Стигийские собаки (гет)

* * *

Как покорен был пес! Как хозяину предан! — но предал.

Ты был весел мой друг, только висельным стало веселье.

На развилке стоишь и не знаешь: беда иль победа?

И постель для живого ли мертвого тела постелят?

А. Романов, «Феникс»

Лёгкий рассвет на краю неба заставил его ускорить шаг.

Он точно знал, что надо куда-то спешить, как будто там, возле самой кромки леса, его кто-то ждёт. Голова потеряла ясность, стала тяжёлой и чужой.

Обрывки утреннего пейзажа мелькали перед глазами вперемешку с какими-то воспоминаниями, абсолютно не связанными между собой. Хотелось спросить у самого себя: «Куда ты идёшь? Что ты видишь? О чём ты думаешь?», потому что эти вопросы не имели ответов, мир находился вообще в полном хаосе, не имеющем логического начала и завершения.

Внезапно он услышал волчий вой.

Скорее, к лесу, на ту тропинку. Едва он успел дойти до цели, как вой повторился.

Снегг впал в состояние глухой паники, сознание как будто воспалилось, стало огромных размеров, и этот вой надавил ещё сильнее на больное место.

Снегг побежал вперёд, споткнулся о какой-то корень и чуть не упал, ухватившись за грязное дерево. Но рука скользнула по мокрому стволу, и равновесие всё же было потеряно.

Снегг упал лицом в месиво из прошлогодних листьев, грязи и снега – и его оглушила тишина.

Было так тихо, что он боялся пошевелиться. Так и лежал, пытаясь прийти в себя.

Потихоньку мир приобретал чёткость. Стало отчетливым, по крайней мере, воспоминание о том, как он дотащил тело и оставил метку, как потом поднялся ветер – и надо было идти к лесу. Зачем? Здесь всё обрывалось. Хотелось пить. Он словил себя на мысли, что ему холодно и мокро. Но тишина не давала подняться.

И тут он услышал шорох.

Шорох, как будто дикий хищник преследовал в траве добычу, пытаясь не шуметь. Сначала одиночный, потом такой же с другой стороны. Снегг весь превратился в слух, отдавшись ужасу. Медленно, готовясь к самому худшему, он приподнял голову от земли – и увидел перед собой пару горящих в темноте глаз, жёлтых, почти зеркальных, и жуткое тихое дыхание. Снегг перевёл глаза влево и вправо – эти глаза были повсюду, дыхание становилось громче, кое-где сверкнули бело-жёлтой эмалью огромные клыки. Снегг застыл в ужасе, парализовавшим всё его тело.

Яркое утреннее солнце показало свой первый луч из-за горизонта.

Он пробился сквозь лесные ветви и осветил чудовищную картину: Снегга окружала стая огромных волков, скалящихся, щетинившихся и медленно подбирающихся всё ближе и ближе. Глаза казались безжизненными, коричнево-бурая шерсть у многих была выдрана клочьями, мерзкий запах гнили стоял в воздухе.

При ближайшем рассмотрении у этих волков на спине имелись кожаные крылья, похожие на крылья драконов. Снегг поднял голову выше и увидел пару волков на деревьях сверху. Отовсюду слышалось грозное рычание, и блестели желтые стеклянные огоньки.

Снегг уже не мог совладать с дыханием: сомнений не было, ни одного – его телом и его смертью мечтала полакомиться свора стигийских собак.

— Ровена… — только и смог простонать он на выдохе.

— Как же беспомощен наш гений, — с сарказмом прошелестел голос внутри. Ровена не появилась, она разговаривала с ним в его собственном больном сознании.

— Это ты натравила их? – чуть дыша выговаривал он, наблюдая как у одного из псов прямо из шерсти начали выползать змеи и отвратительно шипеть.

— Конечно я, мой милый.

— Но…за что? Я был так предан тебе! – Снегг попытался отползти на локтях, но и сзади услышал приближающиеся звуки.

— Ты доставил мне много хлопот, мальчик мой. Ты же знаешь, мы не допускаем ошибок. А ты рассказал мою тайну двум людям… я не могу простить этого, уж извини, — и тихий пустой смех разрезал голову с такой силой, что в глазах на пару мгновений потемнело.

— Но я же твой слуга! Пощади меня, Ровена!… — жалобно простонал мужчина.

— Ну и что? Ты же сам говоришь о равноправии смерти, мой мальчик! Смерть равнодушна ко всем: будь ты жалкий кролик или хищник… Но я благородней, чем ты думаешь… Я оставлю одну часть твоего сознания здесь, на растерзание этим дьявольским собакам, а вторую оставлю докторам… Ты же умный мальчик, ты всё узнал про заклятие Чёрной Птицы. Ты так боялся этого сумасшествия… А ты взгляни – ты ведь говоришь сам с собой! Ты сумасшедший! – и снова смех заставил закрыть глаза. Но когда он открыл их, он увидел лишь ветви над головой – и никого больше, и услышал свой собственный голос, говорящий что-то…

И снова закрыл глаза в приступе паники, а, открыв их, увидел перед собой ужасную морду и отвратительные бело-жёлтые клыки, и запёкшуюся на шерсти кровь. Жуткая боль пронзила тело – они начали грызть его. Рвали на куски одежду, и потом принялись за мясо. Снегг орал, сорвал голос, но ничего не менялось… Сознание не покидало его, он чувствовал каждый укус, и каждый раз нечеловеческие стоны и хрипы вырывались наружу, куда-то, в глубины сознания, которого никто больше никогда не увидит, потому что для других оно не существует… Он так и не понял, умер он или нет в своём мире, отделившимся от нашего…

Тихо и медленно, раздвигая свои красно-жёлтые крылья, взлетел на небо рассвет, осветив жуткий лес, и мрачный, серый замок Хогвартса совершенно привычным зимним солнцем. Оно снова взошло, не смотря ни на горе, ни на страх, ни на смерть. Оно всегда встаёт по утрам…