Условие выхода (гет)

"В результате ваших активных действий восстанавливается способность двигаться дальше". Карта Воин, колода Симболон.

 

— Больше я не буду верить тебе на слово, — заявила Гермиона, открыв глаза и отогнав демона, усердно капавшего на неё ледяной водой. Демон обиженно шарахнулся.

 

Под затылком и спиной Гермионы возмущенно вздрогнул тёплый лохматый бок, в поле зрения слева вплыл длинный козий профиль и укоризненно уставился драгоценным глазом — близко-близко.

 

— Да-да, — сказала Гермиона, отстраняя профиль обеими руками, — если бы ты сразу рассказал мне, что ты задумал, я бы взяла твою мантию с лепреконовыми монетами, ты бы обернулся, я бы к тебе привязалась какой-нибудь верёвкой, чёрт возьми, вместо того, чтобы страховаться бедным Глотом!

 

В поле зрения справа вплыл фас, рыжий и круглый, и веско заявил:

 

— Мяу.

— Я об этом и говорю! Мы бы сразу поскакали, не пришлось бы тащиться пешком, терять время и силы. Но ты!

 

Она постучала согнутым пальцем в белый лоб около рога.

 

— Ты же не можешь не выпендриваться…

 

Единорог фыркнул ей в лицо тёплым молочным духом и снова повёл боком — вставай, мол, раз очнулась.

 

— Встаю, встаю, — проворчала Гермиона, с трудом поднимаясь. Сделала попытку погладить демона.

— Спасибо, маленький. Прости за грубость, это меня Малфой рассердил…

 

Её что-то легонечко укололо пониже спины справа. Она взвизгнула, схватилась за уколотое место, отскочила, обернулась — единорог стоял, почти касаясь спиной свода тоннеля, нагнув голову и недвусмысленно уставив рог.

 

— Ты ещё и бодаешься! — сказала она . От резких движений у неё опять закружилась голова, и она ухватилась за вогнутую стену тоннеля, — нет, чтобы извиниться… А где моя сумка?

 

На запястье болтался обрывок цепочки. Единорог замекал от ужаса.

 

— Не нужно так расстраиваться, — утешила его Гермиона, — пока ты зверь, тебе не нужны ни штаны, ни волшебная палочка…

 

Единорог раздул ноздри, взрыл копытом каменный пол тоннеля и снова уставил рог. Живоглот сжался в клубок, сверкая глазищами, а демон почти погас от огорчения.

 

— Паникёры, — сказала им Гермиона, — за кого вы меня принимаете? На сумке заклятие Нетеряемости, нам надо только подождать немного, и она сама к нам приползёт. — Она посмотрела на демона, — сделаешь нам водички? Сил нету колдовать…

 

Силы у неё были, хотя чувствовала она себя нехорошо. Но пусть малыш сделает что-нибудь полезное.

 

Демон заскакал от стенки к стенке, обнаружил валун с округлым углублением в середине и быстро набросал туда ледышек. Ледышки растаяли, заполнив углубление хрустальной водой. Кот немедленно принялся лакать.

 

Единорог многозначительно посмотрел на Гермиону.

 

— Не буду я тебя обращать, — сказала она, — ты же голый.

 

Он игриво махнул хвостом, чуть не сметя Живоглота, и вопросительно склонил голову набок.

 

— Да, стесняюсь. Поэтому будем ждать, пока прибудет твоё имущество. Кроме того, ты в таком виде очень красивый.

 

Единорог поклонился.

 

— А главное, молчаливый.

 

Единорог обиделся и пошёл к поилке, где тут же сцепился с Живоглотом из-за места, а демон опустился до уровня подбородка Гермионы и сотворил для неё персональный водяной смерчик.

 

— Красота какая, — сказала Гермиона, — даже жалко пить.

 

От смущения демон чуть было не вскипятил смерчик, но овладел собой и гордо замерцал. Тут Гермиона вспомнила, что демон ведь сидел у неё в кармане, обмотанный ватой.

 

— Как же ты выбрался, чудо?

 

Ватный кокон всё ещё был в кармане, но и кокон, и сам карман были прожжены насквозь.

 

— Ничего себе! — сказала Гермиона и ощупала ногу сквозь джинсы. На ноге, как ни странно, ожога не оказалось. Демон, видимо, не мог решить, гордиться ему или стыдиться, и, на всякий случай, просто потускнел.

 

Гермиона допивала смерчик, когда со стороны входа в тоннель послышался усиленный эхом шорох и металлическое звяканье. Живоглот немедленно сжался в комок, настропалил уши и уставился на вход в тоннель. Волоча за собой обрывок цепочки, в тоннель вползла сумочка — чуть потрёпанная, но целёхонькая.

 

— Я же говорила! — торжествующе воскликнула Гермиона, — умница моя, пришла!

 

Сумочка доползла до ступни Гермионы, уткнулась и замерла. Было полное впечатление, что она дышит, будто загнанная лошадь.

 

— Бедная моя, — Гермиона подняла сумочку и принялась то ли отряхивать, то ли оглаживать её ладонью, — досталось моей умнице…

 

Единорог возмущённо фыркнул, но Гермиона не велела ему мешать и продолжила возиться с сумочкой. И только очистив её и удостоверившись в отсутствии серьёзных повреждений, достала Малфою его вожделенные шмотки…

 

Тоннель шёл под уклон, поэтому идти было легко, но, чёрт возьми, долго. Малфой даже предложил обернуться снова и, так уж и быть, повезти Гермиону на себе, но тоннёль был слишком низок для единорога, даже без всадника. Они устали до изнеможения, но страшно было подумать о том, чтобы делать привал в тоннеле — длинном, низком, освещённым только светом палочек и мерцанием демона. Начало и конец тоннеля терялись в непроглядном мраке, от которого было трудно дышать.

 

Живоглот так устал, что при каждом шаге, казалось, повисал на собственных лопатках. Лучше всех было демону, восседавшему на макушке Гермионы и сумочке, повисшей у неё же на запястье.

 

Кот вдруг хрипло мякнул и пошёл быстрее.

 

— Выход, — сказала Гермиона.

— Где?

— Впереди.

— Не вижу.

— Я тоже, но Глот не ошибается.

 

Ещё через полчаса ходьбы впереди забрезжил свет — своеобычная серная заря, смешанная с какими-то розоватыми отблесками, то притухающими, то разгорающимися. Выглядело это странновато и жутко, но всё же это был свет, а значит, выход, и Гермиона и Малфой зашагали быстрей. Но на выходе им пришлось остановиться.

 

— Лучше бы твой кот ошибался, — прокричал Малфой, перекрывая шум потока, — хотя бы изредка.

— Как тебя впечатлило,— крикнула Гермиона, — ты разве не дочитал до Пятого Круга? По-моему, в книге очень точное описание.

— Описание точное, — согласился Малфой, — но одно дело прочитать, а другое, знаешь ли, узреть. Воочию.

 

Крутой обрывистый склон начинался почти под ногами, сразу за узким — двоим не разойтись — карнизом. По правую руку невдалеке грохотал, скакал по обрывам бешеный горный поток, волоча песок и камни и исходя паром и брызгами. Тремястами футами ниже поток впадал то ли в озеро, то ли в болото, тоже курившееся паром. От испарений видимость была никакая, но вдалеке, на невидимом противоположном берегу, возгорались и гасли два багровых огня, окрашивая весь туман в тусклый багрово-розовый цвет. На скалах горели серо-синие огни, и от сочетания багрово-розового тумана и ни черта не освещающих серных языков мгновенно начала болеть голова и заныли глазные яблоки. И это если не брать во внимание сильнейшую серную вонь и затхлый горячий смрад, поднимающийся от болота. Гермиона почувствовала, как у неё на макушке завозился демон, стараясь, видимо, зарыться поглубже ей в волосы. Она зажмурилась, развернулась и ощупью вошла обратно в тоннель. Малфой последовал за ней.

 

— Как мы пойдём, непонятно, — сказала Гермиона, усевшись на круглый валун спиной ко входу, — не топать же по болоту с завязанными глазами.

— Кот твой нас проведёт, — хмыкнул Малфой, — он остался там, осматривается. Ему, похоже, здешние световые эффекты нипочём.

— Он же кот, — сказала Гермиона, — он вообще красных тонов не видит.

— Так что же, он не знает, что он рыжий? — удивился Малфой.

 

Гермиона подумала и ухмыльнулась

 

— Наверное, не знает, — согласилась она, — может быть, он думает, что он зелёный? Или синий.

— Потрясающе, — мечтательно сказал Малфой, — синий кот. И синие Уизли — все, от мала до велика. И так будет со всеми предателями крови — они все посинеют, рано или поздно…

— Заговариваешься, враг мой.

— Это от усталости и голода. Потому что ты меня не кормишь и спать не укладываешь. Только и знаешь, что верхом ездить…

 

В тоннель, пошатываясь, вошёл Живоглот, лёг и закрыл глаза передними лапами.

 

— Всё, — решительно сказал Малфой, — воля ваша, мистрис Гермиона, а мы с этим рыжим-синим дальше не пойдём, пока не отдохнём.

 

Живоглот завил хвост штопором, не открывая глаз.

 

— Да, верно, — сказал Малфой, — пока не отдохнём и не поедим.

 

Гермиона подняла глаза вверх, в направлении собственной макушки.

 

— А ты, — спросила она, — тоже бастовать собрался?

 

Демон, как всегда, оказался штрейкбрехером — с готовностью, хотя и с трудом, выпростался из её волос и в мгновение ока привычно сотворил ледяной котелок. Гермиона полезла в сумочку, достала кофе, крекеры и пакет сухого супа. Малфой поднял брови. Когда же Гермиона высыпала суп из пакета в котелок, он возмутился:

 

— Ты чем мужчину кормишь, Грейнджер?

 

Она сунула ему под нос пакет из-под супа.

 

— Читать умеешь, мужчина?

— Суп, — с отвращением прочитал Малфой, — мясной, с грибами и укропом. — Он потянул носом, — там ещё какие-то ингридиенты. Поверь мне, Грейнджер, совершенно несъедобные.

 

Гермиона помешала суп, открыла банку консервов для Живоглота и опять помешала суп. Малфой молча ждал.

 

— Если бы ты знал, — сказала она, — тогда, десять лет назад, когда мы прятались по лесам, скольких ошибок удалось бы избежать, если бы я могла более-менее нормально кормить мальчишек! И если бы ты знал, как я жалела, что не догадалась сунуть в сумку ящик тушёнки и мешок таких вот пакетов с супами, ведь было же место! И когда всё уже закончилось, я себе поклялась, что никогда в жизни больше не пущусь в дорогу без тушёнки и супов.

— Ну да, — проворчал присмиревший, но неукрощённый Малфой, — ты поклялась, а я теперь страдать должен.

— Ну и запасся бы подходящим провиантом, — пожала плечами Гермиона, — ты же знал, что я маггла. Стало быть, и еду ем маггловскую.

— Я и предположить не мог, что нам понадобится еда! Хотя ты права, сам виноват. Пора бы уже знать, что если выходишь из дома с гриффом, то вряд ли успеешь домой к обеду.

— Зато сумеешь пообедать в любом другом месте, — подхватила Гермиона, вынимая из сумки суповые чашки, — даже в Аду!

— Аминь, — заключил Малфой и взял свою чашку.

 

Они съели суп. Малфой больше не выступал, видимо, слишком устал. Живоглот задрых кверху пузом, Гермиона зарядила очередной котелок кофе, а Малфой вынул из кармана портсигар и флягу.

 

— Провиантом я не запасся, — сказал он, — но есть малая польза и от меня.

 

Они долго дымили и пили кофе с огневиски, разлёгшись на спальных мешках и глядя в темноту тоннеля. От входа, от горячего горного потока тянуло теплом, и путников незаметно разморило. Малфой заснул на полуслове и с дымящейся сигаретой в зубах. Пришлось превозмогать дремоту, вынимать у Малфоя сигарету, и тушить её, и свою сигарету тоже. Все эти усилия были так утомительны, что Гермиона не заметила, как уснула.

 

Или не уснула? Во сне она неслась вниз по горной тропе, по опасным обрывам, вдоль горячего ручья, вниз, к болоту, глядя только под ноги, не глядя по сторонам. И было болото в розовом тумане, из тумана вышел бесформенный, чёрный, мокрый, длинный. Туман горячий, а он холодный, мёртвый. Гермиона шагнула к нему, а он отступил назад, в болото, в тепло.

 

— Руку, — крикнула Гермиона, и её голос увяз, заглох в тумане, — Северус, дайте мне руку, я выведу вас отсюда!

— Холодно, — ответил он, — с тобой холодно…

— Я вас согрею!

— Холодно…

 

Нужно развести огонь. Гермиона подняла палочку, но тут сообразила, что поджигать здесь нечего. Ни деревьев, ни травы, вода и глина…

 

Она сорвала с себя мантию и подожгла её. Мантия вспыхнула ярко, потом затлела.

 

— Идите сюда, — сказала она, — здесь огонь, тепло.

 

Он приблизился, ступая деревянно, как зомби из второсортного фильма. Протянул к огню скрюченные пальцы. Человеческие, слава богу пальцы, не клешни, не щупальца. Но они отвратительней любых клешней, потому что мёртвая плоть треснула, и в трещинах светят кости. И сухие остатки волос прилипли к черепу, и глина в пустых глазницах, и сквозь лохмотья чёрной мантии видны рёбра. И смрад.

 

И зачем её сюда занесло? Вот за этим?

 

Наверное, она произнесла это вслух, потому что он покачнулся и вдруг повернул к ней лицо. Шевельнулась нижняя челюсть с обнажёнными зубами, голос раздался — откуда? Как он говорит, у него же нет ни губ, ни языка!

 

— Прочь.

 

Ух ты, обиделся.

 

— Профессор, вы себя в зеркале видели?

 

Он видимо, озадачился. Неподвижно смотрел на неё наполненными глиной глазницами, даже забыл, что ему холодно.

 

— Понимаете, если бы вы сейчас увидели себя в зеркале, вы бы не стали обижаться на то, что девушка сомневается. Уж очень у вас вид… сомнительный.

— Наглая… девчонка…

— Ну слава богу, ругаетесь. Хоть понятно, как вы угодили в Болото Гневных. А то ходите, как неживой.

— Ду..ра, у..хо..ди…

— Чёрта с два! Вместе с вами!

 

Она схватила остов его руки. Он не сделал попытки вырваться, но снова проговорил:

 

— У..хо..ди о..па..с..но..

— Ах, вот почему вы меня гоните. Ну, пусть только кто-нибудь сунется, — она вынула палочку, — пойдёмте.

 

В тумане послышался приглушённый, но громкий плеск и скрип, как от чего-то большого. Исполинская двойная тень сгустилась из тумана — тень огромной лодки и огромного человека. Берег сотрясся два раза — когда чёлн причалил к берегу, и когда человечище выпрыгнул из чёлна.

 

Ужасно грязный человечище и ужасно уродливый. На память Гермионе пришёл неподражаемый дерьмодемон из фильма "Догма", но дерьмодемон был нормального человеческого роста, а этот раз в пять выше. Стало быть страж Пятого Круга, как его, Флегий, кажется.

 

Во лбу исполина светился красным светом единственный глаз. Дерьмодемон-переросток с Багровым Оком во лбу. Офигеть…

 

Флегий подошёл ближе, громко плюхая полужидкими ножищами, и стало видно, что слеплен он не из дерьма, а из глины, что логично. Уж чего-чего, а глины кругом хватает.

 

Флегий начал медленно наклоняться, протягивая капающую глиной ручищу к Снейпу.

 

— На место, грешная душа, — сказал он. Голос у него был вполне громовой, да вот дикция подкачала. Да и какая может быть дикция у существа, чей рот сделан из полужидкой глины?

 

Но рука у него была огромная и наверняка сильная. Гермиона поколебалась — очень уж несуразным выглядел этот недоделанный голем, жалко его было — потом всё же подняла палочку:

 

— Stupefy!

 

Ага, сейчас. Флегий продолжал наклоняться, даже глазом не повёл в сторону Гермионы. На лбу у него Гермиона разглядела куфические письмена, неестественно чёткие на текучей глине — четыре буквы. Действительно, самый настоящий голем.

 

— Глу..па..я дев..чон..ка, — проскрипел Снейп.

— Вы-то больно умны, — огрызнулась Гермиона, — хотя бы отойдите в сторону, он же сейчас вас схватит!

— Ме..ня, не те..бя…

— А и шли бы вы с вашим благородством! — в сердцах сказала Гермиона, и заорала на Флегия:

— Incarcerous! Incendio! Bombarda!!!

 

Флегий, видимо, почувствовал некий дискомфорт и, чтобы избавиться от раздражающей помехи, плюнул в Гермиону глиной, да так метко, что сбил её с ног. Сам же преспокойно сграбастал Снейпа поперёк туловища и начал неторопливо сжимать пальцы, приговаривая:

 

— Нельзя убегать… нельзя…

 

Оглушённая, полузадушенная глиной Гермиона просипела "bombarda maxima", в ответ на что проклятый голем только крепче сжал пальцы. Послышался хруст и сдавленный стон, и к горлу Гермионы подкатила тошнота.

 

Плохо соображая от гнева и бессилия, Гермиона подняла палочку:

 

— Adesco …

 

Сзади послышался раскатистый грохот, звонкий топот, пронзительный свист и воинственный мяв. Голем застыл в нерешительности, потом начал медленно поднимать голову. Убедившись, что давить Снейпа он пока больше не собирается, Гермиона обернулась.

 

Вниз по обрыву галопом шёл единорог, буквально перелетая с уступа на уступ и гоня перед собой ручей из мелких камней. В зубах единорога болталась бисерная сумочка. На спине у него восседал рыжий котище с горящими глазами и испускал грозные вопли. А впереди всёх со свистом рассекала воздух досиня раскалённая искра.

 

Гермиона обернулась, взглянула на исписанный лоб глиняного палача и закричала демону:

 

— В лоб! Бей в лоб!

 

Не синяя уже, а фиолетовая от накала искра наддала и со всей дури вмазалась голему в лоб. Взрыв оглушил, ослепил, осыпал глиняными ошмётками. Гермиона упала ничком, уверенная, что и глиняному киборгу, и храброму малышу непонятной природы пришёл конец. Интересно, как выглядит смерть в Аду?

 

Наступила тишина, и Гермиона осторожно подняла голову.

 

Единорог ошалело мотал головой, Живоглот одновременно нервно вылизывался и злобно шипел, а демон выписывал стремительные фигуры высшего пилотажа вокруг башки Флегия.

 

Голем стоял, покачиваясь и тупо глядя перед собой одиноким оком. На лбу его, на месте первой из четырёх угловатых букв дымилась дыра. Его рука безвольно разжалась и уронила остов Снейпа в жидкую грязь. Гермиона — откуда силы взялись — метнулась к останкам зельевара, вцепилась ему в лохмотья и, просипев:

 

— Все назад! — стала отползать от шатающегося чудовища со всей возможной быстротой, волоча чертовски тяжёлые снейповы кости.

 

Единорог и кот тоже стали пятиться, и тут голем рухнул навзничь, и, вместо того, чтобы разбиться или расплескаться, стал уменьшаться и одновременно уплощаться, и через мгновение на земле лежал предмет, более всего похожий на очень грязную простыню.

 

Разом обессилев, Гермиона уткнулась лбом в лохмотья мантии Снейпа и вскоре ощутила на голове прикосновение ледяной ладони.

 

— Мо..лод..цы, — проскрипел мёртвый голос. Видимо, не хватило сил на то, чтобы сказать "выше ожидаемого"…

 

Гермиона всхлипнула и накрыла его руку своей ладонью. Рука исчезала, таяла, как и лохмотья, и кости, и вскоре осталась только чёрная жемчужина. Гермиона сжала её в кулаке.

 

Тут её схватили за плечи, рывком подняли на ноги и принялись немилосердно трясти.

 

"Ага, — сообразила она, — значит, я не сплю. Иначе от такой встряски обязательно бы проснулась".

 

Драко Малфой, красный и злой, каким она его никогда не видела, тряс её, как грушу, и выражался. Судя по звукам, на парселтанге. Сукин кот Живоглот прохаживался около и приговаривал что-то вроде: "та-а-ак её, та-а-ак, пр-р-р-а-а-а-авильно". По крайней мере, понять его было легче, чем Малфоя.

 

— Малфой, — выговорила Гермиона сквозь тряску, — да ты змееуст. Вот он, момент истины!

 

В злобном шипении Малфоя прорезались понятные слова:

 

— Ты что творишь? Ты что творишь, Грейнджер?!

 

— Да подожди ты, — Гермиона вырвалась из рук Малфоя и легонько отпихнула Глота, — я не нарочно! Я вообще не знаю, как оказалась здесь! Я была уверена, что сплю!

 

Малфой ущипнул её за руку — с удовольствием. Гермиона дала ему по рукам.

 

— Я и так уже поняла, что не сплю! А вот вы как сюда попали?

— Галопом, — объяснил Малфой.

— Это я видела. Красиво было, глаз не отвести.

 

Малфой слегка смягчился.

 

— Живоглот нас с демоном разбудил. Бегал и орал. Я вскочил, чтобы его убить, смотрю, а тебя нет. Я бросился к выходу и увидел, что ты внизу кокетничаешь с каким-то скелетом, а по болоту к вам подбирается этот, — он кивнул на странные останки Флегия. Тогда я собрал лагерь в сумку, чтобы не бегать туда-сюда…

— Нормально! — возмутилась Гермиона, — нет, чтобы мчаться мне на помощь сломя голову!

— Я оценил его скорость, и понял, что минут пять форы у меня есть. Как видишь, мы успели.

— Едва-едва.

— Но успели же, и как успели! — он снова посмотрел на простыню. — Слушай, как так получилось? Почему он стал простынёй? Он же голем, я видел у него надпись на лбу, он должен был просто стать глиной!

— Не знаю, — Гермиона пожала плечами, — у классического голема, если помнишь, на лбу было три буквы, читались они как "эмет" — истина. Когда его создатель стёр первую букву, осталось слово "мет" — мертвец. И голем погиб. Но у этого на лбу было четыре буквы! А когда осталось три, он превратился в простыню!

 

Малфой посмотрел на стену тумана.

 

— Это ведь Стигийское болото, так?

— Да, место наказания гневных и унылых.

— Ну, я не знаю. Допустим, что у него на лбу было написано слово "гнев". Хотел бы я знать, каким образом оно превратилось в слово "простыня"…⁽¹⁾

 

Малфой посмотрел на вылизывающегося Живоглота, на демона, всё ещё не остывшего, ярко-оранжевого, на сплошь залепленную глиной Гермиону и вдруг спросил:

 

— Что у тебя в руке? Неужели...

 

Гермиона разжала кулак. На ладони у неё матово засветилась жемчужина.

 

— Сумасшедший дом, — сказал Малфой. И полез в сумочку за одеждой.

 

Гермиона снова сжала кулак и приложила его к щеке. Жемчужина в кулаке, казалось, чуть заметно пульсировала. Гермиона улыбнулась.

 

---

1) — могу объяснить. Слово "гнев" обозначается четырьмя буквами и читается, как "кцефА". Убираем первую букву "куф" и получаем слово "ципА" — "покрывало" :)

Вернуться к тексту