Тридцать полных оборотов (джен)

— Гарри… Гарри Поттер…

Он стоял посреди осиновой рощи. Синий сумрак заливал всё вокруг, превращая силуэты деревьев в неведомых чудовищ; стелющийся по земле туман то и дело заставлял Гарри дёргаться — ему мерещилось, что некто двигается во тьме. Стоять неподвижно не было смысла — и он пошёл вперёд, отгоняя липкое чувство страха перед неизведанным.

Из-за туч показалась подернутая дымкой Луна. Её бледные лучи выхватили из тьмы угол зеркала, стоявшего недалеко от Томпсона, прямо между осин. Игнорируя внутренний крик, Гарри двинулся прямо к нему. На удивление, его поверхность не отражала мага и ночную рощу: внутри он видел коридор древнего замка, посреди которого лежала в луже чёрной крови рыжеволосая женщина. Её лица не было видно, она напоминала одновременно и молодую Лили, и его мать, и Джинни.

Он стоял перед зеркалом, пытаясь понять, какие чары наложены на него, но он не чувствовал магии, да и палочки его не было на привычном месте. Не отдавая себе отчёта, Гарри дотронулся до гладкой и холодной поверхности — и зазеркальный мир тут же покрылся рябью, утягивая в свои глубины.

Это было похоже на трансгрессию, только затяжную, невероятную: мир оборачивался вокруг него, точно маховик — в его тугих лентах был виден Хогвартс и Дамблдор, разгневанный Розье-старший после выходки его сына, напавшего на Лили в коридоре; он видел Мародёров, глядящих на него с ненавистью и вызовом, как он, в своё время смотрел на профессора Снейпа. Калейдоскоп образов топил его в эмоциях; Гарри не мог прервать этот поток и не мог вырваться из ловушки, хотя ловушкой была его собственная голова. Полёт сквозь ничто и всё ускорялся, он чувствовал, что падает, падает, падает — а потом стало вдруг темно.

— Гарри… Гарри Поттер…

Подушка под щекой была холодной и влажной, тонкая струйка слюны тянулась прямо от уголков губ. Утеревшись тыльной стороной ладони, он кое-как сел на кровати, пытаясь собраться воедино.

Он уснул в одежде и ботинках. Конечно, бывало и хуже: в Гильдии, например, не всегда удавалось добираться до кровати — так что Гарри засыпал за свитками в общем зале Библиотеки.

Хмурое рассветное небо разливалось за стрельчатым высоким окном. С чувством тревоги, оставшегося после очень сумбурного и тяжелого сна, Гарри взглянул на зачарованный календарь — к счастью, начиналось воскресенье.

Почувствовав себя лучше от осознания целого выходного впереди, Гарри сел на кровати, стянул ботинки, носки и направился в ванную, сбрасывая остальные вещи на ходу. Душ должен был помочь ему не столько проснуться, сколько смыть остатки видения, душащего его даже наяву своими яркими образами.

Горячая вода смывала опасения и страхи; невозможно было зацикливаться на своих страхах, стоя у пропасти целого мира.

Сызнова искать крестражи было и сложной, и рискованной задачей — но цель заслуживала усилий. Да и мог ли он остаться в стороне? Как можно было бы спокойно смотреть на гибель целого поколения? На тех, кто был как две капли воды похожи на самых близких людей?..

Подставив лицо под струи, Гарри почувствовал желанную тишину внутри.

После душа ему нестерпимо захотелось полетать. Ощутить заново вкус этих мест, полюбоваться с высоты полем для квиддича, вдохнуть туманного воздуха, от которого по всему телу разбегаются мурашки… Чудовищно было осознавать, что те же эмоции по отношению к Замку и его окрестностям испытывал когда-то и Том Реддл, глупый мальчишка, разбивший свою душу на куски — и ступивший на тропу, с которой уже не сойти.

Гарри зашёл в гостиную, но остановился на пороге. Всё было таким же, как и перед его уходом вчера, — но неуловимо другим.

Он не был Грозным Глазом — и никогда не питал иллюзий на сей счёт; не было у него и легендарного артефакта, фиксирующего и чары, видящего сквозь мгновения. Но Гарри был готов поставить свою палочку на то, что кто-то шарил в его комнатах. Его интуиция, которая лет с пятнадцати балансировала на грани паранойи, и обточенная Гильдией, заворочалась в подкорке, словно сторожевой пёс. Он кинул лёгкие чары-ищейки. Почти невидимые глазу нити начали тянуться от его ног к стенам и дверям; они скользили по полкам шкафа и поверхности стола и призывно засветились у входа, выделяя нарушенные звенья защиты.

Томпсон тяжело вздохнул и потёр переносицу.

Заклинанием левитации он перенёс все бумаги и ненужные предметы в большой сундук в спальне. Разбираться с тем, что мог или не мог узнать нарушитель, не было никакого желания. Если его догадка верна — и это Мародёры подгадали момент с помощью украденной у Филча Карты — то ни один из его свитков не мог открыть им всей картины.

Решив припугнуть их при первом удобном случае — и подождать ответной реакции от них, Томпсон нацепил профессорское одеяние и отправился завтракать. В конце концов, может быть, случившееся обернётся на пользу?

* * *

В Большом Зале царила благостная атмосфера воскресного завтрака. Большинство студентов ещё нежилась в кроватях, профессора же наслаждались относительной тишиной и спокойствием, отдавая должное кулинарным способностям эльфов-домовиков, которые особенно старались в выходные дни.

Пожелав доброго утра преподавателям, которых Гарри даже про себя с трудом называл «коллегами», он с удовольствием приступил к трапезе, заняв своё место слева от Слизнорта. Прервавшаяся с появлением Томпсона беседа вновь потекла еле слышным звенящим ручейком. За столом обсуждался вопрос состояния мисс Эванс: сегодня должен был прибыть приглашённый целитель из Мунго — и, скорее всего, подтвердить необходимость перевода Лили для прохождения более серьёзного лечения. Гарри решил обязательно расспросить колдоведьму о состоянии Лили, образ мёртвой рыжеволосой женщины из сна очень ярко всплыл в памяти.

Пока пребывал в задумчивости и гипнотизировал кусок пирога с почками, к нему обратился Флитвик:

— Гарольд, я слышал от своих старшекурсников, что вы планируете провести крайне занимательный факультатив. Вы действительно решили воссоздать иллюзию боя для студентов?

Он кожей почувствовал, как остальные преподаватели обратились в слух, иные разговоры сами собой затихли. Гарри с трудом поборол связавшее его смущение и выдавил из себя приглушённое:

— Эти дети будут поколением войны, и мы не имеем права отгораживаться от этого факта, лелея пустые надежды, — он старался говорить сдержанно, как и должен говорить преподаватель Хогвартса; но голос предательски вибрировал — как у подростка, который так и не смог справиться с тем, что видел на войне. — Я тренирую их. Потому что тогда у них появится шанс. У нас появится шанс.

За столом всё ещё царило молчание, смутившее Томпсона ещё сильнее. Пытаясь скрыть волнение, он хлебнул тыквенного сока из ближайшего кубка, но сделал это так резко, что чуть не поперхнулся.

— Если вам что-то потребуется, вы можете обратиться ко мне. Я окажу любую посильную помощь, — произнёс Флитвик, под одобрительные реплики остальных профессоров. Гарри смог лишь кивнуть.

Аппетит поугас. Несмотря на то, что его идея оказалась принята, на душе сделалось паршиво. Гарри смотрел по сторонам, но не видел живых — только мертвецов и раненых, уложенных пугающе-ровными рядами, меж которых сновали белые робы колдомедиков, похожих на проводников в иной мир.

От мрачных видений его отвлекли появившиеся в Зале Джеймс и Сириус. Небрежно красивые, живые, уверенные в себе, то и дело поглядывающих на него, думая, видимо, что он не замечает. Это почему-то так позабавило Гарри, что он не удержался — и отсалютовал парням кубком с соком.

Враз побелевшие лица парней дали понять, что он верно вычислил взломщиков.

* * *

Алиса начинала уже не первый день с посещения Лили. Та выглядела совсем нехорошо: если в первый день казалось, что всё страшное уже позади, то во все последующие посещения было видно, что первые впечатления были ложными — рыжие волосы потускнели, кожа стала похожа на сухой пергамент.

«Хорошо, что сукиного сына перевели из Хога. Иначе я скормила бы его Спруту».

— Доброе утро, мадам Помфри.

Та уже не обращала особого внимания на Алису, хотя в первые дни и ворчала, не понимая, зачем приходить к больным, которые всё равно находятся без сознания. Сейчас целительница была занята нанесением Летейского эликсира доктора Лето на тёмные подтёки на коже Лили.

— Как она?

— Ничего утешительного сообщить не могу, — мадам Помфри так и не взглянула на Алису, продолжая сосредоточенно обрабатывать кожу пострадавшей. Но спустя мгновение, уже смягчившись, добавила: — Сегодня вашу подругу осмотрит целитель из Мунго и, возможно, её перевезут туда сегодня же.

Алиса сдавленно охнула. Мунго! Неужели всё так серьёзно?..

Волнение за подругу усилилось; внутренне обругав себя и приказав собраться, она принялась мысленно составлять список необходимых действий. Нужно было узнать о том, когда и как можно будет навещать Лили; обязательно предупредить Снейпа. Спросить Кошку о том, можно ли передать с вещами и письмо — чтобы когда Лили очнётся, она не подумала, что о ней позабыли…

Но сначала — Снейп.

* * *

Ремус чувствовал себя живым мертвецом. Кости болели, суставы не работали, кожа была настолько чувствительной, что даже свободная рубаха под мантией доставляла страдания. Радовало одно: в кои-то веки его внутреннее состояние полностью соответствовало внешности. По коридорам шёл не русоволосый пай-мальчик-староста с добрым взглядом, а ковыляло бледное, измождённое нечто, которое можно было перепутать как с семнадцатилетним, так и с сорокалетним одновременно.

Несмотря на боль, идти коротким маршрутом от Больничного Крыла к Башне не хотелось: в воскресенье в том крыле вечно была толкучка — студенты сновали туда-сюда, а ему сейчас меньше всего хотелось сталкиваться с другими людьми.

Рем шёл по одному из коридоров, когда за одной из закрытых дверей услышал знакомые голоса — судя по интонациям, это были Сириус и Джеймс, и они явно спорили, что само по себе было событием редким.

Немного подумав, стоит ли прерывать их беседу, Ремус всё же решился — и толкнул дверь.

— …Он знает! Знает, слышишь!

— Да не вопи ты, Джим!

Сириус оборвался на полуслове, выхватив палочку, но, увидев Рема, палочку тут же опустил. Теперь они стояли вместе с Джимом и напряжённо глядели на него. Ремус не нашёл ничего лучше, кроме как сделать вид, что всё в порядке:

— Привет, парни! Услышал вас из коридора… Эм, так кто и что знает?

Повисло неловкое молчание.

Джеймс был бледным, и от того красные пятна на скулах, проявляющиеся обычно только перед финалом за кубок по квиддичу, выделялись особенно ярко. Сириус же походил на всех Блэков, вместе взятых, представляя надменность во плоти. Это в его случае означало крайнюю степень нервного напряжения.

Это было нехорошо, очень нехорошо. Что они могли сотворить за одну ночь и утро?

Их волнение, которое явственно ощущалось волчьим нутром ещё крепко накрепко не уснувшим, заволокло Рема с ног до головы. В голове одна за другой мелькали картинки возможных бед, которые эти двое могли наворотить не подумав. Или… А вдруг дело в нём? Вдруг во время их ночной прогулки что-то случилось и они об этом узнали только сейчас? Он спросил не своим голосом:

— Джеймс, Сириус, чего я не знаю?

Джим не сводил с него напряжённого взгляда. Сириус устало прикрыл глаза, отчего блэковская маска рассыпалась, словно бы её и не было, и выдохнул:

— Мы пробрались в спальни Томпсона в пятницу вечером. И, кажется, он об этом знает.

Ремус открыл рот. Ремус закрыл рот. Снова открыл — и снова закрыл.

— Вы шутите, да?..

Но, видимо, никто не шутил.

* * *

С помощью деканов и старост Гарри напомнил старшекурсникам о возможности попробовать свои силы в боевой и дуэльной магии. А по совету профессора Флитвика Томпсон решил провести факультатив в зале, находящемся аккурат над Большим залом. Как объяснил декан Когтеврана, ранее, когда ещё он сам был студентом Хогвартса, здесь обучались дуэльному мастерству или проводили практические занятия по рунам, когда ученикам нужно было применить на практике свои познания в пентаграммах. Сильные чары Большого зала помогали студентам, питая даже самые слабые руны.

И, действительно, вся ворожба в широком и низком, напоминающем каменный мешок, помещении давалась удивительно легко. Артефакты помогли закрепить разные уровни иллюзий так, чтобы разные курсы попадали в свои измерения и не пересекались: Гарри совсем не хотел напугать или лишить уверенности пятикурсников или слабых учеников. Совесть пыталась напомнить ему о том, как он поступил с Петтигрю, запугав того на первой же лекции, но он отмахнулся от этой мысли, как от назойливой мухи. Он всего лишь встряхнул его тогда — ведь так?..

Студенты начали прибывать уже за полчаса до назначенного времени. Стайки смешливых четверокурсниц в гриффиндорских мантиях, которые все, как одна, напоминали ему Лаванду Браун. Приветствуя их, Гарри надеялся, что в его глазах они не увидят отражение растерзанного тела девушки, которая нашла свой конец в Битве. Новые группы учеников и одиночки заходили в зал, глядели на него, а он только и мог что улыбаться им одеревенелыми губами.

Пытаясь собраться и вылезти из душного кокона, давящего на него со всех сторон, Томпсон сосредоточился на ровном дыхании. Он оглядывал студентов и подмечал мелкие разрозненные детали — эти простые действия помогали собраться. Из Слизерина пришло только несколько одиночек — в том числе и Снейп; больше всего было студентов из домов Годрика и Ровены: одних влекла жажда приключений и гнал вперёд дух авантюризма, других — желание познания, любопытство, живой и открытый ум… Барсучата, видимо, отправили самых сильных из своих рядов, чтобы те могли рассказать остальным, а стоит ли вообще соваться на этот факультатив. Кажется, в Хогвартсе ничего не менялось. Гарри даже подумал, что вот-вот услышит голос Захарии Смита или фразу Луны о его мозгошмыгах.

Во время вступительного слова, когда он рассказывал о правилах безопасности и о том, что настоящей опасности никто не подвергнется, в зал просочились Мародёры — все вчетвером. Томпсон с удивлением отметил про себя, что Петтигрю, кажется, всё же пошла на пользу та встряска. По крайней мере, за целых пять минут он только дважды взглянул на Джеймса — и без всякого подобострастия.

— А теперь внимание! Мы начинаем! Собирайтесь в группы согласно вашему курсу!

Переходя от группы к группе и завершая заклинание иллюзии, Гарри решил Мародёров оставить напоследок. Судя по красноречивым взглядам Ремуса, который, правда, еле держался на ногах после полнолуния, он ждал каких-то действий от Джеймса и Сириуса — и поочерёдно смотрел то на одного, то на второго. Приглядевшись, Томпсон отметил бледность Джеймса и отстранённое выражение лица Сириуса.

Приблизившись к Мародёрам, которые так и остались стоять особняком от однокурсников, професор пристально взглянул на Джеймса. Тот не отвёл взгляд, хотя и выглядел так, словно вот-вот взойдёт на плаху:

— Профессор Томпсон, мы с Сириусом хотели бы переговорить с вами. Наедине.

Гарри пожалел, что не умел выгибать бровь по-снейповски. Поэтому удовлетворился лишь коротким кивком и указал друзьям в противоположный конец зала.

— Вы были группой поддержки? — уточнил он у Петтигрю и Ремуса. — Это факультатив, так что я не удерживаю здесь студентов насильно.

Люпин слабо улыбнулся и действительно подтвердил, что зашёл лишь за компанию — остаток дня он хотел провести в кровати. А вот Питер попросил погрузить его в иллюзию с остальными гриффиндорцами-семикурсниками. Отправив Петтигрю к остальным, Гарри направился к ожидающим его Сириусу и Джеймсу.