Cardinal Sin (джен)

Фалере с Рилой приходят в полный восторг от домика в Армали. Сказать по правде, он и в самом деле хорош — у сестер теперь у каждой есть своя комната, и они могут валяться на настоящей траве, под настоящим солнцем, сколько захотят и совершенно бесплатно. Рядом с домом есть задел под клумбу, и Самара уже успела пообещать, что попросит у соседей семена и рассаду.

В просторном зале с застекленным отверстием в потолке удобно устраивать танцы или упражняться с биотикой, а под полом кухни спрятан родник, и чистую воду можно пить, сколько влезет, пока не потечет изо рта.

Уже на следующий год они вовсе забывают Илтару; Иллиум становится для них не больше, чем сном — тревожным, как грозовая ночь на верхних уровнях Нос Астра, не спящего, кажется, никогда.

Они, в конце концов, — слабые. Но они — ее.

Мирала напоминает себе об этом, упражняясь каждое утро с гантелями или мячом (пока не придет время идти учиться — школа здесь такая же скучная, хотя казалось бы — родной мир; но Мирала по-прежнему успевает в учебе лучше всех, и это уже веселее). Она — сильная, и обязана оставаться такой.

Здесь у комнат нет внутренних замков — точнее, нет настоящих: только механические задвижки, которые Мирала быстро наловчилась отодвигать в сторону. Тихо, без шума.

Так, например, можно чуть-чуть, на щелочку, раскрыть дверь в материнскую спальню и поглядеть, как Самара в полумраке вытаскивает с дальней полки одежного шкафа два парных платья: очень красивых, хотя слишком уж стесняющих движения — по мысли Миралы. Достает — и смотрит, ничего не делая, только иногда прижимается щекой.

Или вот, когда Самары не будет, открыть шкаф самой. Переодеваться, представляя себя кем-то взрослым и очень опасным, очень привлекательным (кем-то таким, кем Самара вовсе не хочет быть).

Самара часто отлучается вечером. Либо у нее на работе ночные смены — чаще всего она, без уточнений, говорит, что занимается охраной или транспортировкой чего-то ценного, — либо работу она потеряла и ищет снова: ходит на такие штуки, которые называются «собеседование». А потом говорит: «Мира, Рила, не привередничайте. Прошу. Я так устала», — если кто-нибудь из них попросит на обед что-то кроме супа с дарами моря.

В любом случае, пока ее нет, можно без всякого труда проскользнуть в кабинет — так она называет комнату, где на столе со множеством ящиков стоит компьютер, соединенный с простеньким ВИ: тем самым, который тихо управляет прочими электрическими системами в доме.

Мирале ВИ не взломать: этому учат только на продвинутой информатике, до которой в ее учебном цикле еще несколько лет. И она вовсе не уверена, что захочет брать такой курс.

Но она может ВИ обхитрить. Запутать — на то он и простенький. Отвечать на вопросы так, чтобы внутри у этой штуки с благостно-печальным гололицом что-то на секунду закоротило. Хотя бы два раза из пяти — алгоритмы у ВИ, к досаде Миралы, все же вариативные, — но доступ ей открывается.

Там, впрочем, ничего интересного. Сложенные ладони в качестве фона на рабочем столе; стандартный набор программ, включая почтовую. Мирала просматривает список писем и не находит ни одного личного. Есть, правда, сообщения от ботов-подборщиков с сервисов, для которых Миралу мать точно бы сочла слишком маленькой — там азари, как говорят девчонки в классах, знакомятся ради поцелуев и всяких прочих взрослых вещей с другими азари или даже инопланетниками. Но эти сообщения остаются — когда бы Мирала ни заглядывала в список — нераспечатанными.

Должно быть, Самара еще ждала: вдруг Илтара вернется. «Одумается», если говорить ее словами.

Однажды, спустя еще год, вернувшись из школы — позже всех остальных, потому что она ведь старшая, — Мирала не застает Самару там, где обычно: на веранде, с наушниками, полными какой-то классической ерунды.

Сегодня у Самары на складе не ее смена — это Мирале известно точно.

— К маме приходила тетя, — шепчет заговорщицким тоном Рила, высунувшись из кухни. Ее рот перемазан в меду — не иначе как подбирала ужин сама. — И мама закрылась у себя.

— Откуда тетя?

— Из курьерской службы, наверное. Вообще она даже как бы не в броне была… ну, в легкой. — Рила морщит лоб. — А может, мне и показалось. Я тут была, в коридоре.

— Ясно, — кивает Мирала. — Ты лучше давай ешь.

Рилу не приходится просить дважды.

Сама Мирала бесшумно, быстро взлетает на второй этаж и приникает ухом к двери материнской спальни.

Из-за двери слышны рыдания, глухие, тяжелые. Так, словно Самара и не хотела бы плакать, но просто не может, и слезы выходят из нее, точно рвота — с харканьем, соплями и противным головокружением после.

Мирала прислушивается еще какое-то время; замирает вовсе, так, что даже дышать начинает только тогда, когда темнеет в глазах. Среди рыданий она различает слово.

Только одно.

Резкий вздох вырывается у Миралы будто откуда-то из самого живота. Ее как будто по голове ударили: внутри прозрачно-пусто, и только легко позванивает сам воздух, дрожа.

Илтары больше нет.

Самара… Самара получила, чего заслуживает.

Кривая усмешка пересекает ее лицо.

Мирала, никуда больше не торопясь, спускается с лестницы. Останавливается у стенного шкафа, достает оттуда глубокую миску и не откупоренную еще банку горных орехов (с Иллиума, как ни забавно, если упаковка не врет). С этим она заглядывает в «игровую» — комнату со всякими мячами и лентами, сразу же за которой спальни сестер. Ее, Миралы, комната дальше, но значения — без ключей и замков — это имеет мало. Все важное Мирала предпочитает запоминать, не хранить под одеялом.

Рила еще на кухне. Только самая младшая сидит на круглой подушке, скрестив под собой ноги.

Мирала плюхается рядом с ней; резко, большой горстью, закидывает орехи в рот и перемалывает зубами.

— Что-то случилось? — спрашивает Фалере, подняв голову от обучающего детского инфопланшета.

— Ничего. Совсем ничего, — спокойно отвечает Мирала.