Другая Надежда (гет)

“Привязанность к кому-либо или любовь — это слабость, собственно, поэтому у нашего Лорда никогда не было ни того, ни другого. Он практически сжился со своим одиночеством, когда появилась гриффиндорка”

Цитата Ральфа МакРаута из сборника Алекса Рубенса

“Лордодицея глазами Пожирателей Смерти”.

— Надо же, они ещё и разговаривают! — громко сообщил восторженный детский голос.

Волшебник только усмехнулся в ответ. То, что для него было обыденностью, для Алисии стало сказочным миром. Вот уже добрых полчаса, медленно прогуливаясь по галерее, он наблюдал за тем, как она перебегала от одной картины к другой, заливисто смеялась и корчила рожи персонажам некоторых полотен. Маг поражался тому, как странно она смотрелась в этом особняке. Отделанные тёмным деревом стены, старинные серебряные рамы, зелёные ковры и шторы на окнах никак не сочетались с голубым джемпером и клетчатой юбкой самой Алисии. При этом он знал, что проблема оказалась, конечно, глубже, чем разница в цветовой гамме, сам факт её присутствия здесь стал чем-то из ряда вон выходящим. Посмотрев на портреты, мужчина заметил, что с этой его мыслью они были полностью согласны, достаточно было увидеть выражение брезгливости, исказившее аристократические черты лица Салазара Слизерина, и потрясение, застывшее в глазах его главного идеологического противника.

Но сейчас самым отвратительным для Алекса Рубенса, присматривавшего по приказу Волдеморта за Алисией, было то, что он мог понять обоих. Маленькая маггла в доме Тёмного Лорда, само по себе это не являлось чем-то удивительным, мало что ли их здесь поубивали? Негодование Салазара вызывало то, что она была до сих пор жива, естественно, он ждал от своего наследника большего. Алекс невольно прислушивался к своим внутренним ощущениям, когда он был в её возрасте, примером для подражания для него был именно этот основатель Хогвартса, может, потому, что его родители считались (и, как потом выяснилось, являлись) ярыми сторонниками Волдеморта. Сына они воспитывали на его идеях. Юношу приучали ненавидеть магглов, чтить только двух великих волшебников, а полукровок не считать за людей. В общем, в какой-то мере Рубенсы добились своего: их сын попал на змеиный факультет, а потом вступил в ряды пожирателей смерти. Хотя они никогда не отличались особым фанатизмом, им суждено было погибнуть в битве с аврорами за те идеи, которые они принимали за истину. Они навсегда ушли, так и не узнав, что вся присущая слизеринцам хитрость их ребёнка была направлена не на достижение почёта и уважения среди своих сверстников, а на сокрытие своей внутренней борьбы. Да, гриффиндорское влияние бабушки им не удалось уничтожить. Оно заставило Алекса через несколько лет после вступления выйти из боевой группы пожирателей смерти и стать личным секретарём Тёмного Лорда. Свой поступок он объяснил и родителям, и приятелям (в Слизерине не бывает настоящих друзей), тем, что хотел быть ближе к своему господину, от себя же он не скрывал того, что всегда, когда он поднимал палочку и произносил непростительное заклятие, он видел перед глазами грустную улыбку и осуждающий взгляд своей бабушки. Она словно говорила ему: “Алекс, родной мой, разве этому я тебя учила?” Сначала он пытался бороться с наваждением, но потом плюнул и добился-таки места секретаря в качестве компромисса между своим слизеринским и гриффиндорским воспитанием.

Годрик Гриффиндор... Алекс видел потрясённое выражение его лица и понимал, что удивлён не меньше его. Волшебник на портрете вопросительно посмотрел на юношу, но тот в ответ только пожал плечами, он сам до конца не мог объяснить происходящее. Будучи одним из пожирателей смерти, Рубенс знал, что последнее слово во всех сферах их деятельности всегда остаётся за Волдемортом, только он может наказывать их и миловать, но юноша давно привык, что Лорд всегда только карает. И тогда, посмев пойти против него, он не ждал другого решения от своего господина. Стоя перед Волдемортом на коленях, когда тот ответил Ломбхарту, что выяснил всё, что хотел, Алекс понял, что хоть на миг в своей жизни он смог стать “гриффиндорцем”, у него получилось совершить доброе дело ради выгоды другого человека. Видимо, Лорд сделал тот же вывод, но чуть раньше, когда спросил, какой факультет заканчивали его родственники, найдя тем самым мотив его предательства.

Работая личным секретарём Тёмного Лорда, Рубенс не уставал поражаться ему. В далёком детстве он восхищался им, а узнав поближе, изо дня в день наблюдая за его поведением, отношением к подчинённым, пленникам, другим волшебникам, он стал испытывать к магу не только чувство почтения, но и уважения. Силе воле Лорда Волдеморта и его умению держать себя мог позавидовать каждый, юноша ни разу не видел на его лице других эмоций, кроме холодной вежливости и какого-то лёгкого чувства превосходства, с которым он взирал на окружающих его людей. Только иногда в его глазах мог мелькнуть слабый интерес, сменяя собой беспредельную скуку, почти всегда царившую в его взгляде. Сначала Алекса удивляло это чувство, но через какое-то время до него дошло, почему это была именно скука.

Ответ пришёл неожиданно. Тогда был шестой год обучения Поттера в Хогвартсе, и только что закончились зимние каникулы, когда в штаб пожирателей, располагавшийся в Малфой-мэноре, явился один из приближённых Тёмного Лорда, входящий в ближний круг, и попросил того об аудиенции. Алекс находился в библиотеке и прекрасно слышал всё, о чём волшебник разговаривал с Волдемортом. Их предали. Несколько пожирателей сдались Ордену и выдали весьма ценную для Риддла информацию, но вопреки их ожиданиям, их приговорили к поцелую дементора. Рубенс видел, как его господин, на лице которого не было и капли удивления, молча кивнул пожирателю, тем самым давая понять, что тот свободен. Проводив волшебника глазами, юноша решился спросить:

— Вас не удивило их предательство, мой Лорд?

— Нет, — ответил Волдеморт, взглянув на своего секретаря. Его тёмные с красным отблеском глаза смотрели на юношу спокойно и холодно, — я был уверен, что они так поступят.

— А Орден... — начал тот. — Вы знали?

— О приговоре? — спросил маг всё тем же бесстрастным голосом. — Конечно, я предполагал именно этот вариант развития событий.

— Они не оригинальны, — добавил он и, поднявшись из кресла, вышел из кабинета.

— Не оригинальны, — медленно повторил Алекс.

Интересно, могло ли произойти хоть что-нибудь, что было бы способно его удивить? Нет, наверное. Волдеморт в этой жизни видел всё, и все происходящие события он воспринимал исключительно рационально. Конечно, он не сразу научился этому, просто постепенно окружающий мир стал для него всего лишь предметом для анализа, будь то поступки людей или эмоции. Лорд жил схемами, которым должно было соответствовать всё вокруг него, и которые отличались странной для такого амбициозного мага аскетикой и жёсткостью. Риддл был аналитиком, всегда просчитывал возможные последствия действий как своих, так и своих врагов. Он сам выбрал для себя такую роль, и эта зацикленность на разуме в конечном итоге сделала из него наблюдателя в своей собственной жизни. Он словно со стороны смотрел на себя и свои поступки, что привело к тому, что волшебник стал подвергать анализу не только мир, но и себя самого, поэтому во всей его деятельности присутствовал минимум эмоций, а подчас наблюдалось их полное отсутствие. Они ничего не давали ему, только разум и знания, которые не противоречили его доводам, решали всё.

Рубенс усмехнулся. Знаменитая формула Тёмного Лорда, которую он постоянно слышал от него в разных вариациях. Но всегда ли её достаточно? Алекс стал одним из немногих людей, которые теперь доподлинно знали, что иногда и в подобные расчёты закрадывается исключение. Оно редко персонифицируется, но в данном случае это было так. Феномен, нарушающий эту философию, обладал не только материальным бытием и именем, но и имел кудрявые волосы и карие глаза. У юноши были доказательства тому, что Волдеморт мог чувствовать и воспринимать действительность чисто эмоционально. Он весьма скептически отнёсся к тому, что этому могло способствовать зелье крови, причиной он считал Гермиону Грейнджер, девушку, которая нарушила годами формировавшийся мир его господина и решительно отказывалась вписываться ни в одну из предложенных Лордом схем. Благодаря ей вся его хвалёная система летела к дементорам. А теперь ещё и ребёнок… Алекс дорого бы дал, чтобы увидеть выражение лица Тёмного Лорда, когда он узнал эту новость. Молодой человек не верил, что тот ничего не почувствовал.

— Алекс, кто это?! — Алисия подбежала к нему и спряталась за его спиной, судорожно вцепившись в его руку и отрывая от раздумий.

Молодой человек посмотрел, что могло испугать девочку. Лейли стояла в конце галереи с какими-то тряпками в руках и во все глаза таращилась на выглядывавшего из-за его спины ребёнка.

— Это домовой эльф, её зовут Лейли, — спокойно объяснил он, приобнимая Алисию за плечи.

— Раз она домашняя, значит, она не кусается? — спросила она.

— Нет, — улыбнулся Алекс. Он с трудом мог представить себе, насколько же надо разъярить домового эльфа, чтобы тот осмелился кого-то покусать.

— А она разговаривает?

Видимо, теперь девочка решила понадоедать не только портретам.

— Конечно, — удивился волшебник.

— Юный господин, — подтвердила его ответ Лейли, подав голос, она приблизилась на несколько шагов и вопросительно посмотрела на него, — эта юная мисс теперь будет вместо... — она осеклась, и юноша увидел слёзы в её больших чёрных глазах, — той мисс? Хозяин её...

— Нет, — быстро ответил он, верно решив, что Алисия вряд ли была в курсе странных взаимоотношений своей сестры и Тёмного Лорда.

— Её нашли? — в голосе старой эльфихи слышалось облегчение.

Рубенс кивнул.

— Мисс желает позавтракать? — успокоившись, она тут же вернулась к своим прямым обязанностям и перевела взгляд на Алисию.

— Я бы не отказалась, — осторожно ответила та, всё ещё не уверенная, что существо, стоящее напротив, может приготовить хоть что-нибудь съедобное. — Только не кашу!

Лейли слабо улыбнулась и сделала приглашающий жест рукой:

— Прошу за мной, мисс. Я провожу вас в столовую.

— Алекс? — Алисия с сомнением взглянула на волшебника.

— Иди, не бойся, я скоро присоединюсь к тебе.

Он стоял и смотрел, как девочка и эльф идут к лестнице в конце галереи. Алисия без умолку болтала и о чём-то спрашивала Лейли, которая терпеливо отвечала ей. И внезапно у Алекса мелькнула мысль, что он вполне мог никогда не увидеть этого, если бы не решение Волдеморта.

Перед глазами снова встала сцена в кабинете Лорда. Просмотрев тогда воспоминания Рубенса и перебросившись парой фраз с Ломбхартом, Волдеморт вдруг резко обернулся к двери, будто почувствовал чьё-то незримое присутствие, потом произнёс какое-то неизвестное ни Алексу, ни Готфриду заклинание и, развернувшись к коленопреклоненному юноше, взмахнул палочкой. Зелёный луч сорвался с её кончика и полетел прямо в его сердце. Алекс отстранённо наблюдал за ним, действия Лорда не стали для него сюрпризом. Но неожиданно, проклятие изменило направление и угодило в стоявшее рядом с Рубенсом кресло, не задев молодого человека.

— Готфрид, оставь нас, — нарушил тишину кабинета бесстрастный голос Риддла.

Скрипнула дверь и всё стихло. Рубенс продолжал стоять на коленях с закрытыми глазами, боясь поверить в происходящее. Он тяжело дышал, и в его сознании сейчас была только одна мысль: “Что это было?”

— Иллюзия, мальчик мой, — ответил Тёмный Лорд.

Алекс поднял на него взгляд. Сосредоточенность, с которой тот смотрел на него, напугала юношу. Если он решил не убивать его Авадой, значит, собрался подвергнуть изощрённым пыткам.

— В какой-то степени ты прав, — усмехнулся волшебник, — в августе ты перейдёшь на другую должность. Это и будет твоим наказанием.

— А до августа? — еле слышно выдохнул молодой человек.

— Ты будешь выполнять свои прежние обязанности, но прежде, — Волдеморт вновь взмахнул волшебной палочкой. — Круцио.

Алекс рухнул к его ногам, корчась от боли, однако, Лорд довольно быстро снял заклинание. Он присел рядом с ним и провёл палочкой по его лицу.

— Тебе придётся подумать над своим поведением, — сказал Риддл.

Рубенс непонимающе взглянул на него.

— Поднимайся, — приказал тот и, встав, убрал палочку в карман.

Юноша медленно поднялся на ноги.

— Милорд? — тихо окликнул он волшебника, который, казалось, потерял к нему всякий интерес и теперь задумчиво смотрел в окно.

Лорд обернулся к нему.

— Скопилось много документов, которые требуют твоего внимания, займись наконец-то делом и запомни, что я делаю тебе последнее предупреждение, — сказал он и, махнув рукой на дверь, добавил: — Вон отсюда, пока я не передумал.

Алекс попятился к двери и у самого порога выдохнул:

— Спасибо, повелитель.

— Я сказал: убирайся!

Дверь за секретарём закрылась. Лорд снова посмотрел в окно — на улице шёл снег.

Алекс очнулся от воспоминаний и тряхнул головой. Теперь всё это было в прошлом. Полюбовавшись на благодарные выражения лиц портретов, которых он избавил он надоедливой девчушки, юноша направился в столовую Риддл-мэнора.

* * *

— Я взял тебе двойной без сахара, как ты любишь, — МакРаут поставил перед Готфридом чашку с кофе и опустился на соседний стул.

Министерский обеденный зал, или, проще говоря, столовая, была почти пуста, если не считать двоих волшебников, сидящих в другом конце зала и тихо переговаривающихся о чём-то своём, и только что пришедших сюда пожирателей.

— Спасибо, — отстранённо поблагодарил тот.

— Почему ты такой потерянный? Господин поручил руководство новой операцией?

— Нет, — усмехнулся Ломбхарт, — на этот раз он сам отправился на задание.

— Да, — казалось, Ральф очень заинтересовался словами своего друга, — и на какое же?

— Миссия под кодовым названием “Убеди Грейнджер”, — хмыкнул тот.

МакРаут, который как раз в этот момент делал глоток кофе, поперхнулся.

— Твой сарказм не уместен.

Готфрид проигнорировал это замечание.

— Мне интересно, что ещё этот недоделанный алхимик добавил в зелье нашего Лорда.

— Говори тише, — шикнул на него Ральф, оглядевшись по сторонам, к счастью, никто не слышал их. — Не мог целитель Дуглас туда ничего добавить, ты же сам говорил, что господин лично всё перепроверил, прежде чем выпить зелье, приготовленное, как ты выразился, алхимиком.

— Да знаю я, — скривился Готфрид и подул на чашку с кофе, — просто последнее время наш Лорд совершает абсолютно не характерные для себя поступки, вот я и пытаюсь найти им объяснение.

Шотландец задумчиво кивнул.

— Ты когда-нибудь видел, чтобы он менял свои планы в самый последний момент?

— До того, как в его поместье оказалась Грейнджер, ни разу, — ответил Ломбхарт. — Знаешь, я был очень удивлён, когда узнал от Дембрича, что после своего первого побега девушка осталась жива.

— А Рубенс? — спросил Ральф. — Лорд ведь не убил его, значит, его тоже что-то остановило.

— Скорее кто-то.

МакРаут заинтересованно посмотрел на своего собеседника.

— Опять Грейнджер? — предположил он.

— Думаю, да.

— Но больше всего меня удивило другое, — произнёс Готфрид несколько минут спустя.

— Почему в этот раз он сразу не вернул её в поместье?

— С этим всё очень просто, — оживился Ральф.

— Просвети меня, — с сомнением взглянув на него, попросил Ломбхарт.

— Лорд стал понимать, что слишком привязался к девушке, и, видимо, решил таким образом избавиться от наваждения.

— Ну да, а она, как обычно, спутала ему все карты, — добавил разведчик.

— Мне кажется, в этом он сам виноват.

Волшебники переглянулись, стараясь сдержать смех.

— Можно и так сказать, — немного успокоившись, сказал Готфрид, — а если серьёзно?

— Привязанность к кому-либо или любовь — это слабость, Готфрид, собственно, поэтому наш Лорд всегда был один, — пояснил Ральф. — Он практически сжился с этой ролью, когда появилась гриффиндорка. И, сдаётся мне, очень вовремя появилась.

— Почему?

— Ни один человек в мире, — вздохнул шотландец и откинулся на спинку стула, — будь то маггл или волшебник, не может пережить одиночества.

— Но Лорд сам так решил, — возразил ему Ломбхарт.

— Да, — кивнул тот, — выбрав власть, наш господин автоматически остался один. И применительно к нему, можно сказать, что понятия “правление” и “жизнь” стали полностью синонимичны.

— Так можно сойти с ума, — прокомментировал разведчик.

— Несомненно, — согласился МакРаут, делая очередной глоток кофе, — но тут появилась Грейнджер.

— И?

— Он запер её в своём поместье, — философствовал шотландец, — и она стала полностью зависеть от него.

— Это ничего не объясняет, — прервал его Ломбхарт, — в конечном счёте, мы все от него зависим.

— Да, — очень снисходительно заметил Ральф, за что удостоился предупреждающего взгляда от своего собеседника, — но помимо службы Тёмному Лорду у большинства из нас есть своя жизнь: семья, друзья, дети...

Он остановился на середине предложения и, убедившись, что его внимательно слушают, продолжил:

— А у неё нет ничего подобного, с того момента, как она оказалась в Риддл-мэноре, вся её жизнь крутится вокруг одного человека. Девушка не стремилась к этому, но получилось, что именно она спасла его от одиночества, поэтому не удивительно, что Лорд привязался к ней.

— Судя по тому, что я слышал и видел, с ней определённо не соскучишься.

— Мерлина ради, Готфрид, — поморщился МакРаут, словно тот ляпнул какую-то глупость, — у него была уже масса возможностей убить её, если бы он хотел, он бы так и поступил.

— А как же зелье?

— Да дементор с ним, с зельем! — повысил голос Ральф и заметил, как на них обернулись другие волшебники. — Девушка вернула его к жизни, слышишь?!

— Не ори так, — попросил его Готфрид, — на нас уже люди косо смотрят.

— Ты не понимаешь элементарного...

— О, нет, теперь понимаю, — прервал он своего друга.

— Почему теперь? — уже спокойнее спросил тот.

— Потому что благодаря сёстрам Грейнджер у меня появилась возможность сравнить.

— Поясни.

— С чего бы начать, — разведчик на мгновение задумался, — я видел Тёмного Лорда в разных обстоятельствах и, Мерлин свидетель, давно привык к его жестокости и бескомпромиссности, но с появлением Гермионы я начал замечать изменения в его поведении. Сначала они были стихийными, и я подчас не обращал на них пристального внимания, но потом они вошли у него в привычку, и это меня насторожило.

— Ты о чём? — спросил его Ральф, но по его лицу было видно, что он и так догадывался о том, что подразумевал его собеседник.

— Раньше он засиживался в штабе допоздна, мог среди ночи вызвать к себе кого-то из ближнего круга, а теперь он бывает в своём рабочем кабинете исключительно в приёмные часы, никогда не остаётся дольше...

— Это понятно, сейчас же нет войны, — вставил шотландец, но его голос прозвучал неуверенно.

— Нет, Ральф, не в этом дело, просто он как будто хочет поскорее разобраться с делами и вернуться в поместье, — Готфрид поднял удивлённый взгляд на своего собеседника, он сам был поражён, что сказал это. — Или я неправ?

— Допустим, — сказал тот. — Что-то ещё?

— Алекс...

— Да, — МакРаут опёрся локтями о стол, — мальчишка точно в рубашке родился.

— Я ещё могу понять, почему Лорд не убил его в первый раз, — продолжил рассуждать Ломбхарт, — но почему он оставил его в живых после того, как тот помог Грейнджер?

Ральф несколько секунд смотрел прямо перед собой, а затем, переведя взгляд на разведчика, заявил:

— Чувство вины.

— Что?

Его собеседник возвёл глаза к потолку и тяжело вздохнул.

— Чувство вины, дорогой мой, — словно маленькому ребёнку объяснил он. — Гермиона из гриффиндорцев, а у них вина — это абсолютная категория, уступающая в их случае разве что храбрости и глупости. Их психология, в отличие от нашей, очень понятна.

Выдав всё это на одном дыхании, пожиратель, в котором, как оказалось, всю жизнь дремал учёный, наткнулся на совершенно обалделый взгляд Готфрида Ломбхарта.

— Неужели дошло?

— Да, — кивнул тот, — я наконец-то понял, почему ты так плохо учился на Слизерине.

— И почему же?

— Потому что ты всегда пытаешься остаться объективным, — припечатал разведчик, — для тебя важно знание ради знания, так что, тебе больше подошел бы Рэйвенкло.

— Шляпа предлагала мне пойти туда, — пожиратель слегка улыбнулся, — но я уговорил её изменить своё решение.

— Почему?

— Отец пригрозил, что, если я не попаду на Слизерин, он лишит меня наследства.

— Мерлин, — вздохнул Готфрид. — Ты никогда не рассказывал мне об этом.

Могло показаться, что в его голосе прозвучала обида.

— Да дело прошлое, — отмахнулся Ральф и вернулся к другой проблеме. — Так ты понял или нет?

— Честно говоря, не совсем.

— Я думаю, — начал объясняться шотландец, — что если бы господин убил Алекса, то Гермиона всю оставшуюся жизнь винила бы себя в его смерти и...

Он не закончил фразу, потому что заметил, что его собеседник изо всех сил пытается не рассмеяться.

— А теперь что?

Ответа ему пришлось ждать пару минут, потому что Ломбхарт всё никак не мог успокоиться.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что Лорд заботился о её чувствах? — его вопрос прозвучал так, будто он только что услышал самую смешную шутку в мире.

— Сознательно конечно нет, но, тем не менее, он оставил Алекса в живых, — серьёзно ответил Ральф.

— Наверняка у него были какие-то скрытые цели, — возразил Готфрид, всё ещё улыбаясь.

— То есть ты мне не веришь?

— Нет, прости, Ральф.

— Что ж, — вопреки ожиданиям собеседника тот воспринял такой ответ совершенно спокойно, будто знал, что разведчик так скажет, — посмотришь сам.

— И я не удивлюсь, — тут же добавил он, не давая Ломбхарту и рта раскрыть, — если вдруг окажется, что Алекс понадобился Лорду для какого-то сложного задания, с которым никто кроме него не справиться.

— В сущности, — проговорил Ральф после недолгого раздумья, — девушка никогда не сможет изменить того, что сделал Тёмный Лорд, просто потому что в эту сферу своей деятельности он её не допустит. Даже ей не под силу поменять его представления о власти.

— По-моему, — Готфрид положил руку ему на плечо и слегка сжал, — ты слишком долго был на дежурстве, тебе надо отдохнуть.

— А ты разве не составишь мне компанию?

— Нет, боюсь, сегодня мне это не удастся, — с сожалением ответил разведчик.

— Почему?

— После обеда моя смена, забыл?

— А, — тут же закивал Ральф, — вспомнил. Тогда, — маг отставил чашку и поднялся из-за стола, — до завтра.

— До завтра, — попрощался Готфрид.

Шотландец обошёл стол и приблизился к двери.

— Ральф! — позвал его Ломбхарт.

— Что? — обернулся тот.

— Тебе не кажется, что ровным счётом ничего не изменилось? — вопрос абсолютно не вязался с тем, о чём они до этого разговаривали, но, шотландец похоже понял, что имел в виду его друг.

— Ломбхарт, — вздохнул МакРаут, — мы всего лишь получили то, к чему так стремились, пожалуй, тебе пора смириться с этим.

Он кивнул Готфриду и вышел из столовой. Тот проводил его усталым взглядом и отпил кофе. Он показался разведчику каким-то уж очень противным на вкус.

* * *

Гермиона зажмурилась. “Этого не могло быть, пожалуйста!” — в отчаянии подумала она и решилась приоткрыть один глаз, затем второй. Девушка резко села на постели и огляделась: в спальне никого не было. Восстановив дыхание, Гермиона взглянула на часы: полдесятого утра. Вставать было ещё рано. Откинувшись на подушки, она прошептала:

— Слава Мерлину, показалось.

Галлюцинации. С недавнего времени, о котором она не очень любила вспоминать, ей постоянно что-то мерещилось. Просыпаясь среди ночи от очередного кошмарного сна, она долго не могла понять, где сон, а где реальность. Её видения отличались впечатляющим разнообразием, и единственным, что в них наблюдалось общего, был образ Тёмного Лорда: высокая фигура в чёрной мантии в Отделе Тайн, тот же человек, сидящий во главе длинного стола в каком-то мрачном помещении с высоким потолком и что-то говорящий другим волшебникам в длинных мантиях. Иногда гриффиндорка пробовала позвать его, и когда он оборачивался, она встречала ясный и спокойный взгляд красных глаз, но девушка даже не успевала испугаться, как они меняли цвет на светло-голубой.

Гермиона укрылась одеялом, повернулась на бок и закрыла глаза, решив ещё часик поспать. Через пару минут тишину спальни нарушало только размеренное дыхание девушки, однако реализовать задуманное ей не удалось, и через полчаса она снова проснулась.