Под кроной Ясеня (джен)

— Один... два... коричневый из ателье... маленький из аптеки... Пропади все пропадом, ведь был же еще один! — миссис Керк с раздражением покосилась на гору магазинных пакетов и, не удержавшись, ткнула ближайший носком своей практичной черной туфли. По чисто вымытому кухонному полу с легким дребезжанием покатилась вывалившаяся консервная банка. Только что вошедший Донни проводил ее недоуменным взглядом.

— Ма-ам? Так что там с обедом? Скоро?

— Не начинай! — рявкнула миссис Керк, но, увидев обиженную мину сына, тут же смягчилась. — Извини, дорогой. С этими предшкольными закупками я сама не своя. Никак не могу вспомнить, куда я сунула сверток с формой Эндрю... Неужели все-таки оставили в магазине...

Донни ехидно хихикнул. Мать, уже доставшая из посудного шкафа сковороду, вопросительно посмотрела на него.

— Да я ничего, — Донни успокоительно взмахнул рукой и завозился, пытаясь удобнее устроить на стуле свой объемистый зад. — Просто форма у них больно чудная. Неужто там все ходят в таких балахонах?

— Полагаю, если бы в них не ходили, их не включили бы в список, — миссис Керк поджала тонкие губы и принялась аккуратно нарезать лук. — Я сто раз тебе говорила: не смей насмехаться над братом. Это и неприлично...

— Все нормально, мама, — вошедший Эндрю уселся рядом с Донни и принялся с интересом листать свежекупленные учебники.

Миссис Керк с любовью оглядела сыновей. Родившиеся с разницей в два года, они мало походили друг на друга, разве что коротко остриженные волосы топорщились над лбом совершенно одинаково. Младший, Эндрю, пошел в нее, такой же высокий и, чего греха таить, нескладный, со смешинкой в близоруких серых глазах. Старший, Дональд, больше походил на отца — темноглазый, крупный, даже полный, но не рыхлый, сказываются занятия спортом. Черты лица тяжеловаты, если не считать неожиданного дерзкого разлета тонких темных бровей, придающих в остальном непримечательному лицу выражение вдохновенной надменности.

— Сутаны и правда дурацкие, — продолжал меж тем Эндрю. — Надеюсь, в школе не запрещают носить под ними джинсы.

— Иначе тебе придется привыкать к подолам, Дрю, — ухмыльнулся Донни, — а зимой, чтобы не мерзнуть, натягивать трусы с начесом.

— Я тебе сейчас затылок начешу, если не заткнешься, — беззлобно отозвался на подначку Эндрю.

— А кишка не тонковата? — фыркнул Донни.

За столом завязалась шуточная возня.

— Мальчики, потише! — одернула их миссис Керк. — Эндрю, живо вымой руки! Донни, сходи посмотри, не принесли ли почту.

Из холла мальчик вернулся с целой кипой газет и длинным конвертом из грубой коричневой бумаги.

— Положи на комод, — велела ему мать. — Папа посмотрит, когда вернется.

— По-моему, это не ему, — растерянно пробормотал Донни. — Здесь стоит мое имя.

— Ну-ка, дай! — Миссис Керк поспешно выключила огонь под сковородой и потянулась к конверту. Этим летом она была настороже относительно необычных писем. Не то чтобы приглашение в школу-интернат при Йоркском теологическом университете св. Джона было таким уж неожиданным: с тех пор как Эндрю исполнилось три, она не сомневалась, что он унаследовал от деда не только детали внешности. И все-таки без некоторой нервозности не обошлось. А теперь еще вот это.

Обратного адреса на конверте не было, как, впрочем, и адреса получателя. Одно лишь имя — «Донни Керк».

— Вот будет прикол, если я тоже "духовноодаренный отрок"! — с деланным равнодушием обронил Донни. К «особенностям» брата он всегда относился со снисходительностью, точно к забавному недостатку, но и не без тайной нотки ревности. Все-таки круто в одиннадцать лет точно знать, чем ты собираешься заниматься в жизни... даже если это занятие — такая занудь, как миссионерство в Камбодже.

— Балда! — снисходительно отозвался Эндрю. — А крест где? И почему написано от руки?

Миссис Керк аккуратно вскрыла конверт ножом для писем. На клетчатую скатерть выпал лист падуба и сложенный вдвое обрывок бумаги. На последнем обнаружилось лишь несколько слов: «31 августа. Заброшенная мельница у Коттингли. Приходи один».

— Коттингли? Что это? Донни, ты понимаешь о чем речь?

Донни только пожал плечами.

— Кажется, это деревня в Йоркшире, — сказал Эндрю. — Я что-то такое про нее читал. Вроде бы две девчонки сфотографировали там фей. Но это был розыгрыш.

— Может быть, это намек, что меня тоже разыгрывают? — нахмурил лоб Донни. — Правда, не знаю, кому такая ерунда могла бы прийти в голову. Листья там, феи, мельница, деревня какая-то... Наверное, они думали, что я и правда, как дурак, пойду в это самое Коттингли...

— Долговато пришлось бы идти, — жизнерадостно заметил мистер Керк, заходя на кухню. — Эдит, дорогая, что там у нас на обед?

— Куда долговато идти, пап? — спросил Донни.

— В Kоттингли, конечно, — мистер Керк развернул свою газету. — Я бывал там пару лет назад по делам. Добрых двести миль в сторону Эдинбурга, если не больше. Кстати, а о чем вы говорили?

— Донни пришло странное письмо. Сам посмотри...

Миссис Керк обернулась к кухонной полке, на которой оставила конверт, и испуганно охнула. Вместо него обнаружилась лишь горка каких-то крошек, словно от печенья. Под ее оторопелым взглядом они сами с собой сложились в две строчки: «Скок-поскок, спицу в бок! Ждем тебя на закате». На слабеющих ногах женщина доковыляла до ближайшего стула и почти упала на него.

— Эдит? Тебе нехорошо? Может, вызвать доктора? — не на шутку всполошился мистер Керк.

— Н-нет. Не доктора. Кажется, нам нужна тетя Джералдина.

* * *

Джералдина Бортвик явилась поздно вечером, когда отчаянно сопротивляющихся мальчишек уже отправили спать. Миссис Керк, робея, налила тетке чаю и подложила на тарелку кусок свежевыпеченного пирога с ревенем. Мистер Керк смотрел на гостью исподлобья. За годы, минувшие со дня свадьбы, он почти свыкся с ее визитами, но так и не смог вполне простить старой леди ни ее эксцентричных нарядов, ни притязаний на некую сверхъестественную осведомленность... ни того, что эти притязания не раз и не два подтверждались фактами. Именно к миссис Бортвик деревенские, таясь от соседей, шли за советом, когда у кого-то бесследно пропадали удобрения из гаража, возникали подозрения насчет верности жены или три ночи к ряду гостил один и тот же сон. И именно ее дверь детишки, обмирая от восторга и ужаса, каждый Хэллоуин помечали черным крестом.

— Что у вас случилось, Эдит? Что-то с Эндрю?

— Нет, нет с ним все нормально!.. По правде говоря, я даже не уверена, что что-то вообще случилось, — миссис Керк нахмурилась. — Но видите ли, мэм... сегодня у нас было очень странное происшествие. Я думаю... вернее, нет, я уверена, что тут замешана... замешана...

— Магия, девочка, — старуха едва заметно улыбнулась. — Ты не подавишься, если произнесешь это слово. А теперь выкладывай все по порядку.

По мере того, как племянница рассказывала, миссис Бортвик ощутимо мрачнела.

— ...да еще это странное послание в придачу: спицу в бок и все такое! Это похоже на угрозу, вам не кажется?

— Эдит!.. — старая леди поболтала в стакане серебряной ложечкой, ее лицо выражало глубокую задумчивость. — Я вполне понимаю, что вопрос прозвучит странно, но я должна его задать. У нас в роду точно не было эльфов и фей. Но, возможно, по линии твоего отца... моя сестра ничего такого тебе не рассказывала?

— Не было... кого? — поразилась миссис Керк.

— Много лет назад мне уже доводилось встречать подобное письмо. Тогда вернуть ребенка удалось, но...

— Вернуть ребенка? Постойте, то есть Донни... моему Донни угрожает... Да он просто не поедет ни в какую Коттингли!

— Боюсь, поехать ему в любом случае придется, — мягко сказала миссис Бортвик. — Такие вещи нельзя игнорировать. Сначала начнут приходить письма с пугающими считалками. Потом станут исчезать куры, скиснет все молоко, захромают лошади...

— Куры? Лошади? Но у нас их нет!

— Значит, станут исчезать туфли и сломается машина. Есть излюбленные методы, но эти существа могут и проявить гибкость. Они будут портить ваши вещи, пугать странными звуками и видениями, насылать кошмары. А потом ваш сын просто исчезнет из своей кровати, и вы больше никогда его не увидите. Вы просили моего совета, и я настоятельно советую: Донни должен поехать. Тогда у нас останутся неплохие шансы его вернуть. Правда, если в нем есть кровь Добрых Людей, это будет сделать намного сложнее.

— Ничего подобного у моего сына нет! — отрезала миссис Керк.

— Это очень хорошо. Тогда нам понадобится...

Она не успел договорить: из глубокого кресла, где сидел хозяин дома, раздался сдавленный хрип. Мистер Керк выглядел так, словно вот-вот задохнется. Одной рукой он держался за горло, другой комкал газету. Его жена, охваченная тревогой за Донни, от неожиданности даже толком не испугалась. Лишь пробормотала:

— Коналл? Что с... сердце?

— Бабушка! — простонал мистер Керк. — Она ведь говорила!..

Миссис Керк, в голове которой сработал-таки переключатель, бросилась расстегивать мужу воротник и массировать руки, но миссис Бортвик остановил ее повелительным жестом.

— Что именно говорила ваша бабушка, Коналл? — строго спросил он.

— Она не любила мою мать, — мистер Керк говорил полушепотом, его лицо побагровело от неловкости. — Видеть ее не могла. Но мы все равно часто ездили к ней: она была стара и не могла уже управляться с домом самостоятельно. Однажды... мама чем-то расстроила ее. И бабушка принялась кричать. Говорила ужасные вещи. Совершенно бессмысленные. Что мама — не ее дочь, что ее подменили, когда та была младенцем. И еще бабушка сказала, что это... сделали эльфы.

— Эльфы?! — миссис Керк в ужасе уставилась на него. — И все эти годы, пока ты попрекал мою родню даром тети Джералдины и особенностями Эндрю, ты скрывал, что...

— Ради всего святого, Эдит! Ей было семьдесят шесть лет. Она часто не помнила, что ела на завтрак и как меня зовут. И потом... это же эльфы! Ты правда думаешь, что я верил хоть одному ее слову?

Миссис Керк словно онемела. Ее сотрясала мелкая дрожь. Наконец, она повернулась к родственнице и ломким голосом спросила:

— И что теперь?

— Теперь нам следует позвать Донни и все ему рассказать. К сожалению, в дальнейшем сделать что-то существенное для своего возвращения может только он сам.

* * *

— Так я не понял... что там будет? — Донни почесал затылок.

— Что-то вроде школы, — осторожно ответила миссис Бортвик.

— Эльф-Хогвартс? Круто! А меня научат стрелять из лука? А меч дадут?

— Ради твоей собственной безопасности надеюсь, что нет, — старая леди поневоле улыбнулась, но тут же вновь посерьезнела. — Самое главное, чтобы...

— Погодите! — вмешалась миссис Керк. — Так речь всего лишь о школе?

— Вряд ли к Шейдихиллз применимы слова «всего лишь». В некотором смысле это именно школа, где учится молодежь Добрых Людей. Полукровки, конечно: истинные эльфы долгожители, а порой и вовсе бессмертные, дети у них рождаются исключительно редко. Но надо ясно понимать, что проблемы, с которыми там можно столкнуться, отнюдь не сводятся к неудовлетворительным табелям и борьбе подростков за авторитет в классе.

— Истинные эльфы?! — воскликнул до сих пор терзаемый жесточайшим когнитивным диссонансом мистер Керк, но его реплику остальные участники разговора благополучно проигнорировали.

— Там есть злые существа? — беспокоилась его жена.

— Я бы сказала, что проблема много серьезнее. Там вообще нет добра и зла в нашем человеческом понимании. Мир фейри строится на принципиально иных законах, не все из которых нам понятны или хотя бы известны. То существо, которое кажется нам благородным и щедрым, при определенных условиях способно на величайшую мстительность, в то время как злобное и коварное создание можно подчинить себе и сделать своим защитником. Абсолютная непредсказуемость — вот главная опасность Шейдихиллз. Все время пребывания Донни в этом месте его положение будет подобно тому, в котором находится человек, бредущий по непрочному осеннему льду и не знающий, в какой момент под ногами разверзнется трещина и насколько глубоко окажется в этом месте.

— Но... — Донни явно растерялся. — Что мне делать? Вообще-то я не слишком хорошо... плаваю.

— Для начала — постоянно помнить о безопасности! — миссис Бортвик назидательно подняла скрюченный артритом палец. — Запомни пять простых правил. Первое. Все эльфы крайне обидчивы и самолюбивы, поэтому при любых условиях ты должен сохранять вежливость и спокойствие. Никакого хвастовства! Никакой самоуверенности! Может так случиться, что кто-то из них сочтет себя обиженным просто по мнительности, без всякой твоей вины. Ни в коем случае не пытайся оправдываться! Признай, что был неправ и почтительно принеси извинения...

— Как-то это... тухло.

— Тут весь вопрос, чего ты больше хочешь: добиться правды или выжить.

— Понял, — буркнул Донни. — Какие там еще правила?

— Второе. Ни в коем случае не соглашайся играть с ними ни в какие игры и не вступай ни в какие состязания. Ставки могут оказаться выше, чем ты думаешь, и, хотя большинство эльфов не способны к прямой лжи, по части двусмысленного обращения с правилами они непревзойденные мастера. Третье. На всякий случай всегда носи с собой что-то железное, лучше всего — крест или подкову, но без крайней необходимости не доставай оберег, так ты только разозлишь их. Еще может оказаться полезным пакетик с солью или кусочек коры рябины...

— А чеснок? — Донни нахмурил лоб. — Или он только от вампиров?

— Почему только от вампиров? В качестве приправы тоже нечего. Недавно меня угощали совершенно изумительным...

— Тетя!!! — рявкнула миссис Керк.

— Извини, Эдит, — покаянно отозвалась миссис Бортвик. — И верно, я не закончила. Четвертое….

— Погодите, — встревоженно прервал ее отец семейства. — А все эти железки, чеснок и прочее… Как Донни сможет пользоваться ими, если он сам... ну… эльф?

— Он ведь пользуется ими сейчас, верно? — старая леди улыбнулась. — Мы не знаем точно, как это работает, но, похоже, в случае нечистокровных фейри все зависит преимущественно от того, считает ли себя конкретное существо человеком или нет. И, конечно, если Донни однажды примет свою эльфийскую форму, ему все-таки придется перейти на деревянные ложки… Итак, о чем это я говорила? Четвертое. Никогда не принимай от фейри и не делай им никаких подарков, даже сущей ерунды. В их мире это порождает серьезные обязательства. Говорят, даже еда небезопасна: отведаешь ее, и назад дороги уже не будет.

— Но как же?.. — Донни с ужасом посмотрел на мать. — Нельзя есть? Совсем?!

— Какую-то провизию придется взять с собой. И, конечно, попытаться выполнить самое важное пятое правило: вернуться как можно скорее.

— И как же это сделать? Убежать? Бегаю я неплохо, но... — самокритично сказал Керк-младший. — Вот в глаз дать могу.

— Боюсь, что убежать из Шейдихиллз невозможно. И дать кому-то в глаз — это не лучшая идея. Нужно, чтобы они сами тебя отпустили. И для этого будет три возможности. Первая — во время вступительного испытания. Я не знаю точно, в чем именно оно состоит, но по его итогам будет решено, достаточно ли в тебе крови и магии Старших, чтобы ты мог считаться эльфом, и какой из четырех колледжей Шейдихиллз подойдет тебе больше. Если окажется, что ты не соответствуешь, тебя отправят обратно. Вторая возможность связана с успеваемостью. Не доберешь баллов в конце семестра — будешь отчислен. Третья, самая смутная, связана с поведением. Если окажется, что оно не совместимо с нравами их мира, то ты можешь быть изгнан из школы...

— О! — с непередаваемым облегчением откликнулся мистер Керк. — Мы можем положиться на моего мальчика, верно, Дон? Его исключили уже из четырех школ!

— Угу, — Донни сжал и разжал свои кулачищи, на его широком лице проступило мечтательное выражение. — Пара тройка разбитых стекол или что там у них, неприличное граффити на двери директорского кабинета...

— Нет и нет! — перебила его миссис Бортвик. — Директора твоих прежних школ не могли прочесть твоих мыслей, как и не считали, что лгунам нужно вырывать языки! Только попробуй схитрить — и ты пропал! Все это должно быть абсолютно искренне и непреднамеренно! Посоветую разве что не усердствовать в учебе и пользоваться каждой удобной возможностью, чтобы дать волю дурным чертам.

Донни неохотно кивнул: понял, мол. Но если бы его двоюродная бабка в этот момент не был бы занята, отвечая на расспросы миссис Керк об оберегах, и посмотрела на мальчишку внимательнее, она вряд ли устояла бы от искушения устроить ему изрядную взбучку. Тот вовсе не воспринял ее последнего предупреждения всерьез. И твердо намеревался показать обитателям Шейдихиллз, что они очень зря связались с Дональдом Керком.

В Коттингли они въехали, когда до сумерек оставалось еще добрых полтора часа. Мистер Керк обеими руками крепко вцепился в руль, его широкое лоснящееся лицо была мрачнее, чем в тот день, когда он окончательно смирился с тем, что из Эндрю никогда не вырастет годного топ-менеджера для семейного бизнеса.

— Донни, сынок, — наконец сказал он, стараясь не глядеть в зеркало заднего вида. — Ты... прости меня. Я должен был раньше...

— Пап, проехали! — отмахнулся мальчик. Предстоящее приключение уже бодрило его, наполняло приятным волнением, на котором так хорошо принимаются решения и так сочно впечатываются в чужую физиономию кулаки. — Они там что-то напутали в своей тупой школе. Ты глянь на нас! Ну какие мы нафиг эльфы?

— Только при матери не выражайся, — дежурно напомнил мистер Керк. Его немного отпустило. Упитанный Донни с его толстой шеей и обгоревшим во время позавчерашнего матча по регби носом напоминал эльфа не больше, чем откормленный бычок диснеевскую Белоснежку.

— И все-таки поосторожнее в этой школе, — с грубоватой нежностью сказал он сыну.

— Угу. Считай, что «осторожность» — мое второе имя. Мама мне тут столько оберегов дала, что можно в них зарыться, да и бабушка Джерри тоже не пожадничала, все будет норм. Давай лучше в кафе заедем, пока есть время, я, кажется, одно видел во-о-он на той улице.

Наметанный на всевозможный общепит глаз Донни не подвел: во-о-он на той улице действительно обнаружилось вполне приличное кафе. В ожидании заказа мистер Керк рассеянно нашарил взглядом висевшую на стене фотографию какой-то девчонки в окружении мелких крылатых созданий. Подоспевшая с тележкой разнообразной снеди официантка, заметив его интерес, без всяких просьб принялась трещать про некую Фанни Райт, да с таким видом, как будто и мысли не допускала о том, что клиент прежде об этой самой Фанни даже не слыхивал. Мистер Керк уже собрался было оборвать сплетницу, но тут с некоторым опозданием понял, что она говорит о существах на фото как о всамделишних местных феях. Следующий взгляд, которым он удостоил их, был уже гораздо более пристальным и настороженным. Впрочем, настороженность это быстро прошла, и впервые с того дня, как пришло письмо из Шейдихиллз, на лбу мистера Керк разгладилась морщинка тревоги. С наслаждением откусывая от толстого сэндвича, он подумал, что вместо оберегов сыну, похоже, стоило бы прихватить с собой сачок. В самый раз против эдакой мошкары.

* * *

Когда до заброшенной мельницы осталось ярдов двести, Донни жестом показал отцу, что дальше пойдет сам. На прощание они неловко обнялись, после чего мальчик поправил тяжелый рюкзак, взял у мистера Керка два объемистых пакета и побрел по едва заметной тропинке, петлявшей в зарослях ивняка. Солнце клонилось к закату, цепляло верхушки деревьев золотистым подбрюшьем. Мистер Керк посмотрел на часы и нехотя поплелся к машине. Ему предстоял долгий обратный путь и бессонная ночь.

Вблизи старая мельница оказалась совершеннейшей развалиной: колесо давно не вращалось, забитое илом и вездесущими пластиковыми бутылками. Крыша прохудилась во многих местах, растрескавшаяся черепица целыми пластами сползла вниз. Кривоватое граффити на стене сообщало, что некая Бекки не носит трусов, а Ник Джуэлс — то еще трепло. Не без интереса ознакомившись с посланиями местных вандалов, Донни подошел к покосившейся двери и потянул за ручку. Створка подалась с таким впечатляющим скрипом, словно репетировала его пару десятилетий. Внутри обнаружилась комната — сырая, темная, изрядно загаженная. На каменном полу темнели круги кострищ, у стены были свалены в кучу какие-то тряпки, из которых на вошедшего мальчика подслеповато воззрилась мышь. Лестница, некогда ведшая наверх, сгнила, под самым потолком торчали огрызки нескольких верхних ступеней, нижние, надо полагать, давно пошли на растопку.

Донни был аккуратистом ничуть не больше, чем другие мальчишки его возраста, но увиденное явно превышало его представления о допустимом. Покосившись на зловонную лужу с выражением лица, сильно напоминавшим неодобрительную мину миссис Керк, он выбрал себе местечко почище, сел на расстеленный пакет и принялся жевать чипсы. Видневшееся в прорехах крыши небо начинало темнеть. «Лучше бы им поторопиться, — проворчал Донни. — Иначе я за себя не ручаюсь».

Покончив с чипсами, мальчик от нечего делать принялся инспектировать содержимое рюкзака, тихо насвистывая какую-то популярную песню. Услышал себя и осекся, нахмурившись: привычка напевать в минуты волнения и прежде немало раздражала его, а уж тут... Не о чем волноваться. Совершенно не о чем.

Вдруг в темном окне за его спиной что-то мелькнуло, точно снаружи включили фонарик или сверкнула вдалеке фарами проезжающая машина. Донни инстинктивно обернулся, сжал кулаки. В следующий момент дверь пронзительно взвизгнула, приоткрываясь, и в образовавшуюся щель влетели несколько причудливого вида существ. Самое крупное из них едва достигало ростом шести с половиной дюймов. Контуры фигур напоминали человеческие, но из-за постоянного движения и окружающего их голубоватого сияния разглядеть больше никак не удавалось. Самое маленькое из созданий без страха подлетело к Донни и с самым нахальным видом замельтешило в непосредственной близости от его веснушчатого носа. По ближайшем рассмотрении внутри светового пятна обнаружилась девчонка размером по плечо Барби с кукольной рожицей и сияющими скрекозиными крыльями за спиной.

— О, привет, толстячок, — с типично девчоночьими же любопытно-капризными интонациями прозвенела она. — Тоже в Шейдихиллз? Первокурсник? А ты кто будешь, такой упитанный?

Донни, находившийся на излете того чудесного возраста, когда представительницы женского пола видятся ошибками природы, бить которых, вроде бы, сподручно, но из-за несправедливого устройства общества чревато, в ответ только насупился.

— Дорогая, где твои манеры? — парой тонов ниже прозвенела фигурка покрупнее, вблизи оказавшаяся измотанной полноватой теткой... ну, то есть феей. — Я сто раз предупреждала тебя, что нельзя вот так просто...

— Мам! — девчонка выразительно закатила глаза. — Тебе бы только влезть с нотациями! А что я такого спросила? Толстячо-ок! Я к тебе обращаюсь, да-да, именно к тебе. Не стой столбом — пыльца осыплется. Я спросила, кто ты будешь?

— Я буду Донни, — поняв, что незнакомка не отвяжется, ответил Керк-младший, и машинально спросил в ответ: — А как твое имя?

Юная фея вильнула в воздухе так, словно вдруг позабыла, что ей нужно махать крыльями. У нее вырвался негодующий вопль. Мамаша и прочая сопровождающая мелюзга (видимо, младшие сестры и братья), тоже на миг застыли, глядя на человека с недоумением и, пожалуй, ужасом. Первой пришла в себя нахальная кроха.

— Ты, наверное, думаешь, что, раз я... я... маленькая, то у меня и разума нет, да? — с обидой выкрикнула одна. — Или ты так ко всем девушкам подкатываешь, вдруг кто купится?!

— Кхм, дорогая... — робко подала голос фея-мать, — я думаю, что...

— Мам! Что тут думать?! Ты сама слышала, о чем спросил этот... этот... а еще добреньким прикидывался!

— Я?! — поразился Донни, которого за всю его жизнь уж каким-каким, но добреньким не называли ни разу.

— Дорогая, да посмотри же! Если приглядеться, очевидно, что этот мальчик, — фея понизила голос, точно намеревалась посплетничать о чем-то не вполне приличном, — смертный!

— Да? — девчонка, обиженно отвернувшаяся было от Донни, воззрилась на него недоверчивым любопытством. — Это правда?

— Что если так? — с вызовом спросил он.

— О, ничего страшного, такие ошибки уже случались, эта канцелярия Благого двора вечно все путает, — ободрила его фея-мать. — Но ты должен быть осторожнее, дорогой, должен думать, что и кому говоришь. Настоящее имя — не та вещь, которую можно сообщать первым встречным, если хочешь уцелеть, конечно. И спрашивать о нем тоже... не принято. Ты можешь звать мою дочь Рей, а она тебя...

— А я его буду называть Толстячком, — промурлыкала Рей и зловредно ухмыльнулась.

— Нет, не будешь! — одернула ее мать.

— А вот и буду!

— Ох, чует мое сердце, злой язык еще доведет тебя до беды! — фея всплеснула руками. — Сколько раз повторять, держи себя в..

— ...слушайся старших, не спорь с незнакомцами, прикрывай шляпу ушами и все тому подобное, — копируя интонации матери, закончила список Рей.

— Уши шляпой! — вздохнув, поправила ее взрослая фея.

— А попу трусами, — отозвалась несносная девчонка. — Давайте, пока-пока, я всех вас люблю, выметайтесь уже. Напишу, когда меня зачислят в Гринхэндс.

Мать печально покачала головой, но в этот момент двое младших сцепились друг с другом, громко визжа и мечась туда-сюда по комнате, слившись в один пульсирующий световой шар, поэтому запоздалая попытка воспитания нахалки плавно переросла в семейную ссору, а потом — в скомканное прощание. Донни сделал вид, что у него развязался шнурок, и отвернулся.

* * *

Сияющее семейство оказалось только первой ласточкой: по мере того, как приближалась полночь, старая мельница постепенно наполнялась самого причудливого вида существами. Сначала словно из-под земли появился какой-то уродливый коротышка с землистого цвета кожей и длиннющим носом. Он злобно зыркнул в сторону Донни. Тот поежился, но, увидев, что вновь прибывший едва достает ему до плеча, ободрился и демонстративно зашелестел упаковкой от сэндвичей. Потом, деликатно скрипнув дверью, внутрь прокралась целая группа заросших не то густой шерстью, не то густыми же волосами малышей, спрятавшихся в тени до того, как смертный успел их как следует рассмотреть. Красноносый тип в треуголке, напротив, придирчиво выбрал самое удобное (насколько это слово вообще было уместно применительно к этой грязной дыре) место, вольготно расселся и тут же достал из кармана объемистую флягу, от которой за пять шагов разило ромом. На школьника он был похож меньше, чем сам Донни на балерину. Следующими пришли две девчонки лет двенадцати-тринадцати: в джинсах и рубашках, с объемистыми рюкзаками за спиной. Они выглядели совсем как люди, впечатление портили только ноги той, что повыше: левая ступня в практичном кроссовке то и дело норовила превратиться в копыто и обратно, точно не могла решить, какая форма ей привычнее.

— О, вот и лощина дуни, — прострекотала над ухом Донни Рей. — Сейчас будем подбирать Старших.

— В смысле — скоро, наконец, поедем в эту вашу школу? — нехотя спросил он.

Крохотная горячая ладошка шлепнула его по лбу — словно булавкой кольнули.

— Ай, больно же! За что, ты, шмель-переросток?!

— Не «за что», а «для чего», — назидательно сказала нахалка. — Ты в окно-то глянь, Толстячок. Мы уже пару часов как едем. Собственно, уже почти приехали. Сейчас роща, река, а потом они — Полые Холмы.

Донни чуть ли не бегом ринулся к окну, едва не отдавив чью-то лапу. Ручья и прочих примет Коттингли снаружи, действительно, не наблюдалось. Мельница стояла на невысоком холме, заросшем белеющими в полумраке тонкоствольными березами. Впрочем, стояла ли? Пейзаж вокруг все время неуловимо, но явственно менялся, как будто кто-то наложил друг на друга два слоя реальности, и теперь один из них медленно выцветал, уступая место второму. Под пристальным взглядом все вокруг казалось неподвижным, но стоило моргнуть, как оказывалось, что деревья словно сделали шаг в танце и снова замерли в совершенно других положениях... или это уже были какие-то совсем другие деревья.

— Не пялься! — шепнула ему Рей. — Это владения Старших, нечего вести себя как деревенщина. Для них вы, смертные, и так... вроде говорящих зверюшек.

Внешний вид прибывающих существ и правда значительно изменился. Стало меньше хвостов, крючковатых носов, длинных пальцев и вытаращенных глаз, новые спутники все больше походили на людей... вернее, это люди походили на них, как отражение в глади тинистого пруда походит на живое лицо. Будь Донни старше, он нашел бы их прекрасными и, возможно, грозными. Сейчас же они казались ему скорее странными, кем-то вроде некоторых чудиков из его прежних человеческих школ, которых даже самые отъявленные задиры обходили по широкой дуге. Не то чтобы те представляли угрозу, но... обходили их и все. Среди полудюжины Старших только один более или менее вписывался в стандарты нормальности. Это был тощий взъерошенный парень в потрепанной зеленой рубашке и брюках с оттянутыми карманами. Не обращая внимания на заполонившую мельницу нечисть, он рассеянно листал какую-то книгу.

— Хэлло! — протолкавшись поближе к подростку, Донни сунул ему руку для пожатия. — Ты тоже смертный?

Тот с легким недоумением смерил взглядом крупную фигуру Донни и отвернулся.

— Эй, я с тобой разговариваю!

— Никсы не умеют говорить, дубина! — снисходительно пояснила подоспевшая Рей. — Язык мешает.

Словно услышав ее реплику, парень широко зевнул. Мелькнул длинный раздвоенный язык и зубы — острые зеленые зубы, росшие, казалось, в два ряда. От неожиданности Донни чуть не взвизгнул, но тут же взял себя в руки.

— И как же с ними общаются? — с деланным равнодушием спросил он.

— Ну, можешь подарить ему черную козу, — Рей пожала плечами. — Хотя я не советовала бы, не отвяжешься потом.

* * *

— Смотрите, эта мелочь работает у толстяка гидом, — раздался позади насмешливый голос.

Донни обернулся прежде, чем незнакомец закончил фразу. Бесцеремонно расталкивая других пассажиров, к мальчику приближалась компания из четырех молодых эльфов. Крайний справа был еще ничего, только перепонки на пальцах недвусмысленно намекали на то, что вряд ли он находился в своем настоящем облике. Его сосед, настоящий гигант, густо оброс длинной белой шерстью, угрожающая полуулыбка демонстрировала впечатляющего вида клыки. Двое оставшихся, темнокожие, остроухие, едва доставали громиле до плеча, но их непрошибаемая самоуверенность сразу показывала, кто здесь главный. Донни весь подобрался. Он всегда безошибочно узнавал в любой компании местных мерзавцев. Если на то пошло, он сам таким был, но эти конкретные умели произвести особенное впечатление, не отнять.

— Забодай меня терновник! — почти беззвучно ахнула Рей. — Илитиири!

— Что ты... — начал было Донни, но тут же получил предупредительный тычок крохотного кулака промеж глаз.

— Это ты правильно, ПиПи, — одобрительно кивнул Рей один из темнокожих, тот, что был чуть пониже и шире в плечах. — Тот, кто не успевает сразу обзавестись друзьями, в Шейдихиллз обычно кончает плохо. Кстати, ты уже рассказала своему приятелю про форму? Он будет смотреться в ней просто незабываемо!

— Я не ПиПи! — пискнула фея, от обиды позабыв о сдержанности, к которой только что призывала Донни. — Я поступлю в Гринхэндс!

Эльфы рассмеялись. Нет, не заржали глумливо, как на их месте поступили бы обычные мальчишки: гигант рыкнул, тип с перепонками залился беззвучным хохотом, от которого шевельнулось на шее что-то похожее на жабры, по лицу лидера скользнула змеиная улыбка.

— Ого! А почему бы тогда сразу не в Элдерфолк?

— Не люблю поэзию, — Рей задрала острый подбородок.

— Ну а ты, смертный? — эльф перевел взгляд на Донни, и тот вдруг увидел, что глаза у собеседника не черные, как ему показалось сначала, а темно-красные, цвета запекшейся крови. — Надеюсь, не заразился от своей подружки нездоровыми амбициями? Куда собираешься?

— Собираюсь домой, — угрюмо ответил мальчик. Нестерпимо хотелось съязвить, но для этого не хватало ни находчивости, ни информации. К счастью, оставалась еще наглость. — А если не выйдет, тогда буду думать. Что у вас тут с профильным обучением? Распределяющая шляпа? Или, может, — он покосился на целую копну цветов в волосах какой-то меланхоличной эльфийки, — распределяющий венок?

— Распределяющий пинок, — хмыкнул красноглазый. — Но все по справедливости. Если ты благороден, ну, то есть можешь перечислить своих предков до Первой Зари — тебе в Элдерфолк («Слизерин, — мысленно кивнул недавно закончивший читать Роулинг Донни, — тот же гонор, те же претензии на исключительность, плавали, знаем»). Если любишь копаться в грязи и разговаривать с каплями росы — в Гринхэндс («В общем, вариант для лохов и дачников, как же он назывался... Хуфф... нет, Хафф...»). Если мечтаешь о силе и власти — Дроузкейв («Черт, видимо, все-таки это Слизерин. Или у них их два»). Ну и Пикси-Пик, он же ПиПи — для хороших мальчиков, знающих свое место... место у ног хозяина, конечно. Твой будущий дом, бурдюк.

— От бурдюка слышу, — хладнокровно отозвался Донни. Что-то в улыбке этого парня и заставляло топорщиться короткие волоски на его затылке, но мальчик еще в младшей школе усвоил, что лучший способ иметь дело с подонками — это быть им под стать. Один раз спустишь наезд, и в следующий раз тебя просто затопчут. — Не сказал бы, что здесь такой уж большой выбор, но, если не особо придираться, мне подошел бы Дроузкейв.

— Ха! — в кроваво-красных глазах эльфа мелькнуло удивление, и Донни было перевел дух, но, очевидно, слишком рано. — Амбиции — это отлично, мой необъятный друг. Но они должны быть разумными. В моем колледже, знаешь ли, учатся... довольно крутые ребята.

— Изверги там учатся, — буркнула Рей, плотнее прижимаясь к щеке Донни. — Даже не думай!

— Ничего, я попробую не затмевать вас своей крутостью, — не слушая ее, ухмыльнулся тот.

— Ну что ж, это утверждение заслуживает небольшой проверки, как думаете, народ? — ухмылка красноглазого стала откровенно паскудной, и Донни внутренне собрался. По его опыту, сейчас должна была начаться жестокая драка, возможно даже со всей компанией скопом. Побеждать в ней, к счастью, не обязательно, но стоять до конца, закладывая фундамент репутации упорного сукиного сына — нужно непременно. Он уже проходил через это и пройдет снова. Вот только магия... но на то у него и полные карманы всякого железного хлама, верно?

Однако противник сделал что-то совсем неожиданное. Его занесенная правая рука вместо того, чтобы треснуть Донни по уху, ну или там бросить молнию, вдруг с неправдоподобной скоростью рванулась вперед и смяла в горсти не успевшую даже пискнуть Рей.

— Крут, говоришь? А так смог бы? — не отрывая взгляда от мальчика, эльф нарочито медленно поднес кулак с отчаянно бьющей крылышками феей к своему рту.

«Блефует!» — успел подумать Донни. И правда, красноглазый не спешил: коснулся губами пушистой макушки, медленно прошелся языком по содрогающемуся боку. Рей тихо, жалобно заплакала. А потом вдруг блеснули белые зубы и раздался мучительный вопль. Мальчик оторопел: одна из ног крохи была оторвана выше колена, из культи обильно текла серебристая жидкость. Фея больше не кричала, голова у нее запрокинулась, точно Рей потеряла сознание. Эльф, по-прежнему не спеша, с видимым удовольствием двигал челюстями. Этот гад жрал ее ногу. В полнейшей прострации Донни оглянулся по сторонам. Косматый гигант скалился, двое других демонстративно скучали. Прочие фейри тоже явно не были особо впечатлены. Кое-кто из мелюзги, правда, посматривал в их сторону с любопытством и тревогой, но большинству явно не было дела до того, что на их глазах убивали чело... ну, ладно, пусть не человека, но...

— А ну отпусти ее! — Донни казалось, что он крикнул это, но на самом деле его голос напоминал едва различимый шепот. Рука нашарила в кармане железный крест и мертвой хваткой вцепилась в него.

— Ты что-то сказал, о светоч доблести? — осведомился эльф.

Мальчик в ответ прохрипел что-то невнятное и рванулся на него. Чьи-то холодные пальцы охватили его правое предплечье и легко удержали на месте. Обернувшись, Донни остолбенел. Незнакомец (или незнакомка?.. нет, все-таки незнакомец) был высок, тонок в кости и красив до полной потери человеческого облика. В отличие от урода, изувечившего Рей, он не производил впечатления серьезного парня... собственно, даже на парня был похож не слишком. Но при одном взгляде на него всякое желание ссориться или даже просто спорить с ним исчезало быстрее, чем капля воды на горячей сковородке.

— Хватит, — мягко, но непреклонно сказал он, обращаясь к распоясавшейся компании. — Вы заходите слишком далеко. Два трупа как итог шутки — слишком много для первого дня даже по меркам илитиири.

— А тебе-то что, Халлон? — недовольно спросил красноглазый. — Он, — кивок в сторону Донни, — вызвал нас на соревнование, мы в своем праве.

— Возможно. Но посмотри в окно, мы уже на земле Шейдихиллз. И здесь все права теряют свою силу. Кроме права семей, отославших своих детей на обучение, получить их назад более или менее целыми и в здравом рассудке. Если девчонка умрет, тебя исключат. Представь, как обрадуется глава твоего клана.

Последние слова, видимо, значили больше, чем мог понять Донни: компанию явно проняло, особенно второго темнокожего, который даже потянулся к лидеру, словно хотел тронуть того за плечо, но в последний момент передумал. Красноглазый почти не переменился в лице, только дрогнули гневно точеные ноздри. Он медленно сжал кулак, в котором держал Рей, да так, что Донни показалось, что сейчас фея будет раздавлена, но потом пальцы разжались и легкое тельце спланировало на пол. Эльф резко развернулся и отошел прочь. Присные, оглядываясь, последовали за ним.

Тот, кого назвали Халлоном, сделал рукой сложный пасс, и культю Рей затянуло чем-то вроде ледяной корки. Кровотечение прекратилось.

— Когда закончится распределение, — сказал он, не глядя на Донни, — отнесешь ее к травникам. Быть может, они помогут.

— И нога отрастет?

Эльф сделал почти неуловимое отрицательное движение головой и отвернулся, явно намереваясь уйти.

— Но этого придурка хотя бы накажут? — зло спросил Донни, неловко поднимая фею на руки. Шок у него начинал постепенно проходить, и ладони ощутимо потряхивало. На покалеченную ногу Рей он изо всех сил старался не смотреть.

— Вероятно, — без малейшего интереса отозвался Халлон. — Я бы на твоем месте больше беспокоился о том, не накажут ли тебя.

— М-меня?

— Илмирн не найдет друзей за пределами Дроузкейва. Но он прав в том, что это ты спровоцировал его. Сначала проявил неуважение, а потом еще и косвенно вызвал на соревнование. Все, что произошло с этой девочкой — на твоей совести, смертный. Никогда не играй в игры фейри — правило номер три.

Дверь с грохотом отворилась и повисла на одной петле. Донни, все еще державший бесчувственное тело феи (положить ее в этом свинарнике все равно было некуда), встревоженно обернулся. За дверью стоял... стояло что-то вроде дерева в два обхвата толщиной. Ширина проема не позволяла увидеть создание целиком, но и так оно производило впечатление: змеившиеся вокруг мощного узловатого ствола не то сучья, не то корни, казалось, жили собственной жизнью, грубое лицо не сразу угадывалось в наплывах коры, единственный желтый глаз смотрел подозрительно и злобно.

Оглядев сгрудившихся в мельнице фейри, древесный монстр проскрипел что-то невнятное, но повелительное. Будущие ученики начали собирать свои вещи и продвигаться к выходу. Те, кого Рей называла Старшими, шли первыми, прочие почтительно дожидались своей очереди. Сообразив, что это конечная станция, Донни торопливо подхватил рюкзак и принялся собирать рассыпавшиеся пакеты. Очередь тем временем редела: насколько можно было разглядеть за мохнатыми и крылатыми спинами, привратник жестами распределял всех прибывших на четыре группы — по числу уходивших куда-то вниз каменных коридоров.

Приметив, что Илмирн с дружками свернул в крайний левый, мальчик отказался от мысли следовать за ними и пристроился за группой человекообразных эльфов, направлявшихся ко входу в соседний тоннель. Но, стоило ему поравняться с привратником, как толстенный сук перегородил дорогу.

— Что? — от неожиданности Донни споткнулся и едва не упал.

Монстр снова громко скрипнул и подтолкнул мальчика в сторону крайнего правого коридора, куда спешили в основном брауни, паки и прочая мелюзга.

— Нет, — не зная, насколько разумен привратник и, если на то пошло, разумен ли тот вообще, Донни заговорил медленно и раздельно, активно жестикулируя обвешанной пакетами левой рукой (на сгибе правой он неловко, точно куклу, держал фею). — Не туда. Гринхэндс. Травники. Лечить. Она — учиться там. Я уходить. Я не эльф. Ошибка.

Если оживший ствол и понял хоть что-то, он никак этого не показал. Лишь издал короткий скрежещущий звук и еще настойчивее подтолкнул Донни к дальнему тоннелю. Мальчик заколебался, не зная, на что решиться. Спорить с этим громилой явно не имело смысла. Но идти вслед за учениками Пикси-Пика... А вдруг это будет значить, что он согласен с распределением, если это, конечно, оно и есть? И самый верный шанс быстро покончить с творящимся абсурдом окажется утрачен? Неизвестно, чем закончились бы эти размышления, но в этот момент Рей издала долгий дрожащий стон. Мальчик с ужасом посмотрел на свою легкую ношу, потом — на тоннель, в конце которого, вероятно, должен же был быть хоть кто-то из взрослых, потом снова на фею.

— Думаю, тебе лучше поторопиться, — сказала незаметно подошедшая давешняя девчонка с копытом, на ее лице было... нет, не вполне сочувствие, но определенно что-то вроде слабого благожелательного интереса, — твоя подруга вот-вот очнется, и лучше, если при этом будет целитель.

— Она мне не подруга, — буркнул Донни, но все же пошел в указанном направлении, сначала медленно, нехотя, а потом — все больше ускоряя шаг.

В коридоре было темно, хоть глаз выколи. Донни тут же споткнулся и больно приложился локтем о какой-то каменный выступ. Рей снова застонала.

— Потерпи! — нервно бросил ей мальчик.

Фея замолкла: не то послушалась, не то снова впала в беспамятство. Ориентируясь на далекие голубые огоньки, отмечавшие путь ушедшей группы, он осторожно пробирался вперед. Начал было напевать, остановился, но потом мысленно махнул рукой и продолжил. Так было хоть чуть-чуть, но спокойнее. Идти пришлось с четверть часа. Дважды Донни терял путеводный свет за поворотом и впадал в панику (хотя и ни за что не признался бы в этом). Наконец, коридор стал раздаваться в стороны, становиться светлее. Еще несколько шагов, и впереди показалась просторная комната с весело горящим камином и витражной дверью в дальнем углу. По облицованным деревом стенам плясали тени. Перед огнем стоял видавший виды письменный стол, а за ним в потертом, уютном даже на вид кресле сидела крохотная сгорбленная старушка.

— Ну слава Богу! — искренне воскликнул Донни и, ускорив шаг, подошел к незнакомке. — Мэм, пожалуйста, этой фее нужна ваша помощь!

При первых его словах старушка вздрогнула и поморщилась, точно от булавочного укола, но тут же взяла себя в руки и переключила внимание на Рей. Внимание это, впрочем, было не совсем того рода, на которое рассчитывал Донни: крепко ухватив бесчувственную фею за одно крыло, она повертела ту так и эдак перед своими подслеповатыми глазами, неодобрительно цокнула языком и убрала маленькое тельце... в ящик стола, после чего принялась искать что-то в толстенном томе с оклеенной листьями камыша обложкой:

— Посмотрим... посмотрим... — бормотала она. — Ага! Место жительства — Коттингли, вторая дочь семейства Эпплвуд. Вид — цветочная фея... Отчислена по состоянию здоровья. Причина... м-м-м... вероятно, недостаток почтительности... — старая леди принялась писать что-то в своей книге.

— Мэм! — перебил ее бормотание Донни. — То есть как? Как это — отчислена?! Разве ей нельзя помочь?

— Ну конечно ей помогут, мой мальчик, — старушка посмотрела на него благожелательно. — В ящике полно сонной пыльцы, завтра или в крайнем случае послезавтра я попробую уговорить дежурного целителя посмотреть, что да как. Но это — не место для пикников, и мы не можем рассчитывать на то, что увечное создание благополучно осилит учебную программу Пика. Чтобы копать, нужны две ноги, например. Позже родственники смогут забрать ее домой, не стоит так волноваться. Давай-ка лучше оформим тебя. Итак, место жительства — Лэйвенхэм, верно? Первый сын семейства Керк, так? Вид — спригган-квартерон. Школьное прозвище... м-м-м... ты уже выбрал себе какое-то? Или нужна помощь?

— Я не... — начал было Донни, но вдруг опомнился. — Стоп! Сдайте назад, мэм! Прежде всего, я не этот... как его... не стригган, я человек, и...

— Спригган, — наставительно поправила его старушка. — Ты зря сомневаешься, милый. Ты самый что ни на есть очевидный спригган, только посмотри на свою фигуру! Кровь матери, конечно, дает о себе знать, но при минимальной корректировке биологических вероятностей... Ты ведь видел Высокого Дуба, нашего старшего воспитателя? Он тоже был подменышем и походил на смертного, когда приехал в Шейдихиллз, а как вырос!

— Вы имеете в виду того громилу в дверях? Он — спригган?!

— Конечно. По правде говоря, всего на одну восьмую, но иногда так бывает: чары подмены оказались слишком стойкими, и наследственность дала о себе знать только через два поколения... Ладно, прозвище себе выберешь позже, только не слишком медли, мой тебе совет, иначе что-нибудь может пристать само. Школьные шутки бывают довольно жестоки, а навязанные другими имена — неблагозвучны, знаешь ли. А пока давай подумаем, с кем тебя лучше поселить. В этом году в Пике много интересных новичков и...

— А подумать насчет того, чтобы я прямо сейчас отправился домой к родителям, мы можем? — со слабой надеждой спросил Донни. — Или хотя бы о том, чтобы меня определили не в самый лоховской колледж?

Старушка пожевала губами, на ее сморщенном личике мелькнула обида.

— Пик — не... как ты это назвал... лоховской колледж, — запальчиво возразила она. — Многие уважаемые фейри учились здесь. Я, например. Конечно, здесь есть и свои... м-м-м... слабые стороны. Но для юного сприггана нет лучшего места, чтобы усвоить культуру сообщества фейри и раскрыть свои возможности.

— Давайте вернемся к тому, что я предпочел бы быть человеком, а не «юным спригганом», — не дал себя сбить Донни. — Что там у меня с возможностью выбора?

— Эм... ну, строго говоря, она есть, — неохотно признала старушка. — В разумных пределах, конечно. Видишь ли, милый, людям, даже нечистокровным, в отличие от фейри, свобода присуща изначально, и для того, чтобы соблюсти этот принцип, приходится в каждом правиле оставлять небольшую лазейку, иначе они находят ее сами. Твоя нынешняя возможность заключается в моей природе. В частности — в том, что мой сорт отсутствия свободы вынуждает меня помогать в исполнении их мечтаний людям, которые жили праведно.

— Праведно? — разочарованно переспросил мальчик: уж кем-кем, а праведником он не ощущал себя совершенно. — В смысле, не крал, не лгал и все такое?

— Лгал? — старушка на миг задумалась, точно припоминая значение этого слова. — А, ты о той странной способности людей отделять свои слова от своих же мыслей? Это отвратительно и неестественно, конечно, но речь о другом. Праведность есть соблюдение правил.

— Вроде того, чтобы не спрашивать чужих имен и не дарить никсам черных коз? — сообразил Донни. — Я не дарил, если что.

Старушка рассмеялась мелким заливистым смехом.

— Ох-х-х, ну и уморил ты меня, дорогой! — проговорила она, наконец, заметив недоумение новичка. — Кто тебе сказал такую глупость про никсов? Коз им дарить можно и даже нужно, иначе как же они научат тебя играть на флейте? Но в общем и целом ты мыслишь в верном направлении. Осталось выяснить, не нарушал ли ты правил, важных для моего рода.

— Для вашего? А вы, собственно, кто? — не слишком тактично поинтересовался кандидат в «юные спригганы» .

— Кто я? — собеседница покачала седой головой, скорее с сожалением, чем с обидой. — Знаешь, я все больше убеждаюсь, что тебе просто необходимо здесь учиться. Просто поразительное невежество! Можешь называть меня Бабушкой.

— А, бабушка — это хорошо, — кивнул Донни, почувствовав себя несколько увереннее. — Я никогда не воровал шоколад из буфета и не снимал шапку в мороз, этого хватит?

— О, я не такая Бабушка, — собеседница вдруг улыбнулась, и от этой холодной лукавой улыбки мальчик непроизвольно вздрогнул. Ему вспомнилась Рей, брошенная, точно сломанная игрушка, в ящик стола. Вспомнилось предупреждение старой Джералдины, остерегавшего его играть с фейри в игры и судить о них по человеческим меркам. Если он окажется... это... праведен — все ясно, но что будет, если нет?

Старушка... нет, Бабушка, тем временем выбралась из своего кресла и подошла к нему. Вблизи она оказалась еще меньше: ее остренький подбородок был как раз на уровне ремня Донни. Но даже при этом мальчику потребовалось немало мужества, чтобы не отшатнуться. Теперь, когда больше не слепило пламя очага, личина добродушной человеческой ветхости поблекла. Стали видны заостренные уши и хищный крючковатый нос, сложное переплетение седых волос, гладко подобранных спереди и достигавших пола за ее спиной. То, что прежде казалось старомодным бархатным платьем, предстало живым мхом, причем нельзя было сказать, носила ли старая фейри его как одежду или он рос у нее прямо на теле. Но самыми странными были глаза: золотисто-зеленые, точно просвеченная солнцем листва, строгие, даже требовательные. Казалось, что сквозь маску старухи смотрит существо, не имеющее возраста.

— Случалось ли тебе выдавать тайны бессознательной жизни твоего тела? — понизив голос, спросила она. — Рассказывал ли ты кому-то свои сновидения?

— Н-нет, — неуверенно ответил Донни и тут же понял, что сказал чистую правду.

— Хорошо, — к Бабушке вернулась крохотная доля ее прежней благожелательности. — Не рубил ли ты живого дерева? Не взрезал ли коры, чтобы добыть сок?

— Э-э-э... нет.

— Нет? Что ж, ты не безнадежен. Можешь поднести мне дар.

Донни лихорадочно размышлял. В инструкциях, которые ему дали, определенно ничего ни о каких дарах не было. Но она явно ждет и... Так, никсам дарят черных коз, но и она явно не никс... никса, и козы у него нет... в сущности вообще ничего нет, кроме чистого белья, целого арсенала амулетов против эльфов (бесполезных! бесполезных!) и порядком уменьшившегося в дороге запаса еды. Вряд ли ее устроит в качестве дара крест или кора рябины... или рябина все-таки устроит? Вроде бы она любит деревья?..

— Ну же, я жду!

«Еда, — думал Донни. — Чипсы? Точно нет... Может быть, йогурт? Кажется, в сказках кому-то из них наливают по ночам молоко... Бутерброды с сыром... Точно! Бутерброды с сыром и хлебом!».

От счастливой догадки он даже вспотел. Хлеб, ну конечно же! Чем во всех этих байках обычно связывают гостя, делая его своим? Хлебом и солью!.. Впрочем, если соль — это оружие против эльфов, то лучше, наверное, без нее. Путаясь в лямках, он сбросил рюкзак, принялся неловко рыться в бумажных свертках. Нужный не попадался целую вечность. Наконец, в очередном пакете нашлось кое-что даже получше бутербродов: несколько хрустящих домашних хлебцев. Вытерев перепачканные кровью Рей ладони о джинсы, мальчик взял один и с неумелым поклоном протянул Бабушке.

Та приняла подарок и даже поднесла его ко рту, но вдруг с ужасом воззрилась на хлеб, точно он превратился во что-то неизмеримо мерзкое или страшное, а потом бросила его на каменный пол и принялась топтать ногами. Когда от угощения остались одни крошки, она решительно двинулась к Донни. Тот невольно попятился, столько гнева было на ее лице.

— Как! Ты! Посмел! Запечь! В хлеб! Тмин?! — кричала она, на каждом слове встряхивая мальчика, точно куль с мукой, даром, что тот был почти вдвое выше и вчетверо тяжелее нее. — Убийца! Чудовище!

— Леди! Бабушка! — чувствуя, что левая рука, в которую вцепилась фурия, вот-вот сломается, он тщетно пытался разжать правой пальцы фейри. — Я не пек этот хлеб! Я вообще понятия не имею, как это делается, и уж точно не знал, что у вас аллергия на тмин!

— Аллер...что? — Бабушка перестала его трясти, зато впилась в лицо острым взглядом, не оставлявшим сомнений в том, что с ним будет, вздумай он хитрить.

— Ну, непереносимость! Как у вампиров на чеснок!

— У меня... как ты это назвал... аллергия на бездумную жестокость, юноша, — гнев в ее голосе сменился непритворной болью. — Возблагодари Бригиту, что это не ты испек эту мерзость... иначе даже не знаю, что бы я с тобой сделала, правила там или нет! Но и так... Ты ведь не лишен ни разума, ни способности сострадать, в самом-то деле! Я же вижу, что ты то и дело посматриваешь на мой стол — волнуешься за фею. Как при всем этом ты можешь быть так равнодушен к судьбе семян тмина? Еще живым отправиться в раскаленную печь — только представь себе эту невообразимую муку!

— Но это ведь всего лишь...

— Хватит! — старая фейри предостерегающе вскинула руку. — Лучше молчи, пока не договорился до совсем уж непоправимого! Больше никаких разговоров, никаких возражений и никаких последних шансов. Тебе необходимо усвоить жизненно важные вещи, и ты их усвоишь. В Пикси-Пике.

Повинуясь ее указующему жесту, Донни понурил голову и нехотя поплелся в направлении видневшейся у камина двери.

— Стой-ка, дорог... молодой чело... спригган, — догнал его окрик Бабушки. Обернувшись, мальчик увидел, что она спешит за ним, протягивая невесть откуда взявшийся матерчатый сверток. — В общежитие нельзя в таком виде. Не забудь надеть форму!

Машинально Донни развернул тонкую ткань и, не сдержавшись, непечатно выругался. Он держал в руках платье. Короткое зеленое платье, вроде того, что носила диснеевская Динь-динь, только размера сорок восьмого. И белый фартук к нему.

— У меня есть вариант не надевать этого? — помимо воли, его голос прозвучал почти жалобно.

— О, нет, — злорадно ответила Бабушка. — Никакого.

Когда Донни наконец добрался до комнаты, где ему, если очень не повезет, конечно, предстояло прожить несколько лет, его буквально колотило от ярости. В зале перехода, куда он попал после неудачного разговора с Бабушкой, почтительные, но неумолимые брауни отобрали у него практически все принесенные обереги («вы можете пораниться, сэр!») и всю еду. То ли она тоже считалась контрабандой, то ли их беспокоило, не пострадали ли в процессе ее приготовления семена еще чего-нибудь, то ли здесь было принято таким образом обрекать смертных на вечную жизнь в Эльф-как-ее-там-ландии — в объяснения местная прислуга не вдавалась. Учитывая последний вариант, Донни сражался за остатки сэндвичей и бутылку с соком до последнего и даже не удержался от слез, когда их таки отобрали... что теперь бесило его еще больше. Единственным, что хоть как-то скрасило процесс конфискации, был короткий эпизод, когда один из “таможенников” случайно коснулся коры рябины лапой, с которой в пылу борьбы слетела защитная перчатка. Его визг, должно быть, слышало полграфства.

Потом была ванна с какой-то зеленоватой жидкостью. Короткое, но очень болезненное прикосновение к плечу, после которого на мокрой коже проступило что-то вроде яркой многоцветной татуировки в виде птичьего крыла. Форму Донни надел сам. Это было чуть ли не самое унизительное, что ему приходилось делать в жизни, но когда он представил, как эту дрянь на него, истошно орущего и отбивающегося, силой натягивают другие... нет! Нет, нет и нет!

Шлепая вслед за брауни-провожатым по коротко стриженной травке, видимо, заменявшей здесь ковры, он старался не смотреть на свои голые колени. И заставлял себя думать о килтах. Пледах. Саронгах. Этих... как их там... с картинок энциклопедии по древнеримской истории. Воины тоже носили юбки. Не в Саффолке, конечно, но носили... Мальчик цепко ухватился за эту мысль. Именно так он и чувствовал себя: не подростком в дурацкой форме дурацкой школы, а воином, которого взяли в плен. Заклеймленным, обезоруженным. Но несломленным. Это не стыдно. Не стыдно.

Все больше входя в роль, он начал осторожно поглядывать по сторонам, запоминая повороты, выискивая пути к бегству. Это было трудно: просторные коридоры, освещенные чем-то вроде керосиновых ламп (почему-то источавших слабый запах лаванды и разогретой латуни), изгибались с такой прихотливой небрежностью, что только в узлы не завязывались. Повсюду царил своеобразный фэнтезийно-деревенский уют: стены украшали гобелены с растительными мотивами и веселыми пасторальными сценками, на потолке, то спускавшемся так низко, что Донни приходилось пригибать голову, то возносившемся на десятифутовую высоту, то тут, то там виднелись деревянные барельефы, изображавшие причудливого вида созвездия, виноградную лозу или улыбающиеся рожицы сатиров. В общем, мило до зубного скрежета. Поначалу помещения были довольно пустынны, но чем дальше, тем чаще им встречались другие ученики. Человекообразных здесь было совсем немного. В этом царстве крохотных цветочных фей, бородатых карликов и прочих троллей мальчик сам себе начинал казаться великаном. Гулливером, привязанным за волосы.

— Травная, — немногословно комментировал порой брауни, указывая на ту или иную дверь. — Прачечная. А вот тут выход к Ивовому пруду, сэр... осторожно! Берегите голову!

Заметив, что снаружи мелькнуло что-то вроде лужайки под открытым небом, Донни попробовал запомнить картину, висевшую слева от этого выхода, но куда там! Коридор уже снова кружил волчком, и одну нарисованную вербу невозможно было отличить от десятков других. А потом потолок снова начал повышаться, и через несколько десятков шагов они оказались в огромном не то зале, не то подземном соборе, не то каменном саду. Милота интерьеров исчезла, точно ее ливнем смыло. Вошедших со всех сторон обступили белые мраморные изваяния причудливых деревьев... или, быть может, причудливые деревья, похожие на мраморные изваяния. Своды, ненавязчиво намекая на готику, круто устремились вверх, к едва видневшемуся на головокружительной высоте хрустальному куполу. В мягком рассеянном свете танцевали золотистые пылинки. Даже Донни, весьма далекий от увлечения архитектурой и решительно не настроенный чем бы то ни было здесь восхищаться, на миг замер, пораженный красотой этого места. Но, оглядываясь, заметил пару эльфов все в тех же ненавистных платьях и снова насупил брови.

— Малый пиршественный зал, сэр, — пояснил брауни, указывая на расположенные в центре сада каменные столы в окружении резных скамей. — Здесь все ученики Шейдихиллз принимают пищу. Слева, рядом с алтарем Дану, вход в учебные лаборатории Гринхэндс, запомните дорогу, будьте добры, некоторые из ваших занятий будут проходить там. Справа начинается спуск в подземелье Дроузкейва, на его границе можно увидеть предупредительные руны. Посещение этого сектора возможно только в сопровождении кого-то из преподавателей... А теперь давайте пройдем вон к тому ряду колонн, там располагаются жилые помещения Пика, мы всегда стараемся селить новичков рядом с Залом: так меньше вероятности заблудиться. Впоследствии вас могут перевести на верхние этажи. Пожалуйста, сю...

У Донни вдруг заложило уши: чуть поодаль, у подножия каменного дуба, он увидел Илмирна и его прихвостней. Те уже тоже переоделись в школьное — что-то вроде черных комбинезонов, смотревшихся неплохо... да к черту! смотревшихся очень круто. Эльф тоже явно заметил мальчика. Он ничего не сказал, лишь демонстративно оглядел его с ног до головы и выдал мерзейшего вида полуулыбку. Донни покраснел до корней волос. Ему казалось, что в него плюнули. Илмирн заулыбался шире, он явно надеялся, что смертный полезет в драку. В другой момент Донни непременно ответил бы на этот молчаливый вызов, и будь что будет. Но рядом топтался встревоженный брауни, который, разумеется, позовет подмогу, и вместо хорошей драки выйдет очередная унылая возня, да и преподаватели, кем бы они ни были, явно не обрадуются. Явив буквально чудо самоконтроля, Донни заставил себя отвернуться и пойти прочь. Каждый миг он ожидал, что сзади раздастся хохот, и тогда... Эльфы промолчали.

* * *

Сектор, где селили первокурсников Пика, Донни толком не рассмотрел: не в том был состоянии. Вроде бы там были окна, и двери, и одна из дверей вела в его новый дом — это все. В комнате кто-то был, но его это не тронуло и не заинтересовало. Он вошел, точно тяжелобольной в новую палату: нашарил взглядом первую же свободную койку, бросил рядом с ней изрядно похудевший рюкзак, лег лицом к стене. И только тогда позволил слезам течь, изо всех сил стараясь не издать при этом ни звука. Неудержимо хотелось домой. Быть может, не «домой, к мамочке», но — домой. Туда, где всем безразличны страдания семян тмина, а каннибалы сидят за крепкими решетками психлечебниц. Где действуют правила: нормальные, человеческие, пусть не всегда справедливые, зато понятные. Но это было невозможно.

Голоса соседей по комнате, упавшие было до шепота, когда вошел Донни, постепенно снова набрали громкость. Выплакавшись и почувствовав себя если не менее несчастным, то, по крайней мере, более спокойным, мальчик поневоле начал прислушиваться к ним. Разговаривали четверо. Вернее, одна девчонка тараторила без устали, многословно восхищаясь комнатой, колледжем, школой, перспективами, которые дает образование, и проч. Еще двое порой вставляли в этот поток щебета отдельные фразы. Четвертый молчал, но его присутствие легко угадывалось по постоянным риторическим обращениям, мелькавшим в речи болтуньи: «не так ли, Куэ?», «что скажешь, Куэ?». От нечего делать Донни принялся считать, сколько раз она упомянет это имя, прежде чем ей ответят. Но неведомый Куэ (или неведомая Куэ?) молчал. Когда счет пошел на третью дюжину, мальчик понял, что уже достаточно успокоился для того, чтобы встретить очередную порцию неприятностей этой ужасной ночи. В том, что беды еще не кончились, он ничуть не сомневался.

Донни неловко сел на кровати. Повернулся, оглядел комнату. В ответ на него устремились встревоженные взгляды четырех пар глаз. Даже восторги болтуньи стихли. С минуту новые однокурсники разглядывали друг друга. Двух девчонок-оборотней Донни уже видел на мельнице. Та, что с копытом, теперь перестала притворяться или, быть может, ее короткое платье просто позволяло увидеть больше, чем прежние джинсы. Вся левая нога до самого бедра заросла короткой шерстью — пепельно-серой, почти такого же оттенка, как и ее завязанные в высокий хвост волосы. Но хуже всего выглядело изогнутое назад колено. При виде него Донни нервно сглотнул и быстро поднял взгляд. Лицо эльфийки застыло безразличной непроницаемой миной.

— Вообще-то, — решительно сказала ее бойкая приятельница (по голосу Керк-младший сразу же узнал давешнюю тараторку), — нагло глазеть на инвалидов — это хамство! Немедленно извинись, слышишь!

— Лим... — пепельноволосая отрицающим жестом вскинула ладонь.

— Что «Лим»? — уперев в бок руку, осведомилась болтунья. — По-твоему, я должна молча смотреть, как этот невежа таращитсяё на мою кузину?! И это — после того, как твои родители оплатили мою учебу в самом Пике, чтобы я за тобой приглядывала? Нет и нет... А ну извинись, смертный, мы ждем!

Донни набычился. Наездов вообще и наездов с нравоучениями в частности он не терпел органически. Да и не в том настроении сейчас был, чтобы сносить что бы то ни было от кого бы то ни было. Он уже открыл было рот, чтобы высказать менторше все, что о ней думает, но тут вновь наткнулся взглядом на искалеченное колено ее кузины, и ему неожиданно стало стыдно. Воинам негоже обижать своих товарищей по плену. Особенно раненых.

— Извини, — тихо бормотнул он.

Если бы пепельноволосая хоть чем-то выдала удовлетворение от того, что вынудила смертного поступить по-своему, он, вероятнее всего, все-таки затеял бы ссору. Но она только сдержанно кивнула:

— Ничего.

— Как это ниче... — начала было снова заводиться ее неугомонная кузина.

— Лим, хватит! — голос девочки не поднялся и на долю тона, но Лим тут же заткнулась, точно ей кляп вставили. Кто главный в этой паре, было вполне очевидно. — Ты бы тоже глазела, будь ты... ты ведь смертный, правда?

— Они говорят, что я спригган, — горько сказал Донни. — Врут, конечно.

Эльфийка посмотрела на него внимательнее. Донни, который все никак не мог забыть, что он в платье, внутренне ощетинился. Но взгляд широко расставленных серо-голубых глаз, полностью игнорируя форму, задержался на его крупных ладонях и ступнях, оценивающе прошелся по низкому лбу, по изгибу бровей.

— Не врут, — она коротко качнула головой. — Ты даже эманируешь, как спригган, хотя и гораздо слабее, чем обретшие истинную форму особи. Но если ты не хочешь им быть, то это не обязательно, конечно.

— Не хочу? — фыркнул Донни, которому от ее последних слов чуть-чуть полегчало. — А кто хочет-то? Вот прямо всю жизнь мечтал — корнями обрасти!

Щуплый парень примерно его лет, сидевший на кровати рядом с Лим, неуверенно хохотнул. Эльфийки тоже заулыбались.

— Точно не обязательно превращаться? — на всякий случай уточнил Донни.

Девочка кивнула.

— Многие полукровки предпочитают сохранить ту форму, в которой родились. Вот мы, например... Ах, я ведь не назвалась. Ты можешь звать мою кузину Лим. А меня — Мифрен. Мы — дуни.

— Кто-кто?

— Дуни! — настойчиво повторила Лим. — Ну же, ты знаешь!

— На самом-то деле, понятия не имею.

Та раздраженно закатила глаза. Потом одним гибким движением вскочила на ноги и вдруг стянула через голову свое зеленое платье. Донни непроизвольно вскинул руки, прикрывая глаза, но смотреть было уже особо не на что: на месте, где только что стояла Лим, теперь пританцовывала маленькая гнедая пони. Керк-младший, на глазах у которого совершилось первое в его жизни эльфийской чудо, почувствовал себя обязанным сказать хоть что-нибудь по этому поводу. Но в голове было пусто: сказывались последствия пост-стриптизного шока.

— Вау, — выбрал он, наконец.

Пони искоса посмотрела на него, явно ожидая продолжения.

— Супер, чего уж, — покорно добавил он. — Только ты не могла бы... э-э-э... превращаться обратно в ванной или где-нибудь еще? Пожалуйста.

Пони фыркнула, гневно топнула ногой. Но все-таки, слава всему святому, подчинилась: подхватила мягкими губами валявшуюся на полу одежду и гордо уцокала в направлении дальней двери. Донни проводил ее долгим задумчивым взглядом.

— Она у вас нормальная вообще? — спросил он. — Головой недавно не билась? Ну, там, о барьер на скачках или еще где?

— О какой барьер? — не поняла Мифрен.

— На скач... а, проехали. Слишком долго объяснять.

— Я, кажется, понял, — несмело вклинился в разговор до сих пор молчавший парень. — Смертные считают, что эльфы... ну, то есть, люди не должны ходить раздетые. Это одно из их заветных правил... или нет... во всяком случае, мне что-то такое говорили... — он окончательно стушевался.

— Это правда? — с любопытством спросила эльфийка.

Донни собрался было объяснить, что, на самом-то деле, все зависит от того, где ты, с кем ты и что на тебе (он с раздражением покосился на свой подол), но встретился глазами с Мифрен и сразу же понял, что такого уровня беседы не потянет. Тем более, к этому моменту у него созрел еще один, причем гораздо более животрепещущий, вопрос.

— Да, — твердо сказал он, — у нас такое заветное правило. И мы очень расстраиваемся, когда его нарушают.

— Ну... хорошо... — Мифрен неуверенно повела плечом. — Наверное, мы сможем по очереди выходить и переодеваться где-то еще, если будет нужно. Или проще будет выходить тебе, посмотрим. Элвин? Куэ? Как вы?

Парень кивнул, соглашаясь. В дальнем углу комнаты тоже наметилось какое-то шевеление. Только теперь Донни заметил последнего из своих соседей. Это оказалась хрупкая малорослая девушка с целой шапкой невесомых белых перьев на голове (похоже, они заменяли ей волосы) и приятным, но удивительно не запоминающимся лицом. Судя по нему, она была самой старшей в их компании, лет семнадцати или даже больше, но телосложением и повадками напоминала шестилетнюю. Почувствовав взгляд Донни, Куэ быстро отвернулась, прикрывая профиль, точно крылом, согнутой в локте рукой.

— Она тоже не против, — расшифровала этот сигнал Мифрен. — А Лим я позже предупрежу.

— Кстати... хотел спросить... — с деланным равнодушием обронил Донни. — Это ведь мужская спальня, я верно понимаю? Или меня подселили по ошибке?

Мифрен и Элвин обменялись непонимающими взглядами.

— Это спальня для фейри крупного размера, — пояснил, обрывая затянувшуюся паузу, парень. — В Пике нас немного, а потому и выбирать особо не из чего, — он несмело улыбнулся. — Просто представь себя в комнате для хобов. Ни одна кровать не выдержит.

— А! — Донни кивнул с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал. — Я так и думал.

Улеглись нескоро. По очереди сходили в ванную. Местные пижамы оказались вполне себе, чего не скажешь о самой купальне: к мысли о том, что некоторое время предстоит мыться в невесть как втиснутом в чуланчик рядом со спальней живописном пруду с камышами и лягушками, еще предстояло привыкнуть. Вернувшиеся последними девчонки задернули туманные пологи над своими кроватями и погасили лампы, теперь комната скудно освещалась лишь чем-то вроде парившей под самым потолком золотистой дымки. Куэ и Мифрен скоро затихли, но Лим еще долго возилась и бормотала вполголоса о странных обычаях смертных, пока Донни не поймал себя на желании придушить ее. Ему ужасно хотелось хотя бы минутку побыть в тишине и подумать над тем, что делать дальше, составить план. Бессонная ночь тем временем давала о себе знать: глаза сами собой слипались, и перспектива подремать хоть минуточку казалась все более и более соблазнительной.

— Нам-м-мдеюсь, тут хотя бы будят к завм-мтраку, — пробормотал он, отчаянно зевая.

— Ты хотел сказать, к ужину? — шепотом уточнил Элвин.

Донни хотел было удивиться, но у него просто не хватило сил. Широко раскинув руки, он падал в сон.

— Ну, давай уже, спрашивай, что ты там хочешь спросить, — хмыкнул Донни. — Хватит извиваться, как червяк.

— А я изви... — Элвин снова непроизвольно дернулся. — Ладно. Наверное, да. Это все школа. Она меня... нервирует.

— Покажи, кого она не нервирует, бро, — Донни покачал головой. Как раз в этот самый момент они брели к Малому пиршественному залу, и вокруг наблюдалась крайне неприятная, на его непривычный взгляд, концентрация лохматых коротышек, насекомоподобных крокозябр и пацанов в зеленом шелке.

— Ну, ты-то, по крайней мере, спригган. Может, выйдет хоть какой-то толк. А я... Говорил же я мамс: смысл мне сюда ехать? Но она знаешь, какая упертая...

— Давай сразу проясним на будущее, — твердо сказал Донни, останавливаясь. — Никакой я не спригган, усек? Скажешь еще раз — получишь в ухо. Все ясно?

— Ясно, — едва слышно пробормотал Элвин и совсем сник. — Извини, пожалуйста.

— Ладно, проехали. Ты сам-то кто будешь?

Элвин испуганно вскинул на него свои светло-карие с зелеными крапинками глаза. Замялся.

— Я буду человек, — наконец ответил он нехотя. — Подменыш. Мамс оставила своего малыша у смертных, а меня взяла себе, когда я был еще младенцем. У некоторых фейри так... принято. Но я не жалуюсь, не подумай, она у меня отличная! Только школа эта дурацкая... способностей все равно нет, зряшная трата времени.

— Понимаю, — медленно кивнул Донни. Эту информацию еще надо было переварить, но в общем и целом эльфы вымораживали его все больше и больше: надо же до такого додуматься — детьми обмениваться! — Так что ты спросить-то хотел?

— Ты так и не сказал вчера, как к тебе обращаться...

— Донни. Донни Керк. Можно Дон, если больше нра...

— С ума сошел! — Элвин, вдруг растеряв свою привычную нерешительность, шагнул вперед и крепко зажал ему рот ладонью, опасливо оглянулся по сторонам. К счастью, в непосредственной близости от них никого не наблюдалось: за разговором мальчики отстали от основной группы. — Жить надоело?! Настоящее имя всем подряд выбалтывать! Ладно я: даже если захочу проклясть — ничего не выйдет. А если кто-то из дуэргаров услышит или, не приведи Дану, из слуа?!

— Эй, полегче! — Донни сбросил его руку. — Что, все настолько серьезно?

— Серьезнее некуда, — Элвин решительно кивнул. — Настоящими именами здесь называют себя только придурки и очень крутые придурки. Ну, те из могущественных эльфов, чаще всего темных, кто хочет сразу показать, что им все нипо...

Договорить он не успел: подоспевший брауни из числа школьной не то прислуги, не то службы безопасности, вежливо, но твердо ухватил мальчиков за руки.

— Сэр, со всем уважением, вы опаздываете к завтраку. Это недопустимо.

Донни, которому сокурсники уже успели объяснить, что эльфийская еда никак не повлияет на перспективы его возвращения домой («Ну, школьная еда точно не повлияет, — педантично уточнила Мифрен. — А вот угощение от кого попало лучше не брать»), невольно ускорил шаги. Вчерашние чипсы остались, казалось, в прошлой жизни, и растущее тело настоятельно требовало плотного завтрака. Желательно — яичницы с грудинкой и большого куска бисквита с какао на десерт.

В Зале на этот раз было многолюдно: носились, вспыхивая разными оттенками голубого и синего, крохотные цветочные феи и блуждающие огни. Неглубокий пруд облюбовала группа сирен. Рядом расположилась парочка келпи: девушка в почти человеческом обличье и могучий бык, зло сверкнувший глазом на проходивших мимо ребят. Вообще, насколько можно было заметить, каждый здесь предпочитал быть в компании себе подобных: так сказать, пиксы с пиксами, никсы с никсами. Единственное, что удивляло, так это то, что вся эта пестрая толпа завтракала (ну, или, если хотите — ужинала: снаружи царили сумерки, самое начало эльфийского «дня») отнюдь не за предназначенными для этого столами, а где придется. Крупные фейри — прямо на земле, на расстеленных под каменными деревьями циновках, мелюзга — выше, в гостеприимных кронах. То тут, то там в дуплах гигантских дубов было организовано что-то вроде буфетов, где каждый, видимо, мог брать, что ему приглянется.

Донни взглянул в сторону замеченных вчера столов, и лишь теперь до него дошло очевидное: их было всего три. Все они были заняты, и собравшаяся там публика отличалась от участников импровизированного пикника примерно так же, как участники светского раута отличаются от обитателей зверинца. За крайним правым столом царило сдержанное оживление. Здесь носили коричневое и зеленое (пристойное зеленое, не то что в Пике, завистливо отметил Донни), не чурались венков в волосах и, похоже, считали хорошим тоном спеть балладу-другую под бокал доброго эля... ну или что там употребляют у эльфов. Самый маленький средний стол был куда как чопорнее, весь в строгих бледнолицых красавицах, вкушавших мед под тихий перезвон арфы, и блиставших доспехами длинноволосых рыцарях, среди которых мальчик заметил и своего вчерашнего знакомца Халлона. Крайний левый, наконец, был левым во всех смыслах этого слова: такой концентрации черной кожи, остро отточенного металла и надменных рож ему в жизни не доводилось встречать.

— А Пику, значит, стола не положено, — вполголоса заметил он, кое-что понимая.

Элвин в ответ наградил его исполненным мученического терпения взглядом, вроде того, каких обычно удостаиваются «гении», сообразившие, наконец, что небо — синее, а вода — мокрая.

— Сюда! Эй, сюда! — издали им отчаянно махала Лим. Как всегда деятельная, она уже облюбовала для всей компании подходящее место, успела расставить посуду и теперь уговаривала присесть смущенную почти до слез и явно тяготящуюся всеми этими заботами Куэ.

Короткой пантомимой показав ей, что сейчас подойдет, Элвин свернул к ближайшему буфету. Донни, у которого уже подвело живот от голода, усилием воли отогнал от себя мысли об очередных несправедливостях местного мироустройства и двинулся за ним, надеясь, что в соученики не расхватали еще всю грудинку.

Ее не расхватали. Прежде всего потому, что грудинки там вообще не было. Равно как и яиц, сэндвичей, бисквитов, каши, не слишком любимых им овсяных хлопьев и прочих примет нормального человеческого завтрака. В сущности, узнаваемыми из всего изобилия представленных блюд были лишь небольшие пшеничные лепешки и свежее молоко, разлитое по высоким стаканам из сине-зеленого стекла.

— М-м-м, объедение! — Элвин уже ставил на поднос многочисленные мисочки и баночки, выглядевшие так, словно предназначались для годовалого младенца.

— Что это? — недоверчиво спросил Донни, тыкая ложкой в вязкую темную субстанцию.

— Терновый джем, — ответил приятель. — Да пробуй, пробуй, не стесняйся, он вкусный. А если с салатом из мха и цветов вереска — вообще пальчики оближешь.

— Никакого мха, — решительно открестился Донни, после некоторых раздумий все же добавляя джем к хлебцам и молоку на своем подносе. — А это? Инжир?

— Винные ягоды. Не советую: их часто вымачивают в первой росе, будешь потом весь день хихикать, как пыльным мешком стукнутый. И вон тот пудинг из пыльцы и гречишного меда лучше тоже не брать, та еще гадость, его специально для фей-крошек делают, остальным не нравится.

К концу трапезы Донни окончательно сник. Местный хлеб оказался вкусным и очень сытным, но каким-то очень уж пресным, без соли и приправ. Да и потом: что это за еда — булочек с вареньем пожевать? Тем более, таких крохотных. Мысли о том, что из этого гиблого места надо выбираться как можно скорее, желательно — прямо сегодня, становились совсем уж неотвязными. Допивая вторую порцию молока, он перебирал в голове причины для отчисления, озвученные бабушкой Джералдиной. С непреднамеренным хулиганством, таким, чтобы потом на голубом глазу утверждать, что не замышлял, не знал и вообще какой спрос со смертного, пока не срасталось: уж очень злодейскими выходили все до единого планы. Оставалось плохо учиться.

— А что у нас там на сегодня с уроками? — спросил он, выходя из своей задумчивости.

— Ты бы еще спросил, что там у тебя с носом на лице, — фыркнула Лим. И, видя, что он сейчас вскипит, быстро пояснила: — На поднос свой посмотри, олух. Как раз расписания всем раздавали, пока его светлость витал в облаках.

На краю подноса действительно обнаружился листок, прижатый опустевшей пиалой из-под джема. Он был испещрен какими-то закорючками. Повертев расписание так и эдак, Донни сунул его Элвину:

— На-ка, прочти.

— А сам не можешь? — удивился тот. — Ты ведь спригг...

— Издеваешься?!

— На самом-то деле он прав, — мягко вмешалась Мифрен. — Ты можешь отрицать свою наследственность, но она от этого никуда не денется. Из вас двоих Элвину намного труднее иметь дело с рунами Старших, ему приходится заучивать каждую, а ведь их несколько тысяч. Тебе же достаточно посмотреть.

— Я и смотрю, — огрызнулся Донни. — Но ничего не вижу!

— Ты просто неправильно это делаешь. Смотришь как на дурацкую бумажку с непонятными значками и в итоге видишь именно то, что ожидаешь увидеть. А теперь попробуй посмотреть как на расписание сегодняшних занятий.

Донни без особого энтузиазма попробовал. Ощущения были так себе. С одной стороны, не оставляло неприятное чувство, что ребята его разыгрывают: закорючки как закорючки, что там можно увидеть? С другой — дразнила надежда: если они все-таки правы в том, что все эльфы должны разбираться в этой абракадабре, то не означает ли его неудача, что, несмотря на все эти эманации, он никакой не эльф? А глубоко под этими чувствами, почти не осознаваемая, дремала мечта совсем иного рода. Все-таки, как бы он ни любил Эндрю, мысль о том, что брат наделен если не даром, то мечтой, а он, Донни, — нет, доставила ему немало неприятных минут. И если бы сейчас у него что-то вышло, пусть даже такая малость... Мальчик моргнул, и вдруг очертания рун, прежде напоминавшие не то летящие стрелы, не то сушеных кузнечиков, дрогнули, расплылись, а потом сложились в слова. Не веря своим глазам, он уставился на записку. Она гласила: «Поздние сумерки — Полеводство. Полночь — Травы, прим. — совместно с Гринхэндс. Третья стража — Домоводство (спецкурс с гербологическим уклоном). Четвертая стража — завтрак / Общая куртуазная практика».

— Поле.... что? Картошку сажать, что ли? — не понял Донни. — Дай-ка!

Он выдернул расписание из рук Элвина, потом, чуть более деликатно, просмотрел те, что были у девчонок. Предметы были разными, от «Проклятий», невесть как затесавшихся в график робкой Куэ, до «Классического стихосложения» у Лим. Только куртуазная практика, чем бы она ни была, действительно оказалась общей.

— Да что же это такое! — Донни даже ногой топнул. — Я, может, тоже хочу учить проклятия! А у меня сплошной огород и прочая трава! Нечестно!

Остальные переглянулись.

— Может быть, — осторожно начал Элвин, — это все потому, что ты спригг...

— О, просто заткнись!

* * *

Если бы в Шейдихиллз преподавали языки на уровне, отличном от спецкурсов вроде «Гадание на рунах» или «Мистический потенциал ритмических провалов древних саг», и Донни предложили бы написать сочинение о его впечатлениях от первой школьной ночи, желанная плохая отметка не заставила бы себя ждать. Просто потому, что впечатление было только одно — смертельная усталость.

Поначалу происходящее не было лишено очарования новизны. Вместе с небольшой группой других учеников, по всей видимости — древесных духов, хранителей полей и прочей зеленой братии, его конвоировали в сектор, который сильван-наставник, выглядевший так, будто перебрал с вечера первой росы, назвал «внутренним внешним». Это оказалась очередная безразмерная комната-ландшафт. Низко висела на жемчужно-сером небе полная луна. Уходила к горизонту череда пологих холмов с живописно разбросанными там и тут купами деревьев и небольшими, шага три на три, грядками трав. Пахло недавним дождем.

Любоваться пейзажами, впрочем, пришлось недолго: Донни выдали инструмент вроде игрушечной тяпки, поставили в пару с молоденькой феей и поручили их заботам клумбу с тем, что наставник назвал венечником. Работа в принципе была несложной даже для далекого от садоводства мальчика: все, что со смутно белеющими в полумраке цветами, следовало оставлять на грядке, остальное отправлялось в сложенную под ближайшим деревом компостную кучу. Но уже через полчаса начала давать знать о себе неудобная поза. Болели с непривычки колени и согнутая спина, затекала шея. В носу свербило от вездесущей пыльцы, с соседнего участка тянуло одуряющим ароматом полыни. Нестерпимо хотелось хоть немного отдохнуть, но после того, как фея-напарница получила несколько увесистых затрещин лишь за то, что остановилась глотнуть из фляжки воды, желание филонить, а уж тем более портачить отпало само собой. Когда они закончили приводить в порядок грядку, мальчик облегченно выдохнул, но сильван просто перевел их на новый участок. И на следующий, и на следующий, пока не начали лопаться натертые на ладонях волдыри.

Потом был короткий перерыв на купание и полночник. Под струями заменявшего здесь душ небольшого водопада мылись все вместе, без различия пола, одно счастье — прямо в перепачканной землей одежде. Донни все равно хотел было подождать, пока уйдут девчонки, но времени до следующего занятия оставалось всего ничего, в итоге острое желание смыть с себя грязь и едкий сок растений перевесило дискомфорт.

Урок по травам оказался не таким утомительным, но еще более нудным. Если это вообще можно было назвать уроком, конечно. Наставница, жизнерадостная эльфийка, адресовала все разъяснения группе учеников Гринхэндс. Именно они составляли сборы, необходимые для дарования бодрости духа, учились правильно заваривать зелень и занимались прочими относительно интересными вещами. Группа же, в которую входил Донни, работала в режиме «подай, принеси»: нарезала корни, измельчала стебли — в общем, с очевидностью готовилась на роль квалифицированной прислуги при настоящих магах. Верный своему плану, Керк-младший сходу запорол процесс измельчения корня девясила, накромсав материал крупными неровными кусками. Внутренне собрался, ожидая оплеухи (не без надежды на то, что рука у эльфийки окажется всяко легче, чем лапища сильвана), но наставница лишь поцокала языком и выдала ему новую порцию корней, велев стараться лучше. После седьмого круга этой бессмысленной работы, когда от камфарных миазмов девясила его стошнило прямо в фартук, Донни все же сдался и сделал все, как следует, что, со стертыми-то руками, и при старании оказалось не так уж просто. «Делаешь большие успехи, — потрепала его по плечу наставница, ставя в журнале жирную семерку. — Для сприггана это просто замечательно!»

Обед, как ни протестовал желудок, он пропустил: идея ходить остаток дня в пропахшей рвотой одежде казалась совсем уж дикой. Мысленно вознеся горячую молитву, чтобы в душевую не ввалилась какая-нибудь фея, Донни быстро разделся и, как смог, выстирал форму под струями водопада, благо запасов мыльного корня и ландышевой эссенции в купальне обнаружилось предостаточно. К счастью, эльфийский шелк сох практически мгновенно, и на последний урок мальчик явился во вполне пристойном виде.

Сохранись у него к этому моменту хоть какие-то душевные и телесные силы, занятие под руководством старенькой зеленушки могло бы его даже заинтересовать. Конечно, не обошлось без традиционного для Пика вкалывания: обрезки и полива комнатных растений, обильно расставленных в спальнях жилого блока Элдерфолка. Однако помимо этого ученикам объясняли, как мысленно настроиться на цветы и кустарники, как узнать их нужды и даже передать им приказ. В другое время открывающиеся перспективы несложной практической магии, возможно, захватили бы Донни. Но сейчас он был слишком подавлен усталостью и жалостью к себе, чтобы стараться всерьез, и, пока другие предавались медитации, стараясь услышать порученное их заботам растение, просто сидел с закрытыми глазами, используя неожиданную возможность отдохнуть и отчаянно грезя о приближающемся завтраке.

* * *

— Первокурсники! Первокурсники Пика! Все ко мне, пожалуйста! — Бабушка приподнялась на цыпочки и призывно взмахнула своей маленькой рукой.

С десяток разнокалиберных эльфов уже окружали ее со всех сторон. Заметив среди них Элвина и кузин-дуни, мальчик вяло кивнул приятелям.

— Поздравляю вас с первой ночью, мои дорогие! — Бабушка просто-таки лучилась энтузиазмом. — Надеюсь, вы узнали сегодня много полезного для себя! А теперь наступает черед нашей традиционной куртуазной практики, призванной научить вас достойным образом вести себя в высоком обществе. Прошу всех за мной.

Старая фейри подвела группу к небольшой овальной площадке рядом с тремя столами. Изнывающий от голода Донни не удержался от того, чтобы бросить жадный взгляд в ближайшее блюдо на стороне Дроузкейва. И обомлел. Там была рыба. Не вполне привычных очертаний, но все-таки именно рыба, зажаренная до хрустящей корочки. От ее головокружительного аромата у мальчика буквально подкосились ноги, он шумно сглотнул слюну и едва сумел заставить себя отвернуться.

— ...выберут себе пажа, — донесся до него голос Бабушки. — Каждый из вас будет прислуживать своему рыцарю или даме во время трапезы. Если вы нарушите требования этикета — вас поправят. Когда ваши партнеры покинут стол, вы сможете сесть и поесть, стараясь — прошу внимания! — подражать тому, что вы видели на их примере. Все ясно? Вопросов нет? Тогда я предлагаю старшим сделать выбор.

Донни, на которого запах жареной рыбы оказал просто магическое действие, с непривычной для себя робостью и даже надеждой посмотрел на учеников Дроузкейва. Конечно, вся эта история с прислуживанием — та еще дрянь, зато потом можно будет нормально перекусить… если эти «рыцари» все не сожрут, конечно. Впрочем, наваждение тут же развеялось: прямо на Керка-младшего смотрел не кто иной, как Илмирн. И выражение лица у него было такое, что впору бежать, куда глаза глядят.

— Я выбираю… — медленно выговорил он, не отрывая взгляда от мальчика.

— Мне, пожалуй, сприггана, — не дал ему докончить звенящий женский голос из-за соседнего стола.

Донни с надеждой повернулся к говорившей. Это была высокая бледная девушка из Элдерфолка, совершенно незнакомая. Зато сидящего рядом эльфа мальчик узнал: заметив его благодарный взгляд, Халлон едва заметно качнул головой, без слов веля молчать и занять место за спиной своей дамы. Илмирн, судя по всему, все же сообразил, кто именно увел у него облюбованную жертву. Во всяком случае, его полная злости ухмылка была адресована вовсе не эльфийке. Впрочем, он тут же взял себя в руки. Немного пошептался со своей компашкой, фыркнул, словно услышал какую-то шутку, и вдруг ткнул пальцем в Мифрен.

— Тогда хочу эту.

Дуни не переменилась в лице, и только по ее хромоте, в другое время почти незаметной, Донни понял, что она испугана. Зато Лим за ее спиной просияла: дурочке явно казалось, что такое предпочтение для кузины должно быть очень лестным. У него заныло сердце. Не то, чтобы он успел так уж привязаться к своей соседке, но Мифрен была одной из очень немногих здесь, кто хоть в чем-то попытался оказать ему помощь. И они оба знали, на что способен этот красноглазый ублюдок.

Поначалу, правда, ничего такого не происходило. Илмирн болтал с приятелями, почти не обращая внимания на прислуживающую ему девочку. Завтрак плавно катился к завершению, многие ученики уже покинули свои места. Донни, который то и дело краешком глаза поглядывал на стол Дроузкейва, начал даже потихоньку надеяться, что все обойдется. Но, конечно, не обошлось.

Споткнулась ли Мифрен сама, из-за нервозности забыв о своем колене, или, как потом уверял Элвин, ее специально толкнул сидевший слева от Илмирна мэрроу, Донни не видел. За минуту до этого он, как назло, перепутал столовые приборы, и теперь выслушивал очень вежливый, но оттого не менее обидный выговор своей дамы. Отвлек его грохот бьющейся посуды. Обернувшись всем телом, он увидел, что дуни лежит на полу. Из руки чуть пониже локтя у нее торчал большой осколок стекла, обильно текла кровь (обычная алая кровь, совсем не как у цветочных фей — некстати подумалось ему). Вокруг были и другие осколки, а чуть поодаль валялся поднос. Видимо, Мифрен уронила его, падая.

Донни почти ожидал, что сейчас илитиири закричит, примется куражиться над ней перед всеми. Но тот снова поступил иначе: встал из-за стола, подошел к съежившейся на полу дуни, осмотрел сверху донизу, точно впервые как следует увидел. А потом вдруг изо всех сил пнул ногой. И еще раз, еще, по ребрам, по животу. Мифрен не издала ни звука, только содрогалась всем телом и прикрывала руками голову, пачкая кровью свои пепельные волосы. Не помня себя, Донни рванулся на выручку. Вернее, в который раз за последние сутки попытался рвануться: его вдруг словно парализовало или даже хуже того. Тело отказывалось повиноваться, как будто стало не просто чужим, а трупом, деревом, соляным столпом. Разом исчезли все чувства, кроме зрения, только левое запястье немилосердно жгло. Бешено скосив глаза, он увидел, что в этом месте кожи, точно невзначай, касается локоть Арквен, его дамы. В ответ на ненавидящий взгляд она лишь беззвучно шевельнула губами, словно говорила «нет», и вновь уставилась в свою тарелку. Донни вновь напрягся изо всех сил, пытаясь сдвинуть омертвевшее тело — тщетно, лихорадочно пробежал глазами по залу, ища хоть какой-нибудь помощи — и снова без результата. В каком-то смысле это было концом его прежнего мира. После предупреждения старой ведьмы он не ждал ничего особенного от тех, кто казался ему «хорошими». Но наивная вера во взрослых, которые, конечно же, не могут допустить ничего подобного, все еще жила в нем. До этого момента. Жизнерадостная преподавательница искусства трав, сидевшая за столом Гринхэндс, при виде жестокого избиения только вздохнула и вернулась к прерванному разговору с кем-то из старшекурсников. Наблюдавшая за поведением своих подопечных Бабушка и вовсе неодобрительно посмотрела на Мифрен, словно это именно она вела себя неподобающе. Впрочем, быть может, по меркам этого сумасшедшего дома так оно и было.

Единственная удача: хотя Донни эти мгновения и показались вечностью, продолжалось все очень недолго. После пятого или шестого удара Илмирн отступил назад и, прошипев «дура криворукая», вернулся к столу. Почти сразу он и его компания покинули Зал. Только тогда Арквен отодвинула локоть, возвращая своему пажу свободу. Еще не вполне владея собой, он подошел к Мифрен, помог ей подняться. Рядом уже топтался Элвин, на котором от волнения буквально не было лица.

— Дай-ка я посмотрю, — подоспевшая Бабушка бесцеремонно выдернула ладонь Мифрен из рук Донни, извлекла осколок, остановила заклинанием кровь. Прищелкнула языком, глядя на бледное, с дорожками слез, лицо ученицы. — И как тебя только угораздило, милочка? Ничего, не надо переживать. В следующий раз получится лучше… Ну, первокурсники, что стоим? Старшие поели, теперь ваша очередь, рассаживаемся!

Мальчик машинально плюхнулся на ближайшую скамью. Без единой мысли в голове оглядел стол. Прямо перед ним стояла миска, в которой еще оставалось с полдюжины кусков такой вожделенной еще недавно рыбы. Рядом на блюде кто-то бросил наполовину обглоданный хвост. На золотистой корочке отпечатался след зубов. Донни вдруг представил, как Илмирн жует эту самую рыбу… как жует ногу Рей. А потом его снова вырвало.

Тем утром Донни долго не мог заснуть. Болели руки и спина, требовало выхода скопившееся нервное напряжение, протестовало все тело, наконец ощутившее смену дня на ночь. Но хуже всего была беспомощность, наполнявшая горечью рот, не дававшая дышать. И еще — страх перед маячащими на почтительном отдалении снами.

Очнувшись с немым воплем от секундной дремы, Донни решил, что с него хватит. Тихо, чтобы не разбудить соседей, встал. Оделся. Перебрал зачем-то содержимое своего тощего рюкзака. Недобро улыбнулся темноте. Пробежав на цыпочках до коридора, обернулся, чтобы затворить приоткрытую дверь, и замер: в падавшей внутрь спальни полоске света стало видно лицо Элвина. Тот не спал. Донни приложил к губам палец, жестом показал, что скоро вернется и снова налег на створку. Но не успел он дойти и до ближайшего поворота коридора, как сзади послышались шаги: его догоняли, причем не только подменыш, но и полностью одетая Мифрен. В приоткрытых дверях позади них виднелся смутный силуэт Куэ.

— Ты что, совсем дурак?! — яростно зашептал Элвин, хватая однокурсника за руку. — Знаешь, какая здесь охрана?! Ты и шага за территорию школы выйти не сможешь, думать забудь!

— Сам дурак, да еще и конопатый, — Донни не без труда отцепил его пальцы, легко подтолкнул подменыша обратно к спальне. — Да не собираюсь я бежать, не собираюсь, успокойтесь уже! Дело одно есть, сделаю и приду. Думал, как-нибудь попозже выбраться, но... а-а-а, вы все равно не поймете. Просто не засну, пока не сделаю какую-нибудь гадость одному... хорошему человеку.

Выговорил и тут же пожалел: теперь его держали в четыре руки.

— А ну, отпустите! — шепотом рыкнул он, опасаясь не столько непрошенных доброжелателей, сколько того, как бы не проснулись обитатели соседних спален.

— Нет, — сказала Мифрен, еще крепче вцепляясь в него. — Это ты не понимаешь. Илмирн не драться с тобой будет, он тебя убьет. У илитиири детям дают оружие лет в восемь-девять, тебе с ним не тягаться... — в ее голосе прорезались панические нотки.

— Так, хватит этого цирка! — Донни вдруг остановился, прекратив сопротивляться.

Соседи по комнате тоже замерли, но отпускать его предусмотрительно не стали. Он сделал шаг навстречу, так что лица их сблизились. Мифрен глядела с непритворным испугом. У Элвина подрагивали губы: вот-вот разревется. По всему выходило, что объяснения не избежать.

— Ни с кем я драться не буду, ясно? — начал он самым спокойным и рассудительным тоном, какой только мог взять в этот момент. — Но и просто так спустить мерзавцу все это нельзя. Это вопрос гордости.

— Чего-чего? — переспросил явно не понимающий Элвин.

— Ну, репутации... не знаю. Авторитета... Ладно, считайте, что это тоже такое заветное правило смертных: не позволять придуркам гулять совсем уж безнаказанными...

— Это называется «честь», — кивнула Мифрен, — я понимаю. Но что ты можешь сделать?

— Это ведь что-то типа интерната, так? — Донни выразительно выгнул бровь. — Я как-то учился в одном интернате. Там было популярно для острастки всяких-разных по ночам, пока они спят, прятать их вещи в людных местах или сыпать им в постель стиральный порошок... ну, то есть, тертый мыльный корень...

— Погоди! — перебил его Элвин. — Я все верно понимаю? Ты собираешься ночью совсем один спуститься в Дроузкейв — в Дроузкейв! — зная, что, если тебя поймает охрана, то запрут в каземате на неделю-другую, а если темные — то вообще очень повезет, если просто изувечат, а не прикончат сразу, и все это только для того, чтобы подсыпать мыльного корня в постель Илмирну?!

— Да, примерно так, — кивнул Донни и похлопал по карману своего фартука.

— Парень, да ты не в себе! — со смесью ужаса и восхищения выдохнул подменыш.

И почти одновременно с ним заговорила Мифрен:

— Я с тобой.

— Что?! — Элвин уставился на дуни так, словно у нее вторая голова выросла. — Но... но... зачем?!

— Затем, — тихо, без малейшей аффектации, пояснила она, — что завтра мне снова придется стоять за его спиной во время трапезы. И послезавтра, и потом... Да, то, что предлагает Спригган — это только шутка. Но это хорошая шутка. Если нам повезет, завтра, стоя за спиной Илмирна, я буду улыбаться.

— Я ценю твою помощь, правда, но... — Донни взглядом указал на пострадавшие ребра Мифрен.

— Это ничего, — она упрямо мотнула головой. — На нас, если нет серьезных увечий, все быстро заживает. Я пригожусь тебе. Я могу наслать туман, спутать преследователей иллюзиями...

— Можешь не уговаривать, я и так за, — Донни широко улыбнулся. — Только хватит тут топтаться, еще, неровен час, кого разбудим.

— Не, ребят, я пас, — Элвин отчаянно замотал головой. — Мне еще пожить охота. Да и мамс... опять же... — бормоча все это, он, тем не менее, сделал несколько неуверенных шагов вслед за друзьями. — Э-э-эй, вы хоть дорогу-то себе представляете, мстители хогговы?

— До Зала, а там — вниз, — лаконично ответил Донни.

— Вниз! Да там же целый лабиринт, полночи проплутаете! — всплеснул руками Элвин и, точно на что-то решившись, нагнал остальных, пошел с ними вровень. Поймав вопросительный взгляд Мифрен, пояснил смущенно: — Да я, вообще-то, немного знаю, где там что: у нас сегодня домоведение в их жилом блоке было. Расскажу вам по пути к Залу, на что ориентироваться, чтобы выйти к спальням... ну, или... или... ладно, покажу уже, затопчи вас быкодав!

* * *

Добирались до места без малого три четверти часа. Впрочем, насчет «лабиринта, в котором можно проплутать полночи» Элвин, к счастью, не то приврал, не то с испугу нафантазировал. В Дроузкейве, если брать его в целом, действительно можно было бесследно кануть, но первокурсников здесь, так же, как и в Пике, селили неподалеку от Зала. И та черепашья скорость, с которой компания подбиралась к жилому блоку противника, объяснялась не столько длиной и запутанностью маршрута, сколько общей тревожностью.

Сразу договорились не рисковать почем зря и при малейшем намеке на чужое присутствие прятаться, выжидая, пока минует опасность быть пойманными. «Малейшие намеки», конечно же, не заставили себя ждать. Пару раз, еще на стороне Пика, друзья едва не нарвались на патруль брауни. Еще трижды пришлось, едва дыша, дожидаться, пока уйдет по своим делам кто-то из страдающих бессонницей обитателей Дроузкейва. Последний из этой троицы, восьмифутового роста зеленокожий амбал, произвел на Элвина такое неизгладимое впечатление, что спутникам пришлось срочно зажимать подменышу рот и силой удерживать от немедленного панического бегства, которое в текущих обстоятельствах могло бы стать роковым.

Еще был случай, когда Донни почудилось в тихом топоте их ног какое-то странное эхо, словно кто-то осторожно крался следом, пытаясь ступать шаг в шаг. Изо всех сил стараясь не выказать охватившего его ледяного ужаса, мальчик жестами велел Мифрен затаиться в тупичке, отходящем от основного коридора, а сам повел не подозревающего об опасности Элвина дальше, чтобы преследователь не сразу понял, что его обнаружили. Несколько следующих минут заставили его действительно поволноваться и даже пожалеть о своем необдуманном намерении… ну, может, совсем чуть-чуть пожалеть. Вернувшаяся из разведки дуни, выглядела скорее задумчивой, чем встревоженной.

— Все в порядке, — одними губами шепнула она в ответ на вопросительный жест друга. — Это Куэ. Идет за нами.

— Но… почему не вместе?

Эльфийка лишь пожала плечами, и это, вероятно, был единственно возможный в такой ситуации ответ: понять, что творится в голове у тихой пернатой крохи, было задачей ничуть не более легкой, чем та, что занимала их сейчас. Идет и идет, грим с ней. Может, так даже лучше: с той стороны уж точно никто не подойдет к ним незамеченным.

Больше всего, конечно, случалось ложных тревог. Этому очень способствовали сами интерьеры Дроузкейва: никаких тебе уютных ламп, сплошной мрак, в котором едва-едва мерцают, на самой границе инфракрасного и видимого спектров, руны-указатели. Все дороги здесь, похоже, вели вниз, и бесконечно спускаться в этот мрак было невыразимо жутко.

С первых же шагов за границу колледжа они едва не заплутали. Пришлось срочно остановиться для военного совета. Подумав, Мифрен начаровала «одноглазую свечу». Фокус этого магического светильника, больше похожего не столько на саму свечу, сколько на ее призрак, заключался в том, что излучаемый им свет был различим только для тех, кто смотрел, зажмурив правый глаз, для глядящих же обоими (прежде всего — преследователей) все по-прежнему утопало в темноте.

Стало полегче, во всяком случае, больше не приходилось уповать на удачу и шарить руками по стенам, пытаясь найти очередную развилку. Но то, что стало зримым в этом неверном сиянии, пугало, пожалуй, больше темноты. Местные дизайнеры явно с ума сходили по паукам, подводным чудовищам, демоническим маскам, темным алтарям и прочему декору в том же духе. Элвин в итоге быстро сдался и, открыв оба глаза, слепо брел вперед, держась за руку Мифрен. Донни, которому тоже было очень и очень не по себе, крепился. И потому, что, затеяв все это, было бы смертельно стыдно праздновать труса из-за каких-то там масок, и потому, что некоторые из открывающихся картин при всей своей нарочитой угрюмости обладали своеобразным величием. Больше всего его поразил огромный, лишь немногим уступающий трапезному, зал, со всех сторон оплетенный извивами корней гигантского дерева. Здесь даже было немного света, который давал прижившийся на исполине пещерный мох.

— Первый Ясень, — шепнул Элвин, благоговейно разглядывая корень толщиной с туловище быка. — Наставник показывал нам это место. Отсюда уже недалеко: два поворота налево и лестница вниз. И все-таки… может, нам лучше вернуться? Ну, пожалуйста! Это последний шанс!

— Нет, — Донни упрямо тряхнул головой. — Может быть, ты потом найдешь себе оправдания, не знаю, но я-то для себя не найду точно.

* * *

Непосредственно к спальне Илмирна подкрадывались со столькими предосторожностями, что под занавес Донни даже начал чувствовать себя несколько глупо. И очень зря: хотя сквозь приоткрытую на полдюйма дверь не пробивалось и лучика света, как минимум один из обитателей комнаты явно не спал. Периодически изнутри доносился звук тяжелых шагов, долгие хрипловатые зевки, какое-то царапанье. Донни инстинктивно попытался погасить свечу, на миг забыв, что фейри все равно не увидит сквозь щель ее сияния. Мифрен шлепнула его по руке, показала жестами, что хочет заглянуть внутрь. Отрицательно мотнув головой, мальчик пошел сам. Сердце у него колотилось, как бешеное, но теперь, когда долгий путь был позади, и приближалось время решительных действий, страх почти пропал, вытесненный чем-то вроде жестокой радости.

Комната оказалась куда больше, чем их собственная. Магическое сияние не достигало ее дальней стены. Но главное разглядеть удалось. Илмирн, безошибочно узнаваемый по молочно-белым прядям распущенных волос, занимал кровать в алькове по левую руку от двери. Он глубоко дышал во сне. Правее виднелись еще две занятые постели. На ближней Донни разглядел какого-то незнакомого рыжего илитиири, не из обычной компании Илмирна, третьего обитателя комнаты скрывали тени, но, судя по разбросанным тут и там вещам, здесь постоянно жила как минимум одна девчонка. Больше спальных мест не было, а вот четвертый фейри наличествовал. Это был уже знакомый мальчику мохнатый гигант, файнодири.

Отступив от двери, Донни поманил друзей за собой вглубь коридора.

— Плохо дело, — тихо проговорил он, когда они отошли на достаточное расстояние, чтобы файнодири не мог их услышать. — Этот тип не просто страдает бессонницей, он их охраняет. Чтобы войти внутрь, нужно будет как-то его отвлечь, а лучше всего — ненадолго выманить из комнаты. У тебя есть какая-нибудь иллюзия в арсенале?

— На самом деле, есть даже кое-что получше, — Мифрен едва заметно улыбнулась. — Сонные чары. Они удаются лишь раз за ночь и действуют недолго, я берегла их на крайний случай. Видимо, это он и есть.

— Недолго — это сколько?

— В переводе на счет смертных? — дуни нахмурилась, пытаясь сообразить, потом ответила неуверенно: — Минут пять… или чуть-чуть дольше. Но это не точно!

— Хватит. Значит, план, у нас такой. Элвин, ты остаешься здесь. Спрячься вон за той горгульей. Если кто-то будет идти по коридору — подашь знак.

— Какой? — спросил подменыш, явно разрывавшийся между опасениями остаться одному в темном переходе и облегчением от того, что решающая фаза операции пройдет без его участия.

— Почем я знаю, какой? Можешь убежать с воплями, если больше ничего в голову не придет. Главное — не затопчи Куэ. Мифрен, тебе нужно их видеть, чтобы усыпить?

— Видеть — нет. Но подойти поближе, желательно — к самой двери, нужно. Чтобы точно накрыло всех, кто внутри.

— Отлично. Подходишь первая. Колдуешь. Отдаешь мне свечу. Сразу же... поняла?.. сразу же, не дожидаясь меня, возвращаешься к Элвину и вместе с ним начинаешь двигаться к лестнице. Я делаю дело и догоняю вас. А потом бежим так быстро, как только сможем. Всем все ясно?

* * *

Ожидая, пока Мифрен освободит ему место, Донни постарался максимально собраться и еще раз прокрутить в голове план. Кровать в алькове слева. Порошок в кармане. Ни в коем случае не на тело, только на постель… Вечером будет весело. О, очень весело.

Но когда дуни обернулась, предвкушение триумфа мигом оставило его.

— Не вышло? — прижавшись губами к ее уху шепнул Донни. — Не все заснули?

— Все! Только… — Мифрен беспомощно махнула рукой в сторону двери.

Мальчик прильнул к щели и сразу же понял, в чем дело: у них действительно были проблемы. Файнодири, которого чары застали стоящим, упал поперек прохода и придавил своим телом дверь. Все внутри спали, но попасть в комнату было невозможно. Донни вцепился обеими руками в волосы, лихорадочно размышляя.

— Если его потревожить, он проснется?

— Пока действуют чары — нет. Но они же скоро…

— Вот и поторопимся.

Отбросив колебания, Донни всем телом налег на створку, потом чуть отступил и ударил в нее плечом, как делал это на тренировках по регби. Тело спящего немного сместилось, щель стала шире. Мальчик налег снова, кивнул Мифрен, чтобы та помогала. Вдвоем им кое-как удалось расширить проход дюймов до десяти, но дальше дело не пошло: тело гиганта уперлось во что-то с другой стороны.

— Ч-черт! Не пролезу! Никак не пролезу! — Донни что только зубами не заскрежетал от ярости и разочарования. В том взвинченном состоянии, в котором он находился, трудно было оценивать время, но минута уже точно прошла, а то и две. План разваливался на глазах. — Что же делать… Что же…

— Давай корень! — Мифрен решительно протянула ладонь. — Я сама.

— Нет! — Донни мотнул головой, видимо, придя к какому-то решению. — Быстро, нам нужен Элвин!

— Он, конечно, самый худой из нас, но… Я пролезу, честно!

— Нет. Именно Элвин.

Подменыш, как и было условлено, ждал их около гаргульи.

— Уже все? — обрадованно вскинулся он. — Бежим?

— Бро, тут такое дело, — Донни схватил его за руку и торопливо поволок к дверям спальни, по дороге наставляя не терпящим возражения тоном. — Дверь, зараза, заклинило. Мы войти не можем. Но можешь ты. И немного времени они еще поспят, все безопаснее, чем конфетку у младенца отобрать, зуб даю. Держи сверток крепче, вон он. Перелазишь через косматого — и сразу налево, запомнил? До кровати буквально пять шагов, мы тебе посветим. Высыпаешь порошок на постель. Запомни! Ни в коем случае не на него, на постель! И сразу линяем. Охнуть не успеешь, как уже все закончится, поверь мне!

Примерно на середине этого монолога, подменыш начал сопротивляться, пытаться вырвать руку, тормозить пятками. Голова его беззвучно моталась из стороны в сторону: нет, нет, нет, нет, нет! Но Донни не обращал на это никакого внимания. Сунул ему в руки пакет, подтащил к самой двери. Кивнул Мифрен: свети, мол. Увидев перегораживающее проход тело, Элвин застыл окончательно. Его колотило так, словно он вот-вот свалится и умрет от разрыва сердца.

— Ну, давай! — яростно скомандовал Донни. — Я тебя подсажу, даже не придется на него наступать.

— Н-н-н… — боротал Элвин, в его вытаращенных глазах плескался ужас.

— У нас нет на это времени, — зло зашептала Мифрен, тщетно пытаясь вырвать сверток с порошком из сведенных судорогой пальцев подменыша. — Ты что не видишь, он просто не сможет! Либо пойду я, либо нам надо сразу бежать, время почти истекло!

— Я сказал, что пойдет он! — уже не сдерживаясь, рявкнул Донни, грубо отбрасывая ее руку. — Пойдет или, клянусь всем святым, что только есть, я лично убью его прямо здесь! НУ ЖЕ!

Секунду казалось, что ничего не произойдет. А потом Элвин вдруг сделал крохотный шаг в сторону спальни. Еще один. Еще. Содрогнулся всем телом, когда голых ног коснулась шерсть файнодири, но все-таки протиснулся в щель и исчез внутри.

— Поразительно! — ахнула Мифрен. — Но все-таки и я могла бы…

— Молчи и свети!

Еще в той, человеческой жизни, во время острых моментов некоторых матчей или на пике школьных разборок, Донни доводилось переживать чувство замедления времени. Но теперь оно не просто замедлилось, а практически остановилось. Казалось, на то, чтобы одолеть несколько шагов до кровати илитиири, у Элвина ушла целая вечность. Угасали звезды, возникали и рушились цивилизации, Вселенная семимильными шагами двигалась к тепловой смерти, а подменыш все шел, увязая в секундах, точно муха в густом меду. «Давай! Давай же! Скорее!» — стучало в голове, и Донни уже не смог бы с уверенностью сказать, думает ли он это сам или слышит мысли Мифрен. А потом в дверном проеме снова показалась голая мальчишечья нога, пытающаяся нашарить пол за бесчувственным телом стража, и все вдруг закончилось. Время рванулось вперед с такой скоростью, что едва не сбило их с ног.

— БЕЖИМ! — не то вслух, не то мысленно крикнул Донни, одной рукой хватая за плечо Мифрен, а другой — вытаскивая в коридор друга.

И они побежали, как не бегали, наверное, никогда. Керк-младший, если бы его спросили, назвал бы себя не самым плохим спринтером, но и он вскоре начал задыхаться, сбиваться с шага: мощный приток адреналина заставлял неистово колотиться сердце, выжигал в легких остатки кислорода. Пот заливал глаза, а стоило попытаться их вытереть или сощурить, пропадал свет «одноглазой свечи». Сумрачные интерьеры Дроузкейва возникали и исчезали вокруг, точно в мерцании стробоскопа.

На лестнице Элвин споткнулся и скатился вниз на полпролета, до крови ободрав бедро о края ступеней, но тут же вскочил и побежал дальше. Когда он обгонял Донни, который так и не отпустил руки Мифрен, опасаясь, что та из-за своей хромоты может отстать, тот увидел, что лицо подменыша сияет. Он беззвучно хохотал.

— Я… каж… кажется… п-поняла, — задыхаясь пробормотала эльфийка, изо всех сил стараясь еще ускорить темп, — почему… д-должен был… именно… он.

Если бы Донни еще мог говорить, он ответил бы, что смысл его выбора был не только в поднятии духа. Но они бежали. Мчались из последних сил.

Дуни сломалась первой. Захромала, сбилась на быстрый шаг, потом и вовсе остановилась.

— Н-немгу, — простонала она, массируя ногу. — Дай минуту... буквально минуту...

Донни, который выдохся еще много часов назад, на полеведении, и все это время держался на одной спортивной злости, молча плюхнулся на пол рядом с ней, покрутил головой, пытаясь сообразить, куда их занесло. Узкий холл выглядел совершенно незнакомым, очевидно, в горячке бегства, они где-то свернули не туда. Но выступающий в одном месте из стены толстый корень в островках светящегося мха указывал на то, что пещера Первого Ясеня находится где-то в непосредственной близости. Спустя несколько секунд вернулся убежавший вперед Элвин, нервно притопывая, встал поблизости. Его все еще распирала эйфория.

— Мужик, ты невообразимо крут, — совершенно искренне сказал Донни и похлопал приятеля по ноге. — Это было… божественно.

— Да, ты поступил как герой, — поддержала немного отдышавшаяся Мифрен. — Даже жаль, что никто об этом не узнает. Кстати… — она вдруг замерла, точно сообразила что-то, прежде не приходившее ей в голову. — А зачем мы вообще так бежали? Когда чары спадут, они даже не поймут, что произошло. Спавшие до заклятия не проснутся. Страж может что-нибудь заподозрить, когда очнется на полу, но, скорее всего, подумает, что просто задремал на несколько секунд, и побоится докладывать о своей оплошности. Илмирн, конечно, ближе к вечеру обнаружит, что его простыни мыльные, но к тому моменту мы давно будем у себя в спальне. Гораздо безопаснее было пробираться тайком, как и раньше, наше счастье, что мы ни на кого не наткнулись!

— Это при условии, что его ожидают всего лишь мыльные простыни, — Донни, наконец, позволил себе улыбнуться самой широкой из богатого арсенала своих злорадных улыбок.

Друзья вопросительно посмотрели на него. Выждав эффектную паузу, он обронил всего два слова:

— Кора рябины, — но потом все-таки не удержался от пояснений. — У меня завалялся маленький кусочек за подкладкой рюкзака. Потихоньку растолок во время занятий в лаборатории... Поэтому и было так важно, чтобы это сделал Элвин. Ты бы себе все руки сожгла.

* * *

— Не помню, — Элвин виновато склонил голову. — Вроде бы правый коридор, а вроде и нет… Ребят, ну чего вы хотите, я всего один раз здесь раньше был…

— Нам нужно выбираться и срочно, — Мифрен нервно дернула себя за прядь волос, еще раз окинула взглядом приютивший их холл. — Мы слишком близко к их спальне. Как только он перевернется во сне и коснется порошка, в этом колледже даже мертвые проснутся.

— Если ты думаешь, что от угроз у меня прояснится память, ты очень ошибаешься! — огрызнулся мальчик. — Не помню я и все тут!.. Эй, может, ты поможешь вместо того, чтобы пялиться на эту штуку?

— А? — Донни, к которому была обращена последняя фраза, вздрогнул и отошел от выступа корня Первого Ясеня, но тут же снова ушел в свои мысли, даже губу в задумчивости прикусил. — Знаете, — сказал он, наконец, — первый раз жалею о том, что валял дурака на уроках...

— Какие еще уроки, о чем ты? Не слышал? Нам валить отсюда надо!

— Так и я об этом. Нам сегодня на домоводстве что-то такое рассказывали о том, как разговаривать с растениями. Эта штука, — он похлопал по выступу, — просто огромная, у нее здесь, наверное, повсюду корни. Кому как ни ей знать, куда ведет каждый коридор?.. Вот только я не слушал. Спина, дрянь, болела так, что не до бла-бла-бла с березками было.

— Нет так нет, — философски заметил Элвин. — Ну что, выбираем правый коридор? Или монетку бросим?

— Постой! — прервала Мифрен. — Его план лучше.

— Какой еще план? Типа, если бы он умел болтать с деревьями, то мы вмиг бы отсюда вышли? С тем же успехом я мог бы сказать, что, будь у меня крылья, я бы…

— Крыльев у тебя, положим, нет. А вот он с деревьями говорить вполне способен. Он же спригган.

— О, еще одна! — Донни фыркнул. Как всегда, когда кто-то называл его спригганом, у него внутри поднялась волна протеста. — Все, перекур закончен. Идем направо.

— Нет, — Мифрен и не подумала сдвинуться с места. — Ты спригган. У тебя это в крови. И я не собираюсь вслепую блуждать по Дроузкейву, рискуя своей жизнью просто для того, чтобы понянчить твои предубеждения. Чего ты боишься?

— Я ничего не… — начал было он с гневом. Договорить не успел: где-то вдалеке раздался вопль ужасной боли, почти сразу к крикам присоединились звуки нескольких голосов.

— Началось! — Элвин зябко обхватил себя за плечи, новая волна ужаса стерла с его лица остатки эйфории.

— Давай! — не то приказала, не то взмолилась Мифрен, отчаянно вцепившись в руку Донни, а потом, больше не спрашивая, точно согласие уже было получено, прижала тыльную сторону его ладони к корню.

Мальчик хотел воспротивиться. Правда, хотел. На долю секунды он почувствовал, как это глупо, стоять вот так, трогая какую-то там деревяшку, и изображать из себя фейри, и даже вознамерился рассказать об этом Мифрен. Но на самом-то деле его — какого-то отдельного его, мальчишки тринадцати лет с двумя ногами, двумя руками и набитой человеческими сказками головой — больше не было. Первый Ясень вобрал Донни, как океан вбирает каплю. Первыми исчезли слова, он больше не знал их, не видел в них смысла. Был только шепот листьев, местами уже тронутых предосенней желтизной, неторопливое, полусонное движение соков, хлопотливая жизнь насекомых в складках коры, такая непрочная и мимолетная по сравнению с его веком, такая деловитая и важная. Он был Ясенем, но Ясеню снилось, что он человек, и что человеку нужна помощь, что над одним из молодых побегов внизу уже занесен топор. А в следующий миг он уже снова был этим побегом; человеком ли, спригганом ли — не так важно, ведь это только короткоживущим свойственно запирать бытие за решетку слов. Он вернулся в свое тело, но тонкая ниточка связи с гигантским деревом уцелела. Донни буквально видел, как под его сомкнутыми веками разворачивается что-то вроде трехмерной карты: сложное ветвление корней, созданный самой природой лабиринт, к которому примыкали подземные этажи Шейдихиллз. Теперь он знал дорогу до Зала, или, скорее, дорога была его неотъемлемой частью, как линии на подушечке пальца…

Так и не вспомнив слов, он просто указал рукой налево, и Мифрен с Элвином, молча и быстро, пошли в этом направлении, ничуть не сомневаясь в его новоприобретенном знании. Позади просыпался Дроузкейв.

* * *

Речь вернулась к Донни, когда до спасительного каменного сада оставалось не больше сотни шагов. Там уже действовали гарантии, данные родителям, отправившим своих чад в Шейдихиллз, как древние, должно быть, отправляли своих детей в чужой город — не то гостями, не то заложниками, хранителями заключенного союза. В Зале было безопасно… насколько вообще могло быть безопасно в этом причудливом месте.

Тут лететь бы к убежищу, точно на крыльях, но, по правде говоря, друзья едва плелись. Травмированное бедро Элвина превратилось в один сплошной кровоподтек. Донни, почти до дна вычерпавший за эти сутки запас своей выносливости, шатался на каждом шаге. Но хуже всего приходилось Мифрен. На ровных участках парни по очереди поддерживали ее, помогали идти, но последние две лестницы дуни пришлось одолевать чуть ли не ползком.

— Жаль, что ты не можешь как Лим, — натужно пошутил Донни, буквально выволакивая ее на очередную площадку. — Превратилась бы в лошадь и живо довезла нас до места…

— На сам… самом… деле я могу, — Мифрен попыталась улыбнуться, но губы отказывались ее слушаться. — Только зачем вам лошадь с человеческой ногой?

Пустой по случаю послеобеденного часа Зал встретил их рассеянным солнечным светом, заставившим Мифрен и Элвина неуютно поежиться. Впрочем, после пережитых страхов отсутствие привычки к дневному образу жизни казалось не более чем легким неудобством. К тому же сейчас солнце было им лучшим другом: илитиири не переносили его просто органически, это была прекрасная защита.

Не в силах идти дальше, друзья забились в заросли каменной бузины и растянулись прямо на полу, давая покой усталым телам. Дуни почти мгновенно заснула, точно ее выключили. Элвин, кряхтя и ругаясь вполголоса, поворочался немного, пытаясь удобнее устроить одеревеневшие ноги, но вскоре тоже затих. Донни же еще некоторое время просто лежал, бездумно наблюдая сквозь полусомкнутые веки за игрой света и тени в искусно вырезанных ветвях. Наверху, в кроне ближайшего высокого дерева, что-то белело. Приглядевшись, он удовлетворенно вздохнул и перевернулся набок. «Значит, Куэ тоже выбралась» — была его последняя мысль перед тем, как над ним сомкнулось теплое марево сна. Обдумывать ее Донни не стал. Теперь он мог спать. Наконец-то.

* * *

Это было как прыжок в холодную воду. Как перемещение между мирами. Миг назад он был Донни Керком, оставшимся в каменном саду, и спал, и знал, что спит, и знал, что знает, что спит, и наслаждался этим знанием, укутанный, точно одеялом, уютной дремой. И тут же, сразу, почти без временного зазора, он снова стал Первым Ясенем. Его крылатым семенем. Крохотной живой пылинкой, копошившейся где-то далеко внизу, у самых корней… его собственных корней. Он был изранен. Нет, не так, как мальчик там, наверху — иначе. Его плоти коснулось злое волшебство, и полученным ранам предстояло исцелиться еще нескоро. Он был зол, смертельно зол. И шел убивать, пусть и не знал пока, кому именно суждено сегодня корчиться в муках под его сапогом.

Со сдавленным воплем Донни проснулся. Охнул от пронзающей боли в пояснице, торопливо подполз к Мифрен, сильно потряс ее за плечо.

— Он идет! — прошептал ничего не понимающей эльфийке. — Илмирн! Надо немедленно уходить!

— Но как же… здесь же… ведь солнце! Он не может…

Донни хотел ей сказать, что она не права. Хотел объяснить, что знает это потому, что крохотная частичка его самого прямо сейчас поднимается наверх, шатаясь, прикрывая ладонью лицо, почти ослепнув, но все-таки не останавливаясь. И не мог.

— Вот же упорный сукин сын! — беспомощно выругался Элвин и попытался встать. — Он знает, кто это с ним сделал?

— Нет, пока не знает.

— Тогда и не должен узнать! Бежим!

К сожалению, сказать это было куда проще, чем сделать. После короткого отдыха сил у измотанной троицы не просто не прибавилось, скорее — наоборот. Подхватив под руки стонущую Мифрен, мальчики заковыляли вперед, и Донни почти сразу почувствовал: не успеют. Как бы медленно не двигался вверх Илмирн, он все-таки был быстрее. И сильнее, если уж на то пошло. Намного сильнее. Испытываемая боль лишь делала илитиири еще опаснее: теперь их не спасут никакие школьные законы.

Наверное, потом кто-то мог бы похвалить его за мужественное решение (или обругать за глупое). Но на самом-то деле решения никакого не было, как не было и другого выхода. Донни просто остановился.

— Дальше один, — велел он Элвину. — Она тяжелая, но это ничего, осталось немного. Придете в комнату — сразу ложитесь в постели. Вы не выходили днем и ничего не видели. Лим, конечно, может рыпнуться и наболтать лишнего, но Мифрен умеет с ней управляться.

— А ты?

— А я здесь. Кто-то должен задержать.

— Я с тобой! — Элвин яростно мотнул головой, по его лицу текли слезы.

— Ты — человек и ничем тут не поможешь. Зато можешь спасти ее, — терпеливо разъяснил очевидное Донни, внутренне досадуя на медлительность друзей, на их такую несвоевременную совестливость. А потом прикрикнул так же, как когда пытался заставить подменыша войти в спальню к илитиири. — НУ ЖЕ!

* * *

Про человека Донни, конечно, ввернул исключительно для убедительности. Стоя в ожидании Илмирна, он вполне ясно понимал, что его нежеланная наследственность здесь и сейчас не способна помочь ровно ничем, и в качестве противника для озверевшего темного эльфа он ничуть не менее жалок, чем Элвин. Мелькнула, конечно, мысль, попробовать оживить деревья сада или вновь воззвать к Первому Ясеню, который одним движением могучих корней мог бы превратить в руины полшколы. Но Донни утешался этим не больше мгновения: что-то глубоко внутри подсказывало ему, что этот мрамор — просто мрамор, а лесной исполин слишком глубоко погружен в поток возобновляющей самое себя жизни, чтобы убивать по чьей-то указке, даже будь указующий сто раз спригганом.

Оставив надежду, он отказался и от страха. Просто стоял, прислонившись к каменному стволу, с непонятным наслаждением ощущая удовольствие от прохлады и тишины. Прежде он где-то слышал, что перед смертью перед глазами проходит в ярких картинках вся жизнь. Но то ли смерть ему все же не грозила, то ли слухи врали — в его голове отчего-то крутилась не длинная кинолента, а всего одно воспоминание, такое же прохладное и тихое, как этот бесконечный момент.

Ему пять лет. Зимний день в парке, рождественский легкий снег, норовящий набиться в сапоги. Разрумянившееся от бега лицо младшего братишки. И мама…

Донни тихо запел. По старой привычке оборвал себя, не желая, чтобы кто-то заметил эту примету нервозности. Но потом усмехнулся и продолжил выводить простенькую, смутно знакомую мелодию. В какой-то момент она словно раздвоилась… как раздваивались прежде их шаги в гулких коридорах Дроузкейва.

— Куэ? — он перестал петь и поднял взгляд. — Это ты?

На него действительно смотрели серьезные глаза Куэ. Только по этому ускользающему взгляду он ее и узнал: там, где он ожидал увидеть хрупкую девушку, возвышалось самое причудливое создание из всех, что ему доводилось встречать, даже с учетом Шейдихиллз. Крупное, на добрых две головы выше Донни, оно чем-то походило на крылатую белую лошадь, чем-то — на хищную птицу и очень немногим на человека. Из белого оперения выглядывала маленькая острая грудь, похожие на изогнутые кинжалы когти на мощных лапах отливали светлым серебром. Это было очень красиво, очень. И одновременно пугающе.

— Теперь иди, — сказала она, не разжимая губ, и Донни, в сознании которого сами собой возникли эти слова, вдруг со всей ясностью понял, что обычная речь для нее вообще недоступна, что в истинном облике, что в прежнем. — Кто-то должен задержать. Куэ задержит.

Даже не пробуя спорить — рядом с ней это казалось немыслимым — Донни со всей доступной быстротой устремился к уютной безопасности Пика. И почти не дрогнул, когда, точно кинжал под лопатку, его достигла последняя фраза-мысль Куэ. Задумчивая, даже нежная:

— Быть может, он вкусный…

— Это уже ни в какие ворота не лезет! — от всегдашнего внешнего добродушия Бабушки не осталось и следа. Ее глаза метали молнии. — В первый же школьный день! Вы хоть представляете, какой урон нанесли своим безобразным поступком?!

Донни на всякий случай покаянно склонил вихрастую голову. О каком конкретно преступлении минувшего дня шла речь, он не имел ни малейшего понятия.

Бабушка, меж тем, явно ждала какого-то ответа и, не слыша его, все больше свирепела.

— Э-э-э... насчет Илмирна... — наконец промямлил он, решив, что отпираться бессмысленно.

— Кого? — старшая наставница Пика даже опешила. — А-а-а, ты о том первокурснике Дроузкейва, который умудрился где-то вляпаться в рябиновую кору, а потом еще и напасть на гарпию? Хочешь намекнуть на то, что не ты самый отъявленный хулиган этого потока? Ничего не выйдет! Этот несчастный мальчик — скорее жертва... В первую очередь — собственной глупости, конечно, но именно жертва! А вот ты, мой дорогой — самый настоящий преступник. Половина эликсиров в нашей лечебнице лишилась своих свойств! В защитных чарах внутреннего внешнего местами такие прорехи, что может пройти повозка, запряженная быками! Сильваны с самого вечера с ног сбились, собирая по окрестностям разбежавшиеся ведьмины огни!..

— Мэм, я к этим вашим огням-эликсирам и близко не подходил! — абсолютно честно воскликнул ошарашенный ее негодованием Донни. — Честное спригганское!

— Не подходил он! — взвизгнула Бабушка. — Святая невинность! А кто додумался напевать в магической школе рождественский гимн, а?! Или, когда у тебя нашли при поступлении крест, тебе плохо объяснили, что символика чужеземных верований несовместима с магией этой земли?!

Донни почесал затылок. Нахмурился, перебирая в уме детали неприятного разговора со стражами-брауни. Ничего такого про «чужеземные верования» он не помнил. Как, впрочем, не помнил и рождественских гимнов в своем исполнении. Да, напевал что-то такое... зимнее. Но чтобы вот прямо гимн...

— По правде говоря, мэм, — сказал он, — я подумал, что крест отобрали из-за того, что он железный.

— На все-то у него готов ответ! — проворчала Бабушка. — То, что ученик не хитрит, она явно видела, но отголоски прежнего гнева еще давали о себе знать. — Ты как знаешь, конечно, но я просто обязана теперь поднять перед попечителями вопрос о твоем отчислении...

— О моем... что?

— Ладно, уж, не вешай сразу носа, — немного теплея, утешила Бабушка, приняв благоговейный восторг за страх перед изгнанием. — Оценки-то у тебя хорошие, и эманация усиливается буквально на глазах, вот-вот первые почки начнут проклевываться... Да и не специально ты дел наворотил, вижу. Может быть, еще оставят с испытательным сроком... Давай, юный вандал, не стой, иди на ужин. Сядешь с кем-то из второкурсников, от куртуазной практики и от занятий ты пока освобожден. А ближе к утру, когда соберется комиссия, будем думать, что с тобой делать.

* * *

Путь до каменного леса Донни провел в глубокой задумчивости. Еще несколько часов назад при одной мысли о возможности скорого отчисления из Шейдихиллз, он, наверное, станцевал бы брейк от радости. Теперь же он и сам не знал, чего именно хочет: то ли поехать домой, то ли все-таки... Нет, школа не стала нравиться ему. Но недавнее чувство полной беспомощности, больше всего отравлявшее жизнь, ушло безвозвратно. И еще было то потрясающее ощущение, когда он стал одним целым с Первым Ясенем. Пожалуй, было бы неплохо пережить его снова... и освоить еще что-нибудь в том же роде. Вот только первые почки, о который упомянула Бабушка... Донни вспомнил виденного накануне взрослого сприггана и поморщился: никаких таких почек ему и даром не было нужно. Вот если бы можно было как-нибудь исхитриться, чтобы без них... и, желательно, без цветов вереска на ужин...

Вспомнив об ужине, Донни Керк чуточку повеселел и почти без усилия выбросил из головы все тревожившие его мысли. Придумал тоже: решать что-то на пустой желудок! Вот сейчас он как следует поест, и жизнь сразу станет лучше.

* * *

Буквально через несколько мгновений его жизнь и правда стала лучше. Причем — даже раньше запланированного. Он увидел за столом Дроузкейва Илмирна. Тот сидел в одиночестве, прежняя его компания нашла себе другое место и, похоже, другого лидера. Облик илитиири больше не отличалось правильностью черт: на правой щеке красовался большой свежий ожог, мочка одного уха была разорвана, по подбородку и шее сбегали за вырез комбинезона воспаленные следы от когтей.

А за его спиной в почтительной «пажеской» позе стояла Мифрен. И улыбалась.