Финория. Взгляд дракона (гет)

Человек и дракон сидели на берегу живописной реки. На горизонте виднелись остроконечные башни королевского замка Хино, куда, по слухам, не залетает и птица, а лесное зверьё обходит те края десятой дорогой — настолько дурная слава окутывает земли жестокого короля.

— Ну что, друг мой Дааро, летим домой? Надеюсь, ты отдохнул, — сказал граф Орион зелёному двуглавому ящеру, поднимаясь с травы.

— Я не нуждаюсь в отдыхе, — ответил дракон левой головой, у которой всегда были закрыты глаза, в то время как правая — зрячая, но безмолвная — внимательно оглядывала окрестности.

— Иногда всё-таки нуждаешься, — рассмеялся граф и похлопал его по чешуйчатому боку. — Сегодня тебе пришлось смотреть кое-кому в глаза, а это серьёзная работа.

— Боюсь, что она оказалась напрасной.

Граф помрачнел, тотчас возвращаясь мыслями к постигшей неудаче и изо всех сил пытаясь заставить себя принять очевидное и смириться с категоричным отказом Финоры от помощи, что он посмел предложить.

— Да, принцессу мы потеряли.

— Не мы. Ты потерял. Говорил тебе, что нужно было «подвиги» короля изложить в послании без прикрас, но кто-то решил поиграть в благородство. Не хотел пугать? Пожалел её? Хино не пожалеет, уж поверь. Грусти теперь, только молча. А мне хорошо живётся и без принцессы, — сказал дракон и взмахнул крыльями.

— Ты не понимаешь, — покачал головой Орион. — Я не напугать её хотел, а спасти. Думал, что если сразу скажу про любовь, она хотя бы призадумается. Попросит дать ей время, а не прогонит в ту же секунду. Поверит, что побег — самый верный способ спасти себя! — Он говорил всё громче, игнорируя слова дракона, что тот предпочёл бы дела сердечные не обсуждать вовсе. — Конечно, я не надеялся на взаимность. За что ей меня любить? Она даже не заметила меня на том балу, а сегодня увидела впервые в жизни. Я для неё никто.

— Забудь о ней, — не терял надежду закрыть тему дракон. — Ведь она всего лишь человек.

— Я тоже всего лишь человек, — вздохнул граф и взобрался на спину к Дааро. — И я положу свою человеческую жизнь, чтобы избавить Финору от короля Хино. Нужно только дождаться турнира. Неси меня в мой замок, я хочу немедленно заняться тренировками. Я должен победить этого злодея! — Признавать собственное бессилие стало для Ориона тяжёлой ношей, но и мыслей о том, как ситуацию изменить, не было вовсе. И оттого спасительная идея избрать новую цель в жизни пришла будто сама собой, до поры помогая изгнать боль от неразделенной любви.

Дракон поднялся в воздух, сделал круг и полетел над густым лесом в сторону горного ущелья, где был укрыт вырезанный в скале замок, издавна принадлежащий торговому семейству Грахе, но несколько лет назад перешедший в личные владения графа Ориона. Сделка была тайной и опустошила кошелёк молодого графа, но с тех пор никого из Грахе не видели в Хинории.

Поговаривали, что вся семья перебралась в дальнюю страну Химерию, и тому было несколько подтверждений: старшую госпожу Грахе кто-то видел на тамошней ярмарке в роскошной палатке с новым товаром, а мужа её чуть ли не приглашали ко двору. Их сын, по слухам, устроился на военную службу и уже дослужился до капитана, и никто не знал, что причиной такого успеха было содействие графа Ориона.

Горный замок и во времена прежних хозяев редко принимал гостей, уж слишком трудна была к нему дорога, а пару лет назад на единственном пути к нему произошёл обвал, полностью отрезав от мира эту суровую обитель. Известие быстро разлетелось по стране, и жители Хинории только порадовались за торговцев, успевших вовремя убраться из этого опасного места — ведь иначе вся семья, замурованная в скалах вместе со слугами и работниками, оказалась бы обречена на мучительную смерть от голода.

Таким образом, замок Грахе будто бы перестал существовать, и о нём постепенно забыли. Единственным человеком, усмотревшим в этом деле странное, был королевский звездочёт. «Я видел эти скалы, — пробормотал мудрый старец как-то раз в алхимической библиотеке, где, как он думал, его никто не слышит, — там никак не мог случиться обвал. Разве что кто-то нарочно обрушил камни с помощью гремучего порошка. Но кому и зачем понадобилось заваливать вход? Похоже, я никогда не найду ответа».

А у молодого графа Ориона теперь были полностью развязаны руки, и он мог обустроить тайное убежище на свой вкус. Довольно скоро он понял, что содержать в порядке такое большое жилище не осилит в одиночку, и с помощью дракона перенёс в замок четверых надёжных помощников, которые поклялись хранить тайну. Но это были всего лишь слуги, а не друзья. Каждый из них потерял родных и разочаровался в жизни, а одного граф Орион буквально вытащил из петли на городской площади, заплатив за него выкуп: беднягу осудили за воровство.

К двоим помощникам постепенно перебрались подружки, согласившись разделить их тайную жизнь, и теперь население замка составляло семь человек, считая хозяина. Они бы не выжили без дракона: тот приносил и еду, и прочие покупки графа, в холодные зимы согревал стены своим огнём, да и в строительстве неплохо помогал, с лёгкостью ворочая тяжёлые брёвна, которые сам же и приносил.

За пару лет замок Грахе превратился в красивое и обжитое место, ограждённое скалами и совершенно не заметное снаружи. Здесь был роскошный сад с цветником, в котором трудились обе женщины, маленький пруд с золотыми рыбками и нависающей над ним горной сосной, высокий и немного мрачный деревянный дом для Дааро и ровная площадка для тренировок.

Изнутри же замок мог поспорить по красоте с дворцом Хино. Граф не поскупился на отделку, тратя всё королевское жалование на обустройство уюта, потому что не переставал думать о принцессе Финоре. Он ни с кем о ней не говорил, но лелеял надежду, что однажды она придёт сюда, чтобы стать хозяйкой. Для Финоры были приготовлены особые покои: здесь всё до малейшей детали продумал сам граф. Простыни из тончайшего батиста, перина из лебяжьего пуха и занавесь из самого дорогого шёлка ждали своего часа. Комната пустовала, сюда лишь изредка заходила работница, чтобы смести пыль и заменить чехлы на мебели, да тоскующий граф Орион в редкую свободную минуту бродил из угла в угол, предаваясь несбыточным грёзам.

Он представлял, как принцесса впервые увидит свои покои. Надеялся, что его усилия не пройдут даром и Финоре понравится её новое обиталище. А потом — что сможет открыть для неё мир за его пределами. Станет тем, кто первым увидит её раскрасневшиеся от восторга щёки, её блестящие от непередаваемых впечатлений глаза, её растрепавшиеся от порыва ветра светлые волосы, которые станут ещё прекраснее, когда в них будут играть переливами лучи солнца.

Нет зверя быстрее дракона. Благодаря верному Дааро граф Орион успевал вовремя на службу и никогда не получал нареканий от короля. Во дворце ему, как и прочим приближённым, отвели комнату, и это скромное жилище считалось его единственным домом. Частое отсутствие графа списывали на королевские поручения, и за все эти годы никто во дворце не заподозрил, что он ведёт двойную жизнь.

Но сегодня граф направил дракона не в резиденцию, а в свой тайный замок. Впереди было два свободных от службы дня, и он собирался потратить их на оттачивание боевых навыков, падая вечером от усталости и не позволяя унынию отвлекать себя от новой цели. На площадке, где приземлился дракон, графа встретил угрюмый слуга, тот самый спасённый висельник. С тех пор как этот тридцатилетний детина поступил на службу в замок, он поклялся страшной клятвой, что навсегда забудет о воровстве, и обещал служить графу верой и правдой.

Граф Орион обучил его владению копьём и мечом, и они почти каждый день находили время для тренировочных боёв. Остальные работники тоже освоили воинскую науку на случай, если замок придётся защищать, но бывший вор владел оружием лучше всех. Отпустив дракона, граф после недолгой передышки вышел на площадку в простой одежде и с деревянным мечом. Слуга отсалютовал ему точно таким же, и они начали поединок.

* * *

Наутро Финора не вышла к завтраку. Мать забеспокоилась о ней и послала служанку. Та нашла принцессу в расстроенных чувствах, растрёпанную и неодетую. Спальный халат на ней был измят и порван, в комнате царил беспорядок, а сама Финора бормотала, как заведённая: «Где же, ну где же она?» — и выбрасывала на пол вещи из комодов.

— Что вы ищете, ваше высочество? — взволнованно спросила служанка.

— Заколку! Я вчера заколола ею волосы на ночь, но проснулась без неё!

— Полноте, госпожа, вам ли волноваться о какой-то заколке? Вы можете купить их тысячу.

— Мне не нужна тысяча, я хочу найти свою заколку, в которой ложилась спать! — упрямо стояла на своём Финора. — Скажи, пусть пошлют искать её в парке.

— Да как заколка вашего высочества могла попасть в парк? Уж не выходили ли вы на улицу? — ужаснулась служанка.

— Я могла выронить её из окна. Пусть найдут, это очень важно!

— Не это ли ваша пропажа? — спросила служанка, выудив из-под груды тряпья ярко-сиреневую плюшевую палочку с проволокой внутри.

По тому, как принцесса изменилась в лице, девушка поняла, что заколка та самая, и торжествующе улыбнулась, ожидая награды. Но Финора, выхватив заколку из её рук, вдруг сникла, медленно добрела до кровати, села и замерла. Так она и сидела, сгорбившись и глядя в стену, когда в покои явилась королева.

— Ты нездорова, дочь моя? — озабоченно спросила Финора-средняя. — Я позову лекаря.

— Лучше звездочёта, — глухо отозвалась принцесса. — Я хочу знать, сколько мне осталось, — и вытянулась на постели, сжимая заколку в руке.

Потянулись дни, наполненные тоской и ожиданием. Ещё совсем недавно пышущая здоровьем единственная наследница таяла на глазах, ничего не пила и не ела, будто по ведомым только ей причинам решила прервать своё бренное существование. Придворные лекари назначали принцессе то одно лекарство, то другое, но ничего не помогало — она почти перестала вставать с постели. И если первые дни родители волей-неволей подозревали, что таким нехитрым способом Финора пытается воздействовать на них из-за грядущего замужества, то позднее стало очевидно: беда неотвратимо приближается и спасти принцессу способно только чудо. Она похудела, её прекрасные волосы поблёкли, и однажды король Фино скрепя сердце отдал распоряжение перенести дочь в нижний ярус, на ложе Уходящих.

Несмотря на ставшую её неизменным спутником слабость, Финора старалась держать собственный разум кристально чистым, и оттого понимала, что ложе, в которое её перенесли по приказу отца, должно пугать её страшнее огня. Вспоминая собственный ужас, каждый раз проникавший в душу при виде мест для Ушедших за столом, в противовес ему теперь она ощущала лишь тупое безразличие, ранее для неё совершенно несвойственное. То самое, что громче любых слов подтверждало верность принятого отцом решения: нельзя допустить, чтобы кто-то умер в жилой комнате, ибо тогда эта комната будет навеки осквернена, и никто не согласится там жить. Состояние принцессы ухудшалось с каждым днём.

Книга сказок осталась недочитанной. Здесь, в комнате Уходящих, были другие книги — о неизбежном. Написанные крупными буквами, чтобы их могли разглядеть старческие глаза, они подготавливали уходящего к тяжёлому испытанию, что предстоит каждому. Стены и потолок, выкрашенные в чёрный цвет, должны были напоминать уходящему о вечной ночи, которая вскоре поглотит его, а серые одеяла и простыни — о пепле, в который через несколько дней превратится его тело. Багрово-красный пол символизировал море крови, через которое уплывают души мёртвых в страну забвения. Ничего лишнего, напоминающего о бренном мире, не было здесь, лишь на чёрной настенной полке стоял ряд склянок с лекарствами, призванными облегчить боль во время агонии.

Пламя двух толстых свечей не отражалось от чёрных стен, и принцесса, полусидя в кровати, видела только страницу книги о неизбежном. «Я одна, — думала принцесса, — я совсем одна. Даже служанки заходят ко мне всего на пять минут. Интересно, улети я тогда на драконе с графом — хворь настигла бы меня и там? Что это за место? Там наверняка не так страшно… Как же жаль, что покинуть дом мне так и довелось. Эти мрачные стены станут последним, что мне суждено увидеть».

Родители навещали её раз в день, но эти свидания тоже были короткими. Главный лекарь сказал, что общение повредит больной и приблизит день её ухода, и все старались выполнять его рекомендации. Финора в полном одиночестве смотрела по сторонам, где притаились призрачные тени, и содрогалась в кровати, представляя, как на этих самых простынях умирали её предки. Ей мерещились рядом их полуистлевшие мощи и пустые глазницы черепов. Малейший шорох, настоящий ли, мнимый ли, заставлял её замирать, в каждом углу ей мерещились чудовища из страшных сказок, а из подпола таращили красные глаза крысы.

Не спадающий жар стирал границу между сном и явью, и когда однажды большое белое облако голосом служанки сказало:

— Ваше высочество, к вам приехал звездочёт из соседнего королевства! — принцесса даже не повернула головы, решив, что ей привиделся очередной сон.

* * *

Граф Орион с чувством огромного облегчения предпочёл бы бросить службу при дворе, чтобы продолжать свои тренировки, однако раз за разом словно рука самой судьбы давала ему недвусмысленные знаки, что здесь и сейчас он на самом что ни на есть своём месте. Впервые — когда прознал о планах короля Хино касательно женитьбе на Финоре, и теперь, после королевской аудиенции, когда министры расходились из тронного зала. Граф Орион услышал, как один пожилой барон сказал какому-то маркизу:

— Похоже, нашему королю придётся искать другую невесту. Финора-то при смерти, — скучающим тоном произнёс он страшные слова, заставившие графа замереть. Не позволяя эмоциям взять верх, он стал внимательно прислушиваться к беседе, напряжённо ловя каждое слово.

— Найдёт, для него не составит труда, — в тон ему ответил маркиз, и они стали обсуждать ещё не сосватанных принцесс, будто речь шла о покупке новой племенной кобылы. Сожалений о судьбе Финоры не высказывал ни один из них, в разговоре мелькали лишь едва уловимые нотки досады от сорвавшейся в последний момент весьма удачной сделки.

Потеряв малейший интерес к беседе, граф Орион, не теряя ни единой драгоценной секунды, бросился в сторону двери — просить королевского министра о трёхдневном отпуске.

* * *

Сквозь прикрытые веки она различила тёмно-синюю мантию, расшитую звёздами, седую бороду и остроконечную шляпу визитёра, и закрыла покрепче глаза. Ну что ж, наконец-то явился хоть один из них. Самое время для напутствия перед Уходом. Смысл в гадании пропал: и без него было понятно, что жить ей остаётся от силы день-два. Или три, если повезёт. Хотя едва ли растянувшуюся агонию можно считать везением. Но ведь роль звездочётов не сводится только к предсказанию — издревле они служили проводниками между миром живых и мрачным обиталищем мёртвых, беседой подготавливая Уходящего к самому главному событию в его жизни. Финора не горела желанием выслушивать предсмертные наставления и позволила пустить звездочёта лишь затем, чтобы хоть на короткий срок не быть одной, возможно — прямо при нём уйти в мир иной. С момента попадания на ложе Уходящих одиночество стало пугать её куда больше ожидания неизбежного конца.

Но первые же слова, сказанные гостем, заставили её посмотреть на него в упор. Невольно промелькнула мысль, что собственный разум таки стал одним из тех, кто наравне с родными и близкими покинул принцессу.

— Я прослышал о нездоровье вашего высочества и принёс лекарство, — с поклоном произнёс звездочёт и извлёк из складок мантии склянку.

Голос графа, которым заговорил визитёр, стал для Финоры символом того, о чём на смертном одре она сильнее всего жалела. Того, что по собственной нерешительности упустила. Того, что способно было навсегда изменить её судьбу. И тогда она вовсе перестала сомневаться, что её час пробил.

— Зачем вы говорите его голосом? — не выдержав, простонала принцесса, вглядываясь в казавшиеся теперь молодыми глаза, смотрящие из-под косматых седых бровей. И не позволяя себе ни на секунду забыть, что это лишь угасающий разум играет с ней злую шутку.

— Я граф Орион, — посетитель понизил голос и с опаской покосился на дверь. И в следующую секунду Финора осознала, что пока всё-таки не бредит и что уже однажды проникавший в замок тайно незнакомец изыскал способ повторить собственный сомнительный подвиг. — Принцесса, умоляю вас, не тяните время, выпейте это снадобье. Оно вернёт вас к жизни, — быстро затараторил не подозревающий о её мыслях граф. — Ваш недуг — моя вина, — на одном дыхании признался он. — Взгляд дракона оказался для вас слишком большой нагрузкой.

— Это сон, — прошептала принцесса, вновь переставшая верить в реальность происходящего. Она окончательно сдалась. — А если так — всё равно. Выпью, не выпью — ничего не изменится. Но я рада такому сну.

Она протянула слабеющую руку и взяла склянку. На мгновение их пальцы соприкоснулись, но принцесса была слишком слаба, чтобы попытаться понять, хотелось ли бы ей, чтобы однажды это повторилось снова.

Звездочёт почтительно склонился и отступил на шаг. Выпив лекарство, Финора почувствовала, как ум проясняется. Страхи унеслись прочь, и принцесса ощутила прилив сил.

— Это и вправду вы, — сказала она, не отрывая глаз от графа. И ответ на то, хотела бы она вновь к нему прикоснуться, пришёл сам собой. Как и понимание, что с утратой статуса уходящей позволить себе подобного уже не могла. — Потрудитесь назвать хотя бы одну причину не вызывать стражу и на этот раз, — надменно потребовала она, вымещая на нём досаду на то, что по его вине в душу невольно прокралось понимание, чего лишает её королевский статус.

— Я готов принять любую участь, что вы сочтете достойной платой за те страдания, что поневоле принёс вам, — граф Орион виновато склонил голову и замер в ожидании ответа. — Мне достаточно того, что не произошло непоправимое.

— Должна признать, что вы исправили свою оплошность, хотя это и не вернёт мне потерянных дней, — продолжая хмуриться, Финора села в постели. — Ваше лекарство чудодейственно. Правда, по вкусу оно неотличимо от воды.

— Это и есть вода, — ответил граф. — Но заговорённая драконом. У дракона две власти: слова и взгляд. Вред, нанесённый одним, лечит другое. Я безмерно рад, что ваше высочество снова здоровы, и прошу не держать на меня зла. Взгляд дракона останется навсегда с вами и, быть может, однажды спасёт вам жизнь. Если бы в ту ночь вы презрели запреты и вышли на улицу, то обрели бы волшебную силу. Это и сейчас не поздно, лишь бы успеть до двадцати пяти лет.

— С какой стати мне вам верить? — Финора сложила руки на груди. — С вашим появлением на мою голову сыплются только беды. Если бы я знала, что мне предстоит, не читая бросила бы то послание в огонь, а вас отдала в руки страже!

— Моя вина безгранична, и я готов положить жизнь, чтобы искупить её. Быть может, с её высочеством произошло нечто… необыкновенное? — Орион испытующе посмотрел принцессе в глаза. — Что-то, убедившее её не вызывать стражу и в эту самую секунду?

— Я видела сон в ту ночь. Очень яркий сон о вашем драконе и… о вас, — насторожённо призналась принцесса, гадая, действительно ли граф мог знать что-то об этом.

— Сон? Как бы я хотел узнать о нём подробнее! Не могли бы вы рассказать его мне? — с мольбой в голосе обратился он к ней.

— Это было так… — заговорила она, но в то же мгновение осеклась, в который раз напомнив себе о недопустимости подобных бесед с едва знакомым человеком. — Не слишком ли вы любопытны для звездочёта? — холодно спросила она, возвращая маску надменности на её законное место. Увы, одно дело — грезить о несбыточном на смертном одре, и совсем другое — решиться на что-то тогда, когда жизнь вновь идёт своим чередом.

— Вы правы. Прошу прощения, — сказал граф Орион. — Я пришёл выполнить свой долг, и теперь могу удалиться.

— Постойте! — воскликнула принцесса, и граф обернулся, замерев на пороге. Во взгляде его отразилась такая безумная надежда, что она едва не решилась её оправдать. Больше всего на свете ей сейчас хотелось, чтобы он обнял её, как тогда во сне, но Финора сдержала свой безумный порыв и сказала совсем не те слова, что готовы были сорваться с её уст. — Я всего лишь хотела спросить: как вам удаётся раз за разом проникать в самые потаённые уголки нашего дворца? — изобразив почти скучающий тон, спросила она, от всей души надеясь, что граф не воспримет этот вопрос как повод задержать его подольше.

— И в этом мне тоже помогает дракон. Он заговорил мой облик, и все приняли меня за хинорского звездочёта даже в этой грубой маске. Перед заговорённым открываются все двери. Видите, принцесса, у меня нет от вас тайн. Не смею больше отнимать у вас время.

И дверь комнаты Уходящих захлопнулась за ним.

Финора осталась совсем одна. Снова.

* * *

В покоях королевы Финоры-средней были приспущены шторы.

— Ваше величество, — вполголоса проговорила пожилая служанка. — Я вот принесла… скоро пригодится же, — и развернула перед королевой, сидящей в кресле у камина, большой отрез чёрного ситца. По кромке шла белая вышивка: бесконечная череда лиц с закрытыми глазами. — Девять саженей, с лихвой хватит на саван для бедной крошки.

Королева вздрогнула.

— Спрячь пока. Сходи посмотри, как она. Нет, останься, пошли Нилет, — слабым голосом велела она.

Служанка положила ткань в комод и звякнула в колокольчик. За дверью раздались торопливые шаги.

— Нилет, проведай принцессу.

— Слушаюсь! — ответила девушка и убежала.

— Как мне вас жаль, ваше величество, — сочувственно сказала служанка, смахивая пыль с мебели. — Сперва сына потеряли, теперь дочь. Скоро появится на столе десятый пустой прибор, — и она утёрла слезу передником.

— Я ещё не потеряла Финору, — сухо ответила королева.

— Бедняжка уж почти не разговаривает. Скоро отмучается. Может, сегодня…

— Ирмеф, у тебя есть дочь? — перебила королева.

— Да, ваше величество, — поклонилась служанка и расплылась в улыбке. — Вы же знаете: Флира, моя красавица. Все слуги во дворце по ней сохнут. Скорей бы двадцать пять исполнилось, тогда я смогу выбрать ей мужа.

— А вот представь, Ирмеф, что про твою Флиру кто-то говорит, что она скоро умрёт?

— Сохрани меня Десятеро! — растопырила пальцы перепуганная служанка, выронив перьевую кисть. — Слава Матоне ШестерИце, моя кровиночка здорова, румяна и умирать не собирается.

— А моя Финора больна. Но она ещё жива, и я никому не позволю хоронить её раньше времени.

— Простите, ваше величество. — До Ирмеф наконец-то дошло, что она наговорила лишнего, и служанка бухнулась на колени. — Сболтнула, не подумав.

— Всякая мать надеется до последней секунды, ты понимаешь это? Я верю, что моя дочь выживет!

— Да, ваше величество. Простите меня, глупую, может, ещё и оклемается пташка наша. Я сегодня попрошу в молельной Матону Шестерицу, чтобы послала принцессе выздоровление.

— Поди вон, я хочу побыть одна.

Ирмеф резво вскочила и, пятясь, кланяясь и угодливо бормоча что-то, убралась из покоев королевы. Едва её суетливые шажки стихли в коридоре, как раздались другие шаги — твёрдые и чёткие. Чьи-то очень знакомые, которых давно не слыхали в этом коридоре. Дверь отворилась, и королева подняла голову, намереваясь отчитать лакеев, охраняющих вход снаружи, но слова замерли у неё на устах: по узорчатой ковровой дорожке к ней шагала её единственная дочь. Бледная, похудевшая, но на вид совершенно здоровая. На Финоре поверх спального халата была повязана наискосок серая простыня из комнаты Уходящих, а потускневшие за время болезни волосы принцесса завязала в узел на затылке и подколола писчим пером.

— Финора! — всплеснула руками королева и бросилась ей навстречу.

— Матушка!

Они обнялись. Юная служанка Нилет, остановившаяся на пороге, потупила глаза.

— Простите, ваше величество, — робко сказала она. — Я и так, и этак упрашивала её высочество не вставать с кровати, поберечь себя — но в госпожу Финору словно дракон вселился.

— Рот закрой, дурёха! — крикнула королева. — Будешь поминать драконов — отправишься на конюшню. Беги к его величеству и расскажи, что наша дочь встала с постели и находится в моих покоях. И пусть позовут лекаря!

Нилет убежала.

— Не нужно лекаря, матушка, — попросила Финора. — Я не больна.

— Я так счастлива, дитя моё! Но теперь тебе нужно восстанавливать силы. Я велю заварить полезные травы. Но как это случилось?! Ещё утром ты лежала без движения, к тебе даже вызвали звездочёта — думали, что всё кончено… — голос королевы дрогнул.

— Он и помог мне. Это был особенный звездочёт, — с загадочной улыбкой сказала принцесса. — Матушка, мне нужно одеться и причесаться. Пусть Нилет мне поможет. Я так хочу поскорее увидеть отца и дедушку с бабушкой!