам и высматривает среди масок принцессу, Флира перешла к решительным действиям. Она томно охнула, покачнулась и повисла на нём всем телом.

— Сударыня, вам плохо? Я позову лекаря.

— Нет, не стоит беспокоиться. Просто закружилась голова. Здесь так душно. Эти свечи…

— Вам есть двадцать пять?

— Недавно исполнилось.

— Я отведу вас в сад.

— Да, сделайте одолжение.

Граф вывел её, поддерживая под руку. Лакеи перед ними расступились. Никто не мог видеть под маской самодовольную ухмылку Флиры, а по её походке ничего нельзя было сказать. Они вышли через восточные двери и остановились на открытой веранде, так как начал накрапывать весенний дождик. Кроме них, здесь не было никого.

Каменная галерея с узорчатыми полами тянулась вдоль всего крыла и предназначалась для прогулок в пасмурные дни. Разумеется, сюда могли выйти лишь совершеннолетние — веранда считалась уличной территорией. Навес поддерживался рядом витых колонн, сводчатый потолок украшала белая лепнина, а для отдыха возле стены стояла плетёная мебель. Для услаждения взора прогуливающейся знати тут и там стояли горшки с цветами.

Граф усадил свою спутницу на плетёный диван и поинтересовался её самочувствием.

— Благодарю, мне гораздо лучше.

— Я рад. В таком случае, я оставлю вас.

— Нет. Подождите! — страстно прошептала она и сорвала маску. Свет фонарей выгодно подчёркивал тёмные брови и алые губы Флиры, делая её ещё красивее. — Теперь ваша очередь.

— Я не достоин предстать перед такой красавицей без маски, — поклонился граф, но Флире послышалась в его голосе улыбка.

— Так нечестно, — игриво сказала она. — Я же сняла!

— И я ослеплён красотой. Всего хорошего, сударыня.

— Постойте! — Флира вскочила и схватила его за руку. — Мне кажется, я вас знаю. Вы ведь граф Орион из Хинории?

На секунду он замер. Потом со всей возможной учтивостью высвободился и холодно бросил всего два слова:

— Вы ошиблись, — и твёрдым шагом удалился обратно в бальный зал.

Флира скомкала маску, швырнула её на пол и выругалась как сапожник. Потом подняла, отряхнула об юбку и снова напялила, прошипев сквозь зубы:

— Всё равно отобью.