Тридцать полных оборотов (джен)

Это пора заканчивать.

Только одна мысль звенела внутри его пустой головы. Он редко доходил до такого состояния — и обычно с помощью темных волшебников, которые помогали ему как можно скорее расстаться с жизнью. На этот раз Гарри справился сам, и дебют удался: он чуть не угробил себя и двух парней — но не просто парней.

Истощенные темными заклинаниями, Джеймс и Сириус остались в Больничном крыле. Гарри видел, в каком они состоянии, их обескровленные лица и синеющие губы отпечатались в памяти, как вспышка колдокамеры — на сетчатке глаза. Гарри надеялся, что Дамблдор, предполагавшийтакой исход, не станет его искать.

Гарри стоял в пустом широком коридоре первого этажа; он подпер плечом явно не нуждающийся в этом холодный подъем каменной арки. По полу гуляли сквозняки. Факелы догорали, и оранжевые отсветы на стенах смешивались с синим сумраком. Гарри не смог определить время и усмехнулся: для мага, связавшегося с временем, он слишком плохо его чувствовал — и новая судьба потерянного меж времен казалась ближе некуда. Он со вздохом оторвался от стены и поплелся вслед за сквозняками.

Гарри никуда не шел, на самом деле, это его воля тащила трясущееся тело. Разум оставался немым, и путь Гарри складывался сам собой. Он не заметил, как вышел к Черному озеру. В другом мире и в другое время Гарри обожал сидеть неподалеку на холме или под деревом, смотреть на воду, на блики солнца, бег облаков или рябь, нагоняемую ветром с предгорий. Сейчас он шел через предрассветную синеву среди теней — и сам был тенью, и черные воды о чем-то ему шептали. Ноги несли его вперед, гладкая подошва скользила по влажным булыжникам; пятки бились о камни, когда он проскальзывал вперед и вниз — так же бились друг о друга мысли.

Он не должен был быть здесь.

Он не должен был ни во что вмешиваться.

Он не должен был никого втягивать в свои дела.

Внутри Гарри клокотало, но его лицо словно онемело и застыло страшной маской. Он все сделал неверно с самого начала, а теперь не мог вынести самого себя и своих решений.

Он резким и размашистым движением трансфигурировал первый попавшийся на дороге камень. Перед ним выросла и растянулась уродливая скособоченная скамейка, но достаточно устойчивая, чтобы выдержать тяжесть его бытия. Ноги его не держали, а трансфигурация выкачивала из него последние силы. Ему было паршиво настолько, что он жалел, что сам не потерял сознание в той прокля́той комнате. Гарри закрыл лицо руками.

Он был жалок и знал это. Он делал глубокий вдох на «четыре», а выдыхал на счете «шесть». Остро, очень остро хотелось закурить — хотя он редко докуривал сигарету до конца из-за дрянного привкуса. Просто иногда чувствовал себя Сириусом после Азкабана. Гарри был в мире, знакомом до боли, но места для себя не находил — и делал ошибку за ошибкой, следуя недоброй тропой благих намерений.

Как ему теперь все исправить?

Это была не его война, но он не хотел давать никакой войне и шанса.

Что он мог сделать?

Морозная свежесть давно заставила его сжаться, скрючиться, засунуть руки подмышки; в носу хлюпало, неприятно кололо уши. Гарри передернулся и попытался расслабиться. Он слышал голос просыпающегося леса, хотя Запретный лес никогда не засыпал по-настоящему; видел свет над горизонтом и как звезды становились прозрачными.

На самом деле, он знал ответ. Ответ всегда был одним — и с самого начала этого нежданного приключения он был под рукой, а сейчас лежал в заколдованном ящике стола в его профессорских комнатах. В своих мыслях Гарри уже откручивал произвольное количество оборотов на разрушающемся маховике времени. Лучше смертельная лотерея, чем чужая игра в чужом мире, который похож на свой собственный до сумасшествия. Если магия и время не поделят его на ноль, он обязательно расскажет, почему теряли рассудок путешественники во времени.

Гарри поднялся со скамьи и перестал мучить камень своими чарами трансфигурации. Он шел словно бы на собственную казнь — не медля, не оглядываясь — палач и преступник в одном лице. Накатившие волны слабости разжали свои когти, хотя Гарри не был уверен во всем, что чувствует. Двор и подступающее утро остались смазанной картинкой за спиной. Когда Гарри стремительно прошел через холл, эхо его чеканного шага разлилось под сводами.

Лестницы сами ложились под ноги и несли к нужным переходам. Лучи восходящего солнца изрезали все восточные коридоры: каждый раз, когда лестница проплывала мимо, в памяти Гарри словно оставляли отпечатки — чистый свет, полосами прорезающий темноту. Когда он сошел с лестницы, в глаза ему бросились колдовские огни: синий, жёлтый и красный огонь — это горели витражи Хогвартса. Герои и святые смотрели на него, но он прошел мимо.

В своих комнатах, с которыми Гарри уже мысленно попрощался, он парой взмахов начал собираться. Вещи не приплясывали, не кружились, они резко слетали со своих мест, стремительно уменьшались и исчезали в его бездонной сумке. Он действительно собирался уйти. Гарри со скрипом отодвинул стул и сел за оставшийся стол, взялся за перо. Он написал одно за одним четыре коротких бессвязных письма: Джеймсу, Сириусу, Дамблдору, Лили.

Все вещи были сложены. Письма оставались на столе, а стол остался последним предметом со следами пребывания Гарри в этом мире. Гарри слышал, как кровь стучала в жилах и чувствовал тяжелые удары сердца.

Сейчас или никогда.

* * *

Минуты продолжали утекать. Небо над замком наверняка давно поменяло цвет.

Гарри Поттера удерживала на месте его самая крепкая и отчаянная часть, воспитанная Дамблдором и его испытаниями, умеющая верить и не терять надежды в самые отчаянные времена. Трудно было сказать, что на него нашло. Произвольное количество оборотов, серьезно?

Он в этом мире оставил много следов. Он был как упавший в воду камень, от которого по по побежали круги. Скольких он подставил, задел, впутал? Как много здесь, в этом мире, «мире Б», пошло по-другому? Каждое его решение здесь, каждое его взаимодействие с этим миром рождали новую реальность — он в любом случае менял всё, он это знал. Почему бы не вернуться снова в точку отсчета? Не повторять ошибок?

Размышления прервал тонкий перезвон — Гарри узнал его сразу. Он моментально снял защитные чары с ящика и распахнул его. Что, если это последняя песня маховика? Гарри замер над мерцающим маховиком.

Его сфера еле заметно светилась голубоватым. Гарри приглушил свет в пустой спальне движением руки. Факелы перестали плясать и шипеть, приглушенный оранжевый свет распластался по стенам, оставив комнату в полутьме. В наступившей тишине отчетливо был слышен затихающий перезвон артефакта. Гарри с большой осторожностью и с еще большей неуверенностью окутал маховик легкой паутиной диагностических чар. Он знал, что артефакт деградировал, что его потоки магии слабели — но дальше этого вывода не продвинулся, убежав от главной проблемы в мир проблем людей, похожих на тех, кого он любил. Сейчас у него не было даже секунды, чтобы пожалеть об этом и других своих решениях в этой вселенной. По лбу Гарри скатилась капелька пота. Он не заметил, что покрылся испариной в прохладной комнате.

Паутинка его чар истончилась и пропала. Гарри наблюдал, в каких участках и как распадалось заклинание — читал артефакт, как сотни других на занятиях в Гильдии. Магия оставляла маховик; ее потоки угасали, и петля, которую маховик способен был нарисовать, вряд ли была больше года. В абсолютной тишине Гарри казалось, что он слышит, как магия утекает из артефакта. Само время утекало прямо перед его носом. Его отстраненность тонула в ужасе осознания, что еще немного — и он останется в этой вселенной со всеми последствиями уже принятых решений.

Гарри судорожно отер верхнюю губу и лоб, привычным жестом взлохматил волосы. Шум в ушах и страх оглушили его, но все же не замедлили ум. Перед глазами мелькали формулы и расчеты, Гарри Поттер перебирал переменные одну за одной. Единственно верное решение предстало перед глазами спустя всего лишь минуту. Оно было очевидным и простым. Простым настолько, что Гарри сразу же протянул руку к артефакту, привычно наклонил и второй рукой начал закручивать маховик.

Магия маховика деградировала. Он стал слабым, Гарри предполагал, что артефакт станет обычной безделушкой после этого скачка. Это его не остановило. Гарри Поттер продолжал делать тридцать полных оборотов. Он невербально призвал свои вещи.

На этот раз его путешествие будет короче.

* * *

Он все еще был в 1977 году. Но уже не в Хогвартсе, не в тот момент, когда он, скрюченный от ужаса, завис над своим сундуком. Гарри смотрел на «Дырявый котел» со стороны, попивая прохладный кофе с молоком. Он сидел за уличным столиком, скрываясь за чужой личиной, в образе лысеющего, чуть осунувшегося мужчины тридцати-тридцати пяти лет. На нем была мантия горчичного цвета, а из-за выреза виднелся простой темно-красный свитер. Небольшой круглый циферблат часов отбрасывал солнечные зайчики вокруг.

Гарри перенесся за несколько часов до своего первого прибытия в мир Б. Он успел купить в Лютном переулке фиал с Оборотным зельем и человеческую частичку к нему. Гарри выпил его почти тут же, за углом магазина, в тени небольшого темного тупика. Он отвернулся от грязного переулка, подождал, пока новая личина расползется и растянется по нему как нужно — и вернулся в магазин. Гарри это не нравилось, но он твердо решил не светиться в мире Б. Он изменил воспоминания продавца, заставив того уверовать, что дорогущий фиал Оборотного зелья выскользнул из рук и разбился. Пока продавец приходил в себя от осознания убытка, Гарри накинул на себя мантию-невидимку и выскользнул из лавки прочь.

Он снова стал зрим, когда показался на свет Косой аллеи — такой же уютной, светлой, приветливой, как и в детских воспоминаниях. С легкой душой он зашел к мадам Малкин, выбрал комплект повседневной одежды и пару мантий.

Гарри бросил взгляд на часы и сделал большой глоток кофе. У него в распоряжении были сильные артефакты, послезнание, его боевой опыт. А вот терять ему было нечего. И сейчас Гарри как никогда отчетливо чувствовал себя взлетающим на предельную высоту, вертикально вверх — и ничего не изменить, потому что сдвинуться даже на миллиметр невозможно.

В паб ввалилась компания, которая уже где-то успела повеселиться. Через окна «Дырявого котла» было видно, как в своем темпе работает прислуга: как крепкий официант разместил компанию, как уборщица левитировала большое ведро с целой связкой швабр и скрылась в глубине здания. Скоро на постоялый двор заглянет Гарри Поттер.

А потом за ним придёт другой Гарри Поттер. И убьет его.

Гарри допил кофе, поставил кружку и бросил чаевые на стол. Он был рад, что его сознание не могло полностью осознать происходящее. Гарри Поттер не хотел никого убивать — но выбора не было. В мире не могло существовать двух Гарри Поттеров. В конце концов, он прибыл в мир Б первым — ему и оставаться.

Он увидел себя со стороны, себя прошлого, распахивающего дверь в «Дырявый котел», и зашел следом, отставая на несколько шагов. Тот Гарри был в таком состоянии, что не особо видел и понимал происходящее вокруг. Гарри с легкой ухмылкой занял ближайший столик и продолжал наблюдать со стороны. Он помнил всё, несмотря на то состояние, в котором прибыл в паб. Наконец, его близнец с другой страницы двинулся к комнатам, неверной походкой преодолевая лестницу.

Гарри встал из-за столика, бросил легкий Конфундус на бармена и официанта, видевших его, прошел мимо шумной компании и проследовал за самим собой. Сердце билось в груди, как кулаки гуляк о столешницу, быстро и сильно. Гарри замер на верхних ступенях лестницы, выглядывая из-за угла. Он из прошлого прошел в свой номер и захлопнул дверь — Гарри в один прыжок нагнал его, успевая распахнуть дверь до того, как он же наложит ставшие привычными защитные заклинания. Гарри ворвался в комнату, врезался в свою спину. Его копия после путешествия через десятилетия не могла похвастаться реакцией и скоростью. Всё кончилось за два заклинания. Ещё два потребовалось, чтобы разобраться с телом.

К тому моменту, как пальцы Гарри перестали дрожать, закончилось действие Оборотного. В 1977 году по-прежнему был один Гарри Поттер — никому не известный и оттого невидимый.

Он не совершит ошибок. Его корявые письма никому не понадобятся. Никто не попадет в Больничное крыло и не пострадает. Гарри найдет способ, как ему покинуть эту ловушку коварного времени.