Гарри Поттер и Клятва Основателей (джен)

Всю следующую неделю Хогвартс стоял на ушах. Новость о прибытии иностранных делегаций и представителей магических школ взволновала не только студентов, но и преподавателей. И хотя до начала торжеств было ещё три месяца, повсюду только и было разговоров о том, что подготовила для гостей профессор Макгонагалл.

— Наверное, снова будет бал, как на Турнире Трёх Волшебников, — предположила Джинни на следующее после собрания утро за завтраком. Гермиона только что закончила читать им статью «Ежедневного пророка». Новость о том, что Хогвартс скоро примет у себя иностранных гостей, была опубликована в нём на первой странице.

— Только не это, — Гарри притворился, что ужасно напуган. — Рон, это же нам снова придётся мучиться, искать себе пару.

И оба друга расхохотались.

— Знаешь, что я тебе скажу, Гарри Поттер? — произнесла Джинни, когда он с улыбкой на неё посмотрел. Тон её был холоден, но в глазах горели озорные искорки. — Пожалуй, в этом году я отдам предпочтение какому-нибудь красивому и статному иностранцу. А что, всегда об этом мечтала.

— Больно ты там кому-то нужна, — подыграл ей Гарри, изображая злобу и ревность.

— Ну, раз уж я не нужна тебе… — она откинула с лица волосы. Несколько секунд оба смотрели друг на друга, а затем со смехом обнялись и поцеловались.

— Эй, ну вы чего? — безуспешно пытался осадить их Рон. — Не забывайте о приличиях.

— Зануда, — со злорадной улыбкой прошептала Джинни, на мгновение отрываясь от губ Гарри.

После завтрака у них был свободный урок. Поднявшись в гостиную Гриффиндора, друзья сели за стол возле окна и принялись за письмо для мистера Уизли.

— Я тут кое-что вспомнила, — неожиданно произнесла Гермиона, когда текст был почти готов. Все вопросительно на неё посмотрели. — Мы совсем забыли о тайне клятвы основателей.

Все четверо переглянулись.

— Но ведь профессор Бинс сказал, что ничего не знает, — вспомнил Рон.

— Он не единственное приведение в замке, — ответила Гермиона и перевела взгляд на Гарри. — Мы же хотели расспросить остальных, — и тут её лицо просветлело. — Ну конечно!

Она поднялась с такой стремительностью, что лежавшая на её коленях сумка с шумом грохнулась на пол.

— Серая Дама! Елена Когтевран!

Гарри хлопнул себя ладонью по лицу. И как он сам об этом не подумал!

Запечатав конверт, они вышли из гостиной и по коридорам и лестницам направились в совятник. Отправив письмо, друзья спустились из башни и почти сразу же наткнулись на Почти Безголового Ника.

— Приветствую вас, — произнёс он, снимая широкополую шляпу и склоняясь в полупоклоне, отчего его голова угрожающе зашаталась из стороны в сторону. — Интересные вещи сказала вчера наш директор, не находите? Ещё никогда в Хогвартсе не было…

— Привет, ты не видел Серую Даму? — не дал ему закончить Гарри. Ник недоумённо уставился на него и почти сразу же нахмурился.

— Гарри, я уже когда-то говорил: если тебе нужны услуги призрака…

— Дело не в этом, — поспешила заверить его Джинни, — просто у нас возник важный вопрос, в котором нам может помочь только Серая Дама. Это касается основателей Хогвартса.

Ник снова недоумённо посмотрел на ребят, но, пожав плечами, кивнул.

— Понимаю. В последний раз я видел её в коридоре на пятом этаже, возле учительской. Это было десять минут назад, возможно, она ещё там.

— Спасибо большое, Ник!

— Помни, Гарри: я всегда готов тебе помочь.

— Конечно-конечно, я обязательно спрошу тебя, если вдруг что-то понадобится, — прокричал ему Гарри уже на бегу. Миновав два коридора, он сбежал по лестнице на три этажа; Рон, Гермиона и Джинни едва за ним поспевали.

Возле открытой двери в учительскую стоял профессор Флитвик и о чём-то разговаривал с призраком молодой девушки. Услышав приближающиеся шаги, оба они повернулись и недоумённо посмотрели на запыхавшихся друзей.

— Здравствуйте, профессор Флитвик, — тяжело дыша, проговорил Гарри, затем перевёл взгляд на Серую Даму, чуть поклонился ей и тоже поздоровался. Та продолжала молча на них смотреть.

— Мы только… — начал было он, тяжело дыша, но сразу запнулся, осознавая свою чудовищную бестактность. — Простите, мы вас отвлекли… мы не хотели…

— О, нет-нет, всё нормально, — сказал профессор Флитвик, посмотрел на приведение и кивнул ей. — Мы с Еленой уже закончили. Если вы хотите поговорить — пожалуйста.

С этими словами он развернулся и скрылся в учительской.

Серая Дама сверила всех четверых недоумённым взглядом. И почти сразу же прищурилась.

— Вы хотели задать мне вопрос?

— Да, — закивал Гарри и тут же вспомнил кое о чём. — Но сначала спасибо вам огромное, вы мне очень помогли тогда… когда я в первый раз попросил вас… в ту ночь.

Приведение ничего не ответило на его слова, лишь кивнуло.

— Но нам снова нужна ваша помощь, — продолжил он, — и это опять связано с вашей матерью, Кандидой Когтевран.

Серая Дама прищурилась.

— Продолжайте.

— Понимаете, — нерешительно произнёс Гарри. Что-то подсказывало ему, что она не очень рада этому разговору. — Это касается клятвы, которую принесла она и другие основатели Хогвартса. Мы точно не знаем, когда это было, может быть, при создании школы, может быть, гораздо позже. Но нам очень нужно знать, что это была за клятва и каковы будут последствия, если её нарушить.

Серая Дама закрыла глаза. Некоторое время друзья стояли и молча смотрели на неё. Наконец она произнесла:

— Я не имею понятия ни о какой клятве. Когда создавался Хогвартс, я была ещё очень мала. А когда выросла, моя мать не считала необходимым делиться со мной своими планами и рассказывать о том, что она и другие основатели школы делали.

Гарри вспомнил его прошлый разговор с приведением башни Когтеврана. Обе волшебницы были в очень натянутых отношениях. Дошло до того, что Елена украла диадему Кандиды и пустилась с нею в бега. Где нашла свою смерть от рук Кровавого Барона, так и не вернувшись на родину и не поговорив в последний раз с матерью.

— Простите нас, — сказала Гермиона, выходя чуть вперёд, — мы не хотели напоминать вам об этом. Просто мы думали, возможно, вы знаете…

— Сожалению, но ничем не могу вам помочь. Желаю вам всем хорошего дня, — и с этими словами Серая Дама развернулась и быстро двинулась в противоположную от них сторону.

Какое-то время они молча смотрели ей вслед, затем обменялись взглядами.

— Ну, что ж, видимо, не судьба. — сказал Рон, с шумом выдыхая. В этот момент прозвенел звонок и толпы учеников повалили из кабинетов.

— Мы можем расспросить других приведений, — сказал Гарри, когда они, сопровождаемые шумной толпой, шли в башню Гриффиндора, — возможно, кто-то из них знает больше.

— Я думаю, Кровавого Барона из этого списка можно исключить, вам не кажется? — спросила Джинни. — Навряд ли ему будет приятно об этом вспоминать, судя по тому, что ты, Гарри, нам про него рассказал.

С этим мнением все согласились.

На первом в семестре уроке защиты от Тёмных искусств профессора Стрейдома завалили вопросами. Всем было интересно узнать, что из себя представляет учёба в заграничной школе чародейства и волшебства.

— Я не могу вам об этом сказать, — сразу же оборвал он галдящих студентов. — Вы должны понимать, что каждая из магических школ надёжно хранит свои секреты. Я был посвящён лишь в некоторые и поклялся, что никогда и ни при каких обстоятельствах не выдам их.

— Вас заколдовали? — воскликнула испуганная Кэтрин Тассель. Профессор Стрейдом улыбнулся.

— Если вы думаете, что на меня наслали какие-то жуткие заклятия, которые мгновенно сработают, стоит мне проговориться, то вы ошибаетесь. Моей репутации в Уагаду было достаточно, чтобы обойтись без таких крайних мер. И это тем более означает, что я никогда не выдам тайн, которые мне доверили.

— Сэр, а что именно вы делали в той школе? — спросил Ирвин Брандт. Профессор Стрейдом кинул на него быстрый взгляд, и тот смутился. — Если это не секрет, конечно…

— Скажем так: я проходил что-то вроде стажировки, — ответил преподаватель, — но довольно об этом. Уверен, что все интересующие вас вопросы вы сможете задать нашим гостям из Уагаду, когда они прибудут в Хогвартс. А сейчас необходимо сосредоточиться на учёбе. Экзамены не за горами, а у вас впереди ещё несколько сложных тем и много вещей, которые необходимо будет повторить.

С урока ученики выходили в приподнятом настроении: профессор Стрейдом подверг каждого из них чарам обожания: лёгкой защитной магии, к которой, по его словам, часто прибегают во время конфликтов африканские колдуны. Суть её заключалась в том, что потенциальный противник на какое-то время преисполнялся симпатией к наславшему на него заклятие человеку.

— Это абсолютно безобидно и почти безвредно, — сказал профессор Стрейдом, — единственным неприятным побочным эффектом может быть излишняя эйфория, тянущаяся от нескольких минут до двух часов после того, как заклятие будет снято. Но умение накладывать эти чары и преодолевать их является очень важным в вашей защитной практике: иногда лучше избежать конфликта, чем вступить в схватку, не правда ли?

— Как вы всё правильно говорите, профессор, — сказала Гермиона, с восторгом глядя на преподавателя. И весь класс энергично закивал в подтверждение её слов.

Спустившись на обед, друзья сразу же заметили Оуэна, разговаривающего с Натали. Когда они поравнялись со столом, он кивнул им, улыбнулся и направился к остальным слизеринцам.

— Это был самый лучший урок в моей жизни! — сказал Рон, садясь рядом с Натали. На лице его играла довольная улыбка. Он вызвался помочь ей налить супа и чуть ли не силой вырвал из её рук половник. Она недоумённо посмотрела на Гарри и остальных, которые, хоть тоже улыбались, уже чувствовали себя более-менее нормально и быстро рассказали девушке, отчего Рон так странно себя ведёт.

— От нескольких минут до двух часов, говорите? — спросила Натали, подозрительно наблюдая, как тот услужливо протягивает ей тарелку с булочками, которую только что подманил заклинанием с другого конца стола. Гермиона, наблюдала за всем этим, насупившись.

Хорошее настроение сохранялось у Рона вплоть до первого послеобеденного урока. Профессор Лобоска сразу же отметила, что сейчас всем потребуется очень серьёзная концентрация, поэтому, получив ответ на вопрос, почему половина класса глупо улыбается и витает в облаках, взмахнула волшебной палочкой, и царившая в воздухе общая расслабленность сразу же бесследно исчезла.

— Как часто я наблюдала побочные эффекты от злоупотребления Эйфорийного элексира, когда работала целителем, — сказала она, покачав головой, — но, похоже, лишь африканским волшебникам взбрело в голову использовать это в качестве оружия. То ли ещё будет.

Они продолжали углубляться в сложную тему трансфигурации человека. Так как превращение конечностей было пройдено ещё в прошлом семестре, профессор Лобоска объявила, что теперь наступает один из самых сложных этапов — превращение тела.

— Но только до определённого предела, — напутственно произнесла она, когда вновь вызвавшийся в добровольцы Ирвин на глазах у всего класса внезапно обрёл лисье туловище и теперь вертел головой — единственным, что осталось у него от человека, — с удивлением себя осматривая, — а так как это очень сложно и опасно, работать снова будете парами, под моим присмотром.

— У тебя словно мания какая-то превращать меня в тех, кого я больше всего не люблю, — пробурчал Рон Гарри полтора часа спустя, когда они вчетвером выходили из класса трансфигурации. За десять минут до конца урока тот умудрился наколдовать другу извивающееся змеиное тело.

— А по-моему, ничего страшного не произошло, — заметила идущая рядом Гермиона, хихикнув. Она уже успела простить Рону его поведение с Натали за обедом. — Не у каждого с первого раза получилось бы даже такое. А вы в этом году радуете нас своими успехами, мальчики.

Гарри и Рон переглянулись. Как тут не радовать, если для поступления в Главный мракоборческий центр требовалось сдать почти все ЖАБА на самый высокий балл.

— Что-то семестр только начался, а я уже безумно устал, — сказал Рон на следующее утро за завтраком, потягиваясь так, что едва не задел сжатой в кулак рукой соседа, и переводя взгляд на Гермиону. — Да-да, я знаю, что у нас скоро экзамены, не напоминай.

— Я вовсе и не хотела, — ответила она, кивая ему за спину, — там твой Сычик летит.

Рон повернулся. И действительно, крошечный совёнок спикировал к нему навстречу с такой скоростью, что едва не сшиб летящую рядом сову, отчего та возмущённо ухнула. Приземлившись рядом с Роном, Сычик положил в только что опорожнённую им тарелку конверт.

— Это от отца, — сказал он, вынимая его и кладя в карман мантии. Вчетвером они встали из-за стола, взяли сумки и вышли из Большого зала.

— Что он пишет? — спросила Гермиона, когда друзья встали под лестницей, подальше от любопытных глаз. Рон вскрыл конверт, быстро пробежал глазами письмо, затем передал его остальным.

На куске пергамента было всего лишь одна короткая строчка:

Маркуса Флинта видели в Хогсмиде.

Прочитав письмо, Джинни недоумённо посмотрела на остальных.

— Интересно, что ему там могло понадобиться?

— Может быть, он с кем-то встречался? — предположил Рон. — Там же всё-таки много волшебников живёт.

— Когда мы в следующий раз идём в Хогсмид? — спросил Гарри.

— Только в феврале, на четырнадцатое число, — ответила Гермиона, — а что?

— Предлагаю в этот день расспросить Аберфорта: я больше, чем уверен, что Флинт был у него.

— Ты думаешь, он нам что-то скажет? — спросила Джинни, скептически подняв бровь. — Он может ничего не знать.

— Ну, подумайте логически, — произнёс Гарри, окидывая взглядом друзей, — откуда ещё мистер Уизли может знать, что Флинт был в Хогсмиде? Очень сомневаюсь, что там часто бывают сотрудники Министерства. А с владельцами магазинов и мадам Розмертой он не общается. Остаётся только «Кабанья голова».

— Так-то оно так, но ведь за домом Флинтов ведётся наблюдение, — напомнила Гермиона. — Мракоборцы могли просто выследить Маркуса.

— Возможно, — согласился с ней Гарри, — но навряд ли тогда мистер Уизли стал бы нам писать. Скорее всего, Флинт трансгрессировал в Хогсмид сразу из дома.

— Но ведь на доме антитрансгрессионные чары…

— Почти на всём доме, Рон. Вспомни, что сказал Флавий Флинт. Значит, Маркус не хотел быть замеченным. А куда он ещё мог пойти, если не в «Кабанью голову»?

— Гарри, — тихо произнесла Гермиона, — мы кое о чём забыли.

— Да? — он повернулся к ней.

— Аберфорт же был с нами в ту ночь. И его видели. И если предположить, что Флавий Флинт вошёл в контакт со скрывающимися Пожирателями — а я с каждым разом всё больше в этом убеждаюсь, — значит, он в курсе, что в «Кабаньей голове» появляться опасно и что Аберфорт может их выдать.

Гарри смотрел на Гермиону. Действительно, он об этом не подумал.

— Что мы сейчас гадаем? — спросила Джинни, нарушив молчание. — Можно же узнать у папы, отправить ему письмо. Только всё равно не понятно, зачем он нам сообщил это.

— Может быть, хочет, чтобы мы были начеку? — предположил Рон. — Может быть, нам снова надо будет что-то сделать?

— Жаль, что у нас осталось так мало оборотного зелья, — сокрушённо произнёс Гарри.

Вечером друзья отправились в библиотеку. По дороге они встретили Полумну и предложили ей к ним присоединиться. Та согласилась и по дороге рассказала им об их с отцом неудачной рождественской экспедиции.

— Когда мы прибыли в колонию гелиопатов, там уже было пусто. Отец сказал, что видит признаки панического бегства, а значит, они перебрались в другое место, и теперь мы их точно не найдём.

— Какая жалость, — произнёс Рон. Полумна согласилась, не заметив сарказма, с которым он это произнёс.

В библиотеке они встретили Оуэна и Натали, они сидели рядом за одним столом и о чём-то тихо перешёптывались. Раскрытые книги лежали перед ними, но оба не обращали на них никакого внимания.

— Привет, мы к вам присоединимся? — спросил Рон, усаживаясь рядом. Гарри заметил, как Гермиона хотела было двинуться к другому незанятому столу, но в итоге пожала плечами и села рядом с Роном, бросив на него укоризненный взгляд. Оуэн и Натали кивнули, но лёгкое разочарование промелькнуло на лицах обоих.

— Надо поговорить, — прошептал Гарри слизеринцу, и оба отошли за стеллажи, сделав вид, что им нужно взять нужную книгу.

— Твоего брата видели в Хогсмиде, — сказал Гарри. Оуэн секунду задумчиво смотрел на него, затем пожал плечами.

— Мало ли какие у него могли быть там дела.

— Так близко к Хогвартсу? Это очень подозрительно. У вас нет никаких знакомых в Хогсмиде?

Оуэн снова задумался, вспоминая, затем отрицательно покачал головой.

— Нет, никого. Но он мог оказаться там по работе. Не вижу пока ничего подозрительного.

Гарри с ним согласился.

— Тогда если что, мы тебе сообщим.

И они вернулись за стол, для виду прихватив с ближайшей полки совершенно не нужные им обоим книги.

Медленно тянулся январь. Снегопад завалил окрестности замка так, что даже уроки ухода за магическими существами перевели в один из пустующих классов. На взгляд Хагрида, это было самым неверным решением.

— Я столько всего интересного подготовил для учеников, а теперь это всё будет ждать до лучших времён, эх, — сказал он как-то друзьям, идя по коридору. В одной руке он держал стопку книг, в другой — огромный деревянный ящик, из которого доносилось странное шуршание.

— Хагрид, а что это там у тебя? — спросил Гарри, кивая на ящик. Лесничий улыбнулся.

— Проходим с третьекурсниками. Специально для них вчера наловил, — он поставил ящик на пол и открыл. Внутри, на расстеленной по деревянному дну соломе, сидело с два десятка крохотных существ, по виду не отличимых от обычных ежей, с любопытством смотрящих на склонившихся над ними друзей.

— Какие они хорошенькие, — сказала Джинни, улыбаясь. — Обожаю нарлов.

— Ты только это, осторожно, — предостерёг её Хагрид, — ещё подумают, что ты хочешь на них напасть, и разнесут тут всё вокруг, а мне их ещё студентам показывать.

Джинни кивнула и убрала руку, которую уже было потянула к ящику.

— Гарри! — неожиданно раздалось за их спинами, и все оглянулись. К ним спешил Уолтер Крейн, в руке он сжимал свиток пергамента. — Меня просили передать это тебе. Привет, Хагрид.

— Спасибо, — сказал Гарри. Уолтер кивнул всем и двинулся прочь.

— Что там? — спросила Джинни, подходя ближе.

— Это от Макгонагалл, — сказал Гарри, пробежавшись глазами по записке. — Она вызывает меня к себе.

Он окинул взглядом друзей, Хагрида. Все были в недоумении.

— Даже представить не могу, зачем я ей понадобился.

Пять минут спустя он стоял перед статуей горгульи.

— Альбус, — сказал он пароль, который был указан в записке. Горгулья отпрыгнула, и по уходящей вверх винтовой лестнице Гарри поднялся к двери, ведущей в директорский кабинет. Постучал.

— Войдите.

Он не был здесь с того памятного утра победы. Тогда они вместе с Роном и Гермионой пришли сюда, измождённые и уставшие, подавленные смертями стольких родных и близких им людей. Но вместе с тем безумно счастливые от того, что весь этот кошмар наконец-то закончился, и Гарри поведал портрету Дамблдора о своём намерении отказаться от Бузинной палочки и вернуть её в могилу законного владельца.

Ему казалось, что прошло слишком много времени. Но кабинет с тех пор почти не изменился.

На столах по-прежнему тихо шумели неизвестные Гарри волшебные приборы, портреты прежних директоров и директрис Хогвартса дремали в своих золочёных рамах. Украшенный рубинами меч Годрика Гриффиндора, которым год назад Невилл сразил Нагайну — последний крестраж Волан-де-Морта — поблескивал в стеклянной раме на стене, а на верхней полке длинного шкафа безжизненно лежала повидавшая многое Распределяющая шляпа. Лишь не было нигде золотой жёрдочки Фоукса, а за письменным столом сидела теперь профессор Макгонагалл.

— Проходите, Гарри, — сказала она ему, кивая на стул для посетителей. — Присаживайтесь.

Гарри послушно прошёл к столу, сел и снова осмотрел кабинет. Некоторые из дремавших портретов открыли глаза и теперь с любопытством его разглядывали.

— Здесь почти всё, как было при Дамблдоре, — тихо произнесла профессор Макгонагалл, словно прочитав его мысли. — У меня не хватило ни решимости, ни желания что-либо менять.

Гарри перевёл на неё взгляд. Она улыбалась ему, глядя поверх квадратных очков.С трудом, но он заставил себя улыбнуться в ответ — очень непривычно было осознавать, что теперь это не его преподаватель и декан, а директор школы.

— Мне нужно сказать вам кое-что, Гарри, — сказала профессор Макгонагалл. — Это касается торжеств, которые ожидают нас весной.

Он кивнул.

— Как вы понимаете, в первую очередь это праздник победы. Вашей победы. И как человек, сразивший Волан-де-Морта, от вас будут ждать определённого участия в торжественной церемонии.

— Что мне нужно делать, профессор? — спросил Гарри, ощущая внутри себя неприятный холодок.

— На самом деле не так уж много, — профессор Макгонагалл наклонилась чуть ближе, — лишь произнести небольшую речь.

Видимо, на лице Гарри что-то отразилось при этих словах, так как директор сразу же добавила:

— Я знаю, как вы не любите излишнюю церемониальность, Гарри, но, боюсь, что обойтись без этого не получится.

— Я всё понимаю, — ответил он после недолгого молчания и кивнул. Очень хорошо, что она решила сообщить ему об этом заранее, будет время подумать, что именно и как говорить.

— Конечно, я могла бы просто подойти к вам в коридоре, но решила не привлекать лишнего внимания, так как знаю, что вы им и так сыты по горло.

Улыбка на лице профессора Макгонагалл стала ещё шире, и Гарри почувствовал, что и сам гораздо охотнее улыбается ей в ответ.

— Думаю, это не составит мне особого труда, — ответил он. — В конце концов, я уже однажды произносил речь, помните, в суде, по поводу профессора…

Он запнулся, так как в этот момент заметил нечто необычное. Пригляделся получше к висящим за директорским столом портретам. Альбус Дамблдор смотрел на него из своей золотой рамы. Ему показалось, или рядом с ним специально освободили место, достаточное для…

— Профессор Макгонагалл, — произнёс Гарри, не отрывая взгляда от свободного участка стены, — я только что подумал кое о чём.

Она проследила за его взглядом и кивнула.

— Если честно, это я тоже хотела бы с вами обсудить.

Гарри встал со стула, обошёл письменный стол и приблизился к стене. Голубые глаза Дамблдора взирали на него поверх очков-половинок, на лице играла такая знакомая, успокаивающая и вселяющая мысль, что всё будет хорошо, улыбка. Профессор Макгонагалл подошла к Гарри, встала рядом с ним.

— В этом кабинете висят портреты всех директоров и директрис Хогвартса за всю его историю. Некоторые из них были великими волшебницами и чародеями, некоторые… скажем так, слабо проявили себя или проявили не в самую лучшую сторону. Но все они оставили свой след в истории нашей школы, и поэтому сейчас находятся здесь. Все без исключения.

— Какие прекрасные слова вы говорите, Минерва, — тихо произнёс Дамблдор, продолжая улыбаться. — Пожалуй, я тоже могу предположить, о чём ты сейчас думаешь, Гарри.

Он кивнул.

— Когда война закончилась и мы приступили к восстановлению Хогвартса, волшебный мир по-прежнему был убеждён, что Северус Снегг является одним из самых фанатичных приспешников Волан-де-Морта, — сказала профессор Макгонагалл, — но, когда Гарри произнёс свою речь на суде, люди, наконец, узнали правду.

Дамблдор кивнул.

— Тогда я подумала, что будет правильным, если портрет моего предшественника появится в этом кабинете. Мы увековечили его память и отдали все положенные почести, однако совсем забыли о том, что по-прежнему осталась одна небольшая несправедливость, — профессор Макгонагалл перевела взгляд на Гарри. — Я решила, что последнее слово должно остаться за человеком, который стал свидетелем истинного героизма Северуса Снегга, который был с ним в последние мгновения его жизни. И который увидел то, во имя чего этот человек трудился вплоть до самой своей смерти.

Гарри по очереди посмотрел на обоих директоров и в этот момент ощутил предательское покалывание в носу. Чуть повернул голову, чтобы никто не видел, как он с силой сжал веки.

— Тебе не стоит стыдиться своих чувств, Гарри, — раздался голос Дамблдора. Да, вы с профессором Снеггом были… кхм… не совсем дружны, когда тот был жив. Стоит ли сейчас скрывать, что он возненавидел тебя, стоило тебе лишь переступить порог Хогвартса? Однако он никогда не сделал бы тебе ничего дурного. И не задумываясь отдал бы свою жизнь за то, чтобы сохранить твою.

— Профессор, — произнёс Гарри, его голос сейчас показался ему чужим, — почему вы не рассказали ему о крестражах?

Дамблдор в задумчивости почесал подбородок.

— Некоторые вещи Северусу было лучше не знать. Иначе он бы не смог довести до конца начатое. Я думаю, ты это понимаешь, как никто другой, Гарри. Потому что не хуже меня изучил характер своего бывшего учителя зелий, верно?

Гарри кивнул, повернулся и окинул взглядом портреты. Затем снова посмотрел на улыбающихся Макгонагалл и Дамблдора и сказал:

— Будет справедливо, если портрет Северуса Снегга появится в этом кабинете.

И едва он произнёс последние слова, как комната потонула в бурном шквале аплодисментов. Хлопали все директора и директрисы в своих древних рамах, уже никто не пытался делать вид, что не слышит этого разговора.

— В высшей степени справедливый поступок! Поступок, достойный ученика этой великой школы! — воскликнул со своего портрета чрезвычайно довольный Финеас Найджелус.