Never Let You Down (гет)

У Элис вырабатывается привычка — не спать, когда папы нет дома. Она прекрасно знает, как тяжело ей спится, и если его нет дома и разбудить вовремя и успокоить некому, то смысл тогда вообще ложиться спать? Еще совсем юная, она может позволить себе не спать девять суток и лишь на десятые почувствовать, что с ней что-то не так. И сейчас, как ни странно, одна из таких ночей. Она бесцельно листает социальные сети, поглаживая лежащего у нее на коленях молодого пса, которого Стив подарил ей на прошлый день рождения. Бигли, как говорил заводчик, довольно упрямые, но добрые и редко кидаются на людей. Элис убедилась во всем, кроме первого: Бакс очень покладистый, послушный и, если надо, очень заботливый. Этот пес ведет себя так, словно он ее второй родитель.

За окном проезжают машины, слышны крики и громкие разговоры прохожих, все соседи уже разошлись по квартирам и легли спать. Даже пес уже спит у нее в ногах, иногда чавкая и дергая лапой. Элис тоже готовится ложиться, взбивая перьевую подушку, отряхивая плюшевого енота от собачьей шерсти и своих волос и обнаруживая под кроватью «Всадника без головы», которого уже давно хотела дочитать, но потеряла. Она тяжело вздыхает, поражаясь своей недалекости, и кидает книгу на стол, включает ночник и плюхается на кровать, сжимая ногами одеяло, засунув одну руку под подушку, а другой прижав к себе несчастного енота коричного цвета. Роджерс, считая себя уже взрослой девушкой, не дает игрушкам имена, но этого плюшевого друга все-таки окрестила Мистером Корицей.

Стоит Элис только начать погружаться в сон, как всю квартиру заставляет трястись стук в дверь. Громкий и настойчивый. Будто в фильмах про зомби зараженные ломятся в квартиру к главному герою. Она подскакивает, по привычке приглаживая волосы и тяжело вздыхая. Стук повторяется. Роджерс напрягается и начинает медленно вставать с постели. Пес уже в коридоре, видимо желающий сбежать в комнату Стива и абсолютно точно не желающий слушать этот шум. Все, что Бакс делает, это недовольно, даже с каким-то презрением, гавкает на дверь и идет дальше по своим делам. Элис это напрягает еще сильнее. Она надевает тапочки, завязывает хвост и с не присущей себе осторожностью подкрадывается к двери. Привстав на носочки, чтобы посмотреть в глазок, она ничего не видит. Кто-то долбится в дверь и прикрывает рукой глазок. А она начиталась на ночь ужастиков.

Но, вспомнив приемы, которым ее учила Наташа, дрожащими руками она открывает дверь.

И к ней на пол валится Локи.

Элис запутывает и сбивает с толку шок, окативший ее, словно кипятком в тридцатиградусный мороз. Сердце колотится, будто вот-вот разорвется, дрожь переходит на все тело, и каждая его часть, которая хоть мало-мальски напрягается, начинает пульсировать и причинять еще больше дискомфорта.

— Л… Л-Локи… — выдавливает она из себя, испуганно и растерянно смотря на то, как бог обмана истекает кровью на полу ее прихожей.

Элис цепенеет, но находит в себе силы сделать шаг к двери, чтобы запереть ее. На все замки. Чтобы никто не зашел и не увидел, что за этой дверью происходит. Когда она оборачивается, под Лафейсоном уже довольно заметная лужа крови. Он корчится от боли. Мучится. Но точно не умирает. Отдышавшись, она сажает его у стены, хмурящегося и держащегося за рану. Ее встревоженные глаза кажутся такими стеклянными, словно вот-вот разобьются. Белая папина футболка, вытащенная из стиральной машинки пару часов назад, в крови по кромке. Элис, дрожа, поглаживает Локи по лицу. Он не в силах что-то сказать. Начать задавать вопросы решает она:

— Что с тобой так…

Не успевает она договорить, как он стонет в ответ уверенно и громко, прижимая окровавленную руку к ране:

— Тащи аптечку… И нитки с иголкой… — Локи осмеливается взглянуть в полные ужаса глаза. В них так и читается вопрос: «Почему ты тут?» Элис волнуется. Элис боится. И он решает признаться, глубоко и надрывно вздыхая: — Больше мне идти не к кому…

Эти слова, разреженная речь Локи и его тяжелое дыхание, а также окровавленные, грубые руки и лужа крови на полу заставляют Элис рвануть в ванную, схватить большую дорожную аптечку и вернуться как можно скорее. Локи провожает ее туда и обратно измученным взглядом. Роджерс никогда бы не подумала, что он способен быть таким слабым и беззащитным. Видимо, только ей он может доверить себя… такого.

Едва она стягивает с него верхнюю одежду, Локи мычит и хватается за рану. Оттуда торчит осколок. Большой осколок чего-то металлического. Прямо между ребрами. «С такими ранениями долго не протягивают», — отстраненно думает Элис, трясет головой и принимается за дело.

Достать кусок какого-то оружия, как ни странно, довольно просто, пусть и противно. Лафейсон дрожит, как испуганный ребенок, задыхается, а почувствовать, как сильно сейчас бьется его сердце, и вовсе легко — каждая клеточка тела бьется вместе с ним. Элис помнит, как адски это больно, когда из тебя, живого, чувствующего кожей буквально каждую пылинку, достают обломки, осколки чего-то твердого, как этот осколок тянет за собой твою кожу, твои связки, нервные окончания, как с него потом отвратительно стекает твоя же кровь. События практически пятигодичной давности Элис помнит, будто это было вчера. И помнит, что там было что-то похуже таких ранений.

— Еще немного, потерпи, пожалуйста… — сквозь зубы цедит Элис, по кусочкам выковыривая кусок металла у него из бока. Лафейсон измученно смотрит на нее и кивает, стараясь сильно не дрожать. Роджерс иногда отрывается, чтобы погладить его по голове, предложить обезболивающего, от которого он отмахивается. С каждым новым швом ее руки все больше и больше покрываются кровью, его кровью. Такой же холодной, как он сам.

— Элис… — слышится за два шва до окончания работы. — Спасибо…

Она кивает. Благодарить ее не за что: она считает своим долгом помочь ему и не простила бы себе, если бы с ним что-то было не так. Элис осторожно приподнимает его, чтобы перемотать рану. Локи слегка морщится, а она смотрит на него заботливо, спокойно, вовсе не злясь.

— Тебе лучше? — спрашивает Элис, положив руку ему на шею и нежно поглаживая волосы, чтобы хоть как-то отвлечь от распирающей изнутри боли, что отпечатывается у него на лице.

Локи кивает и пытается встать самостоятельно, но в тот же миг падает на пол, застонав от боли и схватившись за глубокий порез. Элис усаживает его на место, успокаивающе поглаживая лицо и руку, что зажимает рану. Бог в который раз отмечает, что есть в ней что-то похожее на Фриггу. Ее руки всегда такие же теплые и нежные, глаза наполнены состраданием к нему, проклятому чудовищу, не заслуживающему хоть капли доверия и понимания.

— Ясно… не лучше, — добавляет Элис, спокойно заправляя его волосы за уши.

Через некоторое время она находит в себе силы перетащить утомленного болью Локи к себе на кровать. Она садится за ним, ближе к стене, и кладет его голову себе на колени. Он успокаивается, мурлыкает и меньше держит руку на ране. Боль отступает — это заметно на его лице.

— Ты никуда утром не уйдешь, знаешь об этом? — шепчет Элис, ухватив прядь его волос и начиная плести косичку. — Я не пущу тебя такого в Асгард…

— Знаю, — хрипит Локи, прижимаясь к Элис головой. — Сил не хватит…

Элис выдыхает, зарываясь пальцами в его волосы. Они всегда были мягкими и на удивление вкусно пахнущими. Если сравнивать с земными запахами, то точно с горной свежестью, с зимним холодом, с горьким ароматом багровой розы и сладостной мяты. Он явно следит за собой, и больше, чем его брат или чем любой другой знакомый Элис мужчина. А еще он мурлычет, если его гладить. И тревожно спит, так же, как и она. Только в присутствии друг друга они могут спать безмятежно, чувствовать себя защищенными, видеть хорошие сны… Но Элис прямо сейчас понимает, что нормально поспать ей сегодня не удастся. Всю ночь ее будут сопровождать его мычание от боли, его запах, к которому примешался запах крови, и нескончаемое беспокойство из-за возможности расхождения швов.

— Спокойной ночи, — приобняв Локи за голову, шепчет Роджерс.

— Спокойной ночи, — постанывает Локи, ерзая у нее на коленях и складывая руки под головой.

Утром Элис обнаруживает, что уснула сидя и Локи на коленях у нее нет. Она тут же взбадривается, выскакивая из комнаты. В голове фоновым шумом проигрываются худшие исходы: а вдруг сбежал? На улицу — схватят, в Асгард — раскроют, а если куда-то еще, то… То где он сейчас?!

Все самые страшные предположения вдребезги разбивает хруст чего-то с кухни. Мисс Роджерс бросается туда, и… Локи просто сидит за столом, держась за бок, и хрустит корейской морковкой. Аппетит при такой ране — это хорошо, но…

— Локи, почему ты встал? Живо в постель, пока швы не разошлись… — сонно бормочет Элис, на что Локи виновато опускает взгляд.

— Я проголодался, — уверенно выжимает из себя он, еще раз надкусывая морковь.

— Разбудил бы… Принесла бы чего-нибудь, — встревоженно говорит Элис, делая пару шагов ему навстречу и замечая практически пустую пачку обезболивающих таблеток. — Сильно болит? — Роджерс обхватывает его лицо ладонями и, погладив впалые щеки, смотрит в остекленевшие глаза. Лафейсон кивает, прижимаясь к ней лбом. Он явно устал, и сидеть ему тяжело. Она зарывается рукой в его волосы, трется щекой, а после аккуратно, едва ощутимо, целует его в макушку. — Приляг, вижу же, что больно…

Нехотя, не переставая пожирать морковь, Локи ложится на кровать и устало откидывается на подушке. Элис поправляет его волосы, он перехватывает руку и берет ее в свою. Его руки все еще шершавые и холодные. Роджерс опускает глаза, чтобы не выдавать явной симпатии и сочувствия, но Лафейсон это замечает и нервно сглатывает, а после тихо, будто в библиотеке, спрашивает:

— И… как скоро Стив будет здесь?

— Не скоро, — возражает Элис, укрывая трикстера зимним одеялом. Тот чуть ворочается, накрывается до ушей и переползает ей на колени.

— Спасибо, что спасла меня. Ещё раз, — немного увереннее выдает он и прокашливается.

— Не стоит… Отдыхай. Пока легче не станет — не вставай. И не вздумай так внезапно исчезать. Я волнуюсь.

— Я знаю, — выдыхает Локи, сжимая край одеяла. — Я знаю… — утвердительно повторяет он, как ребенок к матери прижимаясь к Элис, впитывая ее теплоту. Схватив прядь волос Локи, она начинает наматывать ее вокруг пальца. Это успокаивает. И в какой-то мере внушает ощущение того, что ему хоть немного, но лучше.

На следующий день Элис должна идти в башню к мистеру Старку — для нее просто дяде Тони, — и это срочно и неотложно. Локи не радует эта идея. Он заметно грустен и кажется намного холоднее, чем на самом деле. Рана все так же ноет, но он старается не подавать виду: боится сорвать планы Роджерс и стать для нее обузой. Опять. Поэтому просто ходит с мрачным видом, укутавшись в плед, который согреться, конечно же, не помогает. На этот раз он пьет кофе, сладкий, очень сладкий, который Элис сделала ему, думая, что трикстер всего-то не выспался.

Только стоит ей, собранной и при параде, переступить порог комнаты, как Локи впервые за утро открывает рот:

— Может, не пойдешь никуда? — В его голосе слышится дрожь. Элис вздыхает и, смотря на него снизу вверх, отвечает:

— Я ненадолго, Локи… Это срочно. Я приду, и мы что-нибудь приготовим. Хочешь?

Локи кивает и обнимает ее одной рукой на прощание. Элис ловит себя на мысли, что уходить ей совсем не хочется. Хочется остаться так стоять до вечера, игнорируя звонки дяди Тони и вообще весь мир за окнами. Пусть время летит и весь мир их ждет — его, с раной в боку, и ее, заботящуюся о нем, как о самом дорогом, что есть в ее жизни.

Но она таки переступает через себя и переступает порог дома.

Башня Старка далековато от ее со Стивом квартиры, но путь к ней всегда стоит того — иногда кажется, что нет никого более увлеченным своим делом, чем дядя Тони, и эта увлеченность, эта страсть вперемешку с гениальностью всегда завораживали, манили Элис, а упрямство и саркастичность — изюминка, последняя капля, за которую Элис и обожает Старка. Не сказать, что папа особо этому рад, но он считает, что это лучше распития спиртных напитков. Немного лучше.

Заходя в холл нужного ей этажа, Элис ожидает встретить там Тони, максимум — Пеппер или Хэппи, которые составят ей компанию, пока этот чертяка не придет, но… Там ее ждет кое-кто другой.

— Тор? — со смешком выдает она, не веря своим глазам.

Одинсон оборачивается и улыбается ей, а после встает и крепко обнимает до хруста костей. Они давно не виделись, и Элис, конечно же, рада этой встрече. Но… причина, по которой он может быть здесь, кажется, сидит у нее дома и пытается приготовить такой же кофе, какой она варила утром. Элис надеется, что это не так.

— Подросла, принцесса?

— Немного, — улыбается Элис, стряхивая с Одинсона его же волосы. — Как сюда занесло?

— Просто повидаться. — После этих слов она едва заметно облегченно выдыхает.

На глаза попадается темная прядь, вплетенная в косу бога грома. Нахмурившись и прикоснувшись к ней костяшками пальцев, Элис спрашивает:

— Волосы Локи?

Тор кивает и заметно мрачнеет, складывая руки на груди.

— Скучаешь?

— Очень, — хрипит Одинсон, опуская взгляд и поджимая губы. — Знаешь, я слишком поздно осознал, что я ничто без него… От этого еще больнее.

Элис скорбно опускает глаза, едва сдерживая желание сказать Тору, что с его братом все хорошо, он жив и всего лишь ранен, он тоже скучает и хочет править Асгардом вместе с ним. Она понимает, что Локи, скорее всего, мало этому обрадуется. Да и Тор мало будет рад узнать, что брат в который раз его обманул. Но… молчать об этом нельзя.

— Я тоже скучаю, — отвечает Элис, отпуская косичку и сцепляя руки в замок.

— Вы виделись один раз, — уже более серьезно и холодно замечает Тор.

— Я успела привязаться к нему… Он не такой плохой, каким себя описыва… вал, — вовремя поправляет сама себя Элис. Тор, благо, не обращает на это внимания и просто кивает.

Потом она идет к Тони, не желая продолжать эту беседу в страхе проговориться.

Домой уставшая Элис приходит ближе к вечеру, когда Локи крепко спит, обнимая Бакса. Рана, видимо, уже не так сильно болит — он не стонет, не кряхтит и не мычит. Бакс изредка лижет ему лицо, но, как только Роджерс хлопает входной дверью, собака тут же спрыгивает с кровати, разбудив бога, и несется навстречу хозяйке. Та сразу начинает почесывать и тискать пса, который неумолимо лижет ее лицо, руки и шею. Локи лежит на кровати и просто любуется ее улыбкой, такой лучезарной и дарящей какое-то внутреннее тепло.

После того как Элис помогает Локи встать, они приступают к разделке курицы для салата. Сначала — молча. Потом Бакс начинает путаться под ногами, выпрашивая кусочек, а потом у Элис почему-то вырывается то, что говорить точно не стоило:

— Я сегодня… Видела твоего брата. Он скорбит и скучает… И носит твои волосы в косе.

Новость о прибывшем в Мидгард брате вовсе не радует. Возможно, он пришел по его душу. Но в голосе Элис Локи читает некое спокойствие… Поэтому панике не поддается и не думает сбежать: рана начинает ныть, а в квартиру Капитана Америки брат, скорее всего, не заявится. Здесь действительно чувствуешь себя в безопасности. Локи усмехается, запрокидывает голову и истерично вздыхает.

— Вот же извращенец, — саркастично, в своей типичной манере, неискренне выдавливает из себя Локи. — Ему что, в девяти мирах совсем заняться нечем?

— …говорит, что ценит тебя и жалеет, что так поздно это понял.

— А как же, черт возьми!

— Успокойся, солнце. — Роджерс кладет руку ему на плечо и приобнимает, поглаживая другой рукой рану. После прикосновения та сразу перестает ныть, и даже пульсация куда-то исчезает. С Элис действительно спокойно… Будто с кем-то родным. — Как же ты понять не можешь, что он действительно ценит тебя?

Локи угомонился, кусочки курицы быстро отправляются на сковородку; он приступает к нарезанию салата и, взглянув на погрустневшую Элис, один разбитый вид которой ранит, он сглатывает, готовится сказать, что на самом деле понимает, как его ценит брат, что ему очень приятны эти слова и, если бы он был тут, Локи бы его даже обнял, но стоит только открыть рот, как Элис опережает:

— Знаешь, я бы хотела себе такую же косу, как у твоего брата… Белый и черный. Неплохо будет смотреться, как думаешь?

Трикстер тяжело выдыхает, продолжая нарезать салат, а Элис смеется, будто давая знать, что поняла, что именно он собирался ей сказать. Прочла в глазах. По губам. Как угодно. Главное — поняла.