Глава 8.

Часть 3. Исполнение.

Завтра Новый год.

Сказочные мысли; природа, ждущая, дышащая, словно в предвкушении жгучего экстаза, высшего пика волшебства. И он наступит. Завтра.

Завтра все люди побегут дальше, слезая с тёплых насиженных мест, стремясь вдаль, дальше, отсюда – всё к нему, к высшему – к мечте, к праздничному волшебству Нового года.

Завтра.

Завтра люди будут улыбаться. Все люди. Незнакомые и знакомые будут поздравлять друг друга, радовать подарками или просто пожеланиями новых времён. Все люди всегда ждут новых времён. И все люди почему-то уверены, что эти времена будут лучше предыдущих. И – вот он, этот рубеж, за которым, может быть, и скрываются эти Новые Лучшие Времена, он наступит завтра, главное – дождаться. И все люди будут улыбаться в предвкушении наступления мечты и другого времени. И все будут уверены, что там, за этой чертой – избавление от всех страхов, от нищеты и одиночества, от ненависти и боли, от смерти, в конце концов. И никто не думает о том, что эту черту они придумали сами, и никогда не допустят, чтобы мечта ворвалась в их жизнь, потому что боятся этого. Подсознательно, но боятся…

Но – это всё потом, не завтра. Завтра – Новый год.

Завтра.

Завтра нам можно будет любить. Одну ночь. На одну ночь поверить в чувства, которых нет. О чувстве, которые придумали люди, чтобы улыбаться в Новый год.

Завтра.

* * *

В лоб целовать – заботу стереть.

В лоб целую.

А. Маринина

— Почему родители не пишут? – Джинни отошла от окна, сильно нахмурившись. Рон сидел в глубоком кресле и усиленно пялился в потолок.

— Вот уж не знаю, сестра… Обычно писали каждые две недели, если не раньше, а тут, праздники, а они не пишут… Хорошо хоть подарки прислали – значит, не забыли…

— Да дело не в подарках, Ронни, — Джинни обеспокоено уставилась опять в окно, где буйствовала вьюга, стучась в стекло своими снежными ветрами, — ни строчки, ни от мамы, ни от братьев, ни строчки… Тебе не кажется, что наши письма перехватывают?

Рон посмотрел на сестру. Это было возможно. Даже очень возможно. Но вот только не такие глупые Уизли, чтобы писать в письмах что-то секретное, а если информации нету, зачем письма перехватывать? В любом случае, сестре нельзя беспокоится. В последнее время Джинни нездоровилось. Она плохо спала, плохо ела, постоянно нервничала по поводу и без… Этого бы никто не заметил, но только Джинни всё рассказывала Гермионе, а Гермиона всё Рону, чтобы никому не ошибиться, как когда-то. Они так и жили, держа друг друга за руки, идя впотьмах дремучего леса – но вместе.

— Не говори глупости Джин, — немного с неправдоподобной небрежностью бросил Рон, — кому они нужны? Иди-ка лучше готовься к балу, с кем ты идёшь, кстати?

— С…Колином, — оживлённо улыбнулась девушка.

— Криви? – скривился брат. Джинни звонко рассмеялась.

— Ты себе не представляешь, он так долго рассказывал мне о моих прекрасных глазах, что мне стало его жалко…

— А соску ты ему не предложила случаем?

— Ничего я ему не предлагала, — грубо отсекла она, а потом лукаво улыбнулась, — пока…

— Ах ты! – Рон изменился в лице и вскочил с кресла, впрочем, поздно, потому что Джинни уже была на лестнице, заливисто смеялась и даже показала ему язык: ей нравилось злить брата.

Рон сел обратно и опять прикрыл глаза. Ладно… Родители, письма, Гарри, Волан-де-Морт — не сегодня. На повестке дня бал и красавица Джулия из Пуффендуя с пятого курса…Глаза у неё красивые – чистый аквамарин…

Одним своим взглядом

Разреши мне убиться —

И я убьюсь,

но к чему равнодушье?

Оно же так лживо!

И я снова молюсь,

Чтоб остались мы живы…

Assenza

— Драко, тебе нравится моё платье?

— Нет.

— Ну, ты даже не посмотрел, — капризно надула губки Милисента.

Драко оторвался от книги и сдержанно перевел взгляд, немного приподнимая бровь, на девушку. Обвёл глазами фигуру. Слегка улыбнулся.

— Нет.

— Почему? Цвет? Фасон? Не моё? Бижутерии не хватает? ЧТО?

— Цвет. Не твой. И фасон – слишком откровенно, — Драко опять наклонился над книгой, раскрытой на столе. Парень стоял, упёршись руками на столешницу, и лишь изредка нагибался ниже, чтобы лучше рассмотреть рисунок.

— Да? А по-моему, — девушка приобняла рукой его шею и сделала пару медленных шагов навстречу, — этот вырез очень красиво подчёркивает мою грудь, а ярко-красный цвет возбуждает…воображение, — уже шептала она ему на ухо. Драко обернул голову к её лицу, ни капли не смутившись, и ответил самым спокойным баритоном:

— Твоя грудь не так красива, чтобы её подчёркивать, моя милая, а красный цвет возбуждает лишь озабоченных или пьяных. Меня он раздражает, – и отвернулся.

Булдстроут резко отстранилась, сузив глаза.

— Невоспитанный кретин!

Драко пожал плечами: вот новость!

Девушка ушла, громко хлопнув дверью.

Малфой мгновенно изменился в лице и сел за стул. Книга хранила свои секреты, которые нельзя было видеть посторонним. Драко потёр уголки страницы, прошептав нужное заклинание, и прежний текст исчез. Появилось сообщение из нескольких слов. Роковых слов, которые Драко должен был сегодня воплотить в жизнь. Сегодня. Через пару часов.

«За час до конца бала. Твоя ошибка – твоя смерть. S.»

* * *

Сколько прожито лет, сколько прожито дней —

Это кто как считает, для кого как важней.

Что-то сделано мною или сделано что-то,

И что для себя, ну а что для кого-то.

Счастье в секундах маленьких, острых,

Щедрое к детям и скупое для взрослых …

Дельфин