Перекрестки миров и тридцать три тысячи жизней (гет)

Лес Великого Страха — так в незапамятные времена называли Лихолесье. Когда-то он покрывал практически все Средиземье, и был так стар, что обладал собственным сознанием.

Леголас любит Великий Лес. Хотя место это не предназначено для всех и каждого, а в листве его таятся опасности и корни окутывает мистический туман, и потусторонний зеленый свет разливается под сенью деревьев, заменяя лесным обитателям солнце. Но это — его дом, и другого он не знает. Зато он знает, каким может быть Лихолесье, если не бояться его ночных шепотов, если ходить открыто, но в то же время сливаясь с природой, становясь ее частью, словно бы листочком на дереве или камешком на тропинке. Каким наполненным жизнью может быть этот лес. Каким прекрасным и одухотворенным может быть звездный свет, если видеть в нем не только холод и даль.

Леголаса интересует все здесь. Каждая травинка, листочек, камешек, облепленный мхом. Все это — живое, имеющее душу и суть, как и весь лес. Эльфы никогда не пренебрегают такими вещами.

Леголас расслабленно опускается на толстую ветку дерева, раскинув ноги по обе стороны от нее и привалившись спиной к теплому стволу. Перед лицом серебристой ниточкой мелькает паутинка с нанизанными на нее, словно жемчужинки, каплями росы. Леголас берет ее в ладонь и внимательно рассматривает, что-то вспыхивает в его синих глазах.

Когда-то он ходил по лесу не один. Пятьсот лет назад был друг, который был рядом всегда. Почему ему вспоминается то, отчего так горько, совсем по-человечески начинает ныть сердце? Ах, да, дело в тонкой, почти невидимой глазу паутинке, что полощется на тихом ветру.

У нее были волосы, серебристые как звездный свет, словно сотканные из мириад таких вот паутинок, и глаза, как родниковая вода, в которую заглянуло рассветное солнце. Даэлин. Сумеречная тень. Какое глупое и неподходящее для нее имя! Ибо она была похожа на луч солнца, на вспышку молнии или звездный свет. Быстрая, неуловимая даже для эльфа, прекрасная как заря, светлая и веселая, со смехом, переливчатым, как журчанье лесных родников, нежным, как птичья трель.

Зачем назвали тебя тенью, Даэлин? Ведь света в тебе было столько, что пронзал он ночную тьму и прогонял прочь самые густые тени.

Она улыбалась даже тогда, когда умирала, истекая кровью, у него на руках. А он рыдал от бессилия, роняя слезы на ее некогда светлые, а теперь красные от крови косы. Это были орки, рискнувшие забрести в лес. Он не успел всего лишь на мгновение, и варг разорвал ей грудь. Он преследовал стаю семь дней и не успокоился, пока в одиночку не перебил всех. Но это не облегчило его боль. Повенчанный с вечностью, он был обречен переживать те мгновения снова и снова.

Он гулял по лесу один в течение долгих пятисот лет. И с недавних пор у него снова появился спутник. Почему Леголасу хотелось их сравнивать? Ведь нельзя же сравнить день и ночь. А они действительно были непохожи, столь же, как свет и темнота.

Ей тоже не подходит ее имя. Анариэль. Анира. Он сам назвал ее так, он дал ей это имя, потому, что родилась она с первыми лучами утреннего солнца. Рассветная дочь.

Ее волосы черны, как воронье крыло, как лазуритовые сумерки, как ночное небо, а глаза темнее сосновой хвои, темнее мхов в великом лесу. Терпкий запах страстоцвета исходит от нее грозовой темнотой. Она горька как полынь, что растет в предгорьях Одинокой горы. Не эльф, не человек, не гном. Ей всего двадцать лет, и никто на этой земле не сможет сказать, каков будет срок ее жизни. Его принцесса.

Леголас любит смотреть, с каким мастерством и эльфийской легкостью она управляется с мечом, как искусно орудует одновременно двумя тонкими изогнутыми кинжалами, которые он выковал для нее сам.

Когда Принцесса стреляет из лука, ее токая спина напрягается, девушка вытягивается как струна, становясь будто бы даже выше. Ее глаза почти так же зорки, как и его, ведь она любит смотреть вдаль, в небо, следя за пролетающими птицами.

Леголас разжал пальцы, и паутинка, освободившись, сверкнула в солнечном луче и унеслась по ветру вдаль. Пусть летит. Иногда прошлое нужно отпустить.

Внизу, на земле, которую не видно из-за густой листвяной завесы, слышатся шаги. Они совсем тихие, и человек не услыхал бы их. Но Леголас — эльф. К тому же, он знает, кто может нарушить его уединение на закате.

Он неслышно спускается вниз, надеясь застать визитера врасплох, но у него ничего не выходит.

— Ты ходишь по ветвям, как толстая тианская кошка, — по-эльфийски произносит за его спиной низкий вибрирующий голос, и под подбородком Леголас чувствует холод стали.

Он медленно оборачивается и улыбается, видя как на черных волосах его друга серебрится мириады паутинок. Он протягивает руку и начинает собирать ее в ладонь.

День догорает. Скоро небесный свод потемнеет и станет таким же иссиня-черным, как волосы его спутницы, а звезды на нем будут серебрится как эти паутинки.

Девушка встает на цыпочки и тянется, чтобы вытащить из его светлых волос застрявший листок. Она так мала ростом, и не достает ему даже до плеча.

Они еще долго будут стоять на берегу Долгого озера и смотреть как отражается в воде Валакирка, а потом пойдут на север, за льдистой звездой Хеллуин.

За ночь в листве пауки наплетут новых паутин, и завтра они снова засеребрятся в лучах утреннего солнца. Пусть. Пускай переплетаются причудливо судьбы, одни нити обрываются, едва начавшись, другие образуют целые замысловатые узоры. Пусть сплетаются между собой или в одиночестве трепещут на ветру. Так нужно.

Прошлое не будет забыто. Леголас отпустил боль ушедших дней, и она не побеспокоит его, разве, что далекий и недосягаемый звездный свет напомнит о ней. Так и должно быть. Ведь это свет памяти.

Сегодня он начнет плести собственную, новую паутинку.