Гарри Поттер и Светлый круг, часть первая (гет)

— Как я себя чувствую? – переспросил человек в парящем над мраморным полом кресле. Он пошевелился, устраиваясь поудобнее, и его лицо, длинное, белое и перекошенное, еще больше перекосилось от боли и приобрело зеленоватый оттенок. – Уже не так невыносимо, Люциус, твоими заботами. Всего лишь ужасно. Всего лишь так, как может чувствовать себя человек, которому в бок вогнали десять дюймов железа.

Сидящий на троне напротив наклонился вперед, на его лице было только сдержанное, но неподдельное сочувствие. Казалось, он не расслышал двойственный смысл, скрытый в этой сомнительной благодарности.

— Так что же заставило тебя покинуть постель и просить у меня, так сказать, аудиенции? – с недоумением спросил он. – Тебе сейчас нужно лежать и поправляться!

— Мне – да, — отозвался гость, — но нам… нам нужно кое-что знать, Люциус.

— Мессир, — поправил его Малфой.

Кроме них, в зале было только двое эльфов. Один из них стоял навытяжку у кресла, а второй, стоя несколько сбоку перед троном, слегка подскакивал и пытался привлечь внимание своего хозяина. Тот его, конечно, заметил уже давно, но только сейчас посмотрел на него и вопросительно поднял бровь. Эльф запрыгнул на каменную тумбу у подлокотника, так что его голова оказался вровень с головой хозяина, и что-то быстро зашептал. Малфой хмыкнул, кивнул и, отдав вполголоса приказ, отослал его небрежным жестом.

— Я думал, старые друзья могут называть друг друга по имени, — заметил Долохов.

— Да, мой старый друг, — согласился Малфой. – Наедине – да. Но только не тогда, когда один из друзей был избран Гроссмейстером, а второй сначала проголосовал за это, а потом… наверное, стал несколько жалеть о своем решении, не так ли? Так что будьте любезны называть меня «мессир», Старший Мастер!

— Полагаю… мессир, ваш эльф сообщил вам, что все уже собрались и ждут вашего приглашения? – осведомился Долохов и закашлялся. С уголка его рта потекла струйка кровавой слюны. Он вырвал из рук перепуганного эльфа большой флакон и начал шумно глотать искрящее зелье. Тем временем эльф, забравшись на подлокотник, распахнул его мантию и начал озабоченно исследовать повязку, на поверхности которой расплылось алое пятно.

Глядя на это, Малфой укоризненно качал головой. Он сидел прямо, не касаясь спиной спинки трона, а свою неизменную трость зажал между коленями. Рукоять трости представляла собой серебряную змеиную голову с рубиновыми глазами, которые сейчас слепо уставились на Долохова.

— Может, тогда не будем заставлять наших соратников ждать? – предложил он. – Тебе нужно в постель, Антонин. Как бы ты меня ни ненавидел, но я по-прежнему твой друг. Я поддерживал твою кандидатуру, если помнишь…

Долохов резким движением сбросил эльфа с подлокотника и швырнул ему пустой флакон.

— А я твою! Это не ненависть… мессир! — прошипел он. – Это намного хуже. Разочарование! Но если ты не против обсудить это со всеми… Кстати, я могу и отослать их. Как пригласил помимо твоей воли, так и отослать могу! И поговорим наедине – как старые друзья. Хочешь?

Люциус Малфой смотрел на него с непроницаемой вежливостью.

— Для поединка ты не в форме, — мягко заметил он.

— А кто тебе сказал, что я собираюсь вызвать тебя на поединок? Когда я говорю – поговорить, я хочу сказать – «поговорить»! – Долохов осекся, сообразив, насколько нелепой получилась фраза. – Во всяком случае, я не собираюсь ни смещать тебя, ни позорить! Ты понимаешь, в какую лужу ты сел? В один день — двое убитых, куча раненых! Яксли, Родольфос – элита Ордена!

— Яксли умер? – удивился Малфой.

— А ты не в курсе, что человек, прошитый насквозь трехфутовой стрелой, обычно умирает? Мы хотим знать, зачем это было нужно… мессир! И против кого ты нас послал? Из этой авантюры никто не вернулся в целости и сохранности! Макнейр и Руквуд – на костылях, Торфин Роуд весь в ожогах – эта чертова француженка лупит вейлинским огнем похлестче дракона!

Долохов снова закашлялся. Его эльф щелкнул пальцами, и флакон вновь наполнился ядовито-зеленым мерцающим зельем, но хозяин только отмахнулся.

— Я того и гляди поверю в байку про Светлый Круг, — тише, словно про себя, добавил Долохов. – Этих сукиных детей ничто не берет! Вокруг них и правда светился какой-то круг, от него все отскакивает, даже «Круцатус»! А эта бешеная дурочка пырнула меня вон таким кинжалом, да еще перерезала Макнейру поджилки! Стащила у меня Талисман Силы! Что ты там про нее говорил? «Тихая, кроткая, не от мира сего»? Да я ее еще по Битве помню – расшвыривала нас, как щепок, как солому на ветру! Тихая… Если бы группе Керроу не удалось отрезать от них Поттера, она бы проложила ему дорожку до самого Лорда! Добраться бы до нее, до нее и до этой рыжей малявки с луком! Старина Родольфос, Яксли… Сколько нас осталось, Первых, учившихся вместе с Темным Лордом? Ивен Розье – убит Орденом Феникса… Крауча-младшего поцеловал дементор… — он уже бормотал еле слышно, погружаясь в воспоминания. – Джарвиса и Мальсибера убил Скриджмер, когда Темный Лорд пытался захватить Министерство… Треверс – раздавлен своими же великанами… Алекто и Амикуса сожрал кальмар… Сивый – хоть и дерьмо, но все-таки наш – Сивого голыми руками душит мальчишка Уизли… Темный Лорд – Темный Лорд пал! – хрипло выкрикнул он. – Что творится, Люциус?! Почему мы теряем силу? Почему нас одолевают… дети?!

Люциус Малфой молчал, его лицо было непроницаемо.

— Дети… — хрипел Долохов. – Родольфоса и Яксли – тоже… Все те же Уизли, Поттер и его грязнокровка, которую якобы убили… Лонгботтом, которого якобы убили – я его видел своими глазами, он жив, он девчонок собой прикрывал, рыцарь гриффиндорский! Про эту сумасшедшую Лавгуд тоже говорили, что она погибла с концом – так нет же, она меня чуть не прикончила! Что они такое? От их защиты отскакивает «Круциатус», Поттер отбивает «Аваду» мечом, у его грязнокровки – меч Гриффиндора! Как она его заполучила? И что за меч такой у Поттера? И у него в руках это не меч – молния! Как он этому научился, когда успел?! В Хогвартсе этому не учат! Почему дурочка Лавгуд владеет кинжалом так, будто с ним родилась? Девчонка Уизли стреляет из лука – как какая-то Диана… Они знают, Люциус! Они знают, что мы вооружаемся, и делают то же самое! У нас больше нет преимущества! Они знают! Откуда? Кто нас выдал?

Прервав свой монолог, он поднял голову и увидел, что Малфой слушает его с явным интересом. Лицо Долохова снова задергалось от боли и злости:

— Выбирай, Люциус! – потребовал он. – Отчитываться перед всеми или только передо мной! Выбирай! Отослать их или позвать сюда?

— Зови.

Долохов неверящим взглядом уставился на него. Чуть-чуть улыбнувшись, Малфой кивнул.

«Вот поэтому-то, Антонин, — подумал он, любуясь его растерянностью, — я сижу на троне Гроссмейстера. Я, а не ты. Я должен был испугаться. А я согласился. Тебе этого никогда не понять».

Долохов перевел взгляд на эльфа и дернул головой. Эльф сломя голову бросился к тяжелым двойным дверям, которые уже сами собой медленно раскрывались ему навстречу.

— Гроссмейстер с радостью примет вас! – завопил он и проворно отскочил в сторону, когда люди в капюшонах и масках начали входить в зал.

Бесшумно – если не считать стука двух костылей – они выстроились полукругом по обе стороны от кресла Долохова. Вернее, от двух кресел – вместе с вошедшими в зал вплыло еще одно, полулежащий в нем человек напоминал мумию из бинтов. Только по выбивавшимся из-под повязки на голове светлым волосам Малфой узнал Торфина.

Все, кто мог, опустились на колено, склонили головы и тут же выпрямились. Двое с костылями, человек-мумия и Антонин Долохов по необходимости ограничились только кивком-поклоном.

— Именем Лорда! – негромко произнес Малфой.

— Памяти Лорда… Лорда… памяти… памяти Лорда… — вразнобой отозвались вошедшие.

Наступила тишина, и Малфой медленно обвел глазами молчащий полукруг. На его лице мелькнуло недоумение, а глаза задержались на одной из фигур.

— Кто ты? – мягко, придав своему голосу оттенок волнения, спросил он.

Человек в капюшоне и маске достал волшебную палочку; трость в руке Малфоя тут же дрогнула, и рубиновые глаза серебряной змеи повернулись к нему. Но незнакомец всего лишь прижал кончик палочки к горлу и произнес: «Сонорус». Затем зал заполнил свистящий шепот – усиленный заклинанием, он позволял хорошо разобрать слова и в то же время не узнать голос говорящего:

— Я пока сохраню инкогнито, мессир!

Малфой вежливо наклонил голову и обратился к Долохову:

— Старший Мастер, я рад приветствовать в нашем Ордене нового члена, но разве посвящение – не прерогатива Гроссмейстера? Или устав сам собой изменился?

— Я бы не сказал, что это именно «новый» член, мессир, — усмехнулся Долохов.

Малфой снова посмотрел на того, кто не пожелал открыть свое лицо, и пошевелил губами, произнеся что-то беззвучное. Распахнутая пасть серебряной змеи вспыхнула невыносимо ярким светом, пронзившим зал; яркий пучок ударил в лицо незнакомцу, по его металлической маске заметались ослепительные блики. С оглушившим всех визгом тот упал на колени, заслоняя рукой глаза. Свет угас. Глаза в прорезях масок ошеломленно моргали. Но Гроссмейстер был ошеломлен не меньше. Он хотел увидеть глаза незнакомца, и увидел. И узнал!

По счастью, все были ослеплены вспышкой, и это дало ему небольшой выигрыш во времени. К тому же они не увидели изумление, которое против воли появилось на его лице и тут же сменилось выражением боли. К тому моменту, когда в глазах людей прояснилось, Малфой снова стал непроницаем.

— Уж не скажешь ли ты, Старший Мастер, — упавшим голосом спросил Гроссмейстер, — что тебе удалось осуществить Завет Лорда и победить Смерть?

— А хотя бы и так! – закричал тот, кому свет ударил в лицо.

От перенесенного шока он забыл, что все еще находится под заклятием «Сонорус», и его голос загремел по залу так, что зазвенели стекла и хрустальные подвески на темной люстре. Все заткнули уши. «Квиетус» — быстро произнес незнакомец, коснувшись палочкой горла, и уже нормальным голосом повторил:

— Хотя бы и так… мессир Люциус!

Он скинул капюшон и эффектным жестом снял маску.

Вернее, сняла.

— Ну, что ты скажешь на это… Гроссмейстер? – спросила Беллатрисса Лестрейндж.

— Я могу только спросить, — с усилием отозвался Малфой, — сохранила ли ты свою крысу?

Беллатрисса задохнулась.

— Если бы мы поверили… — с неожиданной злобой процедил Малфой. – Если бы Нарцисса поверила в это! Она была бы сейчас здесь! И мой сын… тоже!

Внезапно наклонившись вперед, он закричал на Долохова:

— Ты рассчитывал заморочить мне голову, да? Чтобы я поверил, будто эта дрянь вернулась… оттуда?! Просчитался, мой старый друг! Так получилось, что я знаю об этом фокусе с крысой!

Долохов несколько раз открыл и закрыл рот, Беллатрисса, потеряв дар речи, безумным взглядом уставилась на Гроссмейстера. В зале нарастал гул – недоумевающие Пожиратели Смерти, забыв об орденской дисциплине, шептались между собой. Выдержка окончательно изменила Малфою – он зашипел, брызгая слюной:

— Что ж, Белла, ты оказалась очень даже дальновидной! Тебе бы еще и чуточку убедительности! Знала бы ты, как мы смеялись тогда, мы с Нарциссой и Драко… Защититься от «Авада Кедавра» с помощью крысы! Прекрасный анекдот! Драко даже решил, что у тебя прорезалось чувство юмора!

— Но это правда, Люциус! – завопила Беллатрисса. – Вот она я, живая и здоровая, перед тобой! Ты считаешь, что я виновата в вашей глупости?! Вот я, доказательство, что защита возможна!

— Да?! – с иронией спросил Гроссмейстер, несколько овладевший собой. – И ты решила явиться, так сказать, с даром? Как будто он нам нужен! У нас сейчас враги, которые не применяют «Авада Кедавра», Белла! Хотя, твоего супруга крыска могла бы спасти… возможно. Что же ты не дала ему крысу?

— Даже он не знал, что я жива, — хмуро ответила Беллатрисса. – Мы сочли, что до поры до времени никто не должен знать…

— …что ты не настолько предана Темному Лорду, — насмехался Малфой, — и все же не считаешь такой уж честью пасть от его руки, если его вновь обуяет священное безумие!

— Я считала, что должна остаться в живых, чтобы служить ему и дальше, — с неожиданной гордостью крикнула Беллатрисса. – Ему и его делу! Высшему Благу! И он тоже так считал! Он, если хочешь знать, и научил меня этому способу – это его открытие!

— Нет, — произнес глубокий низкий голос и все, вздрогнув, заоглядывались. – Это мое открытие.

Из темноты за спинкой трона словно отделился сгусток. Темная масса медленно приближалась к границе освещенного круга. Глаза Малфоя вспыхнули торжеством.

— Ты все же решил присоединиться ко мне!

— Возможно, — ответил голос, — возможно… А возможно, и нет.

То, что вплыло в освещенный участок зала, оказалось еще одним парящим креслом. Его толкали двое эльфов, а в кресле сидел иссохший старик, такой древний, что даже приблизительно нельзя было предположить, сколько ему лет. Вновь ошеломленное молчание наполнило зал.

— Как вы забавны! — сказал старик; казалось невероятным, что именно ему принадлежит этот глубокий, проникающий всюду голос. –Очень трогательны. Я смотрю на вас, и словно возвращаюсь в свою молодость. Знаешь, мессир Малфой, не исключено, что я и правда присоединюсь к тебе, чтобы хоть немного повеселиться. Я провел в своей темнице, наверное, сто лет. Или пятьдесят. Мне все равно сейчас! – он вдруг захихикал тоненьким, дребезжащим смехом. – Пользы тебе от моей поддержки, конечно, не будет. Но и вреда, наверное, тоже.

— Да кто ты такой?! – крикнул Долохов.

— Я? – прежним глубоким голосом переспросил старик и сделал преувеличенно-задумчивое лицо, словно и правда пытался вспомнить, кто он такой. Но его глаза горели живым блеском, ясно давая понять, что их владелец паясничает. – Я — имя. Имя, на которое рассчитывает мессир Малфой в надежде на то, что оно заставит вас немного взяться за ум. И за дело. Не поверите, Малфой в какой-то момент был готов даже уступить мне свой трон, только мне это давно уже неинтересно. Ты спрашиваешь, кто я такой, Старший Мастер? Ответ тебе очень не понравится.

— Отвечай! Кто ты такой?

— Я – Геллерт Гриндельвальд, — ответил старик.

Он помолчал, наслаждаясь ужасом и замешательством собравшихся, гулом невнятного бормотания, пронесшегося по залу. «Гриндельвальд?.. Тот самый Гриндельвальд?»

— О, тот самый, тот самый! – захихикал он. – Или за время моего отсутствия появился еще один?

Собравшимся и так казалось, что их двое – безумно хихикающий старичок и кто-то, незримый, с голосом, заполняющим весь зал. Это было жутко, некоторые даже попятились. Двое или трое неожиданно для себя преклонили колено, как перед Гроссмейстером. Это вызвало еще больший приступ смеха. А хуже всего было то, что живые, с каким-то даже озорным блеском глаза принадлежали вовсе не безумцу.

— Крыса… — вдруг сказал Гриндельвальд, не обращая внимания на умоляющий взгляд Беллатриссы. – Защита от заклятия, против которого нет защиты. Не обязательно крыса, кстати. Возьмите хоть кролика, хоть муху, хоть… слона! Да хоть Пожирателя Смерти, ха-ха-ха!

Он замолчал, быстро бегающими глазами разглядывая собравшихся, потом вдруг безо всякой связи с предыдущими словами продолжил:

— Орден! Да какой же вы Орден? В вас нет слаженности, нет дисциплины… Куда вам до моих Серых Рыцарей? «Памяти Лорда…» Вот они бы, как один, рявкнули: «Памяти Лорда»! — его голос внезапно прогремел так, что все содрогнулись, потом снова тихо захихикал: — Старший Мастер перечит Гроссмейстеру, а тот опускается до спора с ним… Дети, ну прямо дети малые… и это в вашем-то возрасте… Как трогательно! И на что же вы надеетесь?

— На победу!

Малфой и Долохов произнесли это одновременно, что немало удивило обоих, а еще больше – всех остальных, привыкших к их постоянной скрытой вражде. Однако комментарий Гриндельвальда поставил все на свои места.

— Это конечно, — пробормотал он; это был еще один голос, обычный. Не глубокий, проникающий во все уголки и все уши голос неведомого демона, не визгливый смех престарелого клоуна. Обычный голос старого и усталого человека. – Победа друг над другом. Кто кого — вот в чем вопрос, хе-хе-хе! Ладно уж, поставим вопрос по-другому. Чего же вы хотите, Орден Тьмы? Хоть какая-то цель у вас есть?

— Конечно, сэр! – потрясенно воскликнул Долохов. – Разве мессир Малфой не говорил вам?

Гриндельвальд глянул на Малфоя, беспокойно заерзавшего на своем троне, и усмехнулся.

— Что-то он говорил, — сказал он, — он много чего говорил. Мессир Малфой умеет говорить, ничего при этом не сказав. Это я вам не в обиду, Гроссмейстер – как-никак, я вам обязан за свое освобождение и заботу, хе-хе-хе!

Малфой вдруг успокоился.

— Я вовсе не обиделся на вас, учитель! – мягко сказал он.

Глаза Гриндельвальда сначала расширились, потом весело сверкнули.

— Учитель? Учитель… — повторил он, словно пробуя слово на вкус. – А что, это мне нравится! Как бы только вы не пожалели, ученички… ну да ладно. Так что там насчет цели Ордена, Старший Мастер?

Малфой с облегчением откинулся на спинку трона. Расчет оказался верным — польстив старику, он смог избежать неудобных вопросов, из которых самым неудобным был вопрос о цели Ордена.

Лично ему Орден был нужен, чтобы сохранить контроль над бывшими соратниками Волдеморта. И еще – ему очень нравился весь этот готический мистицизм. Долгие тягостные месяцы, проведенные в Азкабане, разбудили его воображение, и он коротал дни, придумывая будущий Орден, его ритуалы, дизайн своего трона и всего этого зала. Азкабан был конечно, не тот, что до падения Лорда – сейчас, когда в нем не стало дементоров, жизнь в нем стала куда выносимей. Правда, демоны, призванные Министерством на место дементоров, наводили оторопь… но ни эмоции, ни тем более душу они не высасывали. И на том спасибо!

Впрочем, лично ему и в пору первого заключения не на что было жаловаться – он достаточно долго ходил в любимчиках у Темного Лорда, чтобы не бояться дементоров. А этим жутким, но достаточно тупым существам вовсе необязательно было знать, что заключенный Малфой утратил расположение их повелителя…

Краем уха он прислушивался к Гриндельвальду, устроившему присутствующим форменный не то допрос, не то экзамен, и внутренне усмехался, сохраняя на лице непроницаемое выражение. Вот уж кому не повезло. Угодить в тюрьму, построенной им же для своих врагов, провести пятьдесят лет в скрытом от всех глаз Нурменгарде без малейшей надежды обрести свободу, без общения, без событий… Сурово же обошелся Дамблдор со своим другом детства! По сравнению с этим Малфой мог считать свое заключение просто небольшим отпуском.

Небольшим – потому что у него были деньги. Больше денег, чем у остальных членов Ордена Тьмы, вместе взятых. И больше, чем у Министерства, порядочно истратившегося на войну с Темным Лордом. Скриджмер это понимал. Люциус Малфой был первым, кто удостоился амнистии за хорошее поведение и чистосердечное раскаяние. Кипя от бешенства, Министр подписал приказ о помиловании (по правде, Малфою не довелось это увидеть – Скриджмер его не любил и всячески избегал личных встреч; но Долорес Амбридж, лично доставившая приказ в Азкабан, не преминула сообщить об этом!)

— …Ну хорошо, победить Смерть, стать ее хозяевами и повелителями – это я понял еще по тому, как вы себя называете! Пожиратели Смерти, как же! – хихикал тем временем Гриндельвальд. – Но как вы себе это представляете? Что такое, по-вашему, хозяин Смерти, в чем он ее хозяин?

«Интересно, — с внезапной оторопью подумал Малфой, — а смог бы ответить на этот вопрос Темный Лорд?»

Он чуть не отогнал эту мысль – по давней привычке: думать такое в присутствии Волдеморта, владеющим легелименцией, было попросту опасно. На всякий случай Малфой избегал таких размышлений всегда, даже находясь вдали от своего повелителя – а то вдруг мелькнет такая мыслишка и тогда, когда он рядом… Но сейчас, когда повелитель пал?

Но пал ли? Или все же где-нибудь, в недоступном и защищенном месте еще лежит уцелевший хоркрукс, а Волдеморт, обратившийся бесплотным духом, вновь ищет возможность возродиться? Как можно знать наверняка?

— Ну? – ехидно спросил Гриндельвальд. – Вот, смотрите – это домашний эльф, — он ткнул пальцем в своего эльфа, и тот испуганно вздрогнул. – Мой эльф. Гроссмейстер был так любезен подарить мне парочку, так что теперь я его хозяин. А он, соответственно, мой раб… ты мой раб, не так ли?

Он ткнул ногой эльфа.

— Да, хозяин! – пропищал тот, согнувшись в поклоне.

— Что ты должен делать?

— Все, что прикажете, хозяин!

— Готовить для меня, убирать мою комнату, заботиться о моем комфорте и о моем здоровье?

— Так точно, хозяин!

Недоумевающие люди переглядывались, переминались с ноги на ногу – они уже устали стоять и с завистью посматривали на четверых сидящих. Никто не мог понять, к чему клонит Гриндельвальд. Никто, кроме разве что Долохова и Беллатриссы: первый смотрел на старика с настороженным прищуром, а вторая – с каким-то безумным восхищением. Похоже, они одни улавливали в этом нелепом диалоге некий скрытый смысл. У Малфоя это вызывало безотчетное раздражение. Вдруг за долгие годы, проведенные в Нурменгарде, Гриндельвальд и правда выжил из ума?

И тут голос старика снова загремел в зале:

— Я знаю, что значить быть хозяином эльфа и знаю, что должен делать для меня раб! Но объясните мне – что значит быть хозяином Смерти и что должна делать для своего хозяина Смерть?!

«Хороший вопрос!» — подумал потрясенный Малфой и против воли подался вперед, невольно разделяя восхищение Беллатриссы. И тут он заметил то, что ему очень не понравилось. Он заметил усмешку в уголке перекошенного рта Долохова.

Гриндельвальд тоже это заметил.

— Ты мне можешь ответить, Старший Мастер?

— Да. Думаю, что могу.

— И что же должна делать для тебя Смерть? Приносить тебе кофе в постель и подтирать твою…

— Она должна отнимать или возвращать жизнь по моему желанию. Жизнь тех людей, на которых укажу я. И, разумеется, она не должна трогать мою жизнь.

«Я должен был это сказать! – с внезапным бешенством подумал Малфой. – Я должен был до этого додуматься!»

Гриндельвальд смеялся до слез. А потом неожиданно сказал:

— Одно хорошо, Старший Мастер – ты знаешь, чего хочешь!

Под злобным взглядом Малфоя, Долохов, и без того растерявшийся из-за смеха Гриндельвальда, полностью сник. Старик оглянулся на Гроссмейстера – и столько было в его взгляде понимания и иронии, что бешенство уступило место ледяному ужасу!

«Он владеет легилименцией!»

— Конечно, Гроссмейстер, — негромко подтвердил Гриндельвальд. – А что ты думал? Да ты не пугайся…

«Легко сказать!» — сердито подумал Малфой, привычно выставляя над своими мыслям щит оклюменции. За те два месяца, что ему довелось общаться с Гриндельвальдом, он настолько привык к образу престарелого и взбалмошного волшебника, что порой забывалось – в свое время тот был темным магом ранга Волдеморта, если не страшнее! И…

Не нарочно ли Гриндельвальд изображал из себя капризного старичка? Не зря ли Малфой заставил пленного Оливандера сделать для него палочку?

Как могло получиться, что сразу после этого Оливандер, беспомощный и полумертвый, исчез из неприступного подземелья, да еще прихватив собой истощенного пленом мальчишку? Может, Гриндельвальд потихоньку отпустил их, или убил и уничтожил, и зря Малфой сорвал свою злость на эльфах, охранявших темницу?

Но зачем ему это?

— …И ты всерьез представляешь себе Смерть этаким персонажем, как в «Сказках барда Биддля»? – с иронией спрашивал тем временем Гриндельвальд.

Долохов решительно кивнул.

— Допустим… — протянул Гриндельвальд. – Допустим… Положим, ты ее вызовешь…

— Я не знаю, как это сделать.

— Неважно, — отмахнулся Гриндельвальд. – Как вызвать существо из-за Вуали – этому я могу тебя научить. Я сейчас о другом спрашиваю – что ты в первую очередь потребуешь у Смерти? Подумай! Для того чтобы вызываемое существо стало твоим рабом, ты должен сразу после вызова отдать ему четкий приказ, который оно может выполнить! И это должен быть приказ, противоречащий его натуре! Для того чтобы подчиниться тебе, Смерть должна пойти против себя. Понял?

— Нет, — прохрипел Долохов.

— Дурак. Напряги мозги. Что является натурой Смерти? Забирать жизнь, не так ли? Значит, если она вернет жизнь, она пойдет против своей натуры! Значит, первый приказ, который она должна получить, должен быть: «Верни жизнь!» Ну? Понял?!

— Д.. да…

— Да, наградил меня Гроссмейстер учениками! Что дальше, Старший Мастер? Чью жизнь ты потребуешь вернуть?

Малфой стиснул зубы с такой силой, что казалось – еще немного, и они начнут крошиться. А крик все равно стремился наружу – страшный, беззвучный, Малфоя разрывало желание броситься на колени, кричать, умолять: «Драко!!! Моего сына! Антонин… прошу тебя!!! Пусть Смерть вернет мне сына!» Огромным усилием, чуть не стоившем ему кровоизлияния в мозг, Малфой заставил себя не поддаться истерике. На поддержание щита, закрывающего мысли, сил уже не хватило, и Гриндельвальд с удивлением оглянулся на него, вопросительно изогнув бровь. Это было очень некстати – все взгляды последовали за ним, а по бледному лицу Гроссмейстера все еще катились капли пота. Гриндельвальд поспешно отвернулся.

— Ну, Старший Мастер? – спросил он.

«Пожалел!» — с брезгливой благодарностью подумал Малфой и обессилено прислонился к спинке кресла. Он надеялся, что никто ничего не заметил.

Долохов медлил, и Беллатрисса, не выдержав, закричала:

— Ну же, Антонин! Ты ведь знаешь, кто нам нужен!

— Темный Лорд… — с усилием отозвался Долохов.

«Дурак, — подумал Малфой, которого все еще била дрожь, — какой дурак!»

Гриндельвальд, прикрыв глаза, размышлял.

— А ведь неплохо, — сказал он наконец, — неплохо… У меня есть некоторый счет к вашему Лорду!

— Вы были знакомы? – ошеломленно спросил Долохов.

— О да! Да-да-да! – захихикал старик. — Он соблаговолил навестить меня в Нурменгарде, но об этом как-нибудь в другой раз… Ладно, Старший Мастер! – он взмахнул палочкой, и все вздрогнули. — Приступим к уроку!

Он поднял руку, из палочки ударил слепящий луч неприятного сине-зеленого цвета. Одновременно померк магический шар под куполообразным потолком, и люди стали похожи на трупы. Кончик луча остановился в воздухе, словно наткнувшись на незримую преграду, а потом заметался, выписывая строчки непонятных символов и странные чертежи и схемы.

— Октограмма?! – воскликнула Беллатрисса.

— Ну конечно, — пробормотал Долохов. – Разве Смерть можно удержать обычной пентаграммой?..

— Молчать, ученички! – прошипел Гриндельвальд.

Он сохранял полную неподвижность, его рука с палочкой будто закаменела, а луч, обретший самостоятельную жизнь, метался через весь зал, лихорадочно выписывая все новые строчки. Почти загипнотизированные, Пожиратели Смерти вертели головами влево-вправо, напоминая Малфою котов, которых дразнят кусочком мяса. Сам Малфой несколько поддался этому гипнозу, но на него это подействовало успокаивающее. О своей чуть не вырвавшейся из-под контроля вспышке он думал теперь с недоумением. Долохов выбрал не того – ну и что? Малфой был не дурак, он всегда держал в рукаве лишний туз. Если у Долохова получится (в чем Гроссмейстер сильно сомневался), Малфой добьется, чтобы Драко стал следующим после Темного Лорда. Если нет – что ж, есть запасной вариант. Нет такого врага, которого нельзя сделать другом.

В отличии от Долохова, он не считал Светлый Круг байкой.

Узнав об окончании Битвы, он добился небольшого отпуска – ему, как образцовому заключенному, разрешили присутствовать на похоронах жены и сына. Ему и правда было тяжело, хотя смерть Нарциссы все же была и порядочным облегчением для его дальнейшей жизни. Но Драко… Сына он все-таки любил, пусть тот об этом и не догадывался. Даже при тех сомнениях, которые периодически внушала ему Нарцисса – будто бы на самом деле у Драко другой отец… Так что похороны все же были тяжелыми. И все же Малфой не поддался горю и смотрел по сторонам. На всякий случай. Любые факты, любая мелочь могла оказаться полезной.

Поэтому он точно знал, что Гермиона Грейнджер, Луна Лавгуд и Невилл Лонгботтом погибли. Он видел их тела в саркофагах. Видел, как опускаются над ними каменные крышки и как потом над рядами саркофагов вспыхнуло серебряное пламя, вспыхнуло и осело, открыв взору всех мраморный мавзолей.

И он своими глазами видел фотографии, копии которых достал ему Долиш. Фотографии тех же Грейнджер, Лавгуд и Лонгботтома, и даже давно погибшего Седрика Диггори.

Воскресших!

Светлый Круг – враг Тьмы? Ну и что? Ведь Темный Лорд сказал, и сказал очень-очень верно: «В мире нет добра и зла, нету Тьмы и Света – есть лишь власть…» (Малфой тихо хмыкнул, вспомнив концовку, которую придумал сам: «…и два козла, что поют про это!») Есть лишь власть. И она у него, у Малфоя, Гроссмейстера Ордена Тьмы. Долохов, хитрый, безжалостный, опасный – подчиняется ему. Так что нужно только подождать – кто в конечном итоге окажется хозяином Смерти? Нет такого врага, которого нельзя подчинить и сделать другом. Подлеца можно купить или наложить на него «Империус». Благородного героя можно разжалобить. Поттер наверняка помнит, что Драко встал рядом с ним против Волдеморта.

Еще благородного врага можно очернить, а потом встать на его защиту (Малфой сделал мысленную пометку – Рита Скиттер недавно прислала ему сову, просила встречи для интервью. Эта стерва может оказаться полезней идиотки Амбридж!).

Но все же… очень хотелось убедиться самому. Ему нужно было точно знать, действительно ли эти шестеро – Светлый Круг, и действительно ли Светлый Круг способен одолеть Смерть. Жаль, что Родольфос не справился!

Эти размышления не мешали ему следить за тем, что происходит в зале. Он не пытался вникнуть в текст, который выписывал в воздухе Гриндельвальд. В конце концов, эта информация нужна Долохову, а не ему. Малфой слегка усмехнулся, глянув на Беллатриссу. Долохов тоже припрятал лишний козырь, но… туз оказался у Малфоя. Беллатрисса против Гриндельвальда?

— Тебе что-нибудь непонятно, Старший Мастер? – нарушил молчание Гриндельвальд.

Долохов замялся:

— Простите, учитель, но вы сидите напротив нас, и текст как бы…

— …в зеркальном отображении, да? – с иронией спросил старик. – Маг, дорогие ученички, должен уметь читать! Слева направо, справа налево и даже если руны вниз головой или отражены в зеркале! Ибо в разных положениях и смысл разный! Ну ладно…

Он взмахнул палочкой, и магический шар под потолком вспыхнул вновь. В воздухе возник большой свиток пергамента, который начал быстро перематываться, поглощая светящийся текст. Вновь свернувшись, свиток полетел к Долохову и, так как тот не смог его сразу поймать, стукнул того по носу.

— Изучи его как следует! – приказал Гриндельвальд. – Эти заклинания должны отпечататься в твоей памяти лучше, чем на пергаменте, и должны быть произнесены без запинки, иначе вся твоя затея может кончиться плохо для всех!

— Да, учитель… — с благоговением выдавил Долохов.

— Что-то я подустал, Гроссмейстер, — сказал Малфою Гриндельвальд. – Может, распустишь это собрание?

Не дожидаясь кивка Малфоя, он толкнул эльфа ногой, и тот вместе со своим собратом поспешно развернул его кресло. Малфой встал. Он тоже чувствовал усталость.

— Я разрешаю вам удалиться, — сообщил он собравшимся.

— Учитель, подождите! – крикнул Долохов. – Значит, все-таки это правда? Этим ритуалом и правда можно призвать Смерть?

Из темноты за границей освещенного круга раздалось злорадное старческое хихиканье. Потом глубокий, сильный голос ответил:

— Да откуда я знаю? Этим ритуалом можно вызвать из-за Вуали существо высшего ранга, это я тебе гарантирую. Если там есть существо, имя которому – Смерть, то оно явится и будет в твоей власти. Однако я должен предупредить тебя, Старший Мастер! Если Смерть – не имя, а звание или должность, то у тебя могут возникнуть серьезные проблемы!

— Какие?! – испуганно крикнул Долохов.

Никто не ответил.