Под кроной Ясеня (джен)

Дверь с грохотом отворилась и повисла на одной петле. Донни, все еще державший бесчувственное тело феи (положить ее в этом свинарнике все равно было некуда), встревоженно обернулся. За дверью стоял... стояло что-то вроде дерева в два обхвата толщиной. Ширина проема не позволяла увидеть создание целиком, но и так оно производило впечатление: змеившиеся вокруг мощного узловатого ствола не то сучья, не то корни, казалось, жили собственной жизнью, грубое лицо не сразу угадывалось в наплывах коры, единственный желтый глаз смотрел подозрительно и злобно.

Оглядев сгрудившихся в мельнице фейри, древесный монстр проскрипел что-то невнятное, но повелительное. Будущие ученики начали собирать свои вещи и продвигаться к выходу. Те, кого Рей называла Старшими, шли первыми, прочие почтительно дожидались своей очереди. Сообразив, что это конечная станция, Донни торопливо подхватил рюкзак и принялся собирать рассыпавшиеся пакеты. Очередь тем временем редела: насколько можно было разглядеть за мохнатыми и крылатыми спинами, привратник жестами распределял всех прибывших на четыре группы — по числу уходивших куда-то вниз каменных коридоров.

Приметив, что Илмирн с дружками свернул в крайний левый, мальчик отказался от мысли следовать за ними и пристроился за группой человекообразных эльфов, направлявшихся ко входу в соседний тоннель. Но, стоило ему поравняться с привратником, как толстенный сук перегородил дорогу.

— Что? — от неожиданности Донни споткнулся и едва не упал.

Монстр снова громко скрипнул и подтолкнул мальчика в сторону крайнего правого коридора, куда спешили в основном брауни, паки и прочая мелюзга.

— Нет, — не зная, насколько разумен привратник и, если на то пошло, разумен ли тот вообще, Донни заговорил медленно и раздельно, активно жестикулируя обвешанной пакетами левой рукой (на сгибе правой он неловко, точно куклу, держал фею). — Не туда. Гринхэндс. Травники. Лечить. Она — учиться там. Я уходить. Я не эльф. Ошибка.

Если оживший ствол и понял хоть что-то, он никак этого не показал. Лишь издал короткий скрежещущий звук и еще настойчивее подтолкнул Донни к дальнему тоннелю. Мальчик заколебался, не зная, на что решиться. Спорить с этим громилой явно не имело смысла. Но идти вслед за учениками Пикси-Пика... А вдруг это будет значить, что он согласен с распределением, если это, конечно, оно и есть? И самый верный шанс быстро покончить с творящимся абсурдом окажется утрачен? Неизвестно, чем закончились бы эти размышления, но в этот момент Рей издала долгий дрожащий стон. Мальчик с ужасом посмотрел на свою легкую ношу, потом — на тоннель, в конце которого, вероятно, должен же был быть хоть кто-то из взрослых, потом снова на фею.

— Думаю, тебе лучше поторопиться, — сказала незаметно подошедшая давешняя девчонка с копытом, на ее лице было... нет, не вполне сочувствие, но определенно что-то вроде слабого благожелательного интереса, — твоя подруга вот-вот очнется, и лучше, если при этом будет целитель.

— Она мне не подруга, — буркнул Донни, но все же пошел в указанном направлении, сначала медленно, нехотя, а потом — все больше ускоряя шаг.

В коридоре было темно, хоть глаз выколи. Донни тут же споткнулся и больно приложился локтем о какой-то каменный выступ. Рей снова застонала.

— Потерпи! — нервно бросил ей мальчик.

Фея замолкла: не то послушалась, не то снова впала в беспамятство. Ориентируясь на далекие голубые огоньки, отмечавшие путь ушедшей группы, он осторожно пробирался вперед. Начал было напевать, остановился, но потом мысленно махнул рукой и продолжил. Так было хоть чуть-чуть, но спокойнее. Идти пришлось с четверть часа. Дважды Донни терял путеводный свет за поворотом и впадал в панику (хотя и ни за что не признался бы в этом). Наконец, коридор стал раздаваться в стороны, становиться светлее. Еще несколько шагов, и впереди показалась просторная комната с весело горящим камином и витражной дверью в дальнем углу. По облицованным деревом стенам плясали тени. Перед огнем стоял видавший виды письменный стол, а за ним в потертом, уютном даже на вид кресле сидела крохотная сгорбленная старушка.

— Ну слава Богу! — искренне воскликнул Донни и, ускорив шаг, подошел к незнакомке. — Мэм, пожалуйста, этой фее нужна ваша помощь!

При первых его словах старушка вздрогнула и поморщилась, точно от булавочного укола, но тут же взяла себя в руки и переключила внимание на Рей. Внимание это, впрочем, было не совсем того рода, на которое рассчитывал Донни: крепко ухватив бесчувственную фею за одно крыло, она повертела ту так и эдак перед своими подслеповатыми глазами, неодобрительно цокнула языком и убрала маленькое тельце... в ящик стола, после чего принялась искать что-то в толстенном томе с оклеенной листьями камыша обложкой:

— Посмотрим... посмотрим... — бормотала она. — Ага! Место жительства — Коттингли, вторая дочь семейства Эпплвуд. Вид — цветочная фея... Отчислена по состоянию здоровья. Причина... м-м-м... вероятно, недостаток почтительности... — старая леди принялась писать что-то в своей книге.

— Мэм! — перебил ее бормотание Донни. — То есть как? Как это — отчислена?! Разве ей нельзя помочь?

— Ну конечно ей помогут, мой мальчик, — старушка посмотрела на него благожелательно. — В ящике полно сонной пыльцы, завтра или в крайнем случае послезавтра я попробую уговорить дежурного целителя посмотреть, что да как. Но это — не место для пикников, и мы не можем рассчитывать на то, что увечное создание благополучно осилит учебную программу Пика. Чтобы копать, нужны две ноги, например. Позже родственники смогут забрать ее домой, не стоит так волноваться. Давай-ка лучше оформим тебя. Итак, место жительства — Лэйвенхэм, верно? Первый сын семейства Керк, так? Вид — спригган-квартерон. Школьное прозвище... м-м-м... ты уже выбрал себе какое-то? Или нужна помощь?

— Я не... — начал было Донни, но вдруг опомнился. — Стоп! Сдайте назад, мэм! Прежде всего, я не этот... как его... не стригган, я человек, и...

— Спригган, — наставительно поправила его старушка. — Ты зря сомневаешься, милый. Ты самый что ни на есть очевидный спригган, только посмотри на свою фигуру! Кровь матери, конечно, дает о себе знать, но при минимальной корректировке биологических вероятностей... Ты ведь видел Высокого Дуба, нашего старшего воспитателя? Он тоже был подменышем и походил на смертного, когда приехал в Шейдихиллз, а как вырос!

— Вы имеете в виду того громилу в дверях? Он — спригган?!

— Конечно. По правде говоря, всего на одну восьмую, но иногда так бывает: чары подмены оказались слишком стойкими, и наследственность дала о себе знать только через два поколения... Ладно, прозвище себе выберешь позже, только не слишком медли, мой тебе совет, иначе что-нибудь может пристать само. Школьные шутки бывают довольно жестоки, а навязанные другими имена — неблагозвучны, знаешь ли. А пока давай подумаем, с кем тебя лучше поселить. В этом году в Пике много интересных новичков и...

— А подумать насчет того, чтобы я прямо сейчас отправился домой к родителям, мы можем? — со слабой надеждой спросил Донни. — Или хотя бы о том, чтобы меня определили не в самый лоховской колледж?

Старушка пожевала губами, на ее сморщенном личике мелькнула обида.

— Пик — не... как ты это назвал... лоховской колледж, — запальчиво возразила она. — Многие уважаемые фейри учились здесь. Я, например. Конечно, здесь есть и свои... м-м-м... слабые стороны. Но для юного сприггана нет лучшего места, чтобы усвоить культуру сообщества фейри и раскрыть свои возможности.

— Давайте вернемся к тому, что я предпочел бы быть человеком, а не «юным спригганом», — не дал себя сбить Донни. — Что там у меня с возможностью выбора?

— Эм... ну, строго говоря, она есть, — неохотно признала старушка. — В разумных пределах, конечно. Видишь ли, милый, людям, даже нечистокровным, в отличие от фейри, свобода присуща изначально, и для того, чтобы соблюсти этот принцип, приходится в каждом правиле оставлять небольшую лазейку, иначе они находят ее сами. Твоя нынешняя возможность заключается в моей природе. В частности — в том, что мой сорт отсутствия свободы вынуждает меня помогать в исполнении их мечтаний людям, которые жили праведно.

— Праведно? — разочарованно переспросил мальчик: уж кем-кем, а праведником он не ощущал себя совершенно. — В смысле, не крал, не лгал и все такое?

— Лгал? — старушка на миг задумалась, точно припоминая значение этого слова. — А, ты о той странной способности людей отделять свои слова от своих же мыслей? Это отвратительно и неестественно, конечно, но речь о другом. Праведность есть соблюдение правил.

— Вроде того, чтобы не спрашивать чужих имен и не дарить никсам черных коз? — сообразил Донни. — Я не дарил, если что.

Старушка рассмеялась мелким заливистым смехом.

— Ох-х-х, ну и уморил ты меня, дорогой! — проговорила она, наконец, заметив недоумение новичка. — Кто тебе сказал такую глупость про никсов? Коз им дарить можно и даже нужно, иначе как же они научат тебя играть на флейте? Но в общем и целом ты мыслишь в верном направлении. Осталось выяснить, не нарушал ли ты правил, важных для моего рода.

— Для вашего? А вы, собственно, кто? — не слишком тактично поинтересовался кандидат в «юные спригганы» .

— Кто я? — собеседница покачала седой головой, скорее с сожалением, чем с обидой. — Знаешь, я все больше убеждаюсь, что тебе просто необходимо здесь учиться. Просто поразительное невежество! Можешь называть меня Бабушкой.

— А, бабушка — это хорошо, — кивнул Донни, почувствовав себя несколько увереннее. — Я никогда не воровал шоколад из буфета и не снимал шапку в мороз, этого хватит?

— О, я не такая Бабушка, — собеседница вдруг улыбнулась, и от этой холодной лукавой улыбки мальчик непроизвольно вздрогнул. Ему вспомнилась Рей, брошенная, точно сломанная игрушка, в ящик стола. Вспомнилось предупреждение старой Джералдины, остерегавшего его играть с фейри в игры и судить о них по человеческим меркам. Если он окажется... это... праведен — все ясно, но что будет, если нет?

Старушка... нет, Бабушка, тем временем выбралась из своего кресла и подошла к нему. Вблизи она оказалась еще меньше: ее остренький подбородок был как раз на уровне ремня Донни. Но даже при этом мальчику потребовалось немало мужества, чтобы не отшатнуться. Теперь, когда больше не слепило пламя очага, личина добродушной человеческой ветхости поблекла. Стали видны заостренные уши и хищный крючковатый нос, сложное переплетение седых волос, гладко подобранных спереди и достигавших пола за ее спиной. То, что прежде казалось старомодным бархатным платьем, предстало живым мхом, причем нельзя было сказать, носила ли старая фейри его как одежду или он рос у нее прямо на теле. Но самыми странными были глаза: золотисто-зеленые, точно просвеченная солнцем листва, строгие, даже требовательные. Казалось, что сквозь маску старухи смотрит существо, не имеющее возраста.

— Случалось ли тебе выдавать тайны бессознательной жизни твоего тела? — понизив голос, спросила она. — Рассказывал ли ты кому-то свои сновидения?

— Н-нет, — неуверенно ответил Донни и тут же понял, что сказал чистую правду.

— Хорошо, — к Бабушке вернулась крохотная доля ее прежней благожелательности. — Не рубил ли ты живого дерева? Не взрезал ли коры, чтобы добыть сок?

— Э-э-э... нет.

— Нет? Что ж, ты не безнадежен. Можешь поднести мне дар.

Донни лихорадочно размышлял. В инструкциях, которые ему дали, определенно ничего ни о каких дарах не было. Но она явно ждет и... Так, никсам дарят черных коз, но и она явно не никс... никса, и козы у него нет... в сущности вообще ничего нет, кроме чистого белья, целого арсенала амулетов против эльфов (бесполезных! бесполезных!) и порядком уменьшившегося в дороге запаса еды. Вряд ли ее устроит в качестве дара крест или кора рябины... или рябина все-таки устроит? Вроде бы она любит деревья?..

— Ну же, я жду!

«Еда, — думал Донни. — Чипсы? Точно нет... Может быть, йогурт? Кажется, в сказках кому-то из них наливают по ночам молоко... Бутерброды с сыром... Точно! Бутерброды с сыром и хлебом!».

От счастливой догадки он даже вспотел. Хлеб, ну конечно же! Чем во всех этих байках обычно связывают гостя, делая его своим? Хлебом и солью!.. Впрочем, если соль — это оружие против эльфов, то лучше, наверное, без нее. Путаясь в лямках, он сбросил рюкзак, принялся неловко рыться в бумажных свертках. Нужный не попадался целую вечность. Наконец, в очередном пакете нашлось кое-что даже получше бутербродов: несколько хрустящих домашних хлебцев. Вытерев перепачканные кровью Рей ладони о джинсы, мальчик взял один и с неумелым поклоном протянул Бабушке.

Та приняла подарок и даже поднесла его ко рту, но вдруг с ужасом воззрилась на хлеб, точно он превратился во что-то неизмеримо мерзкое или страшное, а потом бросила его на каменный пол и принялась топтать ногами. Когда от угощения остались одни крошки, она решительно двинулась к Донни. Тот невольно попятился, столько гнева было на ее лице.

— Как! Ты! Посмел! Запечь! В хлеб! Тмин?! — кричала она, на каждом слове встряхивая мальчика, точно куль с мукой, даром, что тот был почти вдвое выше и вчетверо тяжелее нее. — Убийца! Чудовище!

— Леди! Бабушка! — чувствуя, что левая рука, в которую вцепилась фурия, вот-вот сломается, он тщетно пытался разжать правой пальцы фейри. — Я не пек этот хлеб! Я вообще понятия не имею, как это делается, и уж точно не знал, что у вас аллергия на тмин!

— Аллер...что? — Бабушка перестала его трясти, зато впилась в лицо острым взглядом, не оставлявшим сомнений в том, что с ним будет, вздумай он хитрить.

— Ну, непереносимость! Как у вампиров на чеснок!

— У меня... как ты это назвал... аллергия на бездумную жестокость, юноша, — гнев в ее голосе сменился непритворной болью. — Возблагодари Бригиту, что это не ты испек эту мерзость... иначе даже не знаю, что бы я с тобой сделала, правила там или нет! Но и так... Ты ведь не лишен ни разума, ни способности сострадать, в самом-то деле! Я же вижу, что ты то и дело посматриваешь на мой стол — волнуешься за фею. Как при всем этом ты можешь быть так равнодушен к судьбе семян тмина? Еще живым отправиться в раскаленную печь — только представь себе эту невообразимую муку!

— Но это ведь всего лишь...

— Хватит! — старая фейри предостерегающе вскинула руку. — Лучше молчи, пока не договорился до совсем уж непоправимого! Больше никаких разговоров, никаких возражений и никаких последних шансов. Тебе необходимо усвоить жизненно важные вещи, и ты их усвоишь. В Пикси-Пике.

Повинуясь ее указующему жесту, Донни понурил голову и нехотя поплелся в направлении видневшейся у камина двери.

— Стой-ка, дорог... молодой чело... спригган, — догнал его окрик Бабушки. Обернувшись, мальчик увидел, что она спешит за ним, протягивая невесть откуда взявшийся матерчатый сверток. — В общежитие нельзя в таком виде. Не забудь надеть форму!

Машинально Донни развернул тонкую ткань и, не сдержавшись, непечатно выругался. Он держал в руках платье. Короткое зеленое платье, вроде того, что носила диснеевская Динь-динь, только размера сорок восьмого. И белый фартук к нему.

— У меня есть вариант не надевать этого? — помимо воли, его голос прозвучал почти жалобно.

— О, нет, — злорадно ответила Бабушка. — Никакого.