Дни ухаживания (гет)

Кое-что о причинах поведения леди Элинор в "Днях ухаживания".

Катализатор

Леди Элинор Фицуильям была всерьез обеспокоена. Беспокойство не имело отношения к очередному предложению руки и сердца, которое она получила, отвергла, и которое ее всей семьей уговаривали принять. Предложения — дело привычное, и герцог он или не герцог, Элинор не собиралась связывать жизнь с человеком, отец и дед которого не имели права переступить порог дома Фицуильямов из Хьютона.

Гораздо больше, чем уверения упорного поклонника в вечной страсти, ее тревожило непонятное состояние любимого кузена. Они выросли вместе; между ними было только три дня разницы, они дружили с раннего детства, и эти узы только окрепли, когда Элинор сразу после смерти матери отправили в Пемберли. Ей тогда было всего четыре года, и тетушка обожала ее не меньше, чем собственного сыночка. Граф отплатил сестре за доброту после ее смерти: он обращался с племянником как с любимым сыном. До самой школы кузены почти не разлучались, а потом постоянно, часто и помногу переписывались. Они знали, какие о них ходят слухи, но не придавали им никакого значения. Их научили принимать в расчет только собственное суждение, голос совести и, конечно, интересы семьи. Все остальное было неважно. К двадцати годам они прошли стадию неизбежных экспериментов и решили, что брак их не слишком интересует: зачем разрушать, или хотя бы просто портить совершенную дружбу? Так что от мысли об интимных отношениях они отказались и с тех пор видели друг в друге самых близких людей.

После двадцати восьми лет тесной дружбы Элинор понимала кузена лучше, чем кто—либо, может, даже лучше, чем понимала саму себя. И с прошлого лета он стал вести себя странно. Это было похоже на меланхолию. Но Дарси никогда не предавался романтической меланхолии. Хотя по складу характера он постоянно помнил о прежних ошибках, но опять—таки по складу характера стремился в дальнейшем их избегать. И потом, он вообще не был склонен к бурной демонстрации чувств: ни печали, ни радости. Он был всегда спокоен, вывести его из себя было нелегко, а уж если такое случалось, это было крайне неприятно для окружающих. Но из Розингса он вернулся сам не свой. Конечно, леди Кэтрин на кого угодно могла нагнать тоску, но все же… Последней каплей стало то, что за одну единственную неделю он насмерть рассорился с Мильтоном, оборвал Сесили, и едва не сказал грубость миссис Фэрчайлд!

Для начала Элинор потолковала с Джорджианой. Не то, чтобы она не доверяла собственному суждению, но ее юная кузина чаще сталкивалась со странным поведением Фицуильяма, и потом, Элинор была уверена, что ей потребуется помощь, когда он попытается от нее отделаться. Дарси лучше было наносить предупреждающий удар.

— Это я во всем виновата, — сообщила Джорджиана, мрачно глядя на нее темными глазами. Элинор вздохнула. Временами члены семейства Дарси были даже слишком друг на друга похожи. Не было ни малейших сомнений, что Фицуильям засел в кабинете в точно таком же состоянии духа, и чашка за чашкой пьет кофе, пока Джорджиана мучается в гостиной по поводу своих воображаемых прегрешений.

— А как брат?

Девушка вспыхнула.

— Ты знаешь? Ричард тебе рассказал?

Элинор нахмурилась.

— Ричард мне ничего не рассказывал, но я вижу — что—то случилось.

— Мне надо было лучше думать! Я не заслуживаю такого брата. Я вела себя как настоящая эгоистка!

— Ты — не эгоистка, а Фицуильям — не безгрешный ангел, — устало заметила Элинор.

Джорджиана смахнула с ресниц слезу.

— Он — лучший человек на свете.

— Ну, может быть, но все—таки человек, и он тебя очень любит. Он рассердится, если узнает, как ты о себе говоришь.

— Я его не заслуживаю, — повторила Джорджиана.

Элинор вздохнула. Самая младшая ее кузина, на свой собственный лад, была такой же упрямой и своевольной, как и все остальные.

— Так как у него дела, Джорджиана? Он тебе не сказал, что его так расстраивает?

— Нет, он утверждает, что это все мелочи. Но… — она протянула руку и сжала запястье Элинор. — Ты нам поможешь, да? Элинор, я не знаю, что делать. Он так странно себя ведет, с тех пор, как вернулся из Розингса. Он пытается это скрыть, ради меня, но я же не слепая…больше не слепая… И временами говорит просто дикие вещи. Спросил меня, не считаю ли я, что он не умеет себя вести, как подобает джентльмену.

— Фицуильям? Не умеет себя вести? — Элинор расхохоталась.

— Я думаю, ему кто—то сказал какую—то ужасную гадость. Не понимаю, как он мог в это поверить, обычно он не обращает внимания на глупости. Но это был не Ричард. Он так и сказал, когда я спросила. Даже после всего, что случилось, он так себя не вел. Он мне велел не беспокоиться, но я не могу… не могу не беспокоиться. Кроме него у меня никого нет. То есть, конечно, есть вы, но Фицуильям мой брат, и раз матушка и отец умерли… И я просто не могу вынести, что он так несчастлив! Ты нам поможешь? Он снова станет счастливым?

— Сделаю, что смогу, — пообещала Элинор.

Джорджиана улыбнулась.

— Спасибо тебе. Он в кабинете.

* * *

Ее кузен сидел за столом в одной рубашке, прижимая пальцы к виску. Элинор заглянула в чашку, которую он держал в другой руке. Чай, а не кофе. Ну, хоть что—то…

— Фицуильям.

Он вздрогнул и вскочил на ноги.

«Не умеет себя вести, ну надо же!»

— Фицуильям, что с тобой случилось? — спросила она в лоб.

— О чем ты, Элинор? — Он снова сел и пригласил сесть ее, больше, кажется, подчиняясь усвоенным с детства правилам хорошего тона, чем желанию ее видеть. Сомнительно, что в своем нынешнем состоянии он хотел видеть кого бы то ни было.

— Ты последнее время сам на себя не похож. С прошлого лета, а особенно — с тех пор, как вернулся из Розингса. Не знаю, что случилось, только Джорджиана вообразила, что совершила какую—то непростительную ошибку.

— Она ни в чем не виновата, — немедленно ответил Дарси. — Она просто не понимала, что делает.

— Ричард ничего мне не сказал, — сказала Элинор. — Я вообще ничего не знаю, кроме того, что бросается в глаза. Если уж о себе ты думать не желаешь, мог бы подумать о семье и о сестре. Ей хватает своих проблем, без того, чтобы волноваться по поводу твоих.

Он впился в нее взглядом.

— Элинор, ты не понимаешь…

— Может, если бы мне хоть что—то рассказывали, я бы поняла!

Дарси вздохнул.

— Я спрошу Джорджиану, можно ли тебе рассказать. Тебя это устроит?

— Нет, — решительно заявила она. — То, что происходит, с ней не связано. Во всяком случае, не напрямую. Она с ума сходит от беспокойства за тебя. В Розингсе что—то случилось. Наверняка случилось! С лета ты просто ушел в себя, но теперь… Фицуильям, ты всегда умел держать себя в руках, но теперь и твоя сестра, и слуги, даже Ричард просто не знают, как к тебе подойти.

На первый взгляд, ничего не изменилось — у него было не слишком—то выразительное лицо, даже когда он ничего не скрывал, но потом Элинор заметила, как на щеке дернулся мускул. Дарси опустил взгляд на собственные пальцы, намертво переплетенные поверх какого—то письма, и она поняла, что это — признаки невыносимого напряжения. Для него, по крайней мере.

— Фицуильям, — повторила она гораздо более мягким тоном. — Если ты сделал что—то неправильно, просто скажи об этом, или исправь, только не мучай себя. Ты всегда переживаешь все гораздо острее, чем остальные, и это плохо и для тебя, и для всех.

— Элла, я… — Она напряглась: он почти никогда не употреблял сокращенных имен, особенно когда говорил с самим человеком, а ее не называл «Эллой» с детства. — Я думаю, что допустил ошибку. — Ему явно стоило большого труда произнести эти слова.

— Ты? Это значит, что ошибка грандиозная, кузен?

Дарси кивнул.

— Я не делаю мелких ошибок.

Если бы это сказал кто—то другой, это прозвучало бы вызывающе. У него это была просто констатация факта. Ум, здравый смысл и умение делать выводы почти никогда его не подводили. Его друзья, родные, временами даже сама Элинор, были вынуждены с некоторым раздражением признавать, что он почти всегда бывает прав. Если речь не шла о чувствах. При его предельной щепетильности, разборчивости и крайней осторожности, если уж он совершал ошибки, то гигантские. Он ничего не умел делать наполовину.

Последние несколько месяцев он провел с Бингли. Элинор, которая одно время была предметом воздыханий этого влюбчивого джентльмена, ставила его не слишком высоко, но признавала, что Дарси общение с ним идет на пользу. Как правило. Ясно, что проблема как—то связана с ним. Учитывая, что речь шла о Бингли, совет мог касаться только очередного романа. Она вспомнила кое—какие подробности из длинных писем кузена.

— Так мисс Беннет все—таки любила мистера Бингли?

Он слишком привык к ее мгновенным выводам, чтобы сильно удивиться.

— Судя по всему, да.

Элинор задумалась, помолчала и наконец сказала:

— Они общались всего несколько недель. Оба еще молоды, так что пережить это им будет нетрудно.

— Бингли, конечно. Но мисс Беннет… — Дарси передернул плечами. — Она не такая, как все. Она до сих пор по нему тоскует.

Элинор попробовала вообразить, что кто—то может тосковать по Бингли, который по характеру в точности походил на отлично выдрессированного пойнтера Дарси, и потерпела неудачу.

— С чего ты взял? Ты был так уверен в ее равнодушии. Должно было случиться что—то из ряда вон выходящее, чтобы ты переменил мнение.

— Оно и случилось. — К ее недоумению, Дарси порозовел, а в голосе его неожиданно зазвучали мягкие, почти умоляющие ноты. Он откашлялся. -Мне сказала ее сестра.

— Мисс Элизабет Беннет? Не думаю, что ты стал бы слушать других ее сестер. О! Она была в Розингсе, так?

— Так.

— Я помню, что она тебе понравилась, но потом ты писал… Я уверена, что ты писал что—то насчет того, что она тебя недолюбливает, особенно с тех пор, как повстречала мистера Уикхема.

Дарси моргнул.

— Я… ну в Кенте… она была настроена более дружелюбно.

Элинор нахмурилась, обдумывая сказанное.

— Все равно странно, что она стала говорить с тобой о чувствах своей сестры.

— Она знала, что… Ричард рассказал ей про мой совет Бингли.

— Ричард сделал что? — Элинор уставилась на него. У нее стало закрадываться подозрение, что увлечение Дарси было даже серьезнее, чем она предполагала: ему явно было больно говорить о неприязни мисс Элизабет. — Что на него нашло? — раздраженно поинтересовалось она. — У него что, совсем нет такта?

— Думаю… — Дарси закашлялся. — Он не упоминал имени мисс Беннет. Я его ему и не называл. Он понятия не имел, что они сестры.

— Мог бы сообразить, что они по меньшей мере могут быть знакомы друг с другом, — отрезала Элинор. — Он вообще не имел никакого права рассуждать о твоих частных делах.

— Он думал, что оказывает мне услугу, — спокойно заметил Дарси. — Хотел, чтобы я лучше выглядел в ее глазах. Насколько я понимаю, он рассказывал о моей преданности друзьям.

Элинор покачала головой.

— Большего сплетника, чем мой братец, свет не видывал!

Она обрадовалась, заметив на лице кузена тень улыбки.

— Не стану спорить, хотя если бы ты встретилась с маменькой мисс Беннет…

Элинор рассмеялась:

— Ну, на это надежды мало, верно?

— Никакой.

Она вернулась к прежней теме.

— Даже в этом случае, не понимаю, с чего она стала откровенничать с тобой о своей сестре. Похоже на то, что она была на тебя скорее зла, чем дружелюбно настроена.

— Она была в ярости.

— Она что, прямо при следующей встрече потребовала от тебя объяснений? Ну, если ты ее сильно разозлил, она могла выпалить про свою сестру, не думая.

— В определенном смысле так и было.

— В смысле, который предполагает пропуск большей части истории?

Он коротко рассмеялся.

— Да.

Элинор задумалась. Дарси нравилась, очень нравилась мисс Элизабет Беннет. Она его невзлюбила. Ричард попытался за него вступиться. Элинор нахмурилась. Братец, во всяком случае, считал, что это сделать нужно. Несмотря на учиненную Ричардом дурацкую выходку, обычно он имел нюх на такие вещи. Если бы это было мимолетное увлечение — хотя Дарси не был склонен к мимолетным увлечениям — он бы не стал беспокоиться. Но ни тот, ни другой не могли иметь серьезных намерений — дочка захудалого помещика, без гроша за душой и с родней по торговой части! Дарси должен был помнить о семье и поместье, Ричард — о своих дорогостоящих привычках. Но если все-таки… Внезапно Элинор стало страшно.

— Фицуильям, пожалуйста, скажи… ты же не … нет, ты на такую глупость не способен…

Он твердо посмотрел ей в глаза, приподняв бровь. Кажется, самообладание к нему вернулось, хотя до привычного спокойствия было далеко.

— Ты же не предложил ей стать твоей любовницей? Нет?

Дарси яростно вскочил.

— Элинор! Да за кого ты меня принимаешь! — Он даже произнес это несколько повышенным тоном.

Она облегченно вздохнула.

— Прости, кузен. Ты так злился на Мильтона из-за всех этих неурядиц, и я подумала, что, может, у тебя были причины, о которых ты предпочел не говорить.

— Неужели нужны еще какие-то причины? — сердито спросил он.

— Да. Уж ты-то должен знать лучше всех, что в его поведении нет ничего особенного. Это допустимо, даже ожидаемо. И не более неприлично, чем игра на большие ставки или пьянство.

Дарси вспыхнул.

— Именно потому, что знаю слишком хорошо, я и считаю это совершенно недопустимым. И я не одобряю ни игры, ни злоупотребления спиртным, ни в отношении других, ни в отношении себя. Ты тоже все видела, Элинор, не понимаю, как ты можешь с этим мириться.

— Наверное, потому что я женщина, и поэтому не склонна водружать других женщин на пьедестал, — язвительно ответила она, и продолжила уже мягче: — Фицуильям, я не думаю, что ты когда-нибудь станешь похожим на… на тех, кто вызывает у тебя такое отвращение, но ведь мисс Беннет не замужем, у нее нет ни детей, ни положения в обществе. Это совсем другое.

Его губы сжались в тонкую линию.

— Элинор, я презираю их не за то, что они воспользовались слабостью замужней женщины, или графской дочери. Я ненавижу их за то, что они воспользовались слабостью человека, которого я любил. И, можешь мне поверить, что родные мисс Беннет, родные любой девушки, привязаны к ней также… почти также сильно, как я был привязан к матери.

После короткой, неловкой паузы, она сказала:

— Мильтон считает, что ты превратился в настоящего ханжу.

— А он стал настоящим распутником.

— Он содержит любовницу и уже пять лет хранит ей верность. Это вряд ли можно назвать распутством, Фицуильям.

— Если бы он ее действительно любил, он бы ее не обесчестил, — продолжал настаивать Дарси. — До него она была порядочной женщиной.

Элинор вздохнула.

— Ну, кузен, ты по-прежнему не склонен мириться с человеческим несовершенством. По крайней мере, это означает, что ты не просил мисс Беннет стать твоей любовницей.

— Нет, — подтвердил он, и добавил: — Я просил ее стать моей женой.

* * *

Элинор пришло в голову несколько вопросов разом. Первым — малооригинальное «Что?!». Потом более элегантный вариант: «Ты что, с ума сошел?». Но она промолчала, всеми силами пытаясь сохранить спокойствие и одновременно разобраться в происходящем. Она обдумывала, сопоставляла, и только надеялась, что сложив два и два, не получит в итоге дюжину. Когда она заговорила, то поразила Дарси почти также сильно, как он ее.

— Она тебе отказала? Она что, рехнулась?

— У нее были претензии к моему характеру, — чопорно ответил он.

Элинор задумалась. Она отлично понимала, что можно отказать человеку с распутными привычками и порочным нравом, как бы он не был богат. Но Фицуильям таким человеком не был. На самом деле он являлся полной его противоположностью.

— К твоему характеру? — повторила она машинально. — Она что, считает, что честь, здравый смысл и твердые принципы можно найти где угодно? Чего еще она могла бы пожелать, кроме того, что ты ей предлагал? И ты знаешь, что я говорю не о твоих землях и знатном роде, Фицуильям. Ты — лучший человек, какого я знаю.

Она заметила, что пальцы у него слегка задрожали. Он опустил голову и вздохнул. Потом сказал тихо:

— Спасибо, Элла.

Его боль была так очевидна, что ее охватил гнев, нет — хуже. Что она себе позволяет, эта незнакомая мисс Беннет?! Элинор протянула руку и осторожно положила ладонь ему на запястье. Дарси не любил, когда к нему прикасались, но она не знала, как его еще утешить, и спустя мгновение его пальцы разжались, и он поднял голову. Она посмотрела на его бледное, напряженное лицо, и поняла, что, как бы они не были близки, он только сейчас ослабил самоконтроль настолько, чтобы заговорить.

— Фицуильям, расскажи мне, что случилось, — сказала она.

И он стал рассказывать — сначала медленно и неохотно, потом все быстрее, и даже с каким-то облегчением. Элинор была в такой ярости, что с трудом сохраняла спокойствие. Только величайшим усилием воли ей удалось сохранять молчание, пока он говорил.

— Ну, Элинор? — устало спросил он, закончив. — Ты — женщина. Что ты об этом думаешь?

— Что думаю? — В своем негодовании она дала полную волю языку и нраву. — Если она такая умная и проницательная, как ты, кажется, считаешь, хотя тебя трудно назвать беспристрастным, я никак не могу понять, как она могла поверить такому дешевому соблазнителю как Джордж Уикхем. По меньшей мере могла бы сообразить, насколько неприлично, что он вообще стал о таком рассказывать. И построить на этом свое мнение о тебе!

— Я ей и до того не нравился, — спокойно заметил Дарси.

— Она сказала, что вы были знакомы около месяца, когда у нее сложилось о тебе окончательное мнение. И как раз через месяц после вашей первой встречи она столкнулась с мистером Уикхемом. Что-то это не похоже на совпадение. — Элинор перевела дыхание. — Можешь не сомневаться, она ему поверила, потому что он ей льстил, а ты нет. Конечно, если она считала тебя настолько ничтожным человеком, ее поведение становится более понятным, но… — Ее гнев вспыхнул с новой силой. — Ты хотел знать мое мнение? У нее не было ни малейших оснований так тебя судить. И говорить-то об этом унизительно!

— Да, — согласился Дарси, усмехнувшись уголком рта, — да, это ты точно подметила.

— Может, если бы она была принята в свете, это не было бы настолько безрассудно, но девушка в положении мисс Беннет не может себе позволить так ошибаться в людях. Ричард говорит, что у нее нет ни гроша! Всего лишь дочь джентльмена, да еще с такими родственниками! Ей очень повезет, если ей еще раз сделают предложение. Даже человек вполовину менее значительный, чем ты, и тот для нее слишком хорош.

Дарси открыл рот, потом закрыл его, глядя на нее с каким-то непонятным выражением. Похожее у него было, когда они обнаружили, что Альфред принес котят.

— Я никого не хочу обидеть, — торопливо добавила она.

Он покачал головой.

— Я знаю, что не хочешь, Элинор. — Но по-прежнему в его глазах было какое-то странное удивление, как будто он увидел ее в первый раз, или заметил что-то, что раньше от него ускользало.

— Я могу понять, — добавила она неохотно, — почему она была так расстроена из-за мистера Бингли, раз ее сестра его действительно любила. Но вообще-то винила бы лучше самого мистера Бингли! Ему двадцать три года, и, если он и прислушался к твоему совету, то по своей воле. И еще — зачем было тебя поощрять, если она не собиралась принимать твое предложение?

Он нахмурился.

— Думаю, что она, возможно, не считала это поощрением.

— А для чего тогда она предложила встречаться с тобой наедине? — поинтересовалась Элинор. Дарси пожал плечами. — Мне очень жаль, что тебе причинили боль, и я надеюсь, что она будет за это наказана… — Он слабо улыбнулся ее слепой преданности. — Но я не могу сказать, что жалею о том, что произошло. Тебе будет гораздо лучше без этой дерзкой пустышки!

Тут он не выдержал.

— Элинор! — Он глубоко вздохнул. — Элинор, ты же ее даже не видела.

Она слегка успокоилась.

— Верно, но ты… Ты мне как брат, Фицуильям, я люблю тебя всей душой, и ненавижу любого, кто причиняет тебе боль. Хотела бы я надеяться, что это было преходящее увлечение, но не думаю.

Он промолчал, и она вздохнула.

— Хотела бы я, чтобы ты был больше похож на других мужчин. Тогда тебе было бы легче. — Она подошла и поцеловала его в щеку сестринским поцелуем. — Не расстраивайся так из-за этого. Женщина, которая обращается с достойным человеком таким образом, тебя не стоит.

— Мое поведение тоже было небезупречным, — сказал он спокойно.

— Может, это объясняет ее поведение, но не оправдывает. Фицуильям, пожалуйста, скажи, что ты ко мне прислушался и снова станешь собой.

Он помолчал, задумавшись, и она осознала, что не знает, о чем он думает. Его глаза, так же хорошо знакомые ей, как свои собственные, были совершенно непроницаемы — просто темные глаза без всякого выражения. У нее было ощущение, что они двадцать восемь лет шли вместе, а потом он сделал шаг, или завернул за угол, и туда ей никак не попасть.

Наконец он сказал ровным голосом.

— Ты меня заставила о многом задуматься, Элла. Спасибо.