Соловей и брусничная фея (джен)

Прошла неделя, началась вторая. Клара привыкала к новому месту. Она общалась со всеми соседками по спальне, кроме Лизы, и успела узнать о них довольно много.

Мать Летти была беженкой из Ремилии, бабушка Джорджи еще до войны приехала из Айбарии и здесь вышла замуж. В Розфильде было много таких семей, эмигранты всегда оседали там или в столице, в Корлинге. Папа Летти спроектировал какой-то аппарат, который передает картинки на расстоянии, и ему за это дали очень большую премию. У Джорджи папа когда-то был, но давно, как говорила она, сбежал, и о семье заботился брат матери Джорджи, священник. У Летти были два младших брата, у Джорджи — старшая сестра, и если Летти явно обожала братьев и постоянно с ними переписывалась, то Джорджи вспоминала только о ссорах, а домой не писала вообще. Летти ей напоминала, а она каждый раз забывала. Джорджи вообще была забывчивой, неаккуратной и любила приключения. Пару раз ее ловили ночью бродящей по школе с Карен, девочкой из соседней спальни. Обеих осудили на пустую овсянку до воскресения. Зато Джорджи была очень остроумной и ничего не боялась, а уж что творила по математике — уму непостижимо.

Что до Летиции, она в самом деле была старше остальных: ей оставалось совсем немного до одиннадцатого дня рождения. Ей нравилось быть старшей, опекать и немного командовать. Но она и была заботливой и очень доброй: подкармливала Клару и даже Лизу, думала, что сделать с Клариными туфлями, чтобы они не терялись, и иногда могла помочь с уроками. Сама Летти, серьезная и усидчивая, по всем предметам училась почти одинаково хорошо, но еще ни одна учительница не выделяла ее особенно.

Марселла приехала из столицы. До этого она жила у дедушки, какого-то банкира. О родителях Марселла не рассказывала ничего, даже не упоминала, значит, не стоило и спрашивать. Зато однажды получила письмо от младшего брата и весь день ходила сияющая.

Училась Марселла не лучше самой Клары, и это немного удивляло: Клара думала, здесь ее будут умнее все, а дети из столицы, уж конечно, будут подготовлены несравнимо лучше. Но ей, например, было легко рано вставать или сидеть за учебниками столько, сколько скажут, а Марси на завтрак приходила полусонная и за уроки садилась с трудом. Лиза однажды без церемоний спросила ее, знакома ли Марси вообще с режимом дня.

Та немного поморгала.

— Я еще не ходила ни в какую школу, — призналась она. — Мы с братом жили у дедушки, бабушка иногда нанимала нам учителей, потом они пропадали. Они обычно вечером приходили. И не спрашивали строго. Я не думала, что в школе может быть так тяжело.

Правда, Марселле не приходилось выслушивать столько замечаний насчет манер. Клара никогда не спорила и старалась не обижаться, не расстраиваться: ее ведь просто учили, как принято вести себя здесь. Но все же очень сложно разом все помнить, за всем следить. И было бы легче, если бы не смеялись за спиной.

Летиция убеждала ее, что Фредерика с подругами — просто дуры, а Джорджи и Карен, случалось, в самом деле заставляли их глупо выглядеть. Да и их поступки говорили сами за себя. Они не могли навредить Кларе по-настоящему, ведь с ней уже случилось самое плохое: папа погиб. До мамы и брата с сестрой, конечно, они добраться не смогут, на то есть закон. Но где-то, на каком-то самом краешке разуме, окутанном тенями, иногда мелькала смутная горечь.

Впрочем, на это не стоило обращать внимания, ведь, кроме этих трех гусынь и Лизы, которая со всеми была груба, остальные к ней очень хорошо относились. А еще здесь вкусно кормили, разрешали гулять в саду и даже дотрагиваться до чудесных цветов, по вечерам в гостиной включали радио или ставили пластинки. И дом был в самом деле красивый, старинный и уютный. И до того, как можно будет написать родным, оставалось всего два дня. Собственно, писать родным можно было без ограничений, но конверты и марки стоили дорого, и Клара заранее договорилась с мамой, по каким числам будет отправлять письма.

И именно в тот день, после обеда, мисс Эрдли передала Кларе, что ее вызывает к себе директриса. Это было немного странно: Клара вроде бы не хулиганила и не сказать, чтобы училась возмутительно плохо. С другой стороны, и никаких заслуг за ней не числилось. «Тогда, получается, она что-то узнала о моих родных и хочет мне сказать?» Стало страшно не на шутку, и Клара принялась молиться потихоньку, чтобы с мамой, братом и сестрой оказалось все хорошо.

…Она так волновалась, что не успела толком рассмотреть кабинет директрисы. Когда так страшно, даже глаза не можешь поднять, только руки сжимаешь, и пальцы становятся ледяными. Мгновения, прежде чем мадам Айсви, стоявшая у окна, обернулась к ней, показались мучительно долгими.

— Мисс Уолли, у вас все в порядке? — тут же мягко спросила она. Клара не смогла ответить сразу, захлебнувшись собственным дыханием. «Если бы что-то случилось с мамой или ребятами, она обращалась бы ко мне не так. Значит, все в порядке. В любом случае, она скажет сейчас, не станет тянуть долго».

— Да, мадам, я просто… Немного волновалась… Мои родные… Я думала…

Директриса ласково улыбнулась.

— Простите, не хотела вас пугать. Мне следовало уточнить для мисс Эрдли, зачем я вас зову. Скажите, Клара, вам у нас нравится?

Клара даже почувствовала слабость и охотно присела бы, но не была уверена, что можно. Что ж, она постоит. Ее просто расспрашивают о жизни в школе.

— Да, спасибо, мадам, очень нравится.

— А что нравится на занятиях?

Клара немного подумала.

— Шить.

На самом деле ей еще нравилось слушать музыку и пение мисс Эрдли, но она стеснялась попросить обучить ее, как Марселлу, играть на фортепьяно или гитаре. Еще она любила литературу, которую энергичная седая миссис Челленджер часто проводила в саду или на террасе. Но по литературе Клара тоже не особенно успевала — откровенно говоря, ее не спросили еще ни разу. Там блистали Карен и Кассандра, да и Офелия показывала себя неожиданно хорошо. А вот шить Кларе приходилось много лет с пяти: мама еще при жизни отца подрабатывала швеей. Опережала ее в этом только Летиция, которой, кажется, просто нравилось делать красивые вещи своими руками.

— Вас не обижают?

Клара призадумалась. Учителя всегда одергивают Фредерику с подружками, да и их мелкие пакости и насмешки нельзя назвать серьезными обидами. Так что ни к чему ябедничать лишний раз.

— Нет, мадам, все хорошо.

— Я этому рада. Клара, я послала за вами, потому что хотела сказать: к завтрашнему вечеру будьте готовы, мы с вами отправимся в гости. Чистые волосы, ногти, платье на выход — думаю, вы понимаете. В спальне на тумбочке вы найдете одну книгу. Не слишком увлекательную, но я хочу, чтобы вы прочитали из нее ровно две главы, отмеченные закладками. И вашей подруге, Джорджиане, ее передайте, она тоже завтра едет с нами. Поставьте ее в известность. Завтра в шесть ждите меня внизу. Вам все понятно?

— Да, мадам.

— Можете идти.

«Не слишком увлекательная книга» оказалась пособием по этикету. Весь вечер Клара читала о том, как надо держаться в гостях. Они с Летицией пробовали заставить читать и Джорджи, но та убежала вместе с Карен рисовать пруд — ну, так сказали. Может, и правда: Карен хорошо рисовала, у нее был большой блокнот и много карандашей. Однако по поджатым губам и нахмуренным бровям Летти Клара понимала: та совсем не поверила подруге. Впрочем, Летти отвлеклась на то, чтобы подруги в гостях выглядели безупречно. Она проверила траурное платье Клары и сама слегка почистила его, а также объяснила, как набить туфли носовыми платками, чтобы они не терялись. Она сама выбрала Джорджи платье, лично проследила, чтобы та на следующий день заплела аккуратную косу, поделилась лентой из множества своих и проводила обеих подруг в назначенный час вниз — видимо, на случай нападения Фредерики. Мадам Айсви, уже спустившаяся, отвела Джорджи и Клару к стоявшему на подъезде к школе такси.

Директриса села рядом с водителем, девочек усадила позади. Джорджи в лиловом платье, с пурпурным бантом в косе и в пушистом розовом джемпере на молнии выглядела совершенной паинькой. Такая спокойная, руки сложены на коленях, и даже не улыбается… Очень старательно не улыбается. Клара упрекнула себя за то, что стала такой подозрительной: наверняка в гостях Джорджи не стала бы хулиганить. В конце концов, едва знакомый человек везет их к совершенно незнакомым людям. Самой ей было немного любопытно, будут ли знакомые мадам Айсви похожи на мистера Лоуэлла и его жену, и немного тревожно от того, удержатся ли на ногах туфли. Мысленно она представляла, что они как будто два диких зверька, очень любящих свободу, и уговаривала их потерпеть хоть один вечер — и почему-то была уверена, что это поможет.

За окном мелькали каменные стены, зеленые газоны, увитые плющом ограды. Машина въехала на каменный мост, и открылся вид на веселую речку, блестевшую в лучах заходящего солнца. Квинленд, в общем, был очень похож на Риверс-Холл, разве что чуть больше, да чаще встречались новые или прекрасно отделанные старые здания. А так и не скажешь, что столица совсем рядом.

Машина остановилась перед увитым плющом двухэтажным домом — новым, с каменным забором, с дорожкой, выложенной гравием, с безупречным, как показалось Кларе, небольшим садом. На пороге их встретила невысокая, хрупкая женщина маминых лет или чуть старше, в темно-фиолетовом свободном платье, с бархатно-черным тяжелым узлом волос, с глубокими синими глазами и легкой улыбкой. В ней была какая-то загадочность, как в молчании летней ночи; в выражении лица и голосе странно и неуловимо сменяли друг друга насмешка и мягкость.

— Ариэлла, милая, здравствуй. Это твои новые воспитанницы? Рада вас видеть, девочки. Как вас зовут?

Мадам Айсви представила их, Клара вслед за Джорджи сделала реверанс — на сей раз вышло вроде бы не так уж плохо. Повторила про себя имя хозяйки: миссис Марта Ивлинг.

— Юстас, к сожалению, немного задерживается: у Андерса неприятности в школе. Он, кажется, совсем отбился от рук. Зато Брюс меня радует. Да ты сейчас сама их увидишь. Пойдемте, девочки, познакомлю вас с моими сыновьями.

Они поднялись по лестнице. Клара на сей раз осматривалась внимательнее. Обстановка в доме, конечно, была богатая, все новое и отчетливо роскошное, но чего-то недоставало, а что-то казалось лишним. Кожаная мебель, картины в золоченых рамах, шелковые портьеры с цветочным рисунком в персиковых и розовых тонах, резьба по дереву… Если сравнивать с новой школой, то там обстановка была проще, ткани — грубее, но почему-то Кларе там казалось красивее… и достойнее, чем здесь. «С чего бы это? Странно». Клара еще подумала, что миссис Ивлинг совсем не подходит дому, в котором живет, и что ей самой, пожалуй, жить здесь было бы очень тягостно.

Между тем они очутились в небольшой комнате, где в глубоком кресле напротив двери сидел, закинув ногу на ногу, парень лет шестнадцати и читал книгу. Другой мальчик, с виду их ровесник, стоял у окна, заложив руки за спину. Когда они вошли, младший тут же приблизился, но старший едва бросил на них равнодушный, брезгливый взгляд и снова углубился в чтение.

— Мои сыновья, — улыбнулась миссис Ивлинг. — Это Брюс, а этот крайне занятый юноша — Андерс. Андерс, тебе не кажется, что с гостями следует поздороваться, а в присутствии женщин — встать?

Парень сделал вид, что ничего не слышит.

— Он глухонемой? — с интересом предположила Джорджи.

— Нет, — пожала плечами миссис Ивлинг. — Он просто бунтует. Говорят, с возрастом это пройдет. Мой муж убежден, что может пройти иным способом. Брюс, милый, побудь мужчиной в доме: займи наших гостий, пока мы ждем отца. Мне надо кое-что обсудить с мадам Айсви.

— Так вот в чем заключается роль мужчины в доме! — наконец подал голос старший. — Спасибо, что просветили, матушка. Развлекать безмозглых пигалиц. Странно, что мы не рождаемся комнатными собачками, если так. Было бы удобнее.

Глаза миссис Ивлинг сузились, но лишь на секунду — она тотчас улыбнулась снова.

— Брюс, в общем, я на тебя надеюсь. Мы пойдем. Если мистер Революционер продолжит бунт и вы почувствуете, что здесь небезопасно, можете спуститься в столовую. А пока мы вас оставим.

Клара, пока в коридоре звучали шаги, бросила на мальчиков быстрый взгляд. Брюс был рослым и крепким, круглолицым и румяным; однако его черные волосы, синие глаза и немного маленькие нос и рот напоминали его мать. Андерс — пожалуй, тоже высокий — был худым и бледным, с вытянутым мрачным лицом и каштановыми волосами, заметно вьющимися; только синие глаза были все те же, что у матери и брата. Брюс, кажется, сильно смутился, когда взрослые вышли, но Джорджи тут же выручила его.

— Ну как, чем займемся? Нам из комнаты-то можно выходить?

— Нежелательно, — ответил Андерс прежде, чем Брюс успел открыть рот. Клара только удивилась, сколько же презрения можно выразить всего-то спокойным голосом. «Фредерика могла бы у него поучиться».

— Я не желаю отвечать, если с вами что-то случится или если вы опоздаете к ужину, — зевнул Андерс. — Хотя я бы дорого дал, чтобы вы трое немедленно испарились.

— А ты закрой глаза, — подмигнула Джорджи. — Или отвернись. Потом скажешь, что мы в самом деле испарились.

— Мама говорила, что вам лучше оставаться в доме, в этой комнате, — озабоченно предупредил Брюс. — Я могу вам показать…

— Ты ничего не можешь им показать так, чтобы я вас не слышал! — Андерс повысил голос. — Только ваших идиотских, слюнявых разговорчиков мне не хватало. Поэтому сделайте одолжение — все трое стойте у стены и молчите, пока я вас по очереди не выкинул в окно.

Брюс страшно покраснел и сжал кулаки. Джорджи расплылась в самой добродушной улыбке. Андерс опустил глаза в книгу, Джорджи прижала палец к губам. Некоторое время все они стояли неподвижно, потом она стала на цыпочках подкрадываться к Андерсу, несмотря на то, что Брюс скорчил страшную рожу. Раз — и она плюхнулась к Андерсу на колени, да еще и подпрыгнула, расправляя юбку. Тот опешил.

— Так, что ты себе позволяешь?

— Покатай меня, дяденька, — она подпрыгнула у него на коленях. — Ну, давай. Телега по кочкам, телега по кочкам…

— Ну-ка брысь, — он немного подтолкнул Джорджи, но она не сдавалась, продолжая прыгать и принялась напевать свое любимое:

— Пристрелим, пристрелим, пристрелим соловья!

Брюс расхохотался. Андерс вдруг резко поднялся с кресла, и Джорджи упала на пол, ударилась, ойкнула и застыла, дуя на содранную руку. Клара живо к ней подошла и хотела помочь подняться, но Джорджи вывернулась, морщась и постанывая от боли.

— Ты ушиблась? — уточнила Клара. Сидеть у чьих-то высоких ног было страшновато, тем более, когда понимаешь, что могут и пнуть, но Джорджи было жаль, и Клара не собиралась уходить одна. Она посмотрела на Брюса, но тот на них не глядел, а с вызовом улыбался в лицо брату и щурился.

Внезапно к ним наклонился сам Андерс. Что удивительно, он был явно смущен.

— Ушиблась, да? — спросил он куда мягче, чем прежде. — Давай я помогу тебе встать.

Джорджи всхлипнула, оперлась ему на руку, приподнялась — и вдруг вскочила на спину, обхватив руками его шею. Брюс расхохотался пуще, а Джорджи закричала::

— И-го-го! А ну-ка, покатай меня! И-го-го!

Андерс заметался по комнате. Понятно, он не рискнул бы теперь сбросить Джорджи, иначе она действительно бы сильно ударилась. Джорджи изображала, что пришпоривает коня:

— Н-но, мой верный скакун! Домчи меня до горизонта! Пристрелим, пристрелим, пристрелим соловья!

Брюс прыгал за ними и с упоением ржал. Андерс начал задыхаться. Кларе стало его даже жаль, но она не успела ничего сказать: в комнату вошли миссис Ивлинг и мадам Айсви.

При виде старшего сына, обращенного в коня, на лице миссис Ивлинг снова мелькнуло неуловимое выражение.

— Я знала, что вы подружитесь. В конце концов, Андерс, у тебя золотое сердце. Что ж, Юстас приехал, я видела его в окно. Вези свою даму в столовую, а ты, Брюс, будь любезен сопроводить туда Клару. Сегодня, я надеюсь, вы проявите себя, как истинные джентльмены.

Ужин прошел без происшествий. После того, как спустились в столовую, внимание всех оказалось приковано к хозяину дома — высокому человеку с сильной проседью в волосах цвета глины, с рублеными чертами продолговатого лица и пронзительным взглядом бесцветных глаз из-под густых бровей. Кларе показалось, что при желании он мог бы поднять ее, как пушинку, одной рукой — а вены, проступавшие у него на руках, напомнили корни деревьев, проступающие из земли. Клара попыталась припомнить деревенского силача Вилли, который вытащил ее папу из горящей школы — жаль, уже поздно. При Вилли ей всегда было очень спокойно, она точно знала: он не даст в обиду никого из своих. А мистер Ивлинг напоминал кусок гранита, тяжелый и холодный. Если его толкнуть, подумала Клара, он будет катиться и не остановится, раздавит все на своем пути.

Тут она припомнила, что старший сын вызвал сегодня неудовольствие отца — стало быть, ждет расплаты. На его месте она бы тоже нервничала. Клара посмотрела на Андерса с куда большим сочувствием, чем раньше. Рядом с отцом он казался слабым и больше грустным, чем сердитым. Зато его брат то и дело обменивался сияющим, восхищенными взглядами с Джорджи, очень довольной собой.

Ужинали в почти полном молчании, разве что мистер Ивлинг пару раз обратился с вопросами к жене и к мадам Айсви. Клара очень боялась, что перепутает столовые приборы или снова начнет сутулиться, но все обошлось.

Спустились сумерки, в столовой миссис Ивлинг зажгла свечи. Их мягкий отсвет ярко золотил туго зачесанные волосы Джорджи и бросал блики на высокий узел и тонкий профиль директрисы. Она и хозяйка дома — день в чаще леса и голубая летняя ночь — почему-то показались Кларе частью одного целого, словно они на самом деле были двумя сестрами, к примеру. Или феями, цветки которых растут на одном стебле — для фей это все равно что для человека кровное родство. Во всяком случае, Клара чувствовала, что вдруг прикоснулась к чему-то сокровенному.

После ужина взрослые перешли в гостиную, Андерс вовсе куда-то сразу делся, а Брюс отправился показывать им с Джорджи свои книги. Они двое держались поодаль от Клары и о чем-то шептались. Она тоже быстро отвлеклась от созерцания новеньких томов и застыла, вглядываясь в коридор. Ей вдруг захотелось представить жизнь этой семьи, где муж — как камень, а жена — как ночь, где старший сын колючий и нервный, а младший... О Брюсе она не успела составить определенного мнения. Но Клара не успела ничего придумать: в коридоре появилась мадам Айсви и позвала их с Джорджи. Пришла пора уезжать.

К школе они приехали на такси, когда уже стемнело. В окнах горел свет. По лестнице к ним спешно спустилась мисс Эрдли.

— Мадам, у нас драка. Фредерика Кьюзак напала на Карен Голд.

Джорджи рванула вверх по лестнице.