Леди Малфой (гет)

— Рана становится глубже, Элай, — негромко произнесла Гермиона.

Они стояли комнатке, в прилегающей к хозяйской спальне, куда девушка спешно вызвала дворецкого. К счастью, он уже проснулся и появился почти мгновенно. За окном ещё не рассвело, и обе комнаты были погружены в лёгкий полумрак, который заставлял говорить почти шёпотом, чтобы не нарушить эту хрупкую предрассветную тишину.

— Может, нам нужно больше противоядия от Адского пламени? — предположил Элай. — Я смогу достать нужные ингредиенты.

— Да… — нерешительно кивнула Гермиона, очень надеясь, что их утренний разговор не разбудит Малфоя. Во сне он снова покрылся испариной и непроизвольно прижимал ладонь к груди, как делал это в ночь сразу после ранения. — Но меня беспокоит ещё кое-что.

— Что именно? — взволнованно вскинул бровь Элай.

— Малфой бросил одну фразу, которая заставила меня задуматься… Когда он очнулся, я показала свои ожоги, а он сказал, что они никак не могут болеть сильнее, чем его собственные. — Гермиона задумалась, пытаясь подобрать нужные слова. — Думаю, он был прав: мои ожоги не настолько серьёзные.

Элай воспринял новость весьма спокойно.

— Что ж, полагаю, ему досталось чуть больше… Возможно, воздействие пламени было более продолжительным.

— Я имела в виду не физическую боль, — уточнила Гермиона. — Вы сказали, он часто разговаривает во сне, и этой ночью всё повторилось. Потом я увидела поражённый участок кожи и как снова открылись раны… Такое ощущение, что они воздействуют на Драко гораздо сильнее.

Элай задумался над её словами и после небольшой паузы осторожно кивнул:

— Кажется, я понимаю, о чём вы.

— Я изучила всю информацию, которую смогла достать, и Адское пламя не имеет таких последствий. Конечно, ожоги ужасно болят, как и мои, но потом постепенно заживают. А у Малфоя они как будто становятся только хуже. Если честно, я уже давно обратила на это внимание. Первый раз сразу после атаки в Северной башне: он тогда казался почти здоровым, но потом я заметила, сколько усилий он прикладывает, чтобы не выдать, какую боль на самом деле испытывает. И с тех пор они как будто бы даже увеличились в размере.

— Мне доводилось видеть подобное раньше, — задумчиво произнёс Элай. — Ещё до того, как я поступил на службу к Малфоям.

Гермиона с удивлением взглянула на дворецкого. Его преданность этому древнему роду казалась настолько непоколебимой, что было трудно представить жизнь Элая, в которой он не носил костюм дворецкого и не обращался к людям с обязательной приставкой «мисс» или «мистер».

— Это было давно?

— О, весьма, — усмехнулся он. — Однажды я встретил молодого человека, который разыскивал больницу в довольно поздний час. Его жена умирала от болезни — вернее сказать, проклятия, — которое постепенно усиливалось, питаясь её кровью и с каждым днём обретая всё большую власть над ней.

— То есть оно в прямом смысле высасывало из неё кровь? — уточнила Гермиона, прогоняя навязчивые мысли о вампирах.

Словно прочитав её мысли, Элай ответил:

— Многие подозревали, что она попала под вампирское проклятие, но правду так и не удалось выяснить. Несчастная девушка скончалась задолго до того, как мы с её мужем разыскали целителя и вернулись к ним домой.

— А то проклятье?..

— Погибло вместе с ней. Как только пропал источник питания, ему не из чего было черпать силы. Ничто не может существовать без соответствующей подпитки, — задумчиво закончил Элай, и Гермиона уловила его беспокойство.

— Думаете, с Малфоем происходит то же самое? — осторожно спросила она.

— Я уже давно заметил огромную разницу между его ранами и вашими, — признал он. — Но вспомнил о том давнем случае, лишь когда вы предположили, что они разрастаются.

— Но что могло вызвать такой эффект?

Элай беспомощно пожал плечами.

— Боюсь, мы можем лишь гадать.

Гермиона задумчиво прикусила губу.

— По крайней мере, нам точно нужно больше противоядия. Если я дам список ингредиентов, вы сможете достать всё необходимое?

— Разумеется, мисс Грейнджер.

* * *

Он почувствовал прикосновение мягких волос к своей коже. Каштановые кудряшки были так близко, что заслоняли обзор, практически сливаясь в тёмную вуаль. Он лежал на лугу, рассеянно гладя ладонью длинную шелковистую траву. Нарастающая боль в груди, беспокоившая раньше, теперь сжалась до размеров лёгкой щекотки.

— Я умер? — спросил он, надеясь услышать мелодичный голос.

— Нет, — ответила Натали.

Он не решился открыть глаза, опасаясь, что снова проснётся в поместье, один.

— Но ты мертва, — сказал он.

— Я знаю.

— Тогда почему мы разговариваем? — задал он очередной вопрос, чувствуя себя крайне глупо.

— Ты ничего не знаешь о смерти, Драко, — произнесла она с едва различимой грустью в голосе. — Мы на Распутье — это как порог, разделяющий жизнь и смерть. Мы можем разговаривать, но я не могу к тебе прикоснуться.

Драко поморщился и вновь провёл ладонью по траве, на этот раз прислушиваясь к собственным ощущениям.

— Я чувствую.

Натали усмехнулась, но в её голосе не было и тени веселья.

— В прошлый раз ты не мог и этого, — согласилась она. — Чем ближе человек к смерти, тем больше он может ощутить и увидеть… здесь.

— А после смерти?

— Ты сможешь дотронуться даже до меня.

Драко наслаждался тем, что боль наконец отступила, а сознание почти полностью растворилось в навязчивом видении, но не мог не заметить тоску в голосе Натали.

— Почему ты грустишь? — мягко поинтересовался он.

— Ты слышишь меня? — раздался другой голос. Это была уже не Натали, а кто-то, находившийся гораздо дальше.

— Потому что я знаю, что тебе придётся вернуться, — прошептала Натали, вновь привлекая внимание Драко.

— Я не хочу, — отозвался он, стыдясь ребяческих интонаций в собственном голосе.

На этот раз Натали не ответила, а прикосновение мягкой травы к ладоням быстро исчезло, сменившись неприятным жалящим комом в горле. Он подождал, пока хоть немного утихнет мучительная боль в груди. Мерзкое ощущение чего-то вязкого в горле, напротив, стало ещё ощутимее, и Драко наконец понял, что это послевкусие на редкость противного пойла.

Он кашлянул, безуспешно пытаясь избавиться от гадкого вкуса во рту, когда почувствовал осторожное прикосновение чьей-то ладони к своему подбородку.

— Не кашляй, — произнёс женский голос. — Надо выпить полностью — это поможет.

Драко приподнял веки и мгновение не шевелился, позволяя глазам привыкнуть к свету. К его удивлению, женский голос принадлежал Гермионе, которая сидела на краю огромной постели, обхватив ладонями прозрачный графин с плотной жёлтой жидкостью, которую Драко, по всей видимости, пил минутой ранее. Малфой никак не отреагировал на присутствие девушки, хотя и отметил, что ухаживала за ним она, а не Пэнси.

— Что это? — спросил он, кивая на кувшин.

— Антидот против Адского пламени, — пояснила Гермиона.

Перед глазами пронеслось лёгкое дежа-вю. Драко вспомнил последний раз, когда она давала ему то же самое противоядие. Тогда Гермиона предлагала свою помощь, а он яростно её отвергал, не забыв приправить отказ парочкой оскорблений. Тот спор был полон криков и ругательств, но сегодня всё было совсем по-другому. Грейнджер казалась гораздо более внимательной и тихой. Она не пыталась завести разговор об Адрии или о шрамах Драко и даже не предложила свою помощь. Он также обратил внимание, что она вновь облачилась в одежду Пэнси, на этот раз более повседневную: вязаный свитер глубокого изумрудного цвета и тёмные джинсы. Новый образ придавал её виду элегантности.

Драко сжал губы и окинул Гермиону пристальным взглядом, попутно решив, что такая она ему нравится ещё меньше. С Пэнси тоже произошла перемена: она забыла свои кокетливые ужимки и привычку постоянно флиртовать, которые словно растворились в мрачных тенях поместья. По правде говоря, Драко и сам чувствовал гнетущее давление замка, под которым былая весёлость казалась как минимум неуместной.

— Ты ещё ни о чём меня не спросила, — заметил Драко.

Гермиона подняла на него удивлённый взгляд.

— Например?

— Обо мне, о Лестрейндже, о поместье… обо всём…

Она едва заметно нахмурилась и теперь выглядела искренне озадаченной.

— Мне казалось, ты ненавидишь моё любопытство.

— Так и есть, — не стал спорить Драко. — Но разве тебя когда-нибудь это останавливало?

Гермиона уставилась на него в замешательстве.

— То есть ты хочешь, чтобы я продолжала заваливать тебя вопросами?

— Я хочу, чтобы ты была… нормальной, — произнёс Драко. Он никак не мог подобрать нужных слов, чтобы выразить свои мысли, и считал, что выставляет себя настоящим дураком. — Ты всегда была такой настырной, а сейчас… Сейчас ты почти терпима.

Гермиона не смогла подавить усмешку.

— Что ж, это взаимно, — парировала она. — Вчера вечером мы орали друг на друга, а сейчас ты такой спокойный и вменяемый, что наш разговор — почти непостижимый опыт.

— Что ты хочешь этим сказать? — усмехнулся Драко, даже не пытаясь подавить улыбку.

— Что мы сильно рискуем найти общий язык, — ответила Гермиона с сарказмом. — Но раз уж ты сам завёл разговор о любопытстве, у меня действительно есть к тебе вопрос.

— И о чём же ты хочешь узнать?

— О Скейде.

Драко приподнялся на локтях и сел на кровати, задумавшись. Он ожидал вопросов об Адрии или даже о Натали, если Грейнджер прислушивалась к его бормотаниям во сне. Но Скейд был вполне безобидной темой для разговора, хотя Драко с трудом представлял, что именно она хотела узнать. Как бы то ни было, Грейнджер только что спасла его жизнь во второй раз, к тому же Драко пребывал в добродушном расположении духа.

— Ладно, я отвечу, но только на один вопрос, — наконец произнёс он с лёгким беспокойством, которое, тем не менее, никак не отразилось на его интонации.

— Это ведь ты рассказал ему, что Лестрейндж будет за мной охотиться? Ты сам организовал всю эту «Министерскую защиту»?

Вопрос застал Драко врасплох, но он не подал вида и лишь вопросительно изогнул бровь.

— И с какой стати мне это делать?

— Потому что, пока я жила в твоём доме, Лестрейндж не мог до меня добраться, не встретившись с тобой. — На лице Гермионы засияла победная улыбка.

— С чего вдруг меня это должно волновать? — не сдавался Драко, хотя всё было понятно и без его признания, — просто ему хотелось услышать версию Грейнджер.

— А потому, — воодушевлённо начала Гермиона, — что ты вовсе не такой мерзавец, каким пытаешься казаться.

Так вот к какому выводу она пришла. Догадалась, что у Драко Малфоя есть светлая сторона.

— Да неужели?

— Ты защитил меня, — не останавливалась Гермиона. — Ты знал, что Лестрейндж возвращается в Лондон, и не хотел, чтобы он меня нашёл, поэтому держал меня в замке до тех пор, пока не убедился в безопасности. А потом, как раз перед приездом Лестрейнджа в поместье, ты сказал Скейду, что опасность миновала и я могу возвращаться домой. Таким образом ты мог постоянно контролировать местоположение хотя бы одного из нас.

— То есть ты считаешь меня хорошим парнем во всей этой истории?

— Я считаю, что если бы ты хотел меня убить, то уже давно бы это сделал. Видит Мерлин, поводов у тебя было достаточно, как и возможностей.

Драко пристально изучил довольное выражение на лице Гермионы и вздохнул.

— Не обнадёживай себя, Грейнджер, — наконец произнёс он. — Дело не в тебе лично, а в принципе: я бы поступил так же, будь на твоём месте любой другой человек. Слишком многие погибли от рук Родольфуса, я просто не могу позволить ему продолжать убивать невинных.

Улыбка на лице Гермионы померкла.

— Кажется, я испортила весь план, — виновато произнесла она. — Мне не следовало возвращаться.

— Нет, не следовало, — согласился Драко, вставая с постели и только теперь заметив, что выше пояса на нём нет никакой одежды. — Чёрт возьми, Грейнджер! Всякий раз, когда ты здесь, я просыпаюсь полуголым и ничего не помню о событиях предыдущего вечера.

Гермиона закатила глаза.

— Угадал. Я пользуюсь твоей беспомощностью, пока ты в отключке. — Она протянула Драко его рубашку, которая до этого валялась на полу возле кровати.

— Ты просто боишься признаться себе, что находишь меня невероятно обольстительным.

Гермиона фыркнула:

— Прошу прощения?

Малфой знал, что, приложив немного усилий, сможет вывести её из себя.

— Ну же, Грейнджер, в этом нет ничего постыдного. Можешь смело признать, что считаешь меня привлекательным.

Гермиона изогнула бровь в удивлении.

— Да ладно, Малфой, неужели у тебя нет дел поважнее? Например, опасный Пожиратель, от которого надо избавиться?

Несмотря на спокойный тон, Драко уловил перемену в настроении Грейнджер: лёгкое раздражение, которое начинало разрастаться.

— Тогда, быть может, дико привлекательным?

Она усмехнулась.

— Я считаю парней из Пушек Педдл привлекательными. Тебя я бы описала другим словом.

— Красавец? — подсказал Драко с ухмылкой. — Как Адонис?

Слова срывались с языка легко, без усилий и лишних раздумий. Чувство свободы и вместе с тем желание подурачиться захлестнули его с головой. Драко поддался игривому настроению и глубоко вдохнул утренний воздух, внимательно следя за реакцией Грейнджер на свои слова.

— Я не считаю Адониса красивым, — парировала Гермиона, очищая кувшин от остатков зелья. — Он вёл себя слишком распущенно во всём, что касается… любви.

— Значит, ты у нас против полигамии? — усмехнулся Драко.

— Увы, — ответила Гермиона с сарказмом. — Так что плакал наш единственный шанс быть вместе.

Драко улыбнулся. Он явно нащупал нужный нерв.

— То есть ты думала об этом, а, Грейнджер? — спросил он, расплываясь в широкой самодовольной улыбке.

Гермиона нервно прокручивала в руках только что очищенный кувшин, снимая с него несуществующие пылинки.

— Что так подняло тебе настроение с самого утра? — подозрительно спросила она, решив сменить тему.

— Всего лишь чудесный крепкий сон на этой замечательной кровати, — с наигранной невинностью произнёс Драко, наблюдая, как раздражение гораздо чётче проступает на лице Гермионы при воспоминании о разделе спальных мест прошлым вечером.

— Какой же ты придурок, — проворчала она.

— Между прочим, тебе никто не запрещал присоединиться ко мне, — добавил он, ухмыляясь. С каждой репликой, приближавшей Гермиону к точке кипения, настроение Драко заметно улучшалось. Он и сам не смог бы объяснить, почему в тот момент вёл себя именно так — просто ему вдруг очень захотелось вывести Грейнджер из себя.

— Ага, мечтать не вредно, — фыркнула она.

— Ну, ты же всё-таки моя жена, — напомнил Драко и подмигнул ей.

— О да, это ведь лучшее, что может случиться в жизни, — ехидно отозвалась Гермиона. — Всегда мечтала выйти замуж за Пожирателя смерти.

— Лучше уж за меня, чем за нищего Уизли.

На этот раз Драко явно перегнул палку. Гермиона со стуком поставила графин на прикроватную тумбочку и резко повернулась к Малфою.

— Ты действительно самый заносчивый… высокомерный… самовлюблённый дурак, которого я когда-либо встречала!

«Почти», — подумал Драко. Она почти сказала это.

— Ну же, Грейнджер. Что-то ведь тебе во мне нравится.

Гермиона прожгла его пронзительным ледяным взглядом.

— Ничего не приходит на ум, — отчеканила она. — Как же ты меня бесишь!

Гермиона вихрем вылетела из хозяйской спальни в одну из прилегающих комнат, оставляя Драко наслаждаться собственным триумфом в одиночестве. Впервые за очень долгое время он чувствовал настоящее избавление от волнений и тревог последних дней.

* * *

Гермиона со злостью хлопнула дверью, оказавшись в ванной комнате, прилегавшей к хозяйской спальне. Настроение Малфоя явно поменялось с приходом утра: он выглядел гораздо живее и вернулся к прежнему высокомерному поведению. Прошлым вечером Гермиона боялась даже заговорить с ним: настолько пустым был его взгляд и очевидной — злость на её приезд. Но сегодня, в той небольшой перепалке, которая случилась между ними, Гермиона чувствовала себя так, будто снова оказалась в Хогвартсе и ей нужно всего лишь дать достойный ответ на очередную колкость Малфоя.

Раздражение постепенно отступало, но энергия, не получившая выхода, требовала действий. Гермиона ощущала неестественный эмоциональный подъём и поймала себя на мысли, что, наверно, именно так чувствуют себя гиперактивные дети. Ей хотелось вернуться в комнату и продолжить спор с Малфоем, хотелось накричать на него и высказать всё, что не давало ей покоя. О том, как она считает Драко полным придурком, как её пугает Лестрейндж и его дружки, как ей надоела вечная опека Рона, как она всегда мечтала быть чуть-чуть выше и немного стройнее, и, больше всего на свете, о том, как последние несколько дней наполнили её жизнь самыми интересными и захватывающими событиями с самого окончания школы.

Не то чтобы ей нравились боль и страдания, вовсе нет. Конечно, Гермиона предпочла бы не мучиться от ожогов и не находиться в смертельной опасности из-за непонятного мистического существа, но азарт приключений заставлял сердце биться чаще. Она не была… просто не могла быть женщиной, которую удовлетворила бы тихая пригородная жизнь. Она не смогла бы работать восемь часов в день, возвращаться домой к трём детям и голодному мужу, не смогла бы обсуждать последние сплетни с соседками за чашечкой чая.

Гермиона слишком привыкла к адреналину, который растекался по венам, когда она преследовала врага, встречалась с неожиданными и невероятными явлениями, просыпалась, не зная, что приготовил новый день.

И прошлой ночью она ощутила именно это. Находясь так близко к человеку, который был повинен в смерти её родителей… Гермиона чувствовала, как волна ненависти захлёстывала её с головой, пульсировала в крови и отдавалась барабанной дробью в висках. Сама мысль о том, чтобы сразиться с каждым из дружков Лестрейнджа, которые проливали кровь ни в чём не повинных маглов и волшебников…

И тут её осенило. Словно получив пощёчину, которая рывком возвращает в реальность, Гермиона наконец увидела то, что всё это время находилось у неё под носом, но так успешно ускользало от сознания. Она поспешно распахнула дверь, возвращаясь в спальню, где Малфой прохаживался по комнате, разминая всё ещё оголённые плечи и рассеянно прокручивая в пальцах палочку. Драко обернулся на звук открывшейся двери, и его губы растянулись в привычной ухмылке, когда он заметил ошеломлённое выражение на лице Гермионы.

— Что, Грейнджер, своё отражение увидела?

Она пропустила колкость мимо ушей.

— Кажется, я поняла, почему твои ожоги серьёзнее моих, — выпалила она на одном дыхании.

Улыбка Драко мгновенно померкла, сменившись искренней заинтересованностью.

— В каком смысле?

— Мои ожоги быстро зажили, а твои постоянно держат тебя на грани между жизнью и смертью. — Сказав это, Гермиона невольно вспомнила слова Элая, которые всего несколько дней назад казались вполне обычными, но в свете последних событий приобрели пугающее значение.

«Тьма и страх — как раз то, чем питаются подобные создания».

— Твои ожоги… Эта женщина… — начала Гермиона. — Они питаются твоим страхом, твоей болью.

Искорки веселья, ещё сохранявшиеся во взгляде Драко, потухли окончательно, сменившись выражением, которому Гермиона не смогла бы подобрать названия. Малфой смерил её внимательным взглядом, затем посмотрел на свою грудь.

— Когда действует антидот, — продолжила объяснять она, — ты просыпаешься в хорошем настроении, совсем как сегодня. Помнишь, когда я дала тебе его в первый раз? Ты сразу успокоился. А когда он прекращает действовать, ты становишься… отрешённым и раздражительным, потому что ожоги питаются тьмой в тебе. Они вытаскивают её на поверхность.

— Тьму?

— Твои страхи, разбитые надежды, потери… — Гермиона не стала продолжать список, боясь задеть больной нерв. Она помнила, что сказала ей Пэнси прошлым вечером. Ему пришлось пережить гораздо больше, чем ты можешь себе представить. И теперь именно это медленно его убивало.

— Разве у тебя самой нет этих страхов и потерь? — спросил Драко, задумчиво глядя словно сквозь Гермиону.

— Не до такой степени. Нам всем пришлось пережить ужасные события, но мы двигаемся дальше… отпускаем их. А ты… Ты держишь их в себе. Именно оттуда проклятия Эдациума черпают силы.

Гермиона с замиранием ждала ответа Драко, но тот лишь перевёл взгляд на свою грудь, где страшные ожоги причудливыми узорами покрывали тонкую бледную кожу. Спустя несколько мгновений она почувствовала себя неловко — словно вторгалась в личное пространство, словно стала свидетельницей того, чего не должна была видеть.

— Мне надо побыть одному, — наконец негромко произнёс Драко.

Гермионе не нужно было повторять дважды. Она поспешно покинула спальню и спустилась вниз по лестнице, решив отыскать Пэнси.

* * *

Как только дверь за Грейнджер закрылась, Драко схватил с кровати рубашку и на ходу надел её, не тратя времени на пуговицы. Он быстрыми шагами пересёк комнату и, толкнув тяжёлую дверь, оказался в ярко освещённом коридоре. Оттуда он направился вверх по мраморной лестнице, которая вывела его в мрачный холл на третьем этаже, в конце которого, скрытая мрачными тенями статуй и колонн, располагалась дверь в библиотеку.

Не теряя времени, Драко повернул ручку, только на мгновение задержавшись на пороге, и зашёл внутрь. Точно зная, что именно ищет, он уверенно зашагал в дальний конец библиотеки, где на широких рядах полок пылились древние фолианты по тёмной магии. Проведя указательным пальцем по корешкам книг, расположенным в алфавитном порядке, Драко быстро нашёл нужное издание: «Андроникусовы проклятия: полный словарь видов и классификаций». Он пролистал несколько страниц, быстро отыскав нужную.

Проклятия Эдациума — название происходит от латинского «edax», что в переводе означает «ненасытный», «пожирающий». Проклятия Эдациума больше известны как «поглощающие проклятия», которые могут переносить исключительно тяжёлые условия до тех пор, пока тела, на которых они паразитируют, способны давать им силы. Вампирские проклятия — самая известная разновидность проклятий Эдациума, они питаются кровью своих жертв вплоть до их смерти и, в отдельных случаях, некоторое время после неё. Другие виды проклятий — например, питающиеся кожей, влагой, костями — также существуют. Более сложные формы проклятий Эдациума питаются не физической материей хозяина, но его эмоциями и переживаниями.

Драко захлопнул книгу и раздражённо бросил её на пол. Он обессиленно опустился в ближайшее кресло и закрыл лицо руками.