Канон (гет)

Надо сказать, “отвести” было очень правильное слово. Едва мы переместились обратно к нему в гостиную, как ноги мои подкосились, и я повис на руке Малфоя, который совершенно неожиданно поддержал меня, предвосхитив мой позор.

— Осторожнее, мистер Поттер, — надменно проговорил он, на весу волоча меня к стоящему рядом диванчику. — К сожалению, пол давно требует ремонта.

Точно, доски вспучило, вот я и споткнулся. И продолжает пучить… В гостиную ворвалась Нарцисса, увидела Малфоя, водружающего меня на диванчик, и сразу притормозила, приобретая рекомендованный наставлениями по манерам вид тихой и покорной домохозяйки.

— Дорогая, мистер Поттер споткнулся о ковёр, — пояснил ей Малфой. — Я, конечно, не доктор, но выглядит, как растяжение или даже перелом. Я только не уверен, какая именно нога повреждена.

— Я схожу за доктором, дорогой, — сказала Нарцисса и подошла к камину.

Она бросила щепотку порошка, сунула в него голову и кого-то позвала — мне не было слышно. Потом она отошла и села на кресло рядом, неведомо откуда достав своё вязание. Я пытался прийти в себя, но из меня словно выкачали всю жизненную энергию. Ещё через несколько минут из камина вывалился… Сириус. Он едва лишь глянул на меня, поднял с дивана и взял себе под мышку, как мешок с навозом. Мне было всё равно. Я не мог ни сопротивляться, ни возражать — даже сказать “привет” я был не способен. Сириус, словно и не было меня у него под мышкой, поклонился Малфою, поцеловал в щёку Нарциссу и полез в камин. Последнее, что я увидел — стремительно, словно вспоротая шина, отпускающий внутреннюю пружину Малфой, который за какое-то мгновение посерел и ссутулился, и бросающаяся к нему с раскрытыми объятьями Нарцисса.

У себя Сириус бережно взял меня на руки и понёс через комнату, в которой я узнал гостиную в его номере в “Кабаньей голове”, к двери спальной. Я увидел Флёр, которая, заломив руки, с тревогой смотрела на меня. Сириуса обогнала… Белинда Турпин, причём, в таком же домашнем халате, как и Флёр, и открыла перед ним дверь в спальню. В тот момент я не мог ни удивляться, ни делать каких-то предположений, так что я просто отметил этот факт и отложил его до того времени, когда мой мозг снова сможет работать. Сириус донёс меня до кровати и положил. Белинда стянула с меня ботинки, а Флёр укрыла одеялом. Они о чём-то переговаривались, но смысл от меня ускользал. Я повернулся на бок и свернулся калачиком. До меня донёсся какой-то звук — словно ветер в трубе завывает. Все трое вздрогнули, а из глаз Флёр, которая сидела прямо передо мной, вдруг брызнули слёзы. Она было протянула руку, а потом Сириус что-то сказал, и она села рядом со мной на постель. Я почувствовал её руку на моих волосах, и эта рука стала якорем, за который уцепилось моё ускользающее сознание. Завывание раздалось снова, заставив руку Флёр дрогнуть. Белинда что-то говорила гневным голосом, а Сириус раздражённо отвечал. Потом он куда-то вышел, и Белинда тоже села рядом.

Я потерял счёт времени. Меня, наверное, раздражало это периодически раздававшееся завывание, но потом я начал воспринимать его с благодарностью, поскольку руки, гладившие мою голову, начинали двигаться интенсивнее каждый раз, как оно снова начиналось. Через какое-то время Сириус вернулся, и у меня в голове словно Люмос загорелся, вдруг собирая вместе мысли и притягивая к себе разрозненные кусочки моего сознания — в комнату забежала Панси, на ходу скидывая с себя верхнюю одежду. Флёр и Белинда сразу освободили место, встав с кровати, отчего я почувствовал лёгкое неудовольствие — я совершенно был не против ни их рук, гладящих меня, ни их тепла рядом. Панси встала на колени у кровати и склонилась, прислонившись к моей голове. Я только успел отметить мокрые дорожки на её щеках, а потом почувствовал, как рядом на постель под одеяло забралась Дафна и обняла меня сзади, плотно прижавшись. Я её не видел, я просто знал, что это — она. Погас свет, и кто-то закрыл дверь. Панси тоже забралась в постель, подталкивая меня к Дафне, чтобы освободить себе место, а потом её ручки обвились вокруг, словно не давая мне убежать

Тьма вокруг постепенно сменилась тем самым зеленым туманом, которым было заполнено помещение, где проходила моя встреча с Волдемортом. Судя по всему, я был на каком-то кладбище, поскольку там и сям виднелись могильные плиты и надгробья. Где-то между рядов летал бесплотный дух с красными глазами. Мимо, гротескно хихикая, пробежала на цыпочках долговязая чёрная фигура с волосами цвета крыла ворона, которая несла под мышкой два свёртка. Неподалёку обнаружилась яма, в которую она эти свёртки бросила и, что-то прошипев, начала забрасывать могилу землёй. Когда она закончила, то бросила на меня злобный взгляд и прыгнула в мою сторону, словно расправив крылья в полёте. Раздался звук — “шмяк!” — и её снесло в сторону. Как оказалось, гигантская жаба зелёного цвета с розовыми бородавками поймала её своим языком, но не проглотила, а вывалила перед собой на стол с торчащими кверху иголками. Жаба ловко оплела кричащую жертву верёвками, растягивая её на своём столе и запустила какую-то машину, которая, сначала взрезав одежду, далее начала выписывать кровавые узоры по розовой коже незадачливого могильщика.

Бесплотный дух закружил возле меня, а потом бросился прямо мне в лицо, распахнув пасть изъеденного червями черепа с красными глазами. Я уклонился, но он атаковал меня снова, и я побежал, петляя как заяц между надгробий, уворачиваясь от зелёных молний, которые он выпускал в меня. Я споткнулся и упал на что-то жёсткое. Приподнял голову, чтобы рассмотреть, на чём лежу, и это оказался Оригинал — растрёпанный, в очках, со шрамом на лбу и с проломленной головой. Огромная ручища схватила меня за шиворот и с силой метнула головой вперёд в сторону ближайшего надгробия. Острый каменный угол его стремительно рванул мне навстречу, но угодившая в него зелёная молния разнесла его в пыль.

Я поднялся с земли и оглянулся. Бесплотный дух кружил по спирали вокруг огромной грушевидной фигуры с рыжими бакенбардами.

— Превосходный материал! — шипел дух, обволакивая грушевидную фигуру чёрной мантией и надевая ей серебристую маску Пожирателя смерти. — Превосходный!

Он снова бросился на меня, и я побежал, но вдруг всё поменялось… Земля словно встала дыбом, и оказалось, что я не бегу по ровному кладбищу, а карабкаюсь в крутую гору. Дух настигал меня, раскрыв свою пасть, из которой прямо на лету выползала змея, и снова всё поменялось — я лишь успел уцепиться за ближайшее надгробие, когда земля встала совсем вертикально, и повис на одной руке, а подо мной всё сильнее раскрывался кишащий змеями рот, с кудахтающим смехом приветствующий сыплющуюся из-под пальцев каменную крошку…

Пространство вокруг вдруг залило божественным светом, от которого дух рванул прочь и сам спрятался за надгробием, и земля, которую за краешек, словно шахматную доску, держала исполинская морщинистая рука, снова выровнялась, а надо мной склонилось бесконечно доброе лицо в очках, с совершенно седой длинной бородой. Взглядом, полным любви, добрые глаза смотрели на меня над очками, словно говоря мне:

“Только если ты будешь любить своих врагов, ты сможешь их победить. Не преумножай зла, не служи злу, не подпитывай его. Позволь добру, которое ты творишь, самому изгнать зло из твоих врагов…”

Вторая морщинистая рука ходила над этой сценой, и в зелёном тумане поблёскивали невесомые, почти невидимые нити, которые тянулись к участникам представления. Шевельнулся большой палец — и огромная грушевидная фигура в маске Пожирателя достала из шевелящейся и плачущей кучи младенцев рядом с ней одного, подкинула в воздухе, перехватывая за ноги и с размаха размозжила головёнку и о ближайшее надгробие. Шевельнулся указательный — и жаба, высунув от усердия язык, принялась отрезать от своей жертвы пластиками плоть. Шевельнулся средний — и бесплотный дух, визжа, забился в агонии…

Рука сжалась в кулак, и земля раздалась в стороны, выпуская наружу гигантскую мясорубку. Здоровяк первым добрался до механизма и сразу принялся ворочать огромным рычагом, раскручивая шнек и нож внутри. Над конусом приёмника образовался помост, на который дух с человеком с чёрными волосами принялся сгонять людей. Родители, Гринграссы, Дафна и Панси, Сириус с Флёр, одноклассницы и одноклассники. Жаба щёлкала языком, словно кнутом, сбивая близких мне людей в кучу, а дух с чёрным человеком толкали всех в сторону отверстого края…

Я помотал головой, вырывая себя из этого кошмара, и раскрыл глаза. Как и ожидал, было темно, однако чуть в стороне были видны светлые полоски там, где гардины неплотно прилегали к стене. Я лежал на спине, но мои руки с обеих сторон были захвачены в плен. Мне не нужно было видеть, по дыханию знал, что слева ко мне прижимается Дафна, а справа — Панси, руки которых обвились вокруг моих. Я осторожно, чтобы не разбудить, их высвободил и подсунул под шейки своих невест. Панси завозилась, и я притянул её к себе, а она, разместив головку у меня на плече, закинула на меня руку и ногу. Дафна всё же проснулась, и я почувствовал, что она на меня смотрит. Я пощекотал пальцами ей спину, а она приподнялась, нависая надо мной. Я потянулся в её сторону и наткнулся на губы, мягкие и горячие. На мою щеку легла ладошка, требовательно поворачивая голову в другую сторону. Дафна улеглась, я нашёл губами ждущие губы Панси, и сразу запустил между ними язык. Дафна негромко кашлянула с другой стороны, и я повернулся к ней…

Ещё немного поласкавшись, девушки довольно засопели каждая в «своё» плечо. Несколько минут я пялился в темноту надо мною, вспоминая отдельные моменты виденного вчера. Во-первых, понял, что Малфой-старший достоин уважения хотя бы за то, что не пожелал показывать свою слабость и благородно — если это слово вообще можно к нему отнести — постарался скрыть мою. Во-вторых, Нарцисса, похоже, любит его до безумия, хоть и вертит им, как хочет, на публике играя безропотную роль послушной жены. В-третьих, Сириус, похоже, не собирается ограничить свою гипотетическую будущую семейную жизнь одной лишь Флёр. Вот же кобель! И самое главное — возможно, “в нулевых” — я чуть не откинул копыта от простой беседы с Волдемортом, чего же мне ожидать от схватки с ним? В общем-то, я понимал, что необходимость держать разговор в относительно спокойных рамках напрочь исключила защитный механизм, к которому я всегда прибегал, попадая в сложные ситуации — моя попытка с иронией подойти к происходящему была бы немедленно пресечена Круциатусом Волди, который и так был донельзя раздражён невозможностью меня убить. Сходил, что называется, подёргал тигра за усы. Ну, хоть штаны сухие остались… С этой мыслью я опять заснул, и на этот раз обошлось без сновидений.

Проснулся я не сразу — сначала почувствовал, как Дафна осторожно перелезла через нас с Панси, куда-то исчезла минут на десять — я успел задремать — и вернулась обратно, снова забравшись мне под бочок. Дождавшись, пока она уляжется, Панси встала и тоже куда-то ушла. Теперь я уже заснуть не смог, поскольку понял, что мне нужно туда же, и просто лежал, перебирая волосы Дафны. Она, улыбаясь на меня глядела сияющими глазами, и я чмокнул её в носик со словами:

— Доброе утро!

— Доброе утро, Алекс! — отозвалась она и завозилась, теснее ко мне прижимаясь.

Поняв, что Панси возвращаться не собирается, я ещё раз поцеловал Дафну, встал и пошёл искать горшок.

Когда я вышел, все уже собрались в гостиной. Дафна с Панси выглядели немного помятыми — в основном, из-за того, что у них не было пижам, и они спали в одежде. Белинда и Флёр сидели на узком диванчике, интимно сдвинув вместе хорошенькие головки, и о чём-то шептались. Сириус расположился за столом, временами хмуро на них поглядывая. Что, укатали Сивку крутые горки?

Я тоже сел за стол — напротив крёстного, чтобы Панси и Дафна сели рядом. Они, поняв намёк, присоединились, потом справа от Сириуса села Флёр, а недовольная чем-то Белинда так и осталась сидеть на диване.

— Бель, — позвала её Флёр и изобразила выразительную гримасу на лице — мол, хватит отрываться от коллектива. Белинда села слева от крёстного и, не глядя на него, стала накладывать себе тостов. Его попытки поухаживать за ней были так же гневно отвергнуты. Завтрак прошёл в напряжённом молчании. По крайней мере, радовало, что на меня никто не дуется…

— Бель… — тихо сказал Сириус, допив кофе. — Ну, перестань уже…

— Перестань? — зашипела она. — Да я ночь не спала…

— Мы все не спали, — мягко сказал он.

— Я спал, — поднял я руку. Дафна и Панси согласно кивнули. — Вот, они тоже спали.

— Ничего же страшного… — начал было он, но тут же был безжалостно перебит.

— Ничего страшного? — зарычала она. — Ничего страшного? Ты, между прочим, за него в ответе! И что бы было…

— Я уже не ребёнок, — вставил я, но это только подлило масла в огонь.

— Ах, не ребёнок? — спросила она. — Тогда научись отвечать за свои поступки!

— Я… — начал было я.

— И думать о тех, кому ты дорог! — припечатала она.

— Да в чём дело-то? — по-прежнему не понимал я.

— В том, взрослый ты мой, что ты на почве собственной взрослости чуть не съехал с катушек, — вдруг успокоилась она. — Ещё бы чуть-чуть — и мы бы навещали тебя в Мунго, любуясь пускаемыми тобой пузырями. Сгорел ты, понимаешь? Что такое “стресс” или “перенапряжение”, тебе объяснять не надо?

— Я виноват, Щеночек, — вздохнул Сириус. — А ведь Цисси мне пыталась объяснить, что такое общение с Тёмным Лордом. И тебе пыталась, да ты не слушал.

— Ты, если мне не изменяет память, Панси? — спросила Белинда. Та кивнула. — Расскажи мне, как Алекс обычно себя ведёт. Каков он в общении?

— Лучше Дафну спросите, — перевела Панси стрелки. — Она больше с ним общается.

Белинда вопросительно посмотрела на Гринграсс.

— Ну, как, — пожала та плечами. — Нормально.

— Нормально? — переспросила Белинда.

— Ну да, — подтвердила Дафна. — Нормально. Спокойно, ни на кого не кричит, часто шутит. Иногда даже удивительно становится, насколько…

— То есть, не нормально, — поинтересовалась Белинда. — Если “удивительно”?

— Ну… — замялась Дафна.

— А по моим наблюдениям Алекс вспыльчив, ревнив и не терпит указаний от других, — повернулась Белинда к Сириусу. Тот даже поперхнулся.

— Откуда? — с возмущённым удивлением спросил он. — Откуда ты это взяла?

— Алекс, — обратилась она ко мне. — Тебе нужно перестать гасить всё это в себе. Ни к чему хорошему твоё показное спокойствие не приведёт.

— А что мне нужно делать? — удивился я.

— Злиться, — посоветовала она. — Орать. Топать ногами. Плакать. Иначе сгоришь.

— Вот ещё, — возмутился я. — Я мужик. Плакать не буду.

Она навела свой пальчик на Сириуса:

— А я ведь знаю, откуда ноги растут. И кто у нас мужик. А также учитель, наставник и пример для подражания.

— Я всё понял, — нахмурился Сириус. — Я исправлю.

— Ну, вы исправляйте, — я встал, с шумом отодвинув стул. — А мне ещё нужно вернуться во вчера…

— Зачем? — подозрительно спросил Сириус.

— Хагрид вернулся, — лаконично пояснил я. — Сценарий.

К середине дня я, наконец, освободился. С вечера мы навестили Хагрида, потом Гермиона ещё раз навестила его с утра, потом мы это всё некоторое время обсуждали. Во время завтрака этот боров, который пытался сломать Анджелине пальцы, пришёл к ней с огроменной охапкой роз и стал на коленях просить прощения. Она уже и не помнила, за что, и он принял непонимание на её лице за недовольство, и расплакался, роняя горючие слёзы на камень пола. Одна рука у него была полностью в лубке. Как мне позже стало известно, у него оказался сложный перелом, да ещё и со смещением, поскольку я не просто загнул ему пальцы, ломая, но ещё и повернул и потянул. Потом мы сидели за уроками, а потом я, открыв окошко, умудрился получить снежком в лицо. И как она его только докинула? Я немедленно оделся и побежал догонять обидчицу. Она со смехом от меня убегала прямо через снежное поле, но это ей не помогло — я был стремителен, как снежный барс, настигающий свою жертву. Я не неё прыгнул, хватая в охапку и закручивая, и упал в сугроб, а она — за мной. Потом мы поочерёдно пытались друг друга закапывать, обсыпая снегом, и хохотали так, что у меня закололо в боку.

Постанывая, я скорчился на утоптанной нами площадке, а она уселась рядом на колени, отряхивая меня от снега. Я невольно залюбовался — до чего она была красива! Из-под отороченного белым мехом капюшона голубого пальто выбивались пряди волос, покрытые инеем, ресницы тоже выглядели более пушистыми, щёки раскраснелись, оттеняя блеск голубых глаз. Я сел, и она стала отряхивать меня с другого бока.

— Ты знаешь, — сказала она вдруг, — а ведь она права.

— Кто? — не понял я. — В чём?

— Белинда, — пояснила Дафна. — Я иногда замечаю, как у тебя жилы на шее надуваются, когда что-то происходит… Но я обычно этим восторгаюсь… А ты правда ревнивый?

Я пожал плечами:

— Не знаю, честно говоря, — я заглянул ей в глаза. — Боюсь, моей ревности не так-то просто развернуться из-за моей самоуверенности.

— Ты хочешь сказать, что настолько уверен в себе, что даже представить не можешь меня с другим? — спросила она.

Зря, конечно. Я пожал плечами и отвернулся в сторону.

— Ой, ты опять это делаешь! — воскликнула она и порывисто прижала меня к груди.

— Что делаю? — спросил я, уткнувшись носом в её пальто.

— Вот это, с жилкой на шее! — сказала она. — Не надо, лучше закричи или ещё что-нибудь…

— Нет, Дафна, не закричу, — покачал я головой, заглядывая ей в глаза. — Я на тебя никогда не закричу.

— Мне так тебя сейчас хочется поцеловать… — пожаловалась она.

— Что тебя удерживает? — спросил я, позволив своим рукам сползти самую малость ниже дозволенного.

— Нахал! — шлёпнула она меня по рукам. — А вдруг мы с тобой губами приклеимся на морозе?

— Значит, нас с тобой тогда ничто не разлучит, — сказал я, привставая, чтобы дотянуться до неё.

— До весны, — напомнила она.

— Никогда, — помотал я головой и дотронулся губами до её губ.

Приближающееся Рождество нервировало меня свыше всяких сил — я прекрасно помнил предписанную мне сцену, в которой должен был целоваться с Чо. Она, словно чувствуя приближение своего звёздного часа, донимала меня своими преследованиями, зажимала в каком-нибудь укромном местечке, сначала краснела, а потом заводила со мной разговор о Седрике, начинала рыдать, и я спасался бегством. Наконец настал решающий день… Вечер… Мои мысли лихорадочно метались в черепушке в поисках средства от видения моих губ на этом мокром лице… Бр-р-р! Уж лучше с Джинни! Бр-р-р! И зачем я про Джинни вспомнил!

Я нёсся на последнее в году занятие Отряда Дамблдора, и чуть не сшиб выпорхнувшую мне навстречу из-за угла девушку. Я толкнул ей так сильно, что она бы упала, не поймай я её… М-да, теперь она невесть что про себя подумает, когда я вот так держу её, опрокинув на колено и нависнув над ней…

— Луна! — поздоровался я.

— Гарри! — обрадовалась она и посмотрела куда-то мимо моей головы, под потолок. — О, смотри, омела!

Чур меня, чур! Я поставил её на ноги и отодвинул от себя.

— Я же тебе сказал, что в гарем не возьму, — строго сказал я.

— Ну, один поцелуйчик, ну малюсенький, — она пальцами показала, насколько малюсенький. — Трудно, что ли, сделать девушке подарок на Рождество?

Я притянул её к себе, крепко обнял и поцеловал в лоб.

— Ты ещё встретишь своего рыцаря, Луна, — пообещал я. — И пусть он не будет столь же красив и умён, как я…

— Зато он будет скромен и самокритичен, — засмеялась она, потянулась ко мне губами и чмокнула в щёку. — Я тебе уже говорила, что ты — лучший?

— Сегодня — нет, — ответил я. — Так что поспеши. Я люблю, когда про меня констатируют сухие факты.

Она потрепала меня по макушке, высвободилась и вприпрыжку поскакала дальше по коридору, что-то радостно напевая. Я глядел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом, а когда обернулся, меня чуть кондратий не хватил — прямо передо мной, весело поблёскивая глазами, стояла Астория.

— Привет, Тори, — сделал я попытку её обойти. — Давно не виделись!

— Давно, — согласилась она. — С самого завтрака, — она приложила запястье ко лбу, а другую руку к груди и, запрокинув голову, запричитала: — Сердце моё томится в разлуке…

Я не выдержал и фыркнул.

— Ну, что ты смеёшься, — вздохнула она. — У девушки, можно сказать, любовь, а ты…

— У кого? — удивился я. — К кому?

— Ну, Алекс, — надула она губки, — ну перестань уже надо мной издеваться!

Я так и не понял, когда она успела ко мне прижаться, но последнюю фразу она сказала, с придыханием заглядывая снизу в глаза. Так жалобно-жалобно… Я почувствовал, что та ледышка, которую я сейчас изо всех сил представлял себе на месте моего сердца, стремительно тает. Она, конечно, мелюзга, но — очень хорошенькая мелюзга!

— Маленькая ещё! — сказал я, уже поняв, что эту битву проиграл.

— Джульетта тоже… — возразила было она.

— До Джульетты тебе ещё два года взрослеть, — с улыбкой отрезал я, найдя-таки в себе силы и мужество.

— А куда ты идёшь? — решила сменить она тактику, беря меня под руку. Я закатил глаза. Она от меня точно не отстанет.

— Ну хорошо, — сдался я. — Один поцелуй.

— Но очень, очень длинный! — обрадовалась она.

— Я спешу, — напомнил я. — Так что длинного не получится.

Встав на цыпочки, она обвила ручками мою шею, вытянула губки и зажмурилась. Потом открыла один глаз и предупредила:

— И не вздумай в щёку… Или в нос… Или в лоб.

Аккуратно придерживая её под спину, я наклонился и поцеловал в губы.

— М-м-м! — улыбнулась она, не раскрывая глаз, и запрыгала на носочках. — Ещё хочу!

Я поцеловал её ещё и ещё. Если бы она меня предупредила, что до этого ни с кем не целовалась, то я бы не уступил так легко, но теперь отступать было поздно. Я замер, глядя на неё, а она всё ждала продолжения. Поняв, что на сегодня это — всё, она со вздохом открыла глаза.

— С Рождеством, — улыбнулся я ей.

— И тебя с Рождеством, Алекс, — сказала она, нехотя от меня отцепляясь. — Мы ведь Новый Год вместе будем встречать?

— Обязательно! — подтвердил я. — Беги давай.

Она чинно, как и приличествует девушке из хорошей семьи, присела в книксене и пошла дальше по коридору — в сторону, противоположную той, куда я шёл. Я вытер лоб от воображаемой испарины и двинулся-таки в Комнату-по-желанию. Удивительнее всего оказалось то, что я больше никого не встретил, хотя по пути внимательно разглядывал все тёмные углы в поисках поклонниц. После того, как занятие закончилось и все разошлись, в комнате вполне ожидаемо осталась рыдающая Чо.

— Ну, что опять? — немного раздражённо спросил я.

— Мы тут занимаемся… — захлёбывалась она. — Учим заклинания… А если бы Седрик их знал…

— Он знал их, Чо, — устало выдохнул я. — Он был Чемпионом от Хогвартса и знал все эти заклинания.

— А-а-а! — завыла в голос она. — Я опять о нём заговорила, а ты же хочешь забыть…

Забудешь тут с тобой, как же! Если бы Седрик был жив, то я бы сам его придушил. Из милосердия. Достанется же кому-то этот плачущий крокодил… Не мне.

— Ой, омела! — вдруг воскликнула она, показав на потолок надо мной. Я опасливо сдвинулся в сторону. Она опять наморщила лицо, и из её глаз скатились две крупные слезы. После небольшой перепалки с самим собой я осторожно обнял её так, чтобы не дать повода вообще ни к чему, а она с готовностью уткнула залитое слезами лицо мне в грудь. Прощай, мантия! Хотя всё равно я из неё вырос…

— Послушай, Чо, — сказал я.

— Хлип! — отозвалась она.

— Тебе нужно найти какого-нибудь парня.

— А ты? — она так некрасиво кривила в плаче лицо, что мне захотелось куда-нибудь убежать.

— Ты слышала, что про меня в школе говорят? — спросил я.

— Хлип! — ответила она.

— И про гарем слышала? — продолжал я.

— Хлип! — подтвердила она.

— А гарем — это не просто девушки, Чо, — пояснил я.

— А что? — опять скривилась она. Мама.

— Это, в первую очередь, рабыни, которые должны удовлетворять все мои сексуальные фантазии, — закончил я.

Она перестала рыдать, оттолкнула меня и гневно закричала:

— Ты что мне такое предлагаешь? Я не такая! И перестань меня лапать, маньяк!

И в мыслях не было! Да и было бы, что лапать! Ни спереди, ни сзади… Она убежала, а я двинулся в гостиную Гриффиндора, где мне предстояло дать своим друзьям отчёт о прошедшем вечере. Как я и ожидал, Рон валялся на ковре, а Герми, сидя за столом, строчила коротенькую любовную записку Краму, конец которой уже свесился через дальний край стола

— Ну и? — спросил Рон, едва я появился. Неравнодушный ты мой.

— Всё хорошо? — спросила Герми. Ещё одна. Своей личной жизнью займись. Ах да! У тебя же её нет!

— Не томи! — добавил Рон. — Как всё прошло?

Я продолжал прикидываться, что не понимаю, о чём они говорят.

— Что там у тебя с Чо? — спросила Гермиона.

— Действительно, — поддакнул Рон. Я закрыл лицо ладонью и покачал головой.

— Целовались? — спросила Герми.

В этом я был уверен точно — целовались! Только ни с какой не с Чо, которая мне ни с приданым, ни даром не нужна.

— Ну? — требовательно спросил Рон, который даже дышать перестал. Я кивнул.

— Мужик! — обрадовался Рон. — Дай пять!

Прикинув, имеет ли он в виду рукопожатие или необходимость занять у меня пять галлеонов, я протянул ему руку. Он её энергично тряхнул, и я понял, что решение было правильным — в самом деле, единственный галлеон, что Рон видел в жизни, лежал у него в кармане и был фальшивым. Вида сразу пяти, да ещё и настоящих, его слабое сердце могло не выдержать и разорваться на тысячу завистливых кусочков.

— Мой ученик! — похвастался Рон Гермионе и зачем-то подмигнул. Она покраснела. Он снова повернулся ко мне: — И как это было?

Я пожал плечами:

— Сыро, — у Рона от удивления глаза вылезли на лоб. Я повернулся к Герми и пояснил: — Ну ты знаешь плаксу Чо.

— Она плакала? — спросил Рон. — Ты что, плохо целуешься?

— Не знаю, — ответил я. — Давай ты попробуешь, — и, вытянув губы трубочкой, я пошёл на него.

— Э, э! — вскрикнул он, вскочил на четвереньки и, быстро-быстро перебирая руками и ногами, заполз за стул Герми, откуда и выглядывал опасливо.

— Да нормально он целуется! Хорошо! — с раздражением сказала Гермиона, пытаясь скрыть содержимое своего опуса от не в меру охочих до чужих секретов глаз Уизли.

— А ты откуда знаешь? — насторожился Рон, подозрительно глядя на меня.

— Я в том смысле, что Чо не оттого плакала, — поспешила она перевести разговор с опасной темы. — Чо всегда плачет. Когда ест, плачет, когда в туалет идёт, тоже плачет…

— Ешьте перец халапеньо! — прорекламировал Рон. — Со слезами входит, со слезами выходит!

Я улыбнулся, а Герми недовольно на него посмотрела. Он осёкся и с виноватым видом сказал:

— Ну, не дура ли — её целуют, а она — плачет? — Герми посмотрела на него с грустью. Десять баллов Гермионе. — А что? — начал оправдываться он. — Дурой же надо быть!

— Гарри! — строго сказала Гермиона. — Тебе тоже непонятно, отчего она плачет?

Я помотал головой. То есть, мне-то понятно, да и Рон только что тонко подметил, но хотелось бы выслушать версию представителя защиты… Герми вздохнула.

— Это же понятно, что она страдает по Седрику. Кроме того, она озадачена, поскольку ей нравился Седрик и нравится Гарри, и она не может решить, кто нравится больше. Целуясь с Гарри, ей кажется, что она изменяет Седрику, и не решается встречаться с Гарри по этой же причине. Кроме того, Гарри был с Седриком, когда тот погиб, и она не может решить, как к этому относиться. Ну и по мелочи.

Я потрясённо молчал. Вот она, правда-то жизни, бьёт на двадцать метров вверх, как вода из сломанного гидранта… А я всё какой-то ерундой занимаюсь — Волдеморты там всякие, Пожиратели…

— Что я непонятно сказала? — раздражённо повысила она голос, глядя на наши лица. Поморгав, я отмотал запись назад и включил на воспроизведение, повторяя за голосом из наушников:

— Это же понятно, что она страдает по Седрику. Кроме того, она озадачена…

По мере того, как я диктовал, лицо Гермионы вытягивалось всё сильнее.

— Что это за бред? — зарычала она. — Я такой чуши в жизни не слышала!

Рон звонко заржал, усиливая её раздражение. Я махнул рукой:

— Проехали!

— Так ты будешь с ней встречаться? — спросила она. Я покачал головой. — Ну и хорошо, — выдохнула она облегчённо. Именно. А то у меня без Чо некомплект. Вот уже мелюзга всякая в гарем набивается. И Анджелина…

— Гарри! — в ужасе крикнула Гермиона, показывая на мои ладони, которые как раз в этот момент вспомнили упругую попку нашей атаманши, поглаживая и сжимая воздух передо мной. Рон снова заржал. Я спрятал руки за спину и сделал вид, что мне интересно её послание.

— Краму письмецо пишем? — нейтрально спросил я, вытягивая голову.

— Да уж, — недовольно поджала она губы. — Взяла шефство, будь оно неладно.

Она показала мне пергамент, исписанный аккуратными пятисантиметровыми буквами. Я открыл рот от восторга. Кто бы мог подумать, что лучший ловец современности не умеет читать!

— Ма-ма мы-ла ра-му, — прочитал я и поднял на неё глаза. — По-моему, неплохо. Коротко и по существу! Допиши снизу — “Ха-ре Ра-ма!”

— У тебя у самого харя, — недовольно буркнула она, сворачивая письмо турецкому султану. То есть, болгарскому ловцу, но суть не меняется — здесь ловить ему нечего… Она закончила, пожелала нам спокойной ночи и пошла спать. Рон тоже ушёл, а я чувствовал, что заснуть ещё не в состоянии. Мне вспомнилось, что на жабу-то я заклятье наложил, а вот на Снейпа… С другой стороны, сегодня был последний учебный день, и следующие две недели Снейп проведёт вдали от учеников, так что моя шутка пройдёт впустую. Чего бы мне ещё такого весёлого придумать? Я захватил карту, мантию и пошёл на поиски приключений.

Проходя мимо Большого зала, вдруг услышал музыку, что само по себе было удивительно для Хогвартса с его овсянкой и тыквенным соком, а тут звуки вальса. Сильнее меня заинтриговать было невозможно. Они бы ещё мазурку сыграли! Я зашёл в зал, всего в нём было от силы человек двадцать разного возраста. Разделившись на несколько групп, они что-то праздновали, благо увешанный гирляндами и украшениями Большой зал к тому располагал. На столах я увидел карамельную шипучку и шоколад. Незатейливо, конечно, но всё лучше, чем тыквенное печенье. Фу. Рано я порадовался!

— Гарри! — радостно замахала мне отделившаяся от одной из групп Лиза Турпин. Я ей улыбнулся — она входила в не очень многочисленную группу людей, при виде которых меня неудержимо тянуло улыбаться. Она вскочила со своего места, взяла меня под локоть и повлекла к столу. К своему неудовольствия я обнаружил там же Джинни, которая в этот момент заливисто хохотала на ухо несчастному Майклу Корнеру. Я поздоровался:

— Падма, Парвати, Манди, Стив, Тони, Майк! Ну, и Джинни. Рад всех вас видеть! Что празднуем?

— Как — что? — радостно откликнулся Голдштайн. — Учёбе конец!

— А, это достойный повод, — согласился я. Лиза тем временем потащила меня дальше, где на пустом пространстве кружили несколько пар. — А я не умею, — признался я.

— Не можешь — научим, — оптимистично заявила она и принялась учить. Оказалось — не так уж сложно. Главное, не сбиться со счёта — раз-два-три, раз-два-три — и не обращать внимания на страдальческое выражение на лице партнёрши, когда она не успевает вовремя отдернуть ножку с того места, куда я собираюсь ступить. Когда я наступил на неё в третий раз, Лиза притянула меня совсем вплотную, чтобы я, по её словам, “чувствовал”, куда движется её нога. Надо сказать, что я сразу почувствовал. Так почувствовал, что она даже в испуге от меня отпрыгнула — чёрт его знает, что там такое лезет из моего кармана, и мне пришлось, скрючившись, запахиваться в мантию и крабьей походкой ползти из зала.

Она меня догнала уже в коридоре.

— А, вот ты где! — улыбаясь, сказала она. — А что это было?

Я закатил глаза. Змея у меня в штанах, разве не понятно?

— Пораспрашивай сестру, — посоветовал я.

— А куда ты убежал? — подошла она вплотную ко мне, просовывая руки под мышки. — Ого, — сказала она, ощупывая проявившиеся на спине и боках мышцы. Точнее, даже не мышцы, а, скорее, жилы, но всё не кости. — Кому-то занятия спортом идут на пользу!

Она встала на цыпочки, и её лицо оказалось так близко, что я в панике начал оглядываться, нет ли поблизости омелы. Убедившись, что нет, я поцеловал её.

Я довёл Лизу до башни Рейвенкло, а сам отправился дальше болтаться по школе. В какой-то момент мне показалось, что видел тень Снейпа, и я, накинув мантию, обрадованно побежал вслед, доставая на ходу палочку, но это оказалась ложная тревога. Было уже недалеко до Астрономической башни, я и решил было сходить туда — посмотреть, нет ли там наших голубков. До ступенек, ведущих наверх, оставалось совсем немного — пара шагов — когда на меня из-за угла вылетела Панси с залитым слезами лицом.

— Что? — спросил я её, попытавшись поймать.

Пятясь, она помотала головой, закрыв ладошкой рот, а потом развернулась и припустила от меня по коридору, так и не произнеся ни звука помимо сдавленных рыданий. Я посмотрел вверх, куда спиралью уходила лестница, и помчался вверх, перепрыгивая через три ступеньки. Кто бы ты ни был, я иду!

В конце последнего витка лестницы я перешёл на тихий шаг: во-первых, неожиданность — наш друг, а во-вторых, у меня просто кончилось дыхание. Надо бы включить Астрономическую башню в наш утренний маршрут — уж очень быстро я выдохся. О подошёл к проёму в помещение и замер, самым позорным образом отвалив челюсть. Спиной ко мне стоял студент Рейвенкло с седьмого курса. Высокий такой смазливый парень, но имени его я, хоть убей, не помнил. Одной рукой он упирался в стану как раз над плечом стоящего к ней спиной Малфоя, глаза которого сияли, как… Как раз сегодня Астория так на меня смотрела, когда лезла ко мне с поцелуями. Малфой прикрыл глаза и поднял подбородок, вытягивая губы. Я успел закрыть глаза, но не успел закрыть уши, до которых донёсся звук влажного поцелуя явно с применением языка. Какая гадость! Мерлин, меня сейчас стошнит! С трудом подавив желание броситься головой вниз в двадцатиметровый колодец, я скачками понёсся вниз, перепрыгивая через семь… нет, девять… двенадцать ступенек. В общем, не думаю, что спуск занял у меня больше двадцати секунд…

Я побежал в том направлении, куда скрылась Панси, стараясь поменьше шуметь — сейчас мне нужно слышать, что происходит вокруг. Где-то хлопнула входная дверь, и я со всех ног побежал туда, втайне надеясь, что это — она, и явно негодуя, что она отправилась наружу без верхней одежды. Как только открыл дверь, порывом ветра в меня бросило снегом, причём, у меня было такое ощущение, словно в меня попал сугроб — я был спереди полностью засыпан, а ноги мои по голень стояли в кучке снега.

— Панси! — заорал я, безуспешно пытаясь перекричать метель. — Панси!

Мне в глаза бросилась цепочка быстро заметаемых пургой следов, и я, вызвав Люмос, побежал по ним, надеясь, что они выведут меня к ней. К счастью, она, повинуясь духу момента, попёрла буром против ветра, и не успела далеко уйти. К несчастью, я передвигался с такой же скоростью, и следы, как только я немного отошёл от стены замка, стало заметать быстрее.

— Панси! — крикнул я, поняв, что моя удача сейчас кончится и следы исчезнут совсем — и чуть не врезался с размаху в неё. Она, похоже, успела выбиться из сил — а к моменту, как я её догнал, снег уже был мне по колено — и очередным порывом её просто бросило прямо мне в руки. С перепугу она попыталась драться.

— Панси! — крикнул я ей на ухо, пытаясь прикрыть сокровенное от коленок, которыми она научилась махать довольно-таки ловко. — Это я, Алекс!

Она начала вырываться ещё сильнее, что-то при этом крича, но, по крайней мере, прекратила пытаться приготовить яичницу всмятку. Я плюнул на всё, завернул её в мантию и закинул себе на плечо.

— Чёртовы пироженки, — кричал я на ходу, продираясь через сугроб с ношей на плече. — Чёрта с два ты их ещё получишь!

Она что-то кричала в ответ и пыталась бить меня по руке, которой я удерживал её на плече. Знаю, что был не очень деликатен, но по-другому мне было её никак не ухватить. Пусть скажет спасибо, что я не засунул окоченевшую руку ей под юбку — погреться. Визгу бы было! Я с трудом открыл дверь, которую прижимало силой ветра, и протиснулся внутрь, следя, чтобы моя Панси не стукнулась обо что-нибудь своей хорошенькой головкой. Дверь закрылась, отсекая вой ветра, и уши словно ватой заложило. Тишина-а-а! Я поставил Панси на пол, и она, ещё раз стукнув меня по руке, уселась в угол у стены. Мне было видно, что она дрожит, и я стал дуть на неё тёплым воздухом из палочки.

— Зачем… — с укором спросила она меня. — Зачем ты меня притащил? Я хотела…

Я притянул её к себе и прижал голову к груди.

— Ну вот, представь, — ласково сказал я, гладя её волосы. — Сначала — ты. Потом — я, из-за тебя. Потом — Дафна. Может, Астория. Потом — родители, наши и Гринграссы. Может быть, Сириус…

— Ты хоть представляешь, каково это — узнать, что парню, который тебе нравится, нравятся другие парни? — перебила она.

— Нет, — покачал я головой. — И не дай мне Мерлин когда-нибудь узнать, — я поднялся и взял её за руки. — Пойдём, посмотрим, может, в зале ещё не всё съели.

Мне пришлось практически волочь её за руку, поскольку сама она передвигать ноги отказывалась. Она заглянула в зал, увидела учеников в нём, и отшатнулась назад.

— Там же люди, а я наверняка растрёпана, — пояснила она, доставая зеркало и расчёску. — Мы же не хотим, чтобы я была похожа на Гермиону?

Нет, мы не хотим. И хотя она мне нравится любой, я всё же предпочитаю, чтобы от неё глаз нельзя было оторвать. Так что пришлось ждать, пока она высушивает и вычёсывает спутанные волосы, укладывая их, после чего она ещё и щёчки решила попудрить. И это — в пятнадцать лет! Безобразие. Когда мы появились в зале, нам помахали те же девушки от столика пятиклассников Хаффлпаффа. Естественно, Лизы с ними уже не было, а вот Джинни воспряла и с подозрением смотрела на Панси.

— Одну увёл — привёл другую, — с улыбкой прокомментировала Манди. Панси озадаченно посмотрела на меня. Я пожал плечами.

— Тут всем чаю дают? — спросил я у девушек. — А то мы что-то промёрзли.

— В снежки, что ли, играли? — хмыкнул Терри. — Выбрали себе погоду…

— Вроде того, — не стал спорить я. Парвати принесла нам по кружке горячего чая, и Панси сразу принялась греть о кружку руки. Замёрзла-таки. Мы пили чай, слушали болтовню одноклассников, а я любовался Паркинсон, которая, нахохлившись и завернувшись в мою мантию, держала в обеих руках кружку с чаем и периодически отхлёбывала, поблёскивая глазками в сторону собеседников.

— К-хм! — послышался приятный баритон, который вырвал меня из моего созерцания. — Прошу прощения!

Панси с интересом повернула голову в сторону подошедшего, и я невольно сделал то же самое.

— Да-да, — сказала она жеманно.

— Я просто хотел представиться, мисс… — семиклассник из Хаффлпаффа оказался приятным на вид малым с обезоруживающей улыбкой, весёлыми глазами и полубачками на открытом лице. Он был чуть выше меня — то есть, среднего роста, я-то ещё вырасту — и примерно одного со мной сложения, учитывая то, что за последние четыре месяца я заметно раздался в плечах — и, опять же, я не собирался оставаться на достигнутом. Конечно, такое лучезарное добродушие мне вовек на лице не изобразить, тут уж к бабке не ходи.

— Паркинсон, Панси Паркинсон, — она оторвала руку от кружки и протянула ему, выгнув тыльной стороной вверх. Он взял руку за пальчики и нагнулся поцеловать.

— Викэм, Джордж Викэм, — он даже слегка прищёлкнул каблуками. — Всецело к вашим услугам.

Он поклонился остальным, причём, я заметил промелькнувшую на губах Манди лёгкую тень презрения, а парни кивнули ему более чем сдержано.

— Мы с друзьями сидим чуть дальше, — повёл рукой Викэм. — И были бы рады, если бы такая блистательная особа разбавила нашу компанию.

— Я подумаю… Джордж, — кокетливо сказала Панси.

— О, я смею только надеяться, — засмеялся Викэм. — Ну, я не прощаюсь? Леди, джентльмены, — раздал он ещё несколько поклонов и отправился восвояси. Панси, закусив губу, горящим взором смотрела ему вслед. Я это уже видел однажды. В первый день школы.

— Надо же, а на тебя он — будто на пустое место, — хмыкнула Манди, повернувшись ко мне.

— Именно, — сказал я, поднимаясь. — Леди, джентльмены, — передразнил я Викэма, раскланиваясь и тщательно избегая смотреть на Панси, развернулся и пошёл на выход.

— Алекс! Алекс! — послышалось сзади, когда я уже вышел в коридор. — Стой! Алекс!

Она обогнала меня и обхватила руками. Я осторожно обнял её в ответ. Мы простояли так несколько минут. Она время от времени судорожно стискивала меня и отпускала, а я гладил её по голове.

— Вернись ко мне, Панси, — попросил я. Она помотала головой, не отрываясь от моего плеча. Я взял её за плечи и отстранил от себя, пытаясь заглянуть ей в глаза, которые она, прикусив губу, старательно от меня прятала. — Вернись, — повторил я.

Она вздохнула и наконец-то посмотрела на меня.

— Нет, — твёрдо ответила она.

— Нет? — на всякий случай спросил я, почувствовав, как у меня начинает бурлить кровь в венах.

— Нет, — снова помотала она головой.

— Ты точно уверена? — дал я ей последний шанс.

— Точно, — кивнула она.

Я понял, что у меня дрожат руки, и осторожно, чтобы не выказать слабость, снял их с её плеч. Меня колотило, словно на терминальной стадии магической лихорадки. Перед глазами всплывали красные пятна, загораживая мне обзор. Панси с ужасом смотрела на кисти моих рук, окутавшиеся зелёными и красными искорками. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул. Мне совершенно не обязательно никого убивать. По крайней мере, не прямо сейчас. С трудом попав трясущимся пальцем в ноздрю, я с усилием выдохнул. Думать о чём-то светлом! Как яркое зелёное пламя срывается с моей палочки… Вдох. Нет, это — тёмное. О Дафне. О моей Дафне, милой и лучезарной, которая продолжает настаивать, что я должен терпеливо ждать… Выдох. Нет, так я только сильнее завожусь. О светлом. Вдох. Сириус проболтался, что папа приготовил мне подарок на Новый Год. Выдох. Интересно, что бы это могло быть? А чего бы мне самому хотелось? Вдох. Нет, Панси мне на Новый Год никто не подарит. Новую метлу? Вдох. Так у меня и так лучшее, что можно купить в принципе. Собаку? Вдох. Мне и Сириуса хватает за глаза и за уши. Кошку? Выдох. Мне кошки Дафны и так покоя не дают. Может, танк? Танку бы я был рад. Вдох. Зелёненькому такому… Настоящему. С пушечкой и гусеницами. Выдох.

В душе больше не было жажды убийства. Остался лишь один холод. Я открыл глаза. Панси стояла передо мной, бесстрашно нагнув вперёд голову.

— Всё, Панси, — сказал я тихо. — Прошла любовь, завяли помидоры. Я больше не буду думать о тебе, бегать за тобой и украдкой ловить твои взгляды. Я выкину тебя из своей головы.

Она оторопела набрала в лёгкие воздуха, задыхаясь от возмущения:

— Да… Да… Да ты меня уже выкинул, понял! — крикнула она, сжав кулаки и привстав на цыпочки. — Обменял на какие-то тупые принципы…

— Нет, Панси. Не обменял, — терпеливо объяснял я. — Ты помолвлена с Поттером, помнишь? С тем самым, тело которого лежит под капельницей в маггловской больнице в Лондоне. Я знаю, что сейчас он мёртв, но мы живём в волшебном мире. С кем ты будешь, если он вдруг очнётся? Со своей любовью или со своим долгом?

Она раскрыла было рот, чтобы что-то сказать, но я перебил её:

— Не отвечай. Мне это больше не интересно. В любом случае, это не буду я.

Пока она ошеломлённо смотрела на меня, я улыбнулся, сделал шаг вперёд, прижал её к себе и нежно поцеловал в щёку.

— С Рождеством тебя, сестрёнка!

Отпустив её, я, не глядя ей в глаза, развернулся и пошёл в сторону выхода.

— Сестрёнка? — раздался её голос. Она набрала воздуха в лёгкие и крикнула, заставив эхо в испуге плясать от стен и потолка: — Сестрёнка?!!

Не останавливаясь, я развернулся и, продолжая идти спиной вперёд, кивнул ей. Потом снова развернулся и скрылся за поворотом. Рано обрадовался. Я физически чувствовал плещущуюся во мне ярость. Мне срочно нужно было кого-то убить. Я даже чуть не поддался соблазну вернуться обратно в зал и там устроить потасовку в Викэмом и его компанией. Выходная дверь не поддавалась — то ли ветер настолько усилился, то ли с той стороны намело снега. Я начал биться в дверь, пытаясь её выбить, но у меня ничего не получалось. Мозги мои от злости работать перестали, и я не сразу вспомнил, что я всё-таки волшебник.

Как только эта мысль таки смогла прорваться сквозь овладевший мной гнев, я вытащил палочку и открыл дверь. Как оказалось, снаружи намело сугроб снега и ветер усилился. Я вырвался наружу и заорал:

— А-а-а! А-а-а! А-а-а!

Ветер резко отнёс в сторону клубок напуганных моим воплем беззащитных снежинок. Я чувствовал, что моя голова сейчас лопнет от накопленного пара, и поэтому просто засунул её в сугроб по самые плечи. На несколько секунд это помогло, но потом я обнаружил, что в сугробе вопреки насущной необходимости значительно теплее, чем на ветру. Я выдернул голову и опять закричал, и на этот раз мне удалось заглушить шум бури безо всякого волшебства. И тут я сообразил, что мне нужно. И поскакал в сторону стадиона, надеясь, что промахнусь, заблужусь и замёрзну в снегу. И пусть тогда Дамблдор со Снейпом ищет способ снять воспоминания с окоченевшего трупа. Интересно, что Сценарий, которому я нужен через несколько часов, выкинет на этот раз?

Дверь тренажёрного зала открылась легко. Я скинул джемпер — мантию я оставил Панси, — оставшись в одной рубашке, и подошёл к цели моего прихода сюда. Ничего особенного — закреплённая вертикально доска, сверху обвязанная соломой. По доске можно бить. Я помахал руками, разминаясь, а потом подошёл к доске. Первый удар был пристрелочный — почувствовать, как она пружинит и куда нужно бить — а потом я начал колотить всерьёз, периодически яростно крича и ударяя лбом. Сначала я сбил солому слой за слоем, потом начал дубасить голую доску. Вместе с накатывающей болью отступал красный туман, запрудивший собой моё сознание. От доски начали отлетать щепки, потом она и сама стала палкой. Когда на очередном ударе она переломилась, я по инерции провалился за ней и упал на пол. Сел, прислонившись спиной к сломанному тренажёру, и стал недоуменно разглядывать капающие мне на грудь прозрачные капли, к которым примешивались кровавые с разбитого лба.

Я улыбнулся, глядя на окровавленные руки. Средство сработало самым волшебным образом — боль в сердце утихла и стала тупой. Можно было отложить сведение счётов с жизнью на потом. Но я обязательно умру, а она придёт на мою могилку и будет горько-горько плакать, но будет поздно — меня будет не вернуть. И Дафна с осуждением будет на неё смотреть и тоже будет плакать…

В шум бури снаружи вмешался какой-то звук. Словно черти в аду с грешника кожу живьём сдирают. Звук повторился. Нет, больше похоже на кошку… Откуда здесь кошка, да ещё и в такую погоду? Показалось, наверное. И снова тот же вопль. Я поднялся и пошёл открывать. За дверью сидела Мурка. Точнее, за дверью сидела замерзшая мокрая кошка, по которой нельзя было даже сказать, что она чёрная.

— Ма-а-у! — пожаловалась она, стрелой залетая в помещение. Я протянул к ней свои руки. — Ма-а-у! — завопила она и бросилась куда-то в тёмный угол. Это она что, крови боится? Или думает, что я её сейчас тоже буду… Есть? Резать? Чёрт его знает, что у этой кошки на уме. Я дошёл до умывальника и смыл кровь с рук, а заодно и с лица. М-да, лоб я знатно расшиб! Кровь на ранах уже запеклась, и я не стал её сдирать, но остальное смыл.

— Мурка! — позвал я. — Мурка, кис-кис-кис!

Она опасливо вылезла на белый свет, и мне стало видно, что её просто колотит. Я взял её на руки и уселся на Германа. Там я достал палочку и наколдовал струю тёплого воздуха, которой, как феном, начал сушить мех кошки, расчёсывая его другой рукой. Очень быстро она согрелась и перестала дрожать, а потом и вовсе высохла. Она свернулась у меня на коленях, блаженно урча, и начала вылизывать разбитые костяшки пальцев Сначала одну руку, потом — другую. Покончив с этим делом, кошка, похоже, решила заснуть. В мои планы это не входило — как раз подходило время очередного события из сценария.

Я осторожно сгрузил Мурку на борцовскую куклу рядом с собой, но она тут же села, пристально на меня глядя. Я надел джемпер и пошёл к двери.

— Ма-а-у! — завопила кошка, подумав, что я ухожу без неё. А присел на корточки и протянул к ней руки:

— Кис-кис, иди ко мне!

Она приблизилась с независимым видом — словно просто мимо шла — и позволила взять себя на руки. Я засунул её под джемпер, потом было подумал, не стоит ли под рубашку, но там я ещё был потным, и не уверен, что кошке это бы понравилось. Ветер, как оно часто бывает, утих к ночи, но снег по-прежнему валил стеной. Сугробы уже были до верха бедра, и я только что не полз в снегу. Нужно ли говорить, что околел я практически моментально, что, похоже, не в лучшую сторону сказалось на моей способности здраво мыслить. Я достал палочку и мощной струёй воздуха стал просто сметать снег с дороги, расчищая проход. Однако, как сюда добрался маленький зверёк, я себе представить не мог. А главное, чего я не мог представить — что она там, чёрт подери, делала?

Мы достаточно быстро дошли до замка и, оказавшись в помещении, я выпустил кошку на пол. Она что-то мне мявкнула на прощанье и удалилась, гордо подняв изогнутый хвост. Я пошёл в Гриффиндор и завалился спать. Снилась мне отчего-то Чо, которая плакала и требовала сто пятьдесят карточек от шоколадных лягушек за то, что она перестанет меня донимать. Потом я переключился на сон, в котором был толстой змеёй, кусающей Артура Уизли. Разбудил меня встревоженный Рон.

— Гарри! Гарри! — звал он меня. Я сел на кровати, борясь с головокружением — похоже, всё-таки я простыл.

— Рон, — прохрипел я уже заболевшим горлом. — Послушай, это важно! Кто-то напал на твоего отца!